Текст книги "Незримые Академики"

– Какого черта ты тут делаешь, Тревор Навроде?

Птички улетели.

– А ты что тут делаешь? – спросил Трев. Ответ был не самый остроумный, но ничего лучше он не придумал. Сердце у него так и прыгало.

– Нас затолкали, – прорычала Гленда. – И это были вы, парни!

– Мы? Я тут вообще ни при чем, – возмущенно ответил Трев. – Это всё…

Он замолчал. «Это был Натт»? Перепуганный и тощий, как будто в жизни не ел досыта.

«Я бы сам себе не поверил, если бы такое услышал».

– Это всё те, сзади, – неуклюже закончил он.

– Вас тролли подпирали, что ли? – поинтересовалась Гленда, словно источая уксус. – Мы бы вылетели прямо на поле, если бы не мистер Натт!

Такая несправедливость потрясла Трева, но он решил воздержаться и не спорить с Глендой. В ее глазах Натт был непогрешим, а от Трева ничего хорошего ждать не приходилось, и он даже не стал бы возражать, хотя и предпочел бы, чтобы о нем думали как о человеке, от которого не приходилось ждать ничего особенно плохого.

Но Джульетта стояла прямо перед ним и улыбалась. Когда Гленда отвернулась, чтобы поздороваться с Наттом, она что-то сунула в руку Треву и тут же отодвинулась, как будто ничего не произошло.

Трев с бьющимся сердцем разжал ладонь и увидел маленький эмалированный черно-белый значок, еще хранящий тепло Джульетты. Значок вражеской команды.

Трев быстро стиснул кулак и огляделся: не заметил ли кто-нибудь столь вопиющее предательство самого святого – то есть доброго имени «Колиглазов». А вдруг его действительно собьет с ног какой-нибудь тролль и кто-нибудь из знакомых парней найдет у него этот значок? А вдруг это будет сам Энди?

Но ведь значок подарила Она. Трев сунул подарок в карман и затолкал на самое дно. Он предчувствовал, что будет нелегко, а Трев был не из тех, кто любит сложности.

Владелец пирожного лотка, предприимчиво распродавший изрядное количество снеди во время вынужденного путешествия по булыжникам, подошел к Треву и протянул пакетик с горячим горохом.

– Ну и крут твой приятель, – сказал он. – Он что-то типа тролля, э?

– Нет. Гоблин, – ответил Трев, заслышав, что шум потасовки приближается.

– А я думал, они такие мелкие поганцы…

– А он нет, – сказал Трев, мысленно желая, чтобы этот субъект наконец отвязался.

И тут вокруг настала внезапная тишина. Так бывает, когда люди задерживают дыхание. Трев поднял голову и увидел мяч. Второй раз за игру.

Мяч представлял собой осиновый чурбак, обтянутый кожей и, наконец, обмотанный многочисленными слоями тряпок, за которые можно было ухватиться. Он с безошибочной и неизбежной точностью опускался прямо на хорошенькую головку Джульетты. Не успев ни о чем подумать, Трев бросился к девушке и опрокинул под тележку. Мяч глухо стукнул о булыжники на том самом месте, где Она почтила мир своим присутствием.

Немало мыслей посетили Трева, когда мяч ударился о мостовую. Джульетта лежала в его объятиях, пусть Она и жаловалась, что запачкала пальто. Не исключено, что он спас ей жизнь и с романтической точки зрения получил несомненный бонус, но… Да. Если кто-нибудь, и неважно с чьей стороны, об этом пронюхает, в ту же минуту Трева посетит чей-то подкованный башмак.

Джульетта хихикнула.

– Ш-ш! – велел Трев. – Только не шуми, если не хочешь, чтоб твои шикарные волосы срезали под самый корень!

Он выглянул из-под лотка и ничьего внимания не привлек.

Возможно, потому, что Натт, подобрав мяч, поворачивал его туда-сюда, нахмурив ту немногую часть своего, вежливо выражаясь, лица, которая виднелась из-под шарфа.

– И всё? – спросил он у потрясенной Гленды. – Какое неподобающее завершение приятного общественного сборища с весьма любопытным угощением. Где эта злополучная штуковина должна находиться?

Гленда, зачарованная зрелищем, указала дрожащим пальцем куда-то вниз по улице.

– Там, где стоит большой шест, окрашенный в белый цвет и… э… слегка забрызганный красным у основания.

– О, спасибо, я вижу. В таком случае я сейчас… послушайте! Пожалуйста, перестаньте толкать! – попросил Натт, обращаясь к толпе, которая вытягивала шеи, чтобы лучше видеть.

