Текст книги "Обыкновенный волшебник"

Глава 2

Тетя Люба, Любаша – мамина младшая сестра, а также и ее полная противоположность не только по характеру, но и по тому, как сложилась их жизнь. Мама прожила всю свою жизнь в Ярославле, отвергая саму идею переезда как противоестественную. Где родился – там и сгодился. Тетка переезжала всю жизнь, ее муж был военным. Тетя Люба вышла замуж за дядю Юру, когда он еще был лейтенантом, но на этом сходство с известной пословицей заканчивалось. Дядя Юра так и не стал генералом. Впрочем, отслужив, Любашин муж вернулся в квартиру своих родителей. Так, помотавшись по всей нашей бескрайней стране, пожив буквально везде, от Владивостока до Бреста, тетка неожиданно даже для себя оказалась не просто в Москве, но в ее центре, в доме с окнами на Белорусский вокзал. Свекор ее к тому времени уже умер, а недавно умерла и свекровь – царствие ей небесное.

Но не только географией была выражена эта разница между теткой и моей матерью. Люба была бездетной, а у мамы была я. Тетка всю свою жизнь, сколько она себя помнила, по ее же собственным словам, была замужем – мама не была никогда. Жизнь Любаши всегда бурлила, что-то вечно происходило, вечно новое – идеи, люди, праздники. Словом, движуха. Тетка всегда была очень общительной. Мама же любила уединение и покой. Иногда она говорила мне, что я пошла не в нее, а именно в сестру – и нравом, и внешностью. Хотя Любаша, напротив, всегда говорила, что буквально видит во мне свою молоденькую сестру. Мама тоже была крошечная, не больше наперстка, и ее тоже мало кто принимал в жизни всерьез.

Мама и тетка были настолько разными, что иногда казалось, будто они вообще-то никак не могут оказаться сестрами. Генетика причудлива. С теткой я всегда чувствовала себя раскованно, свободно – мы громко хохотали, как подружки. И пили красное вино, а она подмигивала мне и просила не говорить об этом маме. Мамы же мне просто очень не хватало. С ней рядом можно было просто сидеть и молчать и чувствовать себя совершенно, абсолютно счастливым человеком. Зато с теткой можно было говорить обо всем. И там, где мама только удивленно поднимала бровь, качала головой и вздыхала, Любаша меня понимала. Мама жила в полнейшей уверенности, что нам в этой жизни ровным счетом ничего не требуется, кроме того, что у нас и так есть. Крыша над головой, дубовая роща перед домом, тишина предрассветной Волги. Тетка была уверена, что из меня обязательно получится хороший журналист и что в жизни обязательно нужно к чему-то стремиться. Она меня вдохновляла. Вот и сейчас лицо маминой сестры расплылось в широчайшей улыбке Чеширского кота, стоило появиться на ее пороге, и мне моментально стало легче.

– Ого, кого я вижу. А я уж было подумала, что ты совсем зазналась после этого твоего красного диплома, – усмехнулась тетка, возникнув в дверном проеме в цветастом халате и с таким же цветастым кухонным полотенцем в руках. Моя мама была худенькой, Любаша – женщина в теле, регулярно борющаяся за то, чтобы каким-нибудь способом избавиться хоть от малой доли этого самого тела.

– Мы переезжаем, – уныло ответила я, все еще ощущая себя в самой гуще этой черной, похожей на деготь полосы.

– Куда? В преисподнюю? С таким лицом можно переезжать только туда, – усмехнулась тетка, впуская меня внутрь, в свои чертоги. Квартира требовала ремонта, еще когда был жив свекор, а теперь она буквально умоляла об этом, валяясь у тетки в ногах. Но та оставалась непреклонна: чиниться – так только за государственный счет. Не положено – значит, будем жить в том, что есть. А есть – море шкафов допотопного производства, обшарпанных от неимоверной старости – еще бабушкой/дедушкой купленных. Имелись половички и коврики в невероятном количестве, чтобы прикрывать истертый паркет. Была старая одежда – пальто, куртки, дубленки, – развешанные горами на желтых позолоченных вешалках. И было старинное зеркало в тяжелой раме, сквозь туманную дымку которого на меня смотрела крошечная лохматая брюнетка с яркими голубыми глазами и неправильными чертами лица, незнакомка из параллельного мира, странно похожая на меня.

