Текст книги "Наука Плоского мира"

А вывод-то должен был быть иным: поосторожнее с тем, какие положения принимаешь на веру, делая подобные расчеты. Возьмем тех же кенгуру. Можно подсчитать, сколько энергии требуется этому животному, чтобы прыгнуть, потом подсчитать количество прыжков за день и вычислить минимальную потребность в энергии. Во время прыжка кенгуру отталкивается от земли, прыгает и опускается обратно, то есть вычисления делаются примерно как при подсчете топлива для ракеты. Вы начинаете считать, и выясняется, что кенгуру нужно в десять раз больше энергии, чем он может извлечь из дневного рациона. Отсюда вывод: кенгуру прыгать не могут. А раз они не могут прыгать, то не могут и отыскать пищу, а следовательно, все они – мертвы.

В то время как в Австралии эти самые кенгуру кишмя кишат, потому что, к счастью для них, они не секут в физике.

В чем же наша ошибка? Да в том, что при подсчетах кенгуру оказался чем-то вроде мешка с картошкой. Вместо того чтобы подсчитать, сколько энергии нужно затратить животному на 1000 (цифра взята с потолка) прыжков в день, исследователи сосчитали, сколько энергии нужно для того, чтобы 1000 раз поднять мешок. Но если вы посмотрите на замедленную съемку кенгуру, рассекающего по австралийской глубинке, вы заметите, что на мешок картошки он точно не похож. Он скачет, как огромная резиновая пружина: когда задние ноги поднимаются вверх, голова и хвост опускаются вниз, сохраняя энергию в мускулах. Потом, когда ноги касаются земли, эта энергия высвобождается для следующего прыжка. То есть бо́льшая часть расходуемой энергии возвращается, и затраты оказываются в целом не столь уж велики.

Теперь мы предложим вам один тест на ассоциации. Мешок картошки так же относится к кенгуру, как ракета к… К чему? Напрашивается очевидный ответ – к лифту, к космическому лифту. В 1945 году в октябрьском номере журанла «Wireless World» молодой фантаст Артур Кларк опубликовал свою идею геостационарной орбиты, ставшую основой для работы практически всех спутников связи. На определенной высоте, а именно – 22 тысячи миль (35 тысяч километров) спутники должны вращаться вокруг Земли синхронно с вращением самой планеты, так что с ее поверхности будет представляться, что спутник – неподвижен. Сплошная польза для связи: вы можете задать своей спутниковой тарелке некое фиксированное направление и получите когерентный разумный сигнал, ну, или хотя бы MTV.

Где-то лет через тридцать Кларк предложил новую идею с еще большим потенциалом для технологических изменений: запустить спутник на геостационарную орбиту и скинуть оттуда на землю длиннющий кабель. Конечно, такой кабель должен быть невероятно прочным, а подходящих материалов у нас нет до сих пор, хотя «карбоновые трубки», получаемые пока только в лабораториях, похоже, отвечают подобным требованиям. Так что если удастся решить инженерные проблемы, то мы получим лифт, поднимающийся на высоту 22 тысячи миль. Стоимость сооружения будет огромна, однако на таком лифте можно будет с легкостью возить в космос всякие вещи.

Эээ, нет… С физикой ведь не поспоришь: энергии потребовалось бы ровно столько, сколько нужно для подъема груза на ракете.

Конечно-конечно, а еще нам требовалось одинаковое количество энергии для прыжка кенгуру и для подъема мешка с картошкой.

В общем, фокус состоит в том, чтобы найти способ заимствовать энергию, а потом – «расплачиваться с долгами». Ведь когда такой лифт будет установлен, через некоторое время вниз пойдет столько же вещей, как и наверх. В самом деле, если вы наделаете шахт на Луне или астероидах и начнете добывать там металлы, то вскоре вниз отправится даже больше, чем пойдет наверх. Материалы, идущие вниз, обеспечат нас энергией для того, чтобы поднимать что-нибудь наверх. В отличие от ракеты, которая расходует энергию всякий раз, когда вы ее запускаете, космический лифт – это самообеспечивающаяся система.

