Текст книги "Мерцание экрана"

Двадцать пенсов, с конвертом и поздравительной надписью

Журнал «Тайм-аут», 16 декабря 1987 г.

Помнится, когда-то давно я прочел, что образ «типичного» английского Рождества во многом обязан своим существованием тому факту, что в детстве Чарльз Диккенс пережил семь худших празднований Рождества девятнадцатого столетия. Поэтому впоследствии стараниями своего влиятельного пера он сделал Рождество тем, чем оно «должно» быть. Как бывший журналист я считаю, что данная история слишком хороша, чтобы проверять ее на истинность.

Этот рассказ я написал в 1987 году для рождественского выпуска журнала «Тайм-аут». По задумке должно было получиться что-то вроде викторианской «истории ужасов», в которой оживают рождественские открытки. И что может быть лучше для отправной точки сюжета, чем веселый почтовый дилижанс, традиционно изображаемый на самых дешевых открытках? И что должны были подумать его пассажиры, увидев ожившие рождественские картинки? Теперь мы редко видим игральные карты со Снупи[21]21
  Снупи (англ. Snoopy – любопытный) – вымышленный пес породы бигль, созданный художником Чарльзом М. Шульцом, популярный персонаж серии комиксов Peanuts (англ. «Мелочь пузатая»), выходивших с 1950 по 2000 год. Примечательно, что пес Снупи – один из любимых персонажей писателя Стивена Кинга и упоминается в некоторых его произведениях.


[Закрыть]. Но бывают в жизни вещи и похуже…

Газета «Бат энд Уилтшир Геральд», 24 декабря 1843 г.:

КАЛН[22]22
  Калн (англ. Calne) – город и гражданский округ в графстве Уилтшир, юго-западная Англия.


[Закрыть] – невероятная тайна окружает исчезновение лондонского почтового дилижанса, случившееся во вторник, в снежную бурю, подобную которой не помнят даже старейшие из ныне живущих. Предполагается, что кучер, застигнутый врасплох снегопадом, сбился с пути возле Силбери. Не медля ни секунды, он стал отводить лошадей подальше от дороги – вероятно, чтобы укрыться за живой изгородью или стогом, – но быстро увяз в снежных заносах. Спасательные отряды, высланные на его поиски, вскоре обнаружили кучера блуждающим по снегу в состоянии сильнейшего душевного расстройства. Несчастный был благополучно доставлен в Бат…

Из дневника Теоса Ланна, доктора из Чиппенхема, Уилтшир:

Мир – всего лишь ткань, распростертая над глубинами Хаоса. То, что мы называем здравомыслием, не более чем круг света от костра. Когда я заговорил с бедным заблудшим человеком, который лежит сейчас внизу, он находился всего в нескольких поленьях от полного выгорания.

Даже теперь, когда разведен мой собственный, более естественный огонь, а занавески в кабинете задернуты от рождественского мороза, я все еще дрожу от тех образов, которые он мне описал. Если бы не убедительные доказательства, которые лежат передо мной, красиво переливаясь в свете камина, пока я пишу эти строки, то я мог бы отмахнуться от его слов, как от бреда сумасшедшего. Мы устроили его в гостиной настолько удобно, насколько позволили веревки, но в этот рождественский сочельник его крики по-прежнему перекатываются, словно черепа на клумбе.

* * *

«Санта-Клаус ковыляет! Дышит тяжело! Выносите угощения! И не жмитесь, хо-хо-хо!»

Крики доносятся с улицы. Это колядовщики! Неужели им непонятно, какому ужасному, ужасному риску они себя подвергают? Но если я распахну окно и попробую их предупредить, то как я смогу ответить на самый очевидный вопрос? Тогда меня тоже сочтут сумасшедшим… Но я обязан хотя бы записать то, о чем он поведал в минуты прояснения, прежде чем безумие овладело его разумом окончательно.

И пусть мои читатели сами сделают выводы.

Когда я увидел его впервые, он был похож на человека, заглянувшего в Преисподнюю и оставившего там часть своей души. Временами он приходил в сознание и начинал жаловаться на опутавшие его веревки. Спасатели связали его из опасения, что в приступе безумия он может причинить себе вред. Но в другой раз он принимался биться головой о стену и выкрикивать лозунги, сводившие его с ума:

«Двадцать пенсов, с конвертом и поздравительной надписью!»

