Текст книги "Пирамиды"

Книга II
Книга Мертвых

Прошло две недели. Обряды и церемонии, свершаемые в должное время, хранили мир под небесами и не давали звездам сойти с орбит. Поистине удивительно, на что способны обряды и церемонии.

Внимательно оглядев себя в зеркале, новый царь нахмурился.

– Из чего оно сделано, что оно такое мутное? – спросил он.

– Из бронзы, ваше величество. Из полированной бронзы, – пояснил Диос, передавая царю Цеп Милосердия.

– В Анк-Морпорке у нас были стеклянные, посеребренные сзади. Отличные зеркала.

– Да, ваше величество. А у нас бронзовые, ваше величество.

– Неужели мне и вправду придется надевать эту золотую маску?

– Лик Солнца, ваше величество. Она передается из столетия в столетие. Да, на все общественные мероприятия, ваше величество.

Теппик посмотрел в отверстия для глаз. Красивое лицо. На губах – слабая улыбка. Ему вспомнилось, как однажды отец, перед тем как зайти в детскую, забыл снять Лик Солнца. На крики Теппика сбежался весь дворец.

– Тяжелая.

– Это груз столетий, – ответил Диос, протягивая царю обсидиановый Серп Справедливости.

– И давно ты жрец, Диос?

– Давно, ваше величество. До того как стал евнухом и после. А теперь…

– Отец говорил, ты был верховным жрецом еще при дедушке. Сколько же тебе лет?

– Много, ваше величество. Просто хорошо сохранился. Боги добры ко мне, – ответил Диос, смиряясь перед неоспоримым фактом. – А теперь, ваше величество, не могли бы вы взять еще и это…

– Что это?

– Соты Преуспеяния, ваше величество. Очень важный символ.

Теппик исхитрился пристроить и соты.

– Наверное, ты видел много перемен, – сказал он вежливо.

Лицо старого жреца исказилось болью, но только на мгновенье – он слишком спешил.

– Нет, ваше величество, – мягко промолвил он. – Судьба была благосклонна ко мне.

– О, а это что?

– Сноп Изобилия, ваше величество. Исключительно важно, крайне символично.

– Если можешь, запихни его мне под мышку… Диос, ты когда-нибудь слышал о канализации?

Жрец щелкнул пальцами, подзывая одного из слуг.

– Нет, ваше величество, – покачал головой он, наклоняясь к царю. – А вот это Змея Мудрости. Я подложу ее сюда, хорошо?

– Похожа на ночной горшок. Только тот не так… пахнет.

– Запах, ваше величество, предохраняет от сглаза, такова народная мудрость. А это, ваше величество, Тыквенная Бутыль для Небесных Вод. Подбородок чуть-чуть выше, пожалуйста…

– И все это совершенно необходимо? – спросил Теппик придушенно.

– Такова традиция, ваше величество. Давайте немножко подправим, вот так… а теперь Трезубец Вод Земных. Возьмите вот этим пальчиком. Надо будет подумать о нашей свадьбе, ваше величество.

– Мне кажется, мы не очень подходим друг другу, Диос.

На губах верховного жреца мелькнула усмешка.

– Изволите шутить, ваше величество, – склонился он почтительно. – Вы обязательно должны жениться, это совершенно необходимо.

– Боюсь, все мои увлечения остались в Анк-Морпорке, – небрежно произнес Теппик, сам прекрасно понимая, что за этим многозначительным высказыванием кроются только госпожа Воротничокк, которая в шестом классе стелила ему постель, и молодая служанка, чистившая ему ботинки и не скупившаяся на подливку в столовой.

(Но – сердце его забилось при этом воспоминании – были еще ежегодные балы, поскольку молодым убийцам прививали навыки свободного обращения в обществе и умение танцевать, а так как их ладно скроенные черные шелковые камзолы и длинные ноги привлекали определенный тип стареющих женщин, то юноши ночи напролет кружились в гальярдах и чинно выступали в павонах, пока воздух не становился спертым от испарений мускуса и страсти. Чиддер с его открытым, добродушным лицом и легкостью манер всегда выходил победителем, возвращался в спальню только поздно днем, а на уроках клевал носом…)

– Не подобает вам говорить такое, ваше величество. Мы созовем совет из сведущих людей. Само собой разумеется, главная претендентка – ваша тетушка.

