Текст книги "Теория потенциальности как теория всего"

Тео Ом
Теория потенциальности как теория всего

(~)

Настоящее философское сочинение является основным философским сочинением, созданным в рамках философии теомизма, производной от философии гносеологического нейтрализма (гипотетизма).

Все книги о теомизме (theomism.ru/books) по отношению к настоящему произведению (hypothetism.xyz/books) являются лишь своеобразным прологом к ней, поэтому предполагается, что эти книги будут прочитаны читателем ранее настоящего сочинения, которое, впрочем, тоже является частью теомизма, но всегда только опосредованно (как часть гипотетизма), т. к. теория потенциальности – это в том числе производное от гипотезы гипотетичности, центральной гипотезы гипотетизма. Именно поэтому настоящее философское сочинение, хотя оно и разработано в рамках теомизма, в целом не считается, хотя и может считаться частью серии книг, посвященных теомизму, то есть не входит, хотя и может входить в т. н. теоканон, но все же представляет собой отдельную книгу: главную книгу философии в целом и нашей философии в особенности. Проще говоря, настоящее философское сочинение – это книга всех книг, magnum opus.

Теомизм, как известно, является лишь своего рода прозрачной оберткой теории потенциальности, но теория потенциальности сама по себе не является частью теомизма. Теория потенциальности является частью теомизма только в силу того, что теомизм – это часть гипотетизма. Другими словами, теория потенциальности именно как теория per se может спокойно прожить и без теомизма. Теомизм – это лишь поэтическая оболочка теории потенциальности, однако без этой чудной дымчатой оболочки эта теория, как мы полагаем, будет неполной: поэзия ее дополняет, эстетизирует, придает ей определенный стиль и глубину.

Письма с пожеланиями, предложениями или просто интересными мыслями и/или идеями, которыми вы хотели бы с нами поделиться по поводу настоящей книги или по любому иному поводу, прямо или косвенно связанному с теорией потенциальности, направляйте на [email protected].

Посвящается всем, кто мечтал и мечтает объять необъятное и постичь непостижимое.

Предисловие

Обычно, когда говорят о теории всего (Theory of everything), как правило, имеют в виду физическую теорию всего (единую теорию поля, например), призванную объединить общую теорию относительности («теорию макромира») и квантовую механику («теорию микромира») в одну окончательную и безупречно красивую физико-математическую формулу (кот. в идеале должна уместиться на футболке), что в потенциальности должно объяснить все физические аспекты известной нам вселенной. Однако в настоящий момент физической теории всего актуально (фактически) не существует, поэтому можно предположить, что на сегодняшний день онтологический статус этой потенциальной теории – это статус потенциальный (гипотетический): физическая теория всего присутствует в физике как онтологическая возможность такой теории, как ее чистая потенция, которая ждет своего момента актуализации, воплощения, но вполне может случиться и так, что эта теория останется всегда только возможностью, вечной потенцией, ведь всегда есть вероятность того, что эту теорию не удастся никому придумать или открыть.

