Текст книги "Звезда моей судьбы"

Закрыв глаза, я улыбалась, преисполненная внутреннего света. Да, гордиться счастливым прошлым обычно призывают для того, чтобы отвлечься от унылого настоящего. Пророчество Неназываемых гласит: Лаганахар будет спасен лишь тогда, когда все его народы научатся жить в мире и согласии, когда люди объединятся с эльфами, а лайил – с ниуэ. И кажется, теперь я знала, какая великая цель ожидает меня впереди.

– Только серый маг способен соединить добро и зло, не нарушив их природы. Ибо миру нужна гармония! – произнесла я. – Подскажи же мне, учитель, что это значит – быть серым магом, и клянусь, тогда я верну вас миру и приведу Полуночный клан обратно в Блентайр!

– Тогда идем! – почти закричал Лаллэдрин, поспешно вскакивая со скамьи. – Отправимся в глубь леса, на священную поляну, где ты сможешь обрести свое истинное имя и пройдешь ритуал посвящения в чародеи!

Лаллэдрин развил бешеную деятельность. Он призвал своего неизменного спутника Овэлейна, молчаливого воина с невозмутимым лицом, приказал оседлать трех скакунов, а теперь почем зря гонял своих учеников, посылая их за различными предметами, назначение коих оставалось для меня неразрешимой загадкой. Вскоре два безусых юнца притащили увесистый, плотно набитый мешок, и маг приторочил его к своему седлу. Я никогда еще не видела чародея таким воодушевленным и с безмолвной улыбкой наблюдала за его хлопотами, предпочитая не вмешиваться, а просто безропотно выполняя его указания, которых набралось немало. Но вот подготовительные процедуры подошли к закономерному концу и мы вскочили на коней, готовясь выехать за пределы Дархэма. По заверениям Лаллэдрина, путь предстоял долгий.

Сол жарил немилосердно, заставив меня прикрыть голову капюшоном легкого шелкового плаща, впрочем ничуть не затеняющим окружающих красот. Я не стала мучить расспросами своих благородных спутников, а только смотрела во все глаза, с трудом сдерживая восхищенные вскрики. Наверное, я попала в сказку: простирающаяся за городом долина на каждом шагу преподносила все новые и новые сюрпризы, безмерно поразившие мое воображение…

Сбегая с отрогов Запретных гор, маленькая речка Зейда в верхнем своем течении прыгает с одной гранитной ступени на другую, забирая в себя все, что выкрошилось из жил и прожилок земли. Затем она проворно бежит мимо деревни Атраны, весело лепеча и играя сама с собой в камушки, а через половину лиги чуть умеряет свою резвость, оставляя на отмелях и плоском берегу то, что принесла с собой. Как раз тут жители Атраны – оружейники, а значит, немного рудознатцы – промывают песок и берут шлихи[2]2
  Шлих – концентрат минералов, получаемый в результате промывки горных пород.


[Закрыть], чтобы понять, что делается внутри гор.

Жилые помещения в Идене врезаны прямо в стену горного хребта, располагаясь в два этажа. Вдоль верхнего тянется бесконечная галерея из мореного дуба, настолько древняя, что в щелях ее пола укоренились деревца со скрученной веками и почти железной древесиной, мелкими листьями и стволами, подернутыми мхом. Сквозь крышу, прохудившуюся в позапрошлом столетии, дождь льет прямо на деревья, образуя вокруг них лужи и лужицы. Отовсюду веет миром, теплом и спокойствием, ничем не обремененным и не замутненным никакими бедами. Но запустение и забвение уже оставили свой след на домах Идены, ведь число ее жителей сократилось до трех сотен и продолжает уменьшаться. Об этом мне рассказал Лаллэдрин. Я его выслушала, но воздержалась от ответных реплик, тайком смаргивая слезы сочувствия, набежавшие на глаза…

А мы все ехали и ехали, углубляясь в долину. Раздольно зеленели горы: их шкура, периодически облезающая, как у медведя, вновь отросла и стала густой. Тропы подернулись травой, скользкой и яркой. Земля то громоздилась мощными складками, то обрывалась, уходя в глубь, трудно постижимую для взора; а там, на дне, перебирала камни резвая речка. Вдали, в центре мироздания, еле видимые отсюда Белые горы вспарывали вершинами грозное, не по-зимнему яркое небо.