Засим последовал оглушительный грохот. Диос вздохнул и знаком приказал слугам подобрать священные предметы.

– Начнем сначала, ваше величество? Итак, Кочан Растительного Изобилия…

– Прости, – нахмурился Теппик, – мне показалось, ты сказал, что я должен жениться на своей тетке?

– Да, ваше величество. Внутрисемейные браки – славная традиция нашего рода.

– Да, но она – моя тетушка!

Диос закатил глаза. Он не раз советовал покойному царю позаботиться о воспитании сына, но упрямый был человек, упрямый каких мало. Теперь все придется делать впопыхах. Похоже, боги хотят испытать его. На то, чтобы сделать из человека монарха, нужны десятилетия, а у него в распоряжении – всего несколько недель.

– Да, ваше величество, – промолвил он терпеливо. – Разумеется. Но помимо этого она еще и ваш дядюшка, ваш двоюродный брат и ваш отец.

– Постой-ка. Мой отец…

Жрец успокаивающе поднял руки.

– Чистая формальность. Однажды, когда этого потребовала политическая ситуация, ваша прабабушка объявила себя королем, и, насколько мне известно, эдикт остается в силе.

– Но она была женщиной?

– О нет, ваше величество, – вид у Диоса был ошеломленный. – Она была мужчиной. Она сама объявила об этом.

– Но, послушай, жениться на собственной тетке!..

– Именно, ваше величество. Я все прекрасно понимаю.

– Что ж, и на том спасибо, – кивнул Теппик.

– Как жаль, что у нас нет сестер.

– Сестер?!

– Не подобает разбавлять божественную кровь, ваше величество. Солнцу это может не понравиться. А это, ваше величество, Наплечники Чистоплотности. Куда бы их приспособить?

Царь Теппицимон XXVII наблюдал за тем, как из его тела делают чучело. Слава богам, последние дни мысли о еде его не тревожили. Но после сегодняшнего зрелища вряд ли ему когда-нибудь захотелось бы отведать фаршированного цыпленка.

– Красивые у вас стежки получаются, учитель.

– Убери руки, Джерн.

– Матушка моя тоже любительница вышивать, такой на днях вышила передничек – загляденье, – не унимался словоохотливый Джерн.

– Убери руки, я сказал.

– Вот я и говорю, вышила на нем всяких курочек, уточек, – Джерна несло.

Диль сосредоточился на работе. Да, он – истинный мастер и готов был признать это без ложной скромности. Гильдия Бальзамировщиков и Прилегающих Ремесел удостоила его нескольких медалей.

– Вы должны гордиться собой, – сообщил Джерн.

– Что?

– Матушка говорит, что царь продолжает жить, ну как бы жить, даже после того как его набьют и заштопают. То есть будет жить в Загробном Мире. И на нем будет ваше шитье.

Несколько мешков соломы и пара ведер смолы, печально подумала тень царя. Плюс обертка от завтрака Джерна, хотя парня он не винил – по рассеянности, бывает. Целая вечность с промасленной бумагой вместо жизненно важных органов. И половинкой сосиски.

Царь успел привязаться к Дилю и даже к Джерну. Связь со своим телом была по-прежнему ощутима – во всяком случае, он чувствовал некоторое беспокойство, стоило отойти дальше чем на несколько сот шагов, а потому за последние несколько дней царь узнал много разного об учителе и ученике.

Действительно забавно. Столько лет он прожил, общаясь лишь с несколькими жрецами. Абстрактно он знал, что кругом существуют и другие люди – слуги, садовники и так далее, – но в его жизни они не значили ничего. На вершине восседал он сам, чуть ниже располагались члены его семьи, духовенство и, разумеется, знать, а дальше шли сплошные ноли. Да, замечательные, самые замечательные ноли в мире, скопление верных и преданных нолей, о котором любой правитель может только мечтать, но так или иначе это были ноли.

Однако теперь он был посвящен в мельчайшие подробности робких надежд Диля на продвижение в Гильдии, в историю неуклюжего ухаживания Джерна за Глюэндой – дочерью жившего неподалеку крестьянина, выращивавшего чеснок. С любопытством и почти восхищением он следил за тем, как у него на глазах созидается мир, полный не менее сложных оттенков и иерархий, чем тот, который он покинул. Ужасна была мысль о том, что он может никогда не узнать, удалось ли Джерну уломать отца и добиться руки своей избранницы, поможет ли Дилю эта работа, работа над ним, получить заветное звание Высокочтимого Обладателя Девяноста Степеней Свободы Натронской Ложи Гильдии Бальзамировщиков и Прилегающих Ремесел.

