Текст книги "Дамы и Господа"

– У тебя шлем из-под парика торчит, – услужливо подсказала Маграт.

Из Шона словно выпустили воздух, глаза его судорожно завращались, пытаясь рассмотреть, что такое происходит у него на голове.

– Что, все на сенокосе? – понимающе поинтересовалась Маграт.

Шон снял парик, потом шлем, потом снова надел парик. А потом рассеянно напялил шлем поверх парика.

– Да, а дворецкий, господин Прыжкинс, слег со своей обычной болезнью. Здесь только я, госпожа. А еще я должен распорядиться об ужине, перед тем как отправлюсь домой, потому что повариха, тетушка Пышка, тоже нездорова.

– Тогда не провожай меня, – сказала Маграт. – Дорогу я знаю.

– Нет, все должно делаться по правилам, – возразил Шон. – Только иди помедленнее, а я уж обо всем позабочусь.

Он побежал вперед и распахнул какие-то двойные двери…

– Го-о-оспо-о-ожа-а-а Магра-а-а-ат Че-е-есно-о-огк!

…И поспешил к следующим дверям.

После третьей пары дверей он уже стал задыхаться, но все равно упорно мчался впереди.

– Го-о-оспо-о-ожа-а-а… Магра-а-а-а-ат… Че-е-есно-о-огк… Его вели-и-че-е-е-ство ко-о… вот дьявол, куда же он подевался?

Тронный зал был пуст.

В конце концов им удалось отыскать короля Ланкра Веренса II. Его величество пребывал в конюшне.

Некоторые рождаются королями, другие таковыми становятся, хотя звание архигенералиссимуса, он же Отец Родной, звучит ничуть не хуже. Но к Веренсу королевский сан снизошел. Соответствующего воспитания он не получил и занял трон в результате обычной генеалогической неразберихи – генеалогия королевских династий вообще штука крайне запутанная.

На самом деле Веренс учился на шута, то есть должен был стать человеком, который всегда дурачится, шутит и периодически получает в лицо тортом. Естественно, это выработало у него мрачное и серьезное отношение к жизни – и несгибаемую решимость никогда ни над чем не смеяться, особенно в присутствии тортов.

Став правителем Ланкра, он с головой ушел в самообразование. Никто никогда не объяснял ему, как быть королем, поэтому Веренс вынужден был доходить до всего самостоятельно. Перво-наперво он послал за книгами по предмету. Веренс искренне верил в полезность знаний, почерпнутых из книг.

В результате у него сложилось весьма необычное для правителя мнение, что основной задачей короля является построить такое королевство, где каждому жилось бы вольготно и привольно.

В данный момент Веренс II осматривал какое-то сложное устройство. Оно было оснащено парой оглобель для лошади и весьма походило на телегу, набитую ветряными мельницами.

Он поднял взгляд и рассеянно улыбнулся.

– Привет, – сказал Веренс. – Значит, уже вернулись?

– Гм… – начала было Маграт.

– Патентованная овощерастилка, – пояснил Веренс и похлопал по машине. – Только что доставили из Анк-Морпорка. Веяния будущего, понимаешь? Надо повышать эффективность земледелия и использования почвы. А система триполья? Нужно вводить ее в наше хозяйство.

Маграт была просто поражена.

– Но, по-моему, у нас всего три поля, – напомнила она. – К тому же на них не очень много почвы…

– Тут очень важно поддерживать баланс между зерновыми, бобовыми и корнеплодами, – чуть повысил голос Веренс. – Кроме того, я серьезно рассматриваю возможность разведения клевера. И меня очень интересует твое мнение по этому поводу.

– Гм…

– К тому же, я считаю, пора что-то делать со свиньями! – вскричал Веренс. – Мы выведем ланкрского хряка! Правда, будет очень трудно. Но мы действительно сможем увеличить привес! Осторожное межпородное скрещивание – вот секрет успеха. Скажем, с оседлой свиньей, которая так популярна на равнине Сто! Мне должны прислать оттуда пару кабанчиков. Шон, прекрати дуть в эту проклятую трубу!

Шон опустил трубу.

– Это фанфары, ваше величество.

– Да, конечно, но зачем постоянно трубить? Достаточно нескольких коротких нот. – Веренс принюхался. – Что-то горит?

– О, дьявол… Морковка подгорает… – Шон умчался прочь.

– Так-то лучше, – заметил Веренс. – На чем мы остановились?