Малая крепостица Селета наклонно выступала из горного склона, врастая в него, точно коренной зуб. Скат перед ней был таким крутым, что и летом копыта лошадей порой срывались с каменной россыпи, высекая подковами яркие искры. Сейчас по нему двигалась вверх маленькая женская фигурка, балансируя охапкой сушняка за плечами. Она приветливо помахала нам рукой. Больше мы никого не встретили. А вскоре свернули налево, во впадину, затененную раскидистой сенью высоченных платанов и островязов. Полагаю, они росли здесь не одну сотню лет, кронами почти касаясь плывущих по небу облаков.

– Приехали! – констатировал Лаллэдрин, останавливая своего коня.

Повинуясь жесту мага, я спрыгнула на землю и привязала уздечку к толстой ветви древнего дуба, сплошь обвитого плетями ядовитой омелы.

– Это и есть наша священная роща, последнее прибежище усопших чародеев. – Маг указал на непроходимую стену из деревьев, виднеющуюся впереди. – В Блентайре мы инициировали чародеев в стенах Немеркнущего Купола, но здесь, за неимением лучшего…

Не дослушав Лаллэдрина, я сделала шаг и тут же остановилась, ощутив противодействие странной силы, не позволяющей двигаться дальше. Меня словно сковали по рукам и ногам, не желая пропустить туда, куда так стремилась моя душа. Я растерянно воззрилась на печально улыбающегося мага, не понимая смысла происходящей со мной метаморфозы. Неужели меня приняли за чужую?

– Именно так! – горестно уточнил он, прочитав гнетущие меня мысли. – Ты полукровка, наполовину человек, и поэтому священная роща воспринимает тебя как врага и не намерена посвящать в свои секреты.

– Но… – сердито начала я, возмущенная подобной унизительной избирательностью. – Как же я сумею…

– Молчи и слушай нас! – торжественно провозгласил чародей, а деревья зашумели, подхватывая его голос и разнося вокруг. – Роща примет тебя лишь в том случае, если один из эльфов Полуночного клана добровольно отдаст тебе свою жизнь, принеся искупительную жертву.

– Но… – вновь глуповато завела я, пораженная столь страшным условием. – Кто же захочет…

– Я! – решительно оборвал меня Овэлейн, верноподданнически опускаясь на колено и поднося к губам край моего плаща тем возвышенным жестом, коим приветствуют только королей и королев. – Разреши мне отдать за тебя свою жизнь, моя госпожа!

– Нет! – отчаянно закричала я, отшатываясь от этого безумца. – Ты был верным другом моего деда и его любимым оруженосцем! Я никогда не позволю тебе стать добровольной жертвой! Я ее не принимаю!

– Тебе придется это сделать, Наследница! – без каких либо эмоций изрек Лаллэдрин, властно удерживая меня, порывающуюся развернуться и бежать куда глаза глядят. – Иначе пройденные тобой испытания утрачивают всяческий смысл. Знай, ты не имеешь права останавливаться на достигнутом, ты должна идти вперед любой ценой и любым способом! А еще учти: зачастую поиски правильного решения обходятся нам дороже ошибки.

Я беспомощно хлопала ресницами, не находя что сказать.

– Не останавливайся, пока есть силы, хорошо? – попросил Овэлейн, участливо сжимая мою ладонь. – Помни, жизнь похожа на болото. Только сбавишь напор – засасывает сразу. Обещай мне никогда не отступать и не сдаваться!

У меня голова шла кругом от нереальности всего происходящего… Мне было страшно, по-настоящему страшно! Они что, уговаривают меня убить Овэлейна? Они что, утратили рассудок, если смеют предлагать такое?

Однако и маг, и оруженосец вели себя предельно спокойно, а их ясные и рассудительные взоры подсказывали: они оба в своем уме, я не сплю и у меня нет иного выхода, кроме как принять их предложение. А еще – оба они завещают мне это страшное «никогда», ставшее отныне моим вечным ярмом, проклятием и благословением.

