Текст книги "Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда"

До начала XX века учёные полагали, что такой феномен, как свет, может быть либо волной, либо частицей, но никак не тем и другим сразу. Они спорили, зачастую весьма едко, о том, кто же из них прав. Затем была придумана квантовая теория, из которой следует, что материя обладает сразу двумя этими аспектами, неразрывно связанными между собой. К тому времени, когда все маститые учёные уверились, что свет – это волна, появилось представление о фотонах – частицах света. У электронов, рассматривавшихся как частицы, когда их только открыли, впоследствии обнаружились волновые свойства. Квантовые физики сроднились с мыслью, что штуковины, называемые частицами, на самом деле это такие крошечные сгусточки волн.

Потом появилась квантовая теория поля, и волны срочно перестали сгущаться. Теперь они могли распространяться. Квантовым физикам пришлось узнать о квантовых полях, и лучшим объяснением наличия у частиц массы стало существование всепроникающего поля Хиггса. С другой стороны, современные данные, и прежде всего бозон Хиггса, подтверждают существование именно корпускулярных свойств этого поля. Непосредственно поле Хиггса наблюдать нельзя. Может, его вообще не существует, и это было бы даже интересно, поскольку перевернуло бы нынешние представления физиков о частицах и полях. А кое-кого даже рассердило бы.

В повседневной жизни нам встречаются различные твёрдые предметы, например камни. Они дают нам некоторое понимание того, что же такое частицы. Видя зыбкие, но хорошо заметные явления на поверхности воды, мы с полуслова понимаем, что такое волны. В антропоцентрической модели мира не существует волновых камней. Это заставляет нас считать, осознанно или нет, что ничто не может быть волной и частицей одновременно. Однако если встать на точку зрения Вселенной, станет понятно, что подобное представление может быть и неверным.

Антропоцентрическое мышление существует столько же, сколько существует само человечество. Похоже, что это – естественный способ мыслить для большинства из нас, закрепившийся в ходе эволюции. Космоцентрическое же мышление появилось совсем недавно. По крайней мере, в том смысле, в котором мы употребляем теперь это выражение, а именно как синоним науки и научного метода, оно существует всего каких-нибудь три-четыре столетия. До сих пор подобный способ мышления был не слишком распространён, хотя чрезвычайно влиятелен. Чтобы понять почему, надо разобраться в двух вещах: как именно продвигается наука и что собой представляют научные доказательства.

Космоцентрическая точка зрения демонстрирует всем, кто готов её принять, насколько велика, стара и удивительна Вселенная. Даже по человеческим меркам это что-то невероятно поразительное, но узколобое восприятие тормозит, столкнувшись со столь умопомрачительной реальностью.

Когда первые люди бродили по африканским равнинам, мир должен был им казаться огромным, хотя в действительности он исчезающе мал. Большим расстоянием тогда считали дистанцию, которую человек мог пешком пройти за месяц. Практический опыт человека был ограничен непосредственным районом, в котором он жил. В их маленьком мирке антропоцентрический взгляд на Вселенную отлично справлялся со всеми задачами. Растения и животные, имевшие значение для той или иной группы людей, были сравнительно немногочисленны и располагались по соседству. Человек мог узнать их всех, запомнить их имена. Скажем, научиться доить козу или настилать крышу из пальмовых листьев. Глубокий смысл египетских иероглифов заключается не в разнообразии местной флоры и фауны, которое они демонстрируют, но в ограниченности их символики, составленной с учётом лишь тех объектов, которые были важны для обыденной жизни египтян.

Когда мы стали лучше узнавать свой мир и ставить всё новые и новые вопросы, вразумительные на интуитивном уровне понимания ответы начали утрачивать смысл. Образно говоря, можно представить гигантского навозного жука, катящего по небу Солнце, вот только Солнце – это огромный шар раскалённого газа, и никакому навозному жуку подобной жары не выдержать. Придётся либо наделить жука сверхъестественными способностями, либо смириться, что жук такого не сдюжит. После чего нужно будет признать, что причиной движения Солнца является отнюдь не насекомое, целеустремлённо заготавливающее пищу для своих личинок. Тут-то и возникают всякие интересные вопросики типа: «Почему и отчего оно тогда движется?» Точно так же вы сообразите, хотя вам и кажется, будто Солнце по вечерам погружается под землю, на самом деле его загораживает наша вращающаяся планета. Вместо того чтобы повторять небылицы, вы узнаете о мире что-то новое.

