Текст книги "Зимние расследования"

– Вы извините, Мария Тихоновна, – сказала ей Елена Николаевна, – у нас тут маленькое недоразумение получилось…

– Да все нормально, пошли, Людмила! Экая ты неуклюжая, стул опрокинула!

Бабушка, кряхтя, поднялась и собралась было поднять упавший стул, но Ася ее опередила.

– Пошли, Людмила! Не видишь, что ли, уже следующий ученик пришел! – приказала бабушка внучке и, обращаясь к Асе, поинтересовалась: – Сколько же лет твоему ребеночку? Неужели с такого возраста уже можно учиться? Или ты сама учишься?

Звучало все это не очень понятно, но Асе было не до загадок.

– Хакер! – позвала она.

Пес не отозвался, но на пороге открытой двери в соседнюю комнату лежал поводок, без слов говоря, что невоспитанный пес отправился туда. Невоспитанный? А может, его позвал запах наркотиков?

– Вы идите, Мария Тихоновна, я за сегодняшний урок денег с вас не возьму. Приходите в четверг, в свое время, хорошо?

В ответ бабуля что-то тихо ответила, но Ася уже не слушала. Она пересекла комнату и остановилась на пороге рядом с поводком Хакера. Это была спальня: большая кровать, накрытая шелковым покрывалом василькового цвета с удивительной красоты цветочным орнаментом. Возле кровати на полу лежал пес – нарушитель спокойствия – и переводил взгляд с Аси на кровать, словно призывая к решительным действиям.

За спиной у Аси захлопнулась входная дверь. Ушли бабушка с Людочкой, – поняла она, и ей вдруг сделалось страшно. За Алису, за себя, за Хакера, в конце концов.

Ася чувствовала, что Елена Николаевна стоит у нее за спиной, и надо что-то сказать, но не могла подобрать ни одного подходящего случаю слова.

– Извините! – наконец выдавила она. – Мы, пожалуй, пойдем.

– А рассказать ничего не хотите?

– Нет.

– Точно?

И Ася решилась.

– Понимаете, – сказала она и рассказала о тете Оле, о своих наблюдениях за квартирой номер пять, о специализации Хакера.

– Наркотики? – Удивление Елены Николаевны было абсолютно подлинным. Чуткое Асино ухо не уловило в нем ни одной фальшивой ноты.

Но ведь Хакер почуял что-то подозрительное. Пес не мог ошибиться! Или мог?

– А вы попросите вашего Хакера, чтобы он показал предмет, вызвавший его сомнения.

Ася не знала, в какие слова должна быть облечена подобная просьба. И вообще пес – бывший военный, а среди них, кажется, распространены приказы, а не просьбы. Но Хакер, вероятно, все понял. Он подошел к кровати, взял за угол подушку и стянул ее на пол.

– Хакер, фу! – прошептала Ася.

Елена Николаевна подошла, подняла подушку и сняла с нее наволочку.

– Вот оно что! – Она засмеялась, и у Аси отлегло от сердца.

Не может женщина с таким искренним смехом быть преступницей. Но тут соседка вытащила из подушки плоский мешочек из нетканого материала, вроде тех, из которых шьют маски. «Спанбонд», – вспомнила Ася. Мешочек был дважды прострочен вдоль, так, что получились три сросшихся боками колбаски. Внутри них находились какие-то темные гранулы, при виде которых Асины подозрения вспыхнули с новой силой.

– Хакер, это, по-твоему, что? – Елена Николаевна поднесла к носу пса подозрительный предмет.

Тот пару секунд принюхивался, а затем сконфуженно поджал хвост и посмотрел на Асю. «Прости, и на старуху бывает проруха», – явственно читалось в его грустных карих глазах.

И тут стыд накрыл Асю с головой, словно темное грозовое облако. Слезы хлынули у нее из глаз.

– Ася, Асенька, – заволновалась Елена Николаевна, – ну что вы, все в порядке. Хотите чаю? У меня прекрасный, купленный в Китае. Чайную церемонию я вам, конечно, не обещаю, но пятнадцать минут до следующего ученика у меня есть, можно выпить по-соседски по чашечке. Вы как?

