Текст книги "Птица по имени Мама"

Глава 7

Я сидел на подоконнике. После отъезда мамы он стал моим любимым местом. Я часто проводил время, укутавшись тонким пледом и прижавшись носом к прохладному стеклу. Ружена сначала сгоняла меня, но затем оставила в покое. Она понимала, что я очень скучаю по маме. Глядя в окно, я вспоминал моменты, когда моя мама еще была рядом со мной. Я ждал ее, каждый вечер ждал. И от этого мне становилось немного легче.

Вот и сейчас я забрался на подоконник, затащил на него любимый синий плед с мелкими желтыми звездочками и считал падающие с неба пушистые снежинки. Считал… В свои четыре года я умел считать до десяти и ужасно этим гордился.

– Одна, две, три…, – я доходил до десяти и начинал сначала.

Ружена заглянула ко мне в комнату.

– Антошка, пойдешь чай пить?

– Нет, тетя, мне не хочется, – я не отводил взгляда от темнеющего неба и легких, светло-серых на его фоне снежинок.

Тетя едва слышно вздохнула и аккуратно прикрыла дверь. Стояла середина декабря. Мама уехала почти два месяца назад, и я очень верил, что у нее получится приехать на Новый год. Мама обещала мне. Но я так боялся, что у нее появятся неотложные дела, и Новый год, самый волшебный праздник, я проведу без мамы.

Я слез с подоконника и побежал к тете.

– Ружена! – крикнул я так громко, что она испуганно выскочила ко мне в коридор из своей комнаты.

– Что случилось, Антошка? – обеспокоенно воскликнула она.

Я прижался к ее ногам.

– Ружена, а мама точно приедет? – чуть дыша спросил я.

Она улыбнулась. Мягкой, светлой улыбкой, присела передо мной.

– Конечно, приедет, – успокоила меня тетя. – Она уже купила билеты и ждет заветного дня, когда отправится в путь.

– Точно-точно? – я подозрительно прищурился, не обманывает ли меня Ружена?

Она засмеялась и обняла меня.

– Точно-точно, хороший мой! Лучше давай подумаем, какие салаты сделаем на Новый год?

– Салаты! – я зажмурился от удовольствия, будто только что отправил в рот ложку вкусного, сочного салата. Наверное, я представлял, как с удовольствием жую кубики свежего, хрустящего огурчика, кусочки упругой вареной колбасы, зеленые горошинки, и все это – приправленное ароматным, слегка кисловатым майонезом с лимонным соком.

– Мама любит оливье, – я задумался. – И винегрет. И греческий. И я тоже их люблю. А ты, Ружена, какие салаты любишь?

– Я люблю все! – мечтательно закатила глаза тетя.

– Как нам повезло, что в нашей семье все любят салаты! – серьезным тоном сказал я.

Ружена засмеялась.

– Более того, в нашей семье все просто любят хорошо покушать!

– Да, – важно согласился я. – Кстати, Ружена, от разговоров о салатах у меня в животе мешок пустой появился!

– А мы сейчас его наполним! – тетя подмигнула мне, взяла меня за руку, и мы направились на кухню – готовить что-нибудь вкусненькое, чтобы наши мешки в животах забились под завязку, как со смехом выразилась Ружена.

* * *

За три дня до Нового года я проснулся посреди ночи. Я чувствовал, как билось мое сердечко, понимал, что уже не сплю, но никак не мог открыть глаза. Словно плотная тряпка лежала на моем лице, только подрагивали ресницы. Мне казалось, что я еду в поезде – меня слегка покачивало и трясло. Сиплый вздох вырвался из моей груди.

– Ружена! – пытался крикнуть я, но онемевший язык не слушался. Я тихонько застонал.

– Антошка, – на лоб мне легла легкая, прохладная рука. – Антошенька, проснись!

С трудом я разомкнул тяжелые веки и увидел над собой образ, смутно белевший в темноте. Тонкие пальцы ее невесомо скользили по моему лицу.

– Мамочка, – позвал я. – Мамочка, это ты?

– Антошка, сыночек мой, – раздался ласковый мамин голос. – Проснись, солнышко мое!