Вместе с тем, теория всего – это не только научная теория, но и теория философская. На страницах Википедии, например, это различие дается в скобках: Theory of everything (philosophy). Философская теория всего в отличие от теории физической – это, как можно предположить, теория более абстрактная и более спекулятивная, как, впрочем, и сама философия, если ее сравнить с той же физикой, например, что в общем-то неудивительно, ведь языком физики является математика, а языком философии всего лишь обычные слова, преимущественно абстракции, такие как реальность, действительность, онтология, гносеология, познание, сознание, разум, бытие. Впрочем, и физика тоже не свободна от т. н. обычных (как и не совсем обычных) слов (представьте себе, к примеру, физику, в которой остались только физические формулы, и совсем не осталось слов – кто ее поймет?), да и само слово физика – это точно такая же абстракция (абстрактное понятие) как и философия, разум, бытие, сознание. Словом, физика и философия как отличны друг от друга, так и похожи друг на друга, похожи хотя бы в том, что главным инструментом-посредником и физики и философии – то, без чего их, как, впрочем, и нас невозможно представить – являются язык и речь, ведь любая информация доступна нам в виде слов, формул, символов и образов. Таким образом, можно сказать, что при помощи языка и речи (а также мышления и опыта) физики и философы исследуют окружающую нас реальность, добывая при этом ту или иную информацию той или иной степени качества, однако данные, полученные в ходе физических исследований, как правило, ценятся намного выше данных, полученных в ходе философских исследований, что, впрочем, нисколько неудивительно, ведь атомные бомбы, космические ракеты, сотовая и спутниковая связь, интернет, и многое-многое другое, чем богата современная цивилизация, были созданы благодаря усилиям именно физиков, а не философов, ведь физика в отличие от философии – практически применима. Философия, впрочем, и не претендует на практическую применимость (по крайней мере, не в том смысле как это происходит в случае с физикой), ибо философию волнуют куда более глобальные вопросы – вопросы познания, вопросы устройства и происхождения мира – и в этих поистине фундаментальных вопросах она порой так близко соприкасается с физикой (с ее фундаментальной же, теоретической частью) – особенно это заметно на субатомном уровне, где действует принцип неопределенности Гейзенберга – что границы между ними странным образом начинают размываться, в результате чего физика превращается в часть философии (ведь по масштабу охватываемых вопросов философия значительно шире и физики и науки в целом), однако физика при этом превращается не в метафизику, как это, к примеру, уже было во времена Аристотеля, когда физика называлась метафизикой, а скорее в нечто иное и новое, что мы в том числе и собираемся рассмотреть в настоящей книге, ибо эта потенциально новая философия напрямую связана с теорией потенциальности как потенциальной теорией всего.

Возможность ошибаться и концепция бога

Бог – это, конечно, понятие скорее религиозное, чем философское, но мы полагаем, что разговор о теории потенциальности как теории всего лучше всего начинать именно с разговора о боге (то есть с разговора о концепции бога) и его предполагаемом всемогуществе, как об этом говорится в разного рода религиях, с одной стороны, а с другой стороны, с такой по сути очень человеческой возможности как возможность ошибаться.

Итак, как же соотносятся эти две возможности: возможность быть всемогущим (то есть возможность всемогущества, возможность всевозможности, возможность бога) и возможность ошибаться? Можно предположить, что без возможности ошибаться, то есть без еще и этой одной возможности всемогущество (всевозможность) бога будет считаться неполным, то есть бога нельзя считать всемогущим, если он не обладает возможностью ошибаться, ведь в таком случае – если он этой возможности по каким-либо причинам лишен, то есть если бог не может ошибаться – получается, что он вовсе не всемогущ, ведь если он не может ошибаться, то это значит, что есть что-то, чего он не может, а это в свою очередь означает, что его возможности ограниченны, условны. Другими словами, возможность ошибаться – это тоже возможность, и без этой возможности всемогущий бог лишается своего предполагаемого всемогущества, а вместе с всемогуществом он лишается и своего божественного статуса, ведь бог, который чего-то не может, это уже как бы и не бог совсем. Таким образом, если мы хотим сохранить концепцию бога как всемогущего существа, то нам придется исходить из того, что бог может все, то есть он в том числе может и ошибаться. Однако если бог может ошибаться, то как тогда он может быть всезнающим и всепонимающим? Ведь бога в разного рода религиях определяют не только через понятие всемогущества, но и через понятия всезнания и всепонимания – в основе которых, кстати, лежат соответствующие возможности: возможность знать и возможность понимать – то есть предполагается, что он все знает и все понимает. Однако как всемогущий бог может все знать и все понимать, если он может ошибаться? Причем ошибаться, как предполагается, можно всегда и во всем, ведь доказать обратное невозможно, ибо и в обратном, как предполагается, тоже можно ошибаться. Впрочем, само суждение о том, что ошибаться можно всегда и во всем – это уже потенциально ошибочное суждение, ведь и здесь тоже, как предполагается, можно ошибаться, поэтому и это всегда только предполагается. В итоге, получается, что если бог может все, в том числе и ошибаться, то все то «знание», которым, как предполагается, этот предполагаемый всемогущий бог обладает, знанием вовсе не является, а является скорее предположением, то есть «всемогущий бог», как предполагается, ничего в действительности не знает, а всегда только предполагает, то есть такой «бог» не является всезнающим и всепонимающим, а скорее – всегда только предполагающим.

