Текст книги "Двойная жизнь. Из света во тьму"

– Миледи? – неуверенно протянул он, чувствуя свою важность перед друзьями по играм и при этом нервно кося на меня взглядом, то поднимая его от земли, то снова рассматривая мои сапоги.

– Правильно говорить «ваше высочество», но это сейчас не важно. Скажите, вы видели… – Я помедлила. Мне было интересно, где Харакаш и куда делся Альвин, но все же, решив, что дела важнее любопытства, продолжила: –…графа Бернарда? Примерно вот такого роста, с пышными темными усами и всеми командующий.

На моих последних словах дети заметно оживились.

– Я видела, как он шел в сторону амбара, ну, того, что сгорел. – Из-за спины стоящего передо мной мальчика, чье имя я так и не удосужилась выяснить, высунулось смешливое и конопатое девчачье лицо.

– Это уже давно было, Лана! Господин граф вернулся в дом баб Милы, я сам видел! – перехватил инициативу обратно мальчишка, снова привлекая мое внимание. – Давайте я вас провожу, ваше высочество?

– Давай, – без какого-либо сомнения согласилась я и пошла следом. Мне очень не хотелось спрашивать, как его зовут. Наверное, по той причине, что мне казалось более простым постараться забыть его, не пускать к себе в душу, а имя – это уже слишком личное, чтобы просто вычеркнуть из памяти.

Всех детей мира не спасти, а у меня уже есть один ребенок, оставшийся в замке… С другой стороны, я же хотела заняться устроительством сиротских домов? Рано, рано… нет ничего, кроме помещения, даже денег на содержание нет…

Навстречу нам то и дело попадались сытые, выспавшиеся солдаты, что, завидя меня, старательно делали большой крюк, не сбавляя шага. И я им была почти благодарна: все эти расшаркивания сегодня стояли уже поперек горла, может быть, когда-нибудь я привыкну к ним настолько, что буду считать чем-то само собой разумеющимся, но до этого нужно побыть принцессой явно подольше.

Мы достаточно быстро оказались у нужного дома – уже подходя, я почувствовала запах свежевыпеченного хлеба и услышала мужские голоса, среди которых легко опознавался голос графа.

Кивнув мальчику в благодарность, я потянула на себя дверь, прошла в небольшие, чистые и странно пустые сени и сразу, не задерживаясь, в горницу.

При виде меня мужчины замолкли и склонили головы в приветственном поклоне.

– Здравствуйте, милорды. – Доброжелательно улыбаясь и прикрывая за собой дверь, я вдруг увидела стоящую у очага женщину. Ее руки двигались словно сами по себе, ловко и точно, в то время как практически ничего не выражающий взгляд стремился в одну точку – куда-то сквозь окружающий мир… и я внезапно оказалась на пути этого взгляда.

Горечь, острая и едкая, будто дым полыни, рвущая сердце на куски боль и страх одиночества – женщина подняла на меня глаза, что смотрели уже чуть осмысленнее, но я «закрывалась», всеми силами стараясь оттолкнуть от себя чужие чувства, в которых увязала, тонула с головой.

«Дом баб Милы… Это ее дочь была деревенской дурочкой, а она ткнула насильника вилами!» – вспомнила я рассказ подобранного нами на дороге Паэна. Сквозь мутную пелену до меня донесся обеспокоенный гам, и я поняла, что уже не стою, а сползаю на пол по двери, а через мгновение сильные руки подняли меня и усадили на лавку, прислоняя спиной к стене.

– Ваше высочество? Принцесса? Что с вами?!

Я с трудом стряхнула наваждение чужих чувств, ужасаясь их силе и тому, как они действуют на меня, и через пару мгновений вдруг ощутила блаженное умиротворение. Глубоко вдыхая, я наконец смогла сфокусироваться на стоящих передо мной, и первое, что увидела, – бело-красные одежды комтура.

– Оставьте. Защитница будет в порядке, разойдитесь же, ну! Дайте дышать! – басил Ханс, отгоняя графа и офицеров, а потом обернулся и пристально посмотрел на меня. Я же – искала взглядом хозяйку дома. Она сидела рядом с очагом, смотря то ли на свои руки, то ли просто в пол, безучастная ко всему происходящему. И я ее не чувствовала.

