Текст книги "Исследование авторитарной личности"

Теодор В. Адорно
Исследование авторитарной личности

I. Предубеждение в материалах интервью

А. Предисловие

Наша работа выстроилась на специфическом исследовании антисемитизма. Однако по мере продвижения вперед центр ее тяжести постепенно смещался. В итоге это привело к тому, что нашу основную задачу мы видели не в том, чтобы анализировать антисемитизм или какое-либо другое предубеждение по отношению к меньшинствам как социально-психологический феномен per se (сам по себе). Наша задача в большей степени заключалась в том, чтобы исследовать враждебные по отношению к меньшинствам предубеждения в их отношении к более глобальным идеологическим и характерологическим конфигурациям. Таким образом, антисемитизм постепенно почти полностью исчез из наших опросных листов и стал в схеме интервью одной из многих других тем.

Ниже приводится перечень вопросов, задаваемых в интервью, которые относятся к теме антисемитизма. Интервьюируемым их задавали не в полном объеме, не всегда мы также обращали внимание на идентичность формулировок. Однако во всех случаях большинство из предусмотренных тем нашло свое отражение в вопросах.

Перечень вопросов о евреях

Считаете ли вы, что существует еврейская проблема? Если да, то в каком смысле? Задумываетесь ли вы об этом?

Были ли у вас контакты с евреями? Какого рода? Вспоминаете ли вы в этой связи какие-либо фамилии либо другие подробности?

Если нет, то на чем основываются ваши взгляды?

Приобрели ли вы в отношениях с евреями какой-либо опыт противоположного содержания (либо вы слышали об этом)?

Если да, то изменило бы данное обстоятельство ваше мнение? Если нет, то почему?

Вы смогли бы узнать еврея среди неевреев? Каким образом?

Что вам известно о религии евреев?

Имеются ли христиане, столь же плохие, как евреи? Сколь высоко их число в процентном отношении по отношению к плохим евреям?

Каково отношение евреев к труду? Как обстоят дела с пресловутой еврейской деловитостью?

Правда ли, что евреи имеют значительное влияние в кинематографе, на радио, в литературе и университетах?

Если да, то что в этом особенно плохого? Что следует предпринять против этого?

Действительно ли евреи оказывают большое влияние на торговлю, политику, профсоюзы и т. п.?

Если да, то какого рода это влияние? Следует ли что-либо предпринять, чтобы ослабить это влияние?

Какое зло причинили нацисты немецким евреям? Что вы об этом думаете? Имеется ли здесь такая проблема? Что бы вы сделали, чтобы решить ее?

Что вы прежде всего вменяете им в вину? Они агрессивны? Имеют дурные манеры? Они держат в своих руках банки? Занимаются торговлей на черном рынке? Занимаются мошенничеством? Они – убийцы Христа? Имеют между собой слишком прочные контакты? Они – коммунисты? Коррумпированы? Нечистоплотны? Занимаются подлогом? Эксплуататоры? Скрывают свое происхождение? Чересчур интеллектуальны? Интернационалисты? Запрудили собой некоторые профессии? Они ленивы? Сосредоточили в своих руках кинопроизводство? Алчны? Шумны? Умеют приспособиться? Самонадеянны? Слишком сексуальны? Ищут привилегий? Склочны? Держат нашу страну в руках? Слишком изощренные? Нарушают отношения с соседями? Имеют слишком много магазинов? Они недисциплинированны? Аморальны по отношению к неевреям? Выходцы из низов? Избегают тяжелого физического труда? Международные заговорщики?

Вы выступаете за социальную дискриминацию или за особое законодательство?

К еврею нужно относиться как к индивиду или как к члену группы?

Как согласуются ваши предложения с правами конституции?

Вы против личных контактов с отдельными евреями?

Вы рассматриваете евреев в большей степени как символ неприятностей или как угрозу? Вы могли бы представить себе, что выходите замуж за еврея (женитесь на еврейке)?

Вам приятно дискутировать по еврейской проблеме?

Что бы вы сделали, если бы были евреем?

Сможет ли еврей стать когда-либо истинным американцем?

С помощью дополнительных материалов интервью мы больше узнаем о доминирующих формах открытого антисемитизма, чем о его внутренней динамике. Детально разработанные вопросы оказались, во всяком случае, полезными для понимания связанного с предрассудками психологического конфликта¹.