Но если всемогущий бог является всегда только предполагающим, то есть если он не является всезнающим и всепонимающим, то выходит, что его опять нельзя считать всемогущим, ведь он лишается как минимум двух возможностей – возможности знать и возможности понимать, или можно сказать иначе: он всегда только может знать и всегда только может понимать, но при этом всегда только предполагает. Словом, в любом случае мы опять получаем бога с ограниченными возможностями, то есть и не бога вовсе – по крайней мере не того всемогущего бога, каким он традиционно представляется в религии – а некую потенциально существующую сущность, которая, как предполагается, может только предполагать, но не может знать и понимать, так как эта предполагаемая потенциальная сущность (потенция) может ошибаться всегда и во всем, ибо обратного доказать невозможно, ведь и в обратном тоже можно ошибаться. В итоге, мы приходим к тому, что всевозможность бога делает его по сути логически и онтологически невозможным, то есть упраздняет сам его божественный статус, в результате чего эта чудная концепция, концепция всемогущего бога – в силу заложенного в ней внутреннего противоречия – предательски трескается и саморазрушается. Еще раз: всемогущий бог, который может ошибаться всегда и во всем, не может ничего знать и понимать, а может только предполагать, ведь все его предполагаемые «знания» и «понимания» потенциально ошибочны, то есть предположительны, гипотетичны, поэтому такой бог не может считаться всемогущим, то есть богом по факту не является: «всемогущий бог» – это не всемогущий бог.

Практически в любой религии, впрочем, есть один более-менее хитрый трюк, который, как предполагается, позволяет обойти эту проблему стороной и тем самым как бы сохранить концепцию бога нетронутой, этот трюк называется догмат о непостижимости бога, и выглядит этот догмат примерно следующим образом: бог так велик и так всемогущ, что он просто непостижим. То есть, проще говоря, бог непостижим. Ну что же, если бог непостижим, то в таком случае логично предположить, что любые разговоры о том, чего он может или не может, чего он хочет или не хочет, чего он знает или не знает, какой он есть и каким он не является, абсолютно бессмысленны, ведь если он непостижим, то и постичь все то, что касается бога, для человека также становится невозможно, но это ведь в том числе касается и самого суждения о том, что он, как предполагается, абсолютно непостижим. Другими словами, если бог действительно непостижим, то мы не можем сказать даже и того, что он непостижим, ибо и это – раз уж и это тоже касается бога – для нас, как выясняется, непостижимо. Если же мы говорим, что бог непостижим, то получается, что он все же постижим, хотя бы в той его части, что касается его предполагаемой «постижимой непостижимости». Иными словами, предполагаемая «постижимая непостижимость» бога, которая декларируется в догмате о непостижимости, так же внутренне противоречива как и его предполагаемое всемогущество, и от этой своей внутренней противоречивости «догмат о постижимой непостижимости бога» опять же – трескается и саморазрушается.

Что же в таком случае остается от самой концепции бога? Ведь если мы не можем сказать, что он всемогущ и/или непостижим, равно как не можем сказать и обратного, то выходит, что мы о нем – о потенциально существующем боге – сказать что-то определенное вообще ничего не можем, а можем только предположить, ведь и мы сами тоже (как и предполагаемый нами «всемогущий постижимо непостижимый бог») можем ошибаться, причем ошибаться мы можем, как предполагается, всегда и во всем, ведь обратного доказать невозможно, так как и в обратном, как предполагается, тоже можно ошибаться. Таким образом, концепция бога обнаруживает себя всегда только предположением, гипотезой, а любая религия таким образом, как можно предположить, превращается в своего рода сборник внутренне противоречивых предположений, общая сумма которых, как предполагается, равна нулю, что обрекает любого человека, пытающегося сказать о боге что-то ясное и определенное, на вечное молчание. То есть получается, что единственное, что можно совершенно твердо и уверенно сказать о боге, это только одно – ничего, ибо все остальное просто самоуничтожится в силу внутреннего противоречия.

