Текст книги "Дамы и Господа"

– Э-э, аркканцлер, я могу высказаться? – встрял Думминг.

– Давай.

Думминг широко улыбнулся кучеру.

– Насколько я понимаю, на домашних животных билет не нужен? – спросил он.

– У-ук?

Помело нянюшки Ягг летело в нескольких футах над лесной тропкой. Скорость была такая, что на поворотах помело заносило и ведьма задевала башмаками листья. У хижины матушки Ветровоск нянюшка спрыгнула с помела, но выключить его не успела, и оно остановилось, только когда врезалось в уборную.

Дверь была открыта.

– Ау?

Нянюшка Ягг заглянула в буфетную, потом протопала по узкой лестнице на второй этаж.

Матушка Ветровоск лежала на своей кровати. Лицо ее было серым, а тело – холодным.

Люди и раньше находили ее в таком состоянии и всегда реагировали неоднозначно. Поэтому теперь матушка успокаивала посетителей – но искушала судьбу – при помощи небольшого клочка картона, который обычно сжимала в окоченевших руках.

«Я НИ УМИРЛА», – гласила записка.

Окно было открыто и подперто обломком доски.

– А, – сказала нянюшка скорее себе, чем кому-либо еще, – вижу, тебя нет. Я… я просто поставлю чайник и подожду, когда ты вернешься, хорошо?

К Заимствованию нянюшка Ягг относилась неоднозначно. С одной стороны, это, конечно, здорово войти в разум животного или еще кого, но, с другой стороны… слишком многие ведьмы не возвращались. Вот уже несколько лет нянюшка подкармливала кусочками сала и корками бекона некую синичку, которая всеми повадками очень походила на матушку Посталюту, однажды ушедшую Заимствовать, да так и не вернувшуюся. Жуткая вещь… если ведьма вообще может считать что-то жутким.

Нянюшка вернулась в буфетную и опустила ведро в колодец, напомнив себе на сей раз выбросить тритонов, прежде чем поставить воду на огонь.

А потом она стала смотреть на сад.

Некоторое время спустя какое-то маленькое существо впорхнуло в верхнее окно.

Нянюшка разлила чай. Аккуратно взяла одну ложку сахара из сахарницы, высыпала остальной сахар в свою чашку, ложку сахара вернула в сахарницу, поставила обе чашки на поднос и поднялась по лестнице.

Матушка Ветровоск сидела на кровати.

Нянюшка огляделась.

На балке вниз головой висела летучая мышь.

Матушка Ветровоск растирала уши.

– Гита, будь добра, поставь под нее горшок, – попросила она нянюшку. – Они постоянно гадят на ковер.

Нянюшка отыскала наиболее интимный предмет спальной комнаты и ногой толкнула его по половику.

– Сделала тебе чашку чая, – сообщила она.

– То, что нужно, – кивнула матушка, – а то во рту какой-то жучиный привкус.

– Я думала, ночью ты предпочитаешь сов, – сказала нянюшка.

– После них потом все время пытаешься провернуть голову по кругу, – поморщилась матушка. – Летучие мыши, они, по крайней мере, смотрят в одну сторону. Сначала я пробовала Заимствовать кроликов, но сама знаешь, чем они думают. Вернее, о чем только и думают.

– О траве?

– Ага, о ней самой.

– Что-нибудь выяснила? – спросила нянюшка.

– Туда приходили. Каждое полнолуние! Судя по всему, это были девушки. Летучие мыши видят только силуэты.

– Неплохо, – осторожно похвалила ее нянюшка. – Кто-нибудь из местных?

– Скорее всего. Во всяком случае, они туда пришли, а не прилетели.

Нянюшка Ягг вздохнула.

– Это были Агнесса Нитт, дочь старого Трехпенсовика, и Люси Чокли. Да еще несколько девчонок.

Матушка Ветровоск уставилась на нее с широко раскрытым ртом.

– Извини, – пожала плечами нянюшка. – Я расспросила Джейсона.

Летучая мышь рыгнула. Матушка вежливо прикрыла рот ладонью.

– Я, наверное, выгляжу старой дурой? – спросила она некоторое время спустя.

– Нет, что ты, – успокоила ее нянюшка. – Заимствование – это ведь настоящее искусство. И ты прекрасно им овладела.

