Текст книги "Обречённая"

16. Ава

– Привет, пап. Что случилось?

– Опять какая-то заварушка. Я собирался приехать и забрать тебя, но многие дороги перекрыты. Не смогу добраться.

– Что происходит? Ты в порядке?

– Что со мной будет? Понятия не имею, что происходит: по дорогам проехать нельзя, отрезаны целые районы, твой тоже.

Я глянула на Сэм. Она уже отключила телефон.

– Подожди, я узнаю, что происходит. Сэм?

– Звонил папин секретарь. Но он не знает, что конкретно произошло. По всему району люди собираются на улицах, мешают движению. Ты не сможешь выбраться – из предосторожности перекрыли многие выезды. Папа говорит, что тебе лучше остаться у нас, пока все не уляжется.

– Ты слышал? – спрашиваю я в трубку.

– Слышал.

– Кажется, я тут надолго.

– Обещай, что не поедешь одна домой. Если соберешься, предупреди меня.

– Обещаю, – говорю я и не собираюсь обманывать: вчерашние события потрясли меня. Не хочу дважды такое пережить.

Мы попрощались, и я взглянула на Сэм, пытаясь осознать: я что, правда тут остаюсь?

– Прости. Кажется, придется ждать, пока дороги откроют. Что происходит, как думаешь?

– Не знаю. Явно не то же, что вчера.

– Это точно твой папа подстроил, чтобы не выпускать репетитора из дома, пока ты не сдашь экзамены.

– Ха! С него станется. Но можешь спросить сама: он обещал приехать к ужину. Мамы не будет.

– Он сможет попасть домой?

– Очевидно, если очень захотеть, доберешься из Вестминстера сюда, но не более того. У него назначена встреча перед ужином, так что придется ехать домой.

– Ох, ладно, – мне стало неуютно. Ужин? В этом доме? С заместителем премьер-министра. И Сэм.

– Посмотрим, что там в новостях, – предлагает Сэм.

Мы возвращаемся в спальню. Сэм берет пульт и щелкает кнопкой – то, что я приняла за платяной шкаф, открывается, и появляется телевизор. Сэм устраивается на краешке кровати и указывает мне на стул.

– Готова? – Не дождавшись ответа, она наводит пульт и включает телевизор. Тут же запускается круглосуточный новостной канал.

– …срочное сообщение. В четыре часа состоится пресс-конференция с мэром Лондона и представителями полиции, с последующей прямой трансляцией обращения премьер-министра с Даунинг-стрит.

Я взглянула на часы на столе: 15:45.

А пока эфир заполняют сюжеты о вчерашних событиях: отключение электричества, ответные действия сил правопорядка. Полицейские рейды по домам в Лондоне, Бирмингеме, Манчестере, Глазго. Моментальные и решительные меры против А2. Но теперь добавились слухи о беспорядках в Лондоне в связи с рейдами, а также повсеместное перекрытие дорог.

Началась пресс-конференция: мэр кратко излагает события, о которых только что говорилось в новостях, особое внимание уделяя Лондону: места проведения рейдов, число арестов. Потом начались вопросы.

– Откуда полиции стало известно о планах А2?

– Мы не вправе разглашать секретные сведения, касающиеся безопасности. Этот успех доказывает, что жители Лондона могут доверять тем, кто их защищает.

– Как вы прокомментируете сообщения о применении полицией силы?

– К сожалению, безопасность города требует жестких мер. Мы не вправе рисковать и упустить террористов.

Но тут мэру что-то шепнули на ухо, и, не успел никто задать других вопросов, пресс-конференцию быстро свернули.

– Что-то они скрывают, – пробормотала Сэм. – Интересно что.

– Политики всегда что-то скрывают, – замечаю я, но тут понимаю, что это и отца ее касается. – Прости, я не…

– Все нормально. Вполне справедливо, – ответила она, но ей стало явно не по себе, как и мне, когда она говорила, что Пенни не одобрит моего отца.

– Иногда лучше скрыть.

– Необязательно.

На экране появляется дом 10 по Даунинг-стрит, и выходит премьер-министр Пауэлл. Она устало улыбается, костюм помят.

– Наш бесстрашный лидер, – произносит Сэм с явным сарказмом. – Хватит с меня. Ты не возражаешь?