Следующее важное наблюдение касается реакций интервьюируемых на предлагаемый им перечень дурных свойств евреев. В большинстве ответов интервьюируемые одобряли весь список, то есть имело место небольшое число различий. Лица, наделенные высокой степенью предубеждений, склонны принять любой упрек по отношению к евреям, если им не нужно высказывать от своего имени упрек по отношению к евреям, а можно принять его как общепринятый факт. Это можно интерпретировать по-разному – либо как симптом «внутренней консистенции» антисемитской идеологии, либо как выражение духовной закоснелости интервьюируемых с высоким количеством баллов, независимо от того факта, что сам метод и постановка вопросов с несколькими заранее заданными вариантами ответов может провоцировать на автоматические реакции. Если даже в самих анкетах явственно наблюдалось наличие антисемитской идеологии, то и это было едва ли достаточным объяснением того, что все предубеждения принимались списком. По-видимому, речь идет в этом случае об антисемитизме, однако поначалу остается неясным, вызвано ли данное впечатление ментальностью интервьюируемых Н, либо недостатками наших методов опроса. Предположительно, самые крайние антисемитские высказывания действуют, когда они произносятся таким образом, что не воспринимаются больше как хула, а как нечто, что можно логически объяснить, подобно антидоту (противоядию), успокаивающему свое сверх-Я и стимулирующему самого себя к имитации подражанию там, где «собственная» реакция опрашиваемого будет менее экстремальной. Это рассуждение может также прояснить тот феномен, что немецкий народ в целом принял радикальные антисемитские методы, хотя, вероятно, каждый в отдельности был не более антисемитом, чем наши наделенные предубеждениями интервьюируемые.

Из нашей гипотезы можно извлечь прагматический вывод о том, что следует всемерно избегать псевдорациональных дискуссий об антисемитизме. Антисемитские высказывания, основывающиеся на фактах, следует опровергать либо объяснять психодинамику, связанную с формированием антисемитизма. Однако не следует останавливаться на «еврейской проблеме». Тот, кто в наши дни – после уничтожения народов в Европе – говорит о «еврейской проблеме» (даже если это происходит в мягкой форме), способствует оправданию того, что сделали национал-социалисты.

Следует подчеркнуть, что здесь на первый план выходит субъективная точка зрения. Выбор наших примеров исключил исследование роли, которую играет «объект», в нашем случае евреи, в формировании предрассудков. Мы ни в коем случае не отрицаем, что в этом известная роль принадлежит также и «объекту», однако наш интерес сосредоточен прежде всего на реакциях, направленных против евреев, а не на причины этих реакций. В «объекте» – и именно на основе нашей исходной гипотезы о том, что антисемитские предрассудки имеют мало общего с теми свойствами, против которых они направлены². Наше внимание сконцентрировано на четко выраженном типе Н среди опрашиваемых.

Концепция данной главы исходит из общего предположения, что вражда (по большей части неосознанная), которая коренится в несостоятельности и подавлении и в социальном плане отрывается от собственного объекта, требует заменителя объекта (эрзац-объекта), с помощью которого она обретает реалистичный аспект для субъекта, который должен избегать радикальных выражений нарушенного контакта с реальностью, то есть психоза. Для того чтобы соответствовать своей функции, этот объект неосознанной воли к разрушению, который, однако, ни в коей мере не следует понимать поверхностно, как «козла отпущения», должен выполнять определенные условия. Он должен быть достаточно конкретным, однако не слишком конкретным, чтобы не быть разрушенным собственной реальностью. Он должен быть исторически подкрепленным и выступать как неоспоримый элемент традиции. Он должен быть дефинированным в застывших и хорошо известных стереотипах и, наконец, он должен обладать признаками или по меньшей мере быть воспринимаемым и понятым как признак, препятствующий деструктивным тенденциям индивидов с предубеждениями.

Некоторые из этих черт, как, например, гипертрофированное групповое мышление, поддерживают рационализацию, другие, как неврастения или мазохизм, придают деструктивности психологически адекватный импульс.

Неопровержимым является то, что все эти условия в высшей степени наполнены феноменом «еврей». Это не означает, что евреи должны навлекать на себя ненависть, или что неотвратимая историческая необходимость делает их в большей степени, чем других, идеальной целью социальной агрессивности. Достаточно того, что они могут выполнять эту функцию в психике многих индивидов.