– Слишком гордой я стала. А ведь раньше я бы тоже людей расспросила, перед тем как носиться по лесам летучей мышью.

– Наш Джейсончик ничего бы тебе не сказал. Да и мне он открылся только потому, что иначе я превратила бы его жизнь в ад, – хмыкнула нянюшка. – На то они и матери.

– Теряю чутье, вот в чем дело. Старею я, Гита.

– Лично я всегда говорю следующее: ты настолько стара, на сколько себя чувствуешь.

– Именно это я и имею в виду.

Нянюшка Ягг выглядела озабоченной.

– Была бы здесь Маграт, – пробормотала матушка, – я бы такой дурой перед ней выставилась…

– Маграт сейчас сидит в своем замке, – ответила нянюшка. – Учится быть королевой.

– По крайней мере, когда ты – королева, никто и не заметит, что ты что-то там делаешь неправильно, – возразила матушка. – О нет, все, что ты делаешь, правильно, потому что это ты так делаешь.

– Королевская власть… Смешная штука, – покачала головой нянюшка. – Берешь девушку с задницей, как у двух свиней, завернутых в одеяло, и головой, полной воздуха, выходит она замуж за короля, принца или еще кого-нибудь и вдруг становится ее королевским сиятельством-величеством-принцессой. Ох уж этот смешной старый мир.

– Запомни, лебезить перед ней я ни в жизнь не стану, – предупредила матушка.

– А ты никогда ни перед кем не лебезила, – терпеливо сказала нянюшка Ягг. – Никогда не кланялась старому королю. И Веренса едва удостаиваешь кивком. Да уж, кто-кто, а ты никогда ни перед кем не лебезила.

– Именно так! – воскликнула матушка. – Именно так и должны поступать ведьмы.

Нянюшка немного подуспокоилась. То, что матушка вдруг заговорила о старости, встревожило ее. Она больше привыкла к матушке в нормальном состоянии едва сдерживаемого гнева.

Матушка встала.

– Значит, дочь старого Чокли, говоришь?

– Именно.

– Ее мать звали Кибль, верно? Приятная женщина, насколько я помню.

– Да, но когда она умерла, старик отослал дочку в Сто Лат, в какую-то там школу.

– Не одобряю я эти школы, – нахмурилась матушка Ветровоск. – Они только мешают образованию. А все эти книги… Книги! Да что в них хорошего? Люди сейчас слишком много читают. Вот когда я была молодой, времени на чтение у нас не было, это я точно помню.

– Мы были слишком заняты другими развлечениями.

– Верно. Пошли, у нас мало времени.

– Что ты имеешь в виду?

– Дело тут не только в девушках. Там есть еще что-то. Чувствуется какой-то разум – он-то всем и управляет.

Матушка поежилась. Она слишком явственно ощущала это – так опытный охотник, крадущийся по лесам, мгновенно чувствует присутствие другого охотника – по тишине, когда должен быть шум, по примятым стеблям, по ярости пчел.

Нянюшка Ягг никогда не одобряла Заимствование, а Маграт наотрез отказывалась даже пробовать. У других же старых ведьм, живущих на противоположном склоне горы, было слишком много проблем с собственными головами, чтобы лезть еще и в другие. Таким образом, матушка одна прибегала к Заимствованию.

По королевству блуждал разум, а матушка Ветровоск не могла его понять.

Она Заимствовала. Однако здесь следовало проявлять крайнюю осторожность. Это ведь как наркотик, затягивает. Входить в разумы зверей и птиц – но не пчел, – нежно управлять ими, смотреть на мир их глазами… Матушка Ветровоск частенько наведывалась в чужие сознания. Для нее это было неотъемлемой частью ведьмовства. Возможность взглянуть на мир иными глазами…

…Глазами мошек увидеть медленное течение времени в быстротечном дне, их маленькие разумы перемещаются с быстротой молнии…

…Телом жука услышать мир, представляющий собой трехмерный узор колебаний…

…Носом собаки обонять запахи, которые вдруг приобретают цвета и оттенки…

Но за это приходилось платить. Конечно, никто никакой платы не требовал, но само отсутствие каких-либо требований налагает моральные обязательства. Ты стараешься не бить мух. Как можно осторожнее рыхлишь грядки. Подкармливаешь собак. Ты – платишь. Ты заботишься не потому, что это хорошо, а потому, что так правильно. После себя не оставляешь ничего, кроме смутных воспоминаний, а с собой забираешь только впечатления, не больше.