А в промежутках между приступами он поведал мне следующее:

День выдался совершенно ненастный. Ветер наметал на равнины снег и превращал холмы западнее Силбери в одну большую белую пустыню. В такую погоду можно легко свалиться с дороги, поэтому он слез с козел и повел лошадей пешком. И все же вопреки тому, что пишут в газетах, снег на холмах был не таким уж глубоким и даже успел частично сойти, так что можно было видеть закат. Пассажиры пребывали в приподнятом настроении, поскольку впереди уже виднелись огни Кална. Все с нетерпением ждали, когда закончится эта промерзшая дорога и наступит праздничная ночь.

И вдруг, по словам кучера, раздался резкий скрип, мелькнула тень, и мир изменился. Он считает, что в тот момент они перешли из одного мира в другой. А впереди, среди унылого пейзажа, зияла огромная прямоугольная дыра.

Он утверждает, что увидел врата в Ад. И, хотя этот Ад совсем не походил на описанный Данте, есть некоторые основания полагать, что его простодушная догадка может оказаться истинной. На самом краю мира что-то блестело. Приглядевшись к сугробам, он разглядел любопытное вещество, беспорядочным образом рассеянное по гребням снежных холмиков. Это были небольшие серебристые блестки, отражающие свет, и в более благоприятных обстоятельствах смотреть на них было бы даже приятно.

Кучер и несколько пассажиров мужского пола принялись обдумывать, что им делать. Солнце быстро клонилось к западу, и небо превратилось в сплошную мешанину багрово-красных и пурпурных пятен, в то время как на востоке усиливался снегопад. Наиболее отважные решили пройти назад, но очень быстро выяснили, что следы дилижанса совершенно скрылись под снегом, дорога потерялась из виду, и теперь вокруг них расстилается сплошная белая пустыня.

Рассудив, что выбора у них не осталось, несколько человек отважились подойти к прямоугольнику, перекрывшему небо в нескольких ярдах от дилижанса.

Именно в тот момент они впервые увидели чудовище, сидевшее на заснеженном бревне возле входа, которое, по-видимому, являлось стражем прямоугольных врат.

Это была огромная малиновка[23]23
  Малиновка (или зарянка) – небольшая птичка с красной грудкой из семейства дроздовых. В Великобритании считается национальной птицей и одним из символов Рождества, часто изображаемых на поздравительных открытках.


[Закрыть], в несколько раз больше индейки. В ее маленьких глазах-бусинках горела невыразимая злоба, и путники всерьез испугались, что она на них нападет. Но когда они достигли края дыры и всмотрелись в размытые цветовые пятна, малиновка осталась неподвижной. На них дул теплый воздух, пропитанный табачным дымом, и, по словам кучера, оттуда лились странные звуки – далекие и искаженные…

Один из пассажиров дилижанса – ученый из Оксфорда, который, по мнению кучера, успел основательно «поднабраться» за время долгого путешествия, – предложил кому-нибудь из присутствующих пролезть в отверстие, за которым на три фута ниже порога распростерлась широкая коричневая равнина. Откровенно говоря, как бы ни был сомнителен этот план, он сулил бо́льшие шансы на выживание, чем ночевка среди холмов, выглядевших все более и более неприветливыми…

«С наступающим! От всех коллег!»

Несколько крепких духом мужчин, разделивших с ученым его бренди, вызвались идти вперед. Кучера среди них не было, но все же из чувства долга он решил их сопровождать. Ведь они по-прежнему оставались его пассажирами, рассказывал он мне, и он считал себя обязанным доставить их в Бат в целости и сохранности.

Ученый предположил, что до Бата можно добраться по коричневой равнине, ибо если имеется вход в этот мир, то где-то должен быть и выход…

Удивительно, но ученый оказался прав. Не успели они пройти и ста ярдов, как из тумана перед ними выступили очертания еще одного прямоугольника – как две капли воды похожего на тот, через который они сюда вошли.

Представьте себе их радость, когда за дверью перед их глазами предстала приветливая улица с окнами, освещенными желтым светом. Один из мужчин заявил, что улица чрезвычайно напоминает ту, где стоит его дом в Лондоне. И хотя большинство путешественников совсем недавно покинули Лондон, перспектива возвращения обратно теперь вызвала среди них величайшую радость. Владелец дома пообещал впустить всех к себе, и один из мужчин вызвался вернуться к дилижансу, чтобы позвать остальных. Ибо в эти последние мгновения надежды им еще мнилось, что Всемогущее Провидение, предвидев их судьбу, заблаговременно открыло на горьком пути врата в теплое сердце величайшего из городов мира…

Именно тогда они заметили группу встревоженных людей с фонарями в руках, толпившихся возле прямоугольника. С упавшим сердцем кучер увидел, что здесь тоже все обсыпано серебристыми блестками. Группа незнакомцев состояла как из мужчин, так и из женщин. После некоторого колебания один из них подошел к кучеру.