Проблему «самобытности» еврейского феномена, а следовательно, и антисемитизма можно объяснить лишь с помощью экскурса в теорию, которая выходит за рамки данного исследования. Подобная теория не стала бы перечислять многообразие «факторов» либо выбирать специфический фактор в качестве повода, скорее здесь разрабатывались бы закрытые рамки, в которых все элементы крепко связаны между собой, что привело бы не к чему иному, как к теории современного общества как целостности.

Сначала мы попытаемся определить «функциональный» характер антисемитизма, то есть его относительную независимость от объекта. Затем мы изложим проблему cui bono[1]1
  Cui bono (лат.) – Кому на пользу? В чьих интересах? – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]: антисемитизм как средство, не требующее затрат сил для ориентации в холодном, отчужденном и во многом непонятном мире. Как и при анализе политической и экономической идеологии³ здесь также обнаружится, что эта «ориентация» достигается с помощью стереотипов. Пропасть между такой стереотипностью, с одной стороны, с фактическим опытом и все еще признанными демократическими ценностями, с другой стороны, ведет к конфликтной ситуации, которая явственно обнаруживается в ряде интервью. Затем мы исследуем то, что является разрешением этого конфликта: выросший в недрах американской цивилизации антисемитизм, связанный с неосознанными или непонятными желаниями наделенного предрассудками индивида, проявляется в экстремальных случаях сильнее, чем совесть или официальные демократические ценности. Это приводит к доказательству деструктивного характера антисемитских реакций. В качестве остатков конфликта часто остаются следы симпатии или чаще «признания» известных еврейских свойств, которые, однако, при более внимательном рассмотрении также содержат негативные элементы.

Далее следуют некоторые специфические наблюдения о структуре антиеврейских предубеждений. При этом в центре внимания находятся различия, узнаваемые антисемитизмом с помощью социальной идентификации антисемита. Обзор антисемитской динамики мы дополним некоторыми замечаниями о поведении не обладающего предубеждениями индивида.

В заключение речь пойдет о более общем социальном значении антисемитизма: т. е. отрицании принципов американской демократии.

В. «Функциональный» характер антисемитизма

Динамика психических процессов, требующая «антисемитского вентиля», является, в сущности, как нам кажется, амбивалентностью авторитарных и мятежных склонностей, частично уже описанных в других главах этой книги. Здесь мы ограничимся разбором отдельных нетипичных, однако конкретных примеров того, что антисемитизм не так сильно зависит от природы объекта, как от психических потребностей и влечений субъекта.

В отдельных случаях «функциональный» характер предубеждений обнаруживается явственно. Здесь речь идет об индивидуумах, которые являются предвзятыми по своей природе, для которых в конце концов не важно, на какую группу направлены их предубеждения. Ограничимся двумя примерами. 5051, с высоким числом пунктов на всех шкалах, является предводителем бойскаутов. Он обнаруживает, хотя и подсознательно, сильно выраженные склонности к фашизму. Будучи антисемитом, он пытается смягчить свои предубеждения с помощью определенных полурациональных модификаций.

Он объясняет:

Иногда считают, что в своей массе евреи более ловкие бизнесмены, чем белые. Однако я этому не верю, мне ненавистна эта мысль. Евреям следовало бы научиться воспитывать худших представителей своей нации в совместной трудовой деятельности для их лучшей адаптации. Армяне в действительности в гораздо большей степени, чем евреи, занимаются сомнительным бизнесом. Но армяне далеко не такие громкие и заметные. Подчеркиваю, я был знаком с некоторыми евреями, которых считаю во всех отношениях себе равными и чрезвычайно высоко их ценю.

Это напоминает известную историю Э. По о двойном убийстве на рю Морг, где прохожие ложно истолковали дикие крики драгуна, как слова из различных иностранных языков, совершенно им незнакомые. Вдобавок ко всему драгун оказался иностранцем. Первичная враждебная реакция направлена на чужих самих по себе, воспринимаемых как что-то «нечистое». Лишь позднее инфантильный страх неизвестности «наполняется» представлениями об определенной группе, стереотипной и подходящей для этой цели. Любимым эрзацем «черного человека» являются евреи.

Однако перенос подсознательного страха на особый объект, вторичный сам по себе, всегда содержит нечто случайное. Так, наличие новых факторов может, хотя бы отчасти, оттянуть агрессивность от евреев и перевести ее в социальном плане на другие группы.