Жизнь похожа на космический лифт, только поддерживается она не энергией, но организацией. Когда у вас появляется система настолько высокоорганизованная, что может делать точные копии самой себя, степень ее организации тут же перестает быть дорогой. Да, первоначальные инвестиции довольно высоки, как и у космического лифта, однако после того, как они уже сделаны, остальное вы получаете бесплатно.

Если хотите разобраться в биологии, вам нужен именно космический лифт, а не ракеты.

Может быть, магия Плоского мира поможет нам прояснить научные вопросы Круглого? Как пропасть между физикой и биологией гораздо у́же, чем мы привыкли думать, так же и пропасть между наукой и магией исчезающе мала. Чем сложнее становится технология, тем меньше возможности для обычного человека понять, как работают вещи, которыми он пользуется каждый день. В итоге они становятся для него все равно что волшебными. Артур Кларк считал это неизбежным. Грегори Бенфорд пошел еще дальше, объявив, что именно к этому мы и стремимся.

Всякая технология работает потому, что ее изобретатель верно понимал правила Вселенной, которые заставят его изобретение делать то, что требуется. Для этого ему не нужно знать эти правила абсолютно точно, достаточно их понимать. Космические ракеты отлично летают, несмотря на то что их орбиты рассчитываются по ньютоновским законам гравитации, хотя формулы Эйнштейна гораздо точнее. В любом случае то, чего мы можем добиться, строго ограничено тем, что Вселенная нам позволяет. В отличие от магии, в которой что-то работает просто потому, что так хотят люди. Конечно, вам потребуется правильное заклинание, но все зависит исключительно от воли человека (ну, еще от знаний, умений и опыта волшебника). Это одна из причин того, почему наука кажется бесчеловеческой: ведь в ней все выглядит так, словно нами управляет Вселенная, а не наоборот.

Тем не менее магия – лишь одна из сторон жизни Плоского мира. Помимо нее, там существует и наука, или по крайней мере – логическая инженерия. Мячик можно кинуть и поймать, биология реки Анк чем-то напоминает биологию земного болота или сточной канавы, а свет распространяется по более-менее прямым линиям, пусть и очень медленно. В «Безумной звезде» мы читаем: «Солнце поднималось медленно, словно не было уверено в том, что это стоит таких усилий. Над Диском занимался еще один день. Разгорался он очень неторопливо, и вот почему. Когда свет встречается с сильным магическим полем, он тут же теряет всякое представление о спешке и мгновенно замедляет скорость. А на Диске магия до неприличия сильна, из чего следует, что мягкий желтый утренний свет скользил по спящему пейзажу, будто прикосновение нежного любовника или, как выразились бы некоторые, словно золотистый сироп…»[11]11
  Цит. по пер. И. Кравцова.


[Закрыть] Впрочем, из той же книги становится ясно, что наряду с инженерией в Плоском мире полно магии: магическое поле, замедляющее свет; солнце вращается вокруг Диска при условии, что один из слонов поднимет ногу, открывая ему путь. Солнце – маленькое, находится совсем рядом и движется куда быстрее своих собственных лучей. Особых неудобств это никому не доставляет.

Магия присутствует и в нашем мире, только в другой, менее очевидной, форме. Волшебство окружает нас каждый раз, когда мы просто принимаем что-то на веру, не понимая, почему так происходит. Когда мы щелкаем выключателем – и загорается свет. Когда мы садимся в машину – и она едет. И еще, когда мы занимаемся всеми этими забавными штуками, в результате которых получаются дети. Конечно, некоторые люди понимают, что происходит в тех или иных случаях, а кое-кто даже разбирается в мельчайших подробностях. Но рано или поздно все мы достигаем наших собственных пределов, за которыми – Магия. Закон Кларка гласит, что любая достаточно «продвинутая» технология выглядит как волшебство. «Продвинутая» в том смысле, что она кажется нам полученной от инопланетян или людей из будущего вроде телевидения для неандертальца. Хотя телевидение уже сейчас представляет собой магию почти для всех: как для того, кто находится перед камерой, так и для того, кто сидит на диване и смотрит забавные картинки в «ящике». В какой-то миг, как метко выразился мультипликатор К. Харрис, «происходит чудо».

