Книга: Комплекс Кассандры - Тьере Рауш

Смерть и вариации на тему, включающие страх, неотвратимость, потерю или ожидание потери, — лейтмотив сборника. Иногда, как в рассказе «Кровь в молоке», смерть — объект старого доброго черного юмора. По сюжету начинающая ведьма случайно оживляет мертвеца, который опровергает все известные стереотипы о зомби, оставаясь — повторюсь! — человечным. В других же случаях, например, в рассказе «Птичий бог», смерть поворачивается своей печальной, меланхоличной стороной: в мире, где по капле крови научились определять вторую половинку, герой узнает, что его единственно возможная любовь давно умерла, и пытается справиться с утратой человека, которого на самом деле никогда не знал. С появлением божества, исполняющего желания, ждешь, что автор разочарует тебя очередным воскресшим зомби, но рассказ снова поднимается над фантастическим уровнем на общечеловеческий.

Образ сердца, бьющегося в кромешной тьме, из рассказа «Овечьи дети» — метафора того зла, которое есть в каждом — и в магическом существе, и в обыкновенном человеке, — и только после смерти, на столе в операционной под ярким светом, все становятся равны. Но вот как справиться с тьмой, пока мы живы, на мой взгляд, дает ответ закрывающий сборник рассказ «Кинжал». В нем реальность и фантастика, воплощенные в ребенке и морском существе, не просто соседствуют, но и пытаются ужиться. Если выудить из городской сказки общечеловеческий смысл, то соседу-антагонисту совсем необязательно иметь рыбий хвост — достаточно быть просто другим, непохожим на тебя. Но и с ним можно мирно сосуществовать в одном пространстве.

В хорошей короткой прозе автор почти всегда оставляет множество лакун, которые читатель должен заполнить самостоятельно. «Комплекс Кассандры» — рассыпанные пазлы из сотни элементов, которые предстоит собрать в цельную картину. Возможно, какие-то кусочки затеряются по пути, останутся непонятыми, и в конечном изображении будут зиять дыры. Однако они не помешают читателю достроить в воображении единый нарратив с отчетливым гуманистическим посылом и уж точно не смогут разрушить очарование нуарной атмосферы.

Фантастические персонажи, которые кочуют из одного рассказа в другой, оказываясь то антагонистами, то главными героями, которым невольно сопереживаешь, тоже максимально приближены к реальности. Не знаю, насколько уместно будет употребить к ним понятие «человечность», но это именно то, что их определяет и к чему их тянет. Перед лицом смерти — а духи здесь так же смертны, как и «американские боги» — они по-человечески сожалеют о рассветах, прикосновениях, вечерах в лапшичной и сытном бульоне, в котором плавает половинка вареного яйца. К слову, рассказы насыщены подробным описанием еды, и такие вкрапления узнаваемой повседневности хорошо заземляют истории, делают их почти интимными.

Смерть и вариации на тему, включающие страх, неотвратимость, потерю или ожидание потери, — лейтмотив сборника. Иногда, как в рассказе «Кровь в молоке», смерть — объект старого доброго черного юмора. По сюжету начинающая ведьма случайно оживляет мертвеца, который опровергает все известные стереотипы о зомби, оставаясь — повторюсь! — человечным. В других же случаях, например, в рассказе «Птичий бог», смерть поворачивается своей печальной, меланхоличной стороной: в мире, где по капле крови научились определять вторую половинку, герой узнает, что его единственно возможная любовь давно умерла, и пытается справиться с утратой человека, которого на самом деле никогда не знал. С появлением божества, исполняющего желания, ждешь, что автор разочарует тебя очередным воскресшим зомби, но рассказ снова поднимается над фантастическим уровнем на общечеловеческий.

Образ сердца, бьющегося в кромешной тьме, из рассказа «Овечьи дети» — метафора того зла, которое есть в каждом — и в магическом существе, и в обыкновенном человеке, — и только после смерти, на столе в операционной под ярким светом, все становятся равны. Но вот как справиться с тьмой, пока мы живы, на мой взгляд, дает ответ закрывающий сборник рассказ «Кинжал». В нем реальность и фантастика, воплощенные в ребенке и морском существе, не просто соседствуют, но и пытаются ужиться. Если выудить из городской сказки общечеловеческий смысл, то соседу-антагонисту совсем необязательно иметь рыбий хвост — достаточно быть просто другим, непохожим на тебя. Но и с ним можно мирно сосуществовать в одном пространстве.

В хорошей короткой прозе автор почти всегда оставляет множество лакун, которые читатель должен заполнить самостоятельно. «Комплекс Кассандры» — рассыпанные пазлы из сотни элементов, которые предстоит собрать в цельную картину. Возможно, какие-то кусочки затеряются по пути, останутся непонятыми, и в конечном изображении будут зиять дыры. Однако они не помешают читателю достроить в воображении единый нарратив с отчетливым гуманистическим посылом и уж точно не смогут разрушить очарование нуарной атмосферы.