Текст книги "Ключ к сердцу Майи"

– А что он у тебя украл? Откуда вообще ты его знаешь? – спросила я, все еще пытаясь сбросить ощущение нереальности происходящего.

Майя задрала руку, как если бы бутылка была горном, и сделала несколько больших, шумных глотков коньяку. Она пила из горла.

– Он был моим учеником, – сказала она, когда с коньяком было покончено.

Глаза ее увлажнились, но не потому, что она собиралась плакать, это все коньяк, я видела, Майя еле выдохнула. Она же «вообще-то не пила», а тут такое.

– Учеником? – удивилась я. – Сколько ему лет, сорок? Пятьдесят?

– Ему сорок шесть. Я подтягивала его английский.

– Зачем? Ты занималась с Иваном Кукошем? Здесь, в этой квартире? – уточнила я с сомнением.

– Да, – просто ответила Майя. – Ему нужен был хороший разговорный английский, потому что его пригласили сниматься в каком-то западном сериале. Акцент допускался, потому что его роль была – русский иммигрант, но говорить все равно нужно было бегло. Иван, когда пришел ко мне, по-английски почти не говорил, а роль очень хотел получить. Это ж международная известность, туда, на большой европейский экран, прорываются единицы. Он часто говорил, что, когда переедет в Голливуд, меня тоже туда выпишет. Он вообще был таким… – Майя замедлилась, подбирая слова, – открытым и приятным, особенно с виду. Я понимаю, актеры знают, как нравиться людям, но он действительно в жизни куда приятнее, чем на экране. Странное дело. Занимался он, кстати, неистово. Всем бы моим ученикам такую мотивацию. Смотрел фильмы с титрами, заучивал целые куски наизусть. Мог мне позвонить посреди ночи, требуя объяснить какую-нибудь языковую заковырку, которая ему спать не давала. Роль он, к слову, получил.

– Он тебе до сих пор нравится, – с удивлением отметила я.

– Я уже сказала, он – хороший человек, – грустно согласилась Майя. – Как раз вот такие моменты и делают наш мир совершенно чокнутым. Хороший человек, который совершил плохой поступок.

– Ты мне так и не сказала, что он украл.

– У него трое детей, – пробормотала Майя, проигнорировав мой вопрос.

– Я думала, что чуть ли не четверо.

– Вроде трое, – нахмурилась Майя, вспоминая. – Двое совсем маленькие, а дочери двенадцать. Ах да, есть еще сын от первого брака. Точно, как это я забыла!

– Ты заявляла в полицию о краже?

– Да. В полицию, к пожарным, в «Скорую помощь» и в «Камеди-Клаб» тоже написала, чтобы они уж сразу монолог про меня писали. Обхохочешься. Будет миниатюра дня. Как бредят репетиторы по английскому языку. И что, мол, никуда нельзя пойти-податься простой скромной знаменитости, чтобы тут же на него не навели ложной тени и всякого другого несправедливого обвинения.

– Я не понимаю, что именно он у тебя украл. У тебя что, была какая-то семейная реликвия? Икона, что ли? Залежи древних монет? Чаша Грааля? Что он у тебя украл? – спросила я.

Майя посмотрела на меня с вызовом, а потом предложила почитать новости.

– Новости? – вытаращилась на нее я.

Затем я убрала с экрана компьютера фотографию Ивана Кукоша и загрузила страницу. Майя ткнула пальцем в экран.

– Вот это, – сказала она.

Статья все еще висела в первых же ссылках, стоило вбить имя – Иван Кукош, – хотя и была датирована прошлым месяцем. Заголовок новости: «Невероятный дебют Ивана Кукоша». Я посмотрела на Майю, и та кивнула. Я кликнула на новость. Выплыла большая, почти во весь экран, фотография: Иван Кукош стоит на сцене в просторной белой рубахе, подпоясанной кожаным ремнем. Его темные зеленые очки поблескивают, лицо одухотворенное, в руках он держит статуэтку.

«Литературная премия «Чистый лист» досталась известному актеру и шоумену за «Книгу брошенных камней», бестселлер № 1, продержавшийся наверху списка книжных продаж страны больше четырех месяцев».