Науку окутывает магическая аура еще и потому, что развитием цивилизации движет повествовательный императив, то есть желание рассказать связную историю. Примерно в 1970 году Джек читал школьникам лекцию, что-то вроде «Есть ли жизнь на Марсе?». Он рассказывал об эволюции, о том, из чего «сделаны» планеты, – в общем, все то, что вы ожидаете от лекции подобного рода. Первый вопрос, который задала ему девочка лет пятнадцати, звучал так: «То есть вы верите в эволюцию, сэр?» Учитель начал было говорить, что это «неправильный» вопрос, но Джек все равно попытался ответить, хотя получилось это у него несколько претенциозно: «Нет, я не верю в эволюцию так, как люди верят в бога… Наука и технология – не для верующих, а для тех, кто не знает, но делает все, чтобы узнать… паровоз… ткацкий станок… телевизор…» Тут девочка снова вскочила на ноги и закричала: «Нет! Телевидение было изобретено не так!» Учитель попытался разрядить обстановку и спросил, как же, по ее мнению, это произошло. И она ответила: «Мой папа работает на заводе «Фишер и Ладлоу», делает стальные штамповки для автомобильных кузовов. Ему платят деньги, а он дает часть из них правительству, чтобы правительство предоставило ему какие-нибудь вещи. То есть он говорит, что желает смотреть телевизор, и правительство платит тому, кто изобретает телевизор. Вот и все!»

Очень распространенная ошибка – думать, что прогресса можно достичь, просто поставив перед собой цель. Складывается ощущение, что, если накопить достаточно ресурсов, обязательно чего-нибудь достигнешь. Увы, это не так. Даже если у нас будут нужные ресурсы, мы не продвинемся дальше, чем позволяют уже существующие технологии. Ну, или чуть-чуть продвинемся, если нам повезет. Однако никто не говорит нам о тех идеях, которые провалились. Никто не заплатит за проект, если знает, что есть возможность фиаско. Или за те исследования, если неизвестно даже, откуда их начинать. Можно угрохать кучу денег на разработку антигравитационного двигателя или сверхсветовых путешествий, а в итоге не получить ничего.

Если можно разобрать машину, чтобы посмотреть, как она работает, то вы получите четкое представление о рамках ее функционирования. В таких случаях перепутать науку с магией нельзя. Первые машины запускались исключительно вручную: вставляли в двигатель здоровенную ручку, вращали ее и в буквальном смысле запускали машину. Что бы там ни было внутри, когда мотор начинал работать, вы знали, что это – никакая не магия. Но по мере развития технология перестает быть понятной потребителю. Количество автомобилистов росло, а очевидные действия заменили символы. И вот вы нажимаете кнопки, чтобы заставить «черный ящик» что-то делать. Тоже своего рода заклинание: ткни в пимпочку с надписью «Пуск», и все начинает работать само по себе. Даже ваша старенькая бабушка может вести машину, ведь все, что ей надо сделать, – это нажать на кнопку, а маленькие юркие бесы как по мановению волшебной палочки начнут работу.

В этом процессе – суть отношений между наукой и магией нашего мира. Вселенная, в которой эволюционировал наш вид, работает по правилам, а наука – наш способ попытаться их понять. Но мир, который мы для себя строим, всем тем, кто не участвует в его создании, может показаться волшебным, а иногда и тем, кто участвует, – тоже.

Людей делает людьми особая разновидность магии, именуемая образованием. С ее помощью мы можем передавать идеи от одного поколения другому. Вот если бы мы были компьютерами, то просто копировали бы нашу память и вставляли бы ее в мозг детям. Тогда они не спорили бы с нами по любому вопросу, а всегда соглашались с нашим мнением – любо-дорого посмотреть. Потом бы они перестали это делать, но хотя бы вначале… Это один из аспектов образования, на который мы хотим обратить ваше внимание. Мы называем его «враки детям». Наверное, отдельные читатели станут протестовать против слова «вранье». Как-то раз на одной научной конференции мы нарвались на шведов‑буквалистов, воспринявших наши слова со всей серьезностью и целую неделю доказывавших нам, что это вовсе не враки. Но нет, ложь есть ложь, даже и с самыми благими намерениями. «Враки детям» – это такое утверждение, которое само по себе ложно, но которое тем не менее ориентирует ум ребенка в правильном направлении. Которое, подготовленный предшествующей ложью, он будет в состоянии оценить.

