Текст книги "Черный рыцарь"

Он взял ее за подбородок двумя пальцами. Ровене поневоле пришлось встретиться глазами с его упорным взглядом. Она все еще ощущала печать его пальцев на подбородке, когда он поднялся и отошел от нее. Он стоял спиной к ней.

– Марли рассказала тебе, – произнес он безразличным тоном.

Ровена села.

– Как вы узнали?

– Я уже видел этот страх в глазах женщин. Сомнение. Болезненное любопытство.

Ровена склонила голову, надеясь, что он так и не поймет ее чувств.

– Вас судили?

Гарет повернулся к ней.

– Что толку судить меня? Я сам был судьей и присяжным после смерти моего отца. Они предпочли обвинять меня шепотом и косыми взглядами. Я никогда не стал бы рыцарем, если бы отец Блэйна не воспитал меня.

– И если бы король не возвел вас в рыцари, – пробормотала Ровена. Она подняла голову. – Ваши люди, кажется, преданы вам.

Он серьезно кивнул:

– Да. Я – их лорд. Я владею землями. С их примитивным чувством справедливости они первыми начали шептать, что леди замка заслужила свою участь. Но сельский священник все еще отказывается возносить молитвы в Карлеоне.

– Вы могли бы заставить его, не правда ли?

– Зачем? Убийца или нет, я – нарушитель супружеской верности. Любой из знати, пирующей сейчас в моем замке, рад провозгласить меня и тем и другим.

– Как вы заставляете их молчать, милорд?

Он подошел и опустился рядом с нею на колено. Тронул спутанную прядь ее волос. Голос его был жестким.

– Я вызываю мужчин. Я сплю с женщинами.

Ровена опустила глаза. Неожиданный приступ гнева вызвал к жизни дерзкую в ее устах фразу.

– Неблагородно нападать на спящего противника.

– Я и не знал, что ты – противник.

– Да, конечно. Я ведь ваша собственность, подобно мечу или коню.

Он обернул ее локон вокруг своего пальца.

– Это правда.

– Но доставляющая намного больше хлопот, чем меч или лошадь. Уводящая вас от вашего пира, заставляя участвовать в игре в догонялки.

Его рука скользнула под ее волосы, обнимая шею.

– Владение мечом надо постигнуть. Лошадь надо объездить.

Прежде чем Ровена успела отклониться, его губы прильнули к ее рту, и она ощутила соблазнительное прикосновение его языка. Он откинулся назад и поглядел ей в лицо. Его обычная надменность сменилась каким-то иным выражением.

– Вы намерены объездить меня, милорд? – тихо спросила Ровена.

Гарет не увидел следов обвинения в ее глазах. Он встал и негромко свистнул. Фолио спустился трусцой с холма и ткнулся носом в щеку Гарета. Гарет запустил пальцы в челку лошади и мягко потянул за нее. Фолио наклонил голову и опустился на одно колено в красивом поклоне. Ровена восторженно захлопала в ладоши.

Гарет сверкнул зубами сквозь темную бороду, встретив взгляд Ровены.

– Прежде чем я смог объездить Фолио, мне пришлось научить его доверять мне.

Ровена с преувеличенным вниманием занялась пятном зелени на своей рубашке, чтобы скрыть, какое действие произвела на нее эта улыбка Гарета. Гарет собрал свои вещи и вложил меч в ножны. Он вскочил в седло. Ровена стояла, не зная, может, он оставит ее одну в огромном лесу в наказание за побег.

Фолио гордо пошел вперед, подчиняясь руке Гарета.

– Гарет?

Она посмотрела на него, не осознавая, что впервые назвала его по имени, не сопроводив его титулом «милорд» или «сэр». Для Гарета это прозвучало как музыка.

Его колени сжались, Фолио вздернул голову.

– Что – спросил Гарет резко, стараясь скрыть свое чувство.

– Бог не сражается на стороне виновного. Если вы победили каждого, кто посягал на вашу честь, разве это не доказывает вашу невиновность.

Гарет пристально глядел на нее. Тишина разлилась между ними глубоким водоемом.

Он протянул к ней руку. Ровена ухватилась за нее и мигом оказалась на спине Фолио, сидя боком позади Гарета.