О боге, как предполагается, можно только молчать, ибо любое слово, сказанное о нем, разрушится под гнетом самопротиворечия, превратившись в ничто. В то самое ничто, из которого, как предполагается, и создан наш мир. Однако и этого мы не знаем, а всегда только предполагаем, ведь и здесь тоже можно ошибаться. Впрочем, молчать о боге следует лишь тем, кто, как предполагается, в него верит, а тем же, кто всегда лишь предполагает, молчать вовсе необязательно – достаточно предполагать. Однако как можно верить в бога, если и здесь можно ошибаться? Можно предположить, что о боге можно только предполагать, а верить, как предполагается, в принципе невозможно, ведь любая вера потенциально ошибочна, то есть предположительна. Стало быть, то, что по привычке именуется верой, на деле, как предполагается, является вовсе не верой, а всегда только предположением, которое в силу, вероятно, человеческих-слишком-человеческих эмоций и соотв. эмоционального поведения (осознанного или неосознанного) формирует своего рода иллюзию веры. То есть можно сказать, что вера – это не что иное как скрытое предположение: предположение, скрытое иллюзией веры, самообманом. Таким образом, религию можно определить не только как сборник предположений, чья сумма равно нулю, но и как своего рода самообман, эстетическую иллюзию, скрывающую в себе предположение о предположительном существовании бога, причем любая попытка описать бога как сущность, которую можно описать и наделить некими «определенными» качествами, пусть даже и апофатически, в этой предположительно-потенциальной модальности терпит поражение в силу вышеуказанных нами внутренних противоречий.

Интересно, что если существование бога всегда только предполагается – а оно, как предполагается, именно что всегда только предполагается – то бога нельзя считать существующим или не существующим, ведь и то и другое всегда только предполагается (так как ошибаться можно как насчет его существования, так и насчет его не существования), а можно скорее считать его, «бога», всегда только возможностью, или всегда только потенцией, которая, как предполагается, так и будет пребывать в состоянии вечной потенциальности, ведь для того, чтобы перевести эту потенцию в состояние действительности, актуальности нам необходимо твердо и определенно сказать, что бог существует, но сделать этого мы не можем, ведь и это всегда только предполагается, так как и здесь мы тоже можем ошибаться.

Таким образом, получается, что концепция бога в конечном счете обнаруживает, что бога в ней нет, а всегда есть только возможность бога, потенция бога, предположение о боге, то есть по сути сама концепция per se. Именно этой концепции, именно этой потенции, именно этой возможности, именно этому предположению в конечном счете и молится любой человек, стоящий на коленях и обращающийся к «богу». Однако и это суждение не столь однозначно, как может показаться на первый взгляд, ведь если те же самые мерки, что мы применяем к богу, мы применим и к самому человеку, то окажется, что и человек – это не столько человек, сколько скорее онтологическая возможность человека, то есть опять же всегда только предположение, потенция: концептуальная потенция как потенциальная концепция. Достаточно задать такому человеку простой вопрос – и мы увидим, что ничего-то он не знает, этот человек.

Простой вопрос

Вот вам простой вопрос: суждение о вашем существовании и существовании мира вокруг вас – это предположение или это факт? Если нам отвечают, что это факт, то наш следующий ход в этой шахматной партии будет примерно такой: «Какой же это факт?! Ведь и здесь тоже можно ошибаться. Так что никакой это не факт, а всего лишь предположение, ведь и это всегда только предполагается, как можно предположить».

Если нас спросят «а где именно здесь можно ошибаться?», мы ответим, что ошибаться можно, к примеру, в модальности нашего предполагаемого «действительного существования» и предполагаемого же «действительного существования» мира вокруг нас. Модальность существования – вот, где в том числе можно ошибаться, не говоря уже о том, что вполне возможны и другие области вашей и нашей – обратите внимание, наш общий онтологический статус сейчас под вопросом – потенциальной ошибочности.