Но этот иной, блуждающий разум… Он будет входить в сознания, будто цепная пила, и брать, брать, брать. Она чувствовала его форму, хищническую, жестокую, злую. Этот ум будет использовать, будет причинять боль. Почему? Да потому, что это весело и интересно.

Только одно существо на свете обладает подобным разумом.

Эльф.

Высоко над землей трещали ветви деревьев.

Матушка и нянюшка шагали по лесу. По крайней мере, матушка Ветровоск шагала, а нянюшка Ягг пыталась от нее не отстать.

– Дамы и Господа пытаются найти выход, – говорила матушка. – И есть еще что-то. Это нечто уже пробилось сюда. Какая-то тварь с той стороны. Скряб загнал оленя в кольцо, там-то их и поджидало это существо. Кто-то входит, кто-то выходит, нормальный обмен…

– Какое существо?

– Сама знаешь, зрение у летучих мышей никуда не годится. Они видят лишь силуэты. Но старого Скряба что-то убило. И эта тварь все еще бродит по округе. Она явилась оттуда, откуда потом придут Дамы и Господа.

Нянюшка посмотрела на тени. Ночью в лесу так много теней…

– Тебе не страшно? – поинтересовалась она.

Матушка хрустнула пальцами.

– Нет. А чего тут бояться? Пусть лучше эта тварь боится.

– Правильно о тебе говорят. Ты слишком гордая, Эсмеральда Ветровоск.

– И кто ж так говорит?

– Ты сама, только что.

– Наверное, чувствовала себя неважно.

«Я была несколько не в себе», – вероятно, сказал бы другой. Но матушка Ветровоск всегда была только в себе, здесь и сейчас.

Две ведьмы поспешили дальше, а над землей все так же бушевал ветер.

Из колючих зарослей им вслед смотрел единорог.

Диаманда Чокли действительно носила фетровую шляпу с обвисшими полями. Да еще и с вуалью.

Пердита Нитт (которая, до того как заняться ведьмовством, звалась просто Агнессой) тоже носила шляпу с вуалью – потому что такую же надевала Диаманда. Им обеим было по семнадцать лет. Разница между ними заключалась в том, что Диаманда была очень, очень тощей, и тут Пердита ей ужасно завидовала. Однако вскоре она нашла выход из положения: если не можешь быть тощей, следует, по крайней мере, выглядеть нездорово. Поэтому, скрывая жизнерадостно-розовый цвет своего лица, она накладывала на себя такой слой белого грима, что, наверное, если бы она резко обернулась, ее лицо съехало бы на затылок.

Они уже прошли Возведение Конуса Силы, попробовали магию со свечами и провели несколько пробных сеансов с хрустальным шаром. Сейчас Диаманда показывала, как правильно работать с картами.

«Карты содержат очищенную мудрость Древних», – нравоучительно наставляла она. Пердита не раз задавалась предательским вопросом: кем же были эти самые Древние? Речь тут шла явно не о стариках – всех без исключения пожилых людей Диаманда считала дураками. Но чем эти Древние были мудрее, скажем, современных людей? Непонятно…

А ведь есть еще Женский Принцип, такая же непонятная штука. Не говоря уже о Внутреннем Я, которое Пердита никак не могла в себе выявить. Она уже начинала подозревать, что, видимо, его у нее просто-напросто нет.

Диаманда вызывающе красила глаза.

Диаманда ходила в туфлях на неимоверно высоких каблуках.

И спала в самом настоящем гробу – по крайней мере, так утверждала Аманита Де Мон.

У Аманиты хотя бы была татуировка – череп и кинжал. Вот бы и Пердите сделать такую, пусть даже простыми чернилами, пусть даже каждый вечер придется ее смывать, чтобы мать не увидела…

Тоненький, отвратительный голосок Внутреннего Я Пердиты предположил, что Аманита – не самое удачное имя.

Как и Пердита, если уж на то пошло.

А еще он намекнул, что, быть может, Пердите не стоит заниматься вещами, в которых она ровным счетом ничего не понимает.

