Текст книги "Обыкновенный волшебник"

Глава 6

Кухня в нашей коммунальной квартире была большой, и на этом все хорошее кончалось. Она была двенадцатиметровой, на полу лежал старый, стоптанный линолеум, на плите пыхтела кастрюлька с чем-то неизвестным и необъяснимо, но до ужаса неприятно пахнущим. В раковине валялась куча посуды, видимо, уже не первый год. Я сидела на табурете возле нашей с Пашкой тумбы и смотрела на пар, бурно исходящий от кастрюли. Что-то там давно грозило выкипеть и уже, наверное, подгорало снизу. Никто не приходил за варевом, и я подумывала о том, чтобы его отключить, исходя из соображений пожарной безопасности. Но пару дней назад в аналогичной ситуации это закончилось скандалом между двумя соседками, и я не хотела обрекать себя на ту же участь. Выключу только после того, как кастрюля начнет коптить.

Скандальные соседки, громкий шум из-за стены, где кто-то явно постоянно «квасил» – я должна была привыкнуть к этому за пять лет, но тут все это было по-другому, совсем не так, как это было у нас в общежитии. Там тоже хватало всякой мерзости типа замоченных месяц назад в тазике носочков, про которые забыли. Или запах жареной селедки, от которой выворачивало многих. Но там мы все знали, что это только на время, до лучшего будущего, которое совсем не за горами. Тут же люди проживали всю свою жизнь, и я теперь была одной из них. Вчера, к примеру, когда я пила чай на этой кухне, ко мне вышел чужой одутловатый мужик в одних трусах и принялся клянчить денег. Я в ужасе убежала, но…

– Что с тобой происходит? Ты меня не слушаешь! – донесся до меня голос Пашки. Я вздрогнула и поняла, что он стоит рядом и чего-то от меня добивается. А у меня, кажется, появилось что-то вроде фильтра на Пашкин голос, я ведь его действительно не слушаю.

– Я задумалась, – пробормотала извиняющимся тоном. И жиденько улыбнулась.

– О чем, можно спросить? – нахмурился он. – Ты постоянно теперь о чем-то думаешь, может быть, просветишь и меня?

– Так, ни о чем, – я отвела взгляд, но успела заметить, что Пашка косится на мой мобильный телефон.

– Ты ждешь звонка? – Я покачала головой. Конечно, краешком сознания все еще надеялась, что хоть одно из моих собеседований выстрелит и их формальное «мы вам позвоним» перерастет во что-то реальное.

– Ты завтракать собираешься? – спросил он после долгой паузы, хотя правильнее было бы, если бы он спросил меня прямо, где его завтрак и почему я до сих пор его не сделала. Мою депрессию Пашка считал чем-то вроде каприза, возникшего из-за того, что я ничего не делаю и имею слишком много свободного времени.

– Я не голодна, – бросила я.

– А я голоден, между прочим. Мне нужно две статьи закончить, – возмутился Павел. – Могу хотя бы получить завтрак?

– Что ты хочешь? – вздохнула я. Все это было нормально, верно? Мы с ним живем вместе, почему бы мне не готовить ему еду? В следующую минуту он захочет, чтобы я стирала ему одежду. Носки, о которых говорила тетка. Перед моими глазами возникло смеющееся лицо Страхова. «Тебя ждут перемены!» И где они? Я бы сейчас даже не сопротивлялась, все, что мне нужно, – только призрак повода, чтобы вскочить и убежать. Любое дело, всего один звонок. Как говорят полицейские? Вы имеете право на один звонок, но никто не звонил.

– Вообще-то я рассчитывал на омлет, но у меня уже нет времени. Придется тратить деньги в городе, – Пашка бросил еще один уничтожающий взгляд в мою сторону и вышел.

Верю ли я в любовь? Хороший вопрос, на самом деле. Я встала и подошла к кастрюле, открыла крышку. Днище варева уже начало пригорать, и характерный запах уже чувствовался, но через несколько минут это станет куда хуже. Дым поползет по кухне, защиплет глаза, дышать станет непереносимо. Пройдет прилично времени, пока запах гари достигнет владельца бурды. Кухня отделена от жилых комнат длинным коридором. Я вгляделась в месиво. Определить, что это, было невозможно. Кажется, там есть морковь и картошка. Может быть, даже тушенка. Утро добрым не бывает.

