Текст книги "Ловцы запретных желаний"

5

Он вышел из ванной в темно-синих джинсах, подвернутых до щиколоток. Остановился перед зеркалом, в котором отражалась кровать и на ней – Алина в распахнутом шелковом халате, кружевном белье и туфлях. Константин смотрел на нее, не отрываясь, без улыбки. Она отвечала ему пристальным взглядом. Страсть, замкнутая в зеркальной глубине.

На ум ему пришли ее слова: «Порой я сама боюсь своих желаний». Медленно, очень медленно он повернулся, сделал несколько шагов – Алина привстала, опираясь на локоть, – также молча заложил руки за спину и опустился на колени около кровати.

Алина затаила дыхание. Взгляд ее, устремленный на коленопреклоненного мужчину, стал похож на взгляд голодного хищника.

– Если бы ты только… – начала она и прикусила губу.

Константин отметил в ее голосе хрипотцу, свидетельствующую о сексуальном возбуждении.

– …не передумал.

– Смотри сама не передумай, – усмехнулся он, глядя ей в глаза.

Не сдержавшись, она расхохоталась, показав сразу все зубы.

– Дерзишь?

– Я делаю то, чего тебе хочется. Давай же, сделай то, чего хочется мне.

Алина оборвала смех и подалась вперед, к нему. Глаза ее горели.

– Ты считаешь, мне нужна твоя дерзость?

– Конечно, – невозмутимо подтвердил он.

– Не покорность?

– Ни в коем случае.

Комната на верхнем ярусе башни, прекрасная госпожа и пленник, имевший неосторожность возбудить в ней желание. Глядя друг другу в глаза, они думали об одном и том же. Замусоленный сюжет. Поиграем, дорогая?

Да, он готов. Знать бы еще почему. Насколько искренне его согласие? Он не поднял ее на смех в парке… Ее фантазии в самом деле не показались ему глупыми и пошлыми? Или он принял игру, опасаясь обидеть ее отказом?

Протянув руку, она коснулась его волос. Они были чуть влажными у корней, что еще больше ее взволновало. Если задать вопрос в лоб, скажет ли он правду? Мужчина намного старше, мужчина с прошлым. Не исключено, что, глядя на нее сейчас, он видит всего лишь очередное молодое тело, а к телу, к сожалению, приделана голова, которую надо развлекать. Сюда бы детектор лжи. Как вообще люди принимают это проклятое решение – верить или не верить?

– Страшно? – спросил Константин.

Опять он первым сделал шаг навстречу.

– Да. А тебе?

– Конечно.

– И что же нам теперь…

Улыбка, раздвинувшая его губы, была почти угрожающей, хотя еще минуту назад Алине вряд ли удалось бы вообразить угрожающую улыбку.

– Продолжать!

Ей стало жарко. И еще более страшно, чем раньше.

– Ну, хорошо. – Она перевела дыхание, все еще думая о том, что он видит перед собой. – На чем мы остановились?

– Я тебя разозлил.

– Там или здесь?

– В обоих измерениях. Ты пригрозила мне расправой. Но я предупредил, что если ты свою угрозу осуществишь, твоя зависимость от меня станет еще более сильной. А если не осуществишь, непреодолимой.

– Почему? – спросила Алина. И повторила более требовательно, опасаясь, что он не ответит: – Почему?

– Потому что я очутился в пространстве твоей фантазии. И пока я там…

– Как же я отреагировала?

– Ты спросила, какой вариант наиболее предпочтителен для меня. Я ответил, что первый.

– Правда?

– Да. Я любопытен. – Выражение его лица изменилось, улыбка стала не только вызывающей, но и чуть отрешенной, с легким налетом безумия, как будто он решил вот прямо сейчас пойти в штыковую атаку. – Мне очень хотелось знать, что ты придумаешь, дорогая.