Дальше текст пошел плотный, без абзацев, частоколом узкого шрифта, и мой взгляд стал рассеиваться, я выхватывала только круглые, типичные начала фраз. …Острый как бритва сюжет… пугающе холодный взгляд на животную природу человеческих инстинктов… история, от которой можно лишиться сна… тонкая грань между отчаянием и сумасшествием… месть, которая возвращается бумерангом… капкан… многослойный, сложный язык Ивана Кукоша… ведутся переговоры об экранизации…

– И что? Что тут смотреть? – спросила я, ощущая какой-то неприятный холодок предчувствия. Я вгляделась в фотографию, но на Иване не было никаких даже условно дорогих вещей. Ремень? Ботинки? Бред какой-то. Статуэтка?

– Его книга, – сказала Майя. Голос был какой-то ватный, проваливающийся в снег.

– Что – книга? – все еще не понимая, спросила я.

– Ты ее читала?

– Нет, а что? Хорошая книга?

– Я не читала книгу, – покачала головой Майя. – А ты о ней хоть слышала?

– «Книга брошенных камней»… – Я покрутила название на языке. – Название какое-то пафосное. Детектив?

– В некотором роде, – кивнула Майя. – В той степени, в которой детективами называют книги, где есть убийца и его нужно поймать. Ты считаешь, название слишком пафосное?

– Смотря как его повернуть. Ну, вообще-то да, пафосное. Явная отсылка к Библии. Кто без греха, пусть бросит в меня камень. Это же оттуда?

– А ты знаешь предысторию этой фразы? Побивание камнями было видом смертной казни. В том смысле, что к ней официально приговаривали, как сейчас к инъекции яда. То есть если человека признавали виновным, то выносилось решение о «лапидации» – это от латинского слова «камень». Технически исполнялось это по-разному. К примеру, в некоторых течениях у иудеев человека не забрасывали камнями, а сбрасывали вниз на камни, однако, если приговоренный не умирал сразу, его добивали – сверху на приговоренного бросали камни, достаточно большие по размеру, чтоб убить. В Исламе, напротив, необходимо, чтобы камни были определенного размера – чтобы убить приговоренного не слишком быстро. Человек, берущий в руки камень, самим этим действием выносил свой личный смертельный приговор, если хочешь, «вешал всех на столбах». В сути своей, камень в руке и есть орудие убийства.

– «Книга брошенных камней»… погоди, ты это оттуда цитируешь? – щелкнула пальцем я. – А говоришь, не читала.

– Не читала, – медленно кивнула Майя. – Я ее не читала, Лиза. Я ее написала.

Глава 6. Хороший человек

Ястояла и смотрела на Майю, открыв рот и растеряв слова. Я подумала – невозможно. Или… я опять ошибаюсь? Кто-то считает, что человек обязательно сделает то, ради чего рожден. Даже если не хочет. Даже если знает, что это неправильно. Даже если у него были другие планы. Это если, конечно, верить в судьбу. В то, что все в нашем мире предопределено – от полета фотонов света до того, во сколько сегодня с работы вернется мой муж. Особенно если он вообще не работает.

Моя сестра Фая в судьбу не верит, она говорит – судьба математически невозможна. И начинает нудеть про тот самый злополучный квант. Что, мол, сама наша вселенная не предполагает идеальных решений, что она приблизительна, вероятна и что у нее всегда есть погрешность. Последние достижения физики убедительно говорят, что никто не может узнать точно, где и когда окажется фотон света в тот или иной момент. Иными словами, вместо судьбы и провидения она подсовывает мне «потому что потому, все кончается на «у». И Демон Максвелла у дверей в НИИЧАВО[4]4
  Научно-Исследовательский Институт Чародейства и Волшебства из книги Стругацких «Понедельник начинается в субботу».


[Закрыть], а Эйнштейн воздевает руки к небу и спрашивает, как же так. Разве же можно играть в кости на целую Вселенную!

Лично я верю в судьбу. Не так чтобы до глухой, ослепляющей уверенности в том, что каждое мое действие предопределено, а в то, что во всем этом есть какой-то смысл. А иначе – зачем? К чему столько сложностей: рождаться в муках, расти, подвергаться опасности, влюбляться в «не тех» мужчин. Должна же быть какая-то логика, в том числе и в том, что говорит Майя, хотя смысл ее слов не так уж и очевиден. Я стою посреди гостиной моей подруги, моей соседки, моей соратницы в борьбе за личную свободу от детей и котов – в гостиной Майи Ветровой. Я не участник событий, я – наблюдатель, зачарованный раскрывающейся перед ним интригой. Одним своим присутствием я меняю направление спектра световых лучей. Воздействую на историю тем, что слушаю ее, и тем, что не верю в нее.