– С таким выражением переезжают в коммуналку те, кому отказали в работе, выгоняют из общаги, и вообще все плохо! – высказалась я, насупленная и нахохлившаяся сверх меры.

– К нам в гости бука приехала, – радостно хлопнула в ладоши Любаша. На восторженные крики из гостиной высунулся Юра, теткин муж. Высокий и, как и Любаша, толстый – он улыбнулся мне и кивнул.

– Привет студентам! – отсалютовал он. – Обмывать диплом будем?

– Тебе все бы обмывать, – тут же завелась тетка, грозясь на мужа кухонным полотенцем. Все это – и крики, и улыбки, и запах жареных котлет – было таким невыносимо домашним, уютным и нормальным, что только добавило пару лишних ведер в мою и без того глубокую пучину депрессии. Конечно, мы стали обмывать диплом. И нашелся недоеденный яблочный пирог, который тетка печет как заведенная круглый год, словно на Белорусской есть тайный канал неограниченного доступа к зеленым и кислым яблокам.

– Значит, закончила? – спросил дядя, крякнув после того, как заглотнул стопку, над которой я мучилась уже минут двадцать. – Совсем большая. И какова! Еще смеет быть недовольной! Все у тебя будет хорошо, ты молода, хороша, замуж выйдешь – и все, – утешал меня он.

– Да куда ей замуж, чего в нем, в замуже-то хорошего? – вступилась за меня Любаша, подкладывая пирога. Учитывая тот факт, что фигурой я пошла в маму, пирогов я не боялась. Тетка часто рассказывала, что все детство и особенно в юности люто завидовала двум вещам: маминым фигуре и глазам – еще бы, красота какая. Когда я родилась, Любаша обрадовалась – такие глаза просто обязаны передаваться по наследству. Как раритет, как бабушкино колье – от дочери к дочери. Почему у самой тетки детей не было, неизвестно. То ли у нее, то ли у Юры что-то не сложилось, я не знаю. Никогда не спрашивала, неудобно было. Догадывалась, что тетка переживала жутко. Хотя бы даже по тому количеству платьишек и кукол, которые она, не переставая, слала нам с мамой изо всех точек необъятной нашей родины. Зато у них с Юрой был кот Гарри, названный так в честь Поттера, конечно. Потому что волшебный – они любили его с неистовой силой. Толстый, как хозяева, и пушистый, теплый, точно грелка, Гарри лежал на моих коленях и урчал.

– Я замуж пока не хочу! – пробурчала я, вгрызаясь в пирог.

– Это еще почему? – возмутился Юра. – Что за девки нынче пошли, не хотят замуж. А чего ты хочешь? Этим быть… метросексуалом? Чего хорошего-то? Нужна семья, нужны дети. Все нужно. У тебя ж и парень вроде есть. Или он тебя не зовет замуж? Хочешь, я с ним поговорю?

Я тут же замотала головой, испуганная перспективой того, как мой дядька примется уговаривать Пашку на мне жениться.

– Да возьмет, никуда не денется. Наша Васюта – золото, а не человечек! – тут же вступилась за меня тетка. – И вообще, куда ей сейчас, какая семья? Пусть поживет для себя. Успеет еще чужие носки постирать.

– А ты что, со мной не счастлива? Разве я не мужчина твоей мечты? – искренне удивился Юра, подливая Любаше водочки. Судя по улыбке, раскрасившей румяное теткино лицо, она была счастлива. Я напряженно разглядывала их, пытаясь вычислить, что такого есть между ними, невидимое и необъяснимое, толкающее их в объятия друг друга после стольких лет, проведенных в одной кровати, на одной кухне, в одних и тех же поездах. Я попыталась представить себя с Пашкой сидящих вот так же после тридцати лет, прожитых вместе в разных коммунальных квартирах. Нас с Пашкой и с котом.