– Кажется, на свиньях, – ответила Маграт. – Но на самом деле я пришла…

– Тут все от почвы зависит, – глубокомысленно изрек Веренс. – Главное – нормальная почва, а остальное приложится. Да, кстати, я назначил свадьбу на Праздник Середины Лета. Подумал, тебе должно понравиться.

Маграт от удивления раскрыла рот.

– Конечно, можно ее перенести, но ненамного. Уборка урожая, сама понимаешь, – добавил Веренс.

– И приглашения уже разосланы. Самым заметным гостям, – добавил Веренс.

– Также я подумал, неплохо будет организовать какую-нибудь ярмарку или фестиваль, – добавил Веренс.

– А еще я послал письмо в Анк-Морпорк, в лавку Куччи, чтобы они прислали сюда своего лучшего портного с различными материалами и одну из служанок примерно твоих размеров. Уверяю, ты будешь довольна, – добавил Веренс.

– Сам господин Железобетонссон, ну, гномий король, специально по такому случаю спустился с гор, чтобы выковать корону, – добавил Веренс.

– А вот мой брат и труппа господина Витоллера не смогут приехать, потому что совершают турне по Клатчу, но ихний драматург Хьюл написал для нашего свадебного Представления специальную пьесу. Как он сказал, такое даже крестьяне сыграют, – добавил Веренс.

– Значит, решено? – спросил Веренс.

Голос Маграт наконец вернулся из своего далекого путешествия, правда по дороге он слегка охрип.

– А может, стоило спросить моего согласия?

– Что? Гм. На самом деле это вовсе не обязательно, – пояснил Веренс. – Да. Короли не спрашивают согласия. Я все проверил – в книжках. Я ведь король, понимаешь, а ты, только не обижайся, подданная. Так что твоего согласия я спрашивать не обязан.

Маграт открыла было рот, чтобы издать яростный вопль, но, слава богам, вовремя подоспел ее разум, тоже где-то бродивший.

«Да, – подсказал он. – Ты можешь завопить и умчаться, а он, вероятно, побежит за тобой».

«Скорее всего побежит», – чуть погодя поправился разум.

«Гм-м…» – откликнулась Маграт.

«А может, и не побежит. Да, он приятный мужчина, правда ростом чуть не вышел, да и глаза все время слезятся, но вместе с тем он еще и король, который по каждому вопросу консультируется с книжками. Хотя скорее всего побежит, вероятность большая».

«Но…»

«Что, хочешь провести остаток жизни, строя догадки? Он сделал тебе предложение. Ты ведь именно этого добивалась. И пришла сюда именно за этим. Верно?»

Веренс смотрел на Маграт с некоторой тревогой.

– Ты, наверное, беспокоишься о том, что ты ведьма? – наконец спросил он. – Нет-нет, ты вовсе не обязана отказываться от своего ремесла. Кроме того, к ведьмам я испытываю огромное уважение. Ты можешь быть и ведьмой, и королевой одновременно, правда, тогда тебе придется ходить в достаточно откровенных нарядах, держать кучу кошек и угощать всех отравленными яблоками. Где-то я читал о таком. Ты боишься, что это станет нам помехой?

– Да нет, – пробормотала Маграт. – Дело вовсе не в том… Э-э… Ты что-то говорил о короне?

– У тебя должна быть корона, – указал Веренс. – У всех королев есть короны. Так в книжках написано.

Тут снова встрял разум. «Королева Маграт…» – восхищенно произнес он. И ловко выставил перед ее мысленным взором небольшое зеркальце.

– Ты расстроилась? – спросил Веренс.

– Что? Нет, конечно нет…

– Хорошо. Значит, договорились. Кажется, мы ничего не забыли, а?

– Гм-м…

Веренс потер руки.

– Вот, например, с бобовыми мы просто творим чудеса! – неожиданно перескочил он на прежнюю тему, как будто ничего не произошло, как будто не он только что полностью изменил жизнь Маграт, не спросив ни разрешения, ни совета. – Бобы, горох… сама понимаешь. Натуральные удобрения. Глину и известь в нормальную плодородную почву. Вот оно, земледелие по науке. Иди сюда, ты только посмотри…

Он радостно запрыгал куда-то.

– Знаешь, – продолжал он через плечо, – а ведь мы действительно можем заставить это королевство крутиться.

Маграт поплелась следом.