Комтур, опустившись передо мной на одно колено, чтобы наши головы оказались на одном уровне, пристально изучал мое лицо.

– Сила в руках несведущего несет беду для ей владеющего. – Брат-рыцарь говорил тихо, едва шевеля губами, и я медленно кивнула, благодарная за такую поблажку. Он же, помолчав мгновение, продолжил уже обычным голосом: – Как вы себя чувствуете, защитница?

– Благодарю, намного лучше, – ответила я абсолютно искренне, но взгляд снова вернулся к сидящей возле очага Миле. – Комтур, могу я попросить вас сделать с ней то же, что вы сделали со мной?

Ханс некоторое время смотрел на женщину, потом нахмурился, видимо поняв причину моей просьбы.

– Это не исцелит ее, – предупредил он меня.

– Я понимаю, но ведь это облегчит ее боль?

– Не всякую боль стоит приглушать. – Ханс, поджав губы, еще мгновение смотрел на хозяйку дома, что молча снова принялась за готовку, потом медленно кивнул. – Хорошо.

Встав с колена, брат-рыцарь подал мне руку, помогая подняться, и пока я обводила взглядом чуть ошарашенные и слегка блаженные лица графа и его офицеров, подошел к хозяйке дома. Я тут же последовала за ним в надежде подсмотреть хоть что-то полезное.

Комтур опустил правую руку на плечо стоящей к нему спиной женщины, развернул ту к себе лицом, кажется, едва ли не против ее воли, и коснулся указательным и средним пальцами левой руки ее лба.

– Отринь. – Он сказал это тихо, спокойно, без каких-либо особенных интонаций, но что-то заставило меня напрячься. Казалось, что я слышу не только его голос, но и нечто иное. Какое-то низкое вибрирующее гудение за гранью человеческого восприятия, что внезапно стало доступно моему уху.

И все пропало.

Пропал гул и пропал безучастный взгляд Милы, глаза ее наполнялись слезами. Всхлипывая, она вытерла их худой морщинистой рукой, пока храмовник гладил ее по укрытой платком голове, как несмышленого ребенка.

Мы встретились с Хансом взглядом, и он чуть прикрыл глаза, а потом, все так же крепко держа Милу за плечо, вывел ее из дома.

В горнице повисла тишина. Я смотрела в сосредоточенно-отрешенные лица оставшихся в доме мужчин, понимая, что и на них произвело впечатление то, что случилось. Наконец, решив, что молчание затянулось, я деликатно кашлянула в кулак.

– Что ж, давайте вернемся к делам?

Мгновение они смотрели на меня непонимающе, а потом один за другим, словно вынырнули из каких-то своих мыслей, закивали, выражая вслух согласие.

– Итак… с вашего позволения, милорды, я пришла обсудить весьма щепетильную тему… – начала я издалека, видя, как они постепенно приходят в себя, возвращаясь в нашу суровую реальность и к жизненным проблемам.

Интересно… получается, что воздействие комтура не носит строго точечный характер. Сначала я, потом – Мила, а зацепило так или иначе всех вокруг…

Граф, проведя ладонью по лицу, оперся руками на стол, где расстелили нашу походную карту, вид у него был человека, который только что или познал истину, или был как минимум близок к этому.

– Какую же, ваше высочество? – спросил Бернард, и я, отметив появившуюся наконец реакцию, продолжила:

– Тему сопровождения женщин этой деревни до Фиральской комтурии. – На меня посмотрели с непониманием, впрочем, другого я и не ожидала. – Если точнее, я хочу поговорить о безопасности этих женщин. Они уже пережили насилие со стороны нашего предполагаемого противника, и я совершенно не желаю, чтобы наши доблестные солдаты встали с ними в один ряд. – Скрестив руки под грудью, я обвела взглядом собравшихся в доме офицеров, следя за выражениями их лиц. Бернард молчал, задумчиво глядя на меня, потом почесал подбородок и, встав в зеркальную моей позу, уточнил, что именно я имею в виду.