Она думала. Думала, думала, думала. Но ничего толкового, к стыду своему, придумать не могла. Ей мешал не только страх перед возможной реакцией Константина – его сочувственной или снисходительной усмешкой, мыслями о наивности или неловкости новой подруги, которых он мог и не высказать вслух, – но и страх перед собственной реакцией, которую она не могла предугадать. Вдруг воплощение ее фантазий в действительность разрушит все волшебство?

– Я не… Костя…

Он не стал дожидаться объяснений почему «не». Красивым движением, упругим и плавным, поднялся с колен и бросился на кровать так, как бросаются в воду. Увлек ее за собой. Повалил. Прямо над собой она увидела его лицо с широко раскрытыми глазами.

– Поскольку тебя хватило только на угрозы, госпожа моя, пришлось мне, пленнику, заняться вплотную осуществлением твоих желаний. Говоришь, я их возбудил? Эти желания. Получу ли я свободу, если их удовлетворю? – Он говорил быстро, сквозь зубы, и одновременно стаскивал с нее одежду. – Очевидно, нет. Ведь тебе захочется повторения. Я в ловушке. Проявив себя как плохой любовник, я вызову твое презрение и, безусловно, упаду в собственных глазах, а проявив себя как любовник хороший, навсегда останусь твоим пленником.

Пауза. Задержка дыхания. Рывок навстречу друг другу, падение друг в друга, словно в танце.

И… смотри.

Вереница образов на белом экране-потолке: дракон, обнимающий женщину в могиле… два сражающихся зверя… царь, растворяющийся в воде…

Mysterium coniunctionis.[2]2
  Таинство воссоединения (лат.). Дракон, обнимающий женщину в могиле, два сражающихся зверя и царь, растворяющийся в воде – символы конъюнкции.


[Закрыть]

Она видит себя распростертой на простом квадратном, застеленном коричневым шерстяным пледом, ложе, где проводит свои ночи пленник. Ее богатые одежды небрежно сброшены на каменный пол. Матово поблескивающими складками собралась накидка из тяжелого шелка тусса, бесформенным комом сгорбился расшитый золотыми нитями корсет. Ей, госпоже, не пристало вести себя как рабыня, позволяя тому, кто должен повиноваться, обладать ее телом, доставлять и получать удовольствие, словом, утверждать свою власть. С другой стороны, не за этим ли она его пленила? Чего в действительности она хотела от него?

Мужчина, подчинившийся женщине… Нет, не так. Мужчина, подчинившийся – все равно кому, женщине или другому мужчине, – из страха за свою шкуру, не вызвал бы у нее ничего, кроме презрения. Мужчина, не подчинившийся, отказавшийся наотрез выполнять требования тюремщиков, возможно, вызвал бы у нее уважение, но ситуация оказалась бы тупиковой. Значит, ей хотелось, чтобы он подчинился и в то же время не подчинился – создал видимость подчинения…

Восьмигранное в плане помещение с высоким потолком. Повсюду камень, дерево, искусно выделанные волчьи и медвежьи шкуры. Свечи, горящие в канделябрах. Книги. Бумага, чернила и перья для письма. Он знатный человек, ее пленник, поэтому она распорядилась, чтобы его устроили со всеми удобствами. Но если понадобится, она без колебаний отдаст другое распоряжение, и лорд – как его? – лорд… хм… пожалеет о дне, когда появился на свет.

Лорд Ройг.

Да. Карстен, сын Ройга. Откуда пришло это имя?

В ее голове сомкнулись и защелкнулись с мелодичным звоном фрагменты цепочки. Ее давний сон – сон девочки-подростка, – который был таким ярким, таким связным, что, проснувшись, она не поленилась его записать. А потом… потом начались чудеса. Сон возвращался, серия за серией, знакомые лица выступали из тьмы, в ушах звучали знакомые голоса.