Итак, все решено. Никаких тебе официальных предложений руки и сердца, просто констатация факта. Маграт сама точно не знала, каким именно будет этот момент, но почему-то ей всегда казалось, что в нем должны присутствовать розы, закат и певчие птички. Клевер – нет, клевер несколько не то. А бобы и прочие бобовые культуры явно не должны были играть главную роль.

С другой стороны, Маграт была более практичной женщиной, чем казалось тем, кто замечал лишь ее вечно рассеянную улыбку плюс коллекцию из трехсот или более оккультных украшений, ни одно из которых не работало.

Значит, вот как выходят замуж за короля. Все решено за тебя. Никаких белых лошадей. Прошлое переносится сразу в будущее и волочит тебя следом.

Но, может, так и должно быть? Короли – крайне занятые люди. Особым опытом заключения брака с королями Маграт похвастаться не могла.

– А куда мы идем? – спросила она.

– В старый розарий.

А… Это уже похоже на дело.

Вот только никаких роз там не оказалось. Обнесенный стеной садик был напрочь лишен уютных тропок и увитых зеленью беседок, зато он по пояс зарос зелеными стеблями с белыми цветочками, над которыми энергично трудились пчелы.

– Бобы? – изумилась Маграт.

– Вот именно! Пробный урожай. Я уже показал его местным крестьянам, – усмехнулся Веренс. – Они кивали, что-то мямлили, улыбались, но, боюсь, вернувшись домой, они так и будут делать все по старинке.

– Знаю, – согласилась Маграт. – Я столкнулась с такой же реакцией, когда попыталась объяснить людям, что такое естественные роды.

Веренс удивленно поднял бровь. Мысль о том, что Маграт учила рожать плодовитых женщин Ланкра, показалась ему несколько нереальной.

– Правда? А как они рожали прежде?

– О, всякими бабушкиными способами.

Они посмотрели на жужжащий бобовый огородик.

– Вот когда ты станешь королевой, тебе не придется… – начал было Веренс.

Это произошло мягко, почти как поцелуй, легко, словно прикосновение солнечного луча.

Ветра не было, появилась только тяжелая тишина, от которой затрещало в ушах.

Стебли сгибались и ломались, ложились на землю по кругу.

Пчелы яростно зажужжали и улетели.

Три ведьмы появились у стоящего камня одновременно.

В объяснениях необходимости не было. Некоторые вещи просто знаешь.

– В самом центре моих грядок, прямо посреди моих Трав! – воскликнула матушка Ветровоск.

– В дворцовом саду! – воскликнула Маграт.

– Бедный малыш! Он так хотел показать мне свою игрушку! – воскликнула нянюшка Ягг.

Матушка Ветровоск на мгновение задумалась.

– Гита Ягг, ты это о чем? – осторожно осведомилась она.

– Наш Пьюси выращивал для своей любимой бабушки горчицу и кресс-салат на фланельке, – терпеливо объяснила нянюшка Ягг. – Он показал их мне, я только наклонилась – и вдруг бац! Там появился круг!

– Все это очень серьезно, – нахмурилась матушка Ветровоск. – Последняя подобная попытка была предпринята много лет назад. И всем нам известно, что означают эти круги. А стало быть, в первую очередь…

– Гм, – выразилась Маграт.

– …Нужно…

– Прошу прощения, – снова вмешалась Маграт.

Некоторые вещи все же требовали объяснения.

– Да?

– Лично я понятия не имею, что эти круги означают, – сказала Маграт. – Ну, то есть старая тетушка Вемпер…

– Дапокоитсяеедушасмиром, – хором произнесли старые ведьмы.

– …Однажды сказала мне, что круги очень опасны, но так и не объяснила почему.

Старые ведьмы переглянулись.

– Она что, никогда не рассказывала тебе о Плясунах? – уточнила матушка Ветровоск.

– И ничего не говорила о Верзиле? – удивилась нянюшка Ягг.

– О каких таких Плясунах? – не поняла Маграт. – Это те старые камни на болоте?

– Сейчас тебе достаточно знать только то, – сказала матушка Ветровоск, – что мы должны Их остановить.

– Кого – Их?!

Матушка излучала святую невинность.

– Круги, конечно, – пожала плечами она.

– Э-э, нет, не отвертитесь, – помотала головой Маграт. – Ты говорила вовсе не о кругах. Ты сказала «Их» так, словно имела в виду какую-то ужасную напасть. Не просто «их», а «Их» с большой буквы.

Старые ведьмы неловко переглянулись.

