Текст книги "Маскарад"

– Ну, мы как-то балансируем.

Бадья обхватил голову руками.

– Ну надо же, – пробормотал он, наполовину обращаясь к самому себе, – а я ведь с самого начала знал, что это заведение большой прибыли не приносит. Но упорно считал, что во всем виновато неправильное управление. У нас такая аудитория! Мы весьма прилично просим за билеты! Теперь же мне сообщают, что по зданию бегает Призрак и убивает людей, а кроме того, прибыли нет и не будет!

Зальцелла просиял.

– О, это и есть настоящая опера, – сказал он просветленно.

Грибо горделиво прогуливался по крыше постоялого двора.

В большинстве случаев кошки нервничают, когда их увозят с привычной территории. Именно поэтому в руководствах по уходу за кошками советуют при переезде смазывать кошачьи лапы маслом: предполагается, что, если животное периодически, поскользнувшись, врезается в стену, это несколько отвлекает его от размышлений на тему, в какую именно стену оно опять врезалось – в свою или чужую.

Но Грибо путешествовал без проблем, поскольку считал само собой разумеющимся, что весь мир – его большая уборная.

Тяжело приземлившись на крышу сарая, он мягко двинулся к небольшому открытому окошку.

Грибо обладал еще одним свойством, а именно: он своеобразно и чисто по-кошачьи подходил к вопросу собственности. Его кредо можно было выразить следующим образом: на съедобные вещи право личной собственности не распространяется – еда принадлежит тому, кто первым наложит на нее свою лапу.

Окно источало самые разнообразные ароматы, включающие в себя запах пирогов с мясом и сливок. Протиснувшись сквозь окошко, Грибо приземлился на полку кладовки.

Разумеется, иногда он попадался. То есть его заставали на месте преступления.

Это и в самом деле сливки. Он направился к цели.

Грибо был уже на полпути к миске, когда дверь отворилась.

Уши Грибо прижались к черепу. Здоровый глаз принялся отчаянно искать пути к отступлению. Но окно находилось слишком высоко, а существо, открывшее дверь, было в длинном платье, которое перекрывало путь старому доброму «нырнуть между ног» и… и… и… выхода не было…

И тут когти его впились в половицы.

О нет… неужели опять началось?..

В морфическом поле Грибо что-то щелкнуло. Налицо была проблема, с которой в личине кота справиться было невозможно. Что ж, тогда изменим подход…

С грохотом посыпалось столовое серебро. Под напором поднимающейся все выше головы полки по очереди ломались. Затем лопнул мешок с мукой, рассыпая белую пыль и уступая место стремительно расширяющимся плечам.

Повариха в ужасе взирала на происходящее. Затем опустила глаза. Потом опять посмотрела вверх. После чего, как будто ее взгляд тащили лебедкой, снова вниз.

А потом она завопила.

И Грибо завопил.

Быстро схватив тазик, он прикрыл ту часть тела, которую в бытность свою котом потребности прикрывать никогда не испытывал.

И завопил опять – на этот раз потому, что облил себе все ноги теплой свиной подливкой.

Лихорадочно шаря пальцами, он нащупал большую медную форму для желе и, прижав ее к паховой области, рванул напролом. Прочь из кладовки, через кухню, через столовую, – и в ночь, на свободу.

Шпион, который как раз ужинал в компании с путешествующим торговцем, положил нож на стол.

– М-да, такое не часто увидишь, – заметил он.

– Что? – Торговец уже давно разучился удивляться.

– Подобную медную форму для желе. В наше время она стоит приличных денег. У моей тетушки такая была.

Бившейся в истерике поварихе дали выпить хорошую порцию бренди. Несколько работников отправились во мрак искать причину суматохи, но нашли лишь форму для желе, которая одиноко валялась посреди двора.

Дома матушка Ветровоск спала с открытыми окнами и незапертой дверью. Она знала, что беспокоиться не о чем: разнообразные существа, населяющие Овцепикские горы, скорее съедят собственные уши, чем посмеют ворваться к ней. Однако в опасно цивилизованных землях она придерживалась иной политики.

– Эсме, мне и вправду не кажется, что так уж необходимо припирать дверь кроватью, – произнесла нянюшка Ягг, подтаскивая свой конец.

– Осторожность никогда не бывает излишней. И переборщить с ней нельзя, – резонно возразила матушка. – А что, если какой-нибудь мужчина вдруг решит покрутить ручку нашей двери прямо посреди ночи?

– Увы, мы уже не в том возрасте… – печально вздохнула нянюшка.