Или с двумя детьми – сыном и дочкой. В халатах и с друзьями, приезжающими в гости по выходным. От картины веяло теплом и солнцем альпийских лугов. Я бы хотела этого в будущем, наверное. Чтобы все было размеренно, без особых сюрпризов. Пашка – небольшой мастер на сюрпризы. Да мне и не нужно цветов и колец, главное, чтобы надежный человек был рядом. Кто вообще сказал, что сюрпризы нужны для счастливой жизни. Последний сюрприз, который дядя Юра преподнес моей тетке, – это новость о язве, которую они до сих пор дружно лечат.

– Отстань ты от меня, алкоголик. Мужчина моей мечты, – усмехнулась тетка, собирая со стола тарелки. Алкоголиком Юра вовсе не был, просто тетка придиралась к нему, как это вообще было принято в их поколении. Какое-то странное покровительственное и немного высокомерное отношение к мужчинам как к существам, за которыми надо обязательно присматривать. Без заботы о которых они пропадут совсем. Юра выпивал по праздникам или когда кто-то приходил в гости, но я никогда не видела его в том свинском состоянии, когда засыпаешь на полу в коридоре, утратив полнейшее представление о своем местоположении в пространстве и времени. В общежитии я такое видела.

– А ты знаешь, Васька, что твоя тетка заделалась верующей? – хмыкнул Юра. – Подалась в секту.

– Что? – вытаращилась я, совершенно неготовая к такому повороту событий.

– Какая, к черту, секта?! Это у вас в гараже секта, – тут же завелась Любаша. – Что бы еще понимал. Иди уже!

– На картах гадала, – прибавил Юра, ухмыляясь. – А давеча со свечами по дому бегала, корма́ чистила. Да. Любаш? Корма-то что – чистая теперь?

– Не корма́, а ка́рма! – фыркнула Любаша. – Ну и дурень.

– Нет никакой такой кармы, – фыркнул Юра, допивая остаток водки. Он предложил было его мне, но я так интенсивно замотала головой, что он допил все с чистой совестью. – Ладно, девочки, вы тут развлекайтесь дальше, а я спать пойду. Завтра работать.

– Спокойной ночи, – кивнула я, украдкой покосившись на часы. Половина одиннадцатого, ничего себе. Пашка, наверное, уже звереет от того, что я сбежала и где-то пропадаю. Ну и пусть звереет. Простит, никуда не денется. Это ему за комнату в коммуналке. А, впрочем, при том положении вещей, что существует, комната даже лучше. Денег меньше «съест», а денег у меня как раз очень мало. Мы с Пашкой все оплачиваем пополам, и мне предстоит еще понять, как и откуда брать свою половину.

– Ну что, рассказывай! – потребовала Любаша, проследив за тем, как грузная фигура мужчины ее мечты исчезает в коридоре за дверным проемом. – Что с тобой происходит?

– Не везет мне, вот что происходит. Черная полоса, – вздохнула я. – Наверное, тоже надо карму почистить.

– Ты не шути с этим, – предупредила тетка. – Юрка просто материалист, так уж его воспитывали в этой его армии. А я вот верю.

– Да я тоже верю, теть Люб, – призналась я. – А как не верить. Меня как сглазили. Ничего не выходит, и никуда не берут. А на диплом они плевали. Кризис, им нужно, чтобы я на них бесплатно работала. А я не могу, мы с Пашкой переезжаем.

– А как у вас с ним вообще дела? – пристально исследует меня Любаша. Я отворачиваюсь, не зная, что сказать.

– Пашка – он рассудительный, надежный. И про коммуналку-то ведь он прав – нет у нас денег на квартиру. А жить где-то на окраинах мы не можем, у нас беготни слишком много.

– А ты его любишь? – спросила вдруг тетка. Я вытаращилась на нее в удивлении. А что я, интересно, с ним делаю, если я его не люблю? А почему мы фактически живем вместе весь последний год?

– Ну да, конечно. У меня же нет никого ближе, – ответила я осторожно.

– Вот именно. Но это же не одно и то же. Ты подумай, что ты чувствуешь? Вот скажи, Пашка – твоя судьба? Ведь у всех есть судьба, понимаешь? – выступила вдруг Любаша, доставая из холодильника картонку с красным вином, ту, к которой снизу приделывают пластмассовый краник. – Будешь?

– Нет, я уже больше не могу пить. Но ты себе налей, теть Люб.