Я закрыла крышку и ушла из кухни, так и не выключив кастрюлю. Вдруг будет пожар, все сгорит и мне не надо будет там больше жить? Где я буду жить? Да ладно, какая разница! Уеду домой, в Ярославль. Уеду одна, без Пашки. Оставлю тут все мои мечты, пусть они тоже сгорят. Пусть красный диплом сгорит. А я уеду и пойду работать в какую-нибудь газету в Ярославле, буду освещать встречу мэра с депутатами и депутата с мэрами. Я не верю в любовь. По крайней мере, я не верю, что то, что между мной и Пашкой, – это любовь. Вчера еще верила, а сегодня – не верю, и корчусь сама от осознания этой мерзкой мысли, которая родилась в моей голове и теперь отказывается ее покидать.

Это не любовь. Но ведь то, что между нами, тоже ценно. Я спорила сама с собой, говоря о том, что привязанность, способность понимать друг друга и умение уступать тоже на дороге не валяются. Быть вместе – это ведь такой простой и логичный вариант. Для Пашки. Для меня. Он не заставлял мое сердце биться от счастья, я никогда не была в него влюблена без памяти. Но кому еще я нужна, позвольте? И разве Пашка сделал мне хоть что-то плохое?

Я его не люблю, никогда не замирала от восторга, когда он входил в комнату, но зато у меня есть привычка полагаться на него, мы так уверены друг в друге. Я знаю, что он пьет кофе с молоком, а он знает, что я его с молоком не стану пить и под пытками. Я уверена, что Павел никогда не скажет мне, что я – хреновый журналист.

Это ли не оно, подлинное? Единственное подлинное, что только и есть на свете, а все остальное – сказки. Головокружения от любви могут быть приятными, но длятся недолго, а после заканчиваются разочарованиями. У нас с Пашкой все серьезнее и надежнее. Тогда почему мне так хочется сейчас в него кинуть чем-то тяжелым?

– Ты уходишь? – спросил он, когда увидел меня в дверях. Я подумала, что ведь Пашка, наверное, ждет от меня извинений.

– Да, ухожу, – ответила я без тени раскаяния. Павел помолчал, а затем вдруг принюхался.

– Что за запах? Что-то горит?

– Нет, тебе показалось. Мне пора идти, – я кивнула и выскользнула в тамбур. Я знала, что Пашка сейчас пойдет, проверит, найдет пожар на плите и все выключит, а потом будет разбираться с соседями. И злиться на меня за постыдное бегство. Но я даже не шла – бежала мимо чьих-то разбросанных ботинок, мимо коляски, сложенных в пакет пустых бутылок из-под пива. На залитую солнцем улицу, где я только и смогла наконец вдохнуть полной грудью. Все последние дни провела, блуждая по улицам, заполненным спешащими куда-то людьми. Я слушала музыку, летящую из динамиков около магазинов, заходила в книжные лавки и долго торчала там, перелистывая страницы. Теперь в книжных это было можно – сиди хоть весь день. Каникулы и Москва, которая решила отвергнуть меня в конце концов. Солнце, которое невольно заливает все мое существо волной беспричинного счастья. Люблю просто гулять.

Я шла по тротуару, а мимо меня по Садовому кольцу ползли машины. Тараканы в нашей коммуналке летают быстрее, чем эти транспортные коробки с людьми. Толпа спешащих людей несла меня в сторону Курской, когда я вдруг застыла на месте, как столб, чем вызвала резкое недовольство потока. Я же плевать хотела на них всех. Мне в голову пришла идея – такая простая и такая изящная, что я даже расхохоталась, да так громко и вызывающе, что получила кучу неодобрительных взглядов. Люди злобно ворчали, обтекая меня, как камень, лежащий посреди бурного потока. Толпа вечно спешащих куда-то москвичей не могла испортить мне настроения. Я все придумала. Первая стоящая идея за всю мою жизнь. Я поняла – нужно взять интервью у Путина. Это решит все мои проблемы!

Я огляделась по сторонам, не зная, куда бежать. Мысли рождались где-то в лобной доле, рождались сразу пачками, летели нейронными вспышками по паутине моего спящего мозга, рождая образы и идеи, противоречащие друг другу. Как теперь действовать, что предпринять? Кому первому позвонить? У кого может быть нужная мне информация? Какие проблемы мне придется решить, чтобы добиться своего. Интервью с Путиным – это вам не шутки. Кроме того, что мне придется каким-то образом его найти и уговорить на интервью, необходимо также придумать и правильные вопросы. Те, которые помогут мне опубликовать статью и не вызовут никаких подозрений.

