Текст книги "Дочь Господня"

Ежегодно тысячи туристов и паломников посещают самые знаменитые уголки Рима, Венеции и Турина, стремясь хоть немного приобщиться к святым таинствам Господним. Экзальтированные толпы народа собираются у стен самого большого купольного сооружения планеты – собора Святого Петра, выстроенного в наивысшей точке обширного ватиканского комплекса, вольно раскинувшегося на семи живописных холмах и берегах полноводного Тибра. В центре фасада этого величественного собора находится мраморный балкон, задрапированный тяжелыми пурпурными гардинами. По выходным дням и главным религиозным праздникам гардины раздергиваются, папа выходит на балкон и отечески благословляет собравшихся на площади католиков. Но, увы, большая часть благочестивых прихожан, набожно бьющих поклоны на площади, даже и не догадывается о существовании святыни, более легендарной, чем все памятники Ватикана вместе взятые, и тщательно запрятанной в подвале старинного аббатства ди Стаффарда на границе крохотного, ничем ни примечательного городка Салуццо. А между тем именно там хранится деревянная чаша, созданная руками Иисуса Христа – священный Грааль, вместилище веры, неуязвимости и бессмертия. Раз в год ее извлекают из гранитного саркофага и используют для проведения ритуала Причастия, дарующего силу молодым экзорцистам, призванным охранять незыблемые Божьи заветы. Два вооруженных клинками ангела постоянно несут почетный караул около Грааля, оберегая его от любого посягательства извне. Круглый зал освещается несколькими свечами, купаясь в сонном полумраке. Там упоительно благоухает миррой и ладаном, лики святых умиротворенно взирают с икон, и кажется – под этими сводами смиренно замирает само время, осознав свое бессилие перед могуществом хранимого здесь сокровища. Но сегодня все было не так…

Натаниэль и Оливия облачили меня в широкий белоснежный плащ с капюшоном, принадлежащий Ариэлле. Мягкие складки ткани скрывали лицо до подбородка, позволяя смотреть в узкие прорези для глаз. Никто не должен видеть лика ангела. Ариэлла принесла кусок толстой проволоки и ловко пристроила к моим плечам, довольно точно копируя высохшие остатки своих крыльев. Плащ жутко встопорщился, доставляя кучу неудобств. Ангелица оглядела меня с пристрастием и довольно усмехнулась:

– Молчи, держись в тени и не поднимай голову. Тогда все пройдет успешно – никто не заметит подмену!

– Думаешь? – засомневалась я. – А если Уриэль или Гавриил затеют со мной беседу?

Ариэлла смешливо прищурилась:

– Уж наверняка сегодня ночью им будет не до бесед с какой-то сестрой-отшельницей, к тому же они уже давно привыкли к моему обычному молчанию и кротости.

– Привыкли… – иронично протянул Нат, уже облаченный в плащ, идентичный моему. – Думаю, скоро мы преподнесем им неожиданный сюрприз!

Ангелица, заметно помолодевшая и похорошевшая, игриво хихикнула.

– Пистолет не забудь, – недовольно проворчала Оливия, весьма скептично отнесшаяся к моей сумасбродной идее нахально обдурить небесный капитул. – Вдруг пригодится!

– Еще чего! – громко возмутилась Ариэлла. – Там повсюду металлоискатели установлены, а всем известно, что высшие ангелы принципиально не пользуются огнестрельным оружием. На их освященные клинки электронные устройства не реагируют…

– Наши архангелы – жуткие консерваторы и педанты, – продолжала занудно брюзжать валькирия, – давно бы уж им пора поверить в то, что пуля намного действеннее мессы…

– Пуля – дура! – специально поддел ее Натаниэль.

Оливия схватилась за рукоять «Беретты»:

– Может, проверим?

– Да хватит вам! – я поспешила утихомирить вспыльчивых спорщиков. – Почему между ангелами всегда возникает недопонимание?

– Гордые шибко! – откровенно признался Натаниэль.

– Отсюда все наши беды! – критично подвела итог Оливия.

– Вам пора, – Ариэлла взглянула на наручные часы. – Без пятнадцати минут полночь. Ну, с Богом!