– Но ты его ни за что не добросишь! – закричала Гленда. – Просто положи мяч на землю и отойди!

Натт что-то буркнул, и в мире воцарилась абсолютная тишина. «О нет, – подумал Трев. – До ворот ярдов сто пятьдесят, а мяч летает не лучше пустого ведра. Он в жизни не сумеет…»

Тишину нарушил далекий «чпок», и тут же раздался рев.

Трев посмотрел через плечо. Шестидесятифутовая стойка ворот наконец уступила термитам, гнили, силе притяжения и Натту. Она переломилась у основания и рухнула, подняв облако пыли. От потрясения Трев даже позабыл, что рядом с ним стоит Джульетта[8]8
  Честно говоря, появление Джульетты из-под тележки осталось практически не замеченным никем, кроме одного начинающего художника, который чуть не ослеп от этого зрелища. Много лет спустя он написал картину под названием «Красота, восстающая из-под тележки с ореховыми пирогами, в сопровождении херувимов, несущих хотдоги и пудинг». Картину сочли шедевром, хотя никто так и понял, о чем, черт возьми, она повествует. Но картина была красивая, а красота есть истина.


[Закрыть].

– Это, типа, какой-то знак? – спросила она. Джульетта верила в знаки.

Но прямо сейчас Трев больше верил в то, что нужно ткнуть пальцем в противоположный конец улицы и гаркнуть: «Он побежал вон туда!» Затем он рывком поднял на ноги Джульетту, толкнул Натта и приказал:

– Двинули!

Гленде он ничем помочь не мог, но зачем? Пока он держал Джульетту за руку, Гленда сама неслась бы за ним, как орлица.

Одни пытались пробраться к обрушившимся воротам, другие – определить наиболее вероятное положение того, кто издалека забил гол. Трев ткнул пальцем наугад и заорал:

– Он туда побежал! Большой парень в черной шляпе!

Неразбериха всегда бывает на руку, если сам ты знаешь, что делать. Когда кричат «лови-держи», главное – не оказаться тем, кого ловят.

Они остановились, отмахав несколько переулков. Где-то вдалеке еще продолжалась сумятица, но в городской толпе затеряться проще, чем в лесу.

– Послушайте, мне, наверное, стоит вернуться и извиниться, – начал Натт. – Я с легкостью могу сделать новый столб…

– Очень жаль тебя разочаровывать, Гобби, но, боюсь, парни, которых ты разозлил, не станут слушать извинения, – прервал Трев. – Эй, вы, не отставайте.

– А почему они разозлились?

– Ну, мистер Натт, во-первых, вы не имели права забивать гол, потому что это не ваша игра и вы в любом случае зритель, а не участник, – сказала Гленда. – А во-вторых, вы ударили с такой силой, что могли кого-нибудь убить!

– Нет, мисс Гленда, заверяю, что никак не мог. Я намеренно целился в столб.

– И что? Это не значит, что вы наверняка должны были попасть!

– Э… извините, мисс Гленда, я как раз не сомневался, – промямлил Натт.

– Как ты это вообще проделал? Столб разлетелся в щепки! Столбы не растут на деревьях! У нас всех будут неприятности!

– А почему ему нельзя сыграть? – спросила Джульетта, разглядывая свое отражение в витрине.

– Что? – переспросила Гленда.

– Блин, – отозвался Трев. – Да если взять такого игрока в команду… команда уже будет не нужна!

– Тем меньше проблем, – заметила Джульетта.

– Да уж, – сказала Гленда, – но тогда пропадет весь интерес. Футбол просто перестанет существовать…

– За нами наблюдают, – произнес Натт. – Прошу прощения, что перебил.

Трев оглянулся. На улице было людно, но все занимались своими делами.

– Никому мы здесь не нужны, Гобби. Мы оторвались.

– Я буквально кожей чувствую, – настаивал Натт.

– Что, через столько слоев? – спросила Гленда.

Он обратил на нее круглые грустные глаза.

– Да, – сказал он и вспомнил, как ее светлость испытывала эту его способность. Тогда казалось, что они просто играли…

Он поднял голову, и за парапет поспешно спряталась чья-то огромная голова. Слабо пахло бананами. Ах вот оно что. Натт ничего не имел против библиотекаря. Он видел иногда, как тот лазает по трубам в подвале.

– Отведи ее домой, – сказал Трев Гленде.

Та вздрогнула.