– Я имею в виду, граф, что среди сопровождаемых нами женщин полно молодых и красивых. Достаточно красивых, чтобы кто-то не смог устоять перед соблазном воспользоваться их телом и возможной безнаказанностью за этот гнусный поступок.

Бернард хекнул от моей прямолинейности, среди офицерского состава прошел легкий шепоток, многие мужчины смотрели на меня странно, косясь и отводя взгляд, и это нервировало, если не сказать – злило.

– Ваше стремление понятно и заслуживает уважения, но нужно понимать, что у нас и так достаточно проблем с тем, чтобы организовать их перемещение… – Граф потер пальцами лоб и осмотрел своих подчиненных.

– Я понимаю. Понимаю также и то, что не все женщины могут быть против каких-либо отношений с нашими воинами. Я думала, что мы можем попросить их надеть какой-то опознавательный знак, чтобы тех, кто не против, можно было легко отличить… – начала я, но прервалась, так как один из офицеров, кажется Фран, робко прочистил горло, вопросительно глядя то на меня, то на своего командира.

– С вашего позволения, ваше высочество, они не согласятся это сделать. Вернее, сделают, может даже все, но в итоге будут пренебрегать, и начнется неразбериха.

– Они – это кто?

– Женщины, ваше высочество, – молодой мужчина стушевался, ему явно неловко было обсуждать со мной такие темы, – у многих из них были мужья или женихи, и сейчас их вроде бы нет, но они вроде бы есть. Неизвестно, живы ли они и вернутся ли когда-нибудь к своим семьям. А среди солдат много молодых и неженатых мужчин с хорошим жалованьем и достатком…

– Я поняла. – Прервав Франа, я нахмурилась. – Поправьте меня, милорды. Женщины не согласятся вешать на себя опознавательный знак, потому как, если их мужья или женихи живы, о чем мы знать не можем, они будут заклеймены как изменщицы своими же товарками, даже если не вступят ни в какую связь с солдатами просто из-за одного выраженного желания?

Все находящиеся в комнате мужчины синхронно кивнули.

Вот засада!

– А кто-то из них при этом, так или иначе, вступит в связь хотя бы по той причине, что не захочет упускать шанса охомутать солдата при деньгах и уехать из села?

Последовало очередное массовое кивание.

Граф, доселе молчащий, задумчиво наморщил лоб.

– Думаю, ваше высочество, все можно организовать проще. Женщины будут двигаться с обозом, на его сопровождение мы отрядим некоторое количество солдат из самых порядочных; офицеры, займитесь их поиском в подчиненных вам частях. Скажем, не больше десятка на всех, итого у нас будет по две-три женщины на каждого охранника и по двое солдат на каждую повозку. Дежурить будут у обоза сменно, накинем к жалованью за это. Задача охраны будет проста – следить, чтоб молодые и горячие не лезли к обозу сами и чтоб утром все женщины были на месте целые и невредимые. Среди солдат провести инструктаж – за попытку нарушить указ буду снимать жалованье, за насилие – по возвращении в родные земли лишу воинских привилегий, включая посмертные выплаты семье, если, не приведи Светозарная, погибнут.

– А если она захочет уйти из обоза сама? – Я задумчиво закусила губу, обкатывая в голове предложенный графом план.

– Тогда пусть за ней придет тот, к кому она идет. Он же ее пусть и вернет к утру. Будем считать это прививкой хороших манер. – Бернард хмыкнул чуть насмешливо, и я улыбнулась в ответ.

– Это хорошая идея, граф. Что ж… у меня, пожалуй, больше нет вопросов. Не буду вам мешать.

– Ваше высочество! – Нестройный хор голосов зазвучал мне уже в спину. Не было никакого желания тратить время на созерцание их согнутых спин, а вот найти комтура и вцепиться в него, подобно клещу, – еще как было!

Ханса я обнаружила уже в одиночестве, разминувшись с Милой через пяток шагов от крыльца. Женщина медленно шла в сторону своего дома с опухшим носом и отекшим лицом, но в ее взгляде появился какой-то смысл. Она, увидев меня, согнулась было в поклоне, но я быстро проскочила мимо, коротко кивнув, – ее чувства все еще бродили по моей памяти, да и ощущение какой-то неловкости не добавляло комфорта и желания задержаться возле безутешной матери, тем более что Ханс, словно чувствуя мое приближение, неспешно пошел прочь.