Мне быстро сунули в руки тяжеленную зажженную свечу и выпихнули в коридор, следом за Натаниэлем.

– Иди точно за мной, – сквозь зубы шепнул друг, – и повторяй каждый мой жест!

В ответ я пробубнила что-то неразборчивое. Терпеть не могу, когда у меня отнимают инициативу, заставляя действовать по чьей-то указке.

Мы пристроились в хвост немногочисленной вереницы, состоящей из нескольких облаченных в белые одежды фигур. Кажется, никто не обращал на нас особого внимания. На плаще Ната красовались символы небесного воина, приближенного к Уриэлю, а на моем – рисунок из двух перекрещенных ключей, знак Великой ключницы.

Цепочка из восьми посвященных миновала запутанное переплетение аббатских коридоров, неспешно спустилась в подземелье и через тяжелые створки металлических ворот вступила в Круглый зал, освещенный сотнями восковых свечей. Ангелы ритмично неразборчиво выводили какое-то заунывное песнопение, из которого лично я не поняла не слова, но довольно успешно подвывала в такт, ничуть не выбиваясь из общего хора. Мне никогда еще не доводилось бывать в тщательно охраняемом Круглом зале, поэтому я изо всех сил таращилась через узкие прорези капюшона, стремясь разглядеть хоть что-то доступное моему взору. Но надо признать, увидела я не много.

В центре зала возвышался огромный гранитный куб, окруженный несколькими деревянными стульями с высокими спинками. Мы выстроились вдоль стены, продолжая держать все те же тяжеленные свечи и мрачно голосить надоевший до одури псалом. Так продолжалось несколько минут, показавшихся мне бесконечными. А затем двери зала распахнулись повторно, пропуская внутрь участников совета. Я увлеченно таращилась на прибывших, пытаясь пальцами свободной руки хоть немного расширить узкие прорези капюшона. Натаниэль украдкой дернул меня за рукав, жестом приказывая опустить глаза долу, но я, конечно же, не послушалась.

Делегацию возглавляли три архангела, выступавшие с непоколебимым чувством собственного достоинства и занимавшие верховные посты в небесной иерархии. Черноглазый и черноволосый Самуил, недаром прозванный «Яд Бога», как всегда пасмурный и хмурый, облаченный в темные эмалевые доспехи. А рядом с ним его полная противоположность – сладкоголосый Уриэль, по воле Господа нареченный метко и немного кокетливо – «Внемли мне, Бог». Да, златокудрому красавцу и болтуну Уриэлю обычно внимали все. Замыкал трио архангелов великий воин Гавриил – «Сила Бога», его лучший боец и правая рука во всех земных делах. За ними следовали толстый отец Ансельм, бубнящий охранные молитвы брат Бернард и подлый кардинал-предатель Анастасио ди Баллестро. При виде него мы с Натаниэлем обменялись выразительными взглядами.

Но это оказалось не все, ибо за спиной кардинала показалась высокая фигура того самого стригоя, чей сладкий сон я так неосторожно нарушила не далее, как сегодня утром. Сейчас он уже не выглядел вялым. Облаченный в белую кружевную рубашку и парчовый колет старинного фасона, он напоминал сказочного принца, каким-то неведомым образом перенесенного в этот потайной зал. Общую картину немного портили постные широкоскулые морды его телохранителей, банальные и вульгарные до безобразия. На поясе стригоя мелодично позвякивала бесценная рапира, а на шее переливался крупный золотой кулон, изображавший свернувшегося в кольцо дракона, кусающего собственный хвост. Рассмотрев раритет подробнее, я невольно вздрогнула, наконец-то вспомнив давно вычитанную историю – кулон принадлежал роду Дракулы и являлся символом высшей власти среди кланов Проклятого народа. Посланец явно не относился к числу рядовых стригоев, поэтому и ожидаемый разговор избранных обещал стать не шуточным.