– И кто такой Верзила? – продолжала Маграт.

– О Верзиле говорить запрещено, – отрезала матушка.

– Но о Плясунах-то стоит ей рассказать. Беды особой не будет, – пробормотала нянюшка Ягг.

– Да, но ты… То есть она… Она ведь Маграт, – развела руками матушка.

– И что с того? – огрызнулась Маграт.

– Ну, я хотела сказать, ты можешь отнестись к Ним по-другому, – пояснила матушка.

– Плясуны охраняют нас от… – начала было нянюшка Ягг.

– Только не называй их!

– Да, правильно, извини.

– Кроме того, круг может и не попасть в Плясунов, – задумчиво промолвила матушка. – Это нельзя не учитывать, а стало быть, может, мы зря паникуем. Все случившееся могло быть простой случайностью.

– Но если он откроется внутри… – начала было нянюшка.

И тут Маграт не выдержала:

– Вы все это специально! Специально говорите так, чтобы я ничего не понимала! И не только сегодня, всегда! Но ничего, скоро я стану королевой, вот тогда посмотрим…

Обе пожилые ведьмы разом замолкли.

Нянюшка Ягг склонила голову набок.

– О? – ухмыльнулась она. – Значит, молодой Веренс сделал тебе предложение?

– Да!

– И когда же случится это счастливое событие? – ледяным тоном осведомилась матушка Ветровоск.

– Через две недели, – ответила Маграт. – В Праздник Середины Лета.

– Неудачный выбор, очень неудачный, – покачала головой нянюшка Ягг. – Самая короткая ночь в году…

– Гита Ягг!

– И вы станете моими подданными, – продолжала Маграт, не обращая внимания на их замечания. – Должны будете приседать передо мной в реверансах и все остальное!

Уже вымолвив эти слова, она поняла, какую глупость только что ляпнула, но гнев не позволял ей остановиться.

Матушка Ветровоск прищурилась.

– Гм-м, – произнесла она. – Стало быть, в реверансах?

– Да, а если вы не будете этого делать, вас бросят в темницу.

– Подумать только, – откликнулась матушка. – Черт меня возьми. Темница – это очень плохо. Мне совсем не хотелось бы оказаться в темнице.

Все знали, что темницы замка, никогда не считавшиеся его особой достопримечательностью, сейчас совсем не использовались. Веренс II был самым благожелательным монархом в истории Ланкра. Подданные относились к нему с некоторым доброжелательным презрением, которого удостаивается всякий, незаметно и добросовестно трудящийся на благо общества. Кроме того, Веренс скорее отрезал бы себе ногу, чем посадил бы в тюрьму ведьму, – это позволило бы избежать многих бед и было бы менее болезненным.

– Стало быть, королева Маграт? – встряла нянюшка Ягг, пытаясь несколько разрядить атмосферу. – Неплохо, неплохо. Старый замок давно пора чуточку оживить.

– О, он оживится, в этом можешь не сомневаться, – сказала матушка Ветровоск.

– Впрочем, – фыркнула Маграт, – я не обязана заниматься всякими глупостями. Это ваше дело. Ну а у меня… у меня просто не будет времени.

– Вы можете поступать как вам заблагорассудится, ваше будущее королевское величество, – кивнула матушка Ветровоск.

– Ха! – воскликнула Маграт. – Конечно, могу! А вы можете поискать для Ланкра другую ведьму! Понятно? Другую сентиментальную девчонку, которая станет выполнять за вас всю грязную работу и которой можно будет ничего не говорить. А я займусь чем-нибудь более приятным!

– Более приятным, чем быть ведьмой? – уточнила матушка.

Маграт не заметила тона матушки.

– Да!

– Вот дьявол, – пробормотала нянюшка.

– Хорошо, – промолвила матушка острым как нож голосом. – Что ж, полагаю, сейчас вы пожелаете удалиться. К себе во дворец.

– Да!

Маграт подняла свое помело.

Но матушка быстро вскинула руку, преграждая ей путь.

– О нет, – сказала она, – это не дело. Королевы путешествуют в золоченых каретах или в чем-нибудь еще. Каждому свое. А помело предназначается для ведьмы.

– Перестаньте, вы обе, – начала было нянюшка Ягг, один из лучших в мире посредников. – Можно быть и королевой и ведь…

– А мне-то что? – рявкнула Маграт, бросая помело. – Меня такие вещи больше не интересуют.