Близость его теплого тела придала опасную остроту его тихим словам.

– Не спеши так скоро оправдывать меня, Ровена. Я убивал мужчин, которые не совершили ничего предосудительного, кроме того, что обвиняли меня в убийстве.

– И спали с их вдовами?

Гарет не ответил. Он пустил лошадь вверх по неровному склону холма, не выдав своих чувств и даже не вздрогнув, когда руки Ровены обхватили его за пояс.

Блэйн сидел во дворе замка, прислонившись спиной к стене, когда Фолио вошел в ворота, неся на спине седоков. Веселье в замке давно стихло, сменившись раздававшимся кое-где храпом. Блэйн опустил влажную ткань, которую прижимал к своей рассеченной губе, и искоса поглядывал глазом, который еще не полностью распух. Ровена сидела на лошади, прижавшись щекой к спине Гарета. Ее глаза были закрыты. Она пробормотала что-то во сне, когда Гарет соскользнул с лошади, держа одну руку позади себя, чтобы не дать Ровене упасть. Затем он подхватил ее и поставил на ноги.

Она открыла глаза. Чистота чувств, отражавшаяся в голубых глубинах этих глаз, вызвала в Блэйне прилив страсти. Он с трудом встал на ноги, забыв боль в разбитом колене. Глаза Ровены закрылись вновь, и она покачнулась в объятиях Гарета. Блэйн направился было к ним, но, увидев тайный взгляд, которым Гарет украдкой обвел двор, остался в тени. Ровена не ощутила прикосновения губ Гарета к ее виску. Блэйн опустился в бессилии у стены, когда Гарет подхватил Ровену на руки и понес ее в замок.

Блэйн со стоном поднял глаза к небу. В башне, с другой стороны двора, в одном из верхних окон мерцал желтый свет огня в камине. Его сузившиеся глаза не отрывались от незакрытого окна, в котором на фоне Дрожащего света вырисовывалась темная лохматая голова. Ставня с треском захлопнулась, и Блэйн, запрокинув голову, стал громко смеяться, пока кровь из раненой губы не закапала на подбородок.

8

С тяжелого зимнего неба полетели, крутясь, первые хлопья снега. Они вращались на ледяном ветру и мягко оседали на землю. Двери замка Карлеон были открыты настежь. Рыцари и леди, закутанные в шерстяные и горностаевые одежды, высыпали во двор, подставляя лица падающим снежинкам. Их смех звонко разносился в бодрящем морозном воздухе. Хрупкие снежинки покалывали разгоряченные щеки.

Снег покрыл белым ковром побуревшую замерзшую траву, и мужчины, подкрадываясь сзади один к другому, запихивали пригоршни снега друг другу за шиворот. Кто-то заметил оставленные на турнирном поле копья, и вскоре разгорелись шутливые поединки. Мужчины сражались, оскользаясь на траве, скрытой под тонким слоем снега.

Ровена вышла вслед за другими. Она прижалась к стене, поражаясь сумасшествию дворян, радующихся снегу. Снег никогда не приносил ей радости. Он нес с собой зиму. А зима всегда означала заточение в темном замке с дверями, заваленными сугробами. Они не могли открыть их с декабря по март. Приход снега означал для них одно тряпичное покрывало, укрывающее всех девятерых, и никакой пищи, кроме сырой репы и легенд Ирвина в зимние короткие дни и нескончаемые ночи. Снег сулил им ежедневный суп, в котором было много воды и мало ячменных зерен.

Как и предполагал Гарет, Блэйн осел со всей своей свитой в Карлеоне на зиму, намереваясь уничтожить запасы на несколько лет. Данла распоряжалась людьми, пришедшими по приказу Гарета из деревни, оглушая их своим криком. Блэйн бродил по замку подобно сытому коту, вечно готовый к новым развлечениям.

Странствующие актеры, соблазняемые слухами об обилии золотых монет у сэра Блэйна, стекались к замку. За комедиантами следовали кукольники, за акробатами – канатоходцы, за трубадурами – шпагоглотатели.

