Текст книги "Роковой подарок"

– Моей? Это которой?

– Мне, – призналась Маня и откашлялась хриплым басом.

– Что за вопрос, договоримся! Садись, поехали! Доброго здоровьица, девушки!

Тётки помахали им вслед.

– Тебе вправду дров привезти, что ли?

– А вы можете?

– Чего ж не могу, я всё могу!.. Сколько тебе? Три куба? Пять?

Маня вдруг рассердилась:

– Да что это за кубы?!

– Ну, кубометры! Не на весах же дрова вешать и килограммами продавать! Их кубометрами продают.

– Откуда я знаю, сколько мне нужно! – проговорила Маня, уставившись в окно. – Печку топить.

– У тебя голландка?

– Обычная русская печь у меня!

– Постой, у тебя в доме газа, что ли, нету?! Тут вроде у всех имеется!

– И у меня имеется, – ещё больше рассердилась Маня. – И газ, и отопление и вода и плита!

– А зачем тебе печку топить?

– Что вы ко мне привязались?! Я люблю, когда в доме живой огонь! Люблю на лежанке спать, когда печка тёплая! Готовить милое дело!

– Эт точно! Кашу пшённую знаешь как вкусно в печи запарить?… Или щи?

– Для этого дрова нужны, а у меня почти все кончились!

– Да вообще не проблема, привезу я тебе дров. Куда здесь, налево, направо?

Маня посмотрела и сообразила, что весельчак Никитос привёз её почти к дому.

– Остановите, я тут выйду. Вон наш дом.

– Да погоди ты, не прыгай! Я с тобой зайду, дровник посмотрю.

Маня совершенно не желала, чтоб он с ней… заходил!

Он усмехнулся, всё поняв:

– Я просто посмотрю, – сказал он миролюбиво, – сколько дров везти. Может, пять кубов у тебя и не уместятся!

Они вышли из машины, Маня сгребла свои пакеты с мукой, гречкой и сморчками, и тотчас же в приоткрытую калитку вылетел Волька и стал напрыгивать на хозяйку, похрюкивая от счастья.

– На свинью похожа, – заметил Никитос.

– Все так говорят, – отозвалась Маня. – За красоту и держу!..

Пока она гладила собаку, чесала и приговаривала, ловкий Никита обежал дом и прокричал с терраски:

– И чего, вся поленница?!

Маня закатила глаза, сунула пакеты в руки вышедшей на шум Лёле и тоже зашла за дом:

– Поленница в сарае была, а здесь я остатки сложила.

– А сарай где?

Маня махнула рукой в глубь участка.

– Кто это? – спросила Лёля. – Кого ты привезла?

– Это он меня привёз, – возразила Маня. – Дядя Николай потерялся, а этот в нашу сторону ехал.

– Деловой, – заметила Лёля.

Вдалеке за кустами в сарае что-то гремело и падало. Наконец на дорожке показался Никита. Он шагал широко и вытирал о штаны загорелые руки.

– Ну, туда и семь кубов войдёт. Только тебе крышу нужно до осени поправить, слышь, Мария? Сарайка ничего, постоит ещё, а крыша в одном месте совсем худая, дождём заливать будет.

Он дошёл до террасы, увидел Лёлю и поздоровался вежливо:

– Здрасьте.

Лёля тоже вежливо поздоровалась и спросила:

– Хотите чаю?

– Мне ехать надо, – отказался Никитос, как показалось Мане, с сожалением. – Ну чего, хозяйки? Сначала дровник нужно починить, а потом уж дрова покупать.

– Как же мы его будем чинить? – спросила Маня, чувствуя себя дурой.

– Хотите, я людей подошлю! Только им заплатить придётся!

– Сколько?

– Прикинем. Мимо поеду, привезу плотника, он оценит. Ну, всего хорошего!

И пропал с глаз, с той стороны дома замолотил двигатель.

– Как ты съездила, Манечка?

– Ужасно, как! Всё пришлось повторять заново, и не посторонним людям, а вдове, а она, знаешь, как будто ничего не понимает. Он у неё спрашивает, где она вчера была, а она отвечает: «Я не помню».

– Кто – он?

– Следователь Раневский. И забрал её! У меня, говорит, есть все основания считать, что вы застрелили собственного мужа! А вчера у него были такие же основания считать, что Максима застрелила я!

– О господи.