Алина покупала в ближайшем магазине канцтоваров чертежную бумагу формата А4 и рисовала простыми карандашами дворец правителя далекого государства Матанг с громадными приемными, пиршественными и танцевальными залами, с широкими лестницами и мраморными балюстрадами, со спальнями знати и туалетными комнатами, обставленными роскошной мебелью из ценных пород дерева в окружении зеркал. Крепостные стены и рвы, подъемные мосты, сторожевые башни… булыжные мостовые в центре древнего города… каменные дома купцов неподалеку от рынка, лачуги бедноты на окраине. И опять дворец: тенистые аллеи парка, причудливые фонтаны, изящные вазоны с живыми цветами в беседках и на балконах. Люди? Да, конечно. Придворные дамы в длинных платьях с диадемами на головах… рыцари, вооруженные мечами и шпагами… всадники в кольчугах и шлемах, ловко сидящие на горячих скакунах… торговцы и попрошайки… матросы и слуги… и наконец она – она сама! – прекрасная и гордая наследница престола. Сначала наследница, потом правительница.

Свою вторую жизнь, которая на определенном этапе стала казаться даже более настоящей, чем первая, Алина благоразумно держала в секрете. В этом фантазийном мире, частично выплескивающемся на бумагу, происходили великие события – извергались дремавшие столетиями вулканы, осваивались новые земли, велись захватнические и освободительные войны, разрушались и отстраивались города, рождались и умирали герои, – в привычной же, обыденной реальности проходил один скучный день. Или два. Или три.

Однажды учительница русского языка и литературы, по совместительству классная руководительница, дала классу задание: написать сочинение на свободную тему. В конце урока все сочинения были собраны, а через пару дней некоторые зачитаны вслух. Алина написала про экскурсию по пещерам Крыма, где летом побывала с родителями. А одна девочка – тихая, невзрачная «хорошистка», – написала про свой вымышленный мир. Оказывается, у нее тоже был такой. И в этом мире жил и совершал подвиги благородный рыцарь, не очень похожий на того, который являлся Алине, но тоже рыцарь и тоже благородный.

Лучше бы она этого не делала. Несмотря на то, что сочинение было написано грамотно и интересно, классная устроила ей форменный разнос. Стыд и срам, когда юная девица думает о таких вещах! Может, она еще заходит на специальные сайты в интернете? Одноклассники хрюкали и хихикали, точно сборище идиотов. В результате опозоренная девчонка вся в слезах выбежала из класса и на следующий день в школу не пришла.

Случай этот произвел на Алину удручающее впечатление. Стыд и срам? В самом деле? Отныне путешествие по иномирью сопровождалось чувством вины. Алина перестала рисовать, месяца два или три еще позволяла фантазиям уносить ее в дворцовые покои и бескрайние степи Матанга, а после летних каникул, во время которых у нее приключился первый в жизни любовный роман, больше туда не возвращалась.

И вот теперь – опять. Так мучительно, так сладко.

Рассказать ему?

Повернув голову, она взглянула на Константина. Шторы были раздвинуты, балконная дверь открыта, с улицы в номер вливалась ночная свежесть вместе с ароматом цветов. Оттуда же проникал свет звезд и уличных фонарей. Константин лежал на спине, без подушки, его заостренный профиль как нельзя лучше отвечал созданному ее воображением образу знатного пленника.

– Значит, фантазировать допустимо, – задумчиво протянула Алина, все еще сомневаясь.

– Я бы сказал, необходимо, – отозвался Константин, приоткрыв глаза. – Именно фантазия делает сексуальные отношения возможными. Не только наши с тобой отношения, но в принципе отношения между мужчиной и женщиной.

– Надо же, а я привыкла думать, что фантазируя во время секса, я пренебрегаю партнером. Люблю не живого человека, а собственную фантазию…

– Контакт в «реальным» партнером – партнером из плоти и крови – по сути своей травматичен. Чрезмерная близость Другого разрушает человеческое существо. Я не раз в этом убеждался.

– Что? – Алина озадаченно нахмурилась. – Близость разрушает?

– Чрезмерная.

– А где проходит грань?

Он немного подумал.