Вот теперь снег принес новые развлечения, наполнив двор замка радостной толпой. Ровена обхватила себя руками, сдерживая дрожь. На ней была всего лишь бесформенная накидка из белой шерсти. С той ночи после пира у Блэйна она оценила преимущества простой одежды. У нее не было желания возбуждать сплетни, разносимые вкрадчивым шепотом дам, для таинственности прикрывающих рот расшитым рукавом. Все знали, что она делит с Гаретом его спальню. Никто не знал, была ли она его любовницей или просто избранной служанкой, поддерживающей огонь в камине. При всех Гарет проявлял к ней лишь холодную вежливость. Как, впрочем, и наедине.

Она беспокоила своего хозяина лишь тогда, когда к ней приближался сэр Блэйн. Тогда Гарет внезапно появлялся, как будто выскакивая из ближайшей стены, чтобы осведомиться, каковы ее успехи в письменности или спросить, понравился ли ей завтрак нынче. Это смущало ее и приводило в ярость Блэйна, чья любезность с нею лишь многократно возрастала, когда он злился. В таких случаях она, запинаясь, что-то отвечала Гарету с изяществом деревенской дурочки, спотыкающейся о собственные ноги, и спешила оставить их обоих.

Снег все продолжал сыпаться густой белой завесой, оседая изморозью на бородах мужчин и окутывая башни замка жемчужным покрывалом. На другой стороне двора снег вздымался в воздух серебристыми вихрями. Это Марли боролась с круглолицым оруженосцем. Его стенания о пощаде вызвали улыбку Ровены. Снег садился на ее ресницы и, тая, стекал по щекам, как слезы. Она несколько минут наблюдала за Гаретом, огорчаясь все больше.

Леди Алиса опустилась на колено у его ног. Она набрала снега руками в атласных перчатках, при этом ее отороченная мехом мантилья лежала вокруг нее изящными складками. Она подняла лицо к Гарету, и ее тонкие черты осветились радостной улыбкой. Он подал ей руку, и она, вскочив на ноги, дунула ему в лицо собранным снегом. И тут же, подхватив свои юбки, спряталась за какой-то визжащей дамой. Гарет с рычанием бросился за нею. Через пространство двора его глаза поймали взгляд Ровены.

Он выпрямился и поднял в приветствии руку в черной перчатке. Ровене удалось выдавить улыбку. Вздохнув, Ровена проскользнула обратно в замок, держась в тени главной башни. Она доплелась до кухни, плюхнулась на скамью и застыла, бессмысленно уставясь в угол.

– Замерзла, да Ро – завопила Данла ей в ухо.

Ровена даже не подскочила. Данла шлепнула на стол чашку с вареной чечевицей. Ровена поглядела в пузырящуюся глубину и оттолкнула чашку. Она видела, как увяла улыбка Гарета при виде ее. Зачем он держит ее здесь, если так ее ненавидит? Ровена сложила руки на столе и положила на них голову. Она не заметила, как в дверях задержался Гарет и как Данла погрозила ему ложкой. Когда она подняла голову, в дверях уже никого не было, а Данла громко распевала песенку о печальной участи похотливого рыцаря.

Ровена спасалась от холода на нижней ступеньке лестницы в зале, завернувшись в пахнувшую плесенью шкуру. Порывы ледяного ветра гремели закрытыми ставнями окон. Ставни более или менее успешно сопротивлялись сокрушительной осаде ветра, и он завывал, яростно протестуя, вокруг башен замка. Этот зловещий вой перешел наконец в рев, и Ровена осенила себя крестом. Даже богатство Гарета не могло противостоять атаке английской зимы.

Неделю назад небо как прорвало. Снег сыпался и сыпался. Ровена присоединилась к собравшимся на парапете, чтобы полюбоваться красотой падающих снежных хлопьев. За какие-то минуты все башни были присыпаны белым, как будто замок был слеплен из снега гигантским ребенком с несомненным талантом художника. Хлещущий ветер очень скоро загнал всех обратно. Мужчины сопровождали женщин, спускающихся по винтовой лестнице, с вымученной веселостью, но под их улыбками Ровена замечала напряженность. Слышалось слово «буран», передаваемое из уст в уста как некое страшное заклинание.

