Текст книги "Красотка"

Глава вторая

Мой рабочий день опять начался со встречи с Плевакиным. Это уже походило на традицию, которая мне не нравилась. Я предпочитаю видеться с начальством пореже, и ни в коем случае натощак.

Позавтракать дома мне не довелось. Сашка с утра допила молоко, а Натка ночью проснулась и на нервах слопала весь батон, вымазав на него остатки варенья. После этого в моем утреннем меню могло быть лишь одно блюдо – овсянка на воде, а ее мне совсем не хотелось, и пришлось идти голодной.

– Делай, что хочешь, но в доме должна появиться еда! – строго сказала я сестрице перед уходом на работу. – В конце концов, это ты у нас сейчас домохозяйка, так что вопросы нашего питания полностью на тебе.

– А деньги на продукты?

– А вот этот вопрос на мне.

Я вздохнула, но больше по привычке, чем в расстроенных чувствах: был день зарплаты, и перспектива ее получения меня бодрила.

Накуплю продуктов, заправлю «Хонду», буду ездить на работу на машине, а это значит – смогу подольше спать по утрам…

– Здравствуй, здравствуй, Елена Владимировна! Как дела? – перебил мои светлые мечты Плевакин.

Он стоял в коридоре, заложив руки за спину, покачивался с пятки на носок и тем самым выжимал писклявый скрип из старого паркета.

Знаете, когда председатель суда спрашивает судью, как дела, это не риторический вопрос и не форма приветствия. И даже не вызов на рэперский баттл, как можно было бы подумать, глядя на танцевальные телодвижения Анатолия Эммануиловича.

«Как, Елена, дела? – Они как сажа бела! Не ела и не пила, прилетела без помела…»

Я тряхнула головой, выкидывая из нее рифмованные строчки, и вежливо спросила:

– Какое именно из моих дел вас интересует, Анатолий Эммануилович?

– То, из-за которого мне уже всю плешь проели! – ответил Плевакин и похлопал себя ладонью по темени.

– А кто вам ее проел? – кротко уточнила я. Тут само собой напрашивалось эмоциональное: «Моль белая!» – но Анатолий Эммануилович ответил по-другому, хотя и с должной экспрессией:

– Да борзописцы проклятые!

– Журналисты? – догадалась я. – Тогда, значит, речь об иске клиники «Эстет Идеаль» к гражданке Сушкиной?

– Молодец, соображаешь, голова работает. Тут Плевакин зачем-то оглядел меня с этой самой головы до ног и как-то безрадостно цокнул языком.

– Что? – напряглась я.

– А то, что раз ты у нас такая сообразительная, то выйдешь со мной сегодня к прессе, – «обрадовал» меня шеф. – В одиннадцать ровно на парадном крыльце, будь готова, я пришлю за тобой Верочку.

– За что?! – простонала я, но Плевакин уже двигался дальше по коридору.

– Дима, посмотри на меня! – потребовала я, шагнув в предбанник своего кабинета.

– Здравствуйте, Елена Владимировна, смотрю, любуюсь! – галантно молвил мой безупречный помощник.

– Скажи, меня можно выпускать к журналистам?

– Смотря с какой целью.

– Сама не знаю. А какие варианты?

Я прошла к себе и уже оттуда раздраженно договорила:

– Плевакин сказал – в одиннадцать мы с ним должны выйти на крыльцо к журналистам. Уж не знаю, будем им ручками махать, как принимающие парад, или, наоборот, кланяться…

– А, так это будет пресс-подход, для которого Верочка вчера вечером спешно речь писала. Плевакина сверху жестко наклонили, обязали сотрудничать с масс-медиа, потому что дело «Эстет Идеаль» против гражданки Сушкиной очень резонансное. Но вам-то никаких заявлений делать не придется, Анатолий Эммануилович вас просто представит, – волшебным образом разъяснил все мой собственный Гарри Поттер.

– Тогда не страшно, да? – не вполне уверенно рассудила я.

Смущало меня все-таки плевакинское огорченное цоканье. Таким звуком запасливая белка могла бы приветствовать гнилой орех.