– Гита Ягг, ты самая…

Ее гневная отповедь была прервана странным водянистым звуком. Он донесся откуда-то из-за стены и продолжался некоторое время.

Потом прервался, а спустя полминуты опять возобновился – непрерывный плеск, постепенно переходящий в звук сочащейся тонкой струйкой жидкости. Нянюшка заухмылялась.

– Кто-то набирает ванну? – предположила матушка.

– …Ну, или кто-то набирает ванну. Одно из двух, – согласилась нянюшка.

Послышались звуки, сопровождающие опустошение третьего кувшина. Затем раздались шаги. Судя по ним, человек вышел из комнаты. Несколько секунд спустя за стенкой открылась дверь и опять послышались шаги – на этот раз более тяжелые. Еще через краткий промежуток времени загадочный сосед издал целый ряд всплесков и довольно заурчал.

– Ну да, какой-то мужчина принимает ванну, – произнесла матушка. – Эй, Гита, чем это ты там занимаешься?

– Да вот смотрю, нет ли тут щелки в стене, – откликнулась нянюшка. – А, вот, есть одна…

– Прекрати сейчас же!

– Прости, Эсме.

А затем до ушей двух ведьм донеслось пение. Это был очень приятный тенор – тем более ванная придавала дополнительный нежный тембр.

– О, покажи мне путь домой, я так устал, хочу забыться…

– Кто-то с немалой приятностью проводит время, – констатировала нянюшка.

– …И где б я ни броди-и-ил…

Ведьмы услышали, как в дверь ванной комнаты постучали. После этого певец мягко перешел на другой язык:

– …Пер виа ди терра…

Приглушенный голос произнес:

– Э-э, господин, я грелку принес, – сообщил чей-то приглушенный голос.

– Большшшспэсибб, – с внезапным жутким акцентом отозвался принимающий ванну.

Шаги затихли в отдалении.

– …Индикаме ла страда… возвращаюсь домой. – Всплеск, всплеск. – Добрый ве-е-е-е-ечер, друзья-а-а-а-а-а…

– Однако, однако, – произнесла матушка, больше обращаясь к самой себе. – Похоже, наш знакомый господин Лежебокс – скрытый полиглот.

– Надо же, как ты его раскусила! А ведь даже в щель не смотрела, – восхищенно произнесла нянюшка.

– Гита, есть хоть что-нибудь в этом мире, чему ты не в состоянии придать сальный оттенок?

– До сих пор ничего такого не встречала, Эсме, – бодро отозвалась нянюшка.

– Я имела в виду, что когда господин Лежебокс бормочет во сне или поет в ванной, то говорит в точности как мы. Но если существует хоть малейшая вероятность, что его кто-нибудь может услышать, он тут же становится с ног до головы заграничным.

– Наверное, чтобы сбить со следа этого подозрительного Базилику.

– Гм, почему-то мне кажется, этот Базилика очень близок с Генри Лежебоксом, – усмехнулась матушка. – Более того, у меня создается такое впечатление, что господин Базилика и господин Лежебокс – один и тот же…

Ее речь была прервана негромким стуком в дверь.

– Кто там? – громко и решительно спросила матушка.

– Это я, госпожа. Господин Взрезь. Хозяин таверны.

Ведьмы отодвинули кровать, и матушка слегка приоткрыла дверь.

– Да? – подозрительно вопросила она.

– Э-э… возница говорит, вы… ведьмы?

– И что?

– Может быть, вы могли бы… помочь нам?

– А что случилось?

– Да вот, у моего сына…

Матушка распахнула дверь шире. За спиной господина Взрезя стояла женщина. Одного взгляда на ее лицо было достаточно. В руках она держала сверток.

Матушка шагнула назад, уступая дорогу.

– Заходите. Я осмотрю его.

Приняв ребенка из рук женщины, матушка Ветровоск уселась в единственное имевшееся в комнате кресло и откинула уголок одеяла. Нянюшка, перегнувшись через ее плечо, тоже поглядела на мальчика.

– Гм-м-м-м, – через некоторое время протянула матушка.

И бросила быстрый взгляд на нянюшку. Та почти незаметно для постороннего глаза отрицательно качнула головой.

– На нашем доме проклятье, вот в чем дело, – сокрушенно произнес господин Взрезь. – Моя лучшая корова тоже слегла и, похоже, скоро отдаст концы.

– О? Так тут есть коровник? – произнесла матушка. – Лучше коровника места для лечебницы не найти. Там так тепло. Проведи-ка меня туда.

– Госпожа, а мальчика что, тоже брать с собой?