Словом, предполагается, что человек ничего не знает, а всегда только предполагает, хотя осознанно или неосознанно в силу привычки пытается выдавать свои предположения за утверждения, однако утверждениями они от этого не становятся и в знания не превращаются.

Закономерно возникает вопрос: на что же люди могут претендовать в этой жизни и в этом мире, если они даже не знают, существует ли они в действительности или нет, существует ли мир вокруг них или нет, ведь это «действительное существование» всегда только предполагается.

Если же вы сейчас в сердцах воскликнули «Нет, я мыслю, поэтому я существую! И это факт! Так сказал Декарт!», то и это всегда только предполагается, ибо и здесь вы тоже можете ошибаться. И Декарт, кстати, тоже может ошибаться. Словом, все наши суждения о мире и реальности, в том числе и суждение о существовании мира вокруг нас и нас в нем – это всего лишь предположения, не более. Впрочем, мы не можем сказать, что это хорошо, равно как не можем сказать и того, что это плохо. Мы можем лишь предположить, что это нейтрально: гносеологически нейтрально.

Гносеологическая нейтральность

Мы полагаем, что самой главной возможностью, которая одновременно ограничивает наши интеллектуальные познавательные способности и обогащает их, является возможность ошибаться, причем ошибаться, как предполагается, можно всегда и во всем, без исключений и компромиссов, ибо доказать обратного, как предполагается, невозможно, ведь любое такое доказательство будет потенциально ошибочным, т. к. и здесь – уже в самом этом доказательстве – тоже можно ошибаться. Кроме того, ошибаться можно уже на стадии деления суждений и высказываний на правильные и неправильные, ложные и истинные, верные и ошибочные. Другими словами, само понятие ошибки – это уже потенциально ошибочное понятие, равно как и другие понятия. Это значит, что никто не знает и не может знать, что является правильным, а что является неправильным, что есть истина, а что есть ложь, ибо все это всегда только предполагается, ведь и здесь можно ошибаться. Это значит, что невозможно ничего и ни о чем категорично утверждать – можно только предполагать, так как всегда есть вероятность того, что мы ошибаемся. Поэтому-то мы всегда только предполагаем. Кроме того, если ошибаться можно всегда и во всем, то и в самом этом суждении, как предполагается, тоже можно ошибаться, но именно поэтому оно всегда только и предполагается – это предположение, а не утверждение, как можно предположить. Можно ли вообще что-либо утверждать? Предполагается, что нет. Предполагается, что понятие «утверждение» – это своего рода лишь слово-обертка, в котором скрыто предположение. То есть любой, кто что-либо «утверждает», в действительности, как предполагается, не утверждает, а всегда только предполагает, ведь всегда есть вероятность того, что этот кто-то ошибается.

Возможность ошибаться связана с такими гносеологическими аспектами бытия как: неполнота информации; неспособность взглянуть на ситуацию (на жизнь в целом) извне, снаружи («взглядом бога»), охватив при этом все аспекты реальности; субъективность, ограниченность человеческого мировосприятия; влияние на разум со стороны чувств и эмоций, которые, как предполагается, вносят искажения в процесс получения потенциально возможного объективного знания о мире.

Человек, как предполагается, не совершенен, именно потому что он может ошибаться, но это несовершенство (возможность ошибаться) – это наша слабость и наша сила. Это слабость, потому что, если бы мы не могли ошибаться, то все, что мы думаем и делаем, было бы, вероятно, правильно (или точнее «за пределами добра и зла»), но тогда мы были бы лишены еще одной возможности – возможности ошибаться, то есть наша жизнь, возможно, была бы абсолютно правильной (и, вероятно, поэтому ужасно скучной), но наши возможности при этом были бы ограниченны, хотя бы на одну эту возможность: на возможность ошибаться. Но эта возможность является в то же самое время и нашей силой, ведь возможность ошибаться – это именно что возможность, то есть это то, что мы можем, и эта возможность в потенциальности, как мы увидим далее, может открыть перед нами путь в совершенно другой мир, в мир вечной потенциальности, который, впрочем, не скрывается где-то там за горизонтом, где кончается радуга, а находится прямо здесь, там, где мы сейчас. Можно сказать, что этот мир – мир потенциальности – скрывается от нас под покровом привычной нам «действительности», но скрывается не потому, что он хочет скрываться, а потому что мы его просто не видим. Все дело в нашей оптике, в нашем мировосприятии, в нашей готовности открыть глаза – и увидеть.

