Текст книги "Сестра Смерти. Часть вторая. Обрести себя"

Глава 27. Мучители и жертвы

В мире одна лишь вещь хуже насилия – это капитуляция перед насилием.

О. Амос

Олимпия уже не увидела, как обыскивали ее сослуживцев – ее бесцеремонно тащили по коридору. Впереди приглушенно плакали девушки, и она сама не могла удержать слезы. Чем дальше, тем больше ей казалось, что помощь не придет никогда. Их втолкнули в кабинет Владимира, девчат грубо кинули на маленький диванчик в углу, и они сжались в кучку, словно стараясь стать как можно меньше и незаметнее, слиться с интерьером и, желательно, вообще исчезнуть отсюда, перенестись куда-нибудь подальше. Один бандит вернулся к остальным, главный остался с девушками в компании другого своего подчиненного.

– Ну, с кого начнем? – деловито спросил он Лиму. – Смотри, какие красивые глазки! А если я ей эти глазки выбью, она останется такой же красивой, а? Или нет, мы их вырежем и заставим вот эту черненькую их сожрать, как думаешь? Ты по-прежнему не знаешь, где голова? Считаешь, оно стоит того? Я же правда это сделаю.

Лиму едва не вырвало снова. Она не сомневалась в реальности угрозы – у этого урода вполне хватит ума и жестокости сотворить такое. «Черненькая», по всей видимости, не вдохновленная обещанной перспективой, удержаться не смогла, перегнулась через подлокотник дивана и оставила содержимое своего желудка на светлом линолеуме. Отвратительный кислый запах рвоты мгновенно распространился по небольшому кабинету.

– Ты это зря, сучка, – обратился бандит к девушке. – Я что теперь, должен всем этим дышать? Ты у меня сейчас это жрать будешь. А уже потом – глаза белобрысой.

Он подошел к брюнетке и сильно, с размаха ударил ее по лицу. Она отлетела назад, ударилась головой о стену, у которой стоял диванчик, и сползла по спинке, потеряв сознание.

– Видишь, какие они у вас тут хрупкие – еще ничего не делал, она уже поломалась, – посетовал мужчина. – А что будет, когда начну?

– Ну оставьте вы девочек, – еще раз попросила Лима. – Я ничего не могу вам отдать, потому что у меня ничего нет…

– Да заткнись ты! – рыкнул на нее русоволосый. – Это я уже слышал сто раз. Мне от тебя нужно место, где ты прячешь голову. И чем быстрее ты скажешь, тем больше твоих коллег останутся живыми и, может быть, даже здоровыми. Поняла?

Он схватил ее за подбородок жесткими пальцами, больно сжал. Девушка с ужасом ждала, что в любой момент ее челюсть затрещит, зажмурилась и поймала еще один удар по лицу – такой, что даже ранее нокаутировавший ее хук Леднева показался сейчас легким поглаживанием. Она застыла, не в силах справиться с этим животным ужасом, который накрыл ее с головой, подчинил себе все ее мышцы, нервы, связки. Она погрузилась в страх еще на пару уровней.

– Ты поняла меня? – повторил он.

Олимпия медленно кивнула.

– Ты будешь говорить?

Она снова зажмурилась.

«Когда же это кончится? – пронеслась отчаянная мысль в ее голове. – Они же на что угодно способны!»

«Лима, держись, – резонансом прилетел голос Самада. – Еще немного, прошу тебя!»

– Ладно, я понял, ты по-хорошему не хочешь, – огорченно протянул ее мучитель и коротко ударил, на этот раз в живот, и Лима согнулась пополам, хватая ртом воздух, пытаясь протолкнуть его в сведенные болью внутренности.