На ранних стадиях развития ребенка образование включает в себя множество подобных «врак», поскольку первые объяснения очень просты. Между тем мы живем в сложном мире, и постепенно вся ложь должна заменяться более сложными объяснениями, иначе мы получим ложь замедленного действия. К сожалению, те представления, которые большинство из нас имеет о науке, – всего лишь полузабытые «враки детям». Возьмем, к примеру, радугу. Мы все со школьной скамьи помним объяснения, что стекло или вода расщепляет свет на составляющие его цвета. Нам даже показывали миленький опыт, в котором мы наглядно видели, как это происходит. После чего нам говорили, что именно так и формируется радуга: свет проходит сквозь капельки воды. Когда мы были маленькими, нам еще не приходило в голову, что это как-то объясняет цвета, но никак не объяснет форму радуги. Никто ведь не объяснял нам тогда, как именно свет, проходящий сквозь капельки дождя, может образовать разноцветную арку. Почему цвета не смешиваются? Ладно, сейчас не место рассуждать об элегантной геометрии радуги. Но теперь-то вы поняли, почему слово «ложь» – не такое уж неподходящее? Школьные объяснения отвлекли вас от настоящей чудесной радуги и эффекта, который достигается за счет множества дождевых капель, представив все так, что достаточно объяснить возникновение цветов, и дело в шляпе.

Другой пример «врак детям» – это концепция магнитного поля Земли как огромного магнита с полюсами «север – юг». Или что атом похож на миниатюрную солнечную систему. Амеба – примитивный организм возрастом в миллиард лет, ДНК – некая калька живого существа, а между теорией относительности и прической Эйнштейна есть определенная связь (имеется гипотеза, что только люди с подобной прической могут эту теорию понять). Квантовая механика для этого подходит мало, ведь она не предлагает нам простую историю, понятную неспециалисту, поэтому она многим не нравится.

Если ты живешь в сложном мире, то, чтобы понять его, волей-неволей приходится все упрощать. Именно к этому и сводится «понимание». На разных этапах образования применяется разная степень упрощения. «Лжецы детям», так называемые учителя, – это уважаемая и нужная профессия. То, чем учителя точно не занимаются (даже если какие-то политики считают именно так), – они не выстраивают в умах людей непоколебимое здание из кирпичиков‑фактов[12]12
  Мы, люди, изобрели множество полезных «врак». Мы врем детям («Они все равно слишком маленькие, чтобы понять»), врем начальству («Это именно то, что они хотят услышать»), пациентам («Меньше знают – лучше спят») и по любому поводу – себе самим. «Враки детям» просто начальный и самый распространенный тип вранья. В университетах прекрасно знают школьных отличников, приходящих в ужас, когда выясняется, что физика или биология – совсем не то, чему их учили. «Да, – говорят им. – Но сначала вам нужно было уяснить то, а уж теперь мы вам расскажем, как все обстоит на самом деле». Волшебники Плоского мира тоже знают об этом и используют для доказательства того факта, что Незримый университет – настоящее хранилище знаний: студенты прибывают из школы, уверенные, что знают все на свете, а заканчивая обучение, знают только то, что ничего не знают. Куда деваются все их знания? Остались в стенах университета, разумеется, где их аккуратно высушивают и хранят.


[Закрыть]. Время от времени нам приходится менять эти «кирпичики», замещая старые знания – новыми, более точными. Процесс этот непрерывен, именно он лежит в основе науки. А это означает, что ничего нельзя принимать как абсолютную истину. В том числе и наши слова, ведь профессия «лжецов читателям» тоже вполне уважаемая.

Между тем в Плоском мире вот-вот выйдет наружу одна из «врак волшебникам» Думминга Тупса.

Глава 5
Проект «Круглый мир»

АРККАНЦЛЕР ЧУДАКУЛЛИ ВЫПАЛ ИЗ ПОСЛЕОБЕДЕННОЙ ДРЕМЫ. Ему снилось, что он бредет под палящим солнцем по пустыне, раскаленной, как сковородка. Проснувшись, он обнаружил, что это более или менее правда.