Человек, заявлявший, что владеет домом поблизости, вскрикнул от удивления и обнял незнакомца, утверждая, что это его сосед, но тут же отпрянул, разглядев ужасное выражение его лица. Стало ясно, что перед ним – еще одна жертва точно такой же судьбы.

Немного подкрепившись напитком оксфордского ученого, новоприбывший поведал, что еще час назад колядовал вместе с друзьями. Все шло хорошо до тех пор, пока не раздался жуткий скрип, затем зашевелились тени, и вот каким-то образом они очутились в мире, отличном от мира сего.

– Но… здесь улица и освещенные дома… – пробормотал лондонец. – А вон там… разве не та самая «Лавка диковинных древностей»[24]24
  Отсылка к роману Чарльза Диккенса «Лавка древностей».


[Закрыть], коей так умело управляет миссис Наджент?[25]25
  В немом фильме 1913 г. «Лавка древностей» британская актриса Мойя Наджент исполнила роль служанки по прозвищу Маркиза.


[Закрыть]

– Тогда все они более чем диковинны, поскольку двери в лавку не открываются, а за окнами не видно ничего, кроме тусклого желтого света, – ответила одна из участниц колядок. – То, что раньше было домами, друг мой, теперь стало плоским и безжизненным.

– Но должны быть и другие улицы… Мой дом всего в сотне ярдов отсюда…

Лицо женщины сильно побледнело.

– В конце улицы, – сказала она, – нет ничего, кроме белого картона.

Один из их компаньонов испуганно вскрикнул, пролез в проем и вскоре скрылся из виду. Спустя несколько мгновений они расслышали его ужасный крик, который кучер дословно воспроизвел в своем рассказе:

«Пусть этот день вам каждый год тепло и радость принесет!»

Несколько дам из числа колядщиков впали в совершеннейшую истерику и настояли на том, чтобы присоединиться к путешественникам. Таким образом, после долгих жарких дебатов было решено вернуться к почтовому дилижансу. С немалыми трудами экипаж был очищен от снега, блесток и багажа, чтобы стало возможным протащить его на равнину.

В этом месте рассказ кучера сделался бессвязным. Кажется, они отправились на поиски еще одного выхода в реальный мир и впервые обнаружили, что странные окна имеют оборотную сторону. Насколько я сумел разобрать его бред, они представляли собой огромные белые квадраты в пространстве, на которых некое агентство начертало длинные зловещие слоганы с чудовищными банальностями, знакомство с которыми столь расстроило лондонского джентльмена.

В моих ушах до сих пор звенит жуткий хохот кучера, когда он повторял раз за разом: «Долго-долго шел я к вам в день веселый Рождества!» Снова и снова он бился головой о стену в такт тому, что я лишь с немалой долей условности могу назвать ритмом фразы.

А затем он принялся стучать каблуками по полу.

«Поздравляем с Рождеством квартиру 27! – прокричал он. – От Тони, Пэт и их детей. Майорку помним все!»

И сразу после: «Пусть сверкает Рождество яркими огнями!» Последнее, по-видимому, оказало на его мозг самое прискорбное воздействие, и я до сих пор задаюсь вопросом: что же узрел бедняга за этими, казалось бы, невинными словами?

Потом он воскликнул: «С Рождеством, от маленького Вилли!» И в этот момент мне пришлось звать на помощь садовника, чтобы совместными усилиями удержать несчастного на месте. Боюсь, в противном случае он бы нанес себе тяжелые травмы.

Как долго они пребывали на той роковой равнине? По-видимому, их занесло в мир вне времени – во всяком случае, в нашем его понимании. В течение долгих дней они искали выход в мир, состоящий из более чем одной плоскости.

И все это время они были не одни.

В том ужасном путешествии их сопровождали и другие люди. А еще чудовища.