Невозможно.

У Майи украли книгу? Что она имеет в виду? Идею для книги? Купленную ею книгу? Рукопись – из тех, которые не горят?

– Я знаю, да, знаю, – кивнула Майя, внимательно изучая мое лицо. – Это звучит, как какая-то глупость.

– Не в этом дело, – вяло ответила я, а кровь зашумела в ушах, и мне захотелось просто взять, развернуться и уйти. – Не в этом дело.

– А в чем тогда ДЕЛО? – Майя вцепилась в меня глазами, как клещами, и не выпускала.

– Да ни в чем, – ответила я с неожиданной агрессией.

Я знаю, что повела себя глупо и что мое поведение иррационально. Что мне стоило улыбнуться, и согласиться, и сделать вид… Но я никогда не была хорошей актрисой, а сейчас меня занимала только одна мысль – как мало мы в самом деле знаем друг о друге. Майя Ветрова, смеющаяся красотка с серыми глазами и мягкими светлыми волосами. Она всегда была сумасшедшей или только-только сошла с ума? Да ведь она в десять раз нормальнее меня. Это я могу спятить – с моими вечными историями, в которые влипаю, с моими проблемами, сумасшедшими клиентками, мужчинами и непостоянным сердцем, пустым кошельком и моей вечной зависимостью от сестры.

– Ты мне не веришь, – вдруг ахнула Майя и сморщилась. – Черт, ты же не веришь ни единому моему слову, верно?

– Почему не верю, – запоздало сфальшивила я.

– Ты ведешь себя по-идиотски, – зло оборвала меня она.

– Что ж, я себя и чувствую по-идиотски!

Мне очень хотелось уйти, но я не могла этого сделать, для этого требовался какой-нибудь веский повод. Иначе это выглядело бы неприлично, грубо. Майя могла бы догадаться о том, что я думаю. А думала я о том, что, оказывается, оставляла своих детей с сумасшедшей женщиной. Это не такая уж редкость, как многим кажется. Только в прошлом году на мою сестру напала бывшая клиентка ее идеального Игоря – чистая шизофреничка, у нее и справка была. Но до этого она какое-то время притворялась и пряталась, и никто не замечал, и никто, как говорится, не просек. Вдруг и Майя тоже… не без справки, как говорится. Книгу украли у нее, что дальше? Вешать на столбах, опять же. Тьфу, глупость какая.

– Знаешь что, мне все равно. Не веришь – не надо. Черт с тобой, – разозлилась Майя.

Опасно. Красный свет – ходу нет.

– Если ты говоришь, что Иван Кукош украл книгу, почему бы мне не поверить, – пробормотала я, ласково улыбаясь и просчитывая маршруты отхода.

Майя холодно улыбнулась в ответ.

– Какой тонкий сарказм. Хотя нет, не тонкий. Толстый, жирный, как шпроты в масле. Посмотри на меня. Прямо в глаза. Почему ты совершенно уверена, что это неправда? – неожиданно агрессивно спросила Майя. – Чего в этом невозможного? Что я написала книгу или что ее украли? Или тот факт, что ее именно Кукош украл? Что именно из вышеизложенного кажется тебе таким невозможным? Или ты настолько меня не уважаешь, что не считаешь нужным даже объясниться? В конце концов, я должна иметь право защититься.

– От чего защищаться-то, Майя, я ж на тебя не нападаю, в конце концов. И не мое это дело, если уж на то пошло.

– Теперь уж немного твое, разве нет? – скривилась Майя. – Раз уж мы немного обсудили это. Так в чем проблема? – Она говорила, как из пулемета строчила. Глаза сверкали, вооруженные молниями.

Я посмотрела прямо на нее. Черт с ним, не зарежет же она меня. Хотя…

– Хорошо, изволь – обсудим еще. У тебя украли книгу. Допустим. Украли, издали, вручили премию, теперь вот фильм хотят снимать. Видать, хорошая книга. Нет, правда, как иначе-то? Только вот почему я впервые об этой книге слышу? Не вообще, а от тебя впервые о ней слышу? Если все это – правда, как так вышло, что я ничего не знала о том, что ты пишешь? Такие вещи не за пять минут делаются, – ответила я, тоже почти плюясь словами. Я злилась и не могла точно сказать, на что именно.