Прямо на меня смотрели печальные мамины глаза.

– Мамочка, ты здесь, ты приехала! – прошептал я. Мои глаза закрывались, но я всеми силами старался не дать себе снова заснуть.

– Сыночек мой, – тихим шепотом повторяла мама. – Любимый мой мальчик…

– Мама, почему ты грустишь? – борясь со сном, спросил я.

Мама не ответила, только смотрела и смотрела на меня.

– Мамочка, ты больше не уедешь от меня?

Мама покачала головой.

– Я здесь, сыночек моя, я рядом, – едва слышно прошелестела она.

– Мамочка, как хорошо, что ты приехала! Мне так плохо, мама!

– Потерпи, тебе станет легче, – мамины пальцы чуть задевали мои волосы.

Я смотрел на почти прозрачную фигуру и не понимал, почему мама не включит свет, не принесет мне лекарство, как она делала всегда, когда я болел.

– Мама, – хриплым шепотом произнес я. – Надо сказать Ружене, что ты приехала! Вот она обрадуется!

– Надо сказать Ружке, надо, – кивнула мама.

Я протянул к маме руки, но мои пальцы не ощутили ничего, кроме воздуха.

– Мама! – испугался я. – Мама!

Я долго лежал в своей кровати и напряженно вглядывался в кромешную тьму комнаты. Я вслушивался в тишину, надеясь вновь услышать мамин тихий голос, но слышал лишь, как сильно стучало мое сердечко. Мама словно испарилась. Я был в комнате один.

Мое худенькое тело горело, словно в огне, голова кружилась. Я облизал пересохшие губы. Мне не было страшно, меня печалило, что мама оказалась всего лишь видением.

Беспокойно ворочаясь на кровати, я, наконец, решился разбудить Ружену. Я осторожно сполз с кровати, встал босыми ногами на мягкий ковер. Ноги не хотели меня держать, но я упорно добирался до двери. Пошатываясь, я нащупал в темноте дверную ручку и через длинный темный коридор, держась за стену, пошел в бабушкину комнату. Дверь была открыта. Я остановился на пороге, без сил прислонился лбом к дверному косяку.

– Ружена, – тихонько позвал я ее.

Я слышал тетино спокойное дыхание. Она спала крепким сном, и мне было жаль будить ее, но плохое самочувствие вынуждало меня. Я не припоминал, когда еще чувствовал себя настолько скверно.

– Ружена, – вновь позвал я, уже чуть громче.

Теперь она услышала меня сквозь сон.

– Антошка? – кровать чуть скрипнула, когда Ружена приподнялась. – Ты чего не спишь?

– Ружена, мне плохо, – прошептал я.

Она зажгла ночник на прикроватной тумбочке, быстрым шагом подошла ко мне.

– Где болит, солнышко мое?

– Везде, Ружена, – пролепетал я.

Она прикоснулась губами к моему лбу и не на шутку переполошилась.

– Ты весь горишь, Антошка! – тетя подняла меня на руки. Я повис на ней.

– Лежи здесь, я сейчас вернусь, – Ружена аккуратно положила меня на свою подушку, укрыла одеялом и побежала на кухню. Я слышал, как она открыла шкаф, где у нас хранились лекарства.

– Антошка, повернись ко мне, – тетя сунула мне подмышку градусник. Я вяло взглянул на нее.

– Лежи, хороший мой, – Ружена гладила меня по голове.

Я ощущал слабость во всем теле. Мне вдруг стало тяжело двигаться, тяжело смотреть. Меня клонило в сон, но головная боль мешала мне заснуть.

Тетя вынула градусник.

– Тридцать девять и четыре, – испугалась она. Быстрыми движениями она раскрыла бутылочку с жаропонижающим, принесенную вместе с градусником с кухни, налила сироп в ложку. Я крутил головой и совершенно не хотел открывать рот.

– Антошка, надо, пей, – уговаривала меня Ружена.

– Тетя, мне плохо, я хочу спать, – жаловался я, растирая глаза кулачками.