Оказалось, что смерть – это нечто вроде удивительного оптического приспособления, позволяющего в капле воды увидеть сложное, запутанное, как клубок, переплетение множества жизней.

Царь ощущал неодолимое желание дать Дилю несколько элементарных советов из области политики, растолковать Джерну преимущества личной гигиены и респектабельной манеры держаться. Несколько раз он даже предпринимал подобные попытки. Они чувствовали его присутствие, в этом сомнений не было. Но относили все на счет кишечных газов.

Покопавшись на большом столе, где были разложены бинты, Диль вернулся, задумчиво вертя в руках широкий лоскут и мысленно примеряя его к тому, в чем даже сам царь уже привык видеть собственный труп.

– Думаю, лучше всего пойдет лен, – заявил он наконец. – Как раз его цвет.

– А по-моему, – Джерн склонил голову набок, – он будет лучше смотреться в холсте. Или даже в ситце.

– Только не в ситце. Определенно не в ситце. Ситец на нем будет виснуть.

– Ничего. Как говорится, пообносится.

– Пообносится? – фыркнул Диль. – Как ты сказал – пообносится? И слышать не хочу ни про какой ситец. Ты только подумай: вдруг кто-нибудь лет, скажем, через тыщу захочет обворовать гробницу, а он там в ситце?! Ну догонит он грабителя, ну придушит, а ситец-то весь и расползется, понятно? На локтях в момент протрется, я такого не переживу.

– Но вы ж к тому времени сами умрете, учитель!

– Умру? А при чем здесь умру?

Диль снова порылся в образцах.

– Нет, пусть уж будет холст. Он и вид имеет, и носится хорошо. В нем можно хоть бегом бегать.

Царь вздохнул. Он бы предпочел что-нибудь легкое, вроде тафты.

– И закрой дверь, – добавил Диль. – Сквозит.

– Настало время, – заявил верховный жрец, позволив себе слегка улыбнуться, – отправиться взглянуть на нашего покойного отца. Уверен, он ждет не дождется этого.

Теппик задумался. Положа руку на сердце, он не мог сказать, что сам ждет не дождется этой встречи, но, по крайней мере, это отвлечет Диоса от вопроса о женитьбе. Он нагнулся, чтобы царственным жестом погладить одну из дворцовых кошек. Тварь зашипела, скосила глаза, словно раздумывая, и цапнула Теппика за палец.

– Кошки – священные существа, – пояснил Диос, скорее всего шокированный словами, вырвавшимися у Теппика при виде подобного коварства.

– Длинноногие кошки с серебристой шерстью – еще может быть, – ответил Теппик, дуя на палец, – а вот насчет этих – не уверен. Зато могу точно сказать, что священные кошки дохлых ибисов под кроватью не прячут. И священные кошки, вокруг которых столько песка, не станут забираться в дом, чтобы сделать это в царские сандалии.

– Кошки есть кошки, – уклончиво заметил Диос и добавил: – Не соблаговолите ли проследовать за нами…

Он жестом указал Теппику на арку в другом конце зала.

Теппик медленно двинулся за ним. Он уже целую вечность как вернулся домой, но к очень многому еще не мог заново привыкнуть. Воздух слишком сухой. Платье сидит неловко. Жара ужасная. Даже в зданиях было что-то раздражающе чужое. Взять, к примеру, колонны. В Гильдии колонны изящные и стройные, как флейта, с капителями в виде виноградных гроздьев. Здесь же они напоминают массивные каменные груши, тяжелыми глыбами подпирающие дворцовые своды.

С полдюжины слуг цепочкой следовали за Теппиком, неся царские регалии.

Он попробовал было имитировать походку Диоса, и странно, между их движениями словно установилась некая связь. Вот так надо поворачивать корпус, вот так – голову, руки держи под углом сорок пять градусов по отношению к телу, ладонями вниз, и перемещайся исключительно в такой позе.