– Комтур!

Он остановился и обернулся с тяжелым вздохом, но без раздражения.

– Что вы сделали там, в доме? – Я сверлила не терпящим возражений взором брата-рыцаря, и он, понимая, что от меня теперь так легко не отделаться, медленно направился вдоль домов, предлагая мне следовать за ним.

– Это называется «Песнь Принятия»… – Храмовник сделал паузу, вдыхая, и я тут же вклинилась с вопросом:

– Почему «Принятия», если вы сказали отринуть?

Поперхнувшись воздухом, Ханс посмотрел на меня, потом возвел очи к серо-белесому небу, видимо зарекаясь чему-то удивляться, и пояснил:

– Потому что отринуть человек должен то, что ему мешает. Душевную горечь, гнетущие воспоминания. А принять то, что все уже случилось и нужно жить дальше. Найти себе цель. А разве королевская семья имеет доступ к Священному Писанию?

– Что? – Я непонимающе захлопала глазами. – Почему вы это спрашиваете?

Ханс взглянул на меня испытующе и несколько подозрительно, потом покачал головой.

– То, что вы сказали, защитница. «Отринь». – Он произнес это слово, и я поняла, что оно звучит не так, как обычная речь. Казалось, словно это совсем другой язык, и теперь без потусторонних звуков на заднем фоне мне это стало ясно как день. Комтур меж тем продолжал: – Это храмовое наречие. Его не изучают нигде, кроме как в комтуриях. Откуда защитница его знает?

– Да… сейчас я слышу, что это не мой родной язык, но он мне понятен. Когда вы сказали это слово Миле, я слышала за ним гул… будто кто-то зацепил пальцем толстую, туго натянутую струну. – Попытавшись восстановить в памяти этот звук, я закусила губу. Получалось тяжело, хотя, казалось бы, воспоминания были свежее некуда. Звук как бы ускользал из головы, становясь зыбким отголоском.

Комтур, внимательно следя за моими мысленными изысканиями, недовольно хмыкнул.

– Как жаль, что вы не храмовник. Если я правильно помню историю королевской семьи – обращаться с Ато вас никто не учил?

Я покачала головой – Рудольф упоминал об этом в самом начале нашего «знакомства». Каким-то образом получив семейный дар чувствовать ложь, род Латисских потерял способность к распространенным манипуляциям с Ато, и эта ситуация изменилась только тогда, когда я поменялась с настоящей принцессой местами. Что-то пробудило доставшиеся от Изерды силы во мне, вернее – в крови этого тела, если можно так сказать.

– Плохо. Но, с другой стороны, это может быть и полезным. Главное, чтобы вам достались лучшие учителя.

– Потому мне и надо попасть в Алую крепость, Ханс. – Я доверительно взяла комтура за локоть, умоляюще заглядывая ему в глаза. – Я чувствую людей даже тогда, когда уже сама не хочу этого. Я не могу совладать с силами, которые Она вплела в меня, мне недостает знаний и умений, и где еще, как не в Алой крепости, мне обрести недостающее?

Комтур вглядывался мне в лицо некоторое время, но я при всем желании ничего не почувствовала в этот раз. Очевидно, мастерство владения решает больше, чем наличие сил… ну или же в этот щит нужно ударять много, очень много раз, чтобы он сломался. Тем не менее наши переглядки закончились тем, что он прикрыл глаза и отвернулся, едва ощутимо шевельнув локтем, чтобы освободиться от моих цепких пальцев.

– Мое мнение неизменно – служителю падшего темного бога нечего делать в стенах комтурии.

– А если он туда и не зайдет? – Я зацепилась за его оговорку как утопающий за соломинку, и брат-рыцарь остановился, досадливо щелкнув языком и не скрывая того, что понял, на чем я его ловлю.

– Почему вам так важно его присутствие рядом? Обучать защитницу веры – великая честь, и любой из служителей отдал бы все за такую возможность. Но вы выбираете чужака, пусть и состоящего на королевской службе. Почему? – Темные глаза смотрели испытующе, а я вдруг поняла, что без всяких сверхспособностей знаю, что он чувствует. Обиду, непонимание и злость.