Основная беда заключалась в том – и она это отлично знала, – что вышесказанное относилось почти ко всему.

Но эти черные кружева, в которые неизменно облачалась Диаманда!..

Диаманда умела производить впечатление.

Пердита всегда знала о существовании ведьм – старухи, одевавшиеся, как вороны, за исключением разве что Маграт Чесногк, которая была откровенно ненормальной и всегда выглядела так, будто вот-вот расплачется. Однажды на вечеринку в честь Дня Всех Пустых Маграт притащила гитару и весь вечер нескладно распевала всякие народные песни, причем глаза ее были томно полуприкрыты – словно она и в самом деле искренне верила в то, о чем пела. Играла она отвратительно, но это и неважно, потому что петь она совсем не умела. Люди аплодировали – ну а что еще им оставалось?

Тогда как Диаманда читала книги. Она действительно много знала. Например, Диаманда умела черпать силу из камней. Правда-правда, умела.

Сегодня она обучала подруг работе с картами.

Вечером снова поднялся ветер. Он хлопал ставнями и выбивал сажу из печной трубы. Тени зашуганно прятались по углам комнаты и…

– Сестра, ты меня слушаешь? – холодным голосом осведомилась Диаманда.

Чтобы подчеркнуть общность взглядов, начинающие ведьмы называли друг друга сестрами.

– Да, Диаманда, – кротко ответила Пердита.

– Повторяю специально для тех, кто мог случайно прослушать, – продолжала Диаманда, – вот это – Луна. – Она подняла карту. – Что же мы здесь видим? А, Мускара?

– Гм… Изображение луны? – полным надежды голосом ответила Мускара (в простонародье – Сьюзан).

– Это не просто луна, – фыркнула Диаманда. – На самом деле это неподражательная условность, не имеющая абсолютно никакого отношения к привычной системе координат.

– А…

Порыв ветра потряс хижину. Распахнулась, ударившись о стену, дверь, и на мгновение показалось облачное ночное небо, на котором в виде полумесяца висела неподражательная условность.

Диаманда махнула рукой. Последовала октариновая вспышка. Дверь с треском захлопнулась. Диаманда улыбнулась – своей обычной холодной, всезнающей улыбкой, которой так завидовала Пердита.

Ведьма положила карту обратно на черный бархат.

Пердита с унылым видом таращилась на стол. Все было очень красиво, карты выглядели маленькими картинами, созданными рукой опытного живописца, и имена у них были занятные… Но тоненький предательский голосок неустанно нашептывал: «Будущее? Откуда им-то про него знать? Картон, знаешь ли, никогда не отличался сообразительностью».

С другой стороны, шабаш – он ведь и в самом деле помогает… более или менее. На шабаше ты силу свою поднимаешь… и все такое прочее. «О боги, а что, если она спросит меня?»

Неожиданно Пердита почувствовала легкую тревогу. Что-то было не так. Секунду назад все было нормально, и вдруг – стало не так. Что-то произошло, правда, она не поняла, что именно. Пердита подняла взгляд.

– Счастья этому дому, – изрекла матушка Ветровоск.

Примерно таким же тоном обычно говорят нечто вроде: «Попробуй-ка переварить мою пулю, Кинкейд» или «Ты вчера классно повеселился, следующую вечеринку будем проводить у тебя, я обязательно приду».

Диаманда удивленно открыла рот.

– Что вы тут, картишками балуетесь? – поинтересовалась нянюшка Ягг и через Диамандино плечо заглянула в карты. – М-да, с такой рукой ловить нечего. У тебя же двойной дуркер.

– Кто вы такие?

«Как внезапно они появились… – подумала Пердита. – Только что были одни тени, и вдруг, откуда ни возьмись, – они, такие же настоящие, как и все остальное».

– А зачем весь пол мелом исчеркан? – огляделась по сторонам нянюшка Ягг. – Ну вы намусорили. И надписи какие-то языческие. Нет, против язычников я ничего не имею. – Она, казалось, задумалась на мгновение. – Честно говоря, я и сама практически язычница, но на полу ведь не рисую. Чего это вы тут делали? – Она подтолкнула локтем Пердиту. – С мелом поосторожнее надо, он иногда так в доски въестся – в жизнь не отмоешь.