Ася, которая все никак не могла успокоиться, нашла в себе силы кивнуть.

– Дочку можете на диван положить, хотите?

Ася хотела, но боялась, что Алиса проснется, и тогда тайна королевского адвоката так и останется нераскрытой. Поэтому она лишь помотала головой и попыталась максимально удобно устроиться на стуле. Хакер улегся у ее ног.

Оказалось, Елена Николаевна – преподаватель китайского языка. Работала в университете, обучая китайских студентов русскому языку. Попутно подрабатывала гидом для туристических групп. Во время пандемии решила заниматься репетиторством. Сейчас у нее, как правильно вычислила Ася, семеро учеников – предприниматель, ведущий бизнес с Китаем, пять школьников и девочка-вундеркинд Людочка.

Недавно Елена Николаевна вернулась из Сучжоу, шелковой столицы Китая, где ее бывший ученик руководит отделом логистики на фабрике. Это ведь именно китайцы изобрели шелк, и много столетий секрет его изготовления держался в строжайшей тайне. Любая попытка вывезти шелкопряда за границу в любом виде – хоть бабочек, хоть гусениц, хоть яиц – каралась смертной казнью. И все-таки в шестом веке византийские купцы, рискуя жизнью, смогли украсть несколько личинок.

Сейчас даже для самих китайцев купить настоящий шелк – задача не из легких. Слишком много появилось синтетических имитаций, смеси небольшого количества шелка с хлопком. Но что не сделаешь для любимого учителя! Из Китая Елена Николаевна вернулась с замечательным подарком – двумя подушками и одеялом из натурального шелка.

Чтобы сделать подушки и одеяла, коконы шелкопряда предварительно размачивают, растягивают на специальных машинах. А то, что вызвало интерес у Хакера, это – как бы получше выразиться? – отходы жизнедеятельности шелкопряда. Считается, что они обладают целым рядом полезных свойств – улучшают сон, память, настроение, кожа становится сияющей и подтянутой.

– Знаете, Ася, забирайте одну подушку. Мне две много, а вам, кажется, она очень пригодится, – закончила свой рассказ Елена Николаевна.

Ася, конечно же, стала отказываться, но соседка стояла на своем.

– Но почему? Почему вы это делаете?

– У меня была знакомая, умная женщина, но после рождения ребенка в ней словно что-то сломалось. Врачи ставили диагноз «послеродовая депрессия», предлагали варианты выхода из этого состояния.

– Что с ней сейчас? Жива?

– Жива, конечно. Смогла выплыть сама, но она была очень сильной. Не всем это удается. Берите подушку, Ася, не сомневайтесь.

В обед Ася вывезла Алису на прогулку и у подъезда столкнулась с тетей Олей.

– Наша соседка из пятой квартиры – учительница китайского языка, и дети, которые к ней ходят, – ее ученики, – сказала она.

– Китайского? А мужик на грязной тачке? – возразила дворничиха.

– Он тоже.

– И хорошо учит?

– Замечательно, – кивнула Ася и пошла по дорожке. Под ногами хрустел свежевыпавший снег, настроение было замечательным.

– Слышишь, Ася, – раздался за ее спиной голос тети Оли, – меня тут как раз недавно спрашивали, есть ли знакомые учителя, чтобы девочку подготовили по русскому и литературе. Может, эта, из пятой квартиры, и по-русски умеет? Ребенок уж очень талантливый, но с детьми в школе не может найти общий язык. Психическое у нее какое-то заболевание. Не шизофреник, нет, как-то по-другому. Типа Альцгеймера.

– Аспергера? – уточнила Ася.

– Пес его знает, может, и его. Ты бы спросила у этой, из пятой квартиры. Возьмется она? Дитя реально книжки любит.

«А может, попробовать? – подумала Ася. – Вдруг и правда талантливый ребенок?» Это ведь именно то, о чем она когда-то мечтала! Понимала, что будет сложно, очень сложно, но отказаться от мысли помочь ребенку, который любит книжки, была не в силах.

