Текст книги "Прерванный прыжок (сборник)"

Геринг ушел.

Гитлер проводил райхсмаршала недобрым взглядом. С каким наслаждением он бы приказал покончить с «наци № 2», так и целящимся на его, Гитлера, место «наци № 1». Если бы… если бы за Германом Герингом не стояли те же могущественные силы, которые привели их всех к власти десять лет назад!

Но напрасно все они: и Геринг, и Гиммлер, и Канарис – думают, что так легко обвести его, фюрера. Он не позволит им до конца забрать всю инициативу в свои руки. Глупцы, они полагают, что покушение на Большую тройку в том виде, какой родился в их пустых головах, – самый сильный ход!

Он нажал кнопку звонка.

– Да, мой фюрер!

– Немедленно соедините меня с Гиммлером.

Через десять минут на другом конце провода Гиммлер поднял трубку «лягушки».

– Кому поручено осуществление акции в Тегеране?

– Нескольким проверенным специалистам, они уже знают о задании и теперь срочно вызваны в Берлин. Прибудут, по-видимому, завтра-послезавтра.

– Это никуда не годится! Приказываю немедленно принять меры, чтобы в Тегеран было заброшено несколько групп парашютистов. Пусть следуют разными маршрутами из разных центров. Привлечь все службы, а не только Шелленберга. О полном размахе операции никто не должен знать, кроме вас. Акция должна остаться в секрете навечно, поэтому возвращение рядовых исполнителей нежелательно… Учтите, что в деле участвуют и люди Канариса…

– Вас понял, мой фюрер.

Гиммлер ждал этого звонка. Соответствующие приказы были им уже давно отданы. Он тоже хорошо знал своего фюрера.

9

Стефан Дитль в свое время считался мастером шпионажа высокого класса. Он успешно подвизался много лет в Латинской Америке и США, где венцом его деятельности было похищение с одного из авиационных заводов в Лос-Анджелесе чертежей новейшего секретного прицела для бомбометания. Но потом ему здорово не повезло: в Германии автомобиль, на котором он мчался со скоростью сто километров в час по гамбургскому шоссе, попал в катастрофу. Шофер был насквозь пробит рулевой колонкой. Дитль чудом остался жив. Ему проломило голову, сломало несколько ребер и размозжило колено. Из госпиталя он вышел через восемь месяцев с одной ногой, подорванным здоровьем, пристрастием к алкоголю и пенсией отставного подполковника абвера.

Дитль было решил, что покончил навсегда с карьерой разведчика, но вдруг его пригласил к себе Вальтер Шелленберг, обласкал, наговорил кучу комплиментов, предложил перейти в СД и стать во главе школы. Старый диверсант умилился и незамедлительно принял лестное предложение вместе с новым званием – оберштурмбаннфюрера СС.

Дихгоффа он встретил приветливо, с нескрываемым уважением: понимал, что успешная работа в России на протяжении нескольких лет по силам только выдающемуся разведчику.

Пребывание в школе оказалось далеко не синекурой, как это вначале показалось Георгу. У Стефана Дитля дело было поставлено серьезно. Первую половину дня оберштурмфюрер усиленно, по чрезвычайно насыщенной программе занимался сам. Радиотехника, фотографирование, вождение автомобиля и прыжки с парашютом не вызвали у него особых возражений. Но химию он терпеть не мог с детства, а тут ему приходилось по полтора часа возиться в лаборатории, превращая сахар и лекарства от почечных болезней в мощную взрывчатку (диверсантов учили ее изготовлять самим, пользуясь материалами, которые они смогут приобрести «на местах»). Мало приятных ощущений вызывало и манипулирование с мгновенно и медленно действующими ядами.

Лучшими были часы в тире и спортивном зале.

В школе был собран настоящий арсенал. Стрелять приходилось из американских «кольтов» и «смит-вессонов», английских «веблей-скоттов», итальянских «беретт», австрийских «манлихеров», чешских «праг», немецких «парабеллумов», «вальтеров», «маузеров», советских «наганов» и ТТ, бельгийских «браунингов», бесчисленного множества автоматов, карабинов и пулеметов всех систем.