Для осознания всего этого человечеству потребовалось немало времени, ведь планета куда больше деревни. Если вы будете идти со скоростью 40 км в день, вам потребуется три года, чтобы обойти весь мир, и то если исключите океаны и другие непреодолимые препятствия. Тогда как расстояние до Луны – в десять раз больше, до Солнца – в 390 раз дальше, чем до Луны, а чтобы достичь ближайшей звезды, вам нужно умножить последнее число на 270 000. Диаметр нашей галактики – ещё в 25 000 раз больше. Ближайшая галактика сравнимого размера – Туманность Андромеды – находится на расстоянии, в 25 раз превышающем диаметр нашей галактики. Расстояние от Земли до границы видимого космоса в 18 000 тысяч раз больше, чем до Туманности Андромеды. Если округлить, то получается 400 000 000 000 000 000 000 000 километров.

Четыреста секстиллионов. Неплохая такая «деревенька»!

Наша интуиция отказывает, когда речь заходит о таких величинах. Худо-бедно справляется с расстояниями лишь в несколько тысяч миль, да и то лишь потому, что многие сейчас летают самолётами: это сжало мир до понятных нам размеров. Завтракаешь, к примеру, в Лондоне, а ужинаешь уже в Нью-Йорке.

Мы имеем представление о величине Вселенной и её возрасте потому, что разработали метод осознанного переноса смыслового акцента с человека на мир. Это делается не только путём поиска доказательств, подтверждающих наши теории, как делалось испокон веков, но и поиска того, что может их опровергнуть: довольно свежая, хотя и несколько смущающая умы идея. Этот метод и есть наука. Она заменяет слепую веру нарочитым сомнением. Итак, в современном виде наука существует едва ли несколько столетий, хотя предшествующие ей методы насчитывают несколько тысячелетий. Заметим, что слово «знать» чрезмерно амбициозно, поскольку учёные полагают любое знание преходящим. Однако то, что мы «узнали» благодаря науке, базируется на куда более крепком фундаменте, нежели любое другое знание. Ведь этот фундамент сохранился, несмотря на все попытки проверить его на прочность.

Именно благодаря науке мы знаем размеры и возраст Земли. Знаем о размерах и возрасте Солнечной системы. Размере и возрасте видимой части Вселенной. Знаем, что температура в центре Солнца около 15 миллионов градусов Цельсия, а в центре Земли находится почти сферическое ядро из расплавленного железа. Что сама Земля тоже более или менее сферическая и вращается (с соответствующими оговорками насчёт системы отсчёта) вокруг Солнца, а вовсе не закреплена на небосводе. При этом и само Солнце вращается вокруг Земли. Мы знаем, что особенности живых организмов определяются длинной сложной молекулой, находящейся в ядрах их клеток. Знаем, что большинство болезней вызваны бактериями и вирусами. И ещё мы теперь знаем, что всё на свете состоит из 17 фундаментальных частиц.

«Знать» – одно из тех самых простых и в то же время каверзных слов. Возьмём типичный пример: откуда мы знаем температуру в центре Солнца? Может, там кто-то успел побывать? Это вряд ли. Если учёные не ошибаются, то любой, кто туда попадёт, не проживёт и доли секунды. Точнее, сгорит ещё на подлёте. По той же самой причине туда нельзя отправить измерительные приборы. Но если ни люди, ни техника там не были, откуда же нам известна температура Солнца?

Она известна нам потому, что наука не ограничивается простым наблюдением за миром. Иначе она бы так и застряла в силках антропоцентризма. Сила науки в том, что она не только рассуждает о мире, но и подвергает свои суждения экспериментальной проверке. Главным инструментом науки является логика: умозаключения выводятся из комбинаций наблюдений, экспериментов и теорий. Математика давно уже играет здесь ключевую роль, поскольку является наилучшим инструментом для количественных выводов.

Большинство из нас в самых общих чертах понимает, что такое наблюдение: вы на что-то смотрите и записываете какие-то числа. С теорией уже сложнее. Сбивает с толку, что у слова «теория» два различных значения. Во-первых, теория – это некая выдвинутая идея, не имеющая пока удовлетворительного экспериментального подтверждения. Часть науки состоит как раз из подобных идей, которые затем проверяются и перепроверяются всеми доступными способами. Во-вторых, теория – это совокупность идей, выдержавших бесчисленные попытки их опровержения. В таком смысле теории и образуют собственно научный взгляд на мир. Всякий, кто попытается вам внушить, что эволюция – «всего лишь теория», путает эти два значения термина, возможно, по незнанию, но, может быть, и преднамеренно.