Участники ночного совещания чинно расселись по жестким стульям, хор ангелов наконец-то замолчал, и в зале установилась долгожданная тишина. Я немного сдвинула край капюшона, значительно улучшая обзор, и навострила уши, приготовившись смотреть и слушать…

Первым заговорил черноволосый стригой. Он кашлянул, крепко сжал в кулаке кулон с драконом и гибко поднялся с отведенного ему места, обводя собравшихся магнетическим взглядом темных, словно маслины глаз.

– Я – граф Рауль Деверо, прибывший в аббатство ди Стаффарда по воле моей повелительницы, главы всех стригойских кланов госпожи Андреа дель-Васто!

Услышав свое родовое имя, я громко икнула от неожиданности и только собралась возмутиться вслух, как Натаниэль требовательно наступил мне на ногу, призывая к молчанию. Я немедленно подавилась возмущенной репликой, чуть не откусив себе язык. Но мое удивление возросло стократно, когда я заметила, что странная фраза стригоя не произвела ни малейшего впечатления ни на архангелов, ни на монастырское начальство. Очевидно, за их спокойствием крылось что-то загадочное!

– Я облачен символами высшей власти и уполномочен требовать от небесного синода пересмотра условий Соглашения, действующего уже двести лет!

– Но позвольте, – немедленно встрял хмурый как грозовая туча Самуил, – этот договор был заключен без участия ангелов, только между главой Совершенных – рыцарем Гонтором де Пюи и святой католической церковью в лице папы! Мы не в праве изменять подобное соглашение!

Граф Деверо изобразил небрежное подобие снисходительной улыбки.

– Верховный понтифик всего лишь земной наместник вашего Бога. А вы, архангелы, его первые советники и приближенные лица. Мы заключим новое Соглашение, и папа примет его безоговорочно. Не так ли, кардинал Туринский?

Ди Баллестро замялся:

– Ну-у-у, думаю, что вы правы, граф! Скорее всего, папа не осмелится единолично оспаривать решение небесного синода.

– И чего же хотят кланы? – холодно спросил Гавриил, одаривая стригоя недобрым взглядом исподлобья.

– Справедливости! – по слогам отчеканил граф. – Мы желаем трехкратного увеличения поставок крови от гематологических центров, принадлежащих Ватикану, а также отмены лицензий на отбор жертв и упразднения десятидневной Великой охоты!

– Как, – радостно встрепенулся брат Бернард, – стригои полностью отказываются от охоты? О, это воистину справедливый и великодушный поступок!

Граф расхохотался прямо ему в лицо, ничуть не скрывая ни своих выпирающих клыков, ни чудовищного высокомерия.

– Что за бред? Стригои по многим параметрам несоизмеримо превосходят обычных людей, к тому же за последние столетия наша популяция чрезвычайно возросла. Почему же мы должны слушаться каких-то смертных святош? Или вашего Бога, которого мы не признаем? Мы желаем охотиться тогда, когда это будет угодно нам. А лицензии с разрешением убить предлагаем заменить охранными церковными грамотами. Людей, обладающих такими защитными документами, мы не тронем…

– Но это же чудовищно! – возмущенно ахнул отец Ансельм. – Вы способны истребить половину человечества и поставить нас на грань вымирания!

– Ничего подобного, – язвительно хмыкнул стригой. – Мы лишь уравняем права на выживание, а самых достойных представителей вашей расы наградим бессмертием, сделав своими слугами – мороями.

– А если мы откажемся? – нежно мурлыкнул Уриэль, легкомысленно накручивая на палец прядь своих золотых волос.

– Вспомни битву под Тырговишту, красавчик! – презрительно посоветовал ему стригой.

Уриэль повелся как мальчишка.

– Но там мы победили! – хвастливо заявил он.

– Да, но какой ценой? – издевательски спросил граф. – А теперь вы хотите новой войны?

– Но ведь это стригои развязали ту страшную бойню! – запальчиво выкрикнул Самуил, утрачивая обычное самообладание. – Мы вас даже пальцем не тронули!

– Ага, поэтому били исключительно ногами! – вполголоса пробормотала я, но меня услышали. По ряду ангелов прокатились смешки одобрения. Граф недовольно нахмурился.