– Не самая лучшая идея. Старый О’Столлоп спросит, что она видела на игре.

– И?

– И она расскажет. Что и кого она видела…

– А соврать она не может?

– Уж точно не так, как ты, Трев. Джульетта плохо умеет выдумывать. Послушайте, давайте лучше вернемся в университет. Мы все там работаем, и я частенько захожу в свободное время, чтобы наготовить еды про запас. Мы пойдем прямой дорогой, а вы двое – кружной. Мы никогда друг друга не видели, ясно? И, ради всего святого, проследи, чтобы он не наделал глупостей!

– Прошу прощения, мисс Гленда, – робко воззвал Натт.

– Да? Что?

– К кому из нас вы сейчас обращались?

– Я вас подвел, – подытожил Натт, когда они шагали по улицам, запруженным толпой, которая расходилась после матча. По крайней мере, шагал Трев, а Натт передвигался какой-то странной походкой, которая наводила на мысль, что у него поврежден таз.

– Да не, никаких проблем, – отозвался Трев. – И ваще, все на свете поправимо. Уж я-то знаю. Что люди видели? Какого-то пацана в цветах «Колиглазов». Нас таких тысячи. Не дрейфь. Э… а почему ты такой сильный, Гобби? Ты че, всю жизнь гири тягал?

– Вы правы в своем предположении, мистер Трев. До того как родиться, я действительно зачастую таскал тяжести. Но тогда, конечно, я был еще ребенком.

Они некоторое время шли молча, и наконец Трев сказал:

– А ну, повтори. Че-то я в толк не возьму. Ты как скажешь, так прямо в башку не помещается и из уха торчит.

– Видимо, я непонятно выразился. Было время, когда мой разум наполняла тьма. Но брат Овсец показал мне свет, и я родился.

– А, ты уверовал и все такое.

– И вот к чему я пришел. Вы спрашиваете, почему я такой сильный? Живя во мраке кузни, я часто таскал тяжести. Сначала я поднимал клещи, потом молоток поменьше, затем молоток побольше. Наконец я смог поднять наковальню. Это был хороший день. Я ощутил свободу.

– А зачем тебе было поднимать наковальню?

– Я был к ней прикован.

Они снова шли молча, пока Трев не спросил, осторожно подбирая слова:

– Наверное, жизнь там, в горах, типа, бывает нелегкой?

– Зато сейчас все уже не так плохо.

– Да, типа, стараешься думать только о хорошем, и все такое.

– Например, о некоей леди, мистер Трев?

– Да-а, раз уж ты спросил. Я про нее все время думаю. Она мне нравится! Но она, блин, из Долли!

Небольшая компания болельщиков обернулась и посмотрела на них, поэтому Трев понизил голос до шепота:

– У ее братцев кулаки размером с бычий зад!

– Я читал, мистер Трев, что любовь смеется над тюремщиками.

– Че, правда? Даже когда получает по роже бычьим задом?

– Об этом поэты умалчивают, мистер Трев.

– И потом, – продолжал Трев, – тюремщикам самим проблемы не нужны, они ребята тихие, спокойные. Прям как ты. Ты-то небось отболтаешься, если что. И девчонкам такие, как ты, всегда глянутся. Ты, конечно, не картинка, скажем прямо, но девчонки любят, когда с ними разговаривают как по писаному. Тогда от них отбою не будет… только если вздумаешь отбиваться, с твоей силищей, конечно, надо поосторожнее, ничего личного.

Натт помедлил. Конечно, в его жизни были ее светлость и мисс Здравинг, но ни одна из них не подходила под определение «девчонки». Младшие Сестры, несомненно, были молоды и, предположительно, женского пола, но, по правде говоря, больше всего они походили на одаренных интеллектом кур и представляли не самое приятное зрелище за обедом. Опять-таки «девчонками» он бы тоже не рискнул их назвать.

– Я встречал не так уж много девчонок, – наконец произнес он.

– Взять хоть Гленду. Ты ей прям приглянулся. Но смотри в оба – ей только волю дай, и она живо начнет тобой вертеть. Она уж такая, всеми командует.

– Я так понимаю, у вас с ней что-то было, – заметил Трев.

– А ты толковый парень. Башковитый. Прям беда. Ну да, типа того, было. Я бы предпочел, чтоб между нами, типа, было не «что-то», а «кой-чего», только она знай хлопала меня по рукам… – Трев помедлил, ожидая увидеть огонек в глазах Натта. – Я пошутил, – без особой надежды добавил он.