На рассвете этого, седьмого, дня Ровена не могла видеть ничего дальше вытянутой руки из любого окна в замке. Мир сжался, превратившись в одну вихрящуюся белизну, а невидимое небо все швыряло снег в безжалостные руки ветра. Снег накапливался огромными сугробами вокруг валов укреплений, подступал снаружи к стенам. Гости Гарета собрались в большом зале, хотя их никто и не созывал сюда. Все сидели в подавленном настроении, не обращая внимания на резкие жесты и слишком громкие голоса Гарета и Блэйна у очага.

Наконец Блэйн поднял палец, приглашая всех прислушаться. Он улыбался зловеще и сладко до отвращения,

– Наш хозяин истощил свои разум, ища способ развеять скуку, и изобрел наконец развлечение для этого мрачного дня. Каждый мужчина в замке приглашается на охоту, чтобы добыть мяса для сегодняшнего пира.

Мужчины приветствовали предложение со сдержанной веселостью. Леди Алиса прижала платок к дрожащим губам. Лицо Гарета оставалось мрачным.

В зал принесли охапки шерстяных наголенников и меховых жилетов, свалив кучей на коврах. Мужчины, как дети, переминались в нетерпении с ноги на ногу, пока женщины укутывали их в плащи и заматывали шарфами капюшоны, делая из них непроницаемые для снега колпаки. Дамы обменивались шутками и шпильками друг с другом, стараясь отогнать страх за своих мужчин. Тут и там слышался громкий смех женщин запечатлевающих поцелуй на счастье на вспотевшем лбу охотника. Замужние матроны давали своим мужьям прощальный шлепок пониже спины, когда те поворачивались, готовые к выходу. Веснушчатая девушка не старше Ровены всовывала в руку рыцаря свой платок.

– А у вас нет напутствия для меня, прекрасная Ровена? – прошептал Блэйн. Он подкрался к ней сзади тихо, как кот. Его меховая шапка была весело сдвинута набок.

– Какого напутствия вам хотелось бы?

Блэйн положил руку на сердце и сощурился в своей неотразимой манере.

– Залога вечной любви от леди, которую я обожаю.

Ровена взглянула на свой наряд. На ней не было пояса. Не нашлось даже платка, который она могла бы подарить на счастье.

– Боюсь, что у меня ничего нет.

– Умоляю вас. Может быть, поцелуй в память о ваших нежных губках. Не посылайте меня так просто в ледяную могилу.

Щеки Ровены зарумянились. Блэйн наклонился к ней.

– Отойди в сторону, Блэйн, или получишь напутствие ударом копья в лоб. – Прямо на них по лестнице спускался медведь, тяжело ступая и рыча приглушенным голосом.

Блэйн отступил, давая проход лохматому чудовищу, кто-то из женщин завизжал от страха, и взгляды их обратились к лестнице. Закутанная в косматые шкуры с головы до ног, Марли протопала в зал.

К ногам ее было привязано кожаными ремнями нечто вроде кухонных подносов.

Гарет пересек зал, направляясь к ней, и между ними произошел тихий, но явно очень горячий диалог. Он закончился тем, что Марли с досадой швырнула свое копье в зал. Один из пажей вовремя увернулся с бледным, как пепел, лицом. Копье вонзилось прямо в дубовую балку, к которой он только что прислонялся. Ровену передернуло от слов, которыми Марли громко и ясно выразила свое отношение к этой охоте. Она схватила бутыль с элем и, оглушительно топая, ушла из зала, продолжая сыпать еще долго слышимыми проклятиями.

Блэйн пожал плечами:

– Чего тут еще ожидать? Он позволяет ей вести себя как дикарка. Хорошая взбучка мигом исцелила бы ее.

Стоявший рядом оруженосец захихикал:

– Или хорошая…

Ровена кашлянула, собираясь вступиться за Марли. Оруженосец встретил ее холодный взгляд и отошел. Ровене и самой непонятно было ее стремление защищать Марли, хотя теперь Марли и Гарет были единственной семьей, к которой она принадлежала.

По сигналу Гарета двое мужчин рванули дверь, по счастью, открывавшуюся внутрь. На зал опустилась тишина, которой все они так упорно избегали.

Весь дверной проем был завален сугробом слежавшегося снега. Неистовый вой ветра за ним заглушил нервное биение сотни сердец. Мужчины стояли в неподвижности, как будто примерзли, пока крик Гарета не привел их в движение.