Она повернулась, подобрала платье и побежала. Скоро был виден лишь ее силуэт на фоне заходящего солнца.

– Ты, гляжу, совсем из ума выжила, Эсме, – сказала нянюшка Ягг. – Нельзя ж так. И все из-за того, что она выходит замуж?

– Ты сама знаешь, как она поступит, если мы ей все расскажем, – возразила матушка Ветровоск. – Она не поймет. Эти существа. Круги. Она сказала бы, что они… хорошие. Лучше ей в этом не участвовать.

– Прошло много лет, с тех пор как они в последний раз просыпались, – покачала головой нянюшка. – Нам потребуется помощь. То есть… когда ты последний раз ходила к Плясунам?

– Ты же знаешь, как оно бывает, – вздохнула матушка. – Когда все тихо… о Них как-то забываешь.

– Надо посмотреть, что там да как. Может, стоит кое-что подчистить.

– Верно.

– Завтра с утра, пораньше, – сказала нянюшка Ягг.

– Да.

– И не забудь захватить серп.

В королевстве Ланкр существовало не много таких мест, где можно было бы спокойно поиграть в футбол – если вы хотели действительно поиграть, а не бегать за постоянно укатывающимся мячом. Большую часть страны составляли вересковые пустоши, лесистые холмы, переходившие в крутые зазубренные горы, на которые не рисковали забираться даже тролли, и глубокие долины-расщелины, угодив в которые солнечный свет никогда не выбирался наружу.

Тропинка к вересковой пустоши, на которой стояли Плясуны, почти заросла, хотя находилось это место всего в нескольких милях от города. Иногда сюда забредали охотники, но только случайно. Не то чтобы охота тут была плохой, просто…

…Здесь стояли камни.

Круги из камней достаточно часто встречаются в горах. Друиды строили их в качестве предсказывающих погоду компьютеров, а всегда легче построить новый 33-мегалитный компьютер, чем сделать апгрейд старому и медленному кругу.

Но друиды никогда не приближались к Плясунам.

Камни эти не имели определенной формы. Они даже не были расположены в каком-то определенном порядке. И солнечные лучи не падали на рассвете определенного дня на определенный камень. Кто-то просто приволок в лес восемь глыб и воткнул их по окружности.

Однако погода здесь была другой. Поговаривали, что если начинался дождь, то внутри круга это происходило на несколько секунд позже, чем снаружи, как будто капли падали откуда-то издалека. И то же самое случалось, когда на солнце вдруг набегала какая-нибудь тучка, – внутри круга солнечный свет исчезал на пару секунд позже.

Через несколько минут Вильяму Скрябу предстояло умереть. Сразу необходимо отметить, что ему не следовало охотиться на оленей не в сезон, тем более на такого прекрасного самца и уж тем более на красного овпцепикского оленя, который официально был признан вымирающим. Впрочем, как уже говорилось выше, опасность полного и окончательного вымирания нависла скорее над Вильямом Скрябом.

Олень шел впереди и так громко шуршал папоротником, что со следа не сбился бы даже слепой.

Скряб крался за ним.

Туман все еще нависал над камнями, но его сплошной покров уже превратился в рваные полосы.

Олень приблизился к кругу и остановился. Нерешительно потоптался на месте, потом оглянулся и вдруг увидел Скряба.

Охотник вскинул арбалет.

Олень повернулся и прыгнул между камней.

После этого момента воспоминания становятся отрывочными. Первое…

…Касалось расстояния. Диаметр окружности составлял всего несколько ярдов, она просто не могла содержать такое большое пространство.

Следующее…

…Касалось скорости. Что-то выходило из круга, какая-то белая точка, становившаяся все больше и больше.

Арбалет был наведен на цель, но сильным ударом существо вырвало оружие из рук Скряба, а потом появилось ощущение…

…Покоя.

И краткое воспоминание о боли.

Вильям Скряб умер.

Вильям Скряб глядел сквозь пальцы на примятый папоротник. А примят он был потому, что в папоротнике валялось тело Вильяма Скряба.

Свежеумершие глаза осмотрели окрестности.

У мертвых не бывает галлюцинаций. Смерть похожа на пробуждение после хорошей попойки: сначала – пара секунд невинной свободы, и только потом вы начинаете вспоминать поступки прошлого вечера, казавшиеся тогда столь логичными и смешными. Затем вы припоминаете действительно поразительную выходку с абажуром и двумя воздушными шарами, над которой все хохотали до боли в животе. После чего осознаете, что сегодня вам предстоит посмотреть людям в глаза, только сегодня вы трезвы и они тоже трезвы, а главное – и вы и они помните.