Я устало вздохнула, уже убежденная, согласная на все и частично смирившаяся с неизбежным. Да, как же я забыла: в жизни все мы следуем своему личному пути, состоящему из взлетов и падений, побед и поражений; а самая большая победа человека – это победа над своими слабостями и страхами. Наверное, такие победы и называют счастьем. Как мало нужно нам для счастья и как много времени уходит на то, чтобы это понять. А ведь я уже осознала эту непростую закономерность. Да, все так, но как же тогда быть с ужасным, так сильно пугающим меня «никогда»?.. Хватит ли у меня сил и смелости, чтобы вступить в бесконечную борьбу за мир, счастье и любовь? Да еще никогда не отступать и не сдаваться!

«Никогда» – какое беспредельное слово. Под стать вечности…

Часть вторая
Неугасимая звезда

Глава 1

Погода портилась буквально на глазах. Ветер гонял по небу темные вечерние тучи, несущие с собой первые признаки надвигающейся ночной свежести. Я тыльной стороной ладони разогнала палые листья, ковром устилающие черную лужу, и обрызгала себя холодной водой, стремясь прогнать лихорадочный жар, снедающий меня изнутри. Вокруг стелились густые пряди тумана, цепляясь за пожелтевшие папоротники. Резкие порывы ветра шевелили высокие макушки деревьев, но подлесок стоял тихий и сонный, далекий от небесного волнения. Ночь обещала выдаться пасмурной и прохладной, но дождь, скорее всего, не пойдет. Хотелось бы надеяться…

Я кое-как продралась сквозь колючие заросли дикого шиповника, осторожно приподняла ветви бузины, пригнулась и неожиданно вышла на поляну идеально круглой формы. В шелковистой траве виднелись белые звездочки ромашек и крупные, налитые сладким соком ягоды земляники, грузно свисающие с хрупких стебельков. Нет сомнений, это место – творение рук человеческих, а вернее эльфийских. С десяток беломраморных плит, вкопанных в зеленый дерн, подсказали мне, что я попала на местное кладбище, и поэтому я поспешно отошла в сторону, опасаясь наступить на могилы и нарушить покой усопших. В центре поляны возвышалась грубо обтесанная глыба черного гранита, по поверхности которой змеилось несколько строк. Я напрягла зрение и прочитала:

«Неназываемые подняли головы, посмотрели на эльфов, и молчание снизошло на них. И тогда творцы сказали: «Когда любовь поманит, следуйте ей. Хотя ее пути неисповедимы. А когда ее крылья обнимут вас, не сопротивляйтесь ей, хотя меч, спрятанный в крыльях, может поразить вас. А когда она говорит с вами, верьте ей, хотя ее голос может уничтожить ваши мечты, как северный ветер уничтожает сады, превращая их в пустыню. Все это сделает с вами любовь, чтобы вы могли узнать секреты своего сердца и в этом знании стать частицей самого сердца жизни. Но помните, любовь не дает ничего, кроме самой себя. Любовь не обладает ничем, но и ею нельзя обладать, ведь любовь самодостаточна…»

Я задумчиво стояла по колено в траве, потрясенная этими простыми словами, открывшими мне смысл нашей жизни. Теперь я точно знала то, о чем ранее лишь интуитивно догадывалась: мы живем ради любви и посредством любви, без нее наше существование утрачивает цель, превращаясь в примитивное, бесполезное прозябание. Но эльфы забыли заветы Неназываемых, они отторгли любовь и поэтому обрекли себя на вымирание…

Неожиданно от одного из окружающих поляну деревьев отделилась фигура Лаллэдрина, прежде совершенно незаметная из-за зеленовато-бурого плаща, по цвету идеально сливающегося со стволом могучего платана. Учтиво обходя могилы, маг подошел ко мне и протянул небольшую серебряную фляжку на тонкой цепочке. Подчинившись его жесту, я приняла странное подношение и повесила себе на плечо:

– Что это?

– Жизнь Овэлейна, – почти беззвучно пояснил маг, и, лишь проследив за его губами, я распознала произнесенную им фразу. Первым моим желанием, интуитивным и неосознанным, стала острая потребность скинуть этот страшный дар, неожиданно обжегший плечо. Но чародей сердито взмахнул рукой, порицая мою импульсивность.