Некоторое время спустя, когда боль немного отпустила, девушка увидела, как мужчина с силой оторвал от дивана давешнюю блондинку-оператора, от ужаса ставшую зелено-фиолетовой. Подруги пытались удержать ее, понимая, какие ужасы ожидают впереди, потом одну из них тоже вырвало, она отпустила коллегу, и бандит, не останавливаясь, одной рукой удерживая блондинку, второй ударил склонившуюся девушку по голове. Та упала в лужу рвоты, мужчина наступил ногой ей на затылок, погружая лицо еще глубже в зловонную жижу. Лима не выдержала, кинулась на него, с неизвестно откуда взявшейся силой оторвала от него и отбросила в сторону свою белокурую коллегу. От неожиданности тот ослабил давление, лежащая на полу девушка смогла откатиться под рабочий стол директора, и оттуда послышались ее сдавленные рыдания.

– Ах ты б****! – заорал бандит и перенес свою злость теперь уже на Лиму. – Ты куда лезешь, сука?! А ну, живо вспоминай, где эта ё**ная голова! Иначе я твою собственную оторву и шефу принесу!

В это время второй находящийся в кабинете мужик в робе избивал оставшуюся на диване в сознании девушку. Та голосила и даже не пыталась отбиваться, сил и смелости у нее не хватало. Неожиданно пришла в себя брюнетка, но тоже попала под раздачу и снова отключилась. Лима краем собственного сознания подумала, что для нее это самое милосердное – не видеть царящего в кабинете ужаса. Беспамятство хоть немного защищало ее от беспредела бандитов.

– Да нет у меня никаких голов! – смогла закричать в ответ Лима, хоть мужик довольно жестко трепал ее за плечи, руки, волосы. – Как вам еще говорить? Вы тут всех поубиваете, дури у вас хватит, но ничего не добьетесь, потому что не к тому человеку пришли.

– А ты права, поубиваем, – в том же тоне ответил он. – И не на третьем, так на десятом человеке ты сольешься и все расскажешь, сука!

И он снова ударил ее по лицу. Девушка даже думать не хотела, во что превратилась ее физиономия и во что еще превратится, когда все гематомы поднимутся выше, под кожу, и тем более не хотела думать, что у нее вполне могут быть сломаны какие-то лицевые кости, а это впоследствии операции, и не обязательно удачные… Видимо, ходить по улице придется в парандже, чтобы людей не пугать. Она нервно хихикнула, представив, как невероятно смешно она будет выглядеть в футболке, джинсах и с закрытым лицом. «Зато Самад наконец будет доволен», – утешила она сама себя.

«И ничего не буду, – тут же отозвался Самад. – Ты что, правда думаешь, что я мечтаю заставить тебя жить по законам шариата?»

Ответить ей не дали – бандит рассвирепел еще больше и снова со всей дури ударил ее, сопроводив это отборной руганью. Силы девушки закончились, и она отключилась, испортив ему всю малину.

Когда Лима пришла в себя, первое, что она увидела, были девчонки, в количестве трех штук, сгрудившиеся возле стеночки, цеплявшиеся друг за друга и тихо скулившие. «Почему они не на диване?» – спросила она сама себя и тут же получила ответ на свой вопрос: на диване двое бандитов одновременно насиловали блондинку, не сводя при этом с остальных дула автомата. Судя по относительно целостному виду девушек, до них насильники пока не добрались. Лима попыталась подняться с пола, голова закружилась, пришлось улечься обратно. Своими шебуршаниями она привлекла внимание и коллег, и бандитов.

– О, пришла в себя, болезная! Как вовремя! – прокомментировал русоволосый. – Сейчас с этой закончим и за тебя примемся. Глядишь, и тебе понравится так же, как и ей. А, мелкая? Нравится тебе?

Он подмигнул подельнику, и они одновременно сделали резкое движение, от которого блондинка сдавленно взвыла. Лиме было видно ее залитое слезами и потеками косметики лицо, и так жалко было девочку, сердце заходилось.