– Выпей сироп, тебе станет легче, – она мягко приподняла меня и заставила выпить сироп, пахнущий клубникой. Я проглотил вязкую жидкость и сделал несколько глотков воды из белой кружки, которую поспешила подать мне Ружена.

– Ложись, солнышко мое, – суетилась тетя. Я бессмысленно хлопал глазами, словно выпал из реальности.

Словно издалека, до меня доносились Руженины слова, когда она звонила в скорую помощь.

– Шиманский Антон Матвеевич, 2011 года рождения, – говорила тетя диспетчеру. – Высокая температура, да. Тридцать девять и четыре. Спасибо, ждем.

Вызвав скорую помощь, Ружена принесла из ванной полотенца, смоченные прохладной водой, приложила одно мне на лоб, другим принялась обтирать мои руки и ноги, чтобы согнать жар.

– Тетя, – через силу прошептал я. – Мама приходила. Я видел ее.

Ружена замерла.

– Когда ты ее видел?

– Недавно, сегодня ночью. Когда я проснулся, она рядом сидела. Грустная-грустная.

Тетя вздохнула.

– Тебе приснилось, хороший мой.

– Нет, Ружена, – слабо протестовал я. – Она была в комнате. Я с ней разговаривал.

– Солнышко, это из-за температуры. Ты заболел и хотел, чтобы мама была рядом. Вот она тебе и привиделась.

Я промолчал. Наверно, тетя была права, но мне очень хотелось, чтобы даже на расстоянии, далеко от меня, мама чувствовала, что я нуждаюсь в ней, и могла перемещаться в пространстве, летать, как птица, чтобы хоть минутку побыть со мной. Я верил в чудеса.

Ружена вдруг нахмурилась, разглядывая меня.

– Ой-ой, – вырвалось у нее.

Я поднял на тетю затуманенные сонные глаза. Она качала головой, осторожно обтирая мою кожу, которая покрылась сыпью в виде маленьких пузырьков.

– Что это, Ружена? – я испугался и готов был расплакаться.

– Это ветрянка, не бойся, солнышко мое, это не опасно! – тетя утешала меня, но мне было жутко видеть эти бугорки, усыпавшие меня. – Я тоже болела в детстве ветрянкой.

– Мне придется пить много таблеток? – заплетающимся языком спросил я.

Ружена улыбнулась.

– Ветрянку лечат зеленкой. Каждую точку мажут. Будешь зеленый, как лягушонок!

В другое время меня очень рассмешила бы перспектива быть зеленым лягушонком, но сейчас мне было не до смеха. Я только хлопал ресницами.

В дверь позвонили.

– Вот и врач, – Ружена накинула халат. – Антошка, лежи, не вставай. Сейчас тебя осмотрят.

Я едва заметно кивнул. Перед глазами все крутилось и прыгало. Сейчас я не то что встать – повернуться на другой бок не мог.

– Проходите, Антошка здесь, – Ружена вошла в комнату первой, за ней шла молодая женщина в синей форме.

– Привет, Антошка! – ласково поздоровалась она со мной. – Заболел?

Мне нравилась Ольга Анатольевна, фельдшер «скорой помощи». Уже не первый раз она приезжала ко мне, когда я внезапно ночью начинал температурить. Я хотел поздороваться с ней, но не мог даже разлепить сухие губы, поэтому просто смотрел, как Ольга Анатольевна раскрывает свой большой оранжевый чемоданчик.

На этом мое сознание погасло, словно в комнате выключили свет. Последнее, что я ощутил перед тем, как заснуть, это то, что мне подмышку снова ставили чуть холодный градусник…

* * *

Утром я проснулся поздно. Приоткрыв глаза, я обнаружил, что мартовское яркое солнце светит в окно тетиной комнаты, чуть пробиваясь своими лучами между неплотно задернутыми длинными портьерами. Дверь в комнату была закрыта, но даже так до меня долетал аромат моих любимых блинчиков, которые Ружена пекла на кухне.

В теле ощущалась слабость, но я постарался сесть в кровати. Меня покачивало, но головокружения больше не было. Я чувствовал себя намного лучше, чем ночью. Выбравшись из-под одеяла, я слез с кровати и нетвердой походкой направился к дверям, протирая еще сонные глаза.