– Ничего я не понимаю в работе правоохранительных органов, – пожаловалась Маня. – В детективах всё не так. Алекс мне сто раз говорил, что любой детектив – ложь от первого до последнего слова.

Лёля подумала немного:

– Самая серьёзная и большая правда детектива в том, что за преступлением всегда следует наказание. В любом случае. Это самая наиглавнейшая правда, Маня. Я тебе как преподаватель литературы говорю.

– В литературе так и есть, а в жизни?

– В жизни тем более!

Остаток дня Маня провозилась со сморчками, сама перед собой делая вид, что сейчас сморчки гораздо важнее, чем брошенный на полуслове текст. Когда пошёл дождь – он всё-таки пошёл! – Маня решила, что нужно затопить печь, и долго возилась ещё с печью.

Лёля валялась с книжкой на диване имени Орхана Памука или Харуки Мураками и время от времени лениво интересовалась, не нужна ли Мане её помощь.

Мане помощь была не нужна.

Натянув штормовку, она отправилась в сарай и прикатила оттуда тачку дров – последнюю. Дождь стучал по брезентовому капюшону штормовки как по железной крыше.

Волька мужественно сопровождал хозяйку, весь вымок и продрог.

Маня перетаскала дрова к печке, скинула мокрую одежду, посмотрела в огонь и сказала громко и тоскливо:

– Всё не так. Они или что-то скрывают, или пытаются защититься, но они почему-то врут.

– Кто врёт, Манечка?

– Все, – ответила Маня.

Весь следующий день Маня прилежно писала, этому очень способствовал дождь. Он зарядил надолго, у крыльца стали лужи, и Манин любимый куст пионов совсем поник от воды.

В романе у неё тоже сразу же пошёл дождь, и герой путешествовал туда-сюда, мокрый насквозь.

Алекс всегда ругал Маню за излишний натурализм и за то, что она, как акын, который «что вижу, то пою», пихала в роман всё, что её окружало, – дурную погоду, собаку, собственную лень, подслушанный разговор. Алекс считал, что литература не есть отражение жизни, а Маня запальчиво отвечала, что литература есть преломление жизни, и это самое интересное!..

Текст получался плохой, вялый, слова какие-то… хлипкие, студенистые, и Маня отлично знала, почему так. Она неотрывно думала об убийстве, и приключения собственного героя ей были неинтересны.

Под вечер она решила, что с утра поедет в город, в библиотеку.

…А что такое?… Ей нужны… эээ… материалы. Она должна как можно больше узнать о списках Серафима Саровского, а узнать о них она может только в библиотеке!

Маня понятия не имела, где именно в Беловодске библиотека и какая она, но легко убедила себя, что ей туда прямая дорога. Она вообще виртуозно умела убедить себя в чём угодно.

Приехав в город, разумеется, ни в какую библиотеку она не пошла, а отправилась прямиком в особняк «Регионстальконструкции», господи помилуй.

Роман Сорокалетов, завидев писательницу на пороге своего кабинета, отчего-то нисколько не удивился.

– Хорошо, что ты приехала, Маня, – сказал он мрачно. – Проходи, садись. Тебя без пропуска пустили?

– Меня без пропуска только в Государственную Думу не пускают, – отмахнулась Маня. – У них особый режим. А так в основном везде!

Маня плюхнула на диван рюкзачок.

– Как там Женя? Её отпустили?

– Да, как же! – выговорил Роман с отвращением. – Пока они раскачаются!

– А что?

– Проверяют алиби. Она же не говорит, где в воскресенье была!

Маня вздохнула:

– А почему не говорит, ты не знаешь?

Роман пожал плечами и почесал бороду.

Деловые люди, как и лесники, нынче все при бородах, подумала Маня. Только эти, деловые, бороды отличаются от бород лесных!.. Эти бороды чешут, умащивают, стригут, холят, а те как попало растут!..

– Ромка, расскажи мне про них, про Женю и Максима. Какие они?

– Маня, – взмолился Роман, – я уже следователю двадцать раз рассказывал! И ты туда же!

– Я туда же, – подтвердила Маня.

Роман поднялся, походил по кабинету, достал из стеклянного ящика, по всей видимости холодильника, «Боржоми» и предложил:

– Хочешь? – И, не дожидаясь ответа, глотнул прямо из горлышка. – Ну, я их знаю лет двадцать. Мы в каком году институт окончили?