– Продукты жизнедеятельности шелкопряда, говоришь? – хмыкнул Иван, вертя в руках подарок соседки из пятой квартиры. – Какашки, что ли? И чем они, интересно, пахнут?

Ася достала из подушки пакетик, понюхала. Пахло зеленым чаем, жасмином, а еще новыми перспективами. Хорошими.

Татьяна Устинова
Счастливый день

Разговор об этой самой экскурсии зашел первого января, ну вы понимаете!.. Первое января – самое время планировать экскурсии, поездки, пикники, летний отдых, зимние забавы и всякое такое, ибо шампанского в холодильнике еще много, на работу пока не надо, завтрак самое раннее в три часа дня, в телевизоре комедия или песнопения, на елке огоньки, никто не ссорится, все довольны, и подарки еще не потеряли новизну и привлекательность.

Сразу хочется чего-то… эдакого. Небывалого. Несбыточного. Невозможного. Например, пятого января. Вот на экскурсию поехать.

Каждый год первого января к пяти часам мы отправляемся в гости к друзьям и там веселимся от души. Шампанского во всех холодильниках очень много. Люди все родные. Елка упирается в потолок. Дедушка Мороз – правда! – водит хоровод и поет, а мы подпеваем и приплясываем. И строим всякие планы. В этом году мы твердо-претвердо решили ехать на экскурсию. Сейчас еще шампанского, и уже можно ехать!.. Когда мы в последний раз были на экскурсии? Вот то-то же, никто не может вспомнить, а, между прочим, жизнь проходит мимо – в этом смысле.

Потом, ясное дело, наступило третье января, потом пятое, потом нужно на работу, начало года, командировки, срочные дела, причем в каком-то необыкновенном количестве, кажется, в прошлом году все же было как-то не так, как-то полегче было, ты не помнишь? А что мы делали в прошлом году в это время?..

Ленка прислала угрожающую записку – терпеть я не могу слова «эсэмэска»! В том смысле, что экскурсия уже через неделю, а мы ни с места. Билетов нет, программы нет, и вообще как будто не едем!

Я помчалась и купила три билета – нас как раз трое, три грации, Лена, Арина и я. Потом оказалось, что Ленка тоже купила билеты, и нужно кого-то брать с собой, чтобы «места не пропадали». Хорошо, возьмем детей. Им-то уж точно нужно просвещаться, мы же едем просвещаться!.. Понятное дело, из «веселых девчонок» и «граций» мы моментально превращаемся в «женщин-матерей», а это уже немного не то, что планировалось первого января, ну и ладно! Мы всегда на посту! Мы всегда готовы действовать в интересах семьи и детей! Мы всегда…

Тут позвонила экскурсовод Татьяна Алексеевна в некоторой панике. Это совсем не детская экскурсия, сказала Татьяна Алексеевна робко, опасаясь, что мы будем настаивать на просвещении детей. Лучше взять их с собой в другой раз, сказала Татьяна Алексеевна, когда программа будет более подходящей. Пришлось приглашать с собой мужей, и они почему-то согласились.

Чем ближе к воскресенью, то есть к экскурсии, тем отчетливей мы понимали, что ехать нам совершенно расхотелось. Мало ли что было первого января, когда в холодильнике полно шампанского, а до работы еще целая вечность!..

Сейчас, сегодня, все не так.

Во-первых, воскресенье – единственный день, когда можно выспаться, а получается, что нельзя, ибо автобус уходит с Садовой-Кудринской в 8.45 утра. Боже, помоги нам!.. Во-вторых, воскресенье – единственный день, когда можно осязать детей, а получается, что нельзя, ибо мы уезжаем в 8.45 утра, а они остаются и как пить дать не будет никаких уроков и полезной трудовой деятельности, а будет друг Диман, партия в настольный «Вархаммер» и заказ пиццы по телефону. В-третьих, воскресенье – единственный день, когда можно соорудить «задел» до будущего воскресенья, постирать, погладить, сварить бульон, чтобы заказ пиццы по телефону не перешел в привычку.