– Не за пять минут, ты права. Такие вещи за пять лет делаются, если быть точной, – ответила Майя. – И с чего бы мне ее показывать тебе? Я почти никому не показывала свою рукопись, потому что, черт подери, не считала ее хорошей. Я же не Толстой, верно? Да и вообще сжечь хотела.

– То есть ты – Гоголь, – против воли хихикнула я. Майка с непониманием посмотрела на меня, а затем тоже улыбнулась – но зло, только кончиками губ. – Значит, ты хотела рукопись сжечь, а Иван Кукош ее у тебя украл?

– Примерно так.

– Из огня выдернул? А с чего ему вдруг у тебя ее красть? Я имею в виду – зачем знаменитому и популярному Ивану Кукошу влезать в такое дерьмо? У него что, денег не хватает? Книгопечатание – не самый логичный способ заработать. Тем более красть книгу у своего репетитора по английскому. Потому что, во-первых, книга может не принести тех денег, на которые ты рассчитываешь, во-вторых, репетитор по английскому может увидеть тебя в новостях, упасть в обморок, а потом побежать в полицию и к адвокатам. И ты немедленно окажешься в полной заднице, доказать авторство в наше время не так и сложно. Но он, конечно, так поиздержался, что пошел на все эти риски. Черт, актеры иногда такие тупые. Ладно, Майя, если ты говоришь, что это правда, – я тебе верю.

– Да пошла ты знаешь куда, – пробормотала она. Зло и горячо, как полыхающий в пожаре дом.

Я отшатнулась, а затем осторожно кивнула.

– И пойду – куда скажешь. – Я направилась к столу собирать вещи.

Майя меня не удерживала. Она смотрела на то, как я отключаю компьютер от телевизора, как резкое, даже строгое лицо Ивана исчезает с экрана, как захлопывается крышка ноутбука. Майя стояла там, в тени, в углу, злая, взбешенная, оскорбленная мной. Черт. Наблюдатель не участвует в событии, но он на него влияет. Меняет поведение элементарных частиц, трансформирует волны в линии, превращает воду в вино.

Опять я влезла в историю.

Вещи были собраны. Свет падал на меня сверху, от люстры с мягкой тряпочной обивкой. Я не знала, как реагировать на безмолвный образ оскорбленной Майки. Я не знала, что сказать. Как рыба стояла и раскрывала рот, пока мне не стало окончательно ясно, что слов мне не найти.

– Уходи, Лиза, – сказала она. – Уходя – уходи.

– Тебе нужна помощь, Майя. Профессиональная причем.

– Психиатр, да? – Она расхохоталась. – А ты просто сама проницательность. Нет, Лиза, не нужен мне психиатр, потому что я совершенно нормальная. Хотя нет, таких людей не существует, кроме Апреля, конечно. Все мы, так или иначе, немного свихнулись. Еще с детства, когда нас всех впихивали в узкие штаны этой вашей пресловутой «нормы», ломали под нее, стесывали острые края топорами. Но я достаточно адекватная, чтобы понимать, что правда, а что ложь. Что вымысел, а что реальность.

– Ты уверена? – зачем-то спросила я.

– Это не важно, Лиза. Даже если я права, ты не веришь, значит, и другие не поверят. Ты же психолог, Лиза, а не врач. Но вот у тебя уже и диагноз для меня готов. Шизофрения? Может быть, тебе позвонить нашему чертовски нормальному Игорю Апрелю, у него ведь настоящее медицинское образование. Просто чтобы проконсультироваться с ним? Вдруг ты ошиблась? Может быть, я не больна?

– Я не собираюсь в этом участвовать, – ощетинилась я.

А Майя отошла от прохода и принялась загибать пальцы на руке.