Я качаю головой, и телевизор выключается. Премьер-министр исчезает, не сказав ни слова.

– Твой отец не любит Пауэлл? – спросила я. – Ведь он привел ее к власти.

– У меня и свое мнение есть, вообще-то.

– Прости, я не хотела…

– Расслабься. Я знаю. Просто больная тема – на людях приходится действовать единым фронтом. Но я не решаю за отца. Можешь сама спросить его о Пауэлл, если хочешь. Не знаю, хочет ли премьер что-то изменить, в итоге она не меняет ничего, правда? Человек она, может, и не плохой, но правитель – никудышный.

– Выборы в прошлом году кончились… неожиданно, да? Ты следила?

– Пришлось. Все здорово поволновались. Чуть не рехнулись, когда Партия закона и порядка Армстронга обошла остальные, но не получила абсолютного большинства. А потом все и вовсе перевернулось вверх тормашками, когда папина Партия свободы сформировала коалиционное правительство не с партией Армстронга, а с реформаторами.

– Нельзя предвидеть заранее, правда? Ты знала?

– Нет. Но отец кое-что сказал за день до того – ты же никому не расскажешь?

– Ну разумеется, – обещаю я.

– Он спросил: что лучше – сбежать в компании крыс или пойти на дно с кораблем?

– И кто есть кто?

– Не уточнял. Как бы то ни было, решение далось ему с трудом. В стране и без новых выборов хватало беспорядков и проблем, и пришлось решать на благо большинства, а не из собственных интересов.

Я с восторгом смотрю на Сэм, наблюдаю, как эмоции сменяются на ее лице. Я это просто обсуждала не раз, а она этим живет.

– Вы с отцом наверняка близки: твои глаза блестят, когда ты говоришь о нем.

– Правда? – Она смутилась. – Да, пожалуй, мы всегда были близки. Хотя раньше мы виделись чаще.

– Теперь, когда ты увидела, как обстоят дела с правительством, что ты выберешь? Сбежать с крысами или пойти на дно с кораблем?

Сэм усмехнулась.

– Разумеется, сбежать. Кому охота утонуть? Но что, если это просто уловка, крысы бегут с корабля и остаются на корабле, и что ни выберешь, все неверно, – глаза ее темны и не вяжутся с улыбкой. – Хватит политики. – Она тряхнула головой. – Я даже готова сделать домашнее задание.

– Прекрасно. Давай разберемся с естествознанием.

– Только если мы сможем делать то, что я хочу сегодня вечером.

– Что?

– Не скажу.

– Хорошо. Но я наверняка об этом пожалею.

17. Сэм

Вещи, которые я одолжила у мамы, преобразили Аву. Она отказывалась их надевать, пришлось показать, что эту одежду приготовили отдать на благотворительность. К тому же мои вещи ей не подойдут, а с мамой они примерно одного роста.

Я выбрала для нее черные брюки – слегка коротковаты, но сидят неплохо – и фиолетовый джемпер, подчеркивающий блеск темных волос.

Ава с неуверенностью разглядывает себя в зеркале.

– Не похожа на себя, – говорит она.

– Добро пожаловать в мою жизнь. Идем. Мамы нет, так что ужин будет на славу.

– Не думаю, что смогу много съесть в этих брюках.

– Кофта прикрывает живот, если нужно, просто расстегни пуговицу. Идем же.

Мы прошли по коридору, спустились по ступеням и вышли к главной лестнице.

– Какие перила! – восхищается Ава, поглаживая резное дерево.

– Хочешь скатиться? – предлагаю я, но тут внизу раздаются голоса. – Давай попозже. – И мы пешком спускаемся к главному входу.

– Привет, пап, – здороваюсь я. Рядом с ним стоит Астрид Коннор – а она что здесь делает? Она же из оппозиции.

– А, Саманта, – отвечает папа. – А это, должно быть, твой репетитор, Ава?

Я киваю, и они жмут руки.

Астрид, на лондонский манер, дважды целует меня, не касаясь щеки, и папа представляет ей Аву. Та с явным облегчением, что не пришлось целоваться, жмет руку. Наконец Астрид прощается.

– С ней ты и встречался? – спрашиваю я, когда за Астрид закрывается дверь.