– Ну вот представь, что мы с тобой в этой постели целые сутки. Ладно, не в постели… в этой комнате. Ходим взад-вперед, – он повел рукой, иллюстрируя свою мысль, – зеваем, чихаем, переодеваемся, курим, чешемся, принимаем нелепые позы – все друг у друга на глазах.

– О, нет, нет! – Со смехом, маскирующим неловкость, она легонько ударила его по плечу. – Я поняла.

– Это был бы ад.

– Согласна.

– Теперь подумай о двух телах, соединившихся в сексуальном акте. Взгляни на них со стороны. На то, как они дергаются, извиваются, потеют…

– Фу, прекрати.

– …совершают идиотские однообразные движения…

– Ты провокатор!

– …издают бессмысленные звуки. Тебе не случалось, даже будучи участником этого действа, вдруг словно бы выпасть из круга и задаться вопросом «что я здесь делаю?..»

– Случалось. – Алина оборвала смех. – Это оно и есть?

– Травма, которую наносит чрезмерная близость, да. Но когда (и если) ты ставишь между собой и партнером свою фантазию, она защищает вас обоих. Создает дистанцию, пространство для свободного дыхания.

– Годится любая фантазия? Или…

– Полноценные любовные отношения у мужчины могут быть только с женщиной, которая соответствует формуле его желания, сформировавшемуся в подростковом возрасте импринту, а у женщины – только с тем мужчиной, о котором она, подобно героине фильма «Секс в большом городе», может сказать, что это мужчина ее мечты. Или персонаж, хотя бы отдаленно его напоминающий. – Константин устроился поудобнее и опять закрыл глаза. – У тебя есть мужчина мечты?

– Я думала, что нет, но оказывается… я просто забыла. А сейчас вспомнила. У меня есть мужчина мечты. То есть был.

– Так был или есть?

Она коснулась его щеки.

– Послушай. Я мечтала о мужчине, который был бы сильным, но не боялся иногда показывать слабость, был бы твердым, но умел время от времени проявлять мягкость. Чтобы в нем сочетались отвага и хитрость, дерзость и страсть. Наверное, все девушки в определенном возрасте мечтают о подобном герое.

– В любом возрасте, – пробормотал Константин.

– Что? – Она рассмеялась, слегка уязвленная. – Может, ты и прав. – Нахмурилась. – Мысли об этом вызывали у меня приятное волнение, при каждом удобном случае я возвращалась к ним. Особенно перед сном, лежа в темноте с закрытыми глазами. Я видела себя правительницей великой, могучей державы Матанг, перед которой трепещут все соседние государства, а его – главой корикийской делегации, прибывшей на переговоры в связи с непрекращающимися беспорядками на северной границе. Вот он стоит посреди зала для правительственных собраний – высокий, подтянутый, стройный. Безупречная осанка выдает прирожденного воина, прямой внимательный взгляд свидетельствует о мужестве и хладнокровии. Впрочем, о мужестве этого человека мы все – я и мои люди, – уже достаточно наслышаны. Дважды он спасал своего государя от верной смерти, второй раз буквально прикрыв собственным телом. Меч врага вошел между ребер и чуть было не лишил жизни его самого. После этой битвы Карстен, советник и фаворит Брессала Справедливого, почти двадцать лун пролежал в постели.

– Продолжай, – шепотом попросил Константин, когда пауза чересчур затянулась.

У нее вырвался короткий вздох.

– Мне немного неловко, но если ты настаиваешь…

– Я прошу, Алина. Пожалуйста.

– Северная провинция Кхаттанам изначально принадлежала Корикии, но во времена моего отца отошла к Матангу. Точнее, была захвачена им. С тех пор там регулярно вспыхивали восстания, и у нас были все основания полагать, что финансировал их лорд Ройг. Не он один, конечно, но его вклад был весьма значительным. И вот теперь он лично прибыл в Матанг, чтобы попытаться решить проблему мирным путем. Никто не верил, что это возможно. Слово «война» давно уже было у всех на устах.