– Конечно, не страшно… Можно? – Дима вошел и поставил передо мной на стол чашку кофе. – Но вы все-таки наденьте свою фрачную пару.

Этим сочетанием слов я ласково называю французский костюм-двойку, который украшает собой внутренний мир неказистого шкафа-пенала. Он совмещает у нас функции гардероба, посудного серванта и сейфа. И, кстати, ласково именуется «гробиком». Похороненный в нем «на всякий пожарный случай» костюм за полгода не пригодился мне ни разу.

«Стало быть, добрый Дима меня успокаивает, а случай действительно пожарный», – опасливо подумала я.

И капнула в кофе коньяку – он тоже был спрятан в «гробике».

Потом я немного поработала и даже успела провести одно слушание, но мысль о предстоящем выходе к прессе меня изрядно угнетала, так что, боюсь, я была недостаточно внимательна и излишне строга.

Без пяти одиннадцать в предбаннике у Димы вкрадчиво скрипнула приоткрытая дверь, и тревожным звоночком прозвенел нежный голос:

– Готова?

Мой помощник определенно мужского пола, так что Верочка точно спрашивала обо мне. И Дима уверенно ответил:

– Елена Владимировна готова всегда и ко всему.

Тут я едва не прослезилась. Было очень приятно, что мой идеальный помощник так верит в свою начальницу, хотя у меня имелось свеженькое доказательство собственной ущербности.

Две минуты назад от меня вышла моя мудрая коллега и лучшая подруга Машка. Я вызвонила ее в панике, обнаружив, что на вешалке с моей фрачной парой нет никакой блузки. В свое время я просто забыла укомплектовать парадный костюм этой важной вещью!

Меж тем коварные французы скроили элегантный строгий пиджак так, что верхняя пуговка приходилась на линию талии, и это не позволяло надеть его на голое тело. Вся строгая французская элегантность пропадала бесследно, а скромный белорусский бюстгальтер, наоборот, становился виден. Сатиновая же рубашечка в милый сельский цветочек, в которой я пришла сегодня на работу, к фрачной паре решительно не подходила.

– Спокойно, без паники! – выслушав меня по телефону, сказала подружка и очень скоро пришла меня спасать.

У Машки вообще очень хорошо получается разруливать сложные ситуации по линии жизни и быта. В прошлом году, когда я позорно пасовала перед неизбежным переездом на новую квартиру, она в два счета организовала машину, грузчиков и сам процесс транспортировки моего скарба из пункта А в пункт Б. При этом выглядело все так, словно вещи сами построились и зашагали ровными рядами, как в истории про Федорино горе.

– Горюшко ты мое! – вздохнула Машка, явившись ко мне в кабинет с английскими булавками в горсти левой руки и с белым полотнищем в кулаке правой.

– Мы сдаемся? – уныло пошутила я, демонстрируя готовность выбросить белый флаг.

– Да никогда! – ответила победоносная Машка. – Стой ровно, не сутулься! Так… Так…

Отлично! Это именно то, что нужно. – И она отступила, любуясь делом рук своих.

– Это простая льняная салфетка, – с легким (легоньким таким) сомнением напомнила я.

– А смотрится как благородная льняная блузка с V-образным вырезом, – парировала подруга и снова шагнула ко мне. – Дай-ка я еще вот тут булавочкой закреплю… Ну, красота же?

И она громогласно позвала:

– Дим, загляни, оцени!

Дима бросил воспитанно-оценивающий взгляд и уверенно резюмировал:

– Елена Владимировна, да вы просто английская королева!

– Та, которая уже совсем старенькая? – расстроилась я. – Древняя бабушка Виктория?

Что ж такое-то, хоть тоже в клинику за былой красой и молодостью беги!

– Как королева Виктория в ее лучшие годы, – ловко вывернулся помощник. – Являете собой чистый образец хорошего вкуса и элегантности.

– Вкуса – это да, – пробормотала я, не забывая, что под пиджаком у меня салфетка.

Уж она-то много вкусов повидала, надо думать.