Между стыками батареи в углу со свистом вырывался горячий пар. Чудакулли бочком приблизился к источнику бедствия и потыкал в облако одним пальцем.

– Ай! Проклятье.

Посасывая правую руку, а левой – разматывая шарф, Чудакулли выскочил из комнаты. Коридор показался ему настоящим адом, в котором вдобавок включили отопление. Все вокруг заволокло паром. Внезапно откуда-то сверху явственно раздалось: «Чвак!» Этот звук ни с чем перепутать было невозможно: разряд высокоэнергетической магии. На мгновенье окна озарила фиолетовая вспышка.

– Кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит, черт побери? – заорал Чудакулли в окружающую пустоту. Ну, не совсем в пустоту. Из пара выплыло нечто, отдаленно напоминающее айсберг. Это был Декан.

– Я должен решительно заявить, Аркканцлер, что не имею ко всему этому ни малейшего отношения!

Чудакулли утер стекающий по лбу пот.

– Чего это ты разгуливаешь тут в подштанниках, Декан?

– Ну… В моей комнате стоит воистину несусветная жара…

– Немедленно что-нибудь на себя надень, а то ты выглядишь абсолютно непедагогично.

Раздался новый «чвак!» магического разряда. И с кончиков пальцев Чудакулли посыпались искры.

– Ого! Даже меня пробрало! – заметил он, ныряя обратно в комнату.

За окном, с противоположной стороны сада, над факультетом Высокоэнергетической Магии висело дрожащее марево. На глазах Аркканцлера два здоровенных бронзовых шара на его крыше обвили пурпурные молнии.

По доброй старой магической привычке Чудакулли успел рухнуть на пол за мгновенье до того, как взрывной волной выбило окна.

С крыши лился растаявший снег. Каждая сосулька превратилась в водопадик с палец толщиной. Большая дверь, покряхтывая, неуклюже перемещалась по парящему газону.

– Декан, забодай тебя комар, держи крепче свой конец!

И дверь проползла еще немного вперед.

– Легко тебе говорить, Аркканцлер! Это же цельный мореный дуб.

– Вот и прекрасно!

Позади Чудакулли и Декана, толкавших перед собой дверь (по большей части благодаря взаимным пререканиям), опасливо крались остальные волшебники.

Бронзовые шары время от времени вновь принимались гудеть, причем интервалы между разрядами сокращались прямо на глазах. Когда-то эти шары, под всеобщие насмешки, были там установлены в качестве поглотителей сырой магии, накапливавшейся в здании. И вот сейчас они угрожающе светились.

– И мы с тобой знаем, что это означает, не так ли, господин Тупс? – вкрадчиво сказал Чудакулли, когда они добрались до факультета Высокоэнергетической Магии.

– Рвется ткань реальности, и вскоре мы все станем добычей тварей из Подземельных Измерений, сэр? – промямлил Думминг, обреченно тащившийся сзади.

– Вот именно! Но ведь мы этого не хотим, не так ли, господин Тупс?

– Да, сэр.

– Нет, мы не хотим, сэр! – взревел Чудакулли. – Опять везде окажутся эти щупальца! Никто из нас ведь не хочет щупалец, не так ли, господин Тупс?

– Нет, сэр.

– Да, сэр! Иди туда и все уладь!

– Но пойти сейчас на площадку для сквоша – это же верная смерть… – Думминг запнулся, нервно сглотнул и продолжил: – Или, если выразиться точнее, неверная смерть, Аркканцлер. Ведь уровень сырой магии там сейчас равен миллиону чаров! Может случиться все что угодно.

Потолок факультета Высокоэнергетической Магии нервно завибрировал. Казалось, что само здание пустилось в пляс.

– Да-а, а площадочка-то на совесть сделана, умели же раньше строить! – восхищенно произнес Профессор Современного Руносложения. – Хотя, конечно, ведь она и должна выдерживать пропасть магии…

– Даже если нам удастся отключить реактор… Не уверен, что это хорошая затея, – пробормотал Думминг.

– Все лучше, чем то, что сейчас, – возразил Декан.

– То есть падать лучше, чем упасть и стукнуться о землю? – спросил Думминг.

Чудакулли со свистом втянул носом воздух.