– Суки, что ж вы творите? – угрожающе процедила Олимпия. – Ну сто раз же вам сказали, что нет у меня никакой головы, так вы ж не слышите никого! А выходит, что и голова-то вам не нужна, вам лишь бы кого-то изнасиловать, пытать, убить. Твари вонючие!

Она понимала, что ее уже несет, что она точно так же может подвергнуться изнасилованию, быть снова избитой, а может, вспылив, кто-то из бандитов убьет ее, но терпеть это уже не было сил. Старшой, в последний раз содрогнувшись, подкатив на миг глаза, оставил наконец свою жертву наедине с напарником, застегнул штаны и слегка неуверенным шагом двинулся к Лиме, вскинув автомат. Девчонки у стены снова заплакали, но он заставил их замолчать выпущенной поверх голов очередью. Посыпалась разноцветная крошка, девушки пригнулись, съежились. Мужчина схватил Лиму за волосы и рывком поднял с пола.

– Умная, смотрю, да? Сама хочешь сожрать зенки этой белобрысой?

Он опустил автомат, и тот повис на ремне у него на груди. Мужчина вытащил из ножен на поясе нож с широким лезвием, не слишком длинный, но Лиму это не обмануло. Даже на ее дилетантский взгляд, лишить человека глаза таким ножом было проще простого.

– Эй, закругляйся! – скомандовал он приятелю, тот задвигался быстрее. – Сейчас у нас будет очень интересная кулинарная передача, да, сучка?

Снова прилетел удар Лиме по лицу, но она уже почти не реагировала – лицо и так было одна сплошная боль. Но вот когда мучитель подошел вплотную к блондинке и схватил ее за волосы, ожидая, пока занявший ее рот «коллега» закончит свои возвратно-поступательные движения, Лимой овладела обжигающая, искренняя, не замутненная никакими социальными нормами ненависть. Она понимала, что ничем не может помешать этому ублюдку искалечить несчастную девушку, даже не бросится, не перехватит руку. Оставалось только осыпать врагов проклятиями.

– Чтоб вы сдохли, суки! – завизжала она, швыряя в мужчину с ножом тяжелый дырокол, неведомым образом попавшийся под руку. – Чтоб вы сдохли, и никто никогда о вас не всплакнул, шакалы вы вонючие! Чтоб вы сдохли, и ты, мразь, и все твои дружки-ублюдки!

Прошло несколько долгих секунд, пока бандит, которого дырокол все-таки достал, поворачивался к ней, решив, похоже, сначала искалечить ее. Его подчиненный странно задергался, и Лима отстраненно подумала, что хоть эта пытка для блондинки закончилась. Но, неожиданно и для нее, и для все еще прижимавшихся друг к дружке девушек, оба мужчины, словно сраженные одной твердой рукой, рухнули на пол. Еще пара секунд – и они окончательно замерли, уставившись невидящими глазами в потолок. Олимпия, находящаяся к ним ближе всех, опасливо потыкала кулаком сначала одного, потом другого. Никакой реакции. Помахала рукой перед глазами – ничего. Стали подтягиваться девушки. Одна настолько осмелела, что наклонилась пощупать пульс, потом удивленно подняла глаза и тихо-тихо прошептала:

– Они мертвы.

– Совсем? – глупо спросила Лима.

– Кажется, да.

Совершенно ничего не понимающие, девушки переглядывались, сидя на корточках над телами своих мучителей, и не могли поверить в происходящее. Тем временем блондинка кое-как поднялась с дивана, оправила порванное платье, доковыляла до тел, долго смотрела на них, а потом плюнула сначала на одного, потом на другого и стала смачно пинать ногами по ребрам. Те не возражали. Пару минут спустя она первой озвучила неправдоподобную, странную мысль, которая позже в качестве сплетни пойдет по всему издательству:

– Олимпия, а ведь это ты пожелала им смерти, и они сдохли. Ты ведьма, что ли?