– Спасибо, что сказали, мистер Трев. Я попробую расшифровать эту шутку на досуге.

Трев вздохнул.

– Но теперь-то я не такой. А Джульетта… Я, типа, прополз бы целую милю по битому стеклу, вот как, только чтобы подержать ее за руку, и никаких фиглей-миглей, чесслово.

– Путь к сердцу возлюбленной можно проложить, написав стихи, – сказал Натт.

Трев слегка приободрился.

– А, ну языком трепать я умею. Если я ей, типа, напишу письмецо, ты ж его передашь, а? Я, например, напишу на дорогой бумаге что-нибудь этакое: «Ты мне нравишься, ты очень клевая, давай куда-нибудь сходим вместе, и никаких фиглей-миглей, зуб даю. С любовью, Трев». Как тебе?

– Ваши намерения по сути, несомненно, чисты и благородны, мистер Трев, но… э… если вы позволите мне предложить некоторую помощь…

– Слова надо подлиннее, да? И запустить как-нибудь покудрявей?

Но Натт уже не обращал на него внимания.

– Вот это клево, – произнес голос над головой Трева. – Ты кому собрался письма писать, умник?

У братьев О’Столлопов имелось одно положительное качество: они были не Энди. В глобальном смысле, конечно, противник не видел особой разницы, если умывался кровью. Но О’Столлопы просто знали, что против лома нет приема, а потому даже не пытались прибегнуть к какому-нибудь другому методу, в то время как Энди был просто психом, за которым шли только потому, что стоять за спиной у психа безопаснее, чем перед ним. Он становился таким обаятельным, когда на него внезапно накатывала очередная безумная смена настроения, и именно в этот момент следовало развернуться и бежать. Что касается О’Столлопов, у вдумчивого исследователя ушло бы совсем немного времени, чтобы понять, что Джульетта была мозговым центром семьи. С точки зрения Трева, достоинство было ровно одно: О’Столлопы считали себя умными, потому что никто и никогда их в этом не разуверял.

– А, так называемый мистер Трев, – сказал Билли О’Столлоп, ткнув Трева пальцем, похожим на гигантскую сосиску. – Ты ж, типа, такой умный, вот и скажи, кто сломал ворота?

– Я стоял в Толкучке, Билли. Ниче не видел.

– Он будет играть за «Колиглазов», да? – настаивал Билли.

– Билли, даже твой папаша в лучшие годы и то не запустил бы мяч за сто ярдов! Ты ж знаешь. Так не бывает. Болтают, столб просто сам собой подломился, а кто-то пустил байку. Неужто я тебе совру, Билли?

Ложь в исполнении Трева зачастую стояла очень близко к правде.

– Соврешь, потому что ты «Колиглаз».

– Ладно, ладно, тут ты меня поймал, отпираться не стану, – Трев вскинул руки. – Я тебя очень уважаю, Билли, и все такое… Ворота сломал Натт. Больше ты от меня ничего не добьешься.

– Я тебе башку оторву, вот что, – сказал Билли, с ухмылкой глянув на Натта. – Этот хиляк даже мячик не поднимет!

И тут кто-то за спиной у Трева произнес:

– Эй, Билли, тебя что, выпустили погулять без намордника?

Натт услышал, как Трев пробормотал: «Ох, боги, а все так хорошо начиналось», прежде чем повернуться и сказать:

– Улица для всех, Энди. Мы просто, типа, болтаем.

– «Долли» убили твоего старика, Трев. Ты что, совсем стыд потерял?

Остальные члены Бригады стояли за спиной у Энди, и на лицах у них читался вызов пополам со смутным осознанием того факта, что их снова куда-то втягивают. Энди намеревался завязать свару на одной из главных улиц. Стража обычно ни во что не вмешивалась в переулках, но на открытом месте она была просто вынуждена принимать меры, если налогоплательщики жаловались. А поскольку уставшие копы не любят вынужденных мер, они обычно принимают их добросовестно и изо всех сил – чтобы с гарантией не повторять в обозримом будущем.

– А еще знаешь, что говорят? Что какой-то «Колиглаз» в Толкучке обнимал шлюшку из «Долли», – сказал Энди и опустил тяжелую руку на плечо Трева. – Колись, ты умный, ты всегда все раньше других знаешь.

– Шлюшку? – загремел Билли, у которого слова далеко не сразу проделывали путь от ушей до мозга. – Да ни одна девчонка в Сестричках Долли даже не посмотрит на вас, уродов!