– Копья! Принесите все копья, которые можно найти!

Поднялся возбужденный говор. Наконец принесли копья. Женщины смотрели, как мужчины разваливали неожиданную преграду. Снег летел во все стороны пушистым облаком, и вот путь свободен. Все ликовали. Порывы ветра швыряли в зал заряды слепящего снега. Последние объятия – и, предводительствуемые Гаретом, мужчины взобрались на остатки снежного холма в дверном проеме и исчезли в белой пурге.

Ровена повернулась и побежала вверх по лестнице. Она мчалась по длинным коридорам и снова вверх по узкой винтовой лестнице, которая казалась ей нескончаемой. В холодном затхлом воздухе этих нежилых помещений ее частое прерывистое дыхание сразу превращалось в пар.

Она вбежала в северную башню и бросилась на колени перед узким низким окошком. Ее негнущиеся от холода пальцы ухватились за задвижку, но она не поддавалась, Ровена ударила кулаками по дереву, не ощущая боли. И с жалобным скрипом ставни раскрылись.

Ворвавшийся холодный воздух и головокружительная высота башни заставили Ровену отпрянуть. Ледяные иглы снега ослепляли ее, медленно тая и превращаясь в затуманивающие зрение слезы. Она вытерла глаза и, положив на ледяной каменный подоконник руки, наклонилась, пытаясь разглядеть что-нибудь в белом буране. Ее глаза щурились от ветра, а пальцы онемели от холода, но ей удалось все же различить размытые фигуры, спускающиеся с подъемного моста далеко внизу. Все ее внимание было сосредоточено на том, кто возглавлял охотников. Ветер хлестал с севера, скрыв из поля зрения всех на несколько мучительных секунд, но затем цепочка борющихся с пургой мужчин стала видна вновь. Ровена высунулась сильнее, следя за Гаретом жадным взором, пока ее волосы не смерзлись ледяными прядями. Но последняя темная фигура уже исчезала в лесу, едва угадывающемся за снежной пеленой.

Дрожа от холода, Ровена закрыла ставни. Они сразу дико застучали от порывов ветра. Ровена покинула башню, крепко закрыв дверь за собою. Она добралась до спальни, которую делила с Гаретом. Разведенный утром огонь догорел. Она подержала ладони над последним сиянием углей, чтобы ощутить хоть чуть-чуть тепла. Снег, осевший на ее волосах и платье, растаял, и вода капала на туфли. Она подобрала мех с пола, но он выпал из ее пальцев, когда ее задумчивый взгляд остановился на кровати, занимавшей большую часть спальни.

Ровена подняла одну из меховых шкур с постели Гарета и зарылась в нее лицом, закрыв глаза и ощущая приятный мускусный запах. Набросив тяжелую шкуру себе на плечи, она спустилась с лестницы, чтобы ожидать вместе с остальными женщинами возвращения мужчин.

По мере угасания дня и приближения сумерек болтовня женщин становилась все возбужденнее. Напряжение нарастало, и все чаще взгляды женщин обращались на входную двери. Смеющиеся служанки вымели снег, обвалившийся в зал, когда дверь открывали, но плотно закрыли створки, защищая зал от бьющего снаружи ветра. О битве со снежным зверем напоминала лишь темная лужица воды.

Проходили часы. Паузы становились все дольше, смех слышался все реже. Дамы склонили свои головы к рукоделию, стараясь не вздрагивать от любого доносившегося звука. Все ждали. Данла шаркала между ними, предлагая пирожки и медовый напиток, однако все это оставалось нетронутым.

В тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра, Мортимер достал свою лютню и тихонько перебирал струны. Он был единственным мужчиной, оставленным в замке, не считая горстки пажей нежного возраста. Мортимер наигрывал начало одной мелодии, затем другой, стараясь больше для себя, чем для развлечения дам. У Ровены закружилась голова, когда ей почудились звуки той самой баллады, которую, казалось, она никогда не услышит вновь. Слова сами всплыли в ее памяти под музыку Мортимера, однако его пальцы вскоре перешли к припеву другой песенки. Ровена прижалась лицом к меху, взятому с постели Гарета, ища убежища от острого отчаяния, наполнившего ее душу.