– О, – изрек Скряб.

Ландшафт словно обволакивал камни. Когда смотришь с другого плана существования, все кажется столь очевидным…

Очевидным. Никаких стен, только двери. Никаких кромок, только углы…

– ВИЛЬЯМ СКРЯБ?

– Да?

– ПРОШУ ПРОСЛЕДОВАТЬ СЮДА.

– Ты тоже охотник?

– СКОРЕЕ ВОР, СОБИРАТЕЛЬ ОСТАВЛЕННЫХ БЕЗ ВНИМАНИЯ МЕЛОЧЕЙ. ПРЕДПОЧИТАЮ, ЧТОБЫ ТАК МЕНЯ НАЗЫВАЛИ.

Смерть с надеждой улыбнулся. Скряб нахмурил ныне бестелесные брови.

– Что? Типа булавок и пуговиц?

Смерть вздохнул. Метафоры редко когда доходят до людей. Порой ему даже казалось, что на самом деле всерьез его никто не воспринимает.

– Я ЗАБИРАЮ ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ, – несколько раздраженно пояснил он.

– Куда?

– ВОТ ЭТО НАМ И ПРЕДСТОИТ ВЫЯСНИТЬ.

Вильям Скряб уже исчезал в тумане.

– Эта тварь, которая мне так врезала…

– ДА?

– Я думал, они вымерли.

– НЕТ. ПРОСТО УШЛИ.

– Куда?

Смерть показал костлявым пальцем.

– ТУДА.

До свадьбы Маграт не собиралась переезжать во дворец – людская молва, сплетни и всякое такое. Конечно, во дворце много кто жил, свободных комнат там хватало с избытком, но она будет находиться под одной крышей с… Одного этого достаточно. А если не хватит, то люди додумают.

Так она считала раньше. Но сейчас кровь ее буквально кипела. А и пусть говорят. Известно, кто именно будет говорить. Все известно. Ведьмы. Ха. Пусть болтают что хотят.

Она поднялась рано утром и принялась собирать свои небогатые пожитки. Хижина ей не принадлежала, как, впрочем, и мебель. Ведьмы приходят и уходят, а хижины пребывают вечно, обычно под той же соломенной крышей.

Зато Маграт принадлежали: комплект волшебных ножей, мистические цветные шнурочки, различные чаши и тигли плюс шкатулка, полная колец, ожерелий и браслетов с алхимическими символами самых разных религий. Все это она сложила в мешок.

Кроме того, были книги. Среди ведьм тетушка Вемпер слыла книжным червем. Целая дюжина книг, представляете? Маграт немного посомневалась, а потом оставила их на полке.

И была еще обязательная черная шляпа. Шляпа никогда ей не нравилась, и Маграт предпочитала ее не носить. В мешок.

Обведя комнату безумным взором, Маграт заметила у камина маленький котелок. И его туда же. В мешок и затянуть шнурком.

По пути во дворец, пересекая по мосту Ланкрский провал, она бросила мешок в реку.

Несколько секунд он покачивался на поверхности, после чего пошел на дно.

Маграт втайне надеялась увидеть разноцветные пузырьки или хотя бы услышать шипение. Но мешок просто взял и утонул. Словно не представлял собой ничего особенного.

Другой мир, другой дворец…

Черный конь галопом пересек замерзший крепостной ров, от животного и от тела, лежавшего у него на шее, валили клубы пара.

Всадник-эльф взлетел на коне по ступеням прямо в тронный зал, где, погруженная в свои мысли, сидела королева…

– Господин Ланкин?

– Олень!

Олень был еще жив. Тут эльфы были искусники: попавшее к ним живое существо могло жить целые недели.

– С той стороны круга?

– Да, госпожа.

– Я же говорила, силы слабеют.

– Но когда? Когда же?!

– Скоро, очень скоро. А что прошло в ту сторону?

Эльф попытался отвести глаза.

– Ваш… любимец, госпожа.

– Вряд ли он уйдет далеко от круга. – Королева рассмеялась. – Но повеселится он хорошо, в этом я не сомневаюсь…

На рассвете прошел дождь.