– А, вот вы как, – сказал Люк по кличке Пук. С точки зрения Натта при подобных обстоятельствах это было все равно что подлить масла в огонь. «Возможно, – подумал он, – ритуал требует, чтобы обе стороны обменивались дурацкими оскорблениями, пока не почувствуют себя вправе атаковать. Именно об этом пишет доктор Фонмаусбергер в «Ритуальной агрессии у половозрелых крыс».

Но тут Энди вытащил из-под куртки короткий кинжал. Это было мерзкое оружие, чуждое подлинному духу футбола, адепты которого, в общем, снисходительно относились к предметам, которые оставляли синяки и шрамы, резали, дробили, а в самом худшем случае – накал страстей и все такое – оставляли противника без глаза[9]9
  Но ведь остается другой глаз, правда? И у человека появляется серьезное доказательство собственной крутизны, особенно если удается обзавестись классическим шрамом через бровь и щеку. А если вдобавок надеть черную повязку, больше никогда не придется ждать своей очереди в баре.


[Закрыть]. Но Энди славился полным отсутствием тормозов. И если заводился один такой, появлялись и другие. В результате все парни, которые в противном случае пришли бы на матч с кастетом для храбрости, теперь ощутимо позвякивали на ходу, а упав, не могли встать без посторонней помощи.

И вот уже кто-то потянулся к оружию.

– Так, ну-ка успокоились, – предупредил Трев, отступая на шаг и примирительно размахивая пустыми руками. – Это людная улица, усекли? Если сэмы вас застукают, то будут лупить большими дубинками, пока, типа, кишки горлом не полезут, а почему? Потому что вы у них, типа, не в любимчиках ходите. Вы им задаете работенку и мешаете жрать пончики.

Он отступил еще немного.

– А потом за то, что вы своими башками попортили им дубинки, копы закатают вас в Танти, и будет вам приятная ночка в Цистерне. Че, уже бывали там? Так клево, что хочется вернуться?

Трев с удовольствием отметил выражение испуга на всех лицах, кроме Натта, который понятия не имел, что такое ночь в Цистерне, и Энди, который в Танти чувствовал себя как дома. Но даже Энди не рискнул бы выступать против сэмов. Убей хотя бы одного копа – и Витинари даст тебе шанс проверить, умеешь ли ты ходить по воздуху.

Они слегка выдохнули, но не спешили расслабляться. Когда обстоятельства поджимают, как чересчур тесные кальсоны, достаточно одного идиота…

Причем иногда его роль может сыграть кто-нибудь очень умный. Натт повернулся к младшему О’Столлопу, по имени Элджернон, и добродушно сказал:

– Знаете, сэр, эта ситуация очень похожа на ту, что описал доктор Фонмаусбергер в своей книге, посвященной экспериментам над крысами.

В течение нескольких секунд Элджернон, можно так выразиться, думал. А потом изо всех сил врезал Натту дубинкой. Сил у Элджернона хватало.

Трев успел подхватить друга, прежде чем тот рухнул на булыжники. Удар пришелся прямо в грудь, ветхий свитер был разорван в клочья, и лохмотья быстро намокали кровью.

– Ты зачем его ударил, чертов кретин? – спросил Трев у Элджернона, который, даже по мнению братьев, был тупее кирпича. – Он тебя не трогал! Че это было ваще?

Он вскочил на ноги и, прежде чем Элджернон успел шевельнуться, сдернул с него рубашку и захлопотал над Наттом, пытаясь зажать рану. Через полминуты Трев швырнул окровавленную рубашку обратно.

– У него сердце не бьется, ты, придурок! Что он тебе сделал?

Даже Энди застыл. Никто и никогда еще не видел Трева – старого доброго Трева – в таком гневе. Даже «Долли» знали, что он неглуп. Трев умел лавировать. Иными словами, он был не из тех, кто сводит счеты с жизнью, бросаясь на компанию громил, которые и так уже приготовились к бою.

Злополучный Элджернон, которому ярость Трева буквально опалила брови, выговорил:

– Но, типа… он же «Колиглаз».

– А ты, блин, чертов кретин, вот ты кто! – заорал Трев.

Он уставил на остальных трясущийся палец.

– Кто вы такие? Кто? Никто! Вы мусор! Дерьмо!

Трев ткнул пальцем в Натта.

– А он знаете какой был? Он придумывал всякие штуки. Он много чего знал. И сегодня впервые в жизни пошел посмотреть игру! Он надел цвета, только чтобы не отсвечивать!

– Да не волнуйся ты, Трев, старик, – прошипел Энди, угрожающе поднимая кинжал. – Мы отомстим!