Лима сидела на полу и смотрела в никуда. Мыслей не было, чувств тоже. Все, что произошло за последнее время, словно высосало из нее соки, оставив лишь пустую бесстрастную оболочку.

– Олимпия? – повторила блондинка.

Лима подняла глаза, встретилась взглядом с ее глазами, все еще находившимися на своем законном месте, и протянула руки. Девушка с громкими рыданиями кинулась в ее объятия. Пару секунд остальные, которых тоже снова прорвало слезами, присоединились к ним, и куча-мала из плачущих навзрыд девчонок еще долго не двигалась с места, даже не думая о том, что всего лишь за несколькими дверями от них такие же точно бандиты, как те, что лежали мертвыми рядом, продолжали терроризировать их коллег.

Когда в дверь стали ломиться, они об этом вспомнили, все одновременно, и Лима с брюнеткой потянулись за лежащими возле тел автоматами – девушкам они были нужнее, чем бандитам. К счастью, они не сразу сообразили стрелять, и это спасло жизнь их дорогого и уважаемого директора, поскольку выламывал двери именно он, в сопровождении Антона Никитича и одного из редакторов, тоже мужчины. У всех троих были автоматы, и лица выражали непреклонную решимость пустить их в ход. Хорошо, что они тоже вовремя разглядели, что в кабинете нет никого, в кого они могли бы стрелять.

– Владимир… – облегченно выдохнула Лима, бессильно опуская такой тяжелый в разом ослабевших руках автомат. – Вы живы…

– Вы живы! – эхом повторил директор и стремительно подошел поближе к дрожащим девушкам. – А эти?

– Они мертвы, – почти хором проговорили девушки.

Директор присел возле трупов, попытался найти пульс, удовлетворенно хмыкнул, обменялся выразительными взглядами с начальником отдела распространения. Тот уже помогал подняться блондинке-оператору, безошибочно определив в ней наиболее нуждающуюся в поддержке. Редактор тоже аккуратно поднимал кого-то из девушек, Лима не очень понимала, кого именно. Сознание у нее раздваивалось и мигало, словно перегорающая лампочка. Стало тошнить, и она на всякий случай снова улеглась на пол, боясь свалиться в обморок и еще раз удариться многострадальной головой.

– Олимпия! – позвал Владимир. – Вы что? Вам плохо?

Она попыталась улыбнуться разбитыми губами, это оказалось больно и почему-то обидно. Не так обидно было за разбитое лицо, за удары по корпусу и в живот, как за губы. Странные, нелепые мысли рождались в голове: «Как меня Самад целовать будет? Ему же будет противно».

– Олимпия, не отключайтесь! – Мужчина легко похлопал ее по щекам. – Слышите меня? Не отключайтесь! Нельзя!

Она окинула расплывающимся взглядом директора, девчонок и мужчин за его спиной и едва шевеля языком, пробормотала:

– Что с нападающими? Как вы вырвались?

Владимир растерянно улыбнулся, но это была настоящая улыбка, не гримаса.

– Они все мертвы, Олимпия. Точно так же, как и эти. – Он мотнул головой в сторону трупов рядом с Лимой.

– Вы убили их? Всех? Но как?

Директор оглянулся на двоих остальных мужчин, те ответили ему таким же растерянным взглядом.

– Мы не убивали их, они сами…

– Что «сами»? Сами убились? – От неожиданности у девушки даже силы откуда-то появились. Голос окреп.

Владимир наклонился над ней, взволнованно заглянул в лицо, будто искал что-то в глубине ее глаз. А может быть, и правда искал. Признаки сотрясения, например. Лима решила, что у нее и признаков искать не нужно, травма была очевидной.