Для первого случая есть одно специально слово, а именно «гипотеза». Некоторые люди любят употреблять его потому, что оно звучит очень солидно, а вот производное от него слово «гипотетически» широко распространено и в обыденной речи.

Наиболее близким по смыслу понятием ко второму значению слова «теория» будет «факт». Однако у этого слова есть оттенок некой окончательности и бесповоротности, что в корне противоречит научным методам. Факты в науке всегда относительны. Тем не менее твёрдо установленные факты, равно как и хорошо обоснованные теории, не так уж и условны: чтобы их изменить, требуется предоставить огромное множество доказательств. К тому же чаще всего изменения будут носить косметический характер.

Конечно, время от времени происходят самые настоящие революции вроде теории относительности или квантовой механики. Но даже в этих случаях предыдущие теории чаще всего продолжают здравствовать в тех областях, где их точности достаточно. Так, для расчёта траекторий космических кораблей НАСА в основном использует ньютоновскую динамику и его же теорию гравитации, а не эйнштейновскую. Исключение составляет спутниковая система навигации GPS, в которой для точного расчёта координат применяется релятивистская динамика.

Наука – это чуть ли не единственный пример человеческого мышления, когда подобный ревизионизм не только допускается, но и поощряется. Она сознательно и намеренно космоцентрична. Именно это подразумевается под «научным методом». Последний таков, каков он есть, потому что основоположники науки разгадали фокусы, к которым прибегает человеческий мозг, чтобы убедить самого себя в том, что ему хочется считать истиной. Разгадали и заранее предприняли меры по борьбе с подобными трюками, вместо того чтобы способствовать их популяризации или как-то использовать в корыстных целях.

Существует повсеместное заблуждение, что никакого научного метода нет в природе, поскольку отдельные твердолобые учёные упорно стоят на своём, невзирая на все доказательства их неправоты. В общем, получается, наука – это просто-напросто ещё одна религия, правда?

Не совсем. Не нужно уделять слишком много внимания высокомерным консерваторам, вообще-то отнюдь не соответствующим образу идеального учёного. Если кто-то вопреки всему и вся оказывается прав, мы чествуем его как гения, отстоявшего свою точку зрения. А если не оказывается – забываем о нём и идём дальше. Именно так работает настоящий научный метод. Учёные сами разбираются друг с другом.

Красота этой системы в том, что она будет работать, даже если никто из участников не будет беспристрастным. Отдельные учёные вполне могут иметь личные предрассудки (и не только могут, но и имеют), научный процесс всё равно последует дорогой космоцентризма. Когда какой-нибудь учёный предлагает новую теорию или свежую идею, все остальные не кидаются сломя голову поздравлять его со столь оригинальной мыслью. Напротив, они всеми силами пытаются эту мысль опровергнуть. Но обычно предложивший заранее попытался это сделать: ведь лучше попробовать самому залатать все «дыры», чем подвергнуться публичному унижению, когда твои ошибки заметят недоброжелатели.

Короче говоря, можете быть уверены, если вы сами излишне трепетно воспринимаете свои идеи, другие подобной щепетильностью страдать не будут. Таким образом, к созданию формального научного метода приводят отнюдь не действия отдельных индивидуумов. Это результат совместной активности всего научного сообщества, делающего упор на обнаружение просчётов коллег и поиски лучшего решения. Чтобы заметить неверный постулат, достаточно всего одной светлой головы. Даже зелёный аспирант может уличить в ошибке нобелевского лауреата.

Если будут получены новые данные, противоречащие нашим нынешним познаниям, то после долгих рефлексий, преодоления упёртости и жарких споров учёные через пень-колоду пересмотрят теории, чтобы решить возникшие проблемы. Вышесказанное вовсе не означает, что просто всё подгоняют по мере продвижения вперёд: каждое последующее уточнение должно согласовываться со всё возрастающим количеством предыдущих наблюдений. Отсутствие полной уверенности может показаться слабостью, но именно благодаря этому обстоятельству наука и добивается успехов. Истинность утверждений о Вселенной не зависит от того, насколько сильно вы в них уверовали.