Инструктор – бывший цирковой виртуоз – предлагал Дихгоффу стать на ящик, давал в руки заряженное оружие, а потом внезапно, без предупреждения выбивал у него ящик из-под ног. В момент падения нужно было поразить мишень, раскачивающуюся на качелях. Другие упражнения были в таком же роде: стрельба с завязанными глазами на звук, стрельба назад, без поворота головы, стрельба через карман из револьвера с глушителем, стрельба левой рукой.

После тира Дихгофф шел в спортзал, где угрюмый обершарфюрер СС Гюнтер учил его, как за считанные доли секунды можно голыми руками искалечить или уничтожить – смотря по надобности – человека. Из железных объятий обершарфюрера Дихгофф выходил помятым и оглушенным, словно побывал в льнотеребильной машине.

Только после обеда Дихгофф сам превращался в преподавателя: пять часов с группой из нескольких человек. Никто из них не называл друг друга по фамилиям, только имена-клички: Ганс, Генрих, Юлиус, Вилли… Он сам – господин оберштурмфюрер. Никто не знал национальности друг друга – все разговоры велись только на русском языке (в других группах, к которым Дихгофф касательства не имел, – на английском).

Никаких записей – каждое слово курсанты обязаны были запоминать на лету.

Предмет, который вел Георг Дихгофф, не имел определенного названия, точнее всего его, пожалуй, можно было назвать «Жизнь в Советском Союзе». Организация Красной Армии. Ее уставы, знаки различия, награды, взыскания, взаимоотношения военнослужащих между собой, военные документы.

Что такое прописка. Как купить билет на железной дороге. Сколько денег можно истратить в коммерческом ресторане, чтобы не вызвать подозрений. Как реализуются продовольственные и промтоварные карточки. Как носится одежда. Что такое загс. Сколько стоит билет в кино. С какими вопросами можно обращаться к милиционеру. Названия самых популярных футбольных команд и фамилии игроков. Правила игры в домино и подкидного дурака. Сокращенные имена русских девушек: Мария – Маша – Машенька – Маруся – Маня. Людмила – Люда – Люся – Мила. Сорта водок и вин…

Командование очень спешило: с каждой группой Дихгофф занимался всего по две недели, но вколачивал за это время в головы слушателей множество информации. В конце курса он в присутствии Дитля дотошно экзаменовал каждого, задавая подряд несколько вопросов в бешеном темпе. Отвечать нужно было без запинки, мгновенно и абсолютно точно.

Потом курсанты исчезали в неизвестном направлении. Куда их засылали, он не знал и мог только догадываться в общих чертах, поскольку Дитль всегда указывал, на какую тематику с данной группой ему следует делать упор: военную, производственную, колхозную и т. п.

В школе было еще около двадцати офицеров, все они, как и Дихгофф, жили тут же, в огороженной колючей проволокой вилле километрах в двух от Копенгагена. Никто ни с кем не дружил. Внеслужебные отношения ограничивались только ежевечерними совместными попойками и – раз в неделю – поездками в город. В Копенгагене разрешалось появляться только в общеармейской форме, хотя все офицеры были эсэсовцами.

За несколько месяцев новой службы Дихгоффа только одно необычное событие нарушило ее однообразие. Его вызвали к начальнику школы. В кабинете оберштурмбаннфюрера, кроме самого Дитля, находился еще один человек, с типичной восточной внешностью, в гражданской одежде. Начальник представил ему Дихгоффа, но имени гостя не назвал.

После обмена несколькими ничего не значащими фразами незнакомец неожиданно перешел на персидский язык. Их беседа длилась больше часа, и Дихгофф, уже успевший сделать несколько выпусков, понял, что и его самым настоящим образом экзаменуют. Но для чего?