– Это жизнь Овэлейна, – уже намного громче повторил он. – Прими ее. Когда-нибудь она тебе пригодится. Прошу – прими, ибо оруженосец твоего деда очень этого хотел.

– И что я должна с ней делать? – беспокойно поеживаясь, поинтересовалась я.

– Поймешь, когда придет час! – убеждающим тоном заверил Лаллэдрин. – Иногда людям, совершившим нечто полезное во благо других, выпадает возможность продлить или вообще спасти свою жизнь в том случае, если кто-то очень их любящий пожертвует собой ради них. И это ты тоже поймешь. Со временем…

Я плаксиво сморщилась, уже не осмеливаясь протестовать. М-да, время и правда нас не лечит, а учит. Учит мириться с неизбежным.

– Значит, ты выполнила мои указания! – почти радостно констатировал маг, довольный проявленным смирением. – Роща впустила тебя, и ты вышла на эту поляну.

– Да, вскоре после того как вы с Овэлейном углубились в чащобу, – подтвердила я. – Теперь я понимаю почему… – В моем голосе прозвучала мрачная скорбь. – Не предполагала, что стану чародейкой столь несоизмеримо высокой ценой.

– Мы всегда платим за свои достижения, – безрадостно усмехнулся Лаллэдрин, развязывая принесенный мешок. – Так или иначе. Ту или иную цену. Все ушедшие и похороненные здесь маги заплатили свою цену и умерли, истощенные долгой дорогой из Блентайра…

– А Эврелика, Арцисс, Адсхорн? – удивленно спросила я, наблюдая за его малопонятными манипуляциями.

– А разве они стали исключением? – протестующе приподнял брови маг. – Даже твои родители были вынуждены заплатить за свой выбор. И чем ценнее приз, за который мы бьемся, тем дороже он стоит.

– Вы все верите в закон расплаты? – предположила я, поудобнее перехватывая увесистую связку свечей, переданную мне чародеем.

– А как появляется вера? – спросил Лаллэдрин так серьезно, словно экзаменовал меня.

Но поскольку я молчала, он наставительно улыбнулся и продолжил:

– Вера и расплата связаны. Верят те, кто умеет сомневаться и чьи сомнения неразрешимы. Не умеющие разрешать свои сомнения начинают верить. Звери не умеют сомневаться, поэтому и верить им незачем. А мы частенько возводим свои сомнения в абсолют, веру превращаем в фанатизм и поэтому утрачиваем непосредственность. Мы слепы, примитивны и консервативны. Мы разучились мечтать и летать. За это и платим.

– Ерунда все это! – скептически рассмеялась я, не соглашаясь с его доводами. – Ересь какая-то. Мы возводим в абсолют не свои страхи и сомнения, а свою любовь. Любовь с большой буквы, всеобъемлющую и неизъяснимую. Но наша любовь предельна, а любовь творцов не имеет границ и вмещает в себя всю любовь мира. И сама их сущность – это любовь. А за любовь нельзя заплатить, ибо она всегда бескорыстна.

– И творцы велели нам возлюбить любовь? – не поверил Лаллэдрин, прекращая свою возню, настолько его поразили мои слова. – Не платить, а просто любить?

– Да! – убежденно кивнула я. – Возлюбить ближнего и дальнего своего, возлюбить даже врагов, ибо только на этом пути мы обретем истину и поймем самих себя. Так написано на камне.

– Ерунда! – возмутился маг, невольно повторив мое недавнее восклицание. – Там ничего не сказано о любви к врагам!

– «…А когда ее крылья обнимут вас, не сопротивляйтесь ей, хотя меч, спрятанный в крыльях, может поразить вас…» – дословно процитировала я. – Любовь несет нам не только радость, но и боль, любовь и есть плата за все! А вы погрязли в жажде мести, а значит, подменили любовь самолюбием. Но я покажу вам путь к спасению!

– Какой? – Глаза Лаллэдрина, обращенные ко мне, сияли светом надежды.