Иногда целая область науки оказывается в ловушке грандиозного концептуального заблуждения. Яркий пример подобного – флогистон, понятие, лежавшее в основе объяснения того, что происходит с горящими материалами. Так, дерево выделяет дым и огонь по мере превращения в золу. Была выдвинута теория, согласно которой дерево испускает особую субстанцию (флогистон), ответственную за горение, а сам огонь состоит из флогистона.

Во втором томе первого издания энциклопедии Британника, датированного 1771 годом, написано: «Горючие тела <…> доподлинно содержат огонь в качестве составного элемента <…> Данную субстанцию <…> химики именуют особым названием «флогистон», каковое по-гречески есть не что иное, как «воспламеняющаяся материя» <…> Воспламеняемость тел есть верный признак наличия флогистона». В том же самом издании под «элементами» понимаются земля, воздух, огонь и вода, а кроме того, имеются совершенно очаровательные расчёты размеров Ноева ковчега, основанные на необходимости размещения нескольких сотен биологических видов.

Когда химики, исследуя газы, начали взвешивать субстанции, они сделали открытие, ставшее фатальным для концепции флогистона. Несмотря на то что зола легче дерева, общий вес всех продуктов горения (золы, газа и особенно пара) оказался выше, чем у сгоревшего дерева, то есть, сгорая, дерево увеличивается в весе. Получилось, что, если при горении выделяется флогистон, он должен иметь отрицательную массу. В принципе, если иметь достаточно воображения, такое представить можно, да и пригодилось бы для создания антигравитационного устройства, окажись это правдой. К сожалению, не оказалось. Открытие кислорода вбило последний гвоздь в гроб флогистона: материалы горят только в присутствии кислорода и, сгорая, поглощают кислород из окружающей среды. Флогистон явился ошибочной концепцией «отрицательного кислорода». И действительно, какое-то время кислород называли «дефлогистированным воздухом».

Зачастую существенные изменения в господствующих взглядах происходят тогда, когда становятся доступными новые виды исследований. Одно из самых крупных изменений коснулось нашего понимания сущности звёзд, когда были открыты ядерные реакции. До этого представлялось, что звёзды должны быстренько сжечь весь свой материал и потухнуть. Поскольку они почему-то не желали этого делать, проблема оставалась неразрешимой. Давние споры о замечательной способности Солнца светить вопреки всему, прекратились, как только учёные сообразили, что происходящие на нём реакции не химические, а ядерные.

Кроме всего прочего, это открытие изменило и оценку учёными возраста Солнечной системы. Ведь если Солнце – огромный костёр, горящий до сих пор, следовательно, он зажёгся сравнительно недавно. А вот если наше светило работает на ядерных реакциях, то оно может быть гораздо старше, и, разобравшись в этих реакциях, можно попытаться вычислить его возраст. То же самое верно и в отношении Земли. В 1862 году физик Уильям Томпсон (будущий лорд Кельвин) подсчитал, что в случае гипотезы «костра» внутренний жар планеты потух бы в течение 20-400 тысяч лет. Однако его подход игнорировал конвекционные потоки в земной мантии. Когда в 1895 году было принято во внимание последнее уточнение, Джон Перри оценил возраст планеты в 2-3 миллиарда лет. После открытия радиоактивности Джон Дарвин и Джон Джоли в 1903 году объявили, что Земля обладает собственным источником тепла, в основе которого лежит радиоактивный распад. Исследование физики радиоактивного распада в свою очередь привело к появлению чрезвычайно эффективного метода датировки древних камней… И так далее. В 1956 году Клэр Кэмерон Паттерсон исследовал физику распада урана в свинец. Понаблюдав за поведением этих химических элементов в метеоритах, он определил возраст Земли как 4,45 миллиарда лет. Эта датировка сейчас общепринята. (Материал, из которого состоят метеориты, образовался одновременно с планетами, но не подвергался тем сложным воздействиям, которым подвергаются вещества на Земле. Метеориты – это «замороженный» отчёт о том, что происходило в Солнечной системе в начале её существования.)

Косвенным подтверждением этих расчётов являются обычные земные камни, в частности так называемые цирконы. С химической точки зрения это силикат циркония, на редкость твёрдый материал, выдерживающий такие разрушительные геологические процессы, как эрозия или метаморфизм, в ходе которого породы нагреваются до очень высоких температур в результате вулканической интрузии. Их можно датировать, используя уран-ториевый метод радиоактивного распада. Самые древние найденные цирконы (небольшие кристаллики, обнаруженные на кряже Джек-Хиллс в Западной Австралии) насчитывают 4,404 миллиарда лет. В определении возраста нашей планеты множество различных доказательств указывают на аналогичную цифру. Именно поэтому учёные твёрдо убеждены, что заявления младоземельных креационистов о Земле возрастом 10 тысяч лет совершенно бездоказательны и нелепы. Учёные пришли к своему заключению не путём веры или поиска лишь подтверждающих теорию фактов и отметания всего, что им противоречит, но путём попыток опровергнуть самих себя.