– И немедленно.

Посмотрев на жену, хозяин постоялого двора пожал плечами.

– Ну что ж, тебе, наверное, лучше знать, – сказал он. – Идите за мной.

Господин Взрезь провел ведьм по задней лестнице, через двор, и вскоре они уже очутились в сладковато-зловонном хлеву. На соломе лежала распростершись корова. При их появлении она безумно закатила глаза и попыталась что-то промычать.

Матушка втянула носом воздух. Некоторое время она стояла, погрузившись в глубокие раздумья.

– Да, это подойдет, – наконец решила она.

– Вам что-нибудь понадобится? – спросил господин Взрезь.

– Только тишина и спокойствие.

Хозяин таверны поскреб в затылке.

– А я думал, вы будете читать заклинания или приготовите какую-нибудь там настойку… Или еще какую гадость, – сказал он.

– Иногда мы так и поступаем.

– Это я к тому, если надо, я знаю, где можно найти жабу и…

– Мне понадобится только свеча, – прервала его матушка. – Большая цельная свеча.

– И все?

– Да.

Господин Взрезь выглядел несколько сбитым с толку. Как он ни старался это скрыть, что-то в выражении его лица неуловимо свидетельствовало, что, по его мнению, матушка Ветровоск не такая уж ведьма, раз ей не нужна жаба.

– А еще спички. – От внимания матушки не ускользнуло изменение в поведении хозяина таверны. – И колода карт тоже может пригодиться.

– А мне понадобятся три холодных телячьих окорока и ровно две пинты пива, – добавила нянюшка Ягг.

Господин Взрезь кивнул. Требования, конечно, не слишком жабьи, но все ж лучше, чем ничего.

– Зачем тебе окорока и пиво? – прошипела матушка, когда хозяин таверны метнулся прочь. – Ума не приложу, для чего все это может понадобиться? Кроме того, ты неплохо поужинала.

– Ну, лишний раз перекусить не помешает. Ты ведь все равно меня прогонишь, а мне одной скучно, – беззаботно ответила нянюшка.

– С чего ты взяла, что я тебя прогоню?

– Я же не слепая… даже я вижу, что мальчик в коме, а у коровы, если я хоть сколько-нибудь в этом разбираюсь, коровье бешенство. Тоже плохо. Так что ты, насколько я понимаю, намерена предпринять… меры непосредственного воздействия.

Матушка пожала плечами.

– Вот-вот, – продолжала нянюшка, – а в таких случаях ведьма должна действовать в одиночку. Надеюсь, Эсме Ветровоск, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

Ребенка, завернутого в одеяло, внесли и устроили как можно удобнее на соломе. Следом за женой вошел хозяин таверны с подносом в руках.

– Госпожа Ягг совершит все необходимые процедуры с подносом в своей комнате, – надменно произнесла матушка. – А вы оставьте меня здесь одну. И никто не должен входить сюда, понятно? Что бы ни случилось.

Женщина ответила ей нервным реверансом.

– Но я думала, может, где-нибудь около полуночи я загляну…

– Никаких заглядываний. Это касается всех… А теперь отправляйтесь.

Когда родителей мягко, но решительно выпроводили, в дверном проеме снова появилась голова нянюшки Ягг.

– И все-таки, Эсме, что именно ты затеваешь?

– Ты достаточно часто имела дело со Смертью, Гита.

– О да, так ты… – Лицо нянюшки вытянулось. – Эсме… ты ведь не собираешься…

– Приятного аппетита, Гита.

Матушка закрыла дверь.

Некоторое время она двигала ящики и бочонки, пока не устроила себе импровизированный стол и нечто вроде стула. Воздух был теплым и пахнул коровьими газами. Периодически она проверяла состояние здоровья обоих пациентов, хотя проверять там было нечего.

Постепенно затихли отдаленные звуки постоялого двора. Последним раздавшимся звуком стало звяканье ключей господина Взрезя, когда он запирал двери. Потом матушка услышала, как хозяин таверны подошел к двери коровника и неуверенно потоптался там, после чего двинулся прочь. До нее донесся скрип лестничных ступенек.

Подождав еще немного, матушка зажгла свечу. Веселый огонек озарил коровник теплым, умиротворяющим сиянием.

Раскинув на импровизированном дощатом столе карты, она попыталась сыграть сама с собой в дуркера, но очень скоро ей это надоело. Матушка не любила проигрывать, а в игре с самим собой всякий раз остаешься в дураках именно ты.

