Текст книги "Расследования в отпуске"

– Не его ли мы нашли в коробе?

– Наверное. Важно другое. Свой подвижнический подвиг этот человек исполнил, как и подобает. Некоторое время хранил образ у себя, но потом решил, что место ненадежное.

– И спрятал икону в школе?

– Он работал там. В ремонтной бригаде. Это было несложно. В бывшей печке образ должен был храниться до тех пор, пока не наступит его час.

– И как это понимать?

– Что непонятного? Когда наступит время вернуться в мир.

Павел покачал головой.

– То есть священники знали?

– Один. Только один. Тот, кто давал Простову поручение. Покидая этот мир, он передал все преемнику.

– Так почему же икону раньше не достали?

– Не было на то Божьей воли.

– А на то, чтобы украсть? Была, значит?

Отец Алексий взглянул на сердитого Сомова и не ответил.

– На допросе, – вступила Алиса, – Шишов сказал, что его прадед был первым преступником в их семье. А правнук весь в него пошел.

– Да, ноша Простову досталась немалая, – вздохнул батюшка. – Но крест свой он нес с достоинством. Однако как преступник узнал о месте хранения? Уверен, Простов хранил тайну свято.

– Шишов рассказал, что его дед, сын Простова, узнал о тайнике случайно, – ответил Сомов. – Во время тяжелой болезни Простов бредил. Этот бессвязный бред сынок записал, потом расшифровал. Отцу, конечно, ничего не сказал. Решил, что достанет икону из тайника, да не успел. Сам помер. Но записи сохранил. Через много лет их нашла внучка Простова тетя Саша. Она тогда с мужем развелась и вернулась в отчий дом. Догадалась, что дед собирался вскрыть тайник, и решила, что у них с сыном получится наверняка. Потому и пошла работать в эту школу.

– Понятно. Но почему именно сейчас?

– Шишов сразу стал план разрабатывать, но все никак не срасталось. У всякого риска есть предел. Уже на зоне он крупно проигрался. Сумма была запредельная. Не отдашь, на перо поса… дят. – Сомов запнулся и пояснил: – Убьют то есть. Вскрытие тайника – единственный шанс выжить. И Шишов пошел ва-банк.

– Торопился, выходит.

– Торопился. Теперь вернется к тем, кому был должен.

Отец Алексий перекрестился и долго молчал.

«Молится», – догадался Сомов и взглянул на задумчивое лицо Алисы.

– Хотите, чтобы люди узнали, что Простов не преступник? – вдруг спросила она.

– Я получил благословение на то, чтобы очистить его имя от скверны. А насчет того, чтобы предать широкой огласке… Теперь имя его всегда будет ассоциироваться с убийцей. Не уверен, что он этого желал бы. Но вам я должен был рассказать.

– А икона? Она же теперь потеряна навсегда. На дне ее сто лет искать будут – не найдут.

Отец Алексий неожиданно улыбнулся.

– Если уж она решила объявиться, то объявится.

– Когда? Знать бы.

– Это не в нашей воле. Она сама решит. Нам остается только молиться, чтобы мы сподобились увидеть светлый лик Богородицы. – И неожиданно предложил: – Пойдемте-ка, ребята, со мной. Исповедаю вас. Пойдете?

Они ответили хором:

– Пойдем.

– У меня отпуск через неделю кончается.

– Жалеешь, что не отдохнула как следует?

– Нет. Не жалею. Ни о чем. Это был самый… необыкновенный отпуск в моей жизни.

– Тебя… долго ждать снова?

– Недолго. Как только уволят, сразу на самолет.

Ванечку разбудил соседский петух. Вскочил на забор и дал такого ору, что не проснуться было невозможно.

Ванечка сел на кровати и огляделся. Кажется, тетенька с дяденькой еще спят. Их окна на другую сторону выходят. Наверное, не так слышно.

Он сполз на пол и, надев сандалики, на цыпочках направился к двери. Пока никто не тащит умываться и собираться в детский сад, можно пойти погулять.