Маня закатила глаза.

– Ну вот именно. Я года два отработал в НИИ машиностроения, скука смертная и денег три рубля. А Максим тогда первый завод перепрофилировал. Ну, и взял меня инженером!..

– Где был завод?

– Первый? В Дмитрове. Я в Москве жил, он на производство из Беловодска ездил, потом поблизости избушку купил, чтоб ночевать и поменьше мотаться. Потом мы вместе второй завод наладили, уже здесь, в Беловодске. Мы с Юлькой сюда переехали, с тех пор живём.

– А жена Максима? Кто она? Откуда?

– Вроде питерская, но точно я не знаю! У нас она никогда не работала и в наши дела не встревала. Но она такая… правильная, Женя. У неё всё по порядку. Дети учатся, всякий там конный спорт, шахматные секции, языки. Гостей принимает в любое время дня и ночи, если Максу нужно, и губернатора может принять, и министра!..

– Скучная? – подумав, спросила Маня.

– Да не скучная она! Правильная, я же говорю! И не могла она Макса застрелить, ну, не могла, ты понимаешь? Он для неё смысл жизни!

– Она так его любила?

– Мань, чего ты как в пионерском лагере-то? Может, и любила, почём я знаю! Она ничем, кроме него, не занималась! Его гостями, его друзьями, его домом, его обедом! Чтоб у него дело шло!

– Ну, – сказала Маня, – это классика жанра. Жена ухаживает, муж растёт. Потом вырастает и меняет старую жену на новую. Максим не собирался, не знаешь?…

Роман посмотрела на неё, словно решался, сказать или нет, и… не решился.

– Я не знаю. – Он отвернулся, и Маня поняла: врёт.

Всё он знает.

Стало быть, портрет, засунутый в самую глубину выдвижного ящика, неспроста.

– Маня. – Роман с размаху селя рядом и допил из бутылки воду. – Послушай меня. Ты же мастер всяких… головоломок. Маня, ты должна найти убийцу.

– Здрасти-приехали.

– Маня, мы должны сами, ты пойми! Этот Раневский мальчишка совсем, его, должно быть, на это дело и кинули, потому что не жалко. Ну, напортачит, спишем! А мне убийца нужен. Как я работать стану, если не узнаю? А вдруг правда какие-то конкуренты у нас завелись и следующий я?…

Маня подняла брови.

– Да, да, всякое может быть! Если я чего-то не знаю? У меня дети, Маня! И Юлька!

– А ты сам? – спросила писательница и прищурилась. – Ты не убивал его, Ромка?

– Сдурела?!

– А вдруг у тебя план захватить бизнес? Не половину, а весь, целиком?

– Маня! – Роман хлопнул ладонью по кожаному подлокотнику дивана. – Мне и половины много! Я его целиком не вывезу, бизнес этот!.. И потом!

– Что?

Он вдруг как-то сник. Помолчал и выговорил, морщась:

– Меня ведь тоже могут посадить. Если окажется, что у Жени алиби, следующий кандидат на нары – как раз я. Даже ты спрашиваешь, не собирался ли я захватить бизнес!

– Н-да-а-а, – протянула Маня. – Но из меня сыщик аховый, Ромка. Я только в книжных убийствах разбираюсь.

– Ничего, в этом тоже разберёшься.

Они посидели молча.

– Что у тебя с ногой? – рассеянно спросила Маня.

– А?…

– Вон, нога забинтована, ты что, упал?

– На корте полез за мячом и о проволоку ободрался.

– Понятно.

И они ещё посидели.

– У Максима есть ещё родственники, кроме жены и детей? Родители? Может, тётя с дядей?

Роман какое-то время вспоминал.

– Брат есть, что я точно знаю. Они почти не общались вроде, он сидел по малолетству, а может и не только по малолетству.

– Так, может, брат его застрелил?!

– Маня, всё может быть! Разберись, я тебя как человека прошу!

…Зря он старается! Маня всё для себя давно решила – она и приехала сегодня в особняк, потому что точно знала: этого дела она так не оставит.

Человека застрелили у неё на глазах, и самое меньшее, что она может сделать, – узнать, кто и за что убил!

– Я бы съездила к ним в дом, – сказала Маня. – Ты можешь договориться, чтоб меня впустили? Или там нет никого?

