Текст книги "Сказки медведя Густава. Ревущий ручей"

Тильде Михельс
Сказки медведя Густава. Ревущий ручей

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Author: Tilde Michels

Original title: „Als Gustav Bär klein war“ aus „Gustav Bär erzählt Geschichten“

© 2009 by Arena Verlag GmbH, Würzburg, Germany, www.arena-verlag.de

© Третьякова Е., иллюстрации, 2023

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

Возвращение бродячих медведей

Шёл снег. Из серых туч густо сыпались мохнатые снежинки, укрывая деревья, кусты и дом медведя Густава. Медведь Густав лежал в мягкой, тёплой постели и спал глубоким зимним сном. Снег всё шёл и шёл. Март близился к середине, но весна задерживалась. Медведь Густав один раз уже ненадолго выходил из спячки. Он тогда высунул нос из-под одеяла и принюхался: в воздухе немножко пахло весной. Густав потянулся и даже свесил было одну лапу с кровати. Но потом передумал.

– Ну нет. Рано. Я ещё каждой косточкой чувствую зиму, – пробормотал он, снова укутался одеялом и крепко заснул.

Так он и храпел, ворочаясь с боку на бок. Ведь Густав – тот ещё соня. Он любит поваляться подольше, а уж зимой и подавно. Но потом Густав вдруг резко вздрогнул и открыл глаза. Что это? Неужели стук в дверь?

Густав оторвал голову от подушки и прислушался. В дверь стучались, скреблись, барабанили и вдобавок ещё кричали:

– Густав, открой нам!

Густав в полусне выбрался из кровати, зевнул и потянулся. Потом он протопал к двери и отодвинул засов. Снаружи стояли три белых медвежонка, с головы до пят покрытые снегом, и дрожали от холода. Они попытались что-то сказать, но зубы у них так стучали, что Густав не разобрал ни слова.

– Так, для начала зайдите в дом! – пригласил он.

Густав принёс дров и разжёг камин. Вскоре по комнате разлилось уютное тепло. Три медвежонка расселись вокруг огня и принялись растирать свои маленькие лапы. Снег на их шерсти начал таять – кап-кап. На полу растеклись три лужицы – бульк-бульк. И – хоп! – белые медвежата вдруг превратились в обычных бурых. Правда, мокрых и лохматых. Тут Густав наконец узнал, что за гости к нему пожаловали.

– Да это же Чилли, Бим и Мокки! – воскликнул он. – Мои бродячие медведи вернулись!

Густав сразу же стряхнул с себя остатки сна. Он сбегал за большим полотенцем и насухо вытер медвежатам шерсть.

– У-у-у-у, – проговорила Чилли, всё ещё немного дрожа. – Снег был такой холодный и мокрый! А сугробы доходили нам прямо до живота.

– А всё потому, что вы не впадаете в зимнюю спячку, – проворчал Густав. – Это же надо, бродить туда-сюда! Посреди зимы! Вы же могли замёрзнуть насмерть! Нет бы дождаться, пока наступит тепло!

– Так ведь оно уже наступило, – объяснил Мокки. – Когда мы отправились к тебе, светило солнце, – сказал Бим.

– Но потом вдруг налетела снежная буря, – сказала Чилли. – И стало холодно, просто ужас как холодно.

Три медвежонка снова сильно задрожали.

Густав обнял всех троих, и они прижались к его тёплой шерсти.

– А можно мы снова будем спать в твоей кровати? – спросил Мокки.

– Ну конечно! – сказал Густав.

– А ты будешь рассказывать нам истории, как раньше? – спросила Чилли.

– Ну конечно! – сказал Густав.

– А ты нас ещё любишь? – спросил Бим.

Тут Густав довольно улыбнулся широкой медвежьей улыбкой и снова сказал:

– Ну конечно!

Медвежий завтрак

Теперь Чилли, Бим и Мокки снова спали в кровати Густава. Густав, конечно, тоже. Кровать была большая, и они все прекрасно помещались. Вот только в настоящую зимнюю спячку Густав впасть уже не мог.

На следующий день три медвежонка с самого раннего утра принялись скакать по кровати и стягивать с Густава одеяло. Медведь Густав тихонько заурчал. Никакого больше покоя. Стоит ли радоваться, что бродячие медведи снова вернулись, или нет, задумался он. Но потом всё-таки порадовался. Он взглянул на календарь и сказал:

– Зима закончилась, пусть даже снег всё ещё идёт. Я поспал вдоволь, да и запас жира, отложенный на зиму, уже на исходе.

Он опустил глаза и ощупал свой живот. Осенью живот был круглым и туго набитым. Теперь шкура на нём обвисала вялыми складками.

– Вот видишь! – воскликнула Чилли. – Как хорошо, что мы пришли. А то бы ты, чего доброго, так и умер с голоду в этой своей зимней спячке.