– Ты какая-то усталая. Тебе надо заняться собой, – вздохнула тетка. – Может, тебе прическу сделать другую? – Я знаю, к чему она ведет. Мои вихры с трудом можно назвать прической, и она давно уже борется за то, чтобы я сделала хоть какую-то, но дело в том, что меня все устраивает. Какую бы я ни сделала прическу, это мне не поможет стать более привлекательной. А в стоге сена на голове есть свои преимущества – я могу спрятаться и почти не высовываться из него. Потом, длинные спутанные волосы – это очень по-творчески.

– А как ты карму-то чистишь, а? Теть Люб? – спросила я, переводя тему. – Может, и мне поможет.

Тетка задумалась. Посмотрела на меня таким взглядом, словно просканировала меня сверху донизу. От ее взгляда аж мурашки по телу побежали.

– Ты что, мысли мои сейчас читаешь? – смутилась я.

– Мысли твои прочитать – небольшая проблема. У нас в центре такое многие могут. Если настроиться хорошо на твою волну. Нет, я просто смотрю… У нас сейчас будет семинар. Сияющая аура. Мне кажется, это прямо то, что тебе надо. Аура у тебя – не очень. Повреждена. – И Любаша провела по воздуху раскрытыми ладонями.

– Сияющая аура? – усмехнулась я. – Это что, гимнастика для ауры?

– Не смейся, ребенок. У нас, знаешь, из каких проблем народ вытаскивали?! Посмотришь – не поверишь. Да только я своими глазами… А черная полоса – это серьезно. И то, что ты, такая молодая и хорошенькая, в депрессии, тоже неправильно. Может, присосался кто. У меня, знаешь, тоже была черная полоса. Полгода назад миому нашли, кровотечение было. Ну и вообще, сама знаешь, какие дела были. Юрку чуть было не уволили – он начальника своего назвал прохиндеем, и тот буквально озверел. А потом оказалось, что это на нас навели! – тетка остановилась и посмотрела мне в глаза.

– Навели? – не поняла я. – Кого навели?

– Не кого, а что. Ну, можно сказать, что порчу. Только порча – это сказки, которые бабки придумывают. Правда, не на пустом месте. Есть энергетическое воздействие. Сила мысли, которая может причинить вред. В общем, оказалось, что у нас тут одна соседка новая появилась в соседнем подъезде. Юрка на ее место машину ставил. А кто вообще сказал, что это ее место? Она, что, его купила? У нас тут коммунизм – кто первый встал, того и место. Ну, в общем, с ней поговорили – объяснили, что не надо колышки вбивать и цепочки вешать. Нет у нее таких прав. Она согласилась. И как-то, знаешь, исчезла. А потом это началось.

– Прямо после? – заинтересовалась я.

– Именно. Я и в голову не брала, она мне кто? Хожу себе и хожу. А она на меня то из окна посмотрит, то я выгляну – а она стоит около нашей машины. Я и внимания не обращала. Так бы и свела нас.

– И что ты сделала?

– Мне одна знакомая рассказала про наш центр. Ей там мужа от алкоголизма лечили, кстати, тоже помогло. Здесь недалеко, на Новослободской. Это не какие-то шарлатаны. Там и оздоровление есть, и медитации, и лекции серьезные. Ну вот, а я, как пришла, попала на прием к одному целителю. Очень сильный, это я тебе могу сама подтвердить. Он ко мне только прикоснулся и сразу увидел, что к нам вампир присосался.

– И что твой целитель сделал? – поинтересовалась я. Может, правда, ко мне кто-то присосался? Вдруг прямо даже сам Игорь Борисович? Тот еще вампирюга!

– Ты понимаешь, я ведь не могу тебе даже объяснить, что именно сделал целитель. Он на меня посмотрел, потом приложил ко лбу руку – я прямо чувствовала, как идет волна. Никогда такого со мной не было. Потом сразу увидел, что у меня по гинекологии проблемы, и сказал – у меня есть только три месяца, чтобы все решить. Я прооперировалась – теперь в полном порядке.

– Да ты что?! – вытаращилась я. – Так это он тебя на операцию отправил?