– Гм, это магический круг, – пояснила Пердита. – Добрый вечер, госпожа Ягг. Гм. Это чтобы оградить себя от дурного влияния…

Матушка Ветровоск слегка наклонилась вперед.

– Скажи-ка, дорогуша, – обратилась она к Диаманде, – и, по-твоему, это работает?

Она еще больше наклонилась вперед.

Диаманда чуть отшатнулась.

А потом медленно выпрямилась.

В итоге они оказались нос к носу.

– Это кто такая? – процедила Диаманда уголком рта.

– Гм, это – матушка Ветровоск, – ответила Пердита. – Гм, она – ведьма.

– Какого уровня? – спросила Диаманда.

Нянюшка Ягг поискала взглядом, за что бы спрятаться. Бровь матушки Ветровоск задрожала.

– Уровня? – переспросила она. – Наверное, первого – какого же еще?

– Значит, только начала? – уточнила Диаманда.

– Дорогуша, – тихонько шепнула нянюшка Ягг Пердите, – если мы перевернем стол, то за ним можно будет спрятаться.

А про себя нянюшка подумала: «Эсме брошен вызов, и она на него обязательно ответит. Мы всегда отвечаем на вызов. Настоящая ведьма – это прежде всего уверенность в себе. Вот только моложе мы не становимся… Ведьмы – это все равно что фехтовальщики. А чтобы быть лучшей… Да, ты считаешь себя опытным воином, но вместе с тем знаешь, что где-то есть более молодые бойцы – они беспрестанно тренируются, оттачивают свое мастерство, и в один прекрасный день идешь ты спокойненько по тропинке, и вдруг за твоей спиной голос: «Доставай свою жабу и защищайся!» Ну, или что-нибудь вроде.

Вот и Эсме это ждет. Рано или поздно она встретится с кем-нибудь более умелым, более быстрым…»

– О да, – ровным голосом откликнулась матушка. – Только-только. Каждый день только и делаю, что начинаю.

«Но сегодня ей ничто не грозит», – подумала нянюшка Ягг.

– Ты – глупая старуха, – хмыкнула Диаманда, – и тебе меня не испугать. Ха. Знаю я, как вы пугаете суеверных крестьян. Бормочете что-то, смотрите с прищуром. Но это все видимость. Игры ума. Простая психология. Настоящим ведьмовством тут и не пахнет.

– Я, пожалуй, пойду в буфетную, посмотрю, может, чайник поставлю… – сказала нянюшка Ягг в окружающее пространство.

– Но ты-то все знаешь о ведьмовстве, – предположила матушка Ветровоск.

– Да, я изучаю его, – честно ответила Диаманда.

Нянюшка Ягг вдруг осознала, что невольно стащила со своей головы шляпу и сейчас нервно жует ее поля.

– И, наверное, ты уже достаточно искусна? – продолжала матушка Ветровоск.

– Достаточно.

– Ну-ка, покажи.

«А она действительно хороша, – невольно подумала нянюшка Ягг. – Выдержала взгляд Эсме больше минуты. Даже змеи через минуту обычно сдаются».

Если бы какую-нибудь неосторожную муху угораздило в этот момент пролететь между матушкой и Диамандой, она бы тут же вспыхнула и сгорела под пламенем взглядов.

– Я обучилась ведьмовству у нянюшки Грапс, – сказала матушка Ветровоск, – которая училась у тетушки Ежки, которой передала свое мастерство бабка Плюм, научившаяся всему у самой Черной Алиссии, которая…

– Стало быть, – перебила ее Диаманда, заряжая слова в предложения, словно патроны в обойму, – за все это время никто из вас ничему новому так и не научился? Я правильно поняла?

Наступившую тишину нарушила нянюшка Ягг:

– Вот проклятье, прокусила поля. Насквозь.

– Так-так-так… – промолвила матушка Ветровоск.

– Ты только посмотри, – торопливо забормотала нянюшка Ягг, толкая локтем дрожащую Пердиту, – вместе с подкладкой. Эта шляпа стоила мне два доллара плюс исцеление свиньи в придачу. Два доллара и исцеление свиньи на дороге не валяются.

– Можешь идти, старуха, – сказала Диаманда. – Тебя здесь никто не держит.

– Но мы ведь обязательно встретимся? – спросила матушка Ветровоск.

Молодая и пожилая ведьмы оценивающе осмотрели друг друга.