Боюсь, в своих блужданиях кучер навсегда лишился рассудка. Ни один разумный человек не выдержал бы того, что довелось повидать им. Там было одно окно, если можно его так назвать, которое выходило в мир песчаной пустыни под ночным небом, где удобно расположились лагерем три мужчины африканской или азиатской наружности. Один из них сносно говорил на латыни, которую оксфордский ученый еще мог разобрать, даже будучи практически пьяным. Кроме того, обнаружив, что мир их превратился в картонный мусор, они поразмыслили и заключили, что имеют дело с неким событием, возможно, астрономического свойства, которое сильно исказило пространство и – кто знает? – даже само время.

К большому огорчению присутствовавших дам, люди из пустыни нашли общий язык с отрядом кучера. Судя по всему, они были хорошо образованны по дикарским меркам, ибо сумели поднять настроение компании своими рассказами и диковинными песнями. Кроме того, они оказались довольно состоятельными, что пришлось весьма кстати, когда разбухший отряд застигнутых ночью путешественников случайно наткнулся на группу пастухов – сирот своего мира – и сумел выкупить у них нескольких овец, коих выросший на ферме кучер без труда заколол и разделал.

Пастухи, будучи убежденными кочевниками, довольно далеко отошли от своего окна и теперь делились рассказами об увиденных ужасных чудесах.

«Поздравляем с Рождеством! Первым в твоей жизни! Пусть судьба благоволит и будет не капризной! Господи! Какой чудовищный бигль!»

О чем еще я осмелюсь написать? Кучер лепетал что-то о четырех гигантских котятах с голубыми бантиками на шеях и о прямоугольнике, внутри которого оказался огромный кекс с цукатами, изюмом и орехами, на долгое время ставший источником пропитания для наших скитальцев. Кроме того, на пути им попалось несколько стаканов размером с дом. Сумев взобраться на один из них – после долгих утомительных упражнений с веревками и ветвью гигантского падуба, – они обнаружили там сладкий херес, в котором оксфордский ученый, к несчастью, утоп.

А на одной из крыш они разглядели ревущего гиганта в красной шубе, бородатого и безумного. Встречались и другие вещи – слишком ужасные, чтобы рассказывать о них в подробностях: например, люди, представлявшие собой не более чем цветные силуэты, или громадная черно-белая карикатурная собака, злобно наблюдавшая за ними с крыши конуры, а также многое другое, о чем даже я, человек науки, стыжусь написать.

Вероятно, в конце концов кучер решил покинуть компанию и вернуться через равнину обратно, полагая, что замерзнуть насмерть среди суровых зимних холмов Уилтшира – это лучшая участь для христианина, чем оставаться жить в том нечестивом мире.

Едва он добрался до врат и из последних сил взобрался по странно сверкающему снегу, за спиной его вновь раздался скрип. Оглянувшись, он увидел, что жуткая прямоугольная щель исчезла. На него немедленно обрушились холодный ветер и снег, но после того ужасного теплого мира коричневой равнины он воспринял перемену погоды как благословение. Его и нашли прямо там – в свежевыпавшем снегу… Ну что ж, за окном уже совсем стемнело. Колядовщики разошлись, и я очень надеюсь, что по своим домам…

Теперь уходит и моя экономка, не забыв, однако, сообщить странные слухи, передававшиеся сегодня из уст в уста. Близ Эйвбери арестован арап, скакавший на верблюде. Жителя Суиндона заклевали до смерти в его же собственном саду, но единственной уликой, обнаруженной в снегу рядом с ним, оказались следы неизвестной огромной птицы. Здесь, в самом Чиппенхеме, один коммивояжер рассказывал, что якобы видел кошку, превосходящую размером слона, которая перепрыгнула через высокую изгородь и умчалась в заснеженные поля. К шее кошки был привязан голубой бант. Господи, что за чудовища проникли в наш мир?

Я вижу собственное отражение в невероятно блестящей серебристой блестке, лежащей на столе. Кучер сжимал этот предмет в руке, когда его обнаружили спасатели. Кто мог разбросать их на снегу и ради какой ужасной цели?

Я открываю шторы и смотрю на оживленную улицу. Местный дилижанс прибыл из Бата и остановился у гостиницы. Вокруг царит суматоха и рождественское веселье. Этот мир неизмеримо далек от печального бреда и невнятных мольб человека, лежащего в моей гостиной. Обнадеживающие картины за окном возвращают меня к реальности. Кто знает, может, он и вправду сошел с ума от холода и все его рассказы о гигантских биглях и летающих санях – не более чем шутки помутившегося разума? Если, конечно, забыть о серебристой блестке…

«Блестки на соломе! Аминь! Желаем наилучшего, мама и папа!»