– Я научу эльфов любить людей, а людей – любить эльфов! – пообещала я. – Научу ниуэ любить лайил, а лайил – ниуэ. И тогда мы обретем спокойствие, а наш мир возродится в новом облике, где уже не останется места вражде, мести, обидам и насилию. Этим новым миром будет править любовь! Лишь научившись любить, вы сможете вернуться в Блентайр.

– Люди полюбят эльфов? Окстись, девочка. Да скорее Сол соединится с Уной, чем в Лаганахаре произойдет нечто подобное, – печально вздохнул чародей. – Для этого ты должна сотворить чудо!

– Значит, сотворю! – лукаво подмигнула я.

– Благие цели ты ставишь перед собой, Наследница, – с оттенком благоговения признал чародей. – Полагаю, вскоре ты сможешь стать величайшим магом нашего мира.

– Так помогите же мне, учитель! – просительно улыбнулась я, вкладывая свои руки в его дрожащие от волнения ладони.

– Да будет так! – патетично провозгласил он, начиная ритуал моего посвящения в чародеи. – Откройся миру, Наследница. Пусть то, что должно прийти, придет в твою жизнь, а то, что должно исчезнуть из нее, исчезнет. Да будет так!

Лаллэдрин повелительно взмахнул рукой, и в воздухе над травой возникло святящееся изображение шестиконечной звезды, своим сиянием слегка разогнавшее изрядно сгустившуюся ночную тьму. Чародей зажег шесть свечей и установил их на лучах звезды, каким-то неведомым способом укрепив прямо в пустоте.

– Тебе понадобится нож, – сообщил он. – Свой, особенный! – И понимающе улыбнулся, когда я вынула из ножен стилет, вобравший в себя Душу Пустоши.

– Вот вода из нашей реки. – Он вручил мне фляжку. – Умойся, и пусть все плохое, что произошло с тобой в прошлом, не повторится в твоей последующей жизни.

Я выполнила его указание, позволив свободно стечь на землю той воде, которая омыла мое лицо. Скорее всего мне это только померещилось, но вода имела какой-то подозрительно темный цвет, возможно вобрав в себя мои давнишние беды и печали. Во всяком случае, на душе сразу стало легче и настроение улучшилось.

– Вот хлеб из наших печей. – Маг передал мне ломоть белого хлеба. – Вкуси его, разделив сообразно своим жизненным принципам.

Я приняла предложенный кусок и разломила на три равных доли: первую положила в траву, отдав духам здешних мест, второй угостила Лаллэдрина, а третью съела сама.

– Делюсь всем тем, что имею, со своим миром и друзьями, – пояснила я.

– Прекрасный поступок! – похвалил учитель. – Ведь воздается лишь дающему, везет щедрому, а прощается милосердному.

– Теперь я готова стать чародейкой? – с замиранием сердца спросила я, заметив, что принесенный магом мешок уже опустел.

– Да! – Маг степенно поклонился на все четыре стороны света и заговорил: – Запомни, ученица. Магия – это не чудо и не сказка. Магия – это искусство, позволяющее нам взаимодействовать с силами природы и воздействовать с их помощью на окружающий мир, добиваясь нужных результатов при существующих обстоятельствах. Магия не только дает нам возможность выбрать свой жизненный путь, она также накладывает на нас огромную ответственность за совершенные деяния. Стать чародеем – это значит четко сформулировать свое отношение к себе и к другим, изменить привычную картину мира, обыденную точку зрения на вещи и людей, пересмотреть личную материальную и духовную реальность. Отныне тебе придется вести себя адекватно, а при совершении того или иного действия руководствоваться не личными желаниями, а законом целесообразности. Готова ли ты к этому, ученица?

– Да! – не колеблясь ни секунды, ответила я.

– Ты обещаешь рассуждать справедливо, а не пристрастно?

– Да! – поклялась я.

– Теперь ты должна придумать себе магическое имя, способное выполнять функцию проводника между тобой и твоей накопленной энергией. Это имя нельзя произносить вслух или как-то иначе открывать миру или людям. Оно незримо наслоится на твой ментальный облик и обернется твоим щитом, способным защитить от любой беды. Придумала?