Когда она подняла голову, то встретила взгляд леди Алисы, с холодным любопытством направленный на нес. Ровена ответила ей столь же немигающим взглядом, и Алиса вновь склонила голову к вышивке, лежащей на ее коленях.

Марли металась по залу, как волк в клетке. Дамы поспешно подбирали ноги, когда она проходила мимо.

Полная женщина, стянутая, как колбаса, коричневым шерстяным платьем, улыбнулась притворно веселой улыбкой.

– Как разумно было со стороны сэра Гарета и сэра Блэйна организовать охоту. Мужчины просто ненавидят сидеть взаперти.

Марли развернулась на ходу. Своей обычной развязной походкой она подошла к говорившей и наклонилась к ней, опершись руками на ручки кресла.

Ее необыкновенно вкрадчивый голос был слышен во всех углах зала.

– Глупая сучка. Можешь поверить, что умереть в снегах – гораздо хуже, чем сидеть взаперти даже с такой дурой, как ты. Твое толстое брюхо очень скоро потребует мяса. Мой брат взял ваших мужчин с собой для того, чтобы окрестные крестьяне не обнаружили замок, полный дворянских костей, когда настанет весенняя оттепель.

Бедная женщина уставилась на свои колени, губы ее дрожали. Иголка проткнула льняную ткань, на которой она вышивала, и впилась в подушечку ее пальца. Дама расплакалась. Марли отошла с презрительной ухмылкой.

Лютня Мортимера зазвучала неровно. Казалось, беспечная болтовня, разгоняющая страх, уже не возобновится. Марли прошествовала к лестнице, где куталась в меха Ровена, и села рядом с ней, похрустывая косточками пальцев, оцепеневших от холода. Ровена высвободила из-под себя край шкуры и набросила его, как полог, на плечи Марли. Они обе легко уместились под мехом.

Не говоря ни слова, Марли съежилась, прижавшись к теплому телу Ровены. Они долго сидели так, пока голова Ровены не склонилась на плечо Марли и Ровена забылась кратким тревожным сном.

Ровена очнулась, пробужденная тишиной, такой глубокой, что она показалась ей продолжением сна. Она открыла глаза и увидела насмешливый взгляд Марли. Безмолвие, разлитое кругом, не нарушалось ни шепотом, ни шорохом. Это была не просто тишина. Это было ужасное отсутствие звуков, как будто стихло даже биение сердец. Марли отбросила шкуру, и они взглянули наверх. Тени под стропилами не давали никакого ответа.

– Ветер, – раздался чей-то сдавленный шепот. – Ветер прекратился.

– Разве? – Голос, который произнес это, принадлежал той веснушчатой девушке, которая всунула свой платок в руку молодого рыцаря. – Он и правда прекратился или мы просто не слышим его? – В ее голосе слышались истерические нотки. – Может быть, мы уже засыпаны заживо и не можем ничего слышать. Может быть, мужчины стоят снаружи и умоляют нас впустить их, а мы не слышим. Может быть, они погибают прямо сейчас, когда мы сидим и шьем здесь. Может…

– Замолчи! – Марли мгновенно оказалась рядом с ней. В тишине раздался звук пощечины. Девушка опустилась прямо в объятия какой-то почтенной матроны.

Женщина в упор глядела на Марли.

– Я говорила моему мужу, что нам не следует приезжать сюда. Вся Англия знает, что твой брат сумасшедший. Распустил всех своих рыцарей. Живет как отшельник, которому прислуживают лишь уроды да крестьянские девки. Позволил тебе одичать, как зверю, вместо того чтобы запереть в монастырь, как и следовало бы. Карлеон проклят. Проклят темными делами его хозяина.

Шея Марли покрылась густой краской. Леди Алиса нервно сжимала кусок батиста тонкими пальцами, видя, как Ровена встала между Марли и вопящей матроной. Дамы, никогда не слышавшие от нее ни слова, напрягли слух.

– Вы не имеете права говорить так.

Злобный взгляд женщины обратился на Ровену.

– Кто ты такая, чтобы защищать его? Мы знаем, где он держит тебя по ночам. Прикованной к его кровати, принуждаемой удовлетворять его самые черные и неестественные желания. Ты должна бы всей душой желать его смерти. – Женщина погладила волосы рыдающей девушки, уткнувшейся ей в колени.