Я смотрю на падающий снег, на то, как подозрительно он блестит… Мне кажется, я слышу скрип. Да поможет нам Бог, всем до единого!

Инкубус

Проект «Драббл», под редакцией Роба Мидса и Дэвида Б. Уэйка, издательство Beccon Publications, 1988 г.

Этот рассказ появился в 1988 году в первой из трех книг проекта «Драббл», издававшихся бирмингемским фанатским сообществом с целью сбора денег на благотворительность, да и просто ради веселья.

Драббл – это некогда популярный научно-фантастический жанр, подразумевающий написание очень-очень коротеньких рассказов – на сто слов, не больше и не меньше. В таких произведениях каждое слово имеет значение. Как ни странно, но мне это очень понравилось, и я даже сноску умудрился вписать в рамках поставленных условий.

Природа магии такова: ни один маг, как бы он ни старался, не сможет достичь результата, превосходящего его собственные физические возможности[26]26
  Примечание автора: см. «Некротелекомникон», с. 38.


[Закрыть].

Будучи отвергнутым, он совершил Обряд Тумесценции[27]27
  Тумесценция (от лат. tumesco – распухать, вздуваться) – увеличение объема кавернозных тел наружных половых органов при возбуждении.


[Закрыть] и вызвал демона из глубин Ада, чтобы преподать этой нехорошей ведьме такой урок, который она запомнит на всю жизнь.

На следующий день зазвонил телефон.

– Неплохая попытка, – сказала она. – Он сидит сейчас у изголовья моей кровати.

Дыхание его участилось:

– Ну и как?

– Ничего не буду говорить. Суди сам, – ответила она.

Он расслышал голос демона, потерянный и жалкий:

– …Мне так неудобно… обычно не бывает проблем… Боже, такого со мной никогда еще не случалось…

Последняя награда

Журнал G. M. The Independent Fantasy Roleplaying Magazine, октябрь 1988 г.

После первого издания я неоднократно возвращался к этому рассказу, пытаясь его улучшить. Раз или два я хотел расширить его до романа, но потом передумывал. И все же я всегда питал слабость к этой истории.

Доггер открыл дверь как был, в домашнем халате. На пороге стояло нечто невероятное.

«Всегда найдется разумное объяснение, – подумал Доггер. – Наверняка я сошел с ума».

В семь утра такое предположение показалось ему вполне удовлетворительным. Он закрыл дверь и зашаркал по коридору. За окном кухни грохотала Северная линия Лондонского метрополитена. Пассажирские вагоны были полны людей, которые явно не являлись сумасшедшими, несмотря на их внешний вид.

Существует блаженный период бытия, который йен-буддисты[28]28
  Примечание автора: Это как дзен-буддисты, только чаши для подаяний у них больше.


[Закрыть] называют словом «плинки». Он совершенно недвусмысленно определяется как промежуток между пробуждением и ударом по затылку от тех проблем, которые не давали вам уснуть накануне вечером. Плинки заканчивается в тот момент, когда вам перестает казаться, что наступило утро нового прекрасного дня и теперь все станет по-другому. Конечно же, не станет.

Доггер вспомнил о ссоре с Никки. Вернее, не совсем о ссоре. Скорее о сердитом молчании с ее стороны и своем все более и более раздраженном бормотании. Он даже не совсем понял, с чего все началось, но помнил, как говорил что-то о некоторых ее друзьях, которые выглядели так, будто они сами стригут хлеб и пекут коз, а потом его претензии переросли в нечто вроде: «Если уж на то пошло, мне действительно кажется, что зеленые 2CV[29]29
  Речь идет о микролитражном автомобиле Citroën 2CV (фр. deux chevaux vapeur – две лошадиные силы), который выпускался с 1949 по 1990 год и отличался исключительной дешевизной и ремонтопригодностью.


[Закрыть] должны прямо с завода выезжать с антиядерными наклейками на заднем стекле». Если бы в тот момент он находился в состоянии, которого достигал после пинты белого вина, то, скорее всего, не удержался бы и высказал заодно все, что думает о женщинах в рабочих комбинезонах. В подобных спорах любая попытка пошутить всегда еще больше раскрывает пропасть, разверстую под ногами. А потом она нарушила… нет, скорее разрушила свое молчание целым потоком замечаний об Эрдане, олицетворении тайных желаний прыщавых подростков, обозвала его «мачо» и «недоделанным Рэмбо». В тот момент Доггер поймал себя на мысли, что отстаивает перед ней персонажа, которого в минуты холодной трезвости и сам ненавидел всей душой.