Он любил гулять один. Редко, но иногда получалось. Иной раз отправлялся к реке. А когда просто по городу бродил. Смотрел, как люди живут, чего делают. Вспоминал свое прежнее житье, мамку вспоминал. Какой она была, пока не заболела. Правда, в последнее время ее лицо вспоминалось плохо. Только глаза. Светлые и добрые.

Он и не заметил, как ноги вынесли его на берег ручья, что начинался неведомо где, а впадал в Унжу. Здесь он широкий, почти как речка, но такой же говорливый и веселый, каким положено быть ручью.

Сняв обувку, Ванечка опустил в воду ножку и тут же отдернул.

Холодно! Не стерпеть!

Однако ручеек звенел так сладостно, так весело, что уходить не хотелось.

Он лег на живот и стал смотреть в глубину. Интересно! Сам ручей вроде не глубок, а станешь глядеть, и кажется, что нет у него дна.

Мимо проплыла былинка с сидящим на ней жучком. Ваня подхватил ее и посадил жука на траву. А то утонет, чего доброго!

Неожиданно вода зарябила и потемнела. Ваня поднял голову. Не дождь ли собирается?

Но нет. Небо чистое, только белое облачко легко плывет.

Ваня снова посмотрел на воду и удивился. Только что дно ручья казалось песчаным, а тут вдруг изменилось, словно в самой глубине что-то проявилось.

Ваня нагнулся и присмотрелся.

Как будто со дна глядят на него чьи-то глаза.

Светлые и добрые.

Похожие на мамкины.

Только нарисованные.

Ваня протянул руку и обрадовался, что вода не обожгла ледяным холодом, а стала вдруг теплой.

Он все тянул ручку.

И вот из глубин навстречу ему стал всплывать прекрасный женский лик.

Однажды двадцать лет спустя

Татьяна Устинова

Тут неожиданно выяснилось, что за несколько десятилетий совместной жизни – почти три их, этих десятилетий, – мы ни разу, никогда и никуда не ездили вдвоем!

И это «никогда» не казалось ни странным, ни огорчительным! А что такое-то? Ничего такого, все прекрасно! Медовый месяц в 1988 году от Рождества Христова мы проводили со свекровью, моей сестрой и нашей общей подругой Надеждой. И в этом не было решительно ничего странного и огорчительного! В дом к свекрови мы смылись из пансионата «Строитель», где нечего было есть и пить, да и спать – по крайней мере в рамках медового месяца – тоже было затруднительно, ибо строгие, но справедливые администраторши пансионата, всерьез озабоченные нашей нравственностью, не разрешали сдвигать две утлые кроватки, чтобы предаваться разврату сразу на обеих. На одной же предаваться было не то чтоб неудобно, а даже несколько опасно. А у свекрови была широченная итальянская кровать «из гарнитура», рулет к чаю, молодая картошка, помидоры и огурчики с собственной грядки и – как награда! – все лето корзинка свежей клубники. Девчонки – сестра Инка и подруга Надежда – приехали к ней, чтобы не томиться все лето в дурацкой Москве, а шикарно отдыхать на море. Надо сказать, свекровь всегда легко принимала всех наших друзей и подруг, и кормила, и поила, и ухаживала. Предполагалось, что «молодых», то есть нас с Женькой, их присутствие нисколько не стеснит, мы-то должны были наслаждаться друг другом в пансионате «Строитель», откуда мы ловко смылись!

Мы провели чудный медовый месяц!.. Мы каждый день ездили всей компанией на море, закатывали ужины, сплетничали на кухне, уложив молодого на шикарную кровать «из гарнитура». Справедливости ради нужно заметить, что время от времени он завывал из спальни, требуя прекратить посиделки – молодая должна исполнять супружеский долг! – но на него никто не обращал внимания, и в конце концов, умаявшись от завываний, он мирно засыпал.

Мы ездили на дачу, опять же всем здоровым коллективом, и там тоже закатывали ужины, собирали клубнику и огурцы, поливали грядочки, таскались на залив купаться, и жизнь была прекрасна!.. Потом у него кончился отпуск, и он уехал в Москву, а мы с девчонками еще остались, у нас же каникулы, зачем нам в Москву?! Нам туда не надо!..