Но Трев набросился на него, как оса:

– Ты псих! Ты че, совсем не сечешь?

– Я вижу шлемы копов, Энди, – тревожно сказал Джумбо.

– Я-то че такого сделал?

– То же, что и эти идиоты О’Столлопы! «Колиглазы» и «Долли»? Да чтоб вы все провалились, блин!

– Они уже близко, Энди.

О’Столлопы, которые были не безнадежно глупы, уже спешили прочь. Город кишел людьми в футбольных шарфах и свитерах, и Стража просто не могла преследовать всех. Но врезать какому-нибудь парнишке так, чтобы он истек кровью и перестал дышать, – это равносильно убийству, а сэмы развивали удивительную скорость в подобных обстоятельствах.

Энди яростно погрозил Треву пальцем.

– В Толкучке плохо бывает тем, кто по глупости теряет корешей!

– Мы уже не в Толкучке!

– Разуй глаза, парень. Толкучка – везде.

Бригада поспешно скрылась, хотя Джумбо и обернулся на секунду, чтобы беззвучно проговорить: «Извини». И они были не единственными, кто торопился уйти. Горожане обожали бесплатные развлечения, но нынешнее могло повлечь за собой некоторые трудности, например опасные метафизические вопросы типа «Ты что-нибудь видел?». Конечно, легко Страже говорить, что невиновным бояться нечего, но кого волнуют невиновные и их проблемы, когда Стража на подходе?

Трев опустился на колени над остывающим телом мертвого Натта.

И тут он наконец сделал вдох. Трев перестал дышать, когда набросился на Энди. Если ты разговариваешь с Энди подобным тоном, ты уже все равно что мертв, поэтому зачем тратить дыхание?

Наверное, что-то нужно было сделать. Например, стучать его по груди, чтобы, типа, пробитое сердце вспомнило, как нужно работать. Но Трев этого не умел, и даже обладатель не самого мощного ума догадался бы, что не стоит практиковаться, когда Стража близко. У стражников могло сложиться неверное впечатление.

Поэтому, когда прибежали двое стражников, Трев неверными шагами пошел навстречу, с телом Натта на руках. Он с облегчением увидел, что перед ним констебль Пикша. По крайней мере, этот коп сначала задавал вопросы. За ним, заслоняя большую часть окружающего мира, поспевал констебль Флюорит, который мог расчистить целую улицу, всего лишь пройдя посередине мостовой.

– Помогите отнести его к госпоже Сибилле, мистер Пикша. Он тяжелый, – попросил Трев.

Констебль Пикша раздвинул окровавленные лохмотья и печально пощелкал языком. С опытом приходит понимание.

– Морг ближе, парень.

– Нет!

Пикша кивнул.

– Ты ведь сын Дэйва Навроде?

– Я не обязан отвечать!

– Не обязан, потому что я и так знаю, – спокойно произнес констебль Пикша. – Ладно, Трев, Флюорит понесет этого парня, которого, насколько я понимаю, ты видишь впервые в жизни, а мы постараемся не отставать. Позавчера была сильная гроза. Может, вам обоим повезет.

– Я ни в чем не виноват!

– Ну, разумеется. А теперь посмотрим, кто быстрее бегает. Сначала в больницу.

– Я хочу остаться с ним, – сказал Трев, когда огромная лапища Флюорита осторожно подхватила Натта.

– Нет, парень, – возразил Пикша. – Ты останешься со мной.

Констеблем Пикшей дело не ограничилось. Как всегда. Его дразнили Вареным, и он негласно давал понять каждому примерно следующее: раз уж мы вместе вляпались, зачем усложнять друг другу жизнь. Обычно это срабатывало. Но рано или поздно нарушителя передавали в руки копа повыше званием, который вкалывал как проклятый в маленькой комнатке, где у двери стоял еще один коп. И тот, к кому попал Трев, судя по виду, работал уже вторую смену без перерыва.

– Меня зовут сержант Ангва, сэр, и я надеюсь, обойдется без неприятностей. – Она открыла записную книжку и разгладила страницу: – Итак, давайте уясним. Вы сказали констеблю Пикше, что увидели драку, а когда подошли, то плохие парни уже разбежались. По необыкновенному совпадению вы обнаружили на земле своего коллегу мистера Натта, который насмерть истек кровью. Держу пари, вы наперечет знаете имена всех этих плохих парней. Я удивлюсь, если нет. И вот еще что, Тревор Навроде…

Она бросила на стол черно-белый эмалированный значок. По чистой случайности или намеренно, но он воткнулся булавкой в доску в паре дюймов от руки Трева.