Открыв дверь, я тихонько выглянул в коридор. Ружена тихим шепотом разговаривала с кем-то по телефону. Прежде чем я появился на пороге, она закончила разговор и отложила телефон в сторону.

– Доброе утро, Ружена! – я притопал на кухню, босой, взъерошенный, бледный… Нет, не совсем бледный. Лишь позже, окончательно проснувшись, я понял, почему моя майка была слегка замазана чем-то зеленым. Ночью, когда сон сморил меня, тетя, вооружившись зеленкой, тщательно отмечала каждый пузырь, и вправду делая меня похожим на лягушонка.

– Доброе утро, солнышко мое! – Ружена повернулась ко мне от плиты. На ней был надет клетчатый передник. – Как ты себя чувствуешь? – она ловко сбросила блин со сковороды на стоящую на столе широкую тарелку, на которой уже возвышалась стопка блинов.

– Кажется, хорошо, – я сонно потер глаза кулачком и залез на стул. Облокотился на стол, вдыхая аромат свежеиспеченных блинов, и сладко зевнул. Ружена подошла ко мне, приложила ладонь ко лбу.

– Температуры нет.

– Тетя, эти противные пузырьки очень сильно чешутся, – пожаловался я.

– Пузырьки не чеши! – предупредила Ружена. Она уже вновь суетилась возле плиты. На сковородки шипело жидкое тесто, которое через минуту превратится в блин, тетя наливала мне сладкий чай.

– Не буду чесать, – вздохнул я, но тут же отвлекся. – Как вкусно блинами пахнет!

– Кушай, солнышко мое, – Ружена поставила передо мной чашку с чаем и вазочку с малиновым вареньем. – Поправляйся!

– Спасибо, тетя! – я с нетерпением принялся сворачивать горячий блин. Обмакнул его в варенье и с наслажденьем принялся есть, откусывая большие куски. Варенье размазалось по моим щекам и подбородку.

В этот момент я был почти счастлив. Температура спала, Ружена была со мной дома и пекла мне самые вкусные на свете блины. Единственное, что огорчало меня – это то, что мама от меня далеко.

Задумавшись об этом, я глубоко вздохнул и продолжил жевать блин. Я смотрел в кухонное окно, на хмурый, лишенный солнечных лучей, двор, укрытый белым пушистым снегом. Смотрел, как на ветвях невысоких деревьев жмутся красногрудые снегири и будто обласканные солнцем желтые синички. На дворе было пусто. Детские качели и скамейки вдоль дорожек засыпало снегом, ветер лениво перебрасывал на них снежинки, но, видимо, даже у него сегодня не было сил сбросить снежный покров без остатка. Ружена шлепнула в тарелку новый блин. Мой вздох не укрылся от нее.

– Я по маме скучаю, тетя, – не дожидаясь ее вопросов, признался я.

Ружена выключила плиту, налила себе чай и села рядом со мной. Она на мгновение о чем-то задумалась, потом улыбнулась.

– Завтракай, хороший мой, потом позвоним маме.

– Нет, не хочу звонить маме, – я опустил голову. – Она расстроится, что я болею.

– Антошка, мама уже знает, что ты болеешь. Я ей позвонила ночью, – Ружена погладила меня по голове.

– Мама сильно расстроилась? – с тревогой спросил я. Я был ребенком, но я очень не любил, чтобы мама расстраивалась.

– Расстроилась, но я ей сказала, что ветрянка не такая уж и страшная! Так что можешь смело звонить маме! Она ждет твоего звонка.

– Нет, – все равно отказывался я. – Если я позвоню маме, тогда расстроюсь я.

– Почему, хороший мой? – Ружена ласково взглянула на меня.

– Потому что я очень скучаю по маме…, – прошептал я. Глаза защипало от набегающих слез. Я часто-часто заморгал, чтобы слезы убежали обратно, но одна маленькая слезинка покатилась по моей измазанной вареньем щеке.

Тетя пододвинулась ближе и обняла меня. Я уткнулся чумазым лицом в ее фартук.

Мне снова стало очень грустно. Я вспомнил, как ночью мне привиделась мама.