– Он, представляешь! – улыбнулась тетка. Я вспомнила этот момент, когда она сидела со мной на кухне и говорила, что придется ложиться на операцию. Всю жизнь Любаша боялась крови и любых медицинских манипуляций, а тут вдруг такая сговорчивость.

– А чего ты мне тогда не рассказывала?

– Знаешь, я тоже нормальный человек. Шарлатанов-то вон сколько. Любую газету откроешь, тебе и отворот, и приворот, и миллион долларов нагадают. Не слишком я в это верила. А доктор мне потом прямо сказал – хорошо, что вы пришли. Могла бы миома переродиться.

– Кошмар! – вздохнула я. – А как про эту вампиршу-то вы узнали?

– Так он мне и сказал.

– Целитель?

– Не просто сказал, он назвал ее приметы, все до единой правильные, и даже то, что ссора у нас была из-за машины. И что теперь она на нас наводит негативные поля. Высасывает жизненную силу, медленно и методично. Я ведь нашла – у нас на лестнице была швейная булавка. Она положила. Жаль, у нас тут видеокамер не установлено – могли бы ее поймать с поличным. Впрочем, мне и так все ясно.

– Какая гадюка. Застрелить ее! – предложила я, и Любаша рассмеялась.

– Какое ж ты все еще дитё, Васька. Мы сходили в церковь, свечку поставили. А на семинаре этот самый целитель нам показал, как защиту от таких людей ставить. И ты не поверишь – все как рукой сняло.

– Она, что, уехала?

– Да не в этом же дело. Она теперь ничего не может нам сделать. Просто бессильна. Мы всегда сами кормим своих монстров – даем им доступ к своему подсознанию. Часто как раз через ссоры, ругань. А еще, хочешь посмеяться?

– Ну конечно?

– В общем, через месяц после того, как я защиту-то поставила, начальника Юркиного самого уволили, потому что прохиндей – он и есть прохиндей.

– А дорого? – спросила я вдруг. Тетка посмотрела на меня внимательнее.

– Дорого. То есть как посмотреть, но для тебя, наверное, дорого. Но я, ты знаешь, поговорю у нас, может, скидку дадут, – кивнула тетка с пониманием. Я пожала плечами. А что, вдруг этот целитель и впрямь поможет? Вообще-то мне свойственно в такие вещи не очень-то верить. Вернее, я о них ни разу не задумывалась. Мама моя верила, и в Бога верила, и в чертей, и в русалок, и в излучение от сотовых телефонов. А мы с подружками только на картах гадали на суженых, это еще до моего отъезда в Москву было. Еще гороскопы могу почитать. Иногда сбываются. Но с целителями никогда не сталкивалась.

– Скидка – это очень хорошо. К ним купоны не продают, кстати? На сайтах разных?

– Про эти ваши сайты ничего сказать не могу. Я все узнаю и тебе позвоню. У нас вообще много девчонок твоего возраста – такие умнички. Йога есть еще. Семинары разные – на удачу, для устройства личной жизни.

– Слушай, классная штука. Может, я про ваш клуб статью забабахаю? Интересная же тема! – Я выпалила это на одном дыхании. Профессионал во мне, видимо, работает на автопилоте и выискивает темы для пресловутых сенсаций. Уверена, что статья про магический клуб придется очень к месту в нашей «Новой Первой». Уж такое мы издание. А если они статью возьмут, может, они мне и оплатят семинар.

– Ну, конечно, – закивала тетка. – Об этом я и поговорю!

Глава 3

У московского лета вроде бы проснулась совесть – оно сподобилось выдать несколько совершенно чудесных солнечных дней подряд. Любые депрессии отступают, когда ты лежишь на траве в Александровском саду и щуришься от яркого света, нежишься в струящемся тепле от лучей нашей всенародно любимой звезды. Лежать и щуриться я могла сколько мне влезет – больше делать было совершенно нечего. После отказа в «Новой Первой» я продолжала купаться в ледяных волнах моей черной полосы. Я решила не отступать и попробовать пробиться в другое издание – желательно, такое, где смогу делать то, ради чего пошла в журналистику, – буду писать большие интересные статьи о важных вещах. Что ж, наивная чукотская девушка – как всегда.