Ни одна другая система человеческого мышления не стремится к подобной самопроверке. Ближе всего философия и юриспруденция. Впрочем, системы, основанные на вере, тоже изменяются, обычно очень медленно. Однако лишь немногие из них поощряют сомнения верующих в качестве инструмента для изменений. В религии любое сомнение предаётся анафеме. Для неё гораздо важнее прямо противоположное: насколько сильна твоя вера. В антропоцентрическом мире подобное совершенно логично, ведь этот мир таков, каким ты его искренне и безоговорочно принял на веру. Наука же космоцентрична, и она уже много раз доказывала, что мир – это вовсе не то, что нам кажется, как бы глубока ни была наша вера.

Возьмём один из приведённых Бенфордом примеров. Открытие Джеймсом Клерком Максвеллом электромагнитных волн, распространяющихся со скоростью света, ясно давало понять, что и сам свет – волна. Тот, кто мыслит антропоцентрично, никогда не сделал бы этого открытия, просто не поверив в возможность подобного: «Неспособность поэтов и философов увидеть связь между волновыми колебаниями и красотой сияющего заката показывает разрыв в человеческом воображении, но не в окружающей реальности…» – пишет Бенфорд.

Точно так же и бозон Хиггса, завершивший стандартную модель, свидетельствует о том, что во Вселенной существует многое, недоступное взгляду. Стандартная модель, как и множество предварительных исследований, началась с идеи, что всё в мире состоит из атомов, а это уже весьма далеко от нашего повседневного опыта, и явилась выходом на новый уровень. Из чего состоят сами атомы? Даже просто для того, чтобы задать этот вопрос, ваш разум должен выйти за рамки ограниченных человеческих интересов. Для того чтобы на него ответить, необходимо развить научный тип мышления, получив мощный инструмент исследования Вселенной. Однако если вы не поймёте, что всё может оказаться совсем не так, как хочется и представляется на первый взгляд, далеко вам не уйти.

Именно наука является таким инструментом, или, по классификации Бенфорда, – вторым способом человеческого мышления, когда человечество рассматривается на фоне Вселенной. В этом её сила. Наука делается людьми и для людей, но приходится очень стараться, чтобы обойти естественные человеческие мыслительные шаблоны, концентрирующиеся на нас, любимых. Тогда как Вселенной плевать на наши желания. Она просто «делает своё дело», а нас несёт стремительным потоком. Помимо того, что люди составляют часть Вселенной, они эволюционировали таким образом, чтобы чувствовать себя уютно в своём уголке космоса. Мы взаимодействуем с микроскопической его частью и изредка даже можем подчинить что-то своей воле. Однако Вселенная возникла отнюдь не для того, чтобы дать нам жизнь. Напротив, мы существуем потому лишь, что она такова.

С другой стороны, в своей общественной жизни люди оперируют почти исключительно первым типом мышления по Бенфорду, то есть Вселенной на фоне человечества. Многие тысячелетия мы переделываем наш мир так, чтобы всё в нём происходило по нашей воле. Похолодало? Разжигаем костёр. Появились опасные хищники? Убиваем их. Стало трудно охотиться? Приручаем полезных животных. Сыровато во время дождя? Строим дом с крышей. Стемнело? Включаем свет. Кому-то до зарезу понадобился бозон Хиггса? Тратим 7,5 миллиарда евро.

В результате большая часть того, что окружает нас ежедневно, сделано людьми или сильно изменено ими же. Даже ландшафт подвергается воздействию человеческой деятельности. Знаменитые британские холмы образовались в результате земляных работ наших предков, а бо́льшая часть английских лесов была вырублена ещё в железном веке, чтобы приспособить угодья для сельского хозяйства. Помните прекрасные пейзажи в усадьбе Чатсворт-хаус? Река, струящаяся меж поросших вековыми деревьями пологих холмов, – в общем, как говорится, «природа во всём своём первозданном великолепии». На самом же деле всё это – творение рук ландшафтного архитектора Ланселота Брауна по прозвищу Умелый. Даже тропические леса Амазонки – скорее всего, результат сельскохозяйственной и строительной деятельности древних южноамериканских цивилизаций.