И еще непонятно, что надевать. Вот что надевать?.. По плану мы возвращаемся на Садовую-Кудринскую часов в десять вечера, целый день в пути, нужно одеться «тепло и удобно», это что значит?.. Лакированные ботинки, столь милые сердцу на работе, и короткая шубейка дивного невесомого меха – моя бабушка утверждала, что такая шубейка называется почему-то «полперденчик», – не годятся решительно, это никак не тепло и уж точно совсем не удобно! Тогда что? Спортивный костюм, шапку и пуховик? Валенки, шубу и «оренбургский пуховый платок»? Где мой «оренбургский пуховый платок»?

Слушай, я, наверное, не поеду. Нет, ну мы же собирались! Ну раз в жизни-то – вот в этой, взрослой, – можно поехать! А голос в трубке нерадостный, и чувствуется, что тоже неохота, совсем неохота, но ведь ввязались, надо ехать!..

В ночь с субботы на воскресенье еще похолодало, высыпали звезды, как в Диканьке, и до рассвета было еще очень далеко, когда мы двинули на экскурсию. В автобусе было пятьдесят экскурсантов, все сонные и вялые. Никаких детей, программа «взрослая».

Я, ежу понятно, опаздывала, и подруги «заняли мне место» – я знаю, так полагается еще с тех времен, когда на экскурсии нас с сестрой возила мама. Пробравшись ко мне по узкому, как в самолете, проходу, насмешливая Арина сказала в ухо:

– Вот и мы теперь пенсионеры! Едем в воскресенье на автобусную экскурсию!

Автобус неторопливо поплыл прочь из Москвы по абсолютно пустым улицам, залитым электрическим светом, я приготовилась спать, но почему-то расхотелось. Так странно было ехать и знать, что автобус увозит меня на целый день и сейчас я окажусь в незнакомом месте, которое любил человек гениальный и странный, совершенно для меня непонятный, написавший когда-то, «что радость будет, что в тихой гавани все корабли, что на чужбине усталые люди светлую жизнь себе обрели».

Очень скоро мы приехали в рассвет – мелькавшая за зимними деревьями глубокая чернота стала снизу наливаться розовым и оранжевым, и там, где розовое и оранжевое касалось черного, все становилось почему-то синим, и оказалось, что уже нет никакой темноты, а есть голубое утреннее ледяное небо. И еще целый день впереди!.. И вообще все еще впереди.

На заправке, где предполагалась «минутка отдыха», мы с Ариной страшно захотели есть и нацелились на шоколадки и орехи в пакетиках, но бдительная Лена нам не разрешила – как можно?! Вы что, не завтракали?! Мы с Ариной проблеяли, что не завтракали. Нужно было дома позавтракать овсянкой и сыром, а не пихать в рот на заправке всякую ерунду! Мы послушно отошли от шоколадок и стали совещаться, как бы нам усыпить Ленкину бдительность. День еще почти не начался, а уже страшно хочется есть! Усыпить не удалось. Лена ведет по телевизору программу «Здоровье» и точно знает, что нам полезно, а что нет, и мы ее слушаемся, так уж повелось.

В наш теплый корабль-автобус мы тем не менее вернулись в прекрасном настроении – мы едем на экскурсию, и у нас еще весь день впереди! Вскоре с восемнадцати– или сорокаполосной дороги мы свернули на узкую деревенскую, где на обочинах высились наваленные снегоочистителем сугробы, на заборах сидели недовольные утренние коты и бодрые дядьки в ушанках и телогрейках орудовали лопатами, отбрасывали снег от невысоких крылечек. По деревенской дороге мы ехали долго и интересно, а потом автобус остановился – дальше расчищена только узкая дорожка, не проехать, к дому на горушке нужно подниматься пешком.

Какие-то ребята катались с длинной ледяной горки – у-ух!.. – уезжали далеко-далеко, голоса отчетливо звучали в морозном и чистом воздухе, мелькали разноцветные помпоны и комбинезоны. Снеговая пыль, похожая на бриллиантовую, переливалась между ветками берез, и мы остановились и долго смотрели, как она переливается. Синие плотные тени лежали на сугробах, и приходилось зажмуриваться, переходя из тени в свет, на ослепительное и яростное солнце. Калитка проскрипела, пуская нас, и с верхней перекладины бесшумно обрушился пласт легкого и чистого снега.