Очередное собеседование закончилось фиаско, что меня лично уже не удивляло. Не везет так не везет. В редакции еженедельника «Бизнесмен», как мне показалось, вообще очень удивились моему визиту и тому факту, что я в принципе решила включить их в список моих потенциальных работодателей. HR-щик с недоумением просмотрел мое резюме, проигнорировал красный диплом (зачем он вообще мне нужен, интересно) и спросил, чего жду от нашей с ним встречи. Я принялась бубнить о том, что карьера репортера всегда была моей главной мечтой, что в институте много занималась темой журналистских расследований, что могу быть полезна им в качестве если уж не корреспондента, то его помощника. Также умею варить кофе. Могу таскать пироги от тетки, если это станет условием получения места.

– А почему бы вам не выбрать для себя какое-то более «женское» издание? – после долгой паузы поинтересовался кадровик. – Кулинария, дом, психология – вот это для вас будет куда более уместно.

– Что вы имеете в виду? – сощурилась я. – У вас что, есть какие-то проблемы с женщинами-журналистами? Вы считаете, что мужчины способны на большее, чем женщины?

Кадровик немедленно замолчал. Опытный. Не хочет иметь претензий по поводу дискриминации, подлец. Обдумав хорошенько мой вопрос, кадровик наконец ответил, что женщин-журналистов он лично любит даже больше, чем афроамериканцев и таджикороссиян. Но предложить мне им все равно нечего, так как у меня не имеется буквально никакого опыта в сфере «серьезной» журналистики. А кофе у них аппарат варит.

Опыт в серьезной журналистике у меня действительно отсутствовал, так как под опытом подразумевалось наличие публикаций в «серьезных» изданиях – таких, как «Ведомости», «Российская газета», «Известия» или, еще лучше, «Moscow Times». Этого у меня не было, потому что статьи от внештатников они никогда не берут. Заметки в студенческой газете не в счет. Все, что печатала «Новая Первая», – тем более.

Я перевернулась на живот, позволив солнцу вцепиться в мои оголенные плечи. Как же хорошо! Да пошли они все в пень, еще обо мне услышат. Пусть он мне не рассказывает о том, как любит женщин-журналистов. У них в редакции женщины встречаются только в отделе так называемой «культурки» – искусствоведы, театральные критики, литераторы. Никого в поле. Потому что это не женская работа, верно? И кому какое дело, что именно этой не женской работой я бы хотела заниматься!

Впрочем, сейчас я уже готова заниматься любой работой. Не ради искусства, а ради денег. Пашка уже увез три мои коробки в нашу коммуналку, потому что ему «все равно надо было догрузить такси». Делать нечего – я вздохнула и полезла в сумку за телефоном, звонить в теткин центр. Раз все остальное не работает, будем пускать в ход тяжелую артиллерию. Начнем колдовать.

– Добрый день, центр «Сила жизни», меня зовут Арина, чем могу помочь, – слова вылетали из трубки, как пули из пулемета «Максим». Та-та-та, ровные, чеканные, без паузы, не замедляясь.

– Здрасте, – пробормотала я, оторопев от напора.

– Слушаю вас! – услышав голос с обратной стороны, Арина стала говорить медленнее и нежнее. – Что вы хотели? Какая у вас проблема?

– У меня? Мне нужно записаться на семинар.

– На какой? – ласково ворковала Арина.

– Он, кажется, называется «Сияющая аура», – пробормотала я, испытывая почему-то смутное чувство стыда. Как будто виновата в том, что запустила вконец свою ауру. А людям теперь ее восстанавливать.

– Но запись на ауру уже закрыта. Семинар начинается завтра, все места заняты, – растерялась Арина. Я тоже растерялась, потому что к такому повороту событий не была готова.

– И что же делать? А когда следующий семинар?

– На ту же тему? – спросила Арина с отчаянием в голосе. – Ну что вы, это же семинар редкий, он у нас только раз в два месяца открывается. Теперь только в сентябре, не раньше.

– Ах, как жаль, – расстроилась я. Правда, расстроилась. Что же мне теперь, с плохой аурой жить дальше? – А тетя мне сказала, что меня возьмут.