Роман поднялся, подошёл к столу и стал выдвигать ящики, один за другим.

– Сейчас, сейчас, – бормотал он.

И наконец выудил связку ключей.

– Что это? – удивилась Маня.

– Ключи от дома Макса, – как ни в чём не бывало ответил Роман. – Вот это брелок от ворот, таблетка от калитки, а это от замков.

– Почему у тебя его ключи?!

– А у него от моего. – Роман грустно улыбнулся. – Мы так в своё время договорились, запасные ключи держать на работе. Хотели охранникам отдать, а потом решили, что у себя держать надёжней. И чтоб ни у кого соблазна не было, поменялись, понимаешь?

Маня смотрела на приятеля во все глаза.

– Ну, если у него ключи вытащат, они к его дому всё равно не подойдут, потому что это мои! А вот этими мой тоже не откроешь.

– Тонко, – оценила Маня. – У вас там, небось, вооружённая до зубов личная королевская охрана и снайперы на крыше, а вы ключами поменялись, как маленькие!

– Нет у нас снайперов никаких, Маня.

– Ты всё же позвони, в доме наверняка кто-то есть.

В дом Максима Маня отправилась на той же роскошной машине, которая третьего дня везла её в деревню.

После дождя город выглядел умытым, весёлым, чистеньким. Может, оттого, что не было пыли, а может, оттого, что прохладный воздух был как-то удивительно прозрачен, хрустален и пахло рекой и молодой листвой – хорошо!

Маня нервничала и мёрзла, ноги в летних кроссовках совсем заледенели.

Она поджимала пальцы, пересаживалась и всё думала, думала. В её мыслях как будто постоянно присутствовал ещё и Алекс. Она с ним спорила, не соглашалась или, наоборот, внимательно слушала и всё что-то хотела ему доказать, чтоб он увидел наконец, какая она умная, находчивая и самоотверженная!

Но он не видел.

– Приехали, – сказал водитель. – Подождите, я вам открою дверь.

Маня выбралась из машины, постояла, посмотрела по сторонам – никого, только монументальный забор и ветви деревьев над ним, и позвонила в калитку.

Открыли почти сразу, как в тот, первый раз, когда приехала смотреть иконы.

Маня пошла по дорожке, вымощенной, как в сказке, розовым кирпичом, к едва видневшемуся вдалеке дому.

…Что она станет здесь искать?… Зачем приехала?… Разве она на самом деле находчивая и умная?! Всё наоборот – размазня, лентяйка, обманщица, обманывает себя, Лёлю вот обманула, ибо не собиралась ни в какую библиотеку, обманывает Алекса, который уверен, что она много работает и уезжает в дальние края, исключительно чтобы работать!

А она уезжает… от него.

Хорошо бы от себя тоже уехать.

На пороге дома поджидала женщина средних лет в джинсах, толстовке и чёрной газовой косынке на голове, повязанной концами назад, – знак траура.

– Здравствуйте, – поздоровалась Маня.

Женщина тихо поздоровалась в ответ.

– Меня зовут…

– Я знаю, Роман Андреевич предупредил, – перебила женщина. – Проходите.

В доме было тихо, как в склепе, слышно, как где-то тикают часы. Зеркала в передней завешаны чёрной тафтой.

– Такое горе у нас, – проговорила женщина, заметив её взгляд. – Да вы проходите, проходите. Не разувайтесь, у нас не принято. Вы ведь с Максимом дружили, да?

Маня согласилась: да, дружили.

– Я так и поняла, – кивнула женщина. – Меня Маргаритой зовут, я присматриваю за домом.

– Давно? – тут же спросила Маня. – Присматриваете?

– Да как дом построили, так я и пришла, – Маргарита улыбнулась. – Тому уж лет семнадцать! Маша совсем маленькая была, я её вырастила. А вы прям в тот… день у нас были?

Маня кивнула.

Маргарита махнула рукой, глаза у неё налились слезами.

– Как дети выросли, я по выходным перестала приходить. А если бы здесь была, может… ничего бы и не стряслось! Господи, да что ж это делается! Таких людей разве можно убивать?! Их на выставку достижений нужно, чтоб на них все смотрели и пример брали!..

– Мы в тот день с Максимом Андреевичем разговаривали в его кабинете, – начала врать Маня. – И я там забыла… очки. Не эти, – и она сдёрнула очки с носа, – а другие! Можно я посмотрю?