Неофициальный девиз Бесплатной больницы госпожи Сибиллы гласил: «Умирают не все». И действительно, благодаря этому учреждению, основанному госпожой Сибиллой, у горожан значительно сократились шансы умереть, по крайней мере, от некоторых причин. Здешние хирурги даже мыли руки перед операцией, а не только после. Но по белым коридорам сейчас двигалась фигура, которая на личном опыте знала, что неофициальный девиз больницы на самом деле глубоко ошибочен.

Смерть остановился у безупречно чистого стола и опустил глаза.

– МИСТЕР НАТТ? НАДО ЖЕ, КАКОЙ СЮРПРИЗ, – сказал он и полез в карман мантии. – НУ-КА ПОСМОТРИМ… ЗНАЕТЕ, – продолжал он, – Я ЧАСТЕНЬКО ГАДАЮ, ОТЧЕГО ВЫ ВСЕ ТАК ЦЕПЛЯЕТЕСЬ ЗА ЖИЗНЬ. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ПО СРАВНЕНИЮ С ВЕЧНОСТЬЮ ОНА ПРАКТИЧЕСКИ МГНОВЕННА. ДАЖЕ ВАША ЖИЗНЬ, МИСТЕР НАТТ. ХОТЯ В ВАШЕМ СЛУЧАЕ, НАСКОЛЬКО Я ПОНИМАЮ, УПОРСТВО СПОСОБНО СОТВОРИТЬ НЕБОЛЬШОЕ ЧУДО.

– Я вас не вижу, – сказал Натт.

– ВСЕ ПРАВИЛЬНО, – ответил Смерть. – В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ВПОСЛЕДСТВИИ ВЫ ОБО МНЕ НЕ ВСПОМНИТЕ.

– То есть я умираю, – сказал Натт.

– ДА. УМИРАЕТЕ И ВОСКРЕСАЕТЕ.

Смерть выудил из кармана песочные часы и посмотрел на песок, который сыпался снизу вверх.

– УВИДИМСЯ, МИСТЕР НАТТ. КОГДА-НИБУДЬ. БОЮСЬ, ВАС ЖДЕТ ИНТЕРЕСНАЯ ЖИЗНЬ.

– Значок «Долли» в кармане у «Колиглаза»? Ох, боги, боги, что же это значит? А я ведь выясню. Главное, правильно нажать.

Трев молчал. У него закончились варианты. И потом, он уже был знаком с сержантом Ангвой, и всякий раз казалось, что в разговоре она не сводит глаз с его горла.

– Констебль Пикша говорит, что в больнице госпожи Сибиллы дежурит Игорь. Надеюсь, в запасе у него есть лишнее сердце, которое подойдет твоему приятелю. Честное слово, я очень на это надеюсь, – сказала Ангва. – Но все-таки убийство есть убийство, даже если завтра Натт придет сюда своими ногами. Правило патриция Витинари: если поставить тебя на ноги может только Игорь, значит, ты умер. Пусть даже ненадолго. Но именно поэтому убийца должен быть повешен. Ненадолго. Обычно доли секунды хватает.

– Я его ваще не трогал!

– Знаю. Но ты прикрываешь своих, ведь так? Джумбо и, разумеется, Люка, ну и, конечно, Энди Шенка – твоих дружков, которых сейчас здесь нет. Послушай, парень, ты не под арестом. Пока. Ты просто содействуешь Страже в ходе расследования. Это значит, что ты можешь пользоваться уборной, если не трусишь. Если не прочь рискнуть жизнью, сходи в столовую. Но если попытаешься удрать, я пойду по следу. – Ангва фыркнула и добавила: – Как ищейка. Усек?

– Можно мне пойти и глянуть, как там Натт?

– Нет. Там сейчас Вареный. Для тебя – констебль Пикша.

– Его все зовут Вареный.

– Да, но только не сейчас, не ты и не при мне. – Сержант Ангва рассеянно покрутила лежавший на столе значок. – Мистер Натт не одинок на этом свете? Я имею в виду, у него есть родственники?

– Я понял. Он что-то такое говорил про Убервальд. Но больше я ничего не знаю, – инстинктивно солгал Трев. Вряд ли сейчас стоило говорить, что Натт провел юность прикованным к наковальне. – Он отлично ладит с другими парнями в свечном подвале!

– Как он вообще туда попал?

– Мы не спрашиваем. Обычно туда, это, попадают не от хорошей жизни.