Посох верховного жреца гулко ударял в каменные плиты пола. Слепой мог бы босиком пройти по дворцу и не заблудиться, нащупывая выбоинки, оставленные концом посоха.

– Боюсь, отец наш несколько изменился с того дня, когда мы виделись в последний раз, – небрежно обронил Диос, когда они, ритмично покачиваясь, проходили мимо фрески, изображающей царицу Кафут, принимающую подношения владык Плоского мира.

– Наверное, – кивнул Теппик, несколько смущенный небрежностью тона. – Он ведь умер?

– И это тоже, – сказал Диос.

Теппик понял, что жрец имеет в виду нечто большее, чем состояние здоровья царя.

Восхищение, смешанное с ужасом, переполняло его. И причина заключалась не в том, что Диос был как-то особенно жесток, дело было в том, что смерть представала просто как хлопотное нарушение извечного, устоявшегося порядка бытия. Факт смерти причинял неудобство – словно человек, которого вы зовете, куда-то вышел.

«Странный мир, – подумал Теппик. – Вечно снующие тени, и никаких перемен. И я – часть этого мира».

– Кто это? – спросил он, указывая на выделяющуюся своими размерами фреску, на которой был изображен высокорослый мужчина в головном уборе, напоминающем дымовую трубу, и с бородой, скрученной наподобие каната; мужчина ехал на колеснице над множеством скопившихся внизу человеческих фигурок.

– Его имя указано на табличке внизу, – нахмурился Диос.

– Что?

– Вот в этом маленьком овале, ваше величество, – ткнул Диос.

Теппик наклонился и стал вчитываться в плотную вязь иероглифов.

– Орел, глаз, волнистая линия, человек с палкой, сидящая птица, волнистая линия, – прочел он.

Диос поморщился.

– Полагаю, нам следует уделять больше внимания изучению современных языков, – произнес он с небольшой запинкой. – Имя его Птакаба. Он царь империи Джель, простирающейся от берегов Круглого моря до Края океана, и почти половина континента – наши данники.

Теппик вдруг понял, чем так поражает слух речь жреца. В каждой фразе Диос старательно избегал употреблять прошедшее время. Он указал на соседнюю фреску.

– А это что за женщина?

– Царица Хатлеонрапта, – ответил Диос. – Хитростью одерживает верх над Очудноземским царством. Эта история относится ко времени Второй Империи.

– Но ведь она умерла?

– Полагаю, да, – согласился Диос после небольшой паузы.

Прошедшее время явно было не по вкусу верховному жрецу.

– Я владею семью языками, – сообщил Теппик, абсолютно уверенный, что оценки, полученные по трем из них, навсегда останутся погребены в архивах Гильдии.

– В самом деле, ваше величество?

– Да, конечно. Морпоркским, ванглийским, эфебским, лаотасьонским и… и еще несколькими, – перечислил Теппик.

– О! – с улыбкой кивнул Диос и продолжил путь по коридору, слегка прихрамывая, но по-прежнему отбивая своим посохом ритм столетий. – Варварские страны.

Теппик взглянул на отца. Бальзамировщики потрудились на славу и теперь стояли рядом в ожидании, что новый фараон похвалит их работу.

Та часть Теппика, которая по-прежнему пребывала в Анк-Морпорке, рассуждала про себя примерно следующим образом: «Перед тобой мертвое тело, завернутое в материю; неужели они и вправду считают, что этим сделают ему лучше? В Анке, когда ты умираешь, тебя закапывают в землю, сжигают или отдают воронам. Здесь же смерть означает, что ты как бы немного отстал от остальных и о тебе нужно заботиться, кормить отборными яствами. Нелепая мысль – править царством в таком положении! Похоже, мертвый для них все равно что глухой, с которым просто нужно говорить немного погромче».

Но тут же прозвучал другой, более взрослый голос: «Мы правим царством вот уже семь тысяч лет. Самый низкородный крестьянин, продающий дыни, обладает родословной, по сравнению с которой родословные всяких королей могут показаться не длиннее жизней мотыльков-однодневок. Мы привыкли распоряжаться континентом, прежде чем нам пришлось продать его в уплату за пирамиды. Мы просто не замечаем существования стран, которым меньше трех тысяч лет. И этот механизм по-прежнему действует».

– Привет, папа, – поздоровался Теппик.