Медведь Густав точно не умер бы с голоду, потому что медведи всегда успевают вовремя проснуться, если пришла пора подкрепиться. Но чтобы порадовать Чилли, он сказал:

– Мне очень повезло, что вы пришли.

Пока Мокки разглядывал обвисший живот Густава, у него самого в животе заурчало, и он сказал:

– Думаю, тебе сейчас нужно съесть целую гору блинов, штук двадцать или десять, не меньше.

– Ой, да, блинов! – воскликнули Бим и Чилли.

Густав покачал головой. Он показал в окно на белые поля и голые деревья.

– С блинами пока ничего не выйдет, – сказал он. – Где я сейчас возьму свежие яйца?

– Что? – воскликнул Мокки. – Блинов не будет?

– Не будет блинов? – спросила Чилли упавшим голосом.

Бим тоже повесил голову и пробормотал:

– Блинов не будет… А мы-то радовались, что сейчас вкусно поедим!

– Когда хорошенько проголодаешься, любая еда становится вкусной, – заметил медведь Густав.

Он открыл свою кладовую и достал всё, что там хранилось: репу, яблоки и горшочек мёда. Потом Густав разделил припасы. Бродячие медведи внимательно следили, чтобы всем досталось поровну репы и яблок.

Только Густаву положили немного больше – слишком уж тощим стал его живот. Потом все приступили к еде. Они громко хрумкали репой и макали в мёд яблочные дольки.

– Вкусно? – спросил Густав.

Три медвежонка жевали, глотали и облизывались.

– У тебя, – сказал Бим, – всё всегда так вкусно, что вкуснее некуда.

История о Барри и замёрзшем ручье

Медведь Густав покачивался в кресле-качалке и мечтал о чём-то своём. Огонь в камине погас. В медвежьем доме стало холодно.

Три бродячих медвежонка влезли на стул и посмотрели в окно.

– Ничего не видно! – воскликнул Мокки.

– Всё занесло снегом, – сказала Чилли.

Сугробы и правда намело такие высокие, что они наполовину закрывали окно. Густав зевнул и заметил:

– Значит, нужно выглянуть в дверь.

Он приоткрыл дверь, но в щель тут же ворвался ледяной ветер и забросил в комнату снега.

– Когда же эта зима, наконец, закончится! – проворчал Густав и поспешил захлопнуть дверь.

– Разведи огонь! – попросил Бим.

– И расскажи нам историю! – потребовал Мокки.

– А то нам скучно, – сказала Чилли.

Густав тихонько вздохнул. Его воля – он и дальше спокойно дремал бы себе в кресле-качалке. Но что поделаешь! Он протопал к камину и развёл в нём огонь. Поленья начали уютно потрескивать, и вскоре по комнате разлилось приятное тепло. Густав вновь уселся в кресло-качалку, а бродячие медведи расположились на полу перед камином.

– О чём же мне рассказать? – спросил Густав.

– Расскажи о том, как всё было раньше, когда ты был маленьким, – попросила Чилли.

– Такие истории мы любим больше всего, – сказал Бим.

Густав откашлялся и начал:

– «Жил-был медвежонок…»

– И это был ты! – перебил его Мокки, которому не терпелось показать, как хорошо он помнит истории Густава. – У медвежонка были папа, мама, толстая тётя Лилли и ещё сестра Ольга, – продолжил он.

– Верно, – подтвердил Густав.

– Они все вместе жили в берлоге, – сказала Чилли.

– Там ещё всегда чудесно пахло, – добавил Бим, – медвежьей шерстью и медовым печеньем. Его пекла толстая тётя Лилли.

– Очень хорошо! – похвалил их Густав. – Вы всё правильно запомнили. А сейчас я расскажу вам о том, что было дальше с медвежонком и его семьёй. Медвежонок, конечно, немного подрос.

– Но не совсем вырос? – с надеждой спросила Чилли. – Он ведь всё ещё был медвежонком, правда?

– Конечно, – сказал Густав. – Он стал старше, но ненамного. Может быть, на год. Вы ведь тоже стали старше на год, с тех пор как послушали последнюю историю.

Три медвежонка согласились, и Густав продолжил рассказ.

– «У медвежонка были не только папа, мама, тётя Лилли и Ольга. Ещё он иногда ходил в гости к своему дяде, которого звали Адальбер. Дядя Адальбер был невероятно сильным и не говорил, а рычал. Вообще-то он был добряком, но порой мог разозлиться и разбушеваться не на шутку. Тогда он колотил лапами по груди, а в глазах у него сверкали молнии. Ольга и медвежонок боялись дядю Адальбера, когда тот сердился. Впрочем, он никогда не сердился подолгу. Злость его быстро вспыхивала, но потом так же быстро улетучивалась без следа. Тогда дядя Адальбер раскидывал лапы в стороны, прижимал к себе медвежат и заливисто хохотал – да так, что дрожали стены. Его берлога располагалась неподалёку от Ревущего ручья. Она была спрятана в укромном местечке меж скал и состояла из одной-единственной большой комнаты. Там он и жил со своей женой Бертрудой и сыном Барри.