– Она просто заглянула поболтать по-соседски. Живет неподалеку, – объяснил папа Аве. Это правда, но раньше добрососедские отношения ее не интересовали.

О чем они говорили? Она всегда вызывает во мне неуверенность. Мы со Стеллой, ее дочерью, ходим в одну школу, так что иногда пересекаемся с Астрид, а еще она на днях вызволила меня из Вестминстера, когда все меня бросили. Но зачем же она на самом деле приходила сегодня? Я не могу спросить у папы напрямую в присутствии Авы, да и он все равно не ответит.

Все вместе мы прошли в маленькую столовую. Такую «маленькую», что в ней поместятся десять человек. Нам накрыли за одним концом стола. Папа сел во главе, а мы с Авой – напротив друг друга.

– А вы двое чем занимались? – спрашивает папа.

– Уроки – закончили задание по естествознанию.

– И когда надо было сдать?

Я возвела глаза к потолку. «Надо было»…

– Сегодня, но школа не работает, так что все сдадут позже.

– И это отняло весь день?

– Вообще-то нет, но…

– Еще мы смотрели новости и говорили о прошлогодних выборах, – добавила Ава, и я обрадовалась, что она вмешалась. Не думаю, что папа обрадовался бы, узнай, сколько часов я рисовала. Врать я никогда не умела.

– Чудесно! Политические дебаты. Ты следила за выборами, Ава?

– Конечно. Столько всего было на кону.

– Немногие молодые люди проявляют такой интерес.

Ава прищурилась, выпрямилась и покачала головой.

– Вы ошибаетесь. Мы не голосуем, но вынуждены мириться с итогами.

– Что бы ты хотела изменить?

– Вернуться в Европу. Открыть границы. Вернуть Ирландию. Отменить экономические решения, которые привели к нынешнему положению. Увеличить финансирование на медицину, библиотеки, университеты и социальное обеспечение.

– О, – удивляется папа. – Хочешь добавить: вернуть монархию?

Ава пожимает плечами.

– Это меня не слишком волнует.

– А что до остального… Если следила за выборами, то знаешь, что моя партия придерживается той же позиции.

Я почувствовала себя зрителем теннисного матча – подать, отбить, снова подать.

– Значит, вы тоже миритесь с тем, что хотели бы изменить.

Папа искренне рассмеялся, и я поняла, что он от души наслаждается спором с Авой, и внутри шевельнулось чувство, похожее на зависть: он никогда не спрашивал моего мнения по этим вопросам.

Да и зачем? Я всегда на его стороне.

– Вы бы изменили ситуацию, если бы могли? – спрашивает Ава.

– Возможно. Но приходится разбираться с тем, что есть, а не фантазировать о том, что могло быть. В этом и разница между подростком в шестнадцать…

– Семнадцать.

– Пусть в семнадцать – и человеком, которого положение вынуждает принимать жизненно важные решения, а повлиять на ситуацию, которая привела к необходимости решений, он не может. Приходится пользоваться тем, что имеется.

– Например, формировать коалиционное правительство с реформаторами, несмотря на политические разногласия?

– Точно.

– А что вы думаете о нашем премьер-министре?

– А это я оставлю при себе.

И этим все сказано.

– А вы не думали, как могли бы сложиться события, если бы вы выбрали Партию закона и порядка Армстронга?

Папа удивленно усмехнулся. И до меня вдруг дошло: не затем ли приходила Астрид? Не об этом ли они говорили?

– Для человека свойственно сомневаться в своих решения, – наконец ответил папа. – И прежде всего я не политик, а человек.

Я нечаянно звякнула вилкой о тарелку, и папа обернулся, будто только вспомнил о моем существовании.

– И что же вы двое планируете на сегодня? Уроки?

– Пап! Я уже сделала английский, математику и естествознание на эту неделю. Школа точно завтра закрыта?

– Полагаю, что так.

– Значит, сегодня мы можем отдохнуть, – решила я. Шарлиз звала меня к себе, но я сомневалась. А тут вдруг резко решилась. – Мы идем к Шарлиз.

– Не думаю, что на улице безопасно.

– Это вопрос жизни и смерти!

– Что ж. В таком случае…

– Она живет всего лишь за углом. Мы можем поехать, если хочешь.

– Так будет лучше. Я договорюсь. На восемь?