Дитль поблагодарил Дихгоффа и отпустил без каких-либо объяснений. Но долго ждать не пришлось. Через неделю оберштурмбаннфюрер снова пригласил Дихгоффа и с явным сожалением объявил ему:

– Оберштурмфюрер, пришел приказ из Берлина. В составе группы специального назначения вы отправляетесь для выполнения особого задания в Иран. Все необходимые инструкции и документы получите на аэродроме в Софии. Сегодняшний вечер на сборы. Отправление утром. Поступаете в распоряжение штурмбаннфюрера СС Юлиуса Шульце. Вместе с вами едет оберштурмфюрер СС Вилли Мерц.

Об этом Дихгофф догадался сам. Его коллега Вилли Мерц тоже присутствовал в кабинете.

10

В большом сером здании в центре Москвы подтянутый капитан положил на стол одного из руководителей советской разведки, генерала Комарова, объемистую папку в кожаном футляре и несколько книг разной толщины, но в одинаковых переплетах.

– Вот то, что вы просили, Иннокентий Васильевич.

– Благодарю вас, Сергей Семенович. И закажите еще, пожалуйста, в Ленинской библиотеке книги по этому списку. Можете не спешить. Того, что вы принесли, мне, пожалуй, хватит до завтра.

– Будет исполнено, товарищ генерал.

Четко повернувшись на каблуках, капитан вышел из кабинета.

Уже немолодой человек с очень усталым лицом вынул из кармана кителя очки, тщательно протер стекла кусочком замши…

Сегодня утром его вызывали в Кремль, в Государственный Комитет Обороны. Член ГКО – наконец-то! – официально поставил его в известность, что вопрос о месте проведения встречи глав трех союзных держав решен почти окончательно: Тегеран.

Конференция будет непродолжительной и сугубо деловой, но предполагается по крайней мере один большой прием, на котором будут присутствовать и посторонние гости, – по случаю дня рождения Черчилля.

Комаров невольно вздохнул. Это не укрылось от члена ГКО.

– Вам что-то не нравится, генерал?

– Говоря откровенно, мне не нравится Тегеран. С моей точки зрения, конечно, которая не должна мешать государственным соображениям.

– Почему?

– Еще совсем недавно в Иране была многочисленная немецкая колония. За два года пребывания там союзных войск мы на севере и англичане на юге порядком очистили страну от гитлеровской агентуры, но кое-кто, без сомнения, остался. К тому же немцы наверняка забросят в Иран подкрепление.

Член ГКО насторожился.

– Вы полагаете, что они разнюхали о подготовке конференции?

– Почти уверен в этом.

Член ГКО пододвинул Комарову коробку с папиросами. Оба закурили. Неожиданная и откровенная реплика старого чекиста, видимо, озадачила его собеседника.

– Откуда может утекать информация? Из нашего аппарата?

Спрашивает спокойно, но в глазах тревога. Комаров твердо отвечает:

– Исключено… Но из некоторых перехватов известно, я об этом вам докладывал, что немцы весь сорок третий год ищут конференцию. Они не сомневаются, что она произойдет именно в нынешнем году, не знают только где и когда. Главным образом рыщут по этому поводу в Северной Африке, на Ближнем и Среднем Востоке.

– Факты! – настаивает член ГКО.

– Хотя бы покушение на Черчилля после его встречи с Рузвельтом. Премьер мог находиться в этом самолете, во всяком случае его двойник действительно находился на борту. Значит, кто-то видел его, но ошибочно, из-за большого сходства, принял за сэра Уинстона. В данном случае ошибка объяснима, но информация ведь попала в Германию своевременно.

– Еще что?

– Подполковник Вязников сообщает из Египта, что во всех офицерских барах от Касабланки до Каира можно получить сведения о планах союзников, что он в подтверждение своих подозрений и делал неоднократно, всегда, к сожалению, с успехом. О встрече Большой тройки в Каире болтают даже танцовщицы кабаре. А Каир, в сущности, очень близко к истине…

– Продолжайте, генерал.