А потом он вернулся домой и написал последнюю главу романа «Эрдан и Змей Обода», на последней странице которой – вероятно, от досады, алкоголя и чувства бунта – убил своего героя снежной лавиной. Вряд ли поклонники ему это простят, однако он все же почувствовал облегчение, избавившись от того, что тяготило его долгие годы. И, кстати, сделало довольно обеспеченным человеком. Это все из-за компьютеров, потому что половина фанатов, которых он встречал теперь, работали на компьютерах. И, конечно, прилично зарабатывать он стал только благодаря их компьютерам. Конечно, фанаты научной фантастики иногда ругают «заостренные уши» и всякое такое, но книги они покупают стабильно и читают их запоем.

Теперь ему придется сочинить что-то иное – написать настоящую научную фантастику, например. И для начала надо изучить вопрос о черных дырах и квантах…

Пока он зевал по дороге на кухню, его мучил еще один вопрос.

С какой стати Эрдан-варвар топчется у порога его дома?

Это уже не смешно.

Дверной молоток застучал так сильно, что от штукатурки вокруг двери начали отваливаться куски. Довольно необычный эффект для галлюцинации. Доггер снова открыл дверь.

Эрдан терпеливо стоял возле молока. Самого обычного молока – белого и в бутылках. Эрдан, одетый в крошечную кольчужную набедренную повязку, ростом был около семи футов[30]30
  Больше двух метров.


[Закрыть]. Торс его бугрился подобно мешку, набитому футбольными мячами. В руке Эрдан, как совершенно точно знал Доггер, держал Сканг, меч Ледяных богов.

Этот меч Доггер лично описывал тысячу раз, и ему совсем не хотелось описывать его снова.

Эрдан первым нарушил молчание:

– Я пришел, – прорычал он, – чтобы встретиться со своим Создателем.

– Прошу прощения?

– Я пришел, – повторил герой-варвар, – чтобы получить свою Последнюю Награду.

Он выжидающе заглянул внутрь дома Доггера, дернув мышцами туловища.

– Вы фанат, верно? – предположил Доггер. – Отличный, кстати, костюм…

– Что такое «фанат»? – перебил Эрдан.

– Я хочу испить твоей крови, – как бы между прочим пропел Сканг.

Поверх плеча великана (образно говоря, ибо на самом деле под массивной подмышкой) Доггер увидел приближавшегося по дорожке почтальона. Мужчина, напевая что-то себе под нос, невозмутимо обошел Эрдана, сунул пару квитанций в безвольную ладошку Доггера, заявил (вопреки очевидному), что сегодня чудесный день, и зашагал прочь.

– Его крови я хочу испить тоже, – снова пропел Сканг.

Эрдан стоял как скала, демонстрируя всем видом, что он не сойдет с места до тех пор, пока не вернутся домой снежные мамонты Хай-Кули.

История помнит немало фатально глупых высказываний. Например, «эта штука выглядит совершенно безопасной» или «индейцы? Какие еще индейцы?». Прямо сейчас к этому списку Доггер добавил еще одно, можно сказать, любимое, благодаря которому продалось энциклопедий и полисов страхования жизни больше, чем вы можете себе представить. Он сказал:

– Полагаю, вам лучше зайти в дом.

По колоритности внешнего вида никто не смог бы сравниться с Эрданом. Кожаный жилет на нем выглядел так, будто его долго хранили в компостной куче. Ногти Эрдана были пурпурного цвета, руки в мозолях, а вся грудь испещрена сеткой шрамов. В могучую руку когда-то вцепилась чья-то пасть размером с кресло, но, видимо, сочла ее невкусной.

«Наверное, – подумал Доггер, – я каким-то образом воплотил фантазии в реальность. Или до сих пор сплю. Главное вести себя естественно».

– Ну что ж… – произнес он.

Пригнувшись, Эрдан вошел в то, что Доггер обычно называл своим кабинетом. От стандартной гостиной комнату отличало лишь наличие текстового процессора[31]31
  Текстовыми процессорами в 1970–1980-е годы называли предназначенные для набора и печати машины индивидуального и офисного использования, состоящие из клавиатуры, встроенного компьютера для простейшего редактирования текста, а также электрического печатного устройства. Позже наименование «текстовый процессор» стало использоваться для компьютерных программ аналогичного назначения.