– Конечно, конечно, проводить вас? Или вы знаете?

– Знаю, – соврала Маня ещё более лихо. – На второй этаж, да?

– Да, да, и направо. Если помощь не требуется, я с вами не пойду, не могу, и так уж третий день плачу. А там всё как будто он только на работу уехал. Я вам чаю согрею. Будете? Или хотите, кофе сварю? С бутербродами? Я страсть как люблю ваши книжки читать, и как передача какая с вашим участием, никогда не пропущу, уж больно толково вы говорите!

– Спасибо, – пробормотала Маня. – Чаю выпью с удовольствием.

По лестнице морёного дуба с резными панелями по стенам она поднялась на второй этаж и замерла – слишком много дверей, а времени маловато.

Добрая Маргарита наверняка не станет ждать её с чаем час или полтора.

И – самое главное! – Маня понятия не имела, что именно будет искать. Какие такие улики и вещественные доказательства?…

Маня наугад открыла первую дверь и оказалось в библиотеке – от пола до потолка книжные шкафы, стремянка на латунных колёсиках, покойные кресла, торшеры, окна в сад. Она с удовольствием осталась бы тут жить, её всегда тянуло остаться жить в любой библиотеке, но она мужественно заставила себя выйти и открыть следующую дверь.

По всей видимости, это и был кабинет Максима – очень похожий на рабочий, но всё же попроще, полегче. Здесь на стенах вместо фотографий машин и механизмов были пейзажи, кресло барское, разлапистое, на столе книжка страницами вниз.

Маня посмотрела.

Алексей Толстой, «Пётр Первый».

Ни цветов, ни фотографий детей и жены.

Маня обошла стол, заглянула в бумаги – какие-то сметы, счета, схема на миллиметровке. С правой стороны прибор – серебряный поднос, на нём штоф и два хрустальных толстодонных бокала. Маня открыла пробку и осторожно понюхала. Так и есть, виски. На двухэтажной подставке красного дерева лежали папки, Маня перебрала их.

Договоры, соглашения о намерениях, статья в журнал «Чёрная металлургия».

В самой нижней зелёной папке оказались плотные, словно на картоне, фотографии, переложенные папиросной бумагой. Маня аккуратно откинула тонкий покров и посмотрела.

И удивилась.

Никакой чёрной металлургии и механизмов!

На фотографиях, больше похожих на картины, были изображены… драгоценности. Жемчужное ожерелье, очень искусно снятое, словно живое. Маня потрогала картинку, уверенная, что ощутит гладкую прохладу жемчуга. Венчал ожерелье изумруд дивной красоты в обрамлении крупных бриллиантов. Изумруд был размером, Маня прикинула, с циферблат мужских часов, то есть огромный!.. Ожерелье было сфотографировано с разных сторон, в разном свете и ракурсах.

Маня переложила несколько картонок.

Серьги – крупные жемчужины на изумрудных каплях – тоже были сфотографированы со всех сторон, очень тщательно.

…Что это может быть? Музейный экспонат? Максим Андреевич на досуге промышлял кражами царских драгоценностей из Грановитой палаты?

Маня подумала, воровато оглянулась и сунула папку в свой рюкзак.

Выбралась в коридор, бесшумно открыла следующую дверь и тут же обо что-то споткнулась так, что не удержалась на ногах, бухнулась на колени, зашипела от боли, вскочила и прислушалась.

Вроде всё тихо.

Ноге было больно, Маня наклонилась и стала тереть её изо всех сил, а потом посмотрела, что попалось ей на пути – чемодан. Огромный синий чемодан на колёсиках. От Маниного падения он отъехал далеко в сторону и замер, упёршись в кресло.

Судя по всему, она оказалась в комнате Жени. Здесь было светло, просторно, легкомысленные шторы, диван с подушками. В кресле торчал большой меховой кролик, раскинувший смешные длинные уши – очень женский интерьер.

Маня попробовала приподнять чемодан – он оказался очень тяжёлым, видимо, его собрали в какую-то дальнюю поездку. Куда Женя собиралась уезжать и когда?…

Потом Маню заинтересовали картины на стенах – роскошные натюрморты, сплошь цветы, фрукты и вазы. Они была написаны на… фарфоре, на огромных фарфоровых пластинах, очень тонко, филигранно. Маня читала когда-то о такой росписи фарфора – технология считалась уникальной и стоила бешеных денег.