– Мы развязали? – наигранно поинтересовался стригой. – Что-то с памятью твоей стало, крылатый! Вспомни разгром Монсегюра и наших погибших предков, вспомни бой под Тырговишту, когда ангелы потопили в снаговских болотах самого выдающегося сына нашего народа – Владислауса Драгвилия, которого вы презрительно называете Владом Цепешем. Вспомни страшную ночь святого Варфоломея, когда католики беспощадно вырезали стригоев, именуемых протестантами. Вспомни французскую резню, прикрытую лозунгами революции, возглавляемую ревностным католиком Мюратом. Тогда вы сотнями казнили нашу аристократию, нашу элиту. Ведь вы не зря выбрали именно гильотину, не так ли? Или тебе еще мало приведенных мной примеров?

– А не ваш ли хваленый Дракула первым жестоко умертвил наших католических монахов – Ханса, Якоба и Михаэля? – тонким фальцетом возопил взбешенный Уриэль.

– Не ваш ли епископ-еретик Бертран д’Ан Марти призывал отринуть веру в Господа нашего Иисуса Христа и уверовать просто в синее небо? И наконец, не ваш ли рыцарь де Пюи принял помощь Дьявола? – поддержал его Гавриил. – Мы никогда не смиримся с происками темных сил! Ни на каких условиях!

– Да, да, ищите дураков! – снова встряла неугомонная я.

На этот раз, раздраженные летящими от стены смешками, в нашу сторону обернулись даже архангелы, пытаясь рассмотреть дерзкого шутника.

– «Многочисленны враги мои, и поэтому слово мое долгое время будет в презрении, но не исчезнет – верные сохранят его и передадут достойным!» – патетично процитировал граф. – Это слова из «Откровений Бальтазаха, пророка Дьявола». Но вы сокрыли мудрую книгу от глаз людских в хранилище Ватикана. А вы спросили свой народ – не хочет ли он добровольно уйти к Темному отцу и обрести бессмертие? Это вы, а не мы обрекли людей на скорбную участь слабых смертных тварей! Вы обманщики. Вы скрываете Грааль!

После этой реплики в зале началась форменная неразбериха. Архангелы воинственно нахохлились, повскакивали со стульев и закричали все хором, стараясь заглушить крамольную речь стригоя:

– Грааль нельзя показывать обычным смертным! – звонко доказывал Уриэль. – Из-за обладания им немедленно разгорится новая мировая война!

– Ваше бессмертие базируется на жизнях других людей – тех, кого вы убили! – колоколом гудел Гавриил. – Лучше райское бессмертие души, чем бессмертие бездушной плоти и последующий Ад…

– Разве мы бездушны? – хмыкнул стригой.

– Да! – безапелляционно изрек Самуил. – Вы проповедуете жизнь одного за счет насильственной смерти многих. А мы признаем благочестивую смерть праведника – как переход к высшей форме райского бытия. Убийство не есть добро, чем бы оно ни оправдывалось!

Граф заскрипел зубами:

– Вы вымарали из своих религиозных книг неугодные вам места. Но я напомню: «… и молвил Сатана: сотворю я чудовищ, и будут они терзать род людской из века в век, пить кровь мужчин, женщин и младенцев, не щадя никого. И будут они долговечны, безжалостны и сильны, неуязвимы, хитры, храбры и коварны – так, что не сможет бороться с ними ни один из сынов адамовых». Библия, книга Притчей Соломоновых. Не это ли есть высшая воля?

Архангелы растерянно замолчали, не находя контраргументов.

Надо признаться, мне давно уже надоела эта пустая трепотня. Стригой оказался куда лучшим оратором, чем все наши делегаты. Мне стало обидно за свою веру, и поэтому я не выдержала. Я зашвырнула в угол свечу, сдернула с головы капюшон плаща и открыто шагнула вперед.

– А в ответ на это Господь усмехнулся и заметил, что на всякую хитрую задницу по любому найдется свой штопор! – не задумываясь, выдала я, глядя прямо в лощеное лицо стригойского графа.