– А тебя кто-нибудь спрашивал?

Трев уставился на нее. Все копы такие. На вид такие дружелюбные, а стоит слегка расслабиться – получишь топором по мозгам.

– Это, типа, официальный вопрос или вам просто любопытно?

– Копам не бывает просто любопытно, мистер Навроде. Хотя иногда мы спрашиваем о том, что вроде бы к делу не относится.

– То есть это был не официальный вопрос?

– Не совсем.

– Тогда засуньте его себе туда, где солнце не светит.

Ответом ему была классическая улыбка стражника.

– У тебя в рукаве ни единого козыря, и ты говоришь мне такие слова? Да, от Энди я ожидала бы чего-то подобного, но Вареный говорит, что ты неглуп. Насколько умным надо быть, чтобы вести себя настолько по-идиотски?

В дверь нерешительно постучали, и заглянул какой-то стражник. Вдалеке кто-то властно и громко орал:

– …ты ведь все время это делаешь, нет? Боги мои, боги, что тут сложного?!

– Да, Шнобби?

– Э… у нас проблема, сержант. Тот парень, которого отправили в больницу госпожи Сибиллы. Доктор Газон говорит, он просто встал и пошел домой!

– Игорь его осмотрел?

– Да… ну… типа того…

Стражника оттер грузный мужчина в длинном зеленом резиновом плаще. Он явно балансировал между гневом и добродушием. Следом втиснулся констебль Пикша, который тщетно пытался его урезонить.

– Слушайте, мы ведь пытаемся помогать! – воскликнул доктор Газон. – Вы, ребята, говорите, что у вас убийство, я притаскиваю старину Игоря и заставляю работать сверхурочно. Передайте Сэму Ваймсу, чтобы он прислал ко мне своих парней, когда выдастся свободная минутка, и я им устрою курсы первой помощи, чтобы они научились отличать мертвых от спящих. Иногда различие очень тонкое, но, как правило, подметить основные признаки можно. Одним из самых достоверных люди нашей профессии обычно считают способность ходить, хотя в этом городе мы уже привыкли считать ее не более чем неплохим началом. Но когда мы откинули простыню, пациент сел и попросил у Игоря сандвич, так что сомневаться уже не приходилось! Не считая небольшой лихорадки, он был совершенно здоров. Нормальный сердечный ритм… иными словами, сердце у него работало! Ни царапинки. Хотя ему явно не мешало бы плотно поесть. Должно быть, он страшно проголодался, раз съел сандвич, который приготовил Игорь. Я бы и сам, честно говоря, не отказался от обеда!

– Вы его отпустили? – в ужасе спросила сержант Ангва.

– Ну конечно! Не могу же я держать человека в больнице из-за того, что он, к сожалению, жив!

Она повернулась к констеблю Пикше.

– И ты его отпустил, Вареный?

– Так доктор велел, сержант, – ответил Пикша, с тоской глядя на Трева.

– Он же был залит кровью! Живого места не было! – воскликнул тот.

– Это что, какая-то шутка? – спросила Ангва.

– Я готов поклясться, что сердце не билось, сержант, – сказал Пикша. – Может, он из тех монахов с Пупа, которые выкидывают всякие штучки.

– По-моему, кто-то тут пудрит нам мозги, – намекнула Ангва, сердито посмотрев на Трева.

Тот решился на отчаянный бросок.

– А мне-то какая с того польза? Думаете, я по собственному желанию тут торчу?

Констебль Пикша кашлянул.

– Сегодня же игра, сержант. Стол ломится от рапортов, повсюду толпы болельщиков и уйма слухов. Пойми меня правильно, но мы и так сбиваемся с ног. На нас уже два раза по-крупному наорали. И, в конце концов, тот парень ведь ушел живым.

– Никаких проблем, – заметил доктор. – В больницу его принесли, из больницы он ушел сам – предпочитаю, чтобы так оно всегда и было. Однако мне пора обратно, сержант. Нам тоже предстоит нелегкая ночка.

Сержант Ангва поискала, на кого бы обрушиться, и жертвой пал Трев.

– Ты! Трев Навроде! Вот тебе дело. Ступай и отыщи своего приятели. И если от тебя снова будут неприятности… у тебя будут неприятности! Ясно?

– Как белый день, детка.

Он не устоял, просто не смог, пусть даже по спине у него катился холодный пот. Трев чувствовал странную легкость, ему было легко и приятно. Но некоторые люди не уважают чужих прозрений. Копов такому не учат.