– Они вдруг все свалились на пол, в одно мгновение, – вмешался в их диалог Антон Никитич. – Мы сначала вообще ничего не поняли, а потом, когда стали проверять, увидели, что они не дышат, ни один из них. Когда стало ясно, что они мертвы, мы вооружились и пошли вам на подмогу. А у вас тоже трупы…

– У нас было так же, – пояснила брюнетка, которая, несмотря на кратковременную потерю сознания, выглядела лучше всех, бодрее и вообще сильнее.

– Тоже неожиданно упали? – уточнил Владимир Валерьевич.

– Эээ… – замялась девушка и бросила вопросительный взгляд на Лиму. Та снова боролась с накатывающей слабостью, ей было не до переглядываний. – Ну, как бы это сказать…

– Этот вот хотел мне глаза вырезать, а Олимпия прокляла его, и он упал, – выпалила блондинка, которую немилосердно мотало из стороны в сторону.

Мужчины хором вздохнули, получилось громко и немножко театрально, настолько сильно их противоречивые эмоции отразились в этом вздохе и на их лицах.

– Как это – прокляла? – первым подал голос директор. – Олимпия?

Лима не могла говорить, мотнула головой и тут же поняла, что это было опрометчиво: снова подкатила тошнота, и ее вырвало, она едва успела повернуть голову набок, в сторону от склонившегося над ней мужчины, и попала как раз на труп русоволосого бандита. Ее все выворачивало и выворачивало, желудок уже опустел, но спазмы не прекращались. Владимир растерянно отодвинулся, замерев и не предпринимая ничего, пока его подчиненные потихоньку, осторожно выводили из кабинета других девушек. Брюнетка сделала было несколько шагов к Лиме, намереваясь помочь ей, хоть голову придержать, но мужчина знаком велел ей не приближаться.

Как раз в разгар неукротимой рвоты, которая окончательно убедила Лиму, что у нее сотрясение мозга, в коридоре раздался шум, какие-то крики и грохот, и в окончательно раскуроченную двери кабинета ворвались трое крепких ребят в балаклавах с криком «Всем лежать, работает спецназ!» Владимир покладисто улегся прямо под свой рабочий стол – только там было относительно чисто. Оказалось, что все остальные и так лежали: Лиму рвало, а двое мертвых бандитов встать не могли, даже если бы хотели. Антон Никитич, редактор и девушки уже успели покинуть кабинет, и, судя по голосам, что-то кому-то объясняли в коридоре. Все проверив, трое разрешили директору подняться на ноги и крикнули в коридор, чтобы прислали врача. Лима понимала, что это для нее, но хотела в тот миг только умереть – сил у нее совсем не осталось.

К ее удивлению, вместо врача в дверном проеме показался Виктор Панов. Увидев, где и в каком состоянии она находится, он подбежал, опустился на колени и приложил ладонь к ее лбу. Холод мужской кожи был слишком приятным, чтобы девушка сочла происходящее правдой, а не сном. Она была уже почти уверена, что умерла и теперь клетки ее мозга, отмирая, показывают ей картинки, тем более что Самада в голове она давно уже не слышала.

– Лимка, – нежно прошептал Виктор, безостановочно гладя и гладя ее по щеке, – живая, девочка моя, живая… Все будет хорошо, слышишь? Сейчас тебя осмотрят, отвезут в больницу, полечат, будешь как новенькая… Держись, маленькая, держись, я уже тут, все будет хорошо…

Лиму больше не рвало, и уже одно это было хорошо. Она улыбнулась, рванула раны на губах и вздрогнула от воскресшей боли. По губам и подбородку потекло горячее.

– Не улыбайся, не надо, – пожурил Панов, потом крикнул куда-то себе за спину: – Ну где там медики, черт бы их побрал?! Девчонку надо срочно в больницу!!

Наверное, она снова потеряла сознание, потому что внезапно оказалась в карете «скорой помощи», почувствовала себя лежащей на чем-то жестком и холодном. Сильно трясло, и это вызывало новые приступы тошноты, но она точно знала, что нужно терпеть, что желудок пуст, и будет только хуже… Нужно терпеть… Кто-то большой и теплый рядом шептал что-то тихим и уверенным голосом, она не понимала что, но неведомым образом это давало силы не проваливаться снова в беспамятство, удерживать мучительные спазмы, скручивающие ее тело, терпеть боль в животе, лице, голове.