– Чего встала? – гаркнула на меня какая-то тетка с огромной клетчатой сумкой в руках. Ах да, я же мешаю уличному движению. Куда же идти? Лебедь, рак и щука словно потянули меня одновременно в разные стороны – домой, в редакцию и почему-то в Александровский сад. Мне там думается лучше. Туда-то я и решила направиться. Лежа на травке, сощурившись под обжигающим солнцем, я пыталась представить выражение лица Ярослава Страхова, когда он увидит газету с моим интервью. Как сомнение отразится в его красивых глазах, как стрельнет он в меня взглядом, заставляя мое сердце биться чаще. Как потом, потихонечку понимание просочится сквозь недоверие и непонимание, как улыбка озарит его лицо. Я ему покажу. Он у меня попляшет. Но сначала поплясать придется мне. Я извлекла из рюкзака мой боевой ноутбук, который достался мне по дешевке от одного аспиранта, жившего в нашей общаге. Аспирант тогда купил более современную версию, так что мне машинка досталась практически бесплатно. Да, ноут тормозил и не держал заряд дольше часа, зато был небольшим и помещался практически в любую сумку.

– Так-так, – пробормотала я, подсоединяя к ноутбуку мой «свисток» – интернет-коннектор. – Что же мы имеем?

Получасовые поиски показали, что «мы» не имеем почти ничего. Найти так жизненно нужного мне Путина в социальных сетях не представляется возможным, хотя ссылки на него там имеются, и даже в широком ассортименте. Мне все эти ссылки не подходили. Работа, если уж я за нее взялась, должна была быть исполнена безупречно. Особенно учитывая личность целителя Страхова и его неприязнь к журналистам, не приходилось сомневаться в том, что он будет проверять каждое мое слово. Таким образом, «фейковые» президенты из сети мне не подходили.

Я побродила какое-то время по другим сетям, почитала источники, даже зашла на официальную страницу президента, задумчиво рассматривая его умное, усталое лицо. Потом я захлопнула крышку почти уже севшего компьютера, достала мобильник и набрала номер одного моего знакомого программиста Виталика. Когда я поставила ему задачу, он целую минуту молчал – подбирал слова.

– Путина? Ты издеваешься? – спросил он, когда понял, чего я от него хочу. – Смерти моей хочешь?

– Владимира Владимировича, – добавила я, снова получив целый ворох воплей. – Главное, я никогда никому не открою своего источника. Ты в полной безопасности.

– Даже если тебя будут пытать на Лубянке? Знаешь, множество людей сгинуло в тамошних подвалах за идеи куда менее авантюрные, – усмехнулся Виталик. Найти телефон и адрес Путина – задачка не для слабонервных, даже если ты работаешь в IT-отделе одного из самых крупных операторов мобильной связи в нашей стране. Однако у тебя есть ресурсы, к примеру, доступ к широчайшей базе клиентов в стране. Мобильный телефон сегодня есть у всех. Однако тут же на ум приходит закон о защите персональных данных, который будет вероломно нарушен Виталиком, если он «сольет» мне информацию о Путине. Кара может быть страшной, вплоть до увольнения. Если Виталика вычислят. Мы не собирались позволить этому случиться.

– Если меня будут пытать на Лубянке, я буду врать как сивый мерин. Ты знаешь, я умею, – заверила я его. Виталик обдумал сказанное мной и согласился.

– Ладно, приезжай, – смилостивился Виталик, потому что кому, как не ему, знать, насколько легко я умею врать. Это умение абсолютно необходимо журналисту, ибо люди крайне редко хотят сказать, показать или сделать то, что журналист хочет услышать, увидеть или засвидетельствовать. А еще хорошее качественное вранье может помочь в массе сложных жизненных ситуаций. К примеру, мы с Виталиком в свое время немало поездили на халяву по разным концертам да мероприятиям, аккредитовываясь от изданий, которые никогда о нас не слышали, и проникая бесплатно на концерты, спектакли и прочие культурные события. Виталик любил иногда побыть журналистом.

– Еду! Сию секунду! – отрапортовала я, и через полчаса мы с Виталиком уже пили чай в его кабинете и выбирали Путина. Это был своеобразный конкурс красоты, только критерием были не длина ног или цвет глаз. Мы искали идеальное совпадение. А кто ищет, тот всегда найдет.

– Как тебе этот? – спросил Виталик, тыкнув карандашом в экран. Владимир Валерьевич Путин 1948 года рождения пользовался услугами Виталькиного оператора уже семь лет.

– Валерьевич! – покачала головой я. – Мы, конечно, не конкретизировали, но не думаю, что Страхов купится на это.

– Ты можешь не печатать его полного имени, – предложил Виталик.

– Нет. Давай-ка пока смотреть только Владимиров Владимировичей, – отрезала я.