– Тетя? – воспылала надеждой Арина. – А кто у вас тетя?

– Любовь Милютина. Она у вас тоже занимается, – пробормотала я. – Только на другом семинаре.

– Ах, да. Нашла! – обрадовалась Арина. – Подождите минуточку, я уточню.

– Не вопрос, – заверила ее я. Но кто же знал, что ее минуточка продлится все пятнадцать. Я лежала на траве, слушала, как музыка играет в моем телефоне, и злилась. Я тут за собственные деньги вам звоню! У меня, между прочим, их почти нет. Я без работы, у меня черная полоса. Сейчас, может, назвоню вам тут больше, чем стоит пирожок с капустой. А я бы в таком случае предпочла пирожок.

– Алло, вы еще там? – поинтересовалась Арина нежным голосом. Я вздрогнула. Уж больно неожиданно она появилась обратно в эфире.

– Тут. Я вообще-то с мобильного звоню, – недовольно пробормотала я. Арина проигнорировала это сообщение.

– Я обо всем договорилась. Вас возьмут! – радостно сообщила она, и мое раздражение улетучилось. Чего я тут бурчу вообще? Девушка работает, старается. Идет мне навстречу. Если бы наша Леночка в редакции была такой, у нас было бы втрое больше рекламодателей.

– Правда?! Супер! – обрадовалась я. Арина заверила меня, что все будет просто прекрасно, и записала меня.

– Вы тоже Милютина, да? – уточнила она.

– Нет-нет, я Ветрякова.

– Как-как?

– Василиса Ветрякова. Первое «В», как Василиса, – пояснила я, а то меня вечно то Петряковой, то Метряковой, то еще бог весть как записывают. Арина повторила – все правильно. Записала мой телефон и сообщила, что завтра на занятия нужно принести спортивную форму и бутылку чистой воды без газа. Я «порадовалась» – похоже на то, как мы ходили на физкультуру. Надеюсь, тут не заставят сдавать нормативы или бегать кросс.

– Ну что ж, ждем вас завтра. Оплату тогда завтра и проведем, да? У вас двадцать процентов скидка, – Арина воистину приносила только благие вести.

Пашка, конечно, не одобрил. Мужчины, казалось, не сговариваясь, занимали идентичную позицию по отношению ко всему, что оказывалось выше их понимания. Как будто в них встроен какой-то код, отметающий все лишнее как чушь и муть.

– Но я же не лезу в твои «танчики», – возмутилась я. – Какой у тебя уже уровень? Весь Интернет победил?

– Мои танчики – бесплатные, – возразил он. – А ты сливаешь наши деньги на всякую ерунду.

– Считай это моим журналистским расследованием, – обиделась я. – И не такие уж это большие деньги.

– Но мы могли бы купить нормальный письменный стол, – злился Пашка. Я пригляделась к нему повнимательнее. Говорят, чтобы узнать человека по-настоящему, с ним нужно съесть пуд соли. Мы с Пашкой свой пуд уже слопали в общаге, сто пудов. Однако иногда мне кажется, что я его совсем не знаю.

– Купим письменный стол потом, в следующий раз.

– Да черт с ним, со столом. Я волнуюсь за тебя, – Пашка взял меня за руку и посмотрел в глаза. – Что с тобой происходит? Ты что, правда, веришь в эту чушь?

– Ни в какую чушь я не верю. Просто хочу посмотреть. И написать статью, – пробормотала я, подумав, что в будущем нам следует поточнее разметить наши внутренние границы, ведь сейчас Пашка явно зашел на мою территорию. Приперся – и топчется грязными башмаками по моим интересам.

– В таком случае почему за твой семинар не платит редакция? – скривился он. И тогда я встала и вышла из комнаты. Последняя ночь в общаге, а я уже жалею о том, что согласилась съехаться? Уходя, на всякий пожарный случай хлопнула дверью. Эмоции не стоит сдерживать, но все же хлопнула я не слишком сильно. Был случай, когда эта дверь в аналогичный момент просто слетела с петель и упала на человека в коридоре.