– Самад… – прошептала она, почти не шевеля губами. – Самад…

По щекам текли слезы – то ли от слабости, то ли от боли, то ли от страха, она сама не знала.

– Она что-то говорит, – громко сказал кто-то прямо над самой головой. – Вы понимаете что?

Тихий голос пояснил:

– Она зовет друга.

– Не Вас? Вы говорили, что друг.

– У нее много друзей. А я почти брат.

Снова прохладная ладонь на воспаленном лбу и спокойным, уверенным речитативом:

– Держись, Лимка. Все будет хорошо. Мы скоро будем в больнице. Ни о чем не беспокойся и не думай.

«Витя, – вспомнила она. – Витька. Он не бросит».

– Где Самад? – сделала она еще одну попытку.

– Не переживай, он в безопасности. Алексей за ними присмотрит.

– Алек… – Она не смогла продолжить, горло перехватило, еще один приступ скрутил все тело.

– Не волнуйся, говорю тебе. Все под контролем. Мы все сделаем. Тебе не нужно ни о чем беспокоиться сейчас. Просто отдыхай и выздоравливай.

– Мама…

Мужчина погладил ее по руке, едва касаясь, передавая силу, уверенность, нежность.

– Я потом съезжу к ней, привезу к тебе. Звонить и пугать не буду. Не волнуйся.

Она попыталась облизнуть губы, потому что текущая по ним влага щипала, раздражала, но даже это усилие оказалось слишком сложным, и сознание снова ушло.

Самад не сводил глаз с Сэма, который ходил туда-сюда по кабинету, не в силах остановиться. Эти метания продолжались не одну минуту, и скоро у человека-головы замелькало в глазах.

– Сядь ты уже! – недовольно прикрикнул он на свое неспокойное тело. – От того, что ты будешь бегать, новости мы быстрее не узнаем. И так тошно!

Сэм замер на мгновение, смерил голову прожигающим взглядом сощуренных глаз, и снова возобновил хождение.

– Как будто, если я сяду, что-то изменится, – буркнул он. – Ты думаешь, мне легче? Того, что ты рассказал, уже достаточно, чтобы с ума сойти от беспокойства, а теперь еще Лима на связь не выходит… – Он подошел к дивану, на котором сейчас располагалась голова, присел на корточки, чтобы беспрепятственно смотреть в глаза двойника, и изменившимся тоном, тоном испуганного ребенка, прошептал: – Она не отвечает? По-прежнему? Так уже было или это впервые?

Самад на несколько секунд смежил веки, чтобы ничто не мешало, и еще раз, который уже за последний час, попытался настроиться на Лиму, позвать ее, потянуться к ней. Ничего не вышло. Он не чувствовал ее. Ни тепла, которое всегда приходило к нему в ответ на его поиск, ни мысли, ни просто ее присутствия. Совсем ничего. И он ужасно боялся даже подумать о том, что именно могло означать это молчание.

Сэм правильно истолковал выражение его лица, но ума у него не хватило промолчать, а потому он все-таки озвучил страшную мысль:

– Самад, а что, если они все-таки убили ее? Что нам тогда делать?

– Не смей даже думать об этом! – угрожающе, сквозь зубы, процедил тот. – Не смей! Она жива! – Он поймал переполняющий его гнев, удержал его, глубоко вздохнул и уже спокойнее, тише добавил: – Я бы почувствовал, если бы она умерла. Я бы знал.