– Придумала! – заговорщицки подмигнула я, удивляясь, и как это я раньше не додумалась до того, как именно хочу зваться? Зато теперь я это знала!

– А сейчас произнеси клятву, слова которой тебе должны подсказать сердце и душа! – продолжал командовать учитель, подталкивая меня к сияющей в ночи звезде. И я не стала сопротивляться. Я вступила в центр магического рисунка, правой рукой сжала Звезду своей души, висящую у меня на шее, и заговорила, озвучивая то, что подсказала моя судьба:

– Я, Йохана, встаю сегодня на путь духовного самосовершенствования и постижения истин. Я в полной мере осознаю всю ответственность, которая ложится на мои плечи, но я твердо решила осуществить задуманное, и мое желание непреклонно. Я посвящаю себя великому делу спасения нашего мира и заявляю о своей готовности встретиться с силами природы лицом к лицу. Я открываюсь добру и выхожу навстречу справедливости и милосердию. Клянусь быть достойной полученных знаний и целесообразно использовать дающиеся мне возможности. А если я когда-нибудь отступлю от клятвы, пусть покарают меня Неназываемые, наказав одиночеством, гибелью и забвением!

– Прекрасные слова, – уважительно поклонился мне Лаллэдрин, – лучше и не скажешь! Вонзи свой нож в землю и вкуси соки природы, принимая в себя ее силу!

«Вонзить нож в землю? – Я не верила собственным ушам, безмерно возмущенная таким нелогичным завершением ритуала. – И это станет символом единения с природой? Нет, я поступлю по-своему…» Я взмахнула стилетом, но, вместо того чтобы совершить предложенное Лаллэдрином, внезапно провела кончиком лезвия по руке, нанеся себе небольшой порез. Чародей протестующе вскрикнул, но что-либо менять было уже поздно… Несколько капель крови вытекли из ранки, упали на траву и мгновенно впитались в землю, благосклонно принявшую такую жертву.

Внезапно я ощутила, как земля подо мной всколыхнулась от едва заметной дрожи. Деревья качнули кронами и снова выпрямились, замерев строго и величественно. Ветер спиралью обвился вокруг меня и затих, укрывшись в складках моего плаща. Порез на руке затянулся мгновенно и бесследно, будто его и не было. А святящаяся магическая звезда мигнула и погасла, погрузив нас в темноту…

Но нет, эта темнота уже не казалась абсолютной, ибо мое зрение вдруг обострилось самым удивительным образом, позволяя видеть то, что прежде оставалось для меня незаметным. Я также улавливала малейшие звуки и шорохи, издаваемые священной рощей, подмечала каждый цветовой нюанс и даже подслушала робкие вздохи полусонного жаворонка, затаившегося под кустом в паре шагов от меня. Мир неожиданно обрел новые запахи, очертания и формы, явившись мне во всем своем многообразии. Мир принял меня как равную себе и спешил поделиться своими потаенными секретами. Я же тихонько всхлипнула от избытка переполняющих душу чувств, восхищенная и очарованная.

– Чудесно! – радостно вскричал Лаллэдрин, обнимая меня и отечески поглаживая по голове. – Сегодня тебя приняли в гильдию Чародеев, но принял не глава или совет магов, а сам мир Лаганахара, услышавший твою клятву и поверивший тебе, Наследница! Так иди же вперед, не боясь жизни! Будь осторожна и продуманна в своих желаниях, контролируй свои эмоции и мысли, но в то же время старайся оставаться сама собой, не ломая и не насилуя себя духовно!

– Так и сделаю! – искренне пообещала я, чувствуя себя безмерно счастливой. Я понимала, что впереди меня ожидают многочисленные беды и проблемы, потери и испытания, но от этого мне вовсе не становилось хуже или печальнее. Отныне меня не пугало ничто, ведь теперь я знала: моя жизнь будет такой, какой я захочу ее построить. Несчастья могут ходить вокруг нас, подкарауливая и выжидая подходящего момента, чтобы напасть, но все эти ухищрения напрасны: если счастье находится внутри тебя, то его уже не убить, не уменьшить и не отобрать!