Тень Теппицимона XXVII, пристально наблюдавшая за сыном, метнулась к нему через зал.

– Хорошо выглядишь! – воскликнул он. – Рад тебя видеть! Послушай, это важно. Пожалуйста, обрати внимание, это касается смерти…

– Он говорит, что очень рад вас видеть, – перевел Диос.

– Ты его слышишь? – удивился Теппик. – Я не услышал ни слова.

– Естественно. Мертвые говорят устами жрецов, – пояснил верховный жрец. – Таков обычай, ваше величество.

– А он меня слышит?

– Разумеется.

– Я много думал обо всей этой затее с пирамидами, и мне кажется, то есть я не совсем уверен…

Теппик наклонился поближе.

– Тетушка передает тебе нежный привет, – прокричал он и добавил: – Я имею в виду свою тетушку.

– Ты слышал, что я сказал? Слышал?

– Он посылает вам свое приветствие из скрытого завесой мира, – изрек Диос.

– Да, да, посылаю, но ПОСЛУШАЙ, я не хочу, чтобы у тебя были лишние хлопоты и чтобы ты начал строить…

– Мы построим тебе замечательную пирамиду, отец. Тебе понравится, вот увидишь. Специальные люди будут заботиться о тебе и все делать. – Теппик бросил на Диоса быстрый взгляд, ища поддержки: – Ему ведь понравится, правда?

– Не хочу никаких пирамид! – возопил царь. – В мире уйма интересного, хватит на целую вечность, а я еще ничего не успел увидеть. Запрещаю класть меня в пирамиду!

– Он говорит, что это будет вполне подобающий шаг и что вы очень заботливый сын, – изрек Диос.

– Неужели ты меня не видишь? Смотри, я поднял вверх три пальца. Думаешь, весело провести остаток смерти под кучей камней, наблюдая, как мало-помалу рассыпаешься на кусочки? Значит, вот каков твой идеал?

– Ваше величество, здесь дует, – заметил Диос. – Пожалуй, нам лучше уйти.

– Ты ведь все равно не сможешь оплатить ее!

– Мы поместим туда твои любимые фрески и статуи. Тебе понравится, – в отчаянии повторил Теппик. – Представляешь, все любимое будет рядом с тобой!

– Ему ведь понравится? – еще раз спросил он у Диоса по дороге в тронный зал. – Почему-то мне кажется, что папа вовсе не хочет в пирамиду.

– Уверяю вас, ваше величество, – ответил Диос. – У него не может быть иных желаний.

А в бальзамировочной царь Теппицимон XXVII попробовал похлопать Джерна по плечу, но без особого успеха. Окончательно сломленный царь присел возле собственных останков.

– Не делай этого, дружок, – с горечью произнес он. – Никогда не обзаводись потомством.

И вот перед ним возвышалась сама Великая Пирамида.

Гулко ступая по мраморным плитам, Теппик со всех сторон рассматривал макет. Он с трудом представлял, чем может заниматься человек внутри подобной штуки. Однако царям нередко приходилось оказываться в таком положении, и всегда при них была старая, добрая компания, так что, согласно общему мнению, скучать им не приходится.

– Так, так, – протянул Теппик. – И давно ты проектируешь пирамиды?

Птаклюсп, архитектор и практикующий строитель пирамид для знати, низко поклонился:

– Всю жизнь, о солнце полудня.

– Должно быть, интересное дело, – промолвил Теппик.

Птаклюсп взглянул на верховного жреца – тот молча кивнул.

– В каждом деле есть свои хитрости, о источник вод, – осмелился заметить Птаклюсп.

Он не привык к тому, чтобы цари разговаривали с ним просто как с человеком, и в глубине души считал, что это неправильно.

– Ага, – неопределенно выразился Теппик, делая знак в сторону стоящего на возвышении макета. – Ладно. Хорошо. Четыре стены и остроконечная верхушка. Замечательно. Высший класс. Выразительно и лаконично.

Настороженное молчание по-прежнему обступало его со всех сторон. Теппик решил прорываться.

– Отличное шоу, – продолжил он. – Я хочу сказать, комар носа не подточит. Пирамида… Да еще какая! Ого-го…

Однако и этого было недостаточно. Теппик призадумался.

– Пройдут века, и, глядя на нее, потомки скажут: вот это пирамида так пирамида. М-да.