Зал содрогнулся от хохота. Ехидно хихикал красавец Уриэль, басовито ржал облаченный в доспехи Самуил, ровно гудел могучий Гавриил, а отец Ансельм и брат Бернард даже согнулись на своих стульях, держась за животы и утирая выступившие слезы.

Графа перекосило.

– Да как ты смеешь, дерзкая девчонка? – злобно прошипел он, хватая меня за руку. – Я узнаю тебя, я тебя уже где-то видел. Не в моей ли спальне? Ты прокралась туда незаметно и неосмотрительно пробудила меня от предрассветного сна… Ты не страшишься испытать гнев стригоев?

При упоминании о рассвете и спальне кардинал ди Баллестро побледнел и чуть не задохнулся.

– Не пугай, пуганные уже! – я ощутила ледяной холод, исходящий от пальцев графа, и торопливо выдернула свою кисть из его мертвой руки. – Не раз уже вам наваляли и еще наваляем!

– Кто же ты такая, если решаешься говорить так отчаянно? – спросил граф, сверля меня взглядом.

– Да почти никто, – я равнодушно пожала плечами, подчеркивая обыденность своих слов. – Смиренная воспитанница монастыря, простая дочь Господня…

По рядам ангелов прокатился единодушный вопль восторга.

Стригой взвизгнул и отпрыгнул в сторону.

Монахи молитвенно сложили ладони, вознося хвалу Господу.

Я недоуменно хлопала ресницами, не понимая – чего такого необычного я сказала секунду назад.

Граф повелительно взмахнул рукой, призывая своих охранников и спешно отступая к выходу из зала.

– Мы еще встретимся, обещаю тебе это – Дочь Господня! – с непередаваемой интонацией поклялся он, рассматривая меня, будто ожившую икону. – И думаю, ты еще пожалеешь о своей сегодняшней наглости.

Дверь за стригоем захлопнулась.

Я обернулась к архангелам, обоснованно опасаясь заслуженной взбучки и ожидая немедленного наказания за наглость. Но к моему величайшему изумлению, Гавриил торжественно преклонил колено, восхваляя меня перед всеми:

– Приветствую тебя, Селестина, возлюбленная Дочь Господня, осознавшая свою судьбу!

И все ангелы послушно склонили головы, слаженно повторяя нараспев:

– Да славься навеки, Дочь Господня!

Кажется, я временно утратила дар речи…

Глава 6

Весна пришла в Рим неожиданно. Еще пару дней назад ночные минус два или минус четыре непременно затягивали тонким ледком лужи на площади Чинквеченто и развешивали щедрые гроздья изморози на разноцветных трубках неоновых вывесок модных магазинов. В первые утренние часы ледок приятно хрупал под ногами, к обеду превращаясь в грязную подтаявшую кашу, неряшливо налипавшую на сапоги и ботинки торопящихся по своим делам горожан. Но, инстинктивно почувствовав приближение долгожданного потепления, на карнизах уже вовсю ворковали одуревшие, раздувающиеся от страсти голуби, пытаясь привлечь внимание скромных серых голубок, равнодушно снующих в поисках хлебных крошек. Старый платан, сиротливо притулившийся на углу улицы Виа-дель-Корсо и всю зиму выглядевший темной, безнадежно мертвой корягой, нежданно ожил и выпустил узкие стрелки первых зеленых листочков. Уверенно перебивая тяжелый смог автомобильных выхлопов и едкий застоявшийся запах не утилизированных пищевых отходов, долетающий из ближайшей пиццерии, в воздухе тонко повеяло утонченной, едва уловимой свежестью и чистотой. Лица прохожих, еще не успевших отойти от затяжной зимней депрессии, по-прежнему оставались мрачными и сонными, но замелькавшие тут и там светлые шелковые шарфы стали тем первым, несмелым мазком веселых весенних красок, который ненавязчиво внушал – зима закончилась. Наверное, нужно было пережить немало таких ранних скороспелых весен, чтобы научиться ценить и безошибочно понимать эти слабые, нерешительные признаки наступившей оттепели. Наверное, нужно было испытать немало горя, счастья и разочарований, чтобы научиться благодарно откликаться на безмолвный призыв природы и благоговейно лелеять самое величайшее чудо, возможное в этом шумном и суматошном мире, – чудо пробуждения новой жизни.