Через день я покинула Дархэм и двинулась дальше, намереваясь посетить пещеру Неназываемых. Меня сопровождали Ребекка с Беониром и Лаллэдрин, пожелавший лично познакомить нас с волшебным местом. Над нашими головами свободно парила Мифрил: она то взмывала ввысь, скрываясь за облаками, то опускалась совсем низко, напоминая о себе громким счастливым клекотом. За неделю, проведенную в столице Полуночного клана, мантикора заметно выросла и окрепла. Ее голос обогатился доселе несвойственными ему солидностью и басовитостью, когти обрели твердость стали, а в выражении синих глаз появилось нечто такое, что заставляло остановиться тех поклонников, кто рвался почесать шейку Мифрил, размером уже достигшую уровня плеча взрослого мужчины. Я неохотно признала, что те времена, когда она беззаботно спала у меня на руках, безвозвратно канули в прошлое, оставив после себя легкую грусть и нежную привязанность, переросшую в прочную дружбу. Теперь я прекрасно понимала то чувство доверия и взаимопонимания, которое связывало эльфов из клана Повелителей мантикор и их огромных летунов, делая пару неразделимой на всю оставшуюся жизнь. К сожалению, Мифрил пока еще была слишком мала, для того чтобы я могла надеть на нее седло, но совместные полеты сплотили нас намного сильнее, чем могли бы соединить узы кровного родства, превратив не в летуна и наездницу, а скорее в двух побратимов, идущих общим жизненным путем. Забегая вперед, нужно упомянуть, что в недалеком будущем Мифрил будет суждено сыграть значительную роль в моей судьбе и спасти меня от неминуемой гибели. Но тогда мы еще не догадывались о поджидающих нас испытаниях, о предстоящих ошибках, а просто наслаждались своим безоблачным настоящим. А впрочем, чтобы разжечь огонь, нужно предварительно наломать немало дров. Разве это не так?

Однако, положа руку на сердце, следует признать, что надвигающиеся проблемы обозначились уже тогда, приняв облик принцессы Эвридики, категорично потребовавшей включить ее сиятельную персону в состав экспедиции, направляющейся к пещере.

– А я целилась вовсе не в тебя! – спокойно улыбнулась лицемерная сестрица, не дрогнув и выдержав мой обличительный взгляд в упор. При этом я ничуть не сомневалась, что она врет. – Я метнула кинжал в гхалию, но концентрация магического поля оказалась непредсказуемой, трагически изменив траекторию его полета. Ты еще должна сказать мне спасибо… – с потрясающей наглостью заявила она, даже не пытаясь скрыть саркастические интонации своего медового голосочка. – Ведь я помогала тебе, рискуя жизнью и намеренно обратив на себя гнев гхалии. Но ты как была неблагодарной, так и осталась. И к тому же ты убила мою мать, а значит, твой долг передо мной возрос многократно. Поэтому не надейся – ты от меня не отделаешься. Я поеду с тобой и увижу много удивительного. Уверена, в поездке я найду любовь и счастье. Я предчувствую, что встречу там своего принца. А здесь мне совершенно нечего ловить!

Я задумчиво смотрела на эту бесподобную лицемерку, в глубине души немало восхищенная ее невероятным талантом приспосабливаться к любой ситуации и обращать себе на пользу все, что происходит вокруг. А ведь если вдуматься в смысл произнесенной ею фразы, то придется согласиться, что принцесса не так уж далека от истины. Она лишилась права на престол и потеряла мать. Не без моего участия, кстати. Это раз. Отношения с отцом у нее испортились вконец, ибо Кантор обвинил Эвридику в покушении на мою жизнь, видимо стремясь таким парадоксальным образом отвлечь мое внимание от его вины в случившемся. Это уже два. Немало, так ведь? Кстати, я не испытывала ненависти ни к отцу, ни к сестре. Ведь ненависть – это нечто мертвое. А кто из вас хотел бы стать склепом?