– Адвокаты – это раз. Они, кстати, недешевые. И у него они тоже будут – это два. Могу поспорить, уже есть. Нужны свидетели – это три. Все это – причины, по которым я не стала лезть в пекло и кричать на всех углах, что сделал Кукош. А знаешь, почему я не хвасталась на каждом углу, что пишу книгу? Да мне и в голову не могло прийти, что люди могут вот так взять и украсть книгу. А Иван… он, должно быть, все обстоятельно продумал. Он изучил меня слишком хорошо. Наверное, когда ты решаешь украсть у человека книгу, ты считаешь, что тебе это сойдет с рук. Верно же?

– Майя, зачем ты это делаешь? – спросила я, стоя в дверях гостиной. – Может быть, он тебя бросил и ты ему мстишь за это? Тебе нужен скандал? О, может быть, ты хочешь на этом заработать? Скандал со звездой, первые полосы газет? Сейчас так модно трясти грязным бельем на публику, но я бы никогда не подумала, что ты станешь…

– Ты смотришь на меня так, словно я у тебя на глазах обмочилась. – Майя нехорошо сощурилась и замолчала. Приложила ладонь ко рту, внимательно разглядывая мое лицо.

– А почему я его у тебя никогда не видела – этого Ивана? – спросила я запоздало. – Если он знал тебя настолько хорошо, что даже решился украсть рукопись?

– Откуда я знаю, – развела руками она. – Ты ведь даже Костика не знаешь. Ты ко мне вообще-то редко заходишь, только когда тебе что-нибудь нужно. Ты очень милый человек, Лиза Ромашина, но интересуешься в основном только собой.

– Майка, ты не права…

– Я понимаю, – кивнула она. – Я не права. Только ты права.

– Я этого не говорила. И не я затеяла этот кошмар.

– Кошмар? Ну да, я тоже не собиралась устраивать все это. Накатило что-то. Слушай, а ты можешь все это просто взять и забыть? В конце концов, в каком-то смысле я тебе даже благодарна, если хочешь знать.

– О чем ты?

– Я все это время только и делала, что думала, думала, чуть себе всю голову не сломала. Я ж блондинка, мне столько думать вредно. – И она усмехнулась еще раз. – И вот мне оказалось достаточно одного взгляда на тебя, чтоб понять – дурь это все. Не стоит даже пытаться. Все, чего я добьюсь, – все станут смотреть на меня вот так, как ты сейчас, – словно я у них на глазах обмочилась. Все это бессмысленно и беспощадно, как русский бунт, и спасибо тебе большое, что ты мне это все показала. Бессмысленно и совершенно омерзительно. А ради чего?

– Ради денег? – подсказала я.

– Не-е-ет, – протянула она, – их-то у меня хватает.

– Никому и никогда не хватает денег, – возразила я.

– Мне достаточно, – уперлась она. – Я одна, детей у меня нет, даже кот от меня сбежал. У меня есть квартира, работа. Костик, опять же, зарабатывает достаточно, чтобы вопрос денег вообще был забыт. Английский всегда прокормит. Не знаю, говорила ли я тебе, но не в деньгах счастье.

– А в чем? – Я иронично приподняла бровь, но Майка этого, кажется, даже не заметила.

– Знаешь, ведь я тоже не ребенок и не вчера родилась. Я понимаю, так, возможно, даже лучше. Ты права – пишут не для того, чтобы сжечь. Это все ерунда – и сумасшествие или какая-то жуткая форма гордости. Пишут – чтобы прочитали. Ну, отослала бы я этот свой текст издателям, и что? Даже если бы меня не засмеяли, даже если бы я умудрилась издать когда-нибудь ее – под своим именем, – уверена, ее бы вообще никто не заметил. Кто я такая, в конце концов? «Книга брошенных камней» какой-то там М. Ветровой. Тоже мне событие. А вот книга Ивана Кукоша – совсем другое дело. Это событие в мире и окрестностях. Да я радоваться должна, что он не поленился прочитать и украсть мою книгу. Теперь о ней знают люди. Она живет, ее обсуждают, критикуют, комментируют, ее даже наградили премией. Ее включили в какой-то там лист. Рекомендуют. Хотят снимать фильм. Даже переводить хотят.

– Прямо идиллия какая-то, – сказала я.

– Рай на земле, – кивнула Майя.

– Значит, ты решила отступить? – Я скосила бровь. Майка вела себя нехорошо, подозрительно мирно.