Мужчина, неторопливо шествовавший по слитно гомонящему и переполненному народом городу, в полной мере подходил под определение человека, познавшего и постигшего все тщательно скрываемые таинства жизни и смерти. Поэтому каждую вновь наступающую весну он любил заранее и ждал всегда, как никто другой. А тем более весну, предстоявшую стать для него последней. Именно по этой весомой причине он и покинул сейчас удобный салон своего шикарного «Роллс-ройса» и с огромным наслаждением влился в беспокойный людской поток, особенно остро ощущая витающие вокруг запахи и настроения. Распространяя незримую, почти магическую ауру власти и уверенности в себе, он легко пробирался в толпе, расступавшейся при его приближении с каким-то неосознанным, но явным уважением, неизменно переходящим в восторженное благоговение. Два широкоплечих телохранителя бесшумно следовали за этим человеком, настороженно лавируя среди царящего на улице столпотворения и ни на минуту не выпуская из поля зрения немного сутуловатую, но еще сильную спину своего хозяина. А обтянутая драповым пальто спина и впрямь доставляла им немало беспокойства – то надолго застывая перед приметной витриной антикварной лавки, а то, наоборот – необоснованно рискованно перебегая дорогу прямо перед бампером возмущенно гудящего автомобиля. Да, этот человек действительно вел себя слишком рассеянно и легкомысленно, что объяснялось на удивление просто – он направлялся в кафе «Греко», попутно пытаясь если ни физически, то хотя бы душевно подготовиться к предстоящей, довольно необычной и непредсказуемой по последствиям встрече. К встрече с врагом, настолько непримиримым и закоренелым, что он давно уже стал ближе самого верного друга, а пожалуй, и ближе родного брата. В кармане у этого мужчины лежали документы на имя Луи-Клермона де Тюрго, двадцатого апреля тысячу девятьсот двадцатого года родившегося в небольшом французском городке Сен-Ло, но в настоящее время имеющего итальянское подданство. Надо сказать, что господин Тюрго, столь увлеченный многоцветным городским ландшафтом, выглядел намного моложе своих восьмидесяти девяти лет, и производил впечатление человека еще вполне крепкого и на здоровье не жалующегося. Под добротным, но не броским пальто скрывался немного старомодный двубортный костюм спокойного серого цвета и кашне в крупную клетку, свободно обвивающее мощную, отнюдь не старческую шею. Выцветшие голубые глаза пытливо смотрели из-под полей фетровой шляпы, прикрывающей обширную лысину, обрамленную скудными прядями совершенно седых волос. В галстуке поблескивала агатовая камея, искусно выточенная в форме свернувшегося в кольцо дракона. Господина Тюрго часто принимали за состоятельного, отошедшего от бизнеса коммерсанта, спокойно проживающего честно заработанный капитал. На самом же деле мужчина, называющий себя Луи-Клермоном де Тюрго, имел и другое, истинное, но мало кому известное имя – Гонтор де Пюи и являлся катарским рыцарем, благородным лангедокским дворянином, живущим уже около восьмисот лет, одним из четырех «Совершенных», гроссмейстером ордена Дракона, отцом знаменитого Влада Дракулы и старейшим патриархом стригоев. А внешность… внешность часто бывает так обманчива.