Он кашлянул.

– Стены особенно красиво смотрятся… – хрипло пробормотал он, словно ученик, проваливающийся на экзамене.

– Но… – предпринял он еще одну попытку.

Две пары глаз ели его поедом.

– Хм, – выразился он.

Диос поднял бровь:

– Ваше величество?

– Помню, отец как-то сказал, что хочет, чтобы его похоронили в море.

Ожидаемого взрыва возмущения не последовало.

– Наверное, он имел в виду дельту, – догадался Птаклюсп. – Там очень мягкий грунт. На один только фундамент и опоры уйдет много месяцев. К тому же есть риск, что постройка осядет. Не говоря о влажности. Если внутри пирамиды слишком большая влажность, это плохо.

– Нет, – помотал головой Теппик, чувствуя, как под взглядом Диоса на лбу у него выступает испарина. – По-моему, он имел в виду, как бы это получше выразиться, непосредственно в море.

Птаклюсп нахмурился.

– Оригинальное, остроумное решение, – глубокомысленно заметил он. – Думаю, в принципе можно построить небольшую пирамидку, миллион тонн, не больше, и поставить ее на понтоны или…

– Нет, – перебил Теппик, с трудом сдерживая смех. – Скорее всего, он хотел, чтобы его похоронили без подобных…

– Теппицимон XXVII желает, чтобы его похоронили безотлагательно, – провозгласил Диос тусклым и скользким, как засаленный шелк, голосом. – И нет сомнений, он заслуживает наилучшего, что способен создать твой талант зодчего.

– Да нет же! – возмутился Теппик. – Ты неправильно его понял.

Лицо Диоса застыло. Птаклюсп моментально сделал вид, что он здесь совершенно посторонний. Опустив глаза, он принялся внимательнейшим образом изучать узоры на полу – так, словно от этого зависела его жизнь.

– Неправильно? – переспросил Диос.

– Не обижайся. Я уверен, ты действовал исключительно из благих побуждений, – утешил его Теппик. – Просто, видишь ли, дело в том, что отец действительно очень хотел…

– Из благих побуждений? – произнес Диос, смакуя каждое слово, как кислый виноград.

Птаклюсп прокашлялся. Закончив изучать пол, он перевел взгляд на потолок.

– Ваше величество, – сказал Диос, набрав полную грудь воздуха, – мы всегда были строителями пирамид. Все наши цари погребены в пирамидах. Так заведено, ваше величество. И это имеет глубокий смысл.

– Да, но…

– Споры здесь неуместны, – ответствовал Диос. – Кто может желать лучшей участи? Быть искусно и надежно предохраненным от тлетворного влияния Времени… – Теперь уже металл звенел в его голосе, презрительном и разящем, как острие копья. – До скончания времен быть огражденным от оскорбительных перемен!

Теппик взглянул на побелевшие костяшки рук верховного жреца – казалось, от ярости кость стремится прорвать кожу.

Скользнув по серому рукаву, взгляд его остановился на лице Диоса. «О боги, – подумал Теппик, – прямо мореный дуб, по нему и вправду можно сказать, что все кругом только и ждут его смерти». Взгляды их скрестились, лязгнув, как клинки.

Теппик почувствовал, что плоть его обрывает с костей, словно ветром. На мгновение он ощутил себя маленькой мошкой. Ну да, мошкой необходимой, к которой относятся с подобающим уважением, но все же – маленьким, жалким насекомым, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Перед яростью жреческого взгляда он был беспомощен, как клочок папируса перед дуновением урагана.

– Царская воля – быть погребенным в пирамиде, – изрек Диос. Наверное, именно таким голосом Создатель некогда приказал явиться звездам и луне.

– Э-э… – выдавил Теппик.

– В прекраснейшей из пирамид, – продолжал Диос.

Теппик прекратил сопротивление.

– О да. В хорошей, замечательной, прекрасной. В наилучшей из всех возможных.

Птаклюсп облегченно вздохнул, лицо его озарилось улыбкой. Он вытащил восковую табличку и извлек стило из дебрей своего парика. Он хорошо усвоил, что главное – это вовремя взять быка за рога. Позволь себе в подобной ситуации хоть малейшую оплошность – и рискуешь остаться с оплаченными вперед двумя миллионами тонн известняка.