– Да, хорошо.

18. Ава

Папа Сэм, сославшись на работу, не стал дожидаться пудинга. Глядя, как он идет к дверям, я вдруг подумала, что в личном общении он по-настоящему приятный человек. По телевизору об этом ни за что не догадаешься.

– У тебя классный папа, – замечаю я.

– Случается.

– Кажется, он не возражал, что я задаю так много вопросов – надеюсь, я не перегнула палку, – я внезапно забеспокоилась. – Но когда он заговорил о молодежи, я не смогла удержаться. Это не страшно?

– Поверь, Ава, он любит хороший спор – иначе зачем бы ушел в политику?

В словах угадывается раздражение, и я вдруг понимаю, что Сэм не принимала участия в разговоре. Наверное, почувствовала себя лишней.

– Тебе тоже стоило высказаться. При мне ты не стеснялась, почему сейчас промолчала?

– Он бы это оценил, пожалуй. Все в порядке, Ава. Ему не достался такой умный ребенок, как ты.

– Сэм! Перестань…

Дверь открылась, и я покачала головой, оборвав себя на полуслове. Внесли поднос со сладостями. Огромными кусками шоколадного торта.

– Мой любимый! Спасибо, – поблагодарила Сэм. – Можете отнести папе наверх вместе с чаем? И проверьте, заказал ли он машину для нас на восемь.

– Конечно, мисс.

Дверь закрылась, и Сэм откусила кусочек торта.

– Вкуснятина!

– Мы правда пойдем к Шарлиз?

– Ага.

– В смысле, к Шарлиз Лейтон?

К той самой, которая по популярности уступает разве что Сэм. Но Сэм куда приятнее Шарлиз. Такое слово к той вообще не применимо.

– Именно к ней.

– Слушай, она же твоя подруга, иди без меня. Я прекрасно проведу время за книгой. Необязательно брать меня с собой.

– Нет, обязательно. Я сделала естествознание, а мы договорились, что после я выберу нам занятие.

– Она знает, что я приду?

– Да, я предупредила.

– Она не возражает?

– Конечно же, нет.

– А что там за вопрос жизни и смерти?

– Никогда не угадаешь с Шарлиз. Будет жаловаться или на парней, или на сложности с выбором наряда. Можешь поучаствовать. – Она подмигнула, а я подумала, что она, наверное, не догадывается, как мало меня интересует то и другое.

Нам сообщили, что машина уже ждет.

Мы забрались в салон, проехали одни ворота, затем другие и выехали на дорогу. Водитель скоро повернул налево и миновал пару особняков – получилось не совсем «за углом», учитывая размер домов, но все же минутах в пяти ходьбы.

На въезде – камера. Ворота открываются, за ними – еще одни, и мы въезжаем во двор.

Дом Сэм даже меньше этого. Этот большой и более новый, современный. Водитель помогает нам выбраться.

– Когда возвращаетесь, мисс? – спрашивает он.

– Мы позвоним, – отвечает Сэм.

Главная дверь открывается.

– Сэм! – это Шарлиз, она обнимает Сэм. – А это Ава?

– Да. Привет.

– Входите. – Она буквально подпрыгивает от нетерпения, восторга и еще чего-то. Лицо Сэм принимает озадаченное выражение.

– Так в чем дело? – спрашивает Сэм.

– Ничего такого, правда. Просто хотела убедиться, что ты приедешь.

– Зачем?

– Идем же. – Шарлиз берет Сэм под руку и тянет по длинному коридору к двери. Оттуда доносятся смех и голоса – не мы одни прорвались за оцепление, или же все ее друзья попросту живут рядом.

За дверью оказалась огромная комната. Здесь повсюду были диваны, укромные уголки, столы со стульями, а в дальнем конце за барной стойкой стоял бармен. Собралось много народу, парней и девушек, некоторых я даже видела в школе. Но Сэм сразу выделяет взглядом одного парня: он развалился на диване в компании девочек, которые смотрят на него с жадным вниманием.

– Здесь Лукас? – удивляется она и, взглянув на Шарлиз, качает головой. – Что ты наделала?

Шарлиз смеется.

– В смысле «Ромео»? Просто скажи «спасибо».

– Шарлиз!