[Закрыть] на столе.

Эрдан сел в кресло, угрожающе скрипнувшее пружинами, и выжидательно посмотрел на Доггера.

«А ведь он, – подумал Доггер, – может оказаться обычным маньяком-убийцей…»

– Значит, вам нужна последняя награда? – спросил он слабым голосом.

Эрдан кивнул.

– Хм. И в чем она заключается?

Эрдан пожал плечами. Вернее, не так: нескольким огромным мускулам пришлось разойтись в стороны, чтобы позволить могучим плечам подняться и опуститься.

– Мне говорили, – сказал он, – что те, кто погибнет в бою, будут пировать и кутить в твоем чертоге вечно.

– Ого. – Доггер обескураженно застыл в дверях. – В моем чертоге?

Эрдан снова кивнул. Доггер огляделся. С учетом телефона и вешалки в гостиной было тесновато. Возможности для кутежа казались довольно ограниченными.

– Хм, хм… – промычал он. – А сколько именно длится вечность?

– Пока не умрут звезды и Великий Лед не покроет весь мир, – пояснил Эрдан.

– А. Почему-то я так и подумал.

– Ты… что сделал?

Голос Кобхэма в телефоне прозвучал хрипло.

– Я выдал ему пива с куриной ножкой и усадил перед телевизором, – ответил Доггер. – А знаешь, что его больше всего поразило? Холодильник! Он сказал, что я запер следующий Ледниковый период в темницу, представляешь? А с помощью телевизора, по его мнению, я слежу за миром. Сейчас он смотрит «Соседей»[32]32
  «Соседи» (англ. Neighbours) – австралийская мыльная опера, стартовавшая на канале Seven Network 18 марта 1985 года. Является самым продолжительным сериалом в истории австралийского телевидения. После начала показа в Великобритании с октября 1986 года на канале BBC One сериал приобрел огромную популярность среди британских телезрителей.


[Закрыть] и хохочет.

– А от меня-то ты чего хочешь?

– Слушай, никто не смог бы вести себя как Эрдан! Одну эту вонь теперь придется выветривать неделями! Я в том смысле, что это действительно он. Настоящий! Именно такой, каким я его себе представлял. И вот теперь он сидит в моем кабинете и смотрит мыльные оперы! Ты же мой агент, посоветуй что-нибудь.

– Для начала успокойся, – мягко ответил Кобхэм. – Эрдана создал ты. И как-то жил с ним много лет.

– Много лет?! Много лет он жил у меня в голове! А теперь сидит в моем доме!

– …я вообще не понимаю, зачем ты это сделал. Он ведь популярный. Можно было ожидать, что убийство до добра не доведет…

– Ты же понимаешь, что когда-нибудь это должно было закончиться! Двадцать шесть книг! Куда еще больше?

Из-за стены донесся громкий смех Эрдана.

– Так, дай подумать. Скорее всего, он по-прежнему сидит у тебя в голове. Точно говорю, он не настоящий. Ты же сам сказал, что молочник его не заметил.

– Почтальон. Да, но он его обошел! Рон, я создал его, и он считает меня Богом! А теперь я его убил, и он явился ко мне!

– Кевин?

– Да! Что?

– Мой тебе совет, прими каких-нибудь таблеток. И он уйдет. Такое иногда случается.

Доггер осторожно положил телефонную трубку.

– Большое тебе спасибо, – с горечью произнес он.

Конечно же, он попробовал. Сходил в гипермаркет, притворившись, будто громадной фигуры, следовавшей за ним, на самом деле не существует.

Нельзя сказать, что Эрдан был невидимкой для других людей. Глаза их фокусировались на нем, но мозг, казалось, отключался прежде, чем увиденное достигало высших мыслительных центров.

То есть они ходили вокруг Эрдана и даже извинялись автоматически, если вдруг на него натыкались, но если спросить их через минуту, вокруг кого они ходили и перед кем извинялись, то они бы затруднились с ответом.

Доггер завел Эрдана в лабиринт стеллажей и оставил там одного, питая тайную отчаянную надежду, что если варвар скроется из виду, то рассеется как дым. Не мешкая ни секунды, Доггер схватил какие-то хозяйственные мелочи, прошел через кассу, возле которой, по счастью, не образовалось очереди, и вышел было на улицу, когда веселый крик заставил его замереть. Медленно, как на колесиках, он развернулся на месте.