Мы провели в небольшом сером доме несколько часов. Мы слушали экскурсовода, не смея пошевелиться. Мы смотрели по сторонам и в окна, где был сад, спускавшийся с холма к зимнему лесу. Потом мы мчались по узкой расчищенной дорожке к автобусу, а нас все ждали, а мы опоздали, потому что никак не могли уйти из заснеженного сада, от кустов старой сирени, от террасы с широкими и пологими ступенями, все нас тянуло побыть еще немножко!

Наш теплый корабль поплыл по снеговым волнам и вскоре приплыл к железным воротцам пансионата «Орбита», где нам был обещан обед. Тут мы вспомнили, что нам невыносимо хотелось есть еще на заправке, и мы помчались на обед большими прыжками, и занимали друг другу место – так положено на экскурсии!..

На обед был борщ с пампушками, «битки паровые», огромный чайник огненного чая, а к нему плюшки, щедро посыпанные сахарной пудрой, все очень вкусное и какое-то… настоящее. Плюшки мы тоже съели, и Ленка не возражала нисколько. Стены столовой, где наша экскурсия обедала за сдвинутыми столами, были почему-то расписаны сценами из жизни Древнего Рима – люди в тогах и сандалиях, колонны, портики и дымящиеся вулканы, – и мы с удовольствием рассматривали сцены.

Когда мы вывалились к автобусу, большая худая собака подошла поздороваться, и мы несколько раз сбегали в столовую за угощением. Собака угощение приняла, а повариха сказала, что собака болела долго, а сейчас только поправляется, оттого и худая.

И день продолжался!.. Мы бродили возле храма, где венчался когда-то тот самый гениальный человек, что написал про девушку, которая «пела в церковном хоре», смотрели с обрыва на замерзшую речку, и зуб не попадал у нас на зуб от восторга и холода.

Мы возвращались в Москву ночью, притихшие и уставшие от радостных сегодняшних переживаний, когда вдруг один из наших мужей, попросив у экскурсовода микрофон, сказал на весь автобус:

– Сегодня был один из самых лучших дней в нашей жизни. Не знаю, как это так получилось. Но зато я точно знаю, что мы будем вспоминать его всю жизнь. Он заканчивается, конечно, но все-таки он у нас был!

И все зааплодировали.

На Садовой-Кудринской, запруженной машинами и людьми, мы сговорились, что через две недели опять поедем на экскурсию. Только детей с собой возьмем. Чтобы им тоже потом было что вспомнить.

Евгения Михайлова
Подарок

Паша Прохоров был «никакой», как с детства внушала ему мама.

– Ты не умный и не глупый. Но ты вечно будешь троечником, потому что на четверку нет способностей. Ты даже мне сразу не можешь ответить на простой вопрос: слишком долго думаешь. Не знаю, может, ты головкой ударился, когда еще у меня в животе лежал. Сейчас вспоминаю: ты при рождении даже заплакать сразу, как другие, не сообразил. Только минут через двадцать заревел. Я даже орала этим врачам-сестрам: «Посмотрите, может, он неживой, курицы вы мокрые!»

Мама у Паши была как раз быстрой на язык и умела находить неожиданные решения. Единственного сына она любила. По-своему, как говорится. И однажды дала ему совет – напутствие на всю жизнь:

– Что у тебя выходит, Пашенька, так это хитрость. Даже со мной получается. На нее и ставь. Это верная карта. Хитрость и приводит людей к удачам и, главное, к богатству, которое и есть главный успех.

Паша матери верил. А кому еще? Кому он вообще нужен, кроме нее? Если это называется хитростью – способность такое сообразить, – значит, в ней и есть его главная сила. Отец работал машинистом в метро. Приходил вечером домой, синий от усталости. Молча пил водку, поправлял здоровье. У него была одна забота: выспаться перед работой. А беседовать с сыном, выяснять, какие у него проблемы, неудачи, способности или их отсутствие, – это к чему? Вот он, растет на глазах. Вполне себе здоровый парень: две руки, две ноги, голова круглая, как и полагается. Начнет зарабатывать – даже если помогать деньгами не будет, то хотя бы прокормиться семье легче без одного едока. Может, женится удачно. Одна соседка назвала Пашу красивым. Не урод точно.