– Как прошли переговоры?

– Я сидела на троне, окруженном фигурами грифонов и установленном на возвышении, так что всем желающим поцеловать край моего плаща приходилось подниматься по трем ступеням. На мне были узкие брюки из тонкой коричневой замши, короткий приталенный замшевый жакет и высокие изящные сапоги на каблуке. Из украшений я носила только браслет из черненого серебра с рубинами, поскольку считала себя воином, метко стреляла, отлично ездила верхом и владела приемами рукопашного боя. Пышные наряды придворных дам раздражали меня. Особо приближенные дамы копировали мои скромные и элегантные одеяния.

– Превосходно, – чуть слышно промолвил Константин.

– Ни лорд Ройг, ни другие члены делегации не обнаружили ни малейшего желания приложиться к моему плащу. Карстен учтиво поклонился, как мог бы поклониться любой даме, и только. Глядя на его смуглое волевое лицо, я подумала, не протянуть ли ему руку для поцелуя. Но что если он откажется? Это нанесет урон моему достоинству и гарантированно осложнит переговоры. Члены Совета и обеих Палат, Палаты Выборных и Державной Думы, разумеется, обратили внимание на сдержанное приветствие главы делегации. Некоторые молча поджали губы, другие зашептались, обмениваясь многозначительными взглядами. Шестеро корикийцев стояли неподвижно чуть позади своего лидера. Всех их обезоружили, прежде чем впустить в зал, и теперь они мрачно поглядывали по сторонам, готовые в случае необходимости отразить атаку. Я милостиво кивнула Карстену в знак того, что слушаю его, но на самом деле мне хотелось на него смотреть. И еще – внезапное и болезненное осознание этого факта вонзилось в меня, точно выпущенная из арбалета стрела, – я сгорала от желания подвергнуть его какому-нибудь насилию. Унизить или наказать.

– Разумеется. Как же без этого. Сексуально привлекательный мужчина, герой с другой стороны…

– Карстен говорил, а я, почти не слушая слов, наслаждаясь звуками его низкого, хорошо поставленного голоса, мысленно повторяла: «Ну дай же, дай мне повод…» Однако передо мной был опытный дипломат и вскоре я поняла: на то, что он допустит промах, можно не рассчитывать. Предложения корикийской стороны – да, я забыла упомянуть, что провинция Кхаттанам привлекала нас богатыми месторождениями нефти и газа, – были разумными, но абсолютно неприемлемыми для Матанга. Мы не собирались уступать Кхаттанам, какие бы формы сотрудничества нам не предлагали. Зачем платить за то, что можно получить бесплатно? Коренные жители мятежной провинции считали себя корикийцами, поклонялись своим древним богам, исполняли обряды, хранили традиции, несмотря на то, что после аннексии все это было запрещено. Никакие меры пресечения и устрашения корикийцев не останавливали. Это был гордый, воинственный народ, и Матангу приходилось тратить немало сил и средств, чтобы держать его в относительном повиновении. Но уступив нефтяные и газовые скважины, мы потеряли бы не только непосредственный доступ к природным ресурсам. Мы потеряли бы державный престиж.

Когда мне стало ясно, что заманить лорда Ройга в ловушку при помощи казуистики не удастся – среди моих советников имелись знатные крючкотворы, но и они потерпели неудачу, логика Карстена была подобна стальному лезвию, – а ему стало ясно, что Матанг непреклонен и кровопролития не избежать, обстановка в зале совета накалилась до предела. Наплевав на дипломатию, я спросила, глядя Карстену прямо в глаза, что он думает о только что состоявшихся переговорах.

«Очевидно, мой визит был несвоевременным, государыня, – ответил он, моментально уловив перемену. – При его планировании мне не приходило в голову учитывать фазы Луны».

Таким образом он давал мне понять, что считает мое решение не решением главы государства, а решением женщины. Вот и долгожданный повод. Мое упрямство (возможно, он назвал бы это политической недальновидностью) рассердило его, и он позволил себе меня укусить.