– В полночь? – предложила Диаманда.

– В полночь? А что такого особенного в полночи? В полночь каждая дура – ведьма, – фыркнула матушка Ветровоск. – А вот как насчет полудня?

– Конечно. За что будем сражаться? – осведомилась Диаманда.

– Сражаться? Кто-то собрался сражаться? Нет, мы просто покажем друг другу, на что способны. По-дружески, – улыбнулась матушка Ветровоск.

Она встала.

– Ну, мне пора. Мы, старухи, обычно спим по ночам, сама знаешь, наверное.

– А что получит победитель? – не отступала Диаманда, однако в ее голосе появилась легкая неуверенность. Едва заметная, ноль целых неизвестно сколько тысячных балла по шкале сомнений Рихтера. Примерно такие же колебания производит пластмассовая чашка, упавшая на ковер в пяти милях от вас. Но тем не менее это была неуверенность.

– О, победитель получит победу, – пожала плечами матушка Ветровоск. – Как и должно быть. Не беспокойся, не провожай, ты ведь нас и не приглашала.

Дверь захлопнулась.

– Психический кинез. Примитивный трюк, – растолковала Диаманда.

– Ну да. Он самый, – откликнулась матушка Ветровоск, исчезая в ночи. – Этим-то все и объясняется. Все счастливы.

До изобретения параллельных вселенных дорожные указатели были крайне простыми: Вверх-Вниз, Направо-Налево, Вперед-Назад, Прошлое-Будущее…

Но в множественной вселенной подобные знаки не работают – там слишком много измерений, нужную дорогу так просто не отыщешь. Поэтому, чтобы дорогу все-таки можно было отыскать, пришлось придумать новые указатели.

Например, На Восток От Солнца, На Запад От Луны.

Или же – Не Знаю Куда.

А еще – Край Ойкумены.

Туда И Обратно – тоже все понятно объясняет.

Иногда дорогу можно срезать. Через дверь или какие-нибудь врата. Через стоящие вертикально камни, через расщепленное молнией дерево, платяной шкаф.

Или, скажем, через некую вересковую пустошь…

Главное – найти место, где «там» почти становится «здесь».

Почти, но не совсем. Однако малейшей утечки вполне достаточно для того, чтобы заставить маятник качаться, а физиков – сходить с ума, чтобы дом сочли населенным призраками и котелок иногда летал по комнате. Достаточно небольшой утечки, чтобы трутни вылетели в воздушные патрули.

Кстати о трутнях.

Существуют собрания трутней. Иногда в погожий летний день в неком определенном месте со всей округи собираются трутни – собираются и летают кругами, жужжа, будто радары дальнего слежения, каковыми они и являются.

Пчелы разумны. Это человеческое слово, но пчелы являются упорядоченными созданиями, в их гены заложена ненависть к хаосу.

Если бы люди умели определять утечку, если бы они понимали, что происходит, когда переплетаются «здесь» и «там», то могли бы (опять-таки, если б знали как) отметить место утечки некими определенными камнями.

В надежде, что каждый дурак поймет это недвусмысленное предупреждение и предпочтет держаться подальше.

– Ну, что думаешь? – спросила матушка по дороге домой.

– У толстенькой и молчаливой есть природный дар, – пожала плечами нянюшка Ягг. – Я его сразу почувствовала. Ну а всем остальным, как мне кажется, просто делать нечего. Решили поиграть в ведьм. Сама знаешь, планшетки для этих, как их, спиртических сеансов, карты, черные кружевные перчатки без пальцев. Тяга к оккультному.

– Терпеть не могу, когда тягают всякие культы, – твердо заявила матушка. – Я знаю лишь одно: начинаешь баловаться с культами – начнешь верить в духов, начинаешь верить в духов – начнешь верить в демонов. А потом глядь – ты уже и в богов поверила. После этого все, твое дело – швах.

– Но ведь все они и в самом деле существуют, – возразила нянюшка Ягг.

– Это еще не значит, что в них надо верить. Они от этого только наглеют.

Матушка Ветровоск перешла на шаг.

– Ну а как насчет нее? – немного погодя спросила она.

– Что насчет нее?

– В ней ты силу почувствовала?

– О да. Честно говоря, у меня волосы встали дыбом.