– Я никогда и не наступала, если уж на то пошло. Я только разозлилась, что ты… ладно, чего уж там, – устало покачала головой подруга, а затем отвернулась, подошла к своему большому книжному шкафу и достала оттуда – толстую, в твердом переплете, с глянцевой бумагой, с хорошей полиграфией – «Книгу брошенных камней», будь она неладна.

– Это еще зачем? – нахмурилась я.

– Не знаю. Вот, купила у нас в торговом центре, отдала пятьсот рублей. Недешево, надо сказать. Как это у Ильфа и Петрова. Огурцы по три рубля? Однако! Можешь почитать, если хочешь. – И она протянула мне книгу. Я взяла ее в руки, чисто рефлекторно.

– Тяжелая.

– Пять лет, – сказала Майя. – Пять лет – долгий срок.

– Ты хочешь сказать, что написала эту книгу и ни разу никому ее не показывала?

– Этого я не говорила, – рассеянно улыбнулась она. – К примеру, Ивану показала.

– Зачем ты продолжаешь упираться? – спросила я, запихивая ноутбук глубже под мышку, чтобы удержать тяжелый том. – Ведь ты же сказала, что судиться ни с кем не хочешь.

– Затем, что у нас с тобой, дорогая Лиза, есть одна небольшая проблема.

– Какая еще проблема?

– О, проблема, старая как мир. Быть иль не быть, верить или не верить, любить – не любить, опять же туда же.

– Майя!

– Лиза! – строго оборвала меня она. – Ну как ты не понимаешь, глупая, я же ради нас с тобой стараюсь. Если ты мне не веришь, конец нашей дружбе. Конец твоим пирогам, покеру у вас на даче, Файкиным заумным квантовым теориям. Если бы я могла забрать назад все, что сказала, я бы так и сделала, поверь, но я не могу – не выйдет. Ты либо поверишь мне, либо все, пиши пропало. Ты меня причислишь к психам. Так что иди и читай. Потом поговорим. Кстати говоря, меня и в самом деле интересует твое мнение. В конце концов, из моих людей эту книгу еще никто не читал.

– Что мне с тобой делать? – вздохнула я и посмотрела на книгу.

На темной обложке была сгорбленная фигура немолодого мужчины с пистолетом в руке. Мужчина опустил руки и смотрел вниз, себе под ноги, он стоял на темной земле на коленях, полный отчаяния. Снизу на обложке было написано: «Благие намерения заводят в ад». И еще «Ошеломительный писательский дебют от всенародно любимого актера». Фигура на обложке смутно напоминала Ивана Кукоша, такого, каким я помнила его – в одном из самых известных его фильмов. Интересно, такое сходство было случайным или это тоже – продуманный ход? Я ничего не могла поделать, мне было любопытно. Я положила книгу к ноутбуку – под мышку. Конечно, я собиралась прочитать книгу. Майя открыла мне входную дверь и спросила, позвоню ли я ей, если найдется Ланнистер. Я отметила про себя, что про кота-то я вообще забыла. Про того, с которого все началось. Я автоматически кивнула, все еще растерянная, какая-то взбудораженная произошедшим, как илистая вода пруда ногами дачников.

Майя закрыла за мной дверь. Я встала у лифта и раскрыла страницу. Первая фраза была на латыни. Цитирую:

«Abyssus abyssum invocate». Бездна взывает к бездне.

На следующей странице, прямо в середине, – «Книга брошенных камней». Иван Кукош. И дальше, на следующей пустой странице, – «Посвящается моему отцу». Я перелистнула снова.

Пролог.

Только потом заметила, как закрылись двери лифта, в который забыла войти. Я нажала кнопку, но поздно – лифт уже уехал, а я так и осталась стоять перед створками. «Abyssus abyssum invocate». Книга начиналась словами:

«Если ты невиновен, это еще не значит, что ты – хороший человек. Эти вещи живут независимо друг от друга, не помогают и не мешают друг другу, просто не смешиваются. Они – как холодное с красным, соединяются, только когда кровь капает на снег. Я аккуратно перезарядил «беретту» и только потом надел куртку, застегнув молнию до самого подбородка. Похолодало-то как…»

Лифт снова шумно закрылся. Я вздрогнула от очередной неожиданности, затем плюнула и пошла пешком. В конце концов, всего на два этажа вверх. Приду и дочитаю.

Не вышло. На подоконнике перед лифтами, в холле моего этажа, сидел Герман. Он ждал меня.