– Все, я побежала, мне людей судить нужно, поди, заждался народ приговоров-то, – заторопилась Машка. – А ты держи спину ровно и не дергайся, чтобы булавки не выскочили. Потом расскажешь, как все прошло.

Появившаяся вскоре после подруги-спасительницы секретарь Верочка, оглядев меня со смесью одобрения и сочувствия, кивнула: «Прекрасно!» – и повела нас на лобное место.

В холле у партизанской щелочки с ограниченным видом на высокое парадное крыльцо выжидательно топтался Плевакин.

Он тоже прихорошился: перевязал галстук, начесал скальп и еще залакировал его, надежно спрятав плешь.

– Готова, Елена Прекрасная? – оглянувшись на меня, расцветкой и кротостью схожую с сизой голубицей, спросил Анатолий Эммануилович. – Ну, с богом!

И он самолично распахнул перед нами массивную резную дверь.

Что вам сказать?

Я время от времени пишу статьи для «Вестника РГГУ» и на этом основании считаю, что если и не дружу, то хотя бы приятельствую с журналистикой. Но моя лига – это тихие кабинетные писаки, перелопачивающие горы материала, чтобы с полной ответственностью выдать один абзац текста.

Репортеры, которые строчат пространные сенсационные статьи на коленке, это какой-то другой вид разумной жизни. Деловитые, целеустремленные и назойливые, в массе своей они похожи на насекомых, многие из которых ядовиты. И при этом показывают прекрасный образец самоорганизующейся системы. К примеру, на этом пресс-подходе не было никакого распорядителя, однако к моменту нашего с Плевакиным появления толпа репортеров уже встала в боевое построение.

Представители СМИ охватили крыльцо плотной квадратной скобкой, пропустив вперед операторов с видеокамерами. Те стояли за суставчатыми штативами с аппаратурой, как за пулеметами, а у их ног, опустившись ниже объективов, сидели на корточках фотографы. Девочки-журналистки с прекрасными и грозными лицами валькирий подняли, как мечи, микрофоны, и подобием потрепанных флагов зашелестели на ветру мохнатые насадки, защищающие чувствительную звукозаписывающую аппаратуру.

Одна такая серая меховая муфта, похожая на крайне крупную и очень дохлую крысу, выехала на длинной штанге к самому лицу Плевакина. Я спряталась за его спину, но Анатолий Эммануилович сделал шаг в сторону, отодвинувшись от крысы и открыв меня. Крыса поплыла за ним, я сделала над собой усилие и осталась на месте.

Верочка закрыла за нами дверь, и глухой стук, с которым створка встретилась с косяком, прозвучал как сигнал стартового пистолета.

До сих пор я сталкивалась с сокрушительным и агрессивным журналистским любопытством только в зале суда, где была облечена властью и могла призвать публику к порядку. Теперь, на высоком крыльце, как на эшафоте, вознесенная над толпой, я ощущала себя приговоренной к экзекуции.

Успокаивало лишь то, что присутствующий тут же Плевакин не выступал в роли палача, а был моим товарищем по несчастью. Причем старшим товарищем – и по возрасту, и по должности. Так что и отдуваться пришлось ему, а не мне, слава богу.

У меня бы так хорошо не получилось.

Учиться мне еще и учиться!

Многоопытный Анатолий Эммануилович был конкретен и краток.

– Добрый день, уважаемые представители СМИ! – громко приветствовал он собравшихся, заглушая возбужденные голоса. – Я уполномочен заявить вам, что процесс по делу, которое всех вас интересует, будет ускорен и продлится всего один месяц. В первую неделю состоятся собеседования со сторонами и будут назначены слушания. На второй неделе начнется суд, на третьей пройдут допросы всех свидетелей и будут предоставлены и изучены доказательства. На этот раз никто не сможет пожаловаться на волокиту и бюрократию, уверяю вас, их не будет вовсе. Кого особенно волнует этот процесс, готовьтесь ходить к нам сюда, как на работу, потому что дело будет слушаться с девяти утра до девяти вечера. И всего через четыре недели назначенный опытный судья – Елена Владимировна Кузнецова, вот она, прошу любить и жаловать! – озвучит решение суда. Благодарю вас за внимание, на этом у меня все. Остальные вопросы вы можете задавать пресс-секретарю нашего суда. Именно она будет вас информировать и давать комментарии по проходящему процессу. Не буду отнимать ее хлеб и зарплату. Ха-ха.