«Что вы имеете в виду, милорд?» – осведомилась я сладким, прямо-таки медовым голосом, в котором только полный идиот не распознал бы угрозу.

Карстен посмотрел в сторону. Угрозу он распознал, но не похоже, чтобы начал сожалеть об оскорблении моего величества.

Самым оскорбительным в его словах было то, что они попали в самую точку. В присутствии этого мужчины я могла быть только женщиной… я не могла быть главой государства. Проклятье! С каждой минутой я все больше и больше теряла контроль.

«Луна, ваше величество, – протянул Карстен, – по уверениям астрологов, необычайно коварное небесное тело. Его влияние на человеческий организм не до конца изучено, однако простые житейские наблюдения…»

После этих его слов в зале поднялся невообразимый шум и гам, и больше я уже ничего не слышала. Мои приближенные громко выражали свое возмущение и требовали извинений от корикийца. Его соратники встревоженно переглядывались, но хранили молчание. Лорд Ройг тоже умолк и теперь стоял в нарочито вызывающей позе, чуть расставив ноги и приподняв подбородок. В серых глазах не читалось ничего, кроме усталости и равнодушия. Для него разговор был окончен. Возможно, в мыслях он уже летел на своем вороном скакуне по тракту в сторону родной Корикии…

«Вы хотели сказать на женский организм, быть может? – вкрадчиво спросила я, поднимаясь с трона. – Его влияние на женский организм?..»

«Я сказал ровно то, что хотел сказать, ваше величество, – сухо отозвался глава делегации. – Все прочее – продукт вашего собственного ума».

«Ну вот, теперь я еще и сумасшедшая фантазерка».

Я спустилась со ступеней вниз.

Карстен сокрушенно покачал головой, словно убедившись в невозможности вести со мной осмысленный диалог. Лица стоящих за его спиной воинов были угрюмы. Их плохо скрытая враждебность окатывала меня, подобно волнам морским, с головы до ног.

Теперь нас разделяли три-четыре фута, не более.

«Я требую извинений, милорд».

Он коротко вздохнул и промолчал, как молчат терпеливые родители при виде капризов маленького ребенка. Я и сама понимала, что веду себя недостойно, но знала, что мои люди поддержат меня, предполагая хитроумный замысел. Так и случилось. Со всех сторон начали раздаваться крики «извинений! извинений!», «открой свою пасть и извинись, корикийская собака!», «он, видно, забыл среди корикийского беззакония, что за длинный язык всегда отвечает спина!»

Карстен посмотрел на члена Державной Думы, выкрикнувшего последнюю фразу.

«Ты правильно понял, фаворит, – глумливо осклабился тот, – сейчас же принеси извинения государыне или придется тебе сделать это под кнутом».

«Так вот как в Матанге чтят закон…» – пробормотал Карстен, намекая, конечно, на свою дипломатическую неприкосновенность.

«Ты оскорбил государыню!»

«С каких это пор упоминание о небесных телах считается оскорблением? Творец неба и земли наверняка хохочет до слез, слушая чиновников Матанга».

Я сделала еще шаг вперед. Как близко он стоял, о боги… всего лишь на расстоянии вытянутой руки! Эта близость отважного мужчины из вражеского стана сводила меня с ума. Карстен был прав насчет Луны. А я была полна решимости заставить его за эту правоту поплатиться. От него исходил очень тонкий, едва уловимый аромат здорового сильного самца и еще – дорогого табака. Головокружительный аромат. Возбуждающий.

«Вы отдаете себе отчет в том, что находитесь целиком в моей власти? И вы, и ваши люди. Войны все равно не избежать, сегодняшние переговоры это подтвердили, поэтому ценность ваших жизней, милорд, не очень велика».

Он молча взглянул на меня и отвернулся со скучающим выражением лица.