Нашему предводителю бойскаутов 5051 в значительной степени свойственны псевдодемократическая идеология и псевдоустремление активно содействовать претворению в жизнь американских идеалов, как он их понимает. Себя он воспринимает не как консервативно мыслящего индивида, а как «преимущественно либерала»; привлекая в своих рассуждениях третью группу, он тем самым ослабляет свой антисемитизм и вражду по отношению к неграм. Для доказательства своей непредвзятости он упоминает армян, однако использует формулировки, которые позволяют легко пользоваться обычными антисемитскими стереотипами. Даже когда он снимает с евреев упрек относительно их «хитрости», это является в действительности лишь средством прославления своей собственной группы: мысль, что «мы менее ловкие, чем они», вызывает его ненависть. Если антисемитизм по отношению к выбору объекта на более поверхностном уровне является функциональным, то его более глубинные детерминанты представляются гораздо устойчивее.

Экстремальный случай, если так можно выразиться, в отношении «подвижного» предрассудка представляет собой М1225а из морского училища. И хотя его опросный лист показывает лишь средние пункты, интервью с ним обнаруживает четко выраженные черты «манипулируемого» антисемита, о меньшинствах он высказывается следующим образом:

(Каково ваше отношение к проблеме расовых меньшинств?) Я абсолютно уверен, что такая проблема существует. По-видимому, здесь я буду предвзят. Как и в отношении негритянской проблемы. Они могли бы быть более человечными. Тогда бы это не было такой проблемой.

Его агрессивность поглощена неграми, и таким идиосинкразическим способом, какой можно наблюдать только у очень экстремистски настроенных антисемитов, вся агрессивность которых направлена на евреев.

Я никогда бы не служил во флоте вместе с неграми. Меня оскорбляет уже их запах. Конечно, и китайцы говорят, что мы пахнем овчиной.

Следует упомянуть, что другая опрашиваемая, будучи сама негритянкой, жаловалась на запах от евреев. Наш интервьюируемый ограничивается рассуждениями о неграх, хотя и сомнительным образом.

(Как обстоят дела с еврейской проблемой?) Я не думаю, что здесь существует какая-то значительная проблема. Они слишком хитры, чтобы иметь проблемы. Они хорошие бизнесмены. (О их большом влиянии?) Думаю, что они имеют огромное влияние. (В каких сферах?) Возможно, в кинопроизводстве. (Злоупотребляют они этим влиянием?) Ну, чересчур часто слышишь – помогите евреям. Но никогда не услышишь, что нужно помочь представителям других рас или национальностей. (Злоупотребляют ли они своим влиянием в кинематографе?) Если это и имеет место, то делается это таким образом, что не вызывает раздражения.

Также и здесь дескриптивно сохраняется антисемитское клише, в то время как перенос ненависти на негров модифицирует оценки. Примечательна при этом искаженная трактовка слова «проблема». Отрицая существование «еврейской проблемы», интервьюируемый сознательно становится здесь на сторону индивидов, лишенных предубеждений, но интегрируя выражение как «иметь трудности» и считая евреев «чересчур хитрыми», он, сам того не ведая, обнаруживает свое негативное отношение. Согласно «теории пронырливости», его проеврейские высказывания получают рационалистическое звучание, которое свидетельствует об амбивалентности опрашиваемого: вся расовая ненависть – это «зависть», однако он почти не сомневается, что у него имеются основания для такой зависти. Так, например, он принимает миф о евреях, которые контролируют немецкую промышленность.

Данное интервью указывает направление дифференциации нашего представления об этноцентризме. Даже при высокой степени корреляции между антисемитизмом и враждой в отношении к неграм (факт, в одинаковой мере выявляемый в наших интервью и в ответах на наши анкеты) нельзя сказать, что предрассудки представляют собой единственную компактную массу. Готовность признавать враждебные высказывания по отношению к национальным меньшинствам можно рассматривать как более или менее единую черту. Однако, когда (например, в интервью) интервьюируемым предоставляется возможность спонтанно высказывать свое мнение, то нередко какое-либо национальное меньшинство, в большей мере чем другие, выступает в качестве объекта особой ненависти. Этот феномен можно объяснить, сравнив его с манией преследования, которая, как уже неоднократно отмечалось, обнаруживает много свойственных антисемитизму структурных черт.

Если параноик охвачен общей ненавистью, то он склоняется к тому, чтобы произвольно «выхватить» своего врага, нарушить покой определенных индивидов, возбуждающих его внимание: он как бы влюбляется в негативном смысле.