– Кто-то передал ей эту силу. И я даже знаю кто. Ведь совсем еще девчонка, книжек начиталась, в голове черт знает что, и вдруг бац – на нее падает сила, а что с этой силой делать – непонятно. Карты! Свечки! Детские игры какие-то, а не ведьмовство. Тяга к культам… Ногти черные – ты заметила?

– Ну, у меня они тоже не совсем чистые…

– Я имела в виду, они выкрашены в черный цвет.

– В молодости я красила ногти на ногах красным лаком, – с тоской в голосе промолвила нянюшка.

– На ногах – это совсем другое дело. И красный цвет тоже, – возразила матушка. – Кроме того, ты делала это, чтобы выглядеть обольстительной.

– И, надо сказать, у меня неплохо получалось.

– Ха!

Они еще немного помолчали.

– Я ощутила большую силу, – наконец сказала нянюшка Ягг.

– Ага.

– Очень большую.

– Ага.

– Нет, конечно, ты ее побьешь, – быстро произнесла нянюшка. – Иначе и быть не может. Но, полагаю, лично я на это не способна, да и тебе все-таки придется попотеть, как мне кажется. Ведь чтобы победить ее, нужно будет причинить ей боль.

– То есть ты намекаешь, что я переоцениваю собственные силы?

– Э-э…

– Она очень рассердила меня, Гита. Я не сдержалась. И теперь мне предстоит поединок с семнадцатилетней девчонкой. Причем, если я выиграю, меня сочтут задиристой старой ведьмой, ну а если проиграю…

Она яростно пнула кучу прелых листьев.

– Ну, не умею я сдерживаться, не умею.

Нянюшка Ягг промолчала.

– Выхожу из себя по любому поводу…

– Да, но…

– Я еще не закончила!

– Извини, Эсме.

Мимо пролетела летучая мышь. Матушка приветливо кивнула ночному зверьку.

– Не слышала, как там дела у Маграт? – спросила она тоном столь же небрежным, сколь небрежно обнимает вас корсет.

Они подошли к перекрестку, под лунным светом едва заметно светилась белая пыль. Одна дорога вела в Ланкр, где жила нянюшка Ягг. Другая сначала терялась в лесу, становилась дорожкой, потом тропинкой и наконец приводила к хижине матушки Ветровоск.

– Когда мы вновь увидимся… вдвоем? – спросила нянюшка Ягг.

– Слушай, – покачала головой матушка Ветровоск, – она сделала выбор, понимаешь? Да и сказать по чести, в королевах ей будет гораздо лучше.

– А я ничего и не говорила, – мягко произнесла нянюшка Ягг.

– Знаю! Я прямо-таки слышу, как ты ничего не говоришь. Молчание у тебя – мертвец позавидует!

– Тогда… Где-то в одиннадцать, что ли?

– Именно!

Когда матушка зашагала по тропинке к хижине, снова поднялся ветер.

Матушка и сама понимала, что слишком уж разошлась. Но столько всего нужно было сделать. С Маграт разобрались, нянюшка сама о себе может позаботиться, но вот Дамы и Господа… Их она не учла.

И самое главное…

Самое главное, матушку Ветровоск никак не оставляло ощущение, что в очень скором будущем ее ждет смерть. Это предчувствие начинало действовать ей на нервы.

Знание точного момента собственной смерти является одним из тех странных преимуществ, которые предоставляются настоящим пользователям магии. Хотя, как ни крути, это ведь и в самом деле преимущество.

Многие волшебники ушли в мир иной, весело допивая остатки винных погребов и занимая у всех знакомых подряд огромные суммы денег.

Интересно, порой гадала матушка Ветровоск, что чувствует человек, когда вдруг видит… в общем, видит то, что на него надвигается? То, что в итоге оказывается пустотой…

Люди считают, жизнь подобна точке, пролетающей из Прошлого в Будущее и оставляющей за собой, будто комета, пышный хвост воспоминаний. Однако на самом деле воспоминания распространяются не только назад, но и вперед. Обычный человек не понимает, что такое воспоминания о будущем, поэтому они приобретают форму интуиции и наития, предчувствий и дурных предзнаменований. Ведьмы же, напротив, умеют разумно распорядиться данным им знанием, и наличие пустоты там, где, по идее, должны быть завитки будущего, действует на них примерно так же, как вид очень высокой скалы прямо по курсу – на пилота самолета, вынырнувшего из плотного тумана.