– Туше́! – произнес он. – Полагаю, сейчас произойдет что-то вроде всеобщего схлопывания. Такое нельзя просто взять и отключить, тогда уж нам точно мало не покажется.

– Неужто Конец Света? – проблеял Главный Философ.

– По крайней мере – некоторой его части, – ответил Думминг.

– Тупс, мы сейчас говорим об одной глубокой долине двадцати миль шириной, окруженной кольцом гор? – спросил Чудакулли, глядя в потолок, по которому как раз поползли извилистые трещины.

– Совершенно верно, сэр. А вот интересно, удалось ли тем, из Локо, кем бы они ни были, все-таки выключить реактор…

Стены жалобно застонали. За спиной Думминга раздалось дребезжание, которое он сумел опознать, несмотря на окружающий шум: перезагружалось печатное устройство ГЕКСа. Тупс всегда считал эти звуки чем-то вроде механического откашливания.

Гусиное перо задергалось в паутине веревочек и пружинок и вывело:

+++ Возможно, Наступило Время Проекта Круглый Мир +++

– О чем это ты? – рявкнул Чудакулли, который так и не уяснил, чем же именно является ГЕКС.

– Ах, тот? – протянул Декан. – О котором болтают уже несколько веков? Успокойтесь, никто и никогда не принимал эту гипотезу всерьез. Так, мысленный эсперимент, не более того. Воплотить его на практике совершенно невозможно. Полный абсурд. К тому же потребуется слишком много магии.

– Что ж, у нас как раз ее оказалось слишком много, – сказал Чудакулли. – И нам требуется срочно ее как-нибудь утилизировать.

Наступила тишина. Точнее, притихли только волшебники, магия же продолжала свистеть над их головами, словно газ, вырывающийся из баллона.

– Мы не можем допустить, чтобы она здесь накапливалась, – продолжал гнуть свое Чудакулли. – Напомните мне, что там еще за Круглый мир?

– Ну… Существует смелая гипотеза, что можно создать замкнутую область, где законы волшебства, как бы это сказать, не действуют, что ли… А потом использовать эту модель для углубленного изучения магии, – объяснил Думминг.

– Магия – она, к твоему сведению, повсюду, – изрек Чудакулли. – Везде и во всем.

– Конечно, сэр, – согласился Думминг, преданно глядя на Аркканцлера.

И тут потолок треснул.

– И какая же польза может быть от этого проекта? – размышлял вслух Чудакулли.

– Если вы спрашиваете меня, какая польза от новорожденного, сэр…

– Нет, я тебя не об этом спрашиваю, – оборвал его Чудакулли. – Впрочем, и с этим тоже все обстоит довольно-таки подозрительно.

Новый разряд магии затрещал над их головами. Волшебники пригнулись. Раскатился грохот взрыва.

– Похоже, сферы лопнули, сэр, – сообщил Думминг.

– Ну, хорошо-хорошо. Сколько времени нужно для подготовки Проекта? – спросил Аркканцлер.

– Месяцы и месяцы, разумеется, – солидно ответил Декан.

– До следующего разряда остается около десяти секунд, сэр, – сказал Думминг. – Правда, теперь, поскольку у нас нет больше сфер, он уйдет прямо в землю и…

– Ага, точно. Что?! Тогда… – Чудакулли оглядел своих бравых волшебников, в то время как стены вновь начали пританцовывать. – Приятно было с вами познакомиться, парни. С некоторыми. С одним или двумя, если быть точным.

Гул освобожденного волшебства перешел в душераздираюший визг. Декан откашлялся.

– Я вот что хочу сказать, Наверн… – начал он.

– Да, приятель?

– Хочу сказать… Полагаю, из меня получился бы куда лучший Аркканцлер, чем из тебя.

И тут гул прекратился. Повисла звенящая тишина. Волшебники затаили дыхание. Что-то произнесло «Пинг!», и в воздухе перед ними возник шарик диаметром в один фут. Он был похож на перламутровое стекло. Или на блестящую жемчужину, не будучи, собственно, этой самой жемчужиной. Рев хаотических чаров, доносившийся из-за двери площадки для сквоша, сменился равномерным целенаправленным «трень-брень, трень-брень».

– Это что еще за бесовщина? – спросил Чудакулли, когда волшебники, путаясь в мантиях, поднялись с пола.