Итак, все начинается с гипотезы о том, что ошибаться можно всегда и во всем, без исключений и компромиссов. Эта гипотеза в нашей философии именуется гипотезой потенциальной ошибочности.

На основе этой гипотезы формулируется следующая гипотеза, которая называется гипотеза гипотетичности: если ошибаться можно всегда и во всем, то любое суждение – это потенциально ошибочное суждение, т. е. предположение, гипотеза.

Понятие «предположение (гипотеза)», как видно, трактуется как потенциально ошибочное суждение, т. е. суждение, которое, как предполагается, является потенциально ошибочным. Мы не можем сказать, что это ошибочное суждение или наоборот не ошибочное суждение, так как и в первом и во втором случае мы можем ошибаться, поэтому мы можем только предположить, что оно ошибочное или не ошибочное, но предполагая это, мы можем обнаружить, что само суждение в процессе нашего предположения как бы делится надвое, выявляя себя как потенциально ошибочное и в то же самое время потенциально не ошибочное суждение. Ведь предполагая, что то или иное суждение является потенциально ошибочным, мы в то же самое время, как можно предположить, неявным образом предполагаем и обратное этому, ведь всегда есть вероятность того, что другой вариант тоже возможен, то есть в итоге, предполагая только как бы что-то одно, мы, как выясняется, предполагаем как бы все сразу, то есть предполагаем, что одно и то же суждение одновременно, но при этом в разных модальностях, является и потенциально ошибочным, и потенциально не ошибочным. Эту особенность предположений (гипотез) – быть своего рода синтетическими суждениями, то есть суждениями, совмещающими в себе одновременно и тезис и антитезис – мы называем амбивалентной целостностью. То есть предполагается, что предположение – это не только потенциальное ошибочное суждение, но и амбивалентно цельное суждение.

Если предполагается, что любое суждение – это предположение, то любое суждение – это амбивалентно цельное суждение. Это значит, что за любым кажущимся простым «да» или «нет» скрывается «предположим, что да» или «предположим, что нет», где «предположим, что да» – это в том числе и скрытое в нем «предположим, что нет», а «предположим, что нет» – это в том числе скрытое в нем «предположим, что да». Если копнуть еще глубже, то окажется, что «предположим, что да и нет» – это скрытое в нем «предположим, что предположим», ведь это всегда только предполагается, но «предположим, что предположим» – это в том числе скрытое в нем «предположим, что не предположим», то есть в итоге мы получаем суждение вида: «предположим, что предположим и не предположим». Это, как видно, предположение, которое одновременно как предполагается, так и не предполагается, то есть предположение, которое как бы одновременно себя предполагает (гипотетически утверждает, являя себя миру) и не предполагает (гипотетически отрицает, редуцируя себя из мира). Вопрос: как же это возможно? Ответ, как предполагается, вполне очевиден: это возможно гипотетически, потенциально, то есть в потенциальности.