Подобное характерно и для потенциального фашиста. Как скоро он развил определенный и конкретный антикатексис, необходимый для формирования социальной псевдореальности, он может зафиксировать агрессивность, обычно не привязанную к определенному объекту, и оставить в покое другие объекты возможного исследования. Несомненно, эти процессы легче наблюдать в ходе интервью, чем на основе анкет, которые оставляют интервьюируемому мало возможностей для свободного «самовыражения».

Следует также добавить, что опрашиваемые в нашей подборке находят множество других эрзац-объектов для евреев, как, например, мексиканцев или греков. Последние, как и армяне, щедро наделяются свойствами, обычно ассоциируемыми с евреями.

Достойным упоминания представляется другой аспект функционального характера антисемитизма: мы часто встречали представителей других меньшинств с четко выраженными «конформистскими» тенденциями, реакции которых носили выраженный антисемитский характер. В различных группах «чужих» не было и следа солидарности; более того, правилом становилось – «свалить груз» на других, бросить тень на другие группы для того, чтобы представить свой социальный статус в более привлекательном свете. Например, 5023, психоневротик, страдающий фобией страха, по рождению мексиканец:

Будучи американцем мексиканского происхождения, он идентифицировал себя с «белым» и считает, что «мы лучше, чем они». Особенно он не любит негров, а евреев еще в большей степени. Он полагает, что все они одинаковы и не хочет иметь с ними ничего общего. Поскольку он полон противоречий, неудивительно, что опрашиваемый мог бы жениться на еврейке, если бы по-настоящему ее любил. С другой стороны, он держал бы негров и евреев под контролем и определил бы им «надлежащее место».

5068 представляет собой, по мнению интервьюера, довольно распространенный тип переселенца в Америку во втором поколении, считающего себя итало-американцем. Его предубеждения имеют фашистскую политическую ориентацию, окрашены параноидными фантазиями:

Он итальянского происхождения и был натурализован во время Первой мировой войны. Он чрезвычайно гордится своим происхождением, а в первые годы деятельности Муссолини долгое время активно сотрудничал с итало-американскими организациями. До сих пор он уверен, что война с Италией была большим несчастьем. В отношении других меньшинств он довольно предвзят. По его ощущению мексиканцы очень похожи на итальянцев, и все было бы в порядке, если бы они были лучше воспитаны. Однако в настоящее время, по его мнению, им еще не хватает хорошего воспитания. Он считает, что к японцам в Калифорнии относились более чем нормально и что тем японцам, поведение которых не вызывает сомнений, следует разрешить постепенно возвращаться на родину. Ситуацию в отношении негров он считает напряженной. По его словам, необходимо принять соответствующие законы, касающиеся в первую очередь смешанных браков, а также провести «демаркационную цветную линию», где можно жить. Вопреки тому что говорят, негры на Юге самые «счастливые». Неприятности, связанные с евреями, происходят от того, что все они коммунисты и по этой причине представляют опасность. Его личное отношение к ним было всегда хорошим. В деловой сфере они, по его выражению, «мошенники» и держатся друг за друга. Для разрешения этой проблемы, как он полагает, «евреи должны воспитывать себя сами».

То, как сильно евреи сплочены, свидетельствует, что в действительности у них больше предубеждений по отношению к неевреям, чем у неевреев к ним. Этот тезис он иллюстрирует длинной историей об одном знакомом (детали ее я не запомнил), который, женившись на еврейке, жил в еврейской семье и не имел права есть вместе с другими из той же посуды.

Упомянем далее 5052, антисемита с ярко выраженными гомосексуальными наклонностями, испано-негритянского происхождения. Он – владелец ночного клуба, и интервьюер выражает свое впечатление о нем в замечании, что хотел бы сказать этот человек: «Я – не негр, я – владелец ночного клуба». Здесь мы встречаем случай, когда социальная идентификация парии формирует его предубеждения.

В заключение, в качестве курьеза упомянем интервью с турком, которое, впрочем, в силу его более высокого интеллектуального уровня мы не включили в текст. Он позволял себе сильные антисемитские выпады до тех пор, пока в конце интервью не выяснилось, что он сам еврей. Весь комплекс антисемитизма в группах меньшинств и среди самих евреев представляет собой серьезную проблему и заслуживает специального исследования. Даже беглого взгляда на материал достаточно, чтобы укрепиться в предположении, что социально угнетенные чаще склонны переносить давление на других, чем связывать себя со страдающими соплеменниками.