– Ружена, – начал я. – Ты помнишь, ко мне мама ночью приходила?

Вместо ответа тетя погладила меня по голове.

– Я знаю, мне это приснилось, – продолжал я. – Но мне так хочется, чтобы она приехала! Я проснулся сегодня, а у меня в голове, что мама скоро приедет!

При этих словах Ружена хитро посмотрела на меня, но ничего не сказала. Она явно что-то недоговаривала, но в силу своего детского возраста я этого не понимал.

Понимая, что грустить по маме я могу вечно, а блины быстро остывают, я вновь принялся сворачивать теплый блин и макать его в сладкое варенье. Ружена пила чай и смотрела на меня, улыбаясь.

Поправившись с завтраком, я облизал с губ оставшиеся липкие капельки малинового варенья.

– Тетя, включишь мне мультики? – спросил я, обнимая ее за шею.

– Конечно, включу, солнышко мое! – Ружена чмокнула меня в макушку. – Только сначала умойся.

– Хорошо! – я проворно соскочил со стула и побежал в ванную. – Спасибо за блины, тетя!

– На здоровье! Зубы не забудь почистить! – крикнула мне вслед Ружена.

– Тетя! – я круто развернулся в коридоре и снова прибежал на кухню. – Ружена, а ты со мной весь день дома будешь?

– Буду, весь день с тобой сегодня буду, – засмеялась она. – Сегодня же суббота!

– Ура! – воскликнул я. – А зеленкой меня еще намажешь?

– А как же! – тетя подмигнула мне. – Много раз тебя еще мазать придется!

– Ружена, а давай маме мою фотографию отправим! Пусть она тоже посмотрит, какой я лягушонок теперь!

– И зеленкой намажемся, и фотографию маме отправим, все сделаем, хороший мой!

От радости я запрыгал в ванную на одной ноге, распевая веселую песенку.

* * *

День я продержался вполне сносно, однако ближе к вечеру температура медленно поползла вверх. Меня больше не привлекали игрушки. Я сидел на кровати, закутавшись в мягкий шерстяной плед, и без особого интереса смотрел в монитор компьютера, на котором жили, радовались яркие персонажи мультфильма.

Ружена покачала головой, глядя на ртутную полоску в градуснике, и снова принесла мне жаропонижающий сироп. Я вяло проглотил пахнущую клубникой суспензию и натянул плед на голову. Глаза болели, мне хотелось спать, но, сам не зная почему, я пытался бороться со сном.

Тетя вошла в мою комнату и поставила на тумбочку чашку горячего чая с малиновым вареньем.

– Антошка, пей чай, – она присела ко мне на кровать.

– Мне не хочется, Ружена, – тихо ответил я, даже не взглянув на кружку.

Тетя погладила меня по голове.

– Пей, солнышко, тебе станет лучше.

– Ружена, а мама приедет? – тихо спросил я, разглядывая свои пальцы. – Попроси маму, чтобы она приехала.

Тетя обняла меня.

– Мама приедет, обязательно приедет, хороший мой, – приговаривала она.

– Мне так надоело болеть, – вздохнул я и потянулся к чашке с чаем. Сделав несколько глотков, я поставил кружку обратно на тумбочку и повернулся к окну. Мое сердечко тяжело билось, кровь стучала в моих висках, и в этом мне слышался стук колес поезда по рельсам. Меня покачивало, словно я сам в этот момент ехал в вагоне.

– Ружена, мне кажется, что мама едет, она в поезде, – рассеянно глядя на тетю, прошептал я. – Я слышу, как едет поезд, слышу, как стучат колеса.

Она взглянула на часы, висевшие на стене напротив моей кровати, беззвучно пошевелила губами, словно что-то считала. Секундная стрелка суетливо совершала свой привычный круг, приближая маленькую стрелку к пяти часам вечера.

– Тебе нужно поспать, Антошка, сон – лучшее лекарство, – Ружена поправила подушку, помогла мне лечь, подоткнула плед со всех сторон.

– Тетя, а если я посплю, мама приедет? – сонно хлопая глазами, спросил я.

– Приедет, солнышко мое, приедет, – она гладила меня теплой ладонью по голове.