Скептическое выражение лица Сэма было красноречивее любых слов. Он не верил. «Именно поэтому верить должен я, – мысленно сказал сам себе Самад и сделал еще одну попытку докричаться: – Лима, прошу тебя, отзовись! Мы волнуемся! Хоть что-нибудь скажи. Я хочу знать, что ты жива. Ты жива?» Ответом снова было молчание. Сэм продолжил свои хождения взад-вперед.

Только несколько минут спустя мобильный телефон зазвонил, заставив обе ипостаси Самада Хаджи вздрогнуть. Сэм схватил трубку, ответил на звонок, облегченно уронил себя в кресло.

– Я понял тебя, – с обессиленной улыбкой сказал он. – Ей точно ничто больше не угрожает? – Молчание затянулось – видимо, его собеседник разразился целой тирадой, – потом мужчина попросил: – Держи нас в курсе, пожалуйста, а то мы чуть с ума не сошли. Спасибо.

– Ну? – нетерпеливо бросил Самад, едва дождавшись, пока он завершит разговор. – Что там?

– Их освободили, Лима жива. Правда, ей очень досталось, сильно избита, сотрясение мозга, она постоянно теряет сознание.

Самад негромко выругался.

– Она выживет? Ее показывали врачам? – спросил он.

– Виктор поехал с ней в больницу. Алексей пообещал выставить там своих людей в качестве охраны.

– А как к этому отнесется милиция? Это же их вотчина, их дело. Нужно, наверное, позвонить кому-то из наших людей, пусть подстрахуют.

– Леднев уже связался со своими людьми в милицейских кругах, все будет.

Самад выдохнул, неуверенно улыбнулся своему альтер эго.

– Теперь понятно, почему я не могу почувствовать ее, – пояснил он. – Она сама себя едва чувствует.

Сэм задумчиво смотрел в окно.

– А ты не думаешь, что они просто могли отбить ей что-то в голове? – поинтересовался он, осторожно, словно боясь вызвать у Самада неадекватную реакцию. – Нечто, что помогало ей видеть и слышать тебя, выходить с тобой на ментальную связь, подстегивать твою память и твои силы…

– … управлять твоими действиями, – продолжил его реплику человек-голова.

– И это тоже.

Еще на несколько минут повисло молчание. Оба усиленно думали, боялись складывающейся картины, искали варианты развития событий и пути решения, если все-таки окажется, что Лиму действительно покалечили, и она не сможет больше помочь им.

– Ты думаешь, Лима действительно может управлять мною, потому что у нее есть ты? – Сэм выглядел неуверенным и немного потерянным – похоже, волнение за девушку, страх и переживания совсем вытеснили из его мыслей вот эту конкретную, а теперь, снова вспомнив об этом, он уже не мог думать ни о чем другом.

– Я уверен в том, что она может управлять. А вот по какой причине это происходит, я не знаю. Может быть, из-за того, что я с ней. Может быть, потому что она – уникальное явление, каким-то непонятным нам образом умеющее взаимодействовать с возвращенцами всех видов и мастей и влиять на них. А может быть, потому что я ее люблю, Сэм… Да и ты, кажется, тоже очень неровно к ней дышишь. – Самад прищурился и искоса посмотрел на двойника. – Может, именно в этом все дело, Сэм. Тому, кого любишь, подчиняешься исподволь. И чувствуешь его иначе, чем других.

Сэм был непривычно задумчив, это удивляло Самада. Он уже привык, что его «тело» – наглый, недалекий субъект, хоть и незлой по сути своей, но очень материальный, для которого удовольствия тела были важнее каких-то там высших материй и пространных рассуждений. А тут сидит, думает, задает вопросы и все больше становится похожим на Самада Хаджи, каким Профессор привык себя считать. Что бы это значило? Неужели память возвращается одновременно и к голове, и к телу, и происходит это пусть и неравномерно, но неотвратимо? Что же получится в итоге? Они оба будут знать и помнить одно и то же, но относиться к этому по-разному? Или, напротив, станут неотличимо похожими, разве что только один так и будет «целым», а второй – только лишь частью? А может, голова отомрет за ненадобностью, когда окончательно восстановится память тела?