Разозлившись на Пашку, я вышла раньше, чем надо, и дошла до этого центра пешком – пешие прогулки всегда меня успокаивали. В детстве в Ярославле мы с мамой очень часто бродили по городу, по набережным и разговаривали обо всем на свете. Она останавливалась, чтобы купить мне мороженое. Иногда, если погода была хорошей, такой, как сегодня, мы заворачивали в парк и катались на аттракционах.

Я почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза от воспоминаний. Ярославль всегда был залит солнцем в моей памяти. За пять лет забылись все пасмурные дни. Если бы мама была здесь, в Москве, со мной, сейчас мы бы с ней обязательно пошли гулять. Но она никогда не была в Москве. А я подошла к длинному пятиэтажному зданию, оштукатуренному в розовый.

Психоэзотерический центр «Сила жизни» располагался на первом этаже жилого дома неподалеку от метро «Новослободская». У центра имелся отдельный вход, маленькое крылечко с навесом из кованой бронзы. Я позвонила – и домофон тут же зажужжал, пропуская меня внутрь. В небольшой прихожей на двух диванах и нескольких стульях расселись люди, в основном женщины. Имелась пара мужчин, но они как-то забились в углы. Женщин было много, они с трудом размещались на имеющихся сидячих местах. Многие возбужденно что-то обсуждали. Я оглянулась и нашла улыбающуюся девушку, сидящую за офисным столом. Секретарь махнула мне рукой, чтобы я проходила к ней.

– Вы на семинар? – спросила она дружелюбно, и я узнала ее голос.

– Да. А вы, наверное, Арина? Мы с вами вчера разговаривали, – напомнила я, оглядываясь по сторонам. На стенах прихожей висели какие-то дипломы, но больше всего было рисунков и фотографий, сделанных на занятиях, как я понимаю. Атмосфера царила самая что ни на есть непринужденная. Я обратила внимание, как одна из женщин встала с дивана, прошла к небольшой двери и открыла ее – за ней обнаружилась крошечная кухня. Кто-то присоединился к ней, достал из сумки пачку каких-то то ли конфет, то ли пастилы.

– Да, я помню, – усмехнулась девушка. – Василиса Ветрякова. Первое «В». Редкое имя.

– Это да, – кивнула я. – Мама дала.

– Красивое, как из сказки, – улыбнулась Арина, открывая какую-то программу в компьютере. Она приняла у меня оплату, сказала пару слов о том, что за семинар это будет. Общие слова, ничего конкретного, кроме того, что наш гуру – уникальный человек, создатель самого метода восстановления ауры.

– Это тот, с кем работала моя тетя? – поинтересовалась я.

– Я не помню. Ах, да! Она же с ним и на семинар ходила, и работала приватно, а теперь вот снова идет. Целитель действительно потрясающий, – кивнула Арина. – Вам повезло, что он сам ведет семинар. Он сейчас очень занят. Так, я закончила. Посидите пока тут – зал еще не открыт. И гуру еще не приехал, так что можете тоже попить чаю, если хотите. Девочки вот тоже на ауру приехали, – Арина махнула рукой в сторону всех присутствующих здесь дам.

– Спасибо, – я кивнула и обернулась к «девочкам», которых тут стало еще больше – всех возрастов, самых разных телосложений и с разными выражениями лиц. В общей сложности человек двадцать. В этот момент в комнату зашла моя тетя. Она влетела, внося свойственную только ей суету и возбуждение.

Любаша бросилась обнимать меня, спрашивать, как я, как моя депрессия и черная полоса. Я пожаловалась на «Бизнесмен» за шовинизм. Тетка представила меня своим знакомым, с которыми она явно была знакома уже не первый день. И не первый семинар.

– Итак, ты готова? – спросила она. Я кивнула и потерла вспотевшие ладошки.

– Я только не очень поняла, к чему.

– К внутренней гармонии, конечно! – заверила меня мамина сестра. – Ты в надежных руках.

– Расскажи мне про эти руки, а? – усмехнулась я. – Никак не могу справиться с ощущением, что все это – ошибка. А все вокруг кричат, что нам страшно повезло.

– Кричат, да? Ну что ж, не без повода. – Она принялась вдруг оглядываться, пока не нашла среди теперь уже толпящихся и стоящих без места людей. – Светик, привет! Ты как поживаешь?