А в это же самое время, примерно за шесть часов до событий, произошедших в аббатстве ди Стаффарда, по другой улице, так же ведущей к кафе «Греко», двигался еще один мужчина, немного опережая рассеянного господина Тюрго. Он обладал намного более импозантной внешностью, не разменял еще и шести десятков лет, но точно так же подвергался бдительному и неусыпному контролю со стороны опытных охранников. Именно по поручению личного секретаря этого человека в кафе уже приготовили специально заказанный отдельный кабинет и сервировали легкий вегетарианский ужин на две персоны, заботливо присовокупив к маринованным грибам «фуньи», баклажанам «меланцане» и артишокам бутылку изысканного белого «Негрони». Лысую макушку второго господина, окруженную волнистыми рыжими прядями, венчала шелковая скуфейка, создавая обманчивый образ удачливого юриста или успешного торговца ювелирными редкостями. Его новый, безупречно элегантный плащ еще носил следы аккуратно споротого ярлычка от самого дорогого магазина готовой одежды «Ла Риноскенте», но костюм, пошитый на заказ у элитного римского портного, стоил целое состояние. На пальце холеного незнакомца красовался золотой перстень с черной жемчужиной, некогда служивший главным украшением весьма обширной коллекции драгоценностей знаменитого кардинала-отравителя, зловещего Чезаре Борджиа. В венах мужчины текла свободолюбивая польская кровь, и около тридцати лет назад он звался каноником Збышком Мошковецким из Катовице. Ныне же это худощавое, подвижное и удивительно умное лицо было знакомо многим из сильных мира сего, и принадлежало Верховному понтифику святой католической церкви, наместнику Бога не земле, приемнику апостола Петра, Его Святейшеству папе Бонифацию XIII. Внешность действительно зачастую является чрезвычайно обманчивой и ненадежной вещью…

Великий понтифик – естественно, прогуливающийся по Риму инкогнито, уже сидел за столом и одобрительно вертел в руках бутылку вермута, когда легкая раздвижная дверь, отделяющая кабинет от общего зала, слегка приоткрылась, пропуская высокую худощавую фигуру старого рыцаря. Телохранители обоих уважаемых синьоров остались снаружи, напряженно вытянувшись по разные стороны двери и настороженно обмениваясь враждебными взглядами. Укромный уголок этого известного кафе, некогда посещаемого Байроном, Стендалем и Вагнером, гарантировал полное уединение, являясь самым подходящим местом для столь тайной и важной встречи. Вернее, являлся бы, если бы в тщательно продуманный и успешно воплощенный план не вкралось одно неприятное и весьма существенное «но». Господину де Пюи, человеку, приверженному давно устаревшим законам благородства и чистосердечия и поэтому страшно далекому от различных современных технических ухищрений, призванных удовлетворить чье-то нездоровое любопытство, и в голову не пришла мысль о необходимости сменить пиджак. Ничуть не догадываясь о хитроумной проделке Андреа, имевшей место в его доме, он прибыл на встречу с папой Бонифацием именно в том самом костюме, в лацкан которого ловкая стригойка умудрилась незаметно и аккуратно воткнуть тонкую иголку электронного жучка. А поэтому сейчас, сидя в салоне своего автомобиля в сотне метров от входа в кафе, Андреа, благодаря проявленной находчивости и предусмотрительности, оказалась третьим, идеально незаметным и неожиданным свидетелем разговора, совершенно не предназначавшегося для ее ушей.

– Заходи, друг мой! – Папа Бонифаций гостеприимно развел ладони, одним приветливым жестом предлагая и великолепно сервированный стол, и мягкие бархатные диваны. – Располагайся, чувствуй себя как дома!

Гонтор де Пюи церемонно поклонился, сдержанно благодаря за выказанную вежливость. Странно, но слово «друг», так легко слетевшее с губ Верховного понтифика, ничуть не отдавало наигранностью или лицемерием. Судьба капризна и непредсказуема. Она совершенно напрасно развела по разные стороны одной крепостной стены двух этих мужчин, по сути удивительно созвучных как в области сложной жизненной философии, так и в части личных идейных убеждений. «Скажи мне, кто твой враг, и я скажу – что есть сам ты», – любил частенько повторять глава католической церкви. И как оказывается, совсем не беспочвенно. Враг, подобный рыцарю де Пюи, сделает честь любому! Хотя, видит Бог, если бы Гонтор не был стригоем, папа с огромным удовольствием назвал бы его своим самым близким и дорогим соратником. Так что произнесенное им приветствие прозвучало вполне искренне, и на самом деле являясь таковым!

– Благодарю! – рыцарь бесшумно опустился на упругие диванные подушки. – Признаюсь, я не ожидал, что потребность в подобной встрече все-таки возникнет! – его седая голова печально качнулась.

Бонифаций понимающе вздохнул:

– Возможно, мы еще сможем изыскать подходящий компромисс и предотвратить грядущее кровопролитие?