Вот на него-то дядя Адальбер чаще всего и сердился. Барри был старше, чем Ольга и медвежонок. Он уже был медведем-подростком. Ему не нравилось, когда родители что-то от него требовали. Он желал делать лишь то, что хотелось ему самому. С малышами Барри никогда не играл, потому что считал себя слишком взрослым. Он только иногда втягивал их во всякие передряги. Или вешал им лапшу на уши, а потом смеялся над доверчивой малышнёй. Однажды зимой он сказал:

– Ревущий ручей замёрз. Ступайте-ка покатайтесь!

А ведь сам прекрасно знал, что лёд ещё слишком тонкий.

Ольга сразу догадалась, в чём подвох, когда ступила лапой на ледяную кромку и услышала потрескивание.

– Я туда не пойду, – заявила она.

Барри стоял на берегу.

– Да вы просто трусите! – дразнил он.

– Ничего я не трушу! – крикнул медвежонок ему в ответ и шагнул на лёд.

– Не делай этого! – попыталась удержать его Ольга.

Но он её не послушался. Густав хотел показать Барри, какой он смелый, так что осторожно встал на замёрзший ручей и второй лапой. Треск стал громче, а по льду пробежали трещины.

– Вот дойдёшь до середины, тогда поверю, что ты не трус, – крикнул Барри.

Вообще-то, медвежонок совсем не хотел идти дальше. Его куда больше тянуло вернуться на берег. Но ему ужасно не хотелось, чтобы Барри над ним насмехался. Так что он стал шаг за шагом пробираться на середину ручья. Тут-то это и случилось: лёд под ним с громким треском раскололся и медвежонок провалился по пояс в холодную воду».

Глаза Бима округлились от испуга.

– А там было глубоко? – спросил он.

– Неглубоко, – успокоил его Густав. – Я же говорю – по пояс. К счастью, ручей был совсем мелкий. Медвежонок легко выбрался на берег и сразу же побежал домой. Тетя Бертруда вытерла его насухо и дала ему чашку горячего чая с липовым цветом.

– А что же дядя Адальбер? Он, наверное, разозлился? – поинтересовалась Чилли.

– Ещё как! – ответил Густав. – «Он заколотил лапами по груди и прорычал:

– Ну пусть только этот шалопай явится домой! Так надеру ему круглые уши, что станет на зайца похож!

Но Барри не спешил возвращаться. Он ведь хорошо знал, что ему грозит, когда отец сердится. Поэтому он спрятался, выждал какое-то время и явился домой только к ужину. Дядя Адальбер давным-давно вернулся в доброе расположение духа, так что он только рыкнул на Барри и сказал:

– Не вздумай больше обижать малышей!

А медвежонок подумал: “А ведь я и сам поступил очень глупо!”

– Больше никогда не дам ему себя провести. Как бы он ни старался! – сказал он Ольге.

Ольга кивнула:

– Подумаешь, какой взрослый нашёлся. Нечего ему так задаваться».

– И что же? – спросил Мокки. – Барри больше ни разу их не провёл?

– Он, конечно, то и дело пытался, – ответил Густав. – И иногда у него даже получалось. Но Ольга и медвежонок с тех пор стали гораздо внимательнее и так просто не поддавались.

– А я бы, – сказал Мокки, – я бы на их месте как-нибудь проучил Барри.

Чилли и Бим тоже наперебой закричали:

– И я, и я!

И они стали придумывать, как можно было бы обвести Барри вокруг пальца.

Медведь Густав был рад, что от него никто уже не требовал продолжения истории. Пока Чилли, Бим и Мокки увлечённо строили самые дерзкие планы розыгрышей Барри, он оттолкнулся лапой от пола и потихоньку уснул мирным послеобеденным сном, покачиваясь в кресле.

История про ящик со всякой всячиной

– А давайте поиграем в сердитого дядю Адальбера, – предложил Мокки. – Я буду дядей Адальбером, Чилли – тётей Бертрудой, а Бим пусть будет Барри.

Мокки тут же вошёл в роль Адальбера и скорчил мрачную мину. Он стал реветь, рычать и колотить себя лапами по груди.

– Где этот шалопай Барри? – рычал он. – Сейчас так надеру ему круглые уши, что станет на зайца похож.

– Нет! – закричал Бим. – Я не хочу быть Барри. Не хочу, чтобы дядя Адальбер надрал мне уши.