ГЕКС опять застучал. Думминг схватил исписанный листок бумаги.

– ГЕКС утверждает, это проект Круглого мира, – сказал он, – который стремительно поглощает энергию чарового реактора.

– Глупости, – пробурчал Декан, отряхивая мантию. – Для правильного оформления требуются месяцы. Кстати, откуда этой машине знать заклинания?

– Господин Турнепс в прошлом году скопировал в него немного гримуаров, – ответил Думминг. – Как вы сами теперь видите, просто жизненно необходимо, чтобы ГЕКС имел представление о заклинательной структуре…

Главный Философ неприязненно уставился на сферу.

– И это все, что ли? – сказал он. – Какой-то пузырь. А шуму-то, шуму…

Волшебникам пришлось пережить напряженный момент, когда Декан наклонился к сфере и его нос, многократно увеличившись, отразился на ее поверхности.

– Проект разработал еще старый Аркканцлер Бьюдли, – сказал он. – Все считали, что это невозможно.

– Тупс! – позвал Чудакулли.

– Да, сэр.

– Никаких взрывов больше не предвидится, надеюсь?

– Не думаю, сэр. Проект… эээ… всасывает в себя всю энергию.

– А разве эта штука не должна светиться или что-то в этом роде? Что вообще там внутри?

Тут в разговор вмешался ГЕКС:

+++Ничто+++

– То есть ты утверждаешь, что вся наша магия уходит в пустоту?

+++ Ничто – Это Не Пустота, Аркканцлер. Внутри Проекта Нет Ничего, Даже Пустоты. Там Нет Времени, Поэтому Нет И Пространства, Даже Пустого +++

– А что ж там тогда есть?

+++ Я Исследую Этот Вопрос +++ – написал терпеливый ГЕКС.

– Смотрите-ка, а туда можно руку засунуть! – послышался вдруг голос Декана.

Волосы волшебников встали дыбом, в ужасе они оглянулись. Пальцы Декана темнели внутри шара, окруженные мириадами искорок.

– Это было довольно глупо и опрометчиво, – сказал Чудакулли. – Но откуда ты узнал, что там безопасно, Декан?

– Да ничего я не знал, – весело ответил тот. – А там… прохладно. Я бы даже сказал, морозец пощипывает. Эдакая приятная щекотка.

ГЕКС вновь застучал. Думминг прыгнул к нему и посмотрел на листок.

– А когда шевелишь пальцами, то они такие… как будто бы липкие.

– Эээ… Декан! – прошептал Думминг, отступая на пару шагов. – Сдается мне, что вам надо чрезвычайно аккуратно, но при этом не медля ни секунды, вытащить свою руку.

– Слушайте, а теперь покалывает… Так странно…

– Вытаскивайте руку, Декан! Сейчас же!

Наконец нетерпению в голосе Тупса удалось пробиться сквозь космическую самоуверенность Декана. Тот уже начал поворачиваться, чтобы затеять спор, но в этот самый момент в центре сферы появилась белая искра, стремительно увеличивающаяся в размерах. Сфера тревожно замерцала.

– Никто не знает, с чего это вдруг? – спросил Главный Философ, лицо которого все ярче освещалось Проектом.

– По-моему, – сказал Думминг, комкая в пальцах ГЕКСово послание, – там внутри зародились Пространство и Время.

На бумажке аккуратным почерком было выведено:

+++ В Случае Отсутствия Продолжительности И Измерения Должен Иметься Потенциал +++

Маги воззрились на Вселенную, которая на их глазах росла внутри сферы. Время от времени они обменивались впечатлениями типа: «Маловата будет, тебе не кажется?» Или: «Да, кстати, а обедать еще не пора?»

Потом они задались принципиальным вопросом: не пошло бы развитие нового Универсума по какому-нибудь иному пути, пошевели Декан пальцами как-нибудь иначе? Вдруг там самым естественным образом появилась бы садовая беседка, или, скажем, девятимерный одуванчик триллион миль в поперечнике? Однако Аркканцлер прекратил их ученые прения, напомнив о древнем магическом принципе ДБББ[13]13
  «Дают – бери, бьют – беги».


[Закрыть].