Но так или иначе, в Дархэме принцессу действительно ничто не удерживало. Я не очень-то обрадовалась, выслушав ее амбициозное заявление, но все-таки не стала запрещать ей участвовать в походе, ибо слишком хорошо помнила обещание, данное умирающей королеве Эвнике. Так что пусть себе борется за теплое место под Солом, гоняется за удачей и личным счастьем – я не стану ей препятствовать. Не стану даже в том случае, если, как подсказывала мне интуиция, сестрица окажется неисчерпаемым источником бед и проблем. В общем, я дам ей шанс… Хотя, честно говоря, непонятно, о какой такой любви она мечтает? С первого взгляда на Эвридику становится понятно: она влюблена исключительно в себя, в полном согласии с собой и в своем эгоизме не имеет ни врагов, ни соперников. Но, по большому счету, меня это не касается, это личные проблемы самой Эвридики. А в ее «блестящем» будущем я уверена на все сто, ибо летящий в пропасть с пути не собьется…

Итак, мы выступили в путь. Я равнодушно попрощалась с отцом, притворно всхлипывающим и непритворно прячущим глаза. Сцена расставания вышла скомканной и тягостной. Я чувствовала себя неуютно под взглядами десятков безмолвных зрителей, взирающих на меня кто с испуганным отвращением, а кто – с восторженным обожанием. Поэтому я поторопилась поскорее произнести все обязательные в таком случае фразы и вскочила на подведенного коня, каблуками своих сапог понуждая его взять с места в галоп. Плащ взвихрился за плечами, закрывая от моих глаз Дархэм, столь же прекрасный, сколь и негостеприимный. Каюсь, кажется, на сей раз я не очень удачно справилась с ролью Наследницы, призванной нести миру успокоение и всеобщую гармонию, а вместо этого взбудоражившую целый город. На душе осталось какое-то гадостное послевкусие – не то разочарование в самой себе, не то обида на свою коварную судьбу. Тьма, как же трудно играть роль живого воплощения древнего пророчества! Да, но разве мне обещали, что будет легко?

Соскучившиеся друзья старательно занимали меня беседой, спеша поделиться своими новостями и войти в курс моих приключений. Я же исподтишка рассматривала Эвридику, с беззаботным видом гарцующую на своем коне чуть в стороне от нас. Собираясь в дорогу, сестрица надела «верховое» платье из тяжелого янтарного шелка с разрезами спереди и по бокам, из ткани здешней выделки – наверное, самое свое роскошное; такие же шаровары и простой дорожный плащ с башлыком. Туго закрутила косу вокруг головы, проткнув ее насквозь костяными шпильками. Как говорится, готова и на людей посмотреть, и себя во всей красе показать. И ведь не поспоришь с ее очевидным самолюбованием, опять она была безупречно хороша: внешне – идеально-лучистый свет, а вот внутри… Но чему тут удивляться? На фоне общей серости ярче других выделяются именно темные личности!

Я же, как обычно, проявила великолепное презрение к моде, облачившись в бессменный мужской костюм, доставшийся мне от великого деда. Все мое имущество уместилось в одном ковровом мешке, включая сумку Лаллэдрина, тяжелую от наполняющих ее драгоценных камней, и фляжку с жизнью Овэлейна. Никаких иных ценностей я не приобрела, что нисколько меня не волновало. Не беда, если в кармане пусто, зато я обогатилась духовно. А из-за мелочей плакать не стану, и так проживу…

Через час пути мы свернули с наезженной дороги и углубились в лесную чащу, следуя по едва заметной тропке. Нагретая Солом почва парила, нагоняя на нас лень и дремоту. И вот, чтобы не уснуть в седле, мы начали придумывать себе развлечения, наперебой изгаляясь в выдумках и фантазиях…

– А что такого замечательного содержится в этой пещере? – расспрашивала по-кошачьи любопытная Ребекка, едущая рядом с Лаллэдрином. Лайил выглядела превосходно, буквально излучая буйное жизнелюбие и здравую уверенность в себе, разительно контрастирующую с гипертрофированным эгоизмом принцессы. При этом воительница тоже не упускала возможности блеснуть своей внешностью, производя на окружающих неизгладимое впечатление, называемое ею «все на меня глаза так и пялят». Впрочем, сама Ребекка принимала это как должное, безоговорочно уверенная в том, что не бывает женщин с завышенной самооценкой. Просто бывают мужчины, которым такие женщины не по карману, не по силам и не по терпению…