Я даже не успела как следует разволноваться, когда на словах «вот она» все фотоаппараты и видеокамеры проследили за указующим перстом Анатолия Эммануиловича и хищно уставились на меня. Только и смогла, что бледно улыбнуться, хотя еще подумала – может, надо ножкой шаркнуть или ручкой помахать, как пингвин в мультике?

К счастью, мое сольное выступление не было предусмотрено программой. Эта часть предназначалась недавно назначенной сотруднице пресс-службы, появившейся в штатном расписании всех районных судов столицы. Плевакин по-военному коротко кивнул гомонящим журналистам и глазами указал мне на дверь. Она сама собой открылась, и я юркнула в холл, как мышка в норку. Председатель суда выдвинулся вслед за мной, помог хлопотливой Верочке плотно закрыть входную дверь и неожиданно залихватски подмигнул (хотя, возможно, это у него был нервный тик):

– А, как мы их? Раз, раз – и в дамки!

– Анатолий Эммануилович, вы были великолепны! – восторженно выдохнула Веруня, и я в кои-то веки была полностью согласна с этой оценкой.

Испуг запоздало накрыл меня уже в собственном кабинете, на финишной прямой к рабочему месту. Я почувствовала, как пересохло во рту, ноги вдруг сделались ватными. Кое-как доковыляв до стола, я тяжело опустилась на стул и закрыла глаза.

Ох, какая же непростая у меня работа…

Динь! – звякнула эсэмэска.

Я слепо нащупала мобильник, посмотрела на экран и возрадовалась: пришла зарплата.

Редкий случай, когда награда нашла героя так своевременно.

– Непременно куплю нынче тортик, – пообещала я сама себе.

Ровно в полдень – уж так получилось – в полный света, воздуха, больших надежд и заманчивых обещаний холл клиники «Идеаль Бьюти» вошел подтянутый молодой мужчина с таким симпатичным открытым лицом, какое бывает только у глубоко законспирированных суперагентов в мегакассовых голливудских фильмах.

Парень выглядел добродушным простаком, и младший администратор Алла немедленно насторожилась.

Кроткие лопушки в клинику «Идеаль Бьюти» не захаживали. Последний визитер такого типа оказался пожарным инспектором.

– Добрый день, – приветливо сказала Алла, незаметно взглянув на часы: была уже одна минута первого.

По утвержденному в клинике протоколу, до 12:00 дежурной следовало приветствовать входящих словами «Доброе утро», затем допускались вариации «Добрый день» и «Здравствуйте», одобренные к употреблению вплоть до 17:00. Потом наступал черед безальтернативного «Добрый вечер».

– Чем я могу вам помочь? – на долгой, как послевкусие хорошего выдержанного коньяка, улыбке проговорила Алла.

Добродушный простак выглядел человеком, которому нужно помочь информацией. Однако многоопытная Алла все же не исключала вариант, что делиться с ним придется чем-то более материальным, как в случае с пожарным инспектором.

Поскольку подкуп лиц при исполнении и откуп от них же находились вне ее компетенции, девушка незаметно нажала нужную кнопочку на служебном мобильном.

При этом в бэк-офисе, расположенном на третьем этаже клиники, служебный телефон дежурного менеджера порадовал его и коллег песенкой, установленной специально на такой случай: «Мы к вам заехали на ча-ас! Привет, бонжур, хэлло! А ну, скорей любите на-ас – вам крупно повезло!».

– Надеюсь, на этот раз не так крупно, как с пожарным инспектором, – озабоченно пробормотал коммерческий директор Владлен Сергеевич Потапов, которого лихая песня Бременских музыкантов оторвала от вдумчивого изучения плана продаж.