– Итак, типовая модель, о оазис в пустыне?

Теппик взглянул на Диоса, устремившего сверкающий взгляд в никуда, одной лишь силой воли смиряющего бешеных псов Энтропии.

– Только, наверное, немного побольше, – пролепетал он уже без всякой надежды.

– Воля заказчика, – кивнул Птаклюсп. – Это будет нечто грандиозное, о основание вечной колонны. Простоит века. Можем предложить некоторые усовершенствования – паракосмические элементы, встроенные, поэтому входящие в общую стоимость.

Он выжидающе посмотрел на Теппика.

– Да, да. Замечательно, – согласился Теппик.

– Царю потребуется нечто большее, – глубоко вздыхая, провозгласил Диос.

– Неужели? – с сомнением в голосе произнес Теппик.

– Да, ваше величество, – мягко сказал Диос. – Я понимаю ваше искреннее желание соорудить для отца величайший из монументов.

Вызов был брошен в открытую, и Теппик это понял, но он не знал правил игры и должен был проиграть.

– Правда? О, конечно. Действительно так.

– Ты построишь величайшую пирамиду, которую когда-либо видел Джель, – продолжал Диос. – Таково веление царя. И это единственно правильное и подобающее решение.

– Да, да. Что-то вроде этой. Только раза в два больше, – в отчаянии подхватил Теппик и с удовлетворением отметил мгновенное замешательство, отразившееся на лице Диоса.

– Ваше величество? – переспросил жрец.

– Это единственно правильное и подобающее решение, – заявил Теппик.

Диос открыл было рот, собираясь протестовать, но, увидев выражение лица Теппика, смолчал.

Птаклюсп деловито строчил, кадык его нервно ходил вверх-вниз. Такой шанс предоставляется только раз в жизни.

– Могу предложить прекрасную облицовку из черного мрамора по фасаду, – выпалил он, не отрывая глаз от таблички. – Запасы у нас преобширные. О повелитель светил… – торопливо добавил он.

– Отлично, – тут же согласился Теппик.

Птаклюсп взял новую табличку.

– На внутренние покои можно пустить, скажем, электрон. Это обойдется дешевле, чем сначала делать в серебре, а потом покрывать золотом, ну, чтобы вы потом не говорили: «Эх, жаль я…»

– Электрон? Разумеется.

– А вспомогательные кабинеты из чего будем делать?

– Что?

– Я имею в виду погребальный и внешний залы. Рекомендую отборный земфисский камень, его можно использовать и для огромной сокровищницы, чрезвычайно удобной для всех тех безделушек, которые человеку так жаль оставлять в этом мире.

Птаклюсп перевернул дощечку и продолжил писать на другой стороне.

– Ну и, конечно, такой же комплект для царицы? Записываю, записываю. О царь, который будет жить вечно…

– Да, да. Я тоже так думаю, – Теппик бросил быстрый взгляд в сторону Диоса. – Вижу, ты действительно большой знаток.

– Теперь лабиринты, – вкрадчиво промолвил Птаклюсп, стараясь унять дрожь в голосе. – Очень популярны сегодня. Лабиринт – и никакие грабители вам не страшны. Рискую показаться старомодным, но я просто балдею от этих запутанных коридоров. Как говорят в народе, коготок увяз – всей птичке пропасть. С лабиринтом будет стоить несколько дороже, но что такое деньги в наше время? О повелитель вод…

«То, чего у нас нет», – предостерегающе произнес чей-то голос сзади. Но Теппик проигнорировал его, решив целиком довериться судьбе.

– Да, – сказал он. – Два лабиринта.

Птаклюсп еще что-то черкнул на своей табличке.

– Для каждого из супругов, о камень камней! – хрипло простонал он. – Чрезвычайно удобно. Плюс патентованные ловушки. Предлагаем широкий выбор капканов, волчьих ям, самострелов…

– Да, да, – закивал Теппик. – Обязательно. Давайте все. Весь список.

Архитектор перевел дух.

– Конечно, никак не обойтись без стел, аллей, церемониальных сфинксов… – начал он.

– Чем больше, тем лучше, – ответил Теппик. – Полностью предоставляем это на твое усмотрение.

Птаклюсп вытер лоб.