Ровена подавила возникшее на мгновение абсурдное желание расхохотаться, но жестокие слова и внезапное осознание ее собственных чувств не показались ей очень уж смешными.

Голос ее прозвучал слабо и тихо, как бы издалека.

– Вам придется извиниться перед сэром Гаретом, когда он вернется.

– Если он вернется, – прозвучал подавленный и полный горечи голос Марли.

В повисшей тишине послышался отдаленный звук, глубокий и низкий, как гул далекого океана. Нахмурившись, Ровена наклонила голову, напряженно прислушиваясь. Леди Алиса встала. Голоса. Мужские голоса, поднимающиеся в пении, грохочущие и вибрирующие. И за каждым вздымающимся припевом песни слышался удар, как будто гонг звучал где-то глубоко под водой.

Девушка с золотисто-каштановыми волосами выпрямилась.

– Святая Богоматерь, огради нас. Они мертвы. Мы слышим их ангелов.

Мортимер отбросил лютню.

– Если ангелы поют такую песню, то что же вытворяют черти в аду?

Потусторонний хор доносился все громче:

Постареть мне, друзья, невозможно:

Дженни вряд ли допустит того.

Пока бедра ее – словно ножны.

Что как раз для меча моего.

Губы Ровены изогнулись в улыбке. Массивная дверь затряслась. Видимо, изрядное бревно на манер осадного тарана разбило вновь накопившийся снег и ударило по прочному дереву.

– Наши прекрасные леди запрещают нам войти? – раздался голос, принадлежавший, несомненно, Блэйну.

Жилистые руки Мортимера напряглись от усилия, так он спешил, открывая дверь.

– А я-то здесь на что?! – Он распахнул дверь. Дамы чуть не сбили его с ног, бросившись вперед визжащей и плачущей от радости толпой. Мужчины ворвались им навстречу. Лед и снег окутали каждый волосок меха и каждую нить одежды, превратив их в заиндевевших великанов. Каждые двое несли на шесте подвешенного кабана с застывшей на кровью. Зал огласился радостными криками.

Ровена одиноко стояла среди опустевших кресел. Ее глаза затуманились слезами, когда Марли бросилась на шею снежного гиганта, стоявшего в дверях. Освободившись наконец от ее объятий, он опустил ее на пол, сбрасывая снег со своих темных волос. Его щеки пылали здоровым румянцем, зубы сверкали сквозь обмерзшую бороду улыбкой, в которой не было и намека на прежнюю горечь, когда он принимал объятия и приветствия как женщин, так и мужчин. Сверкая темными глазами, он подхватил под руку леди Алису.

Внутри Ровены все сжалось, она окончательно поняла, насколько сильно овладели ею чувства к Гарету, как буря налетевшие на нее. Надеясь, что ее никто не видит в этом радостном хаосе, она поднялась по лестнице наверх, волоча за собой меховую шкуру с постели Гарета.

Данла дважды стучала ей в дверь, затем приходила еще, позже. Каждый раз Ровена отвечала одно и то же:

– Уходи. Я больна.

Взрывы музыки и радостных криков доносились до ушей Ровены сквозь каменный пол. Она глубже зарывалась в свои меха, глядя в сгущающиеся сумерки. Снег прекратился, но ветер продолжал завывать.

Ровена и впрямь была больна. Презрение к самой себе было так остро, что ощущалось как физическая боль. Как могла она быть настолько глупа, чтобы попасть в плен пары мрачных темных глаз, развитых мускулов и грубоватой речи? Она ничем не лучше леди Алисы. Несколько раз она забывалась сном, но каждый раз пробуждалась от горячечного озноба со следами слез на щеках. Ей предстояло долго лелеять свою разбитую гордость. Гарет, несомненно, будет праздновать далеко за полночь, сначала в большом зале, а затем – в спальне леди Алисы.

Ровена даже не повернулась, когда дверь со скрипом отворилась.

– Прошу тебя, Данла, уходи, – сказала она сердито. – Я больна. Я не хочу есть.

– Неудивительно, что ты больна. Здесь даже нет огня.