Персональный кабинет Владлена Сергеевича был отгорожен от просторного общего помещения в модном стиле «опен спейс» стеклянными стенами, имеющими сугубо символический характер: сквозь них все было и видно, и слышно.

– Петя, сиди, я сам, – выйдя из своего аквариума, Потапов жестом приземлил на стул вскинувшегося было по тревоге дежурного менеджера и направился к лифту.

Тем временем подозрительный добродушный простак непринужденно облокотился на стойку рецепции и послал Алле мягкую застенчивую улыбку и ответный вопрос:

– Мне хотелось бы пройти у вас какую-нибудь процедуру. Что вы мне посоветуете?

«Нет, это не инспектор, – подумала Алла, которая в ожидании менеджера и прояснения ситуации старательно излучала ровное, но сдержанное, в полнакала, гостеприимство. – Скорее, тайный покупатель или специалист по контрольным закупкам».

По опыту Аллы, нормальные клиенты были гораздо более конкретны в своих пожеланиях. Как правило, они приходили подготовленными, будучи уже в курсе всего спектра услуг (широкого) и цен (высоких). Сайт клиники «Идеаль Бьюти» был не только красивым, но и информативным.

Кроме того, расплывчатое пожелание «пройти какую-нибудь процедуру» звучало совершенно не по-мужски – так могла выразиться скучающая богатая дамочка, перепробовавшая все на свете и решительно не знающая, на что бы еще спустить денег.

Ни на такую, ни на какую-либо другую светскую львицу гость ни в коем случае не походил.

– Я вам посоветую побеседовать с компетентным специалистом, – по-прежнему на улыбке ответила Алла и плавно повела рукой, переадресуя внимание гостя вовремя появившемуся Владлену Сергеевичу.

Тот повторил ее жест, указав на мягкий диван:

– Присядем?

Константин Сергеевич Таганцев, выступающий в роли добродушного простака, проглотил неуместную киношную реплику «Спокойно, сядем усе!» и послушно совместил свое собственное мягкое место с диванным.

Владлен Сергеевич Потапов тоже присел и окинул собеседника быстрым взором, призванным оценить его состоятельность по внешним признакам.

Приятный молодой человек выглядел не вычурно без претензий, но в популярном стиле «кэжуал» одет и обут в добротную продукцию спортивных марок средней ценовой категории.

В свете модного у продвинутых супербогачей тренда, начало которому положил любитель незамысловатых джинсов, маек и свитеров Стив Джобс, это мало о чем говорило. Добродушный простак мог оказаться как демократичным миллионером, так и рачительным завсегдатаем стоков и сезонных распродаж. А часов и ювелирных изделий, которые послужили бы верным маркером, он не носил.

Сквозь большое витринное стекло Владлен Сергеевич окинул пытливым взором стоянку у входа в клинику. Три припаркованных на ней «Мерседеса», два «BMW», «Ламборгини», пару заурядных «Ауди» и один «Джип» коммерческий директор клиники буквально знал в лицо – это были машины клиентов, готовящихся к операциям и сотрудников медучреждения. Незнакомых автомобилей на стоянке не наблюдалось, следовательно, простодушный юноша прибыл на такси или даже вовсе на общественном транспорте.

Хотя не исключалась вероятность того, что его доставил личный автомобиль с водителем, временно удалившийся за пределы видимости до звонка хозяина. Среди пациентов встречались и такие, кто не хотел афишировать свои визиты в клинику.

Кроме того, Владлена Сергеевича сбивал с толку тот факт, что непонятный молодой человек явился в клинику в середине буднего дня – это вроде бы выдавало в нем счастливца, живущего по свободному расписанию.

На первый взгляд, загадочный визитер не нуждался в услугах специалистов-косметологов и хирургов-пластиков. Его черты были правильными, а кожа свежей, здоровой, в нужных местах румяной, покрытой естественным загаром, тон которого, однако, был слишком легок для того, чтобы опытный глаз смог определить, в каких широтах он приобретен.

Владлен Сергеевич был почти уверен, что этого лица еще никогда не касалась рука косметолога. Однако и среди клиентов, обращающихся в клинику впервые, встречались очень разные люди.