Лукас (видимо, это он) поднимается и подходит к нам. Высокий кудрявый парень, и мне кажется, будто я его где-то видела, хотя мы точно не встречались. «Ромео», сказала Шарлиз. Ах да. Вот почему он показался знакомым. Это его Сэм рисовала. Но то была намеренная карикатура, а живой Лукас воплощал почти идеального Ромео. Шарлиз наверняка видела рисунок Сэм и провела параллели.

Лукас улыбается одной Сэм, а она краснеет и стесняется. Он подходит вплотную, и она смотрит ему в глаза.

Ага, понятно. Значит, вот в чем дело.

Они хорошо смотрятся вместе: оба привлекательные, брюнет и блондинка.

Шарлиз берет меня под руку и, сказав, что просто обязана представить всем, уводит прочь, оставляя Лукаса и Сэм наедине.

Я послушно следую за ней, отвечаю, когда ко мне обращаются, стараюсь влиться в общение, но осознаю, что это место и эти люди мне чужие.

Хотя нет, все наоборот, верно? Это я чужая для них. Странная. И теперь, среди толпы, я чувствую себя еще более одинокой.

19. Сэм

– Я рад, что ты пришла, – говорит Лукас. – Надеялся вновь увидеться.

Я вижу, как уходят Шарлиз с Авой, и не могу подобрать слов.

– Это и есть твой репетитор? Та девушка, с которой ты пришла.

– Ава? Да, она помогает мне. Я отстаю по всем предметам, кроме рисования. Но Ава – друг, – говорю я и понимаю, что это правда. Не стоило ее заставлять приходить сюда сегодня: ей здесь будет не по душе. Да и мне тоже.

– Шарлиз показала мне твои рисунки. У тебя и правда талант.

Я напрягаю память. О каких рисунках идет речь? И внутри все сжимается. Платья. Она описывала, а я рисовала для портнихи.

Качаю головой.

– Это правда. Тебе не удалось переговорить с моим дядей на благотворительном ужине? Хочешь с ним встретиться? Посмотришь мастерскую, увидишь, что он сейчас вытворяет с краской.

Сначала я прихожу в восторг: «Ого! Попасть в мастерскую настоящего художника!» Но потом тяжело вздыхаю.

– Мне нелегко куда-то выбраться: вся эта суета с охраной и прочим. Ему вряд ли понравится.

– Хочешь выпить?

– Нет, больше никакого шампанского.

Хотя оно могло бы помочь не чувствовать себя социально не приспособленным существом.

Лукас ухмыльнулся.

– Понял. Что-нибудь безалкогольное?

– Давай. Имбирный эль.

Он отходит к бару, а я оглядываюсь в поисках Авы и нахожу ее на диване возле Энджи. Неплохой выбор – Энджи более дружелюбна к чужакам, чем остальные. Я направляюсь к ним.

– Потрясающий, – вздыхает Энджи.

Мне становится неловко.

– Нормальный. Не совсем в моем вкусе, так что можешь забирать, если хочешь.

– Шарлиз оторвет мне голову: ей столько пришлось сделать, чтобы вас свести.

– Кто он? – спрашивает Ава, но ответить я не успеваю – подходит Лукас с бокалом. Но тут же уходит, чтобы принести выпить девочкам.

– Почему Шарлиз пытается меня с кем-то свести? – спрашиваю я у Энджи.

– Она считает, что, как подруга, обязана найти тебе принца и наконец растопить сердце Снежной королевы.

– Ха, – кисло выдавила я и вновь почувствовала себя не в своей тарелке, что бывало всякий раз, когда поднимали такую тему. Мне еще просто не встретился парень, который вызвал бы подобные чувства. Да и вряд ли встретится. Но признаться в этом – все равно что бросить подругам вызов.

Энджи кинула взгляд в сторону двери.

– А вот и Рут, наконец-то, – произнесла она и исчезла, оставив нас с Авой, но сказать я ничего не успела – вернулся Лукас с минеральной водой.

Мы чокнулись с Авой бокалами, и я, обернувшись к Лукасу, сказала:

– Прости, тусовщицы из нас не очень. Поищи компанию поинтереснее.

– Ни за что. – Лукас сел на диван.

– Ава как раз спрашивала, кто ты такой. Я мало что знаю, может, сам расскажешь?