На сухом лице рыцаря отразилось сомнение:

– После того, как Андреа узнает все правду, ее будет уже не остановить!

– После того, как Селестина узнает всю правду – и ее будет уже не остановить! – в тон ему ответил Верховный понтифик.

– Дочь Тьмы против Дочери Господней? – скептично вздернул бровь Гонтор де Пюи. – Сестра против сестры? А мы? Неужели мы тоже последуем их примеру и нарушим установленное перемирие?

– Никогда! – возмущенно выкрикнул Бонифаций, призывно протягивая над столом свою холеную ладонь. – Видит Бог, этот мир обошелся нам слишком дорогой ценой. Предлагаю объединить усилия…

– Согласен! – старый альбигоец принял предложенную руку и скрепил договоренность чистосердечным пожатием. – Мир нужно сохранить любой ценой и ни в коем случае не допустить начала новой войны. Только по силам ли это нам, двум старикам?

– «… и наступит смутное время. Воссияет на небосклоне звезда по имени Полынь – предвестница конца света. Разверзнутся хляби небесные, хлынут из Ада исчадия тьмы, а мертвые восстанут из могил. И явятся на землю дети Сатаны в сопровождении демонов своих, не убоясь карающих мечей ангелов смерти. Но выйдет против них Дщерь Господня, зачатая во грехе и несущая наследие падшей крови, но чином архангельским осененная. А в руках у нее будут ключи от Рая и Ада. И никому не ведомо – спасет ли она от гибели Царство Божие и человеческое, или же наоборот – приблизит наступление Апокалипсиса…» – торжественно процитировал папа. – Все во власти Господа, друг мой!

– Аминь! – тихонько и немного виновато закончил стригой.

Большую часть свечей уже потушили, и Круглый зал почти опустел. Вереница ангелов, облаченных в белые ритуальные одежды, неслышно покинула тайное убежище, всего несколько минут назад ставшее безмолвным свидетелем трагических событий, разыгравшихся не без моего посильного участия. Мы торжественно сидели вокруг гранитного куба. Я – растерянная и расстроенная, едва начинавшая осознавать катастрофические последствия произнесенных мной слов, серьезно сосредоточенный Гавриил и отец Ансельм – безмятежный и светло радостный.

Я первой не выдержала затянувшегося молчания.

– Это что же получается, – сипло выдавила я, смущенно отводя глаза, – я только что объявила войну стригоям?

Архангел протестующе громыхнул своими сверкающими доспехами.

– Не казнись понапрасну, Селестина. Ты единственная из всех нас смогла найти нужный, точный и предельно краткий ответ на наглые угрозы стригоя! Он ведь четко дал понять – кровососы не собираются мириться со сложившимся раскладом сил и требуют срочного передела полномочий. А самое страшное то, что они откуда-то узнали о святом Граале, хранящемся в аббатстве, и скорее всего уже не остановятся ни перед чем, а попытаются немедленно захватить древнюю реликвию!

Отец Ансельм коротко кивнул, полностью поддерживая Гавриила.

Я почти физически ощутила, как волосы мои встают дыбом, не выдержав напора закипающих от умственного напряжения мозгов.

– Стоп! – я едва удерживалась от истеричного смеха. – Да вы никак пытаетесь убедить меня в том, что Грааль существует на самом деле?

Гавриил, всегда отличавшийся сдержанностью и немногословием, посмотрел на меня укоризненно, заметно раздосадованный глупым недоверием, но предпочел действие словам, неуловимо быстро нажав на какой-то резной элемент гранитного куба. Верхняя поверхность того, что казалось идеально монолитным и нерушимым, вдруг натужно покачнулась и с легким шорохом отъехала вбок, являя моему взору небольшой тайник, высеченный внутри каменной глыбы. Архангел опустил руку в глубину открывшегося отверстия и извлек на свет Божий небольшой предмет, замотанный в простую холщовую тряпицу. Он молча протянул мне этот загадочный сверток, а я совершенно бездумно приняла его в свои чуть подрагивающие от волнения ладони.