– И последнее… Самое неприятное. Это бюро Службы стратегических услуг США в Берне. Из Швейцарии сообщают, что и сам Аллен Даллес, и его сотрудники поддерживают постоянные контакты с фашистской разведкой. Вице-консул генерального консульства Германии в Цюрихе Ганс Гизевиус несколько раз за последнее время секретно встречался с фон Гевернитцем, правой рукой Даллеса, его главным консультантом по германским вопросам. А Гизевиус – доверенное лицо Канариса. Кальтенбруннер не так давно в Австрии говорил с графом Потоцким. О чем они беседовали, мы можем судить по тому, что вскоре после этого Потоцкий свел гестаповца Хеттля с американскими разведчиками в той же Швейцарии…

– Ваше мнение об этих встречах?

– В основе – мышиная возня за нашей спиной о возможности сепаратного мира, об этом мы ставили в известность руководителей. Но наверняка имеет место и взаимный обмен информацией…

Член ГКО пометил что-то в своем блокноте и зло бросил:

– М-да… Странная дружба!

– Более чем странная, – с горечью откликнулся генерал, – и может сослужить плохую службу президенту США. Ведь для Даллеса и его людей в Белом доме секретов не существует…

Два немолодых человека замолчали, окутавшись клубами табачного дыма. За долгие годы жизни оба успели познать в полной мере высокую ответственность за судьбы своей страны, за судьбы тысяч людей. Оба прекрасно понимали, что от решений, которые им предстоит сейчас принять, зависит многое.

– Какие меры вы уже наметили, Иннокентий Васильевич? – первым прервал молчание член ГКО.

– В Иране – усиленное наблюдение за всеми подозрительными лицами, особенно приезжими. Завтра же отправлю в Тегеран с этой целью группу наших специалистов для разработки соответствующих мероприятий на месте. О каждом шаге гитлеровцев, связанном с Ираном и прилегающими странами, приказано сообщать срочно. Немцы, конечно, будут страховаться; несколькими агентами, пускай даже высококвалифицированными, не ограничатся. Тактика их нам известна: террористических групп следует ждать несколько, причем не связанных между собой. Нашим людям, работающим среди гитлеровцев, дано указание обратить особое внимание на отправку в эти дни фашистских групп за пределы Германии.

– Что ж, меры разумные. Одобряю.

Член ГКО поднялся из-за стола.

– И прошу держать в курсе всех дел Государственный Комитет Обороны.

Разговор был окончен.

…И вот теперь, закрывшись в своем кабинете, наказав помощнику тревожить только по абсолютно неотложным делам, генерал Комаров решил еще раз освежить в памяти все связанное с Ираном.

Он раскрывает пухлое досье, не спеша, сосредоточенно вглядываясь в деловые строчки дальнозоркими глазами, перелистывает страницы служебных записок, протоколов, сообщений разведчиков. В них, этих немногословных строчках, трудная, запутанная история соседней страны за последние годы.

Сухие колонки цифр, дат, имен. Но они говорят о многом.

…1938 год. Реза-шах отказывается подписать новый торговый договор с СССР – Германия выходит на первое место во внешней торговле Ирана. Еще через год – секретный протокол о торговле: Иран поставляет Германии важное стратегическое сырье. Германия монополизирует поставки в Иран железнодорожного и промышленного оборудования. Немцы строят в Иране аэродромы, промышленные предприятия и сооружения, самое главное – Трансиранскую железную дорогу. Все военные предприятия Ирана под контролем немецких «специалистов». Немецкая разведка перебрасывает в Персию свою агентуру из Сирии и Ирака. В пограничных с СССР районах резиденты Берлина сколачивают банды из бывших белогвардейцев, дашнаков и мусаватистов. Замысел ясен – они предназначены для действий в важнейших нефтяных районах Баку, Грозного, а также в Советском Туркменистане: В Миане, Иранской Джульфе и других местах Северного Ирана создаются секретные склады оружия и боеприпасов. Гитлеровские агенты беспрепятственно фотографируют советские пограничные районы.

В Тебризе, Реште, Казвине организованы вооруженные фашистские группы. Они ждут своего часа. Повсюду секретные фашистские радиопередатчики.

А вот и образцы открытой прогитлеровской пропаганды: бесплатный бюллетень, издававшийся в Тегеране на персидском языке, подшивки газеты «Эттелаат», «Шурналь де Техран».