– Нет, ну тебе не угодишь! – возмутился Виталик. Правильных Путиных нашлось не так уж и много, и почти никто из них нам не подходил. Кто-то жил слишком далеко, на каком-нибудь Сахалине, кто-то был слишком молод. Кто-то уже перестал пользоваться номером, и искать его теперь представлялось сложным.

– А как ты найдешь повод для интервью? – поинтересовался Виталик. Я только вздохнула, ибо у меня была идея, но пока что не было настоящего плана. Он находился в разработке и во многом зависел от того, кем окажется тот самый Путин моей мечты. Кандидатов в итоге было отобрано четверо. Двое из них привлекли меня тем, что жили относительно недалеко – один в Рязанской области, а другой в Твери. Оба в возрасте. Третий жил в Самаре, что было хуже, но я записала его данные, так как, в крайнем случае, до Самары все же можно было бы доехать. И последний Путин оказался молодым мужчиной – ему было 28 лет. Жил он совсем далеко – в Перми. Больше Путиных не нашлось во всей стране. Однако четыре – это уже что-то.

– Надо будет попробовать хоть что-то о них узнать, – сказала я Виталику.

– Ну, тут я тебе не помогу, – развел руками он.

– С меня причитается, – я засунула листок с Путиными в рюкзак и похлопала Виталика по плечу.

– С тебя давно уже причитается по полной программе. Мы с тобой сто лет уже никуда не выбирались. С тех самых пор, как…

– Да, да, да, – отмахнулась я. – Пашка не одобряет наших с тобой вылазок. Но мы можем как-нибудь что-нибудь замутить, а ему не говорить.

– Ого, ты уже готова прятать свою социальную жизнь от своего парня. Звучит как настоящие серьезные отношения! – усмехнулся Виталик. Я тоже рассмеялась и подтвердила, что все, что происходит между мной и Пашкой, очень и очень серьезно. Настолько серьезно, что хочется бежать без оглядки.

– Только бежать мне некуда, – поделилась я, уже стоя в дверях. Виталик проводил меня долгим задумчивым взглядом, а потом подгрузил на экран свою любимую стрелялку и отключился. Я вышла на улицу с четырьмя Путиными в кармане и задумалась, куда податься теперь, когда мне до зарезу необходим скоростной Интернет, стационарный телефон и электрическая розетка. Выбор был очевиден, я направилась в редакцию. Там во второй половине дня обычно не бывает почти никого из начальства, а доступ к информации там тоже довольно широк, имеются собственные архивы и базы данных. Тем более что все равно я раз или два в день старалась появляться в редакции «Новой Первой» – мозолить, так сказать, глаза и взывать к совести.

План у меня был такой – позвонить по всем путинским номерам и провести так называемый «соцопрос». Задать вопросы, на которые могут ответить все и которые могут быть заданы любому человеку в порядке телефонного анкетирования по какому-нибудь глупому поводу. Исследование общественного мнения почти всегда находит отклик в сердцах людей.

Можно было бы, к примеру, опросить наших Путиных на тему качества телепрограмм на федеральных каналах. Спросить, смотрит ли человек телевизор прямо сейчас, какие телепрограммы предпочитает, какое у него образование – высшее или нет. Вдогонку уточнить, работает ли он или нет, и если работает, то техническая или гуманитарная у него профессия. Если повезет – узнать можно много. Сидя в метро, я набросала примерную блок-схему для трех таких анкетирований. Реальная цель – узнать хоть что-то, о чем, теоретически, можно потом говорить как о теме для интервью – в этом случае была хорошо завуалирована. Оставалась одна проблема. Я не могла провести такой опрос лично. Врать-то я умею без проблем, а вот с изменением голоса у меня проблема. Не пародист я. Нет, к сожалению, такого таланта. И если я буду проводить это самое тестирование, не ровен час, что потом нужный мне Путин меня опознает и вычислит. Такого допускать было нельзя. Оставалось найти кого-то, кто смог бы провести анкетирование вместо меня.

Наша неизменно прекрасная и ветреная секретарша Леночка встретила меня ворохом сплетен и уж совершенно неожиданным для меня требованием немедленно отписаться по поводу дворников-иммигрантов в Восточном административном округе.

– Каких, к черту, дворников? – возмутилась я. – Мне ничего не поручали!

– Как не поручали? Игорь Борисович сказал, что отдал дворников тебе. Они там живут в подвале, в нечеловеческих условиях. – Леночка тут же достала откуда-то бумажку, на которой ее корявым почерком были записаны какие-то буквы и цифры. – Вот же, телефон пенсионера. У них там что-то ужасное, дворники то ли пьют все время, то ли наркотиками торгуют. Тебе надо туда ехать прямо сейчас.