Надо отметить, что Паше хватило ума, чтобы развить, усовершенствовать и сделать ненавязчивой, мягкой и незаметной свою хитрость, которая и стала его способом общения со всеми остальными людьми. Основной эксперимент он провел на школьных преподавателях. Просто и совершенно сознательно бросил заниматься, готовиться к урокам. Учителя были разными, часто нервными и взрывными, но Паша всем казался таким простым и милым парнем, которому бог просто не послал способностей, что меньше тройки ему никто не ставил. Даже если он выходил к учительскому столу и долго тупо молчал, но его приятное, добродушное круглое лицо изображало крайнюю степень страдания и стыда.

Наверное, на этом поприще Павел мог бы добиться и настоящих, значительных высот в бизнесе или политике – большое количество олигархов и общественных деятелей тому яркое и убедительное доказательство, – но он такого не хотел. Ничего, что связано с шумихой, сумасшедшими амбициями и противным ему до тошноты словом «карьера». Он просто желал быть на своем месте и прилично зарабатывать. Все. Это потолок.

Добивался своих целей Паша без большого труда. Кому-то поможешь в полной ерунде, кому-то просто польстишь, кого надо – подмажешь: просто сунешь пачку купюр в карман с милейшей улыбкой. И дело идет потихоньку. К двадцати пяти годам Павел Прохоров стал владельцем довольно большого автосервиса. К тридцати – у него была сеть вполне прибыльных предприятий. Он купил себе небольшую приличную квартиру. Для родителей построил крепкую, теплую дачу с удобствами. Отец к тому времени уже был на инвалидности. Мать, конечно, стала заговаривать про женитьбу. Про внуков понянчить и прочую ерунду. Паша с ней не спорил, но не сильно понимал, зачем ему такой геморрой. Ему и одному хорошо. Женщины на ночь всегда находятся, а утром они ему ни разу не нужны. Многие даже противны.

Неизвестно, как долго могло бы длиться такое вполне комфортное существование Паши Прохорова. Может, всю жизнь. Но он однажды познакомился с Лидой Сизовой, кассиром из магазина рядом с домом. И тут его комфорт на одного вдруг закончился. Он стал сильно скучать по ней – сначала в свободное от работы время, а потом постоянно.

Лида его сразу поразила внешностью. Может, она и не самая большая красавица, но так приятно выделяется на фоне его привычных подруг по вызову: худосочных, с мускулами качков и, главное, с этими губами – «варениками» из силикона, которыми и говорить трудно, а уж о том, чтобы их поцеловать, даже мысли не возникает.

Лида была пухленькая, крепенькая, с чудесными ямочками на розовых щечках и яркими голубыми глазами. Когда Паша в первый раз привел ее в свою квартиру, она так восхищалась всем, ей все казалось роскошью. Так что Паша понял окончательно: Лида из бедной семьи. Такой вывод и раньше можно было сделать по ее одежде, отсутствию украшений и наличию самого дешевого, старого, кнопочного телефона. Но можно было все это объяснить скромностью Лиды.

Да какая ему разница, господи боже мой. Даже лучше: Лида его чуть ли не «начальником» считает. Она очень наивная, добрая, деликатная, содержать подобную женщину, такую прелесть, одно удовольствие. С учетом чудесной внешности, конечно… А ночью Паша вообще впервые узнал, что такое секс с той, в которую влюблен. Которая кажется дивным созданием и подарком судьбы, приготовленным только для него. Они стали встречаться постоянно, но ночевать Лида оставалась очень редко, после настойчивых просьб Паши. Объясняла коротко: «Мне обязательно нужно домой. Я везу продукты и лекарства». Больше никаких подробностей. Паша особенно и не хотел вникать в детали. Чего тут непонятного: каждой семье нужны то продукты, то лекарства. И везет их тот, кто за это взялся. Когда Лида переедет к нему – на прочных и законных, конечно, основаниях, – ее родственникам придется обходиться самим. Как миленьким. И как всем.