Подведем небольшой промежуточный итог. Итак, предположение (гипотеза) – это потенциально ошибочное и амбивалентно цельное суждение. Если предполагается, что любое высказывание – это явное или скрытое предположение, то любое высказывание – это амбивалентно цельное суждение, то есть высказывание, содержащее внутри себя два гипотетически противоречивых высказывания, то есть два предположения, которые, как предполагается, предположительно друг другу противоречат. Но эти «противоречивые высказывания» в виду их гипотетичности не столько противоречат друг другу, сколько скорее дополняют друг друга, образуя в итоге амбивалентную цельность, т. е. гармонию, ведь гармония – это и есть «согласие разногласия», т. е. баланс противоположностей. Таким образом, можно сказать, что любое высказывание – это не столько гипотетически парадоксальное, внутренне противоречивое высказывание, сколько скорее амбивалентно цельное, гармоническое высказывание. То есть речь идет именно о цельности, об амбивалентной цельности – суждений, высказываний и в целом самой жизни. Таким образом, получается, что жизнь не столько противоречива и парадоксальна (как традиционно принято считать среди философов и не только), сколько скорее амбивалентно целостна, гармонична. Пока что мы видим эту гармонию только на уровне суждений и высказываний, хотя именно из суждений и высказываний, как предполагается, и соткана вся наша жизнь, вся наша так называемая языковая реальность. Вполне возможно, что и внеязыковая реальность тоже соткана из той же материи, что и языковая реальность, только называется она немного иначе. Как именно – об этом мы поговорим чуть позже, а сейчас нам следует перейти к названию этой главы – к гносеологической нейтральности.

Итак, гносеологическая нейтральность – это такое гипотетическое гносеологическое состояние, при котором любое суждение или высказывание воспринимается как суждение или высказывание гносеологическое нейтральное, то есть всегда только предположительное, гипотетическое, амбивалентно цельное. Таким образом, в основе концепта гносеологической нейтральности лежит предположение о том, что предположение (гипотеза) – это не только потенциально ошибочное и амбивалентно цельное суждение, но и суждение гносеологически нейтральное, то есть такое суждение, которое нейтрально по отношению к любому другому суждению, ведь предполагать, как предполагается, можно что угодно и как угодно, т. к. ошибаться, как предполагается, можно всегда и во всем, поэтому нет и не может быть никого, кто мог бы категорично утверждать, что вот так предполагать правильно, а вот так предполагать неправильно, ибо и об этом тоже можно только предполагать, ведь и этот кто-то, кто предполагает «так, а не иначе», тоже может ошибаться.

Словом, предположение – это такое интересное суждение, которое, как предполагается, всегда как бы уже содержит в себе определенную дистанцию между субъектом (тем, кто предполагает) и самим суждением (тем, о чем предполагается), и эта дистанция, как предполагается, не позволяет субъекту отождествить себя с самим суждением, так как еще одной особенностью предположения является то, что это, скажем так, суждение не категоричное, то есть неокончательное, то есть своего рода суждение-эксперимент, экспериментальное суждение, которое как бы только указывает на саму возможность выбора, лишь обозначая при этом тот или иной вариант из множества возможных вариантов, но не фиксируя этот вариант как некий окончательный или единственно возможный вариант. То есть можно сказать, что предположение (гипотеза) всегда на стороне плюрализма, но это не т. н. классический плюрализм, предполагающий возможность всех вариантов, а скорее плюрализм гносеологически нейтральный и амбивалентно цельный, в том плане, что плюрализм сам по себе – это ведь тоже, как предполагается, определенный выбор, а гносеологическая нейтральность предполагает нахождение в состоянии-вне-выбора: одновременно и внутри и за пределами множества варианта выборов, не отдавая предпочтение ни одному из возможных вариантов.

В конечном счете, если упростить, то гносеологическая нейтральность – это предположение о том, что это предположение. Или: предположение о том, что мы предполагаем: предположим, что мы предполагаем. Мы всегда можем спросить: в какой точке пространства – в гносеологическом смысле – находится гипотетический субъект всех этих предположений? Другими словами, с какой позиции предполагает предполагающий субъект? Предполагается, что гипотетический субъект этих, равно как и любых других гипотетических предположений гипотетически предполагает с позиции гносеологической нейтральности как гносеологически нейтральный субъект, так как этот субъект, как можно предположить, находится как внутри этих суждений (частично: ~50 %), так и снаружи них (тоже частично: ~50 %), не принадлежа полностью ни к тому, ни к другому миру, а занимая скорее условно нейтральное положение между этими двумя гипотетически мирами: «миром-внутри-высказывания» и «миром-снаружи-высказывания».