«Хотя, возможно, я ошибаюсь. Возможно, ваша отдельно взятая жизнь имеет ценность для правителя Брессала. – Я немного помедлила, давая ему время хорошенько обдумать услышанное. – Как вы думаете, милорд, Корикия продолжит оказывать военную и финансовую помощь провинции Кхаттанам, если вас удержат в Матанге в качестве заложника?»

«Моя отдельно взятая жизнь имеет ценность для правителя Брессала, ваше величество, – ответил он спокойно, – но будьте уверены, он не поддастся на шантаж».

«То есть он не изменит своих планов, даже если вам будут грозить пытки и смерь?»

«Совершенно верно».

«Откуда вы знаете?»

«Мы обсуждали это накануне моего отъезда в Матанг».

Это был поединок двух воль, и все это понимали. В зале стояла мертвая тишина, никто из присутствующих не смел ни кашлянуть, ни шелохнуться. Рискну ли я взять в заложники дипломата, прибывшего на переговоры, тем самым допустив грубое нарушение международного права и фактически объявив войну Корикии? Останется ли заложник на прежних позициях, в случае если к нему применят обещанные меры устрашения, не захочет ли воззвать к своему государю, вопреки существующей между ними договоренности? Худое смуглое лицо Карстена застыло, словно выточенное из темного камня. Но я заметила крошечные капельки пота на висках и на верхней губе.

Улыбнувшись ему холодной высокомерной улыбкой человека, на руках которого все козыри, я подала знак уже ожидающим его воинам из моей личной гвардии.

«Вы приказали взять под стражу главу иностранной делегации, ваше величество?» – тихо спросил Карстен, глядя на меня все так же, то есть, безо всякого выражения.

«Да, милорд. Надеюсь вы будете вести себя благоразумно и не окажете сопротивления. Кстати, у меня к вам вопрос. Я слышала, ваш монарх подумывает о назначении нового генерала армии. Кандидатура наверняка уже утверждена. Итак?»

Он молчал, разглядывая герб царского рода на золотой заколке, которой был застегнут мой плащ. В его позе и выражении глаз читалось невыразимое презрение – к моим поступкам?.. ко мне самой?.. – при этом он умудрялся не утратить обычного своего благородства. Воспитать подобное невозможно, оно от рождения либо есть, либо нет. Благородство. Передо мной стоял великолепный человеческий экземпляр, и на мгновение у меня мелькнула мысль, что если мне предстоит родить наследника престола, то я предпочту зачать именно от такого мужчины, как Карстен, сын Ройга.

«Вы собираетесь отвечать, милорд?»

Он посмотрел на вооруженных гвардейцев, которые приближались, готовые исполнить мой приказ, почти незаметно вздохнул и повернулся лицом к своим людям. К ним – лицом, ко мне – спиной. Неслыханная дерзость.

«Всем три шага назад».

«Но, господин мой…» – начал богатырь, стоящий прямо перед ним.

Короткий ежик светлых, выгоревших на солнце, волос, неровный шрам, пересекающий левую щеку, – этот мужчина был тоже очень хорош, но в нем не чувствовалось породы, он вышел из простецов.

«Отставить разговоры, – перебил его Карстен. – Выполняйте. Ты тоже, Алансар».

Они попятились, сумрачно глядя на обнаживших шпаги гвардейцев. Карстен же вновь обратил свой взор на меня.

«Я назову имя нового генерала армии, государыня, если вы здесь, при всех, дадите мне слово дочери Эрвига, что моим людям не будут чинить препятствий на обратном пути в Корикию».

Я вздрогнула. В зале поднялся ропот. Этот негодяй смел трепать имя моего отца! Но каков хитрец… Он знал, что такое слово я никогда не нарушу.

«Вы думаете, мы не найдем способ заставить вас говорить? – Не спуская с него глаз, я молча протянула руку, и один из гвардейцев, поняв что мне нужно, вложил в нее шпагу. – Безо всяких условий».