Он шел навстречу армии, во главе которой стоит защитница веры, с четким планом стать ее наставником, обучить храмовым тайнам, владению оружием, а у защитницы мало того что уже есть учитель, так это еще и раздражающий его одним своим существованием островитянин с частичкой чужого божества внутри!

– Потому что он – мой друг, Ханс. Друзей не выбирают, их можно только проверить. Харакаш проверку прошел. – «Или скорее я прошла». – А друзей у меня не то чтобы очень много, и каждый на вес золота.

Давай, мужик, ну не могу же я тебе в лоб сказать: «Дядя, давай дружить!» – так же дела не делаются! Пошевели своими насквозь уверовавшими извилинами: Харакаш не претендует на звание единственного наставника… а если и претендует, то, в отличие от тебя, явно понимает, какой у меня главный приоритет сейчас! Без освоения способностей я – ничто…

Отведя взгляд, брат-рыцарь некоторое время смотрел куда-то поверх моего плеча, а потом медленно кивнул.

– Только если он… – Его лицо неуловимо изменилось, и через долю секунды меня просто снесли в прыжке, укладывая на спину в снег. Я увидела, как в стойку колодца ровно напротив того места, где только что находилась моя голова, втыкается арбалетный болт с черным оперением.

Интересно, а спасет ли мой шлем от такого выстрела?

– Лежи! – рявкнул на меня комтур и, ловко поднявшись на ноги, бросился к стоящему неподалеку горелому дому.

Наверное, да. Только я ж без шлема, умница!

И я лежала.

До меня отголоском донеслось «гудение струны», по которому я поняла, что Ханс снова задействовал храмовое наречие, как он сам это назвал, а потом вокруг меня оказалось внезапно много народу. И Альвин, закрывающий собой и щитом, и Харакаш, ругающийся, как последний портовый грузчик. И еще с десяток людей в доспехах.

Этот импровизированный отряд в мгновение ока довел меня до занятого нами дома старосты, Альвин зашел со мной внутрь, воины остались снаружи, а островитянин, кажется, рванул в сторону предполагаемого стрелка и комтура – то ли проследить, чтобы храмовник его не зашиб, то ли, наоборот, – свернуть тому шею самостоятельно.

– Что произошло-то?

– Вас пытались убить, ваше высочество. – Альвин сообщил это таким голосом, словно я была напрямую виновата в недавних событиях.

Вздохнув, я села на скамью и принялась ждать.

Глава 6
О тонкостях командной работы

Вернувшийся в дом мастер меча не спешил делиться новостями. Он весьма красочно, с матерком прошелся по моим умственным способностям, а после, воздев руки к потолку, завершил вопросом:

– …и, учитывая все это, ты все равно туда поперлась?!

Мне было одновременно и смешно, и грустно, и даже немного страшно, особенно в начале, когда обуреваемый гневом островитянин молча влетел в дом, хлопнул дверью и принялся носиться по горнице как алчущий крови зверь. Благо выпускал пар он таким образом недолго, а то я всерьез начала переживать за случившееся и за свою жизнь. Один раз он мне нож к шее уже приставил, с него станется… А когда на тебя орут, причем используя весь богатый запас саркастических и порой непереводимых выражений, но понимаемых по интонации на каком-то интуитивном уровне, за свою жизнь как-то уже меньше переживаешь. Орут, значит, как минимум настроены на диалог!

– На этот вопрос надо отвечать? – Я убрала одну ладонь от лица, глядя на Харакаша правым глазом. – Мне очень стыдно. Да. Я очень глупая принцесса, которой только что чуть не сделали лишнее отверстие в голове. Да. Моему мозгу это бы не повредило, потому что его там в тот момент не было, да. Ты абсолютно прав. – Убрав вторую руку, я постаралась сделать максимально серьезное лицо, но, очевидно, мастер меча имел некий опыт в физиогномике… или, может быть, я была недостаточно убедительна.

– Ты еще и смеешься? Да десяток минут назад твои мозги…

– Которых нет, – вставила я.