На столе, обитом розовой кожей, Маня обнаружила альбом для рисования, карандаши, несколько книг по истории Средневековья, целую коллекцию ручек и больше ничего, ни одной записи, ни одной картинки в альбоме, пусто.

Зато на комоде позади кресла теснилось множество фотографий детей, маленьких и подросших, Максима, совсем молодого и постарше, за фотографиями обнаружился диплом в солидной золочёной рамке.

Маня вытянула шею и прочитала: «Благодарность… Спорткомитет РФ… Евгении такой-то… за вклад в развитие…», и тут её как громом поразило – благодарность была подписана заслуженным мастером спорта… по стрельбе Сиротиным.

– Марина, – приглушённо позвали снизу. – Нашли что искали?

Маня схватила рамку, сунула в рюкзак, где уже лежала папка, кинулась в коридор, прикрыла за собой дверь и затопала по лестнице вниз, сильно припадая на хромую ногу.

…Вечная история с этой ногой, везде она падает!

– Нет, Маргарита, – объявила она поджидавшей внизу домоправительнице, – не нашла. Если вдруг вам попадутся очки, позвоните мне, ладно?

– Я чай подала в гостиную.

Маня уселась, не выпуская из виду рюкзак с похищенными вещами. Маргарита налила ей чаю.

Тут только писательница обратила внимание, что чашка на столе одна.

– А вы?

– Ничего, ничего.

– Нет, как же я одна буду пить?

Женщина достала ещё одну чашку и пристроилась напротив.

– Вы как Женя, – сказала она грустно. – Та тоже сроду без меня чай пить не сядет. Иди, говорит, вместе попьём! Она для меня специальные конфеты держит, я шоколад не люблю, а мармелад обожаю. Так у нас всегда лимонных долек запас. Вы не знаете, когда уж её домой-то отпустят?

– Не знаю, – призналась Маня. – Роман обещал адвоката ей доставить.

– Ещё адвокат какой-то! – фыркнула Маргарита. – Как будто Женя могла Максима убить! Чепуха на постном масле.

– Не могла? – уточнила Маня, глядя в чашку.

– Да что вы говорите-то такое, Марина?!

– А в то воскресенье она дома была, Женя?

– Да откуда я знаю, где она была?! – вдруг рассердилась домоправительница. – Я у них не выспрашиваю, куда они пойдут или поедут, ещё не хватает!

– Но уезжать-то она собиралась?

– Кто?! Женя?! С чего вы взяли?!

Маня не могла признаться, что своими глазами видела собранный чемодан, и поэтому проблеяла нечто неопределённое:

– Мне Максим, кажется, говорил, я точно не помню.

– А я уж точно не в курсе. Только если ко мне кто придёт и допытываться станет, хоть из милиции, хоть из прокуратуры, я прям в рожу плюну!

Маня улыбнулась.

– Вы за них горой, Маргарита. Так редко бывает.

– Не знаю я, как бывает, – отрезала домоправительница. – Я когда эту работу нашла, мне все соседки-товарки в уши пели, что на богатых работать – хуже нет! И шпынять-то меня с утра до ночи будут, и гонять за делом и без дела, и оскорблять, и унижать, а потом ещё в краже обвинят и в тюрьму посадят! А я от Максима с Женей и от детей ихних за все годы ни одного плохого слова не услыхала! Ну, бывает, Максим Андреевич расшумится, так его Женя – раз, и успокоит. Она как с работы задерживается, так он места себе не найдёт и ужинать не сядет.

– А она разве задерживалась?

– Редко, – призналась Маргарита. – В ихнем музее к шести часам уже тишина и нет никого. Но бывало, конечно! Делегация какая-нибудь нагрянет, она и сидит с ними, ей по должности положено.

– По должности? – переспросила Маня заинтересованно.

– Ну, конечно, она ж заместитель! Директор сидит, и она с ним, куда деваться.

Маня покивала: и в самом деле, деваться некуда.

– И дети выросли хорошие, непьющие, негулящие! Федя мой любимец, а уж Машенька так вообще!..

– Идеальная семья, – поддержала Маня, и тут Маргарита словно наотмашь захлопнула перед ней дверь.

– Этого я не знаю, – холодно проговорила она. – Идеальная или там какая ещё. Теперь вот никакой семьи нету. Отца убили, мать забрали.