После некоего неизмеримого промежутка времени пламя свечи едва заметно дрогнуло. Это дрожание мог заметить только очень внимательный человек, долго концентрировавшийся на одной точке.

Она глубоко вздохнула и…

– Доброе утро, – произнесла матушка Ветровоск.

– ДОБРОЕ УТРО, – послышалось у самого ее уха.

Нянюшка Ягг давным-давно покончила с окороками и пивом, но заснуть так и не могла. Она лежала поверх одеяла, полностью одетая, подложив руки под голову и уставившись в темный потолок.

Через некоторое время со стороны окна донеслись скребущие звуки. Она встала и растворила ставни.

В комнату прыгнула огромная фигура. Несколько мгновений лунный свет озарял поблескивающий торс и гриву черных как смоль волос. Потом существо нырнуло под кровать.

– О, бедненький, моя бедняжка… – жалостно пробормотала нянюшка.

Выждав некоторое время, она взяла с подноса кость, на которой еще оставалось немного мяса, после чего опустила кость на уровень пола.

Из-под кровати мгновенно высунулась рука и схватила подношение.

– Бедный малыш, – опять вздохнула нянюшка.

Когда дело касалось Грибо, острое чувство реальности, свойственное нянюшке, мгновенно изменяло ей. Для нянюшки Ягг Грибо олицетворял увеличенную версию того маленького пушистого котенка, каковым был много-много лет назад. Тогда как все остальные считали его покрытым шрамами меховым шаром изобретательной зловредности, от которого лучше держаться подальше.

Но теперь Грибо приходилось иметь дело с проблемой, с которой коты редко сталкиваются. Год назад ведьмы превратили его в человека. Тогда этого требовала необходимость. Превращение потребовало больших усилий, и через некоторое время морфическое поле Грибо восстановилось – к большому облегчению для всех.

Однако магия – не такая простая штука, как иногда кажется людям. Она повинуется определенным универсальным законам. И один из законов гласит: трудно совершить что-то только в первый раз, но когда это наконец совершено, потом процесс идет гораздо легче. Сильные мужчины покоряют вершину огромной горы, предпринимая попытку за попыткой, претерпевая поражение за поражением. И вот наконец они достигают заветной цели. А всего несколько десятилетий спустя самые обычные старушки ходят на ту же вершину для вечернего чаепития, да еще с полдороги возвращаются – проверить, не забыли ли очки.

В соответствии с этим законом душа Грибо взяла на заметку, что в случае особо затруднительных ситуаций у нее имеется дополнительная альтернатива (не считая обычных, кошачьих, вроде бегства, размахивания когтями, шипения или всего этого вместе взятого). И альтернатива эта – Стать Человеком.

Спустя некоторое время, бо́льшую часть которого он проводил в лихорадочных поисках штанов, Грибо опять принимал свой обычный облик.

Из-под кровати донеслись звуки храпа. Постепенно, к нянюшкиному облегчению, они перешли в кошачье мурлыканье.

А потом нянюшка вдруг снова подскочила и села на своей кровати. Коровий загон располагался довольно далеко, и все же…

– Он здесь, – произнесла она.

Матушка медленно выдохнула.

– Заходи и садись так, чтобы мне тебя видеть. Веди себя прилично. И давай с самого начала расставим точки над i: да будет тебе известно, я тебя не боюсь.

Высокая фигура в черном балахоне пересекла комнату и уселась на бочонок, прислонив косу к стене. После чего незнакомец откинул капюшон.

Скрестив руки на груди, матушка спокойно смотрела на гостя. Разговор пойдет с глазу на глазницу.

– ВПЕЧАТЛЯЕТ.

– Мне помогает вера.

– В САМОМ ДЕЛЕ? И В КАКОЕ ЖЕ ИМЕННО БОЖЕСТВО ТЫ ВЕРИШЬ?

– О, ни в одного из этих я не верю.

– ТОГДА ВЕРА ВО ЧТО?

– Просто вера, и все. Вера в общем.

Смерть подался вперед. Колеблющееся пламя свечи отбросило на гладкий череп новые тени.

– ПРИ СВЕТЕ СВЕЧИ ЛЕГКО БЫТЬ СМЕЛЫМ. ПОДОЗРЕВАЮ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ТЫ ВЕРИШЬ В ПЛАМЯ, – ухмыляясь, сказал он.

Тоже наклонившись, матушка задула свечу. После чего опять скрестила руки на груди и яростно уставилась в темноту.

Спустя некоторый промежуток времени голос произнес:

– НУ ХОРОШО, ТЫ ДОКАЗАЛА, ЧТО ХОТЕЛА.