Я засыпал под ласковые слова Ружены и думал, что она специально так говорит, чтобы я уснул. Я понимал, что мама не приедет так быстро, что она вообще не приедет, но мне было приятно думать, что когда я проснусь, то любимая моя мамочка будет сидеть возле меня и так же нежно, как сейчас бабушка, будет гладить меня по голове.

Голова моя горела, мысли плавились внутри, и я сам не заметил, как провалился в глубокий сон. Под моими закрытыми веками, словно на темно-алом полотне, завертелись, перескакивая с одного места на другое, разноцветные огоньки. Они подмигивали мне своими яркими вспышками, играли со мной в прятки, то исчезая, то вновь появляясь. Закружились, как в калейдоскопе, причудливые узоры, приобретающие загадочные формы. Экзотические цветы протягивали ко мне свои трепетные лепестки, извивались на тонких стеблях. Я видел себя, маленького, в джинсовых летних шортиках, в желтой футболке, с клетчатой кепкой на голове. Я бежал по узкой дорожке, выложенной мелкими сверкающими камешками, из-под моих сандалий разлетались и гасли на лету искорки. Я кружился среди мелькающих огоньков, смеялся, хлопая ладошками тянущиеся ко мне листья огромных, в мой рост, цветов, снова бежал, чувствуя, как теплый ветерок с ароматом маминых духов летит рядом со мной.

– Антошка! – раздалось у меня в ушах. – Антошка, иди ко мне!

Я резко остановился и оглянулся назад. Чуть вдалеке от меня прямо в воздухе качался большой шар яркого белого света.

– Кто меня зовет? – спросил я.

– Я зову тебя, – шар чуть наклонился вправо. – Подойди ко мне!

Я несмело сделал пару шагов к шару и снова остановился.

– Кто ты?

Шар перевернулся вокруг себя.

– Я – то, что ты хочешь больше всего на свете.

– Как это? – удивился я.

Шар, покачиваясь, парил на одном месте.

– Подойди ближе, Антошка, тогда увидишь.

Мне стало любопытно. Я внимательно оглядел шар. Он был похож на летнее солнце, его яркая белизна лучами разливалась вокруг него. Однако я мог смотреть на него, как никто не может смотреть на солнце. Я сделал шаг по направлению к шару, затем другой, и уже совсем без опаски пошел ему навстречу.

Я приблизился к шару и ощутил, как от него исходит тепло.

– Ты солнце? – спросил я.

Шар заколебался, словно смеялся.

– Нет, я не солнце, – он качнул своими круглыми боками. – Я твое самое большое желание!

Я недоверчиво осмотрел его.

– Ты новогодняя игрушка?

Шар заколебался интенсивнее. Его явно смешили мои предположения.

– Разве твое самое большое желание – это новогодняя игрушка или солнце? – спросил он.

Я задумался, выпятив нижнюю губу.

– Нет, не это мое самое большое желание, – вздохнул я. – Больше всего на свете я хочу, чтобы…

– Подожди! – шар загорелся еще ярче. – Я знаю, чего ты хочешь больше всего на свете!

Я не успел задать шару вопрос, как он начал сдуваться, приобретая другую форму. Открыв рот, я наблюдал, как шар вытягивается, становясь длиннее и тоньше. Ярко-белый цвет стал тускнеть, разбавляться другими цветами. Через минуту передо мной вдруг всплыла хрупкая фигура мамы. Она стояла на месте, где только что был волшебный шар, и улыбалась. Подол легкого шифонового платья нежно голубого цвета развевался вокруг маминых коленей. Мама встряхивала черными длинными волосами, смешливо щурилась, глядя на меня, и протягивала ко мне тонкие белые руки.

– Антошка! – мамин голос серебряным колокольчиком зазвучал в моей голове.

– Мамочка! – позвал я во сне. – Мамочка! Это ты!

Мама нежно улыбнулась.

Я хотел броситься в мамины объятия, но словно застыл на месте.

– Мамочка! Милая! – крикнул я. – Ты приехала!

Мама закивала головой.