Оказывается, Эрдан уже успел освоить тележки для покупок. Неудивительно, ведь он очень умен.

В конце концов, Эрдан выбрался из Лабиринта Безумного Бога всего за несколько часов. Что такое катающаяся проволочная коробочка после этого? Сущий пустяк!

Он даже «подружился» с холодильными шкафами. «Ну конечно, – подумал Доггер. – «Эрдан и Вершина мира», глава четвертая». В ней Эрдан выжил благодаря десятитысячелетнему мамонту, случайно обнаруженному в ледяной тундре. Обдумывая главу, Доггер даже провел специальное исследование. По всему выходило, что выжить таким образом невозможно, но какого черта? Теперь Эрдан наверняка считал обнаруженное в морозильнике мамонтятиной, которую волшебник Теско разделил и расфасовал по удобным порционным пакетам.

– Чем больше я узнаю твой мир, – гордо воскликнул Эрдан, – тем больше мне нравится быть мертвым!

Доггер нехотя подошел к тележке.

– Но это же не твое, – сказал он.

Эрдан посмотрел на него с изумлением.

– Как не мое? – спросил он. – Я же сам взял. Легче легкого. Даже драться не пришлось. Теперь у меня есть выпивка, есть мясо, есть «Меня-зовут-Трейси-чем-могу-помочь», есть даже маленькие орешки в пакетиках.

Доггер сдвинул в сторону многочисленные куски говядины в пенополистирольных коробочках. Из глубины тележки на него смотрели безумные испуганные глаза Трейси. Обеими руками она направила на него пистолет для наклейки ценников, словно Грязный Гарри в ожидании радости[33]33
  «Валяй, порадуй меня!» (англ. – «Go ahead, make my day!») – фраза Клинта Иствуда из фильма «Внезапный удар» («Sudden Impact»). Герой Иствуда, детектив по прозвищу Грязный Гарри, приглашает бандита сделать неосторожное движение, чтобы появился повод в него выстрелить. Впоследствии фраза приобрела большую популярность и стала иронически-нарицательной.


[Закрыть], и спустя мгновение нос Доггера был оценен в девяносто восемь пенсов за фунт.

– Это называется мыло, – объяснял Доггер. – Сериал «Соседи», конечно, тоже «мыло», но вот это полезнее. – Он вздохнул. – Берешь его в руку, размазываешь по куску мокрой фланели и начинаешь энергично обтирать туловище. Для тебя это в новинку, понимаю. А здесь ванна, – продолжил он. – А тут раковина. А вон там унитаз. Я уже объяснял, как им пользоваться.

– Но эта бадья гораздо меньше ванны, – мягко посетовал Эрдан.

– Согласен. Но тем не менее… Тут полотенца, чтобы вытереться. Это зубная щетка, это бритва. – Доггер помедлил. – Помнишь, как я поместил тебя в сераль эмира Белой Горы? Ты ведь наверняка там и умылся, и побрился. Ну вот, здесь то же самое.

– А где гурии?

– У меня гурий нет. Придется все делать самому.

Мимо с визгом пронесся поезд метрополитена, от чего зубная щетка упала в раковину. Эрдан угрожающе зарычал.

– Это всего лишь поезд, – успокоил его Доггер. – Ящик для путешествий. Он не причинит тебе зла, если не будешь пытаться его убить.

Десять минут спустя Доггер сидел и слушал пение Эрдана. Впрочем, особых проблем оно не доставляло. Такой звук можно легко себе представить льющимся на закате где-нибудь в тайге. Со светильника капала вода, но и с этим Доггер уже смирился.

Главной проблемой, занимавшей его мысли, была Никки. Впрочем, как всегда. Он должен был встретить ее после работы в ресторане «Дом Тофу». Доггер ужасно боялся, что Эрдан увяжется за ним, справедливо полагая, что Никки это точно не понравится. Его отношения с ней и так были натянутыми – еще с прошлой недели, когда он ляпнул обидное замечание о черных чулках. А ведь он и так был на испытательном сроке после высказывания о том, что, по его мнению, следовало делать с мимами. Господи, даже взяв в руки «Гардиан», чтобы быть в курсе ее интересов, он и тогда не сумел избежать черной метки, поскольку сказал, что детская страница выглядит как нелепая пародия на саму себя.