Матушка чиркнула спичкой. Яркое пламя снова озарило сидящий напротив скелет.

– Ну, – произнесла она, заново зажигая свечу, – мы что тут, всю ночь будем рассиживаться? За сколькими жизнями ты пришел?

– ЗА ОДНОЙ.

– Но за чьей именно? За коровьей?

Смерть отрицательно качнул черепом.

– А коровья жизнь не сойдет?

– НЕТ. ЭТО ОЗНАЧАЛО БЫ ИЗМЕНИТЬ ХОД ИСТОРИИ.

– Но что есть история? Изменчивость – ее суть.

– НЕТ.

Матушка откинулась назад.

– Тогда я бросаю тебе вызов. Игрой. Это традиция. Это разрешается.

Мгновение Смерть молчал.

– ЭТО ПРАВДА.

– Хорошо.

– БРОСАТЬ МНЕ ВЫЗОВ ПОСРЕДСТВОМ ИГРЫ РАЗРЕШЕНО.

– Да.

– ОДНАКО… НАДЕЮСЬ, ТЫ ОТДАЕШЬ СЕБЕ ОТЧЕТ В ТОМ, ЧТО ДЕЛАЕШЬ? ВЕДЬ ЧТОБЫ ВСЕ ВЫИГРАТЬ, ТЫ ДОЛЖНА ВСЕ ПОСТАВИТЬ НА КОН.

– Все или ничего? Да, это правило мне известно.

– И ЕЩЕ. МЫ ИГРАЕМ ВО ЧТО УГОДНО, НО НЕ В ШАХМАТЫ.

– Честно говоря, я и сама шахматы терпеть не могу.

– И НЕ В ДУРКЕРА. Я ТАК И НЕ СМОГ РАЗОБРАТЬСЯ В ЕГО ПРАВИЛАХ.

– Согласна. А как насчет покера? Каждому сдается по пять карт, менять не разрешается. Как говорится, смерть наступит быстро и безболезненно.

Смерть тщательно обдумал матушкино предложение.

– ТЫ ЗНАЕШЬ ЭТУ СЕМЬЮ? – неожиданно спросил он.

– Нет.

– ТОГДА ПОЧЕМУ?

– Слушай, мы так и будем чесать языками? Либо играем, либо нет.

– НУ ЧТО Ж, ЛАДНО…

Взяв колоду, матушка, не опуская взгляда и все время улыбаясь Смерти, перетасовала ее. Сдав по пять карт себе и партнеру, она потянулась за своей сдачей…

Как вдруг ей в запястье вцепилась костлявая рука.

– НО СНАЧАЛА, ГОСПОЖА ВЕТРОВОСК, МЫ ОБМЕНЯЕМСЯ КАРТАМИ.

Взяв карты, он поменял их местами и приглашающе кивнул матушке.

– ГОСПОЖА?

Мельком глянув на свои карты, матушка бросила их на стол.

– ЧЕТЫРЕ ДАМЫ. ГМ-М-М. ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ СДАЧА.

Смерть изучил свою «руку», после чего снова посмотрел в бесстрастные голубые глаза матушки Ветровоск.

Некоторое время ни один из них не шевелился.

Наконец Смерть выложил свою «руку» на стол.

– Я ПРОИГРАЛ, – произнес он. – У МЕНЯ ЧЕТЫРЕ ДВОЙКИ.

Еще пару секунд он продолжал вглядываться в глаза матушки. В глубинах его глазниц горели точки синего пламени. А потом – или это матушке только показалось? – одна из точек на кратчайшую долю мгновения погасла и тут же загорелась вновь.

Кивнув, матушка протянула Смерти руку.

Она всегда гордилась своей способностью оценивать людей по взгляду и рукопожатию. Пальцы, которые сжали ее руку, были очень холодными.

– Бери корову, – произнесла она.

– ЭТО ЦЕННОЕ СУЩЕСТВО.

– Но кто знает, кем в будущем станет этот младенец?

Смерть встал и потянулся за косой.

– ОЙ! – вдруг поморщился он.

– Ага, – добродушно кивнула матушка Ветровоск. Атмосфера стала не такой напряженной, и можно было перейти на более светский тон. – То-то, я вижу, ты как-то неловко действуешь этой рукой. Будто бы бережешь ее.

– БЫВАЕТ… МОНОТОННАЯ РАБОТА, ОДНИ И ТЕ ЖЕ ДВИЖЕНИЯ И ВСЕ ТАКОЕ. ПОБАЛИВАЕТ ИНОГДА.