Потасканные плейбои стремились сохранить былой лоск.

Мужланы в возрасте сорок плюс, особенно остро ощутившие удар беса в ребро, отчаянно жаждали помолодеть под стать своим новым юным красоткам.

Нувориши спешили стереть с себя остаточные следы позорной бедности.

Солидные мужчины с криминальным прошлым очищали и освежали кожу, испорченную наколками и сибирским морозом.

Молодые люди с ухоженными бородами и сложными прическами с косичками и хвостиками увеличивали ягодицы и голени, потому что хотели красиво выглядеть в шортах для серфинга.

Амбициозные ребята из верхнего слоя офисного планктона убирали из-под глаз мешки, в которые стекали пятничные коктейли и ежедневные смузи.

Однако нежданный посетитель явно не относился ни к одной из этих характерных групп.

– Слушаю вас, – сказал Владлен Сергеевич, так и не определившись с выводами на глазок.

Уважительное «Вас» он, как и Алла, произнес так, что было понятно: в данном случае это слово было сказано с большой буквы.

Весь персонал клиники, непосредственно контактирующий с пациентами, был обучен произносить известную форму местоимения первого лица единственного числа в различных вариациях: как бы с маленькой буквы, как бы с большой, как бы с очень большой, выписанной красным цветом и с узорами, как в начале страниц знаменитого «Апостола» первопечатника Ивана Федорова. Хотя кто это такой, в клинике не знали. В «Идеаль Бьюти» никакой печатной продукции, кроме денег, не употребляли.

Владлен Сергеевич склонен был считать, что ни расписной, ни тем более красной буквицы непонятный добродушный простак не заслуживает, но рисковать не хотел.

– Понимаете, я журналист на фрилансе, – задушевно молвил приятный молодой человек, и Потапова сразу же отпустило.

Журналист-фрилансер! Ну, конечно!

Не штатная акула пера, но и не бессловесный обыватель. Не богач, но и не голытьба, с утра до вечера за копейки вкалывающая в офисных рудниках. Понты у него умеренные, доходы неровные, запросы средние, знакомых много, но общение преимущественно виртуальное…

Человек не опасный, при правильном подходе даже полезный.

– Хотите записаться в наш пул лояльных СМИ и получить приглашение на очередной пресс-тур? – понятливо спросил Владлен Сергеевич.

– Ну, видите ли, я в данный момент официально не работаю в каком-либо СМИ, – абсолютно честно признался опер Таганцев. – Но я подумываю предложить оригинальный материал популярному мужскому журналу «Крепкие орехи». Понимаете, у меня там есть приятель, Александр Боровичков, он редактирует авторские колонки и давно просит меня что-то для него написать.

Это тоже была чистая правда: Шура Боровичков приятельствовал с Костей Таганским со школьных лет, при случае с удовольствием слушал рассказы о героических буднях опера и был уверен, что они очень понравятся аудитории мужского журнала. Не меньше, чем байки вора в законе Шурупа, который с подачи предприимчивого Шуры уже вел в «Крепких орехах» свою собственную авторскую колонку.

– Так вы хотите написать о нашей клинике? – улыбнулся Потапов, понизив первую буковку в местоимении до строчной и с облегчением подумав, что это не его проблема: в штате «Идеаль Бьюти» имелся собственный специалист по PR и работе со СМИ. – Подождите, пожалуйста, я сейчас пришлю к вам нашего пиарщика.

– Э, нет, не надо мне пиарщика! Вы что же, подумали, что я у вас бесплатную процедуру выпрашивать пришел? Ну, нет! – Таганцев шире расправил плечи, давая понять, что журналист на фрилансе – человек маленький, но гордый. – Я эту систему знаю: за ваши халявные укольчики придется все тут хвалить и с этим самым пиарщиком бесконечно согласовывать. Я лучше заплачу, но сохраню свободу творчества!

– Вы уверены? – спросил Владлен Сергеевич, взглядом указав внимательно наблюдающей за ними Алле на толстую книгу прайса: пора, мол, неси уже. У нас не очень дешево.