– Кто я? Ох. В отвлеченном или приземленном смысле? Я – Лукас-как-его-там.

Он усмехается.

– Ха!

– Я познакомился с Сэм на благотворительном вечере и напоил ее шампанским.

– Вот почему у тебя тогда болела голова, – догадалась Ава.

– Именно, – киваю я.

– Больше нечего рассказывать, – признается Лукас. – Перешел в шестой класс «Ист Лондон Колледж».

– Далековато отсюда, – заметила Ава. – Ты живешь в том районе?

– Да.

– Как же ты сюда попал? Ведь большинство дорог перекрыто, – удивляюсь я.

– Сначала ехал на автобусе докуда смог, а потом шел пешком.

– Долго же пришлось идти, учитывая, сколько дорог перекрыто.

– Шарлиз сказала, что вопрос жизни и смерти и я обязан прийти. – Лукас ухмыльнулся. – Я знаю, Сэм, что тебе не по душе сводничество. Мне тоже. Давай просто дружить, пусть позлится.

Я с облегчением улыбнулась.

– Думаю, с этим я справлюсь. Скажи, ты ведь был на улице, как там обстановка?

– Моросит. Молодая луна. Недовольство нарастает. Полиция ворвалась не в тот дом: мальчик побежал, и ему выстрелили в спину. Сейчас он в больнице.

– Что? – холодею от ужаса. – Хочешь сказать, они ошиблись? Выбрали не тот дом?

– Именно. Промахнулись на один.

– Но почему тогда этого не показали по новостям? – спрашивает Ава.

– А ты как думаешь? Власти все отрицают – утверждают, что семья, проживающая в этом доме, связана с А2. Чушь собачья.

– Откуда тебе все это известно?

Он вдруг стал страшно серьезным.

– Потому что я знаком с ним. С этим парнем. Мы друзья.

20. Ава

Мы вернулись к Сэм чуть за полночь.

Прошли парадным входом и стали подниматься по лестнице, но тут позади в окнах блеснул свет фар.

Сэм замерла и обернулась.

– Интересно, кто из родителей сегодня допоздна задержался?

Мы спустились в холл как раз вовремя – дверь открылась, и вошла мама Сэм.

Любопытно было увидеть ее вживую. Она часто по той или иной причине мелькает в прессе – прическа, платье, посещение мероприятия, – и вживую она выглядит еще красивее. Даже обворожительно в длинном платье и с гладко зачесанными наверх волосами. На шее, в ушах и волосах поблескивают бриллианты, по всей видимости настоящие. Сэм очень похожа на маму, только пониже ростом. И выглядят они почти ровесницами. Как будто сестры.

– Саманта, дорогая. – Миссис Грегори берет дочь за руки и целует, не касаясь щеки. – Представь мне свою подругу.

– Это Ава. Помнишь, я писала, что она поживет у нас? Она мой репетитор. Ей пришлось остаться, потому что все дороги перекрыты.

– Разумеется. Рада знакомству, Ава, – говорит миссис Грегори с улыбкой. И тоже целует меня, овевая ароматом духов. – Чем вы сегодня занимались, девочки? Почему еще не спите?

– Ждали тебя, разумеется, – отвечает Сэм и напускает на себя шутливо-строгий вид. – Который, по-твоему, час?

Зазвенел смех.

– Нас не выпускали из Альберт-холла. Не разрешали покинуть зал, пока не очистили дороги – какая суета. Ступай в кровать, детка. – Она гладит Сэм по щеке, и на меня наваливается тоска по материнской ласке.

Мы вместе поднимается по лестнице, но на нижней площадке, пожелав спокойной ночи, расходимся с миссис Грегори.

– Пенни сказала, что постелила тебе в гостевой комнате напротив моей, – сказала Сэм. – Там уже есть одежда, полотенца и прочее. Комната с ванной. – Мы прошли по коридору. – Вот, – дверь открылась, и щелкнул выключатель.

Комната не уступает по размерам спальне Сэм, только выглядит не такой обжитой – грандиозные апартаменты, которые скорее напоминают отель и могут, вероятно, вместить всю нашу двухкомнатную квартиру, да еще и место останется.

– Нравится? – спрашивает Сэм.

– Более чем. Спасибо.

Сэм замешкалась в дверях.

– Ты устала?