Ровена перекатилась на другой бок и села. Ее волосы каскадами рассыпались по шкуре, которую она натянула до подбородка. Гарет стоял, прислонившись к закрытой двери.

Он протягивал ей что-то.

– Я принес тебе горячих пирожков. Яблочные. Твои любимые.

Ровена фыркнула.

– Я ничего не хочу.

Она снова легла, отвернувшись от него.

Наступила таинственная тишина, затем послышался стук поленьев, осторожно складываемых на решетку камина, затем – потрескивание огня, приносящее ощущение уюта, но не тепла в промерзшую комнату. Ровена ожидала стука закрывающейся двери, но его не последовало.

Она чуточку высунула нос. Гарет ходил перед камином, потирая замерзшие руки.

– Я никак не могу согреться.

Она смотрела с удивлением, как он снимает через голову свою тунику. Всплески смеха и голосов поднимались снизу вместе со звуками песни.

– Не подобает хозяину оставлять гостей на своем пиру.

Гарет пожал плечами.

– Мне надоели их тосты. Они так непостоянны. Накорми их жареным мясом, и они тут же забудут свои подозрительные взгляды и охотно будут поднимать кубки за тебя. Я пришел сюда, надеясь найти теплую постель. Но, боюсь, выбрал не то место.

Губы Ровены сжались, и она снова натянула мех себе на голову. Гарет подложил еще два коротких полешка в огонь, съел пирожок, из тех, что принес Ровене, и нырнул в кровать, натянув поверх себя все имеющиеся в его распоряжении шкуры.

Несмотря на рев огня в камине, холод в комнате не ослабевал. Ветер продолжал весело свистеть, радуясь темноте, снегу и собственной удали. Ставня тряслась от ветра, пропуская самые сильные порывы через узкие щели. Вскоре Ровена начала ощущать холод, исходящий от каменного пола под толстым слоем меховых шкур. Ее трясло. Она обхватила плечи руками, но это слабое тепло не приносило облегчения. Разве куча шкур могла сравниться с теплом девяти тел, свернувшихся под одним покрывалом? Здесь не было Маленького Фредди, к которому она могла прижаться.

Ровена перебралась к камину, таща за собой шкуры. Она пристроила их у основания очага и забралась под них, продолжая дрожать и в скудном тепле, исходившем от камина. Тени, пляшущие по стенам, создавали иллюзию тепла, еще более жестокую в своей обманчивости. Холод пронизывал ее до самых костей. Зубы ее начали стучать. Она поплотнее завернулась в шкуры и подобралась уже совсем вплотную к очагу, прижавшись щекой к теплым камням.

Ветер с треском распахнул ставни. Ровена вздрогнула, видя, как ледяной ветер, врываясь в спальню, несет с собой снег, накопившийся на подоконнике. Снег закружился по комнате сверкающим вихрем. Гарет вскочил и с проклятием закрыл окно. Повернувшись, он увидел Ровену, съежившуюся возле камина. Над темным мехом виднелись лишь ее глаза да густые золотистые волосы.

Он забрался обратно в постель.

– Как могу я заснуть, слыша этот дьявольский стук зубов? – проворчал он.

– Я смиренно умоляю о прощении, милорд, – выдавила Ровена сквозь сжатые зубы. – Вы можете отправить меня в комнату Марли, если я раздражаю вас, Я не привыкла спать одна в зимнюю стужу.

– Я-то привык. Но не с половиной оставшихся у меня мехов. Какая нелепость! Что пользы для нас обоих замерзнуть до смерти в полутора метрах друг от друга. – Он отбросил покрывала, недвусмысленно приглашая Ровену лечь рядом с ним.

Ровена широко раскрыла глаза. Кончик ее покрасневшего носа высунулся из меха, но она лишь плотнее завернулась в шкуры.

Гарет возвел к небу глаза в немом отчаянии.

– Ваши колебания льстят мне, но могу вас уверить, что любая часть моего тела, способная досадить Вам в настоящий момент безнадежно оледенела.

Ровена взглянула на него искоса, все еще сомневаясь. Гарет угрожающе выдохнул клубы пара. Она крепко зажмурила глаза и бросилась к кровати, прыгнув в нее с такой силой, что деревянная рама затряслась. Ровена быстренько свернулась калачиком на перине спиной к Гарету,