– Я вас обидела?

– Никто меня не обидел. К вечеру Машенька должна вернуться, а назавтра Федя, что я им скажу? Как в глаза взгляну?

Маргарита шмыгнула носом, сорвалась с места и скрылась из глаз.

…Беда, подумала Маня тоскливо. Какая беда.

Одним глотком допила остывший чай, вздохнула, потёрла ногу и поднялась.

– Паша, – закричала откуда-то издалека Маргарита. – Ты эту лейку не бери, ты садовую возьми!

Маню как будто обожгло.

Точно! Так и было! Именно это имя Максим и назвал!

«Паш, это ты?» – спросил он и полез в кусты, а потом раздались два сухих щелчка.

Маня кинулась на голос и застала Маргариту на ступенях, выходящих в парк.

– Кто этот Паша? – выпалила она. – Вы сейчас позвали?

Маргарита вытаращила глаза.

– Рабочий наш, Паша Кондратьев, – ответила она с изумлением. – Помогает в саду, сам-то в сельхозакадемии учится. Садовник раз в неделю приходит, а Паша всякий день.

– И в воскресенье приходил?

– Должно быть, приходил. Да что с вами такое, Марина?

– Где он, этот ваш Паша?

– Да вон с лейкой! В клумбе!

Маня скатилась со ступенек и бросилась «в клумбу».

– Павел! – закричала она.

Парень оглянулся и уставился на неё. Из лейки прямо в куст текла вода.

– Зачем вы поливаете? – подбежав, спросила Маня. – Дождь вчера весь день лил.

Парень посмотрел на лейку.

– Так я эти горшки с террасы принёс, – сказал он немного растерянно. – Они там под крышей стояли, но им солнце нужно, вот я и вынес. А что? Не надо было?

– Вы были здесь, в саду в воскресенье?

Парень замотал головой и сделал шаг назад.

– Я вас видела! – закричала Маня. – Моя собака вас прогнала! Вы убили Максима!

Парень вдруг изо всех сил швырнул в неё лейку, она еле успела увернуться.

– Паша, куда ты! – закричала Маргарита.

– Стой, стой! – завопила Маня.

Но он уже перепрыгнул клумбу и со всех ног помчался по дорожке, вымощенной розовым кирпичом.

* * *

– А я вам в десятый раз повторяю, гражданка писатель, чтоб вы не лезли куда не следует! Зачем вас понесло к потерпевшему в дом?! Что вы там забыли?!

– Очки! – очень убедительно и с напором выговорила Маня. – Я поехала за очками! И там был парень, садовник! И я вспомнила тот день, воскресенье! Когда затрещали кусты, Максим позвал: «Паша!» И пошёл на звук! И его застрелили.

– И где теперь мне искать этого Пашу?!

Маня осеклась:

– Откуда я знаю…

– Во-от, во-от, не знаете вы! А если бы следствие шло своим чередом, дошло бы дело и до Паши!

– Маргарита, домоправительница, сказала, что он студент, у них подрабатывает каждое лето.

– Что мне толку от того, что он студент?! Он наверняка не в институт от вас ломанулся!

– Послушайте, Дмитрий Львович…

– Нет, это вы послушайте, гражданка писатель! Не нужно за меня следственные действия вести! Или я вас задержу на трое суток без решения суда!

– Вы всерьёз думаете, что Максима убила жена?

Раневский весь покраснел – вот-вот взорвётся, как перегретый паровой котёл.

– У-уф, – выдохнул он с силой. – У-уф!..

И попросил почти жалобно:

– Идите отсюда, а? Идите, гражданка писатель, чтоб я вас больше не видел. Мне ведь дела нету, что вас по телевизору показывают, я телевизор-то не смотрю.

– Я сейчас уйду, – пообещала Маня горячо. – Вы мне только объясните, есть ли какие-то доказательства, пусть косвенные, что Максима застрелила Женя? Ну, что-то ведь вам известно!

– Нам известно, что супруга наотрез отказывается отвечать, где она провела день убийства. И с кем! Алиби никакого нету! А кто лучше неё знает сад и окрестности? Кто знал, что убитый непременно по той дорожке пойдёт? Жена и знала! Между прочим, она сказала, и в протоколе это зафиксировано, что её муж каждый день одним и тем же путём ходил на пристань и обратно! Стало быть, никакого труда не составляло там его дождаться! Кто ещё об этом мог знать? Посторонние точно не могли!