Харакаш поперхнулся, глядя на меня своими аж прозрачными от гнева глазами.

– Чего нет?

– Мозгов, – честно ответила я. Островитянин на мгновение задумался, потом со стоном хлопнул себя по лицу.

О, вот мы и дошли до фейспалмов[6]6
  Фейспалм – жест, при котором человек прикрывает лицо рукой. Выражает разочарование, стыд, уныние, раздражение или смущение.


[Закрыть]…

Альвин, стоящий у дверей, позволил себе хмыкнуть, и я мысленно его перекрестила, ведь такой, казалось бы, невинный звук моментально перетянул внимание островитянина.

– Ты что-то хочешь сказать? Может быть, где ты шлялся, пока наша принцесса бродила по деревне без какой-либо защиты?

Альвин, ошалело уставившись на мастера меча, попытался что-то возразить, но у островитянина, судя по всему, накипело.

– О, Туманный, неужели я мало искупил свою вину перед тобой? За что ты мне послал этих двух выброшенных в шторм на берег?!

Пока Харакаш как-то странно и не обидно ругался, Альвин перебазировался ко мне поближе, не исключаю, что для того, чтоб спрятаться за меня в случае чего.

– А чего он про выброшенных? – шепотом поинтересовалась я у своего оруженосца.

– Это он назвал нас морскими львятами. Или мальками, я не уверен, у островитян очень расплывчатые ругательства, – пояснил тот.

– Хочешь, чтобы я не расплывчато поругался?! – Харакаш саркастично осклабился, и я решила перейти в наступление.

– А сам-то ты где был, пока твоя принцесса бродила по деревне без какой-либо защиты?

Мастер меча уставился на меня, то ли восхищаясь такой наглостью, то ли потеряв дар речи от нее же. Потом махнул рукой, показывая, что конфликт исчерпан.

– Так, ладно. Ваше высочество, надевайте доспехи, мы поймали ваших неудачливых убийц. Одного комтур, правда, по голове приложил шибко, но второй вполне разговорчивый. Поможете с допросом.

«Я? Помогу с допросом? Каким образом-то? О нет…» – пронеслось в голове, и тут до меня дошло: Харакаш не знает о том, что я потеряла родовое наследие Латиссов, и рассчитывает, что смогу определить, когда пойманный будет лгать!

– Харакаш, нам надо поговорить! – Я резко вскочила, отмахиваясь от Альвина с кирасой. – Альвин, выйди за дверь и проследи, чтоб никто не мог подслушать!

Мой телохранитель, чуть помедлив, подчинился. И как только дверь за ним закрылась, я, схватившись за голову, под удивленным взглядом островитянина упала обратно на лавку.

– Я не чувствую ложь! – Трагическим шепотом сообщив это оторопевшему от такого поворота мастеру меча, я нервно задергала себя за косу.

– В смысле – не чувствуешь?

– В прямом! Очевидно, это как-то зависело от настоящей Эвелин, от ее души, а не от ее тела!

– А еще позже сказать об этом ты не могла? – Харакаш ответил мне злым шепотом, отчего я гневно фыркнула и сообщила, что, если бы не собака, он бы вообще ходил и не подозревал ни о чем до сих пор. Мастер меча нахмурился еще сильнее, и я, понимая, что это очень плохой аргумент в сложившейся ситуации, так же шепотом извинилась.

– Так что делать-то?

Островитянин сделал пяток быстрых шагов вдоль стены сначала в одну сторону, потом – в другую.

– Скрывать долго не выйдет, поползут слухи, а нам это не нужно. Скажи, что ты обменяла дар рода на дар божества. Среди андарийских аристократов с сотворения мира не было защитников веры – они все были выходцами из простых семей, так что уличить тебя во вранье будет некому, – наконец предложил Харакаш, и я задумчиво закусила губу.

– А комтур?

– А что комтур? За все надо платить, и божествам в том числе. Что он тебе скажет? Пошли его… к Ней. За ответами на все имеющиеся у него вопросы. – Островитянин ядовито усмехнулся, я решительно кивнула:

– Хорошо. Альвин!