Ей осталось несколько дней, а потом – все. Она-то надеялась, у нее будет время привести в порядок сад, убраться в хижине, чтобы унаследовавшая ее домик ведьма не посчитала матушку неряхой, выбрать приличное место для погребения и какое-то время посидеть в кресле-качалке, не делать ничего, только смотреть на деревья и думать о прошлом. Однако… как говорится, боги располагают.

Однако и это еще не все. Память начала выделывать какие-то странные фокусы. Но, быть может, так все и должно происходить? Может, к концу жизни ты просто истощаешься, как это случилось с нянюшкой Грапс, которая к концу жизни завела себе привычку ставить кошку на плиту, а кастрюлю выпускать на ночь погулять?

Матушка заперла за собой дверь и зажгла свечу.

В ящике комода лежала шкатулка. Поставив ее на кухонный стол, матушка открыла шкатулку и аккуратно вынула сложенный лист бумаги. Там же хранились чернила и ручка.

Чуть подумав, она принялась писать с того самого места, на котором прервалась в прошлый раз:

«…Маей падруге Гите Ягг аставляю кравать и ласкутное адияло каторае падарил мне куснец иc Дурнова Зада, а так же набор ис кувшинчика и тазика на каторый она давно налажила глаз, а так же памело, ано в полном порядке, нада толька нимного паделать.

Маграт Чесногк аставляю садиржымое этой шкатулки, сиребрянный чайный сервис с малошником в виде забавной каровы каторый ивляется Фамильной Ценастью, а так же Чисы каторые принадлижали маей матери и паручаю диржать их завидеными, патому, што кагда чисы астанавливаются…»

Снаружи донесся какой-то шум.

Если бы в комнате кроме нее был еще кто, матушка Ветровоск смело распахнула бы дверь – но рядом с ней никого не было. Она осторожно взяла кочергу, удивительно бесшумно, учитывая стоптанные, хлябающие башмаки, подкралась к двери и внимательно прислушалась.

В саду кто-то лазил.

Впрочем, вряд ли тут годится слово «сад». Возле дома матушки росли Травы и ягодные кусты, была небольшая лужайка – и, конечно, ульи. От леса «сад» отгорожен не был. Местная фауна благоразумно предпочитала не приближаться к жилищу ведьмы.

Матушка осторожно открыла дверь.

Луна уже садилась. Бледный серебряный свет делал мир одноцветным.

На лужайке стоял единорог. Резкий запах наполнял округу.

Матушка двинулась вперед, держа перед собой кочергу. Единорог попятился, принялся бить копытом.

Будущее предстало перед матушкой совершенно отчетливо. Она знала, когда все случится. Теперь она начала понимать, как это произойдет.

– Мне известно, откуда ты пришел, – произнесла она едва слышно. – И лучше тебе убраться обратно, да поскорее.

Зверь было бросился на нее, но тут же отступил, когда матушка взмахнула кочергой.

– Что, не выносишь железа? Тогда беги к своей хозяйке и скажи, что мы в Ланкре все знаем о железе. И мне известно о ее существовании. Так что пусть держится подальше, понял? Это моя земля!

Солнце сменило луну, и наступил день.

На том месте, которое обычно выполняло обязанности главной площади Ланкра, собралась внушительная толпа. Жизнь в Ланкре не была богата событиями, а на поединок между двумя ведьмами всяко стоило посмотреть.

Матушка Ветровоск явилась без четверти полдень. Нянюшка Ягг уже поджидала ее на скамейке рядом с таверной. На шее у нянюшки висело полотенце, рядом стояло ведро с водой, в котором плавала губка.

– Это еще зачем? – нахмурилась матушка.

– Так положено. У вас же будут перерывы. Я и перекусить тебе захватила.

Она подняла блюдо, на котором горкой были сложены апельсины. Матушка хмыкнула.

– Судя по твоему виду, подкрепиться тебе не повредит, – покачала головой нянюшка. – Похоже, сегодня ты еще ничего не…

Тут взгляд ее упал на башмаки матушки, на грязный подол ее длинного черного платья, к которому прилипли листочки папоротника и сухие вересковые веточки.