– А пистолет? Нашли?

– Ищем, – буркнул Раневский так, что стало понятно: ничего они не ищут. – Вот признается жена, сама и скажет, где его скинула, пистолет.

…Да, стремительно подумала Маня. Тут всё против Жени: и собранный чемодан, и грамота от стрелкового клуба!.. Хорошо, Раневский до грамоты не добрался первым, Маня его опередила!

…И почему она молчит, вдова? Почему не говорит, где и с кем была?

А что, если…

Что, если всё именно так, как кажется на первый взгляд: она убила своего мужа?… И Маня сопротивляется этой мысли только потому, что Женя ей понравилась?

– Да точно вам говорю, гражданка писатель, – Раневский, внимательно следивший за её лицом, усмехнулся, – жена и застрелила. Так чаще всего бывает. С виду люди как люди, а на самом деле – отмороженные.

– Можно мне с ней увидеться? С Женей?

Следователь опять озверел:

– Я вам русским языком говорю, не лезьте не в своё дело! Вы есть совершенно посторонний человек, какие свидания?!

– Я поняла, поняла! – Маня поднялась и потянула с пола рюкзак, набитый ворованными документами. – Если что-нибудь узнаю, я вам позвоню. Давайте телефон.

Следователь вновь шумно задышал, но в конце концов протянул ей визитку.

– Ехали бы вы лучше в свою деревню, – посоветовал он напоследок, – правда! Если не хотите в историю влипнуть!

– Да я уже влипла, – сообщила Маня. – До скорого свидания.

Дома Маня застала Лёлю возле печки, чумазую и раздосадованную.

– Она не зажигается, – выпалила Лёля, как только Маня появилась на пороге и пристроила рюкзак на диван имени Орхана Памука или Харуки Мураками. – Я с утра пытаюсь и не получается ничего! Как её топить, Маня?

Писательница уселась рядом с рюкзаком и принялась стягивать с ледяных ног кроссовки.

– Почему ты такая грязная? Ты что, внутрь печки лазала?

Лёля кивнула совершенно серьёзно.

– Я думала, там нужно что-то открыть или отодвинуть. Для тяги.

– Внутри? – уточнила Маня.

Лёля сердито посмотрела на неё.

– Заслонка вот. – Маня подошла, оставляя за собой на чистом полу цепочку мокрых следов, и потянула железную штуку.

И заглянула в зев печки. Он был весь забит поленьями, слегка обгоревшими с разных сторон.

Лёля выглядела словно школьница, которую вызвал завуч, чтобы выругать.

– У меня тоже сначала ничего не получалось. – Маня стала ловко выволакивать из печки дрова. – А потом приспособилась! Смотри, два полешка кладём так, между ними растопку. Ты растопку подкладывала?

– Нет, – призналась Лёля.

– Вот поэтому и не получилось. Видишь, кузовок с берестой? Берёшь горсть, – Маня достала из корзинки сухих щепок и коры, – насыпаешь посередине, а сверху ещё два полешка, вот так, поперёк. И зажигаешь.

Некоторое время они обе смотрели, как весёлый огонь потихоньку набирает силу, начинает плясать по дровам.

– Я что-то так замёрзла, – призналась Маня. – Сегодня холодно, а я оделась кое-как. А где моя собака?

Оказалось, что Манин приезд Волька проспал!.. Он обнаружил хозяйку, только когда она вошла в комнату, скатился с кровати и принялся ликовать.

– Ничего не знаю, – сердито сказала ему Маня. – Службу завалил, можешь не подлизываться.

Но Волька не слушал.

Какое-то время Маня гладила его и целовала в морду, потом стала отпихивать: пёс мешал ей переодеться.

– Волька, скажи мне, у меня есть интуиция? – спросила Маня и потрясла пса за лапы.

Тот извернулся и ещё разок лизнул хозяйку в нос.

– Лёля! – крикнула Маня, натянув один носок. – Как ты думаешь, у меня есть интуиция?

– Что?!

– Я говорю, давай обедать!..

– Уже накрыто, выходи!

Маня натянула второй носок, безразмерные штаны с отвисшей задницей – модная нынче штука – и гигантскую толстовку непередаваемо мятного цвета. Сразу стало уютно и прекрасно. Гораздо лучше, чем было.