«Не очень дешево» – это был синоним «крайне дорого».

– Вот потому я и прошу вас мне помочь… Большое спасибо! – Таганцев принял из девичьих рук внушительный талмуд с описанием процедур и расценками. – Давайте подберем для меня что-то побюджетнее, но при этом такое, знаете, интересное для мужчин. И не хлопотное по времени, чтобы мне сюда сто раз не ходить.

Получасом позже младший администратор Алла с рук на руки передала новоявленного журналиста хорошенькой, как все в клинике, медсестричке Зое, и та повела страждущего пациента в кабинет мезотерапии.

Внимательно изучив иллюстрированный прайс, Таганцев раскошелился на три процедуры, призванные избавить его от морщинки между бровями, и один сеанс пневмомассажа. Его предупредили, что один массаж никакого результата не даст, но он все равно его взял, по-детски пленившись аппаратом для прессотерапии и лимфодренажа на картинке.

Оперу Таганцеву всегда хотелось примерить космический скафандр, а тут как раз такой случай подвернулся.

– Норочка, начинается! – позвала из гостиной Виолетта Павловна и сразу после этих слов прибавила громкость телевизора.

Под финальный аккорд заставки вечерних шестичасовых новостей Элеонора Константиновна торопливо поставила на изящный сервировочный столик последнюю тарелочку с тарталетками и покатила миниатюрный продовольственный транспорт в гостиную.

– Ух, Норка, ты нас балуешь! – потерла крупные холеные руки Антонина Игоревна, опытным взглядом постоянной посетительницы фуршетов мгновенно оценив количество и качество доставленной к дивану еды.

– Какая же ты все-таки, Норочка, хозяюшка! – добродушно изумилась Виолетта Павловна.

Эта снисходительная похвала Элеонору Константиновну покоробила: ей словно бы намекнули, что настоящие леди – такие, как Виолетта Павловна, например, – не опускаются до того, чтобы собственноручно раскладывать по тарелкам угощение. Даже если это угощение – не самолепные вареники, домашнее сало или вообще какой-нибудь, прости господи, украинский борщ с чесноком, а изысканные тарталетки с креветками и каперсами из «Елисеевского».

Элеоноре Константиновне захотелось взять тарелочку и нахлобучить ее на голову Виолетте Павловне. К ее безупречным парикмахерским локонам цвета золотого топаза тугие бело-розовые завитки креветок подошли бы идеально. Однако Элеонора Константиновна ничем не выдала своих чувств и желаний, ответив Виолетте Павловне лишь доброй улыбкой и смущенным:

– Ах, Вия, вечно ты мне льстишь!

Как будто изысканная и элегантная Виолетта Павловна могла искренне восхищаться таким плебейским талантом, как хозяйственность! Домовитость, рачительность, добросовестность, трудолюбие и иже с ними она ценила исключительно в прислуге, которую считала правильным и даже необходимым всячески шпынять и третировать.

Сама Виолетта Павловна воспитывалась отнюдь не в благородном английском семействе. В свое время ее не научили ни тонкостям аристократической чайной церемонии, ни манерам истиной леди – на рабочей окраине, где она росла, они были не в ходу.

Да и кто мог подумать, что такие премудрости когда-нибудь понадобятся смазливой пэтэушнице без особых амбиций? Амбиции, как оказалось, были у бандита Васьки Грома, с которым юная Виечка встречалась сначала в кустах сирени за гаражами, а потом на съемной хате со скрипучей кроватью и жутким ковриком с лебедями на стене.

Да и предположить тогда никто не мог, что сегодня тот самый Васек Гром звался Василием Николаевичем Громовым и рулил не криминальной пацанвой с паяльниками и утюгами, а крупной сетью респектабельных магазинов бытовой техники.

Вырос Васька, в большие люди вышел! И законную супругу свою Виечку вывел. А уж осваивалась она в дивном новом мире богатых и праздных дам самостоятельно – благо, в деньгах ей супруг не отказывал, а траты на персональных тренеров, инструкторов и прочих гувернеров, ныне именуемых коучами, даже поощрял. Так что держать чашку, не оттопыривая мизинец, и пользоваться столовыми приборами в диапазоне от кофейной ложки до лопатки для икры Виолетта Павловна Громова давно научилась.