Немецкие шпионы занимают ответственные посты более чем в пятидесяти иранских учреждениях. Они маскируются представительством немецких фирм: «АЕГ», «Феррошталь», «Гарбер», «Лен», «Шихау», «Мерседес».

Длинные списки агентов: фон Раданович, Гаметто, его заместитель Майер, Вильгельм Сапов, Густав Бор, Генрих Келингер, Траппе…

Отчет советских разведчиков о визите в Тегеран летом 1941 года руководителя абвера адмирала Вильгельма Канариса. Цель визита – подготовка фашистского военного переворота с целью превращения Ирана в антисоветский плацдарм.

25 августа 1941 года – опередив на три дня гитлеровских заговорщиков – в соответствии с договором 1921 года Советское правительство вводит на территорию Ирана свои войска для пресечения подрывной шпионско-диверсионной деятельности германской агентуры. Одновременно с юга в страну вступают английские батальоны.

…Генерал перелистал еще несколько страниц.

Реза-шах отрекается от престола в пользу своего сына Мохаммеда Реза. Представители фашистской Германии высылаются из страны. Гитлеровская агентура уходит в подполье. Но не успокаивается: сколачивает свою организацию «Меллиюне Иран». Главарь – знакомая фигура, Майер. Что и говорить, организация влиятельная, в ее составе генералы и офицеры иранской армии, некоторые депутаты меджлиса, шейхи племен. Заговорщики не теряют времени: только бдительность советской разведки срывает один за другим несколько планов профашистских вооруженных восстаний.

…А вот и самые последние донесения: по гитлеровской агентуре нанесен сокрушительный удар. Арестованы десятки шпионов. В районе Кумского озера схвачена группа немецких парашютистов.

Наконец, списки фашистских шпионов, оставленных пока на свободе. Они полагают, что им удалось замести следы. Что ж, пускай пока так и думают. Каждый шаг их находится под неусыпным наблюдением.

Генерал утомленно откидывается в кресле. Закрывает папку. Он удовлетворен прочитанным. До сих пор все делалось правильно. Немцам не удалось провести ни одной значительной операции. Остатки гитлеровской агентуры находятся под надежным контролем. Теперь самое главное – не дать усыпить себя успехами. Не переоценить свои силы. Комаров понимает, что схваченный за горло враг пойдет на все. На календаре не сороковой и не сорок первый год. Чаша весов после Сталинграда и Курска достаточно красноречиво склонилась в пользу Советского Союза. И Гитлер не упустит возможности нанести удар в спину… Покушение на лидеров союзнической коалиции может выглядеть в глазах Гитлера действительно последним шансом.

Значит… Значит, нужно работать. Еще тоньше, еще умнее, еще предусмотрительнее.

Комаров встает из-за стола, делает несколько шагов по кабинету. Потом возвращается к столу и записывает что-то на календаре. Это наметки некоторых распоряжений, которые он отдаст завтра. Потом включает приемник: сейчас будет передача «В последний час». Правда, ему уже известна сегодняшняя сводка, но одно дело прочитать ее между прочих бумаг, а другое – услышать голос диктора Левитана.

…В дверь еле слышно стучит капитан Ряшенцев:

– Товарищ генерал, только что получены шифровки: из отряда Медведева, из Берлина, из Софии, из Швейцарии. По-моему, чрезвычайно важные. Иначе бы не побеспокоил.

Комаров и сам знает: Ряшенцев зря в такой час не побеспокоит.

– Давайте сюда.

Капитан кладет перед ним несколько листков бумаги и выходит.

Комаров склоняется над бумагами и, еще не прочитав весь текст, сразу выхватывает из него самое важное слово: «Тегеран»…

Он поднимает трубку аппарата:

– Товарищ член Государственного Комитета Обороны!

– Слушаю вас.

– Свежие сообщения. Одни подтверждают другие, хотя все из разных мест. Немцы начали…

11

Причина, по которой фон Ортель спешно выехал в Берлин, не имела никакого отношения к опасениям Пауля Зиберта, что эсэсовец стал раскаиваться в своей излишней откровенности со скромным фронтовым офицером.