– Если вовремя не предпринять мер, потом будет хуже.

– НАСКОЛЬКО ХУЖЕ?

– Хочешь, я посмотрю?

– ТЫ ПРАВДА В ЭТОМ РАЗБИРАЕШЬСЯ? ЧЕСТНО ГОВОРЯ, В ХОЛОДНЫЕ НОЧИ ОНА УЖАСНО НОЕТ.

Поднявшись со своего места, матушка попыталась было ощупать больное место, но ее пальцы сомкнулись вокруг воздуха.

– Послушай, тебе придется немного уплотниться. Иначе я вряд ли смогу чем-нибудь помочь.

– ТЫ ЧТО, И МНЕ ПРОПИШЕШЬ ЦУКРОЗУ С АКВОЙ, ПО ОДНОЙ ЛОЖКЕ ТРИ РАЗА В ДЕНЬ?

– Подслащенную воду? О нет, ты же сам знаешь, это только для неверующих. Ну же, давай, закатывай рукав. И не веди себя как маленький мальчик. Чтобы причинить тебе вред, нужно очень постараться, ты ведь все-таки Смерть.

Пальцы матушки коснулись гладкой кости. Ничего особенного, щупала она руки и похуже. На этих, по крайней мере, плоти нет и никогда не было.

Она помассировала кость, немножко подумала, потом ухватилась покрепче, резко повернула…

Послышался щелчок.

– ОЙ!

– А теперь попробуй, как там, у плеча.

– Э-Э. ГМ-М. ДА. И В САМОМ ДЕЛЕ, ТЕПЕРЬ МОЯ РУКА ХОДИТ КУДА СВОБОДНЕЕ. ДА, ТОЧНО. НУ НАДО ЖЕ! БОЛЬШОЕ ТЕБЕ СПАСИБО.

– Если опять начнет беспокоить, ты знаешь, где меня найти.

– СПАСИБО. БОЛЬШОЕ ТЕБЕ СПАСИБО.

– Собственно, ты найдешь кого угодно и где угодно. Но лучше всего заходи утром во вторник. В это время я обычно дома.

– Я ЗАПОМНЮ. ЕЩЕ РАЗ СПАСИБО.

– Значит, договорились. Тебя я принимаю по вторникам. В другие дни постарайся не заглядывать. Ты все-таки не совсем обычный посетитель. Не хочется лишний раз встречаться. Без обид.

– СПАСИБО.

Смерть двинулся прочь. Мгновение спустя с того места, где лежала корова, донесся едва заметный вздох. Это и еще то, как кожа слегка осела, отметило переход от живого животного к остывающему мясу.

Матушка взяла на руки мальчика и положила руку ему на лоб.

– Жара больше нет, – произнесла она.

– ГОСПОЖА ВЕТРОВОСК? – окликнул Смерть уже от двери.

– Да?

– Я ПРОСТО ДОЛЖЕН ЗНАТЬ… А ЧТО БЫЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ Я… ВЫИГРАЛ?

– В карты, ты имеешь в виду?

– ДА. ЧТО БЫ ТЫ ТОГДА ДЕЛАЛА?

Осторожно положив младенца на солому, матушка улыбнулась.

– Ну, для начала, – призналась она, – я сломала бы тебе твою чертову руку.

Агнесса долго не могла заснуть: на новом месте всегда плохо спится. Большинство ланкрцев, как гласит пословица, ложатся с петухами, а встают с коровами[4]4
  Э-э… то есть ложатся спать в то же время, что и петухи, а встают в то же время, что и коровы. Подобные неточные определения и порождают потом всякие грязные сплетни.


[Закрыть]. Но она присутствовала на вечернем представлении, а потом смотрела, как убирают декорации, как уходят актеры (или, в случае с младшими хористами, как их уводят в комнатушки в самых дальних закоулках здания). И вскоре не осталось никого, кроме Уолтера Плюма и его матери, которые убирали сцену после представления.

Агнесса направилась к погруженной в сумерки лестнице. Те немногие свечи, что еще горели в зрительном зале, достаточно разбавляли мрак, чтобы можно было различить колыхание теней у ступенек.

Лестница начиналась у задника сцены. От падающего занавеса ее отделяли лишь хрупкие поручни, и вела она не только на чердаки и склады, размещающиеся на верхних этажах. Эта лестница была также единственным путем к скрытым от глаз, вознесенным к потолку Оперы площадкам, на которых люди в плоских шляпах и серых комбинезонах с помощью всевозможных блоков и приспособлений творили магию театра…

На одном из помостов над сценой маячила фигура. Агнесса различила ее только потому, что фигура вдруг шевельнулась. Человек стоял на коленях, во что-то вглядываясь. Во мрак.