Улыбка лорда Ройга, чуть изогнувшая углы великолепно очерченных губ, подтвердила, что он видит меня насквозь. Рано или поздно я отпустила бы его людей, потому что казнить их было бы опрометчиво, мои собственные министры и советники первыми выразили бы протест, держать всех в плену – бессмысленно, для моих целей вполне хватало главы делегации, к тому же кто-то должен был рассказать правителю Брессалу как прошли переговоры. Имя нового генерала армии также рано или поздно стало бы известно. Игра. Мне хотелось поиграть с прославленным корикийцем, и теперь он об этом знал.

«Я так не думаю, ваше величество, – ответил он, игнорируя острие шпаги, нацеленное ему в левый глаз. – Я не знаю, найдете вы его или нет».

«Снимите вашу куртку, милорд», – почти шепотом велела я.

Он вопросительно приподнял брови.

«Вы не ослышались. Снимите, пожалуйста, куртку. Если не хотите, чтобы это сделал палач».

Без промедления он снял свою строгую черную куртку из плотной ткани, напоминающую камзол, и уронил на мраморные плиты пола. Белая рубашка из хлопка, застегнутая на маленькие серебряные пуговицы, изумительно шла к его лицу, подчеркивая загар. Раззадоренная его упрямством, я переместила острие шпаги и, целясь уже не в левый глаз, а под левую ключицу, повторила вопрос. Взгляд Карстена скользнул вдоль клинка. Губы сжались плотнее. Ответа не последовало.

Что ж, он сделал свой выбор. Одно движение руки – и граненый клинок вошел, прорвав тонкую ткань рубашки, в живую плоть. Карстен не шелохнулся. Каменная челюсть, ледяные глаза… Рубашка вокруг стальных острых граней вмиг пропиталась кровью. Я ожидала от членов делегации Корикии громких протестов, но их не последовало. Они подчинялись своему лидеру беспрекословно.

Надавив на эфес, я вонзила острие клинка чуть глубже. Веки Карстена дрогнули, он ненадолго прикрыл глаза, потом открыл и уставился на меня. Самообладание этого человека поражало воображение.

«Я назову его имя, государыня, – повторил он звучным своим, чуть охрипшим голосом, – если вы здесь, при всех, дадите мне слово дочери Эрвига, что моим людям не будут чинить препятствий на обратном пути в Корикию».

«Вашим людям не будут чинить препятствий на обратном пути в Корикию, – отчеканила я. – Слово дочери Эрвига!»

И резко выдернула клинок, заставив Карстена пошатнуться. Один из гвардейцев поддержал его под локоть, вероятно, из уважения к мужеству врага. Карстен перевел дыхание. Теперь пот струился градом по его лицу, капая на рубашку.

«Новым генералом армии станет Осмонд, сын Дрема».

«Передайте Дареку, что я приказала разместить лорда Ройга в Северной Башне, – выдержав паузу, обратилась я к обступившим нас гвардейцам. – И пригласить к нему лекаря».

«Будет исполнено, ваше величество».

«Алансар, – возвысил голос Карстен, – ты теперь старший. Верни этих доблестных воинов государю и передай ему мой низкий поклон».

Корикийцам вручили оружие и, отсалютовав своему плененному лидеру, они покинули собрание.

«Я буду очень признателен вашему величеству, – тихо проговорил пленник, глядя мне в глаза, – за кувшин простой воды».

«Не заставляйте меня гневаться, милорд, и вам будут своевременно подавать и пищу, и вино, и воду».

Итак, Карстен, сын Ройга, угодил в капкан, который приготовила для него Авелин, дочь Эрвига.

Алина умолкла. Повернув голову, Константин смотрел на нее горящими в полумраке глазами. Она слышала его учащенное дыхание.

– Что?

– У меня нет слов. Ты расскажешь мне, что было дальше?

– Что было дальше? Или что будет дальше?

– Что будет… да, ты права. – Перекатившись на бок, он обнял ее и привлек к себе. – Я хочу познакомиться с Авелин, дочерью Эрвига, поближе. Я хочу победить или умереть.