По всей видимости, мой оруженосец был достаточно честен, чтобы отойти от двери на почтительное расстояние, потому как Харакашу пришлось самому подойти к дверям и, распахнув обе, из горницы и из сеней, позвать Альвина.

– Помоги принцессе облачиться в доспехи, и идите к горелому дому, что напротив колодца. – Островитянин смерил нас пристальным взглядом, мы оба послушно кивнули в ответ.

Харакаш вышел, а мы принялись за доспехи. Оруженосец подозрительно на меня косился, но молчал, а я гадала: догадывается он о чем-то или же просто пытается понять, что за тайны у нас с мастером меча?

Конечно, нервы мои были натянуты, как струны на гитаре, – допросы я себе представляла только по старым советским фильмам, да еще по творчеству небезызвестного Тарантино. Коктейль так себе, скажу я вам: кинематограф мало чем мог помочь в данной ситуации, потому как я не являлась ни отважной советской шпионкой, ни суровым мафиозным боссом. Что ждало меня в обгоревшем доме? Представлялось расплывчато, но в весьма мрачных тонах. Оно и неудивительно – меня пытались убить меньше получаса назад, и тот, кто в этом, к счастью, не преуспел, должен был понести наказание, рассказав перед этим все, что знает. Мне оставалось надеяться, что пленник окажется не самым стойким и достаточно сговорчивым – я точно знала, что не выдержу зрелища пыток.

– Ваше высочество, все в порядке? – Альвин, оказывается, уже закончил с ремешками, пока я блуждала в мыслях, и теперь стоял рядом, чуть обеспокоенно вглядываясь в мое лицо.

– Что? А, да… Да, все в порядке. – Вздохнув, я надела шлем и, придерживая рукоять меча, вышла из дома.

Улица встретила нездоровым оживлением – было ощущение, что вся деревня вместе с моей армией прямо сейчас собиралась куда-то переезжать.

Странно, еще ведь слишком рано для сборов на завтра, разве нет?

Приглядевшись, я поняла, что действительно ошиблась – повозки стояли поодаль, никто ничего на них не грузил. На деревенской площади толпились местные жительницы и дети, вокруг стояли дозорные, наблюдая за тем, чтобы никто не вышел из пусть достаточно широкого, но оцепления, а еще какая-то часть солдат шныряла по домам, скрупулезно осматривая каждый угол, что снаружи, что, видимо, внутри.

Заприметив нас, вышедших на крыльцо дома, четверо воинов, стоявших неподалеку, тут же приблизились, обступив нас.

– Что происходит? – Я нахмурилась, потому что все происходящее пробуждало во мне какую-то запоздалую паранойю.

– Напавшие на вас, ваше высочество, скрывались в одном из опустевших домов. Очевидно, их оставили специально, зная, что мы где-то неподалеку, – пояснил мне идущий по правую руку воин. – Граф отдал приказ осмотреть все дома, даже жилые. На всякий случай…

Поджав губы, я кивнула.

Конечно, мысль о внезапном падении на нас предполагаемых противников не витала, но то, что нас практически ждали, рассчитав время прибытия, было весьма неприятно, хоть и ожидаемо.

И все же вопрос: чьи люди это сотворили? Возможно, сейчас мы это и узнаем…

Приближаясь к покрытому сажей и копотью дому, я невольно замедлила шаг, набираясь решимости, словно перед прыжком в ледяную воду. У него дежурили двое солдат, что вытянулись в струнку, стоило мне попасть в их зону видимости, и расступились, открыв передо мной проход внутрь, поскольку дверь в сени попросту отсутствовала.

В горелой избе было немногим теплее улицы – через пустые глазницы окон, не прикрытые ни пузырем, ни ставнями, влетал морозный ветер, да и сени продувались насквозь. Отчего тут быть теплу?

В центре горницы стоял на коленях человек в одном исподнем, а вся его верхняя одежда, судя по всему, была выпотрошена при обыске и сейчас валялась возле дальней стены. В помещении, кроме пленника, были комтур, граф, два офицера и мастер меча. В кои-то веки Ханс и Харакаш не сверлили друг друга неприязненными взглядами – островитянин внимательно осматривал разложенное на столе вооружение пленника, а комтур стоял за спиной поставленного на колени мужчины с безразлично-холодным выражением лица.