Когда родился старший сын, мы ездили в отпуск с ним – бабушка должна пообщаться с внуком, хоть пару раз в год, – и мои родители присоединялись, им тоже хотелось и отдыхать и общаться! Ну а потом уж и младший появился, и нас стало совсем много.

И нам с Женей никогда не приходило в голову, что мы чем-то обделены – интимностью, уединением. Что у нас нет возможности побыть вдвоем – ну нет и нет, значит, потом как-нибудь.

И это «потом» наступило сейчас. Два с лишним десятилетия спустя. Свекровь давно умерла. Дети выросли. Родители постарели.

Езжай куда хочешь, делай что хочешь. Не нужно ни грядки поливать, ни ужины на десять человек закатывать, ни клубнику перебирать.

И тут мы, два великовозрастных человека, несколько… струхнули. Хорошо, отпуск. Вот билеты, вот бронь гостиницы, вот наш любимый город в Прибалтике… И что дальше? Мы не умеем, не можем быть… вдвоем! Оказывается, мы так этому и не научились! Раньше казалось, что потом, потом, а сейчас как?..

Мы собирались в этот отпуск очень серьезно и сосредоточенно. Мы подготовили книги, чтоб читать; темы для разговоров, чтоб беседовать; культурную программу, чтоб не заскучать. Мало ли что от скуки и незнания предмета с нами может приключиться?

И, знаете, ничего не понадобилось! Оказывается, это так прекрасно и просто – быть вдвоем.

Оказывается, нам повезло – у нас так много впереди, чего мы не знали тогда, два с лишним десятилетия назад.

Девушка-приманка

Анна и Сергей Литвиновы

Основано на реальных преступлениях

Сердце не камень, нет, совсем не камень.

К чему это я?

К тому, что эта история – несомненно, детективная! – начиналась и разворачивалась как социальная драма или мелодрама.

А может, какой-нибудь мексиканский или турецкий сериал, на которые так падка наша с Леночкой дочка Валентина.

Первым актом в этой истории стало письмо, присланное мне. Электронное письмо, конечно. Кто сейчас обычные пишет!

Оно пришло с какого-то совершенно левого адреса – по всей видимости, одноразового. По непонятной причине не попало в спам. Возможно, потому, что неизвестный отправитель адресовался ко мне лично. Но то было совсем не «нигерийское мошенничество», когда на плохом русском объявляют, что ты стал наследником многомиллионнодолларового состояния.

«Здравствуйте, уважаемый Савва, – говорилось в мейле. – Обратите внимание на нижеследующие фотографии, они вам понравятся».

Как я быстро понял, в словах «они вам понравятся» содержалась немалая издевка. На фотках присутствовала моя родная жена Леночка. И – другой мужчина.

В сущности, ничего особо криминально-интимного они не совершали. Слава богу, не в постели лежали. Однако кто-то – очевидно, длиннофокусным объективом – запечатлел Ленку в компании с посторонним мужиком.

То есть для нее он был не совсем посторонним. Да и я его знавал – не близко, но виделись пару раз. Когда-то Ленкин роддом устраивал нечто вроде пикника по случаю своего юбилея. Мы в компании с медсестрами, акушерками и этим дядей выпивали и ели шашлыки. А в другой раз вместе с ее трудовым коллективом ездили на экскурсию в Вологду и Кирилло-Белозерский монастырь. И ничего я там между Ленкой и этим хмырем не заметил. Как и с другими немногочисленными мужиками, трудящимися в роддоме. А тут…

Звали типа Марк Иваныч, возраста он был почтенного, за пятьдесят, с лысинкой и сединой. И на вид довольно плюгавенький. Не думал я, что Ленка на него польстится. Но, с другой стороны, какая обыденность! Какая пошлость! Медсестра и врач. Она его полюбила за редкий ум и неземные таланты, как-то так. Вероятно, он восхищал ее своим профессиональным мастерством. Ну да, наверное. Она несколько раз про Марка Иваныча замечала мимоходом, что он светило, все роженицы мечтают к нему попасть и его вызывают на самые сложные случаи.