Различия между двумя бенфордианскими мировоззрениями глубоки, но легко поддаются учёту, если только не пересекаются друг с другом. Проблема возникает тогда, когда их пытаются применить к одним и тем же вещам. Они сразу же начинают конфликтовать, а интеллектуальный конфликт может перерасти в политический. Взять непростые отношения между наукой и религией. Существует масса путей избежать столкновения. В конце концов, в мире полно верующих учёных, пусть даже единицы из них воспринимают библейские сказания буквально. Однако религиозный и научный подходы в корне различны. Даже отъявленные социальные релятивисты чувствуют себя неуверенно, пытаясь утверждать, будто никаких поводов для конфликта нет. И классификация Бенфорда помогает разобраться почему.

Большинство религий объясняют мир с точки зрения антропоцентризма. Они наделяют его целеполаганием – исключительно человеческой категорией, считая людей вершиной творения, а животных и растения – ресурсами, помещёнными на Землю ради блага человечества. Для объяснения феномена человеческого разума и воли они вводят в оборот идею души или духа, невзирая на отсутствие соответствующих органов тела. Отсюда два шага и до идеи загробной жизни, базирующейся исключительно на вере, а не на доказательствах. Ничего удивительного, что наука и религия враждуют на протяжении всего периода своего сосуществования. Приверженцы умеренных взглядов из обоих лагерей всегда понимали, что необходимости в этой вражде нет. По прошествии какого-то времени мы оглядываемся назад и с трудом понимаем, ради чего была затеяна вся заваруха. Однако в моменты жаркого спора оба этих мировоззрения просто не могли пойти навстречу друг другу.

Величайшим полем битвы в данном контексте является Жизнь – удивительнейший мир живых организмов, включающий человеческое сознание. Мы окружены жизнью, и сами мы, если подумать, живые существа. И всё это необыкновенно загадочно. Тридцать тысяч лет назад отдельные люди вырезали из кости замечательно правдоподобные фигурки людей и животных, но до сих пор никто не знает, как «вдохнуть жизнь» в неживой объект. Впрочем, идея, что жизнь можно «вдохнуть» в неодушевлённый предмет, не слишком разумна. Живые существа отнюдь не возникают в результате приведения мертвого в живое состояние. Космоцентристы это отлично понимают. Тогда как антропоцентристы частенько рассматривают тело, особенно человеческое, как безжизненную вещь, одушевлённую отдельной от него нематериальной душой (духом).

Их доказательством является обратный процесс, регулярно наблюдаемый: когда кто-то умирает, жизнь уходит из тела, как бы покидает его. Но куда именно она уходит?

Мы вынуждены согласиться, что наука пока не вполне чётко объясняет, откуда берутся наши личность и сознание. Однако совершенно понятно, что личность определяется структурой и функционированием мозга, взаимодействующего с внешним миром, в частности с другими людьми. Личность развивается по мере развития человека. Это вовсе не существующее отдельно от тела сверхъестественное нечто, вселяющееся в него в момент зачатия или рождения. Это процесс, осуществляемый естественным для всех живых существ путём. Когда человек умирает, процесс прекращается, а вовсе не устремляется к новой жизни за пределами материальной Вселенной.

При антропоцентрическом мышлении концепция души имеет смысл. В космоцентрическом же выглядит философской ошибкой. За столетия самопознания человека не было найдено ни одного убедительного с научной точки зрения доказательства существования души. То же самое относится ко всем сверхъестественным элементам всех религий. Наука и религия способны мирно сосуществовать, и, вероятно, это – лучшее, что они могут сделать. Но до тех пор, пока религии будут оперировать категориями сверхъестественного, эти два мировоззрения никогда не примирятся окончательно. Когда религиозные ортодоксы наивно пытаются дискредитировать науку на том основании, что она не соответствует их верованиям, они бросают тень на свою собственную веру и провоцируют конфликт.

Тем не менее даже антропоцентризм можно употребить на пользу. Мы не можем найти наше место во Вселенной, руководствуясь исключительно космоцентризмом. Сама постановка вопроса носит антропоцентрический характер, а наши отношения со Вселенной опираются на обе точки зрения. Даже если всё на свете состоит из 17 фундаментальных частиц, именно то, как они соединяются и как функционируют полученные в результате системы, делает нас теми, кто мы есть.