Агнесса сделала шаг назад. Лестница скрипуче запела.

Фигура подскочила. Вспыхнул квадратный зрак желтого света. Луч пригвоздил Агнессу к кирпичной стене.

– Кто там? – Она подняла руку, защищая глаза.

– А там кто? – ответствовал голос. И через мгновение: – О!.. Пердита?

Человек двинулся к ней. Следуя его шагам, широкими взмахами перемещался и луч света.

– Андре? – спросила она.

Ей очень хотелось попятиться назад, но отступать было некуда, разве что сквозь кирпичную кладку.

И внезапно он оказался вместе с ней на лестнице, вполне обычный человек, вовсе не тень, и в руке он держал очень большой фонарь.

– Что ты здесь делаешь? – осведомился органист.

– Я… я просто шла спать.

– Ах да. – Он сразу немного расслабился. – Кое-кто из ваших живет в комнатках наверху. Администрация сочла, что так будет безопаснее, чем если бы вы возвращались домой по ночному Анк-Морпорку.

– А ты что здесь делаешь? – Внезапно Агнесса осознала, что, кроме них, за сценой уже никого не осталось.

– Я… я осматривал место, где Призрак пытался задушить Крипса.

– Зачем?

– Чтобы удостовериться, что сейчас все в порядке. Для чего же еще?

– А разве работники сцены об этом не позаботились?

– О, ты же знаешь этих типов. Я решил, что лучше будет удостовериться самому.

Агнесса перевела взгляд на фонарь.

– Никогда не видела такой огромной лампы. Как тебе удается так быстро ее зажигать?

– Ну, гм… Это фонарь с затемнителем. Видишь створку? – показал он. – Ее можно опустить или поднять…

– Наверное, очень полезная вещь. Лазаешь в темноте, а тебя никто не видит…

– Зачем ты ехидничаешь? Я просто не хочу, чтобы нечто подобное повторилось впредь. Ты тоже начнешь оглядываться, когда…

– Спокойной ночи, Андре.

– Спокойной ночи так спокойной ночи.

Мигом взлетев по лестнице, Агнесса нырнула в свою спаленку. Ее никто не преследовал.

Подуспокоившись (на это ушло некоторое время), она скинула платье, надела здоровенную красную фланелевую палатку, иначе называемую ночной рубашкой, и прыгнула в постель, упорно противясь соблазну натянуть одеяло на голову.

И уставилась в темный потолок.

«Это глупо, – подумала она. – Сегодня утром он был на сцене. Никто не может передвигаться так быстро…»

Агнесса так и не поняла, удалось ли ей заснуть или волны сна только начали уносить ее в неведомые дали, когда она вдруг очнулась от еле слышного постукивания в дверь.

– Пердита?!

Из всех ее знакомых только один человек умел восклицать шепотом.

Встав с постели, Агнесса на цыпочках подкралась к двери и приоткрыла ее – самую чуточку, чтобы посмотреть, кто там. И в ее комнату тут же полуввалилась Кристина.

– Что случилось?

– Я боюсь!!

– Чего?

– Зеркала!! Оно со мной разговаривает!! Можно я буду спать с тобой?!

Агнесса оглянулась по сторонам. В этой тесной комнатушке два человека умудрялись создать видимость целой толпы.

– Зеркало разговаривает?

– Да!!

– Ты уверена?

Кристина нырнула в постель Агнессы и натянула одеяло на голову. Из-под одеяла донеслось неразборчивое:

– Да!!

Агнесса осталась стоять одна в темноте.

Люди всегда были склонны предполагать, что уж она-то со всем справится, с любыми несчастьями. Как будто эта способность прямо зависит от массы объекта, навроде силы притяжения. Но успокаивающие слова типа: «Ну, что ты мелешь, зеркала не разговаривают» – вряд ли помогли бы, особенно в ситуации, когда второй участник диалога прячется под одеялом.

Агнесса на ощупь пробралась в соседнюю комнату, довольно сильно стукнувшись в потемках о кровать.

Где-то здесь должна быть свеча. Агнесса нащупала крохотный туалетный столик, надеясь найти там спичечный коробок, в котором бы успокоительно погромыхивали спички.

Сквозь оконное стекло просачивался слабый свет ночного города. Отражая его, зеркало как будто светилось.

Агнесса присела на кровать. Та ответила ей зловещим скрипом.