Нет ничего более неприятного, чем пробираться через доходящий до плеч мокрый папоротник. Впрочем, есть. Существует бесчисленное множество вещей, сквозь которые еще более неприятно пробираться, особенно если вы погружены в них по шею. «Но здесь и сейчас, – подумала нянюшка Ягг, – на ум приходит только одна, ну две, не больше».

Само собой разумеется, приземляться внутри Плясунов они не собирались. Сами птицы облетают их стороной. Даже пауки, мигрирующие на осенних паутинках, предпочитают сделать крюк в полмили, лишь бы не пролетать над камнями. Облака разделялись и огибали круг стороной.

Над камнями висел туман. Липкий, мокрый туман.

Нянюшка рассеянно подрезала папоротник своим серпом.

– Эй, Эсме, ты куда запропастилась? – окликнула она.

Из зарослей папоротника в нескольких футах от нянюшки вынырнула голова матушки Ветровоск.

– Здесь что-то не так, – сказала она нарочито холодно и размеренно.

– Да?

– Папоротник и трава вокруг камней примяты. По-моему, здесь кто-то танцевал.

Нянюшка Ягг отнеслась к услышанному, как физик-ядерщик, которому сообщили, что кто-то, чтобы согреться, стучит двумя кусками урана докритической массы.

– О нет, – выдохнула она.

– О да. И вот еще что…

Трудно было представить, что могло случиться нечто худшее, но нянюшка Ягг все же спросила:

– Ну?

– Тут кого-то убили.

– О боги, – простонала нянюшка Ягг. – Надеюсь, не внутри круга?

– Нет. Что за глупые вопросы? Это случилось снаружи. Высокий мужчина. Одна нога короче другой. С бородой. Возможно, он был охотником.

– Но как? Как ты все это узнала?

– Я только что на него наступила.

Лучи солнца пробивались сквозь туман.

А в пятистах милях утренние лучи уже ласкали древние камни стен Незримого Университета – главного волшебного заведения на Плоском мире.

Правда, не все волшебники этот факт признавали.

Для большинства волшебников Незримого Университета первым приемом пищи являлся обед. Вообще говоря, волшебников нельзя назвать ярыми поборниками завтраков. Только аркканцлер и библиотекарь узнали бы рассвет в лицо, зато каждое утро весь Университет был целиком и полностью в их распоряжении.

Библиотекарь всегда вставал рано, поскольку был орангутаном, а орангутаны всегда встают рано; правда, он не оглашал окрестности воплями, чтобы отпугнуть других самцов. Он просто открывал библиотеку и кормил книги.

А Наверн Чудакулли, занимавший в то время пост аркканцлера, любил побродить по сонным зданиям, кивая слугам и оставляя записки подчиненным (цель у этих записок была только одна – сообщить, что аркканцлер уже бодрствовал и занимался делами, когда нерадивые младшие волшебники еще видели сладкие сны[5]5
  Такое случается постоянно и повсеместно по всей множественной вселенной, даже на холодных планетах, омываемых жидким метаном. Никто не знает почему, но в любой группе наемных работников раньше всех всегда встает начальник, который имеет дурную привычку оставлять на столах подчиненных укоризненные записки (или покрытые гравировкой кристаллы гелия). На самом деле единственным местом, где такая ситуация возникает довольно редко, является планета по имени Зирикс, но только потому, что у Зирикса целых восемнадцать солнц и встать рано утром возможно лишь раз в 1789,6 года. Но даже там, раз в каждые 1789,6 года, словно подчиняясь некоему общему сигналу, главные работодатели вползают в контору, сжимая в щупальцах створки ракушек с укоризненными посланиями.


[Закрыть].

Сегодня, однако, голову аркканцлера занимало нечто иное. Причем «занимало» в более или менее буквальном смысле этого слова.

Оно было круглым. А вокруг росли здоровые волосы. Аркканцлер готов был поклясться, что вчера ничего подобного там не было.

Он вертел головой то в одну, то в другую сторону и рассматривал в зеркале другое зеркало, которое держал над затылком.

Следующим служащим, просыпавшимся после Чудакулли и библиотекаря, был казначей, однако вовсе не потому, что казначей любил вставать рано, а потому, что к десяти часам весьма ограниченный запас терпения аркканцлера иссякал, Наверн Чудакулли вставал на нижней площадке лестницы и начинал орать:

– Казначей!!!

…Пока казначей не появлялся.

На самом деле вопль раздавался ровно в одно и то же время, поэтому вскоре казначей, прирожденный нервоядный[6]6
  То есть существующий исключительно за счет собственных нервов.