Все было проще – Вальтер Шелленберг вызвал одного из своих лучших агентов, чтобы отдать ему наконец приказ, которого тот ожидал со дня на день. Неожиданными для Ортеля были лишь некоторые детали.

Будущий «убийца века» не должен был иметь ничего общего с германской секретной службой, поэтому Шелленберг по телефону приказал штурмбаннфюреру расстаться навсегда с тем именем, которое могло быть взято на заметку советскими разведчиками в Ровно. По той же причине Шелленберг запретил Ортелю брать с собой кого-либо из «воспитанников» Ровенской школы террористов, замаскированной под «частную зуболечебницу». Естественно, после такого приказа эсэсовец и не заикнулся о своем желании привлечь Зиберта к операции.

Фон Ортель успел уже сменить в своей недолгой, но бурной жизни больше фамилий, чем фрейлейн Марлен – певица из ресторана «Дойчегофф» – любовников. Очередной фарс он разыграл точно и быстро.

Офицер, прибывший вскоре после этого в Берлин специальным самолетом по вызову начальника VI отдела, никакого отношения к фамилии «фон Ортель» уже не имел. Общим оставалось пока лишь звание штурмбаннфюрера.

Прямо с военного аэродрома эсэсовец направился на Беркаерштрассе. Вальтер Шелленберг, не передоверяя столь важного дела никому из помощников, лично давал ему необходимые инструкции.

– Ваше новое имя – Вернер Коппель. Вы инженер-путеец, австриец, бежали из Вены после аншлюса как противник нацизма, хотя и не принадлежали ни к какой политической партии. Работали в Турции, теперь решили перебраться в Иран. Кстати, туда вы действительно попадете из Анкары – там находится наш резидент Макс фон Оппенгейм, о котором вы, должно быть, слышали.

Фон Ортель, конечно, слышал эту фамилию: доктор Оппенгейм был видным немецким археологом и еще более видным шпионом. За заслуги на этом поприще служба безопасности даже простила ему еврейское происхождение, что было уже само по себе событием чрезвычайным. В свое время Шелленберг имел из-за Оппенгейма крупный разговор с начальником гестапо группенфюрером Мюллером. Шелленберг выиграл спор, потому что сумел убедить начальство в исключительной ценности «археолога».

Начальник VI отдела продолжал инструктаж:

– В Тегеране остановитесь в отеле «Фирдоуси», где разыщете Анри Фрошона, представителя посреднической фирмы «Конье и сыновья». Он постоянно живет в «Фирдоуси». Обратитесь к нему по-французски: «Мы случайно не соотечественники?» Отзыв: «Нет, вы, судя по выговору, австриец, а я из Швейцарии». Запомните его лицо.

Шелленберг выдвинул ящик письменного стола, вынул оттуда увеличенную фотографию и протянул Коппелю. Тот внимательно изучил снимок, вернул его начальнику и спросил:

– Рост?

– Сто восемьдесят. Шатен. Глаза серые.

– Благодарю вас, оберфюрер. Я сумею опознать Фрошона.

Шелленберг удовлетворенно кивнул.

– У Фрошона есть отличная группа. Она поступает в ваше распоряжение. Он давно в Тегеране, знает город, у него должны быть соображения по поводу проведения акции. Но его людей не хватит. Для основной работы в Иран будет заброшена специальная группа. В ее составе штурмбаннфюрер Шульце, оберштурмфюрер Мерц и оберштурмфюрер Дихгофф. Кроме них, еще шесть человек из наших школ в Копенгагене и Фалькенбурге. У Шульце и Мерца большой опыт таких акций. Как вам, быть может, известно, штурмбаннфюрер Шульце имеет личные заслуги перед фюрером, он участвовал в ликвидации его врагов еще в «ночь длинных ножей». Дихгофф незнаком с акциями, но он был старшим лейтенантом в Красной Армии и может действовать в русской военной форме. Кроме того, он владеет персидским языком.

После акции вы возвращаетесь в Турцию любым способом, какой сочтете нужным. Что же касается остальных, то… можете считать их лицами, чья излишняя осведомленность представляет опасность для государства. Вы меня поняли, Коппель?