– Чудесно, – выдавил он и высморкался. – Замечательно. Осмелюсь сказать, ваш батюшка, о великий сеятель, должен быть чрезвычайно счастлив, имея такого заботливого сына. Хотелось бы добавить…

– Можешь идти, – раздался голос Диоса. – Мы надеемся, что работы начнутся незамедлительно.

– Со дня на день, уверяю вас, – пообещал Птаклюсп.

Чувствовалось, что его мучит некое неразрешимое философское сомнение.

– Да? – холодно вопросил Диос.

– Я, э-э… Дело в том, что, э-э… Я вовсе не имею в виду, что, э-э… Само собой разумеется, старейший клиент, высокочтимый заказчик, но дело в том, э-э… Абсолютно не сомневаясь в вашей кредитоспособности, э-э… Только прошу вас, не подумайте ничего такого, э-э…

Диос бросил на архитектора взгляд, который заставил бы моргнуть и потупиться самого сфинкса.

– Ты что-то хочешь сказать? – спросил он. – Время его величества крайне ограничено.

Птаклюсп безмолвно шевелил губами, не в силах издать ни звука. Сами боги превратились бы в блеющее стадо, столкнись они сейчас лицом к лицу с Диосом. Казалось, даже змеи посоха устремили свой взгляд на несчастного архитектора.

– Нет, нет, э-э… Извините. Просто мысли вслух. С вашего разрешения удаляюсь. Столько работы, э-э…

Он низко поклонился.

– Окончание работ через три месяца, – добавил Диос, когда Птаклюсп был уже на полпути к арке. – К поре Наводнения [11]11
  Подобно культурам большинства речных царств, в Джелибейби понятия не имеют о таких банальных временах года, как лето, весна и зима. Здешний календарь исходит из могучего ритма Джеля. Поэтому сезонов было всего три: пора Сева, пора Наводнения и пора Сырости. Членение удобное, практичное и простое, нашедшее единственных оппонентов в лице квартетов джельских цирюльников**. ** Действительно, невольно почувствуешь себя идиотом, распевая: «То было в Сырости пору…»


[Закрыть].

– Что?

– Ты обращаешься к одна тысяча триста девяносто восьмому монарху этой страны, – ледяным тоном произнес Диос.

Птаклюсп шумно проглотил слюну.

– Извиняюсь, – пробормотал он. – Я только спросил: «Что?» О великий царь. Хочу обратить внимание, что на одну только доставку плит уйдет, э-э…

Губы архитектора дрожали, он перебирал в уме один повод за другим, мысленно бросая их в лицо Диосу.

– Цорт не в один день строился… – выдавил он.

– Не будем оговаривать работу в подробностях, – обратился Диос к Птаклюспу, одаривая его улыбкой, страшнее которой не было ничего на свете. За исключением той же улыбки Диоса.

– Сверхурочные, разумеется, будут оплачены, – добавил он.

– Но вы никогда не пла… – начал было Птаклюсп и осекся.

– А кара за срыв намеченных сроков будет ужасной, – предупредил Диос. – В соответствии со всеобщим законодательством.

Нервы и доводы Птаклюспа истощились.

– Разумеется, – выдавил он обреченно. – Почту за честь. Надеюсь, ваши высочества извинят меня. До захода солнца еще целых два часа.

Теппик кивнул.

– Благодарю, – ответил архитектор. – Да будут плодотворны ваши чресла. Мое почтение, великий Диос.

Было слышно, как он торопливо сбегает по лестнице.

– Она будет великолепна. Немного великовата… но великолепна! – сказал Диос.

Стоя между колоннами, он вглядывался в раскинувшуюся на другом берегу Джеля панораму некрополя.

– Великолепна, – повторил он и снова нахмурился, почувствовав резкий укол боли в ноге.

Да, сегодня же ночью надо съездить на тот берег. И зря он так долго тянул. Глупо. Но он же не мог отвлечься от праведного служения царству…

– Диос, что-то случилось? – спросил Теппик.

– Ваше величество?

– Мне показалось, ты побледнел.

Выражение панического ужаса на мгновение исказило морщинистые черты Диоса. Он выпрямился.

– Уверяю вас, ваше величество, я прекрасно себя чувствую. Прекрасно!

– Тебе не кажется, что ты несколько перетрудился?

Нескрываемый страх отразился на лице верховного жреца.