– Мамочка! Почему я не могу пойти к тебе? – я пытался сделать хоть один шаг, но ноги меня не слушались. – Мама! Подойди ко мне!

Мама улыбнулась мне и начала исчезать.

– Мамочка! Не уходи, мамочка! – я рвался с места, но натыкался на невидимую преграду.

– Твое самое большое желание исполнилось! – пронеслось у меня в голове.

– Как же оно исполнилось? – чуть не плача спросил я невидимый шар, – если мама снова ушла?

Ответа не последовало.

– Антошка! – услышал я далекий мамин голос. – Антошка!

– Мамочка? Ты здесь? – я крутил головой по сторонам, но не видел маму.

– Антошка, я здесь, – тихо звала меня мама. Я почувствовал, как кто-то нежно дотронулся до моего плеча. – Антошка!

Я приподнял тяжелые веки. В комнате было темно, лишь свет уличного фонаря слабо проникал через плотные задернутые шторы. Сквозь ресницы я увидел перед собой образ, едва подсвеченный этим светом.

– Антошка, – теплая ладонь легла мне на лоб. Я ощутил в воздухе аромат маминых духов. – Ты звал меня во сне.

– Мама? – сонно спросил я, не понимая, сплю я еще или проснулся. – Мама, это ты?

– Я, хороший мой, – ладонь гладила меня по голове.

– Ты всегда так говоришь, – пробормотал я. – А потом исчезаешь. Ты снова не настоящая?

Мягкие губы коснулись моей щеки.

– Я настоящая, Антошка, я самая настоящая!

Я поймал гладившую меня ладонь своей ручкой. Тонкие пальцы, темно-синий однотонный маникюр, изящное золотое кольцо с винным топазом на безымянном пальце.

– Я правда не сплю? – я боялся проснуться и понять, что мне снова все привиделось. Пальцы крепко сжали мою ладошку.

– Мамочка! – подскочил я, сбрасывая с себя остатки сна и сомнений. – Мамочка! Ты все-таки приехала! Ты приехала!

– Приехала, родной мой! – мама подхватила меня, посадила на колени, прижала к себе. – Лягушонок ты мой! Как ты себя чувствуешь?

Я уткнулся носиком в мамино плечо.

– Мамочка, как хорошо, что ты приехала! Мне без тебя так плохо было!

Мама еще крепче обняла меня.

– Я сразу билет на поезд взяла, как только Ружена мне позвонила.

– Мама, – я поднял на маму сонные еще глаза. – А я чувствовал, что ты приедешь! Мне сейчас такой сон приснился!

Она поцеловала меня в макушку.

– Какой же?

– Я видел шар, большой, белый, яркий! Он так сиял! Шар разговаривал со мной!

– Разговаривал? – мама улыбнулась.

– Да, разговаривал! Он спросил мое самое заветное желание! Я ответил, что очень-очень хочу, чтобы ты приехала! Мамочка, ведь шар и правда исполнил мое желание!

– Исполнил, хороший мой, исполнил, – приговаривала мама, поглаживая меня по голове и спине.

– Это был волшебный шар! – радостно бормотал я. – Он принес мне тебя, мамочка! Я так счастлив!

– Мама, – я высвободился из маминых нежных рук и посмотрел на нее со всей серьезностью, с которой только мог. В почти темноте я мог едва различить ее силуэт, но мне казалось, что я действительно вижу ее глаза. И был уверен, что она тоже смотрит прямо мне в глаза.

– Мама, – повторил я. – Не уезжай от меня. Пожалуйста, не оставляй меня.

Мама вновь обняла меня, крепко-крепко. Я прижимался к ней и верил, что мама услышала и поняла меня. Верил, что мама больше не уедет от меня.

– Скоро Новый год, Антошка, – тихо проговорила мама.

– Я загадаю, чтобы ты никогда больше от меня не уезжала, – прошептал я.

Мама не ответила. Она просто молча обнимала меня, тихонько покачивая на своих коленях. Мне стало уютно, спокойно. Я почувствовал, что засыпаю.

– Мама, расскажи мне сказку, – едва слышно выговорил я и провалился в светлый, волшебный сон, в котором на этот раз не было волнений и страхов.