– Присядь уже, довольно хлопотать, – чуть раздраженно сказала она хозяйке дома.

Но Элеонора Константиновна сначала переставила тарелочки с сэндвичами, тарталетками и британскими сконами на круглый столик, накрытый белоснежной скатертью, свисающей почти до пола, и только после этого позволила себе опуститься в кресло.

– Надеюсь, мои дорогие, ввиду сложившихся обстоятельств вы извините мне такое отступление от правил, как шестичасовой чай, – сказала она, тонко улыбнувшись.

– Ввиду сложившихся обстоятельств мы извиним тебя, Нора, даже если ты сейчас залпом стакан водки для храбрости хватишь, – хохотнула Антонина Игоревна Ломакина.

Пожалуй, это был завуалированный упрек: Антонина Игоревна отметила отсутствие спиртных напитков, к которым относилась неизменно благосклонно. На фуршетах, до которых она была большая охотница, госпожа Ломакина первым делом значительно облегчала ношу официантов, встречающих гостей с подносами, уставленными бокалами. Причем предпочитала не тонкие вина, которые без церемоний называла кислятиной, а спиртное повышенной крепости.

В отличие от Виолетты Павловны, смолоду уютно устроившейся за каменной стеной-спиной супруга, Антонина Игоревна мужа никогда не имела и нынешнее свое благосостояние выстроила сама. Хотя официально она строила вовсе не его, а сначала коммунизм, потом развитой социализм, начав с удалой и веселой комсомольской работы и закончив ответственным постом вице-губернатора богатого сырьевого региона.

Собственно, госпожой Ломакиной Антонина Игоревна стала не так давно, большую часть жизни она была товарищем Ломакиной. И в качестве боевого товарища ни в чем не уступала коллегам-мужикам: вела деловые переговоры в бане, на рыбалке и в охотничьем домике, стаканами пила водку «за родину-Россию» и «за Сибирь-матушку», громко била по столу кулаком и виртуозно акцентировала свои мысли матом, умело усиливая непарламентскими выражениями ценные руководящие указания.

За свою хлебную должность бой-баба Антонина Игоревна держалась долго, и лишь когда ее с трудом «ушли» на пенсию, начала наверстывать упущенное по части женского счастья и милых дамских радостей.

– Тонечка, не запугивай Норочку, – сказала Виолетта Павловна и снова потискала пухлыми наманикюренными пальчиками телевизионный пульт, усилив громкость звука.

– …трагедии, связанные с неудачными пластическими операциями, – строго глядя в камеру, сказала неопределенного возраста женщина-диктор. – В конце марта во время пластики груди в частной клинике у двадцатидевятилетней пациентки остановилось сердце. В апреле во время пластической операции по изменению формы носа погибла семнадцатилетняя девушка.

– Так нам, бабоньки, еще повезло дожить до наших лет! – фыркнула Антонина Игоревна, загрузив в рот канапе.

Элеонора Константиновна поморщилась: она всячески избегала разговоров о своем возрасте. Виолетта Павловна, глядя на дикторшу, притворно сочувственно заметила:

– И сама-то Катенька очень неудачно блефаропластику сделала, смотрите, у нее на улыбке кожа под глазами крупными складочками идет!

– Реклама о хирургическом изменении внешности рассказывает так, словно сделать грудь четвертого размера или убрать три подбородка столь же просто, как почистить зубы, – продолжила диктор Катенька, не улыбаясь – видимо, чтобы кожа не пошла складочками. – А о всевозможных чудовищных осложнениях говорится лишь тогда, когда скрыть последствия уже невозможно, и жертве хочется с помощью огласки в СМИ наказать навредивших ей горе-врачей.

– Гляди, жертва, сейчас тебя покажут! – бесцеремонная Антонина Игоревна подтолкнула локтем Элеонору Константиновну.