Коппель понял.

12

Путешествие новоявленного австрийского беженца в Тегеран заняло около трех суток. Сначала самолет «Люфтганзы» доставил его из Берлина в Анкару. Но дальнейший путь был сложным и опасным. Вальтер Шелленберг не зря тогда вступился за Макса фон Оппенгейма. Только благодаря его необъятным связям среди контрабандистов и торговцев опиумом на всем Ближнем и Среднем Востоке Вернер Коппель утром двадцатого ноября стоял на площади Туп-Хане в центре Тегерана.

Коппель знал, что Анри Фрошон ждет его в ресторане отеля «Фирдоуси», с трех до пяти, уже несколько дней. Значит, у него есть еще часа четыре, чтобы оглядеться в незнакомом городе.

Был отличный солнечный день. Вдали, за северной границей города, отчетливо белели в безоблачной синеве заснеженные пики хребта Эльбурс. С удовольствием вдыхая прохладный, чистый воздух, Коппель шагал по широким прямым улицам, обсаженным деревьями, – улицы назывались «хиабан». Он миновал хиабан Насерие и вышел на Лалезар. Главная улица столицы приятно поразила его богатыми модернистскими особняками, сверканием зеркальных витрин европейских магазинов, шуршанием шин пролетающих мимо шикарных автомобилей.

Радужное настроение Коппеля нарушила только одна неприятная встреча: уже где-то возле городских ворот Дервазэ Доулет он нос к носу столкнулся с молоденьким лейтенантом Красной Армии. Коппель, конечно, отлично знал, что в Тегеране находятся советские войска, но все же при виде русского офицера по его спине пробежали мурашки.

За парком Сепехсалар Коппель попал в совсем другой Тегеран: город узких кривых улочек, застроенных низкими глинобитными домиками, арыками, заполненными мутной, вонючей жижей, с крохотными лавчонками, торгующими всякой мелочью, мастерскими портных, башмачников, седельщиков, медников, жестянщиков, лудильщиков. В невыразимом шуме сливались воедино крики зазывал в лавках, разносчиков угля, водоносов, протяжные завывания бродячих торговцев, оглушительный перезвон чеканщиков, пронзительные вопли ослов, яростно понукаемых погонщиками.

Кто-то осторожно тронул Коппеля за полу пальто. Он нагнулся. Крохотная черноглазая девочка протягивала ему грязную ручонку с какими-то странными белыми узелками между пальчиками. «Прокаженная!» – с ужасом догадался Коппель, не глядя швырнул нищенке какую-то мелочь и бросился за угол. Изумленная девочка долго еще вертела в руках серебряную монету: странный человек в странной одежде бросил ей целый кран![1]1
  Кран (персид.) – монета = 40 шахам = 37,5 коп.


[Закрыть]

Грохоча железными ободьями, по улице медленно катилась коляска. Обрадованный Коппель замахал рукой. Еще больше обрадовался сурчи-извозчик: найти пассажира-европейца в этом квартале нищеты было действительно неслыханной удачей.

Обратный путь на разбитой старой кляче занял у Коппеля не меньше времени, чем если бы он шел пешком. Но все же, когда часы на башне Шемс-эль-Эмаре пробили четыре, он входил в стеклянные двери отеля «Фирдоуси».

В почти пустом зале ресторана наметанный глаз разведчика сразу выхватил сухощавого, сильно загорелого шатена с лицом, знакомым по фотографии, виденной у Шелленберга. «Он!» Сразу подходить не следует. Коппель присел неподалеку, пообедал, запил жирную пряную пищу ароматным холодным шербетом и вышел в холл. Фрошон уже сидел здесь за низеньким столиком и, лениво покуривая трубку с длинным, замысловато изогнутым чубуком, листал какой-то иллюстрированный журнал.

Коппель незаметно огляделся: кроме них двоих, в холле больше никого не было. Он опустился в кресло рядом. Спросил по-французски:

– Я вам не помешаю?

– О нет! Пожалуйста!