Паша думал о том, как и когда сделать Лиде предложение, даже сходил в пару ювелирных магазинов, чтобы присмотреть кольцо. Осталось одно необходимое мероприятие до важного разговора с Лидой. Паша непременно должен был познакомить ее со своими родителями. А если сказать точно, то он должен получить безусловное одобрение – напутствие матери. Но какие тут могут быть проблемы? Лида такая хорошенькая, милая, добрая и скромная, а мама очень хочет понянчить внуков.

Мать к этому историческому визиту – как-никак первая девушка тридцатилетнего сына! – готовилась не меньше суток. Они с отцом специально приехали с дачи в свою московскую квартиру. И мать сначала выдраила ее до блеска, затем принялась за обед. Все блюда были простыми и легкими в употреб-лении, но крайне сложными и муторными в приготовлении. Малюсенькие пирожки в немыслимых количествах с разной начинкой и из трех видов теста – дрожжевого, слоеного и заварного. Масса крошечных пельменей, тоже нескольких видов и разной формы, большое количество салатов и солений из помидоров, огурцов, баклажанов, кабачков, выращенных своими руками на грядках у дачи, и грибов, собранных в ближайшем лесу.

Лида во время обеда очень мило себя вела. И вылизанную до блеска квартиру отметила, и каждое блюдо попробовала, искренне восхищаясь. И главное: она так вкусно, аппетитно ела, что Паша глаз от нее отвести не мог. Это очень редкое качество, когда человек красиво и в то же время с большой охотой ест. Чаще зрелище неприятное. Со своими «эскортными» девицами Паша никогда не делил трапезу. Если ходил с ними в рестораны, хоть в какие дорогие и пафосные, то заказывал только алкоголь и орешки. Пусть думают, что он жадный, легче отстанут. А тут вдруг оказалось, что на женщину, которая с аппетитом ест за одним с тобой столом, смотреть – одно удовольствие. Да он ночами будет работать, чтобы его жена и ребенок, который может появиться в перспективе, ели самое вкусное и дорогое. Из Франции будет заказывать сыры, из Испании фрукты, из Нью-Йорка хамон.

После обеда, который растянулся до вечера, мать стала собирать со стола грязную посуду, а перед этим сказала командирским тоном:

– Помощники мне не нужны. Только путаться на кухне будут. Я сама быстрее все помою, приберу. Потом кофе подам с тортом. А вы пока телевизор включите.

– А я хотела с вами попроситься, – как всегда мягко сказала Лида. – Я не собираюсь путаться и мешать. Могу не мыть, а вытирать и ставить на места. Я, главное, рецепты хотела записать. Попробую сама такое сделать. Но если сильно помешаю…

– Да нет, – ответила мать. – Пошли. Захвати оставшуюся посуду.

Без них, точнее, без Лиды, как-то скучно стало в комнате. Отец нашел бокс по телику. А Паша все время бегал вроде в туалет, покурить. На самом деле ему интересно было, что происходит в кухне. Мать усердно мыла посуду, она все так делала, как будто на сто лет вперед. А Лида… Она стояла посреди кухни с полотенцем в руках, и вид у нее был какой-то потерянный. Была похожа на ученицу, которую вызывали отвечать, а она ничего не знает. Но что-то отвечает на вопросы матери, у Паши только не вышло послушать: надолго в крошечной прихожей незаметно не задержишься. И вот что странно: Паша столько раз бегал, но ни разу не увидел, чтобы Лида записывала рецепты.

Женщины вернулись. Мать постелила свежую скатерть, поставила большой шоколадный торт. «Молодец, – подумал Паша. – Лида обожает шоколад». Затем женщины расставили чашки и блюдца, принесли кофе и сливки.

Паша уже размечтался, что они теперь засидятся вообще до поздней ночи, а потом Лида согласится поехать к нему, чтобы своих не будить.

И тут Лида вдруг говорит:

– Как жалко: такой прекрасный торт, а мне срочно нужно ехать домой. Меня очень ждут. Вы уж меня извините. И огромное спасибо за изумительный обед и теплый прием.