«А вот это вряд ли, – мысленно одернул себя Самад. – Если бы голова для чего-то не была нужна, она бы не ожила. И меня – вот такого – даже не было бы. Так что нужно просто разобраться, что к чему, и не паниковать. Лишь бы только Лима поправилась поскорее».

– Самад, – позвал Сэм. – Получается, что мы не любили и не любим Ширин? С ней никогда не было такого, как сейчас с Лимой. – Он обреченно вздохнул. – С ней и не могло такого быть…

– Ты помнишь, как было с Ширин? – Не то чтобы Самада это слишком удивило, но то, что Сэм снова озвучивал его мысли как свои, наталкивало на определенные размышления.

Сэм молчал. Похоже, он считал, что все и так ясно.

– Я никогда особенно не задумывался, люблю ли я ее. Она красива, из нашего круга, из хорошей семьи, хорошо воспитана, послушна. Что еще нужно для жены? Наши отцы согласились на этот брак, почему нас с ней должно что-то не устраивать?

Сэм не удержался, заржал, снова напомнив себя такого, каким впервые его увидели Самад и Лима.

– Я представляю, что сказал бы отец, познакомившись с Лимой, – почти неразборчиво прогудел он, смех мешал понимать сказанное.

– Да уж. – Самад не поддержал его смехом, он слишком переживал за Лиму, но мысли двойника понимал. Отец, хоть и смог хорошо устроиться на американской земле, все-таки в душе и по воспитанию оставался истинным выходцем и сыном Кавказа. Женщина, ведущая такой образ жизни, как Олимпия, не была бы в глазах Магомеда Хаджи подходящей партией для его сына. Ни для кого из его сыновей. И если бы его обожаемая Асият позволила себе хотя бы десятую часть той свободы, которой пользовалась эта девушка, он бы посадил ее под замок и срочно нашел строгого, хорошо воспитанного, «правильного» мужа. – Отец бы первым делом выпорол меня. Ну, или тебя…

– Слушай. – Сэм вдруг резко перестал смеяться, стал опять серьезным и сосредоточенным. – Я подумал тут, что все мы, по сути, жертвы обстоятельств – и мы с тобой, и Лима, и Леднев и его парни, и даже Артур, будь он неладен. Все начиналось так хорошо, когда ты обосновал свою теорию, стал проводить опыты… Твое открытие дает неограниченную власть тому, кто будет держать в руках технологию возвращения. Это однозначно оправдывает наше существование на этом свете. И вот посмотри, во что все вылилось: насилие, убийства, захваты заложников, возвращенные бандиты… Предательство лучшего друга…

– Кончай зудеть! – раздраженно прервал Самад. – Я не знаю, как ты, многоуважаемое мое тело, но я не считаю себя жертвой. Я знал, что легко не будет, когда согласился на этот проект. Я знал, что искушения будут. Я совершенно точно понимал, кем выгляжу в глазах многих своих коллег: то ли некромант-фанатик, то ли некрофил-извращенец, то ли еще что-то, похуже… Но я был бы не я, если бы не попробовал сделать нечто по-настоящему великое, раз уж у меня хоть что-то стало получаться. Я – не жертва и никогда не был и не буду ею. Никогда. И ты тоже. Не был и не будешь. – Он откашлялся, стараясь прочистить пересохшее, раздраженное горло. – И когда мы с тобой все-таки воссоединимся, Артур у меня еще получит, поверь мне. Но ныть не смей. Этого себе даже я не позволяю. И вообще, мы нужны Лиме, это я тебе точно говорю.

Сэм поднялся, прошел несколько шагов и уселся на диванчик рядом с головой.

– Ты прав, – сказал он. – Я тоже влюблен в нее. Ширин придется потесниться.

Самад только недовольно поморщился.