В конце концов, какая разница… одна кровать ничем не отличается от другой…

Она как раз собралась с духом, чтобы лечь, когда из темноты донеслось слабое «дзыннннь».

Звук камертона.

И чей-то голос произнес:

– Кристина… пожалуйста, послушай.

Агнесса подскочила как пружина, вглядываясь во мрак.

А потом до нее дошло. Их ведь предупреждали: никаких мужчин. И предупреждали очень строго, как будто опера – это вид религии. В случае с Агнессой это проблемы не составляло, по крайней мере в том смысле, который вкладывался в данное предупреждение. Но что касается Кристины… Говорят, любовь всегда найдет себе дорогу. А любовь тянет за собой… целый ряд связанных с нею, любовью, занятий.

О боги. Агнесса почувствовала, что начинает краснеть. В темноте! Что это за реакция такая?

Перед внутренним взором Агнессы развернулась вся ее жизнь. Не то чтобы в этой жизни было много взлетов, и вряд ли стоило ожидать, что они последуют. Но на протяжении многих и многих лет Агнесса успешно справлялась с трудностями и была хорошим человеком. А еще почти с полной уверенностью можно было утверждать, что жизнь ее содержала намного больше шоколада, чем секса, и, хотя Агнесса не могла сравнивать одно с другим (правда, плитку шоколада можно растянуть почти на целый день), все же замена одного на другое казалась не слишком справедливой сделкой.

Вдруг на Агнессу накатило то же чувство, которое она не раз испытывала дома, в Ланкре. Порой в жизни наступает отчаянный момент, когда неправильный поступок на самом деле оказывается самым правильным.

Когда неважно, в каком направлении идти. Иногда самое главное – просто идти.

Вцепившись в покрывала, она внутренне проиграла манеру разговора своей подружки. Легкое придыхание, звенящие нотки в голосе, свойственные людям, которые половину времени пребывают по другую сторону здравомыслия… Итак, попробуем: сначала – про себя, а потом – через голосовые связки.

– Да?! Кто там?!

– Друг.

Агнесса натянула одеяло до самой шеи.

– Посреди ночи?!

– Ночь для меня ничто. Я принадлежу ночи. И я могу помочь тебе.

Голос звучал приятно. Казалось, он исходил из зеркала.

– Помочь мне в чем?!

– Разве ты не хочешь стать лучшей певицей в Опере?

– О, Пердита поет гораздо лучше меня!!

Некоторое время длилось молчание, а потом голос произнес:

– Я не могу научить ее выглядеть и двигаться, как ты. Зато я могу научить тебя петь, как поет она.

Агнесса во все глаза смотрела во мрак, внутренне закипая от шока и унижения.

– Завтра ты поешь партию Йодины, и я научу тебя, как исполнить ее идеально.

На следующее утро ведьмы получили внутреннюю часть дилижанса почти в полное свое распоряжение. Новости вроде Грибо распространяются быстро. Но Генри Лежебокс (или как там его в действительности звали?) сидел на своем прежнем месте – рядом с каким-то хорошо одетым сухощавым человечком.

– Ну что, опять в дорогу? – дружелюбно осведомилась нянюшка Ягг.

Генри нервозно улыбнулся.

– Этой ночью пение было неплохое, – продолжала нянюшка.

На лице Генри появилась добродушная гримаса. Однако в его глазах ужас размахивал маленьким белым флажком.

– Увы, госпожа, сеньор Базилика не разговаривает по-морпоркски, – произнес человечек. – Но я могу перевести.

– Что? – воскликнула нянюшка. – Тогда как же… Ай!

– Прошу прощения, – произнесла матушка Ветровоск. – Локоть случайно дернулся.

Нянюшка Ягг потерла бок.

– Так вот, я говорила, – вновь начала она, – что он… Ой!

– О-ей, право слово, что-то он у меня все время дергается, – всплеснула руками матушка. – А господин как раз сообщал нам, что его друг не говорит на нашем языке, Гита.

– Э-э? – изумилась слегка обалдевшая нянюшка. – Но… Что? Но… А. В самом деле? О. Ну что ж. О да. Однако, несмотря на это, наш пирог он умя… Ай!

– Извините мою подругу, это у нее возрастное. Ум за разум заходит, – объяснила матушка. – Мы и в самом деле с удовольствием послушали его пение. Через стенку.

– О, вам очень повезло, – чопорно откликнулся человечек. – Иногда людям приходится ждать годами, чтобы услышать сеньора Базилику…

– …Наверное, ждут, пока он закончит есть… – пробубнила себе под нос нянюшка.