Паша, конечно, не очень умный, но слова «теплый прием» его как-то резанули. Как будто Лида побывала в конторе, куда хотела устроиться на работу, а ее не взяли, но печеньем угостили.

Они сели в его машину, поехали. Паша прекрасно знал, где дом Лиды, какой подъезд: много раз ее подвозил, но она ни разу его не пригласила хотя бы чаю выпить. Он не обижался и вообще не брал в голову. Там родня толчется, а им с Лидой хочется побыть наедине. И вообще: когда люди не ждут гостей, у них бывает срач и кавардак. Лида этого, наверное, стесняется: она ведь целый день на работе, ей убирать некогда.

Это понятно. Но вот почему Лида всю дорогу молчит, Паша даже предположить не мог. Все же было отлично, мать Лиду постоянно за что-то хвалила, а отец, из которого слова обычно не вытащишь, когда ее увидел, сразу выпалил:

– Надо же, какая красивая девка на нашего Пашку запала! А ты, мать, все говоришь, что он никакой.

Папа уже немножко выпил, но даже самым корявым комплиментом женщину не обидишь. Тут что-то другое. Опять же: шоколадный торт даже не попробовала. За полминуты можно кусочек проглотить. Паша почти не задавал людям вопросов. Кому надо, сам скажет. Чего лезть. А Лида такая деликатная и вообще-то скрытная, что ее глупым вопросом можно только ранить. А умный как придумать? Доехали они до ее подъезда, она собралась выходить, а Паша вдруг почти в отчаянии схватил ее за локоть:

– Лида! Скажи мне хоть номер своей квартиры. Мне вдруг так страшно стало: вроде можем потеряться и не найти друг друга.

Лида сказала. И посмотрела на него так… Как будто он уже в гробу, а она скорбит.

Павел только развернулся, чтобы ехать в свою квартиру, как позвонила мать. Почему-то он был готов к этому звонку. Но сказала она самым обычным тоном:

– Пашенька, ты не заедешь сейчас к нам? Стол обеденный я сама не могу сложить, а у отца руки совсем не работают. Да и спать он уже лег. Выпил. Много ли ему теперь надо.

– Конечно, – сказал Павел и повернул на дорогу к дому родителей.

И что ему сразу стало ясно: мать врет. Этот большой обеденный стол именно она всегда раскладывает и складывает. Отец тут вообще не при делах. А она не просто его упомянула, она назвала две причины его недееспособности: руки не работают – раз, спит, потому что выпил, – два. А две причины очень простого повода – это уже замороченная хитрость. Паша и сам иногда клиенту может накидать несколько причин несделанной работы, чтобы не называть одну, настоящую. С Пифагором у Паши дела, конечно, швах, но в хитрости он не новичок.

Короче, приехал. В квартире привычный, уютный храп отца раздается, а мать ведет сына под локоток на кухню. И там наливает большой бокал красного вина и ставит тарелку с половиной торта, не меньше. И сразу приступает к разговору, причем стоит посреди кухни, как будто доклад собралась прочитать:

– Поговорить я с тобой, Пашенька, хочу. Как-никак ты почти невесту в дом привел. Сразу скажу: девушка очень красивая, такую редко встретишь. И неглупая, и вести себя умеет.

– Так в чем дело, мамаша? – уже с раздражением говорит Павел. – Я никакой, как ты всему свету сообщила, но не слепой и не глухой. Я про Лиду сам все вижу и знаю. А сейчас я бы уже к своему дому подъезжал, купив в магазине хорошее красное вино и «Пражский» торт. Ты уж извини, я не такой воспитанный, как Лида, но «Пражский» намного вкуснее твоей самодеятельной выпечки.

– Не злись, сыночек. Может, я неправильно разговор начала. Но он на самом деле очень серьезный. Скажи мне, что ты знаешь о Лиде? Но еще раз прошу: не надо злиться. Речь о твоей жизни, которая для меня важнее собственной.

– Все знаю. После школы устроилась работать кассиршей в нашем магазине. А была отличницей, но сразу пошла зарабатывать, потому что семье денег не хватает. Как очень многим. Ну и пашет, своим постоянно везет продукты и лекарства.