– Я первый день в Тегеране, – дружелюбно улыбаясь, начал Коппель, – а в этой Азии как-то невольно тянет к своему брату европейцу. Конечно, со временем я надеюсь привыкнуть, но пока… Кстати, мы случайно не соотечественники?

Собеседник покачал головой:

– Нет… Вы, судя по выговору, австриец, а я из Швейцарии. Но тем не менее рад вас приветствовать в Тегеране. Мое имя Анри Фрошон, коммерсант.

– Вернер Коппель, инженер.

Они обменялись несколькими банальными фразами. Потом Фрошон тем же любезным голосом, но тоном ниже быстро сказал:

– Портье Орудж наш человек. Я предупредил его, и он держит для вас седьмой номер в бельэтаже. Я сам живу в четырнадцатом, это напротив. Опросный лист без меня не заполняйте. Через час я приду к вам в номер и мы это сделаем вместе.

– Благодарю вас.

– Какие будут указания?

– Пока никаких.

– Тогда я пойду. До встречи через час…

Слово Фрошона в отеле «Фирдоуси» было нечто вроде волшебного «Сезам, откройся!». Важный рыжебородый портье Орудж в мгновение ока занес имя Вернера Коппеля в книгу приезжих, вручил опросный листок и тяжелый медный ключ. То и дело кланяясь, забегая вперед, проводил до самой двери номера.

К приходу Фрошона Коппель успел принять душ и привести себя в порядок. Настроение у него было отличное: пока все шло как нельзя лучше.

– У вас есть план города? – спросил он сразу.

– План?! – устраиваясь поудобнее в кресле, ухмыльнулся Фрошон. – В Тегеране нет ни настоящего водопровода, ни правильной нумерации домов, ни общественного транспорта, ни тем более плана города.

– Но как мы будем работать?

– Не беспокойтесь, шеф. Я здесь не зря живу четвертый год. Хотя и приблизительный, но для наших целей достаточный план у меня есть, сам составлял. Извольте взглянуть…

Фрошон вынул из кармана пиджака лист кальки и разложил на столе. Объяснял коротко и толково.

– Город расположен в котловине, у южных предгорий Эльбурса. Сейчас население Тегерана уже перевалило за полмиллиона, но планировка города осталась такой же, что и при основании столицы. Город окружен стеной, имеющей двенадцать ворот. От них к центру тянутся улицы и сходятся на площади перед старым шахским дворцом. Водопровода фактически нет, питьевая вода течет с гор по открытым каналам… Благоустроена лишь северная, аристократическая часть города. Здесь все важнейшие учреждения, лучшие постройки, электростанция. Южная часть – первозданный хаос, не изменившийся со времен пророка. Вот в этом квартале – район посольств. Советское и английское расположены друг против друга, их разделяет только улица… Вокруг английского сплошной забор, охрана – индийские стрелки. Советское – в большом парке, окруженном решеткой. Охрана пока малочисленна.

– А где американцы?

– Их миссия далеко и на отшибе. Это очень удобно. Волей-неволей Рузвельту придется ежедневно разъезжать по всему городу. Возможно, он устроит прием с участием Черчилля и Сталина.

Коппель слушал внимательно. Похоже, что этот Фрошон толковый парень, зря времени не терял. Да, у Шелленберга можно учиться, как подбирать людей.

– Какими силами вы располагаете?

Лицо резидента омрачилось.

– С людьми плохо. После арестов у меня осталось всего несколько человек, на которых можно положиться.

– Что у абверовцев?

– Их осталось около десятка. Никаких контактов с ними я не поддерживаю, с большим трудом избежал провала сам, а они, по-моему, все находятся под наблюдением контрразведки русских. Их руководитель Грэвс выдает себя за англичанина.

– Конкуренция возможна?

– В серьезной – сомневаюсь. Правда, в последнее время Грэвс развил бурную деятельность. Сколачивает боевую группу из мальчишек, сыновей бывших русских белоэмигрантов и дашнаков. В Шах-Абдуль-Азиме, это местечко в десяти километрах к югу от Тегерана, у них нечто вроде базы.