Я пожимаю плечами.

– Наверное, но не уверена, что сразу усну.

– И я. Давай поговорим?

Она приглашает меня в свою спальню. На столике у дивана ждет поднос с попкорном, чипсами и газировкой. И шоколадным тортом.

– М-м-м, полуночный пир! – радуется Сэм. – Повар наверняка умеет читать мысли.

Она насыпала попкорн в миску и жестом позвала меня сесть рядом.

– Ну и денек.

– Точно.

– Думаешь, Лукас сказал правду про своего друга?

– Не удивлюсь. Ошибки случаются, но такие ошибки… – Я передернула плечами. – Ответственные должны понести справедливое наказание, а не прикрываться ложью. – Я нахмурилась. – Но все же это странно.

– Что?

– Если друг Лукаса в больнице, то что он сам делал на вечеринке?

Сэм задумчиво склонила голову.

– Не знаю, – наконец сказала она. – Он не выглядел расстроенным, хотя, может, просто старается не думать об этом.

– Возможно, – это я способна понять. Самые тяжелые мысли я запираю внутри, не выпускаю. Но если так, зачем вообще об этом упоминать? Странно все это.

Некоторое время мы молча жуем, и, несмотря на темы, которые мы обсуждаем, я чувствую себя уютно и тепло рядом с Сэм в одежде ее мамы.

– У тебя очень красивая мама, – заметила я.

– Ха! Ну еще бы. Хорошо выглядеть – ее работа.

– Сэм!

– Правда. Больше ее ничего не интересует.

– Ты не должна так говорить о своей маме.

– Я ее, в отличие от тебя, хорошо знаю.

– Ты права. Но уверена, что она о тебе заботится. И у тебя хотя бы есть мама.

В резко наступившей тишине медленно оседало осознание сказанного.

– Прости, – пробормотала Сэм. – Я не знала. Что с ней случилось?

– Она ушла. Шесть лет назад, когда границы закрыли. Она из Швеции, решила вернуться назад, а не оказаться здесь взаперти. Решила оставить нас.

– Ужасно. Прости. От нее ничего не слышно с тех пор?

– Ничего. Ни одного электронного письма.

– Ох, Ава, – в глазах Сэм светится сочувствие, она тянется ко мне, и мы сплетаем пальцы.

– Хуже всего неизвестность. Все ли с ней в порядке? Может, что-то случилось и потому она не пишет? Как-то так. – Она пожала плечами. – Иногда я даже желаю, чтобы с ней что-то случилось. По крайней мере, это объясняет ее молчание. Но за такие мысли я себя ненавижу.

– Этот день назвали Днем расставаний: уехать или остаться – решай сейчас. Много людей пострадало.

– Сколько семей вроде моей раскололось. Но ей незачем было уходить. Ее не вынуждало незнание языка – она прекрасно говорила по-английски. Просто решила оставить нас с отцом.

– Какой она была?

– Милой. В голове не укладывается. В моих воспоминаниях живет теплая, удивительная женщина, которая заботится обо мне, поет песни и любит – такой и должна быть мать. И поэтому я не понимаю. И никогда не пойму. – Я склоняю голову к плечу и, глядя на Сэм, признаюсь: – Я редко рассказываю о маме.

И это правда. Почему же открылась Сэм?

Сэм во многом разрушила мои ожидания. Сначала я стеснялась в ее обществе, но потом разглядела за внешностью настоящую Сэм. На самом деле она забавная, талантливая и добрая.

Она выпустила мою руку и потянулась за куском шоколадного торта. Мы отдалились всего лишь на какие-нибудь пару дюймов, но преодолеть это расстояние невозможно.

Остается надеяться, что она не разглядела, как я тянулась к ней и в то же время жаждала оказаться подальше, как хотела ее презирать. Не вышло, и все еще больше запуталось.

Она заговорила о Лукасе и призналась, что рисовала Ромео с него.

– Это твой настоящий Ромео? – Я подтруниваю над ней, но в то же время хочу услышать ответ.

Она качает головой, но я понимаю, что он занимает ее мысли.

Я улыбаюсь. Мне радостно и вместе с тем грустно. Я рада, что она доверяет мне и дружит со мной, – рядом с ней я не чувствую себя одинокой. Но в то же время мне грустно.