– Но никто ничего мне не отдавал! – бушевала я. – И как я должна была узнать об этом? Нет, это уже беспредел.

На лице Леночки отразилось мучительное сомнение. Бумажку с адресами, явками и паролями она все еще держала в руке, а это вполне могло означать, что на нее же было возложено ответственное задание по введению меня в курс дела. О чем она, вполне возможно, благополучно забыла. И теперь ее так редко функционирующий разум метался в поисках ответа на вопрос Чернышевского «Что делать?» или хотя бы в поисках крайнего, на которого можно было все свалить.

– Лена? – нахмурилась я. – Я же туда еле успеваю. А ведь у меня есть и другие дела.

– Васечка! Милая! – перепугалась Леночка. – Но ведь статью-то ждут. И пенсионеры там соберутся.

– Нет, это просто невозможно! – возмутилась я. – А если бы я не заехала? Что бы было тогда?

От мысли о том, что бы было, если бы я не заехала, Леночка побледнела так, что не спас даже густой слой тонального крема с загаром. Лена посмотрела на меня умоляюще. Я прикинула перспективы, сопоставила кое-что и поняла, что «закапывать» Леночку сейчас не в моих интересах. Я нагнулась, протянув руку (практически руку помощи) к ее руке, и забрала бумажку.

– Значит, дворники-наркоторговцы? Посмотрим, – я вчиталась в исходные данные, затем созвонилась с пенсионером-активистом, который, собственно, и был источником информации о дворниках. Договорившись о встрече, я положила трубку и посмотрела на Леночку.

– О, Васюта, спасибо. Слушай, ты меня буквально спасаешь.

– Это да, – подтвердила я. – Но какой ценой? Ведь мои-то дела теперь будут стоять. Я теперь буквально отброшена назад. А ведь между тем я собиралась провести кое-какой ресерч[3]3
  Research – исследование (англ.).


[Закрыть], должна была кое с кем созвониться.

– Давай я им позвоню! – тут же вызвалась Леночка. Я с удовлетворением кивнула (про себя), но виду не подала.

– Ты понимаешь, это дело такое. Мне нужно выудить информацию из людей, которые ни о чем не подозревают. Это – журналистское расследование. Нужно прикинуться кем-то. К примеру, будто ты собираешь данные для какой-нибудь анкеты, какой-нибудь розыгрыш призов проводишь. Социальный опрос.

– Да не проблема, – заверила меня Леночка. – А что нужно узнать?

– Нужно узнать как можно больше о четырех людях. У меня есть их телефоны.

– А имена? – спросила Леночка, приготовив карандаш. Она смотрела на меня, как примерная школьница, готовая записать домашнее задание, а я, признаться, колебалась. В конечном счете решила все-таки не рисковать.

– Всех их зовут Владимирами, но ты вообще не должна знать их имена. Опрос как бы анонимный, чистая статистика. Скажи, что мы боремся за улучшение качества телевизионного контента. Хотим вернуть качественные отечественные научно-популярные программы, анализируем потенциальную целевую аудиторию.

– Ага, – кивнула Леночка, вчитываясь в список моих вопросов. С тревожным сердцем я отбыла к моим дворникам-наркоманам. С легким сердцем я возвращалась оттуда. Леночка исполнила свой долг с виртуозностью Паганини. Он мог играть даже на одной струне. Леночка своим легким, пустым голоском могла одурачить кого угодно.

Один Путин, из Перми, трубку не брал. Во всяком случае, так сказала мне Леночка. Но куда более вероятно, что она не решилась с телефона редакции звонить в Пермь. Зато трое остальных из четверых Путиных согласились ответить на несколько ее вопросов. Двое из них в конечном счете не смогли предоставить мне никаких интересных данных. Первый, который жил в Рязанской области, оказался безработным, телевизор смотреть любил, в основном телеканал «Перец» (любимая программа – «Дорожные войны»). К идее увеличить количество научно-популярных программ отнесся равнодушно. Второй Путин (тот, что жил в Самаре) сказал, что работает, но говорить, где именно, отказался. Сказал только волшебное и ничего не означающее слово «бизнес». Также пояснил, что телевизор он не смотрит, но проявил подозрительную осведомленность в части самых последних сериалов. Что с этим делать – я тоже не представляла. Бизнес? Сериалы? И что?

Зато третий, а именно тот, который из Твери, оказался диспетчером на пульте экстренной помощи. То есть человеком, от работы которого каждый день зависели человеческие жизни. Про Владимира Владимировича удалось узнать, что он любит фильмы про космос, а также не считает современные молодежные программы достойными своего внимания. Что бы он ни сказал – это было как раз то, что мне надо.