[Закрыть], научился подниматься и одеваться во сне в точности за несколько минут до рева аркканцлера. Сегодня он принял вертикальное положение, оделся и даже успел дойти до двери – и только потом открыл глаза.

Чудакулли никогда не тратил время на пустые разборки. Разборки должны быть насыщенными – либо никакими.

– Да, аркканцлер, – мрачно произнес казначей.

Аркканцлер снял шляпу.

– Ну, что скажешь? – резко осведомился он.

– Гм… Гм… О чем, аркканцлер?

– Об этом! Об этом вот!

Близкий к панике казначей в отчаянии уставился на макушку Чудакулли.

– О чем? А… О плеши?

– Нет у меня никакой плеши!

– Э-э, тогда…

– То есть еще вчера ее не было!

– А. Ну. Гм. – В определенные моменты что-то замыкало в голове казначея, и он уже не мог остановиться. – Конечно, такое иногда случается, вот мой дедушка, помню, спасался настоем из меда и конского навоза, втирал каждый день и…

– Я не лысею!

Нервный тик исказил лицо казначея. Слова принялись вылетать изо рта самостоятельно, без всякого участия мозга.

– А еще у него была такая штука со стеклянным стержнем, и, и… трешь ее шелковым платочком, она и…

– Это просто возмутительно! В моей семье никогда никто не лысел! Одна из теток, но она не в счет!

– И, и, и он собирал утреннюю росу и мыл в ней голову, и, и, и…

Чудакулли замолк. Он не был злым человеком.

– Ты сейчас что пьешь? – осведомился он.

– Су-су-су… – залепетал казначей.

– Все так же глотаешь эти свои пилюли из сушеных лягушек?

– Д-д-д-д-д.

– В левом кармане?

– Д-д-д-д-д.

– Так… Теперь глотай.

Несколько секунд они тупо смотрели друг на друга.

Потом казначей обмяк.

– М-м-мне уже гораздо лучше, аркканцлер, спасибо.

– Что-то явно происходит, казначей. Печенкой чувствую.

– Как скажешь, аркканцлер.

– Кстати, ты что, в тайное общество какое вступил?

– Я… Конечно, нет, аркканцлер.

– Тогда сними с головы подштанники. Тебе не идет.

– Знаешь его? – спросила матушка Ветровоск.

Нянюшка Ягг знала в Ланкре всех, в том числе и то жалкое существо, которое сейчас валялось в папоротнике.

– Вильям Скряб из Ломтя, – мигом откликнулась она. – Один из троих братьев. Помнишь, он еще женился на девчонке Тюфяксов, на той, у которой зубы с проветриванием?

– Надеюсь, у бедняжки найдется приличное черное платье, – покачала головой матушка Ветровоск.

– Похоже, его чем-то закололи, – констатировала нянюшка Ягг, осторожно, но решительно переворачивая тело.

К трупам она относилась спокойно. Ведьмы часто готовили тела к погребению, а также выступали в качестве повивальных бабок, поэтому для многих людей в Ланкре лицо нянюшки Ягг было первым и последним впечатлением – эти два события настолько впечатывались в память, что вся остальная жизнь между ними могла показаться скучной и серой.

– Насквозь, – охнула она. – Его ж насквозь проткнули. Вот это да! Кто ж сотворил такое?

Обе ведьмы разом повернулись и посмотрели на камни.

– Не знаю, что это было, но точно знаю, откуда оно явилось, – буркнула матушка Ветровоск.

Теперь нянюшка Ягг тоже заметила, что папоротник вокруг камней примят и весь почернел.

– Вот теперь я пойду до конца, – мрачно промолвила матушка.

– Ты, главное, не ходи…

– Я сама знаю, куда следует ходить, а куда не следует. Спасибо за совет.

Плясунами назывались восемь камней, и у трех из них были собственные имена. Матушка двинулась в обход круга, пока не подошла к каменюке по прозванию Трубач.

Она вытащила одну из булавок, которыми была приколота к волосам остроконечная шляпа, поднесла ее к камню, после чего отпустила.

Потом вернулась к нянюшке.

– В камнях еще сохранилась сила, – констатировала матушка. – Ее немного, но есть.

– Кто мог настолько ополоуметь, чтобы прийти сюда и плясать вокруг камней? – изумилась нянюшка Ягг и добавила чуть погодя, когда в голову пришла предательская мысль: – Маграт все время была с нами.