– Ваше высочество. – Бернард коротко кивнул и повел рукой, приглашая меня к столу, возле которого стоял.

Мастер меча бросил на меня короткий взгляд, потом посмотрел на комтура, тот тяжело вздохнул и кивнул.

– Защитница, вы уверены, что ваш семейный дар?.. – начал он, но я его перебила, взмахнув рукой.

Значит, Харакаш решил сам сообщить ему. Очень даже хорошо!

– За все надо платить, комтур. Мой дар – лишь одно из благ, чем я пожертвовала, став той, кто сейчас есть.

Храмовник кивнул и снова опустил взгляд на пленника, что скептически прищурился, глядя на меня.

Я подошла ближе, разглядывая поставленного на колени. Ему явно крепко досталось, впрочем, вспоминая слова мастера меча, его подельнику повезло еще меньше. Или больше? Тут с какой стороны посмотреть…

Вздохнув, я подняла взгляд на возвышающегося над нами Ханса:

– Он стрелял?

– Нет, второй. – Комтур качнул головой и подопнул коленом пленника, отчего тот потерял равновесие и уперся связанными руками в пол. – Не смей поднимать головы при защитнице веры, червь!

Я еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть, и продолжила разглядывать несостоявшегося убийцу. Среднего возраста, не особо примечательная внешность. Мелкие шрамы на руках, редкие и ни о чем мне не говорящие. Телосложение жилистое, лицо чисто выбритое, с паскудным выражением, которое он снова продемонстрировал мне, невзирая на запрет комтура поднимать голову. Ханса это, конечно, разозлило, но я остановила поднятой ладонью новый, явно более сильный тычок.

– Как тебя зовут?

– Тебе-то что, принцесска? – Серо-зеленые глаза смотрели презрительно и с насмешкой. Мужчина провел языком по зубам, не размыкая губ, словно проверяя, а все ли зубы на месте, а потом – покосился мне за спину на подошедшего Харакаша.

– Интересно, как зовут того, кто не смог убить безоружную и беззащитную девушку. Байки про тебя сочинять стану на досуге, вот смеху-то будет.

Пленник скривил побитое оспинами лицо, морща широкий нос и недоуменно хмурясь.

– Может, мы просто начнем? У него с собой много интересной мелочи, которую можно испробовать на нем же. – Я все-таки обернулась на островитянина и увидела, что тот крутит в руках острую и длинную иглу, явно не швейного назначения.

– Это что? Его?

– Да. Это почти лестно, ваше высочество, среди ваших убийц был как минимум один истинный профессионал. Как же вы так просчитались, мм? – Островитянин опустился на одно колено и быстрым движением приставил иглу к шее пленника прямо под челюстью, надавливая снизу вверх и заставляя того спешно поднять голову.

– Я привык работать один. Стоило придерживаться этой привычки до конца. – Невзирая на страх, присутствие которого я начала ощущать в пленнике, он держался достойно.

Харакаш еще несколько мгновений держал иголку у его шеи, потом убрал, встав.

– Ну, давай попробуем… расскажешь нам что-нибудь? – Островитянин скучающе поковырял сапогом пол, явно не рассчитывая на сговорчивость.

– Давным-давно в одной далекой стране я встретил твою мать… – оживленно начал пленник и тут же согнулся на полу, судорожно хватая воздух ртом.

Харакаш смотрел на него с интересом, будто бы прикидывая, сколько еще таких ударов придется нанести и даст ли это какой-то эффект. Комтур, как мне показалось, одобрительно хмыкнул. Я стояла ошеломленная, не успевшая даже толком разглядеть, как мастер меча нанес второй удар ногой, переворачивая пленника на спину.

– Хватит! – против собственной воли я вскрикнула, хватая островитянина за локоть, тот, досадливо морщась, все же остановился.

– Защитница, я прошу вас не мешать. – Ханс смотрел с ироничным прищуром, вроде бы посмеиваясь над такой чувствительностью. Я же почувствовала, как меня начинает трясти мелкой дрожью.