– Бим на эту роль не подходит, – согласилась Чилли. – Он не такой напористый, как Барри.

– Из меня вышел бы хороший Барри, – сказал Мокки. – Я бы изобразил его ужасно нахальным. Но я ведь уже дядя Адальбер. Нельзя же играть и того, и другого. Так не пойдёт.

– Я могу сыграть Барри, – сказала Чилли. – А Бим тогда пусть будет тётей Бертрудой.

С этим Бим согласился. Но потом всё же засомневался.

– Вообще-то, – сказал он, – я не очень хорошо представляю себе тётю Бертруду. – Густав, ты о ней почти ничего не рассказывал!

– И правда, – ответил Густав. – Надо описать вам тётю Бертруду поподробнее. Рядом с могучим дядей Адальбером она казалась совсем крошечной и немного робкой. К Ольге и медвежонку она всегда относилась очень хорошо. Она любила их обоих, как своих детей.

– А было в ней что-нибудь особенное? – спросил Мокки.

– Что-нибудь особенное? – задумался Густав. – Ну конечно. Думаю, у каждого медведя есть свои странности. Помнится мне, тётя Бертруда ничего не выбрасывала. Она хранила все вещи, которые находила: и новые, и старые. И всегда приговаривала: «Как знать, вдруг это для чего-нибудь пригодится». Дядя Адальбер смастерил для неё большой ящик, и она складывала в него всякую всячину: пихтовые шишки, жёлуди, дырявые ведёрки из-под мёда, птичьи перья, ножки от стульев, сушёные цветы, кору деревьев, блестящие камни, мотки шерсти, погнутые кастрюли, осколки чашек, мышиные зубы, змеиную кожу и разноцветные лоскутки.

Ольге и медвежонку всегда ужасно хотелось рассмотреть всё это поближе, но тётя Бертруда никого не подпускала к своему ящику.

Однажды дядя Адальбер и тётя Бертруда отправились в лес, чтобы накопать свежих корешков на ужин.

– Присмотри за Ольгой и медвежонком! – наказали они сыну.

Но едва родители вышли за порог, как Барри и след простыл. Малыши остались одни в берлоге. Сначала они попрыгали на кроватях. Потом достали из кухонного шкафа яблоки и съели их. Ну а после просто сидели на полу и скучали.

– Поиграть бы, – сказала Ольга.

– Но тут же ничего нет для игры, – ответил медвежонок.

– Ещё как есть! – возразила Ольга.

– И что же тут есть? – спросил медвежонок.

– Угадай! – сказала Ольга. – Это такое четырёхугольное, с крышкой, а внутри много-много вещей.

– Ящик! – закричал медвежонок. – Ящик тёти Бертруды!

Вот это идея!

Медвежата побежали в угол, где стоял ящик. Осторожно подняли крышку – и что же там? Ах, там лежали настоящие сокровища!

Они стали перебирать их, рассматривать и доставать из ящика одну вещь за другой. Вскоре всё содержимое ящика тёти Бертруды было разбросано по всей берлоге. Пихтовые шишки и ножки стульев катались по полу. Ведёрки из-под мёда и погнутые кастрюли громоздились друг на друге башнями. Тесёмки и разноцветные лоскутки скатались в клубочки.

Посреди беспорядка сидели Ольга и медвежонок. О, теперь им совсем не было скучно. Они играли с цветными стекляшками. Стоило лишь приставить стёклышки к глазам и посмотреть сквозь них, как всё вокруг начинало переливаться яркими красками. А ещё медвежата плели венки из сухих цветов и втыкали себе в шерсть птичьи перья.

Они так увлеклись, что не замечали ничего вокруг, и встрепенулись, лишь когда в берлогу, громко топая, вошёл гигантский медведь Адальбер и навис прямо над ними. Тётя Бертруда остановилась позади него, на пороге.

– Мои вещи! Мои прекрасные вещи! – испуганно воскликнула тётя.

Ольга и медвежонок попытались что-то сказать. Они хотели было объяснить, что обязательно всё уберут обратно в ящик. Но голос дяди Адальбера их заглушил. Медведь рычал, ревел и колотил себя лапами в грудь так, что всё в берлоге ходуном ходило.

Медвежата повесили головы. Из глаз у них закапали крупные слёзы. Ведь им так понравилось играть со всякой всячиной. А теперь всё: веселью конец.

Они не решались поднять глаза. Дядя Адельбер всё ещё рычал. Но спустя некоторое время его рык перешёл в урчание. Это звучало так: «Р-р-р, хо-хо, р-р-р-р, хо-хо-хо».

Ольга осторожно посмотрела наверх, и – им не показалось! – дядя Адальбер и впрямь хохотал.

– Р-р-р-р, хо-хо-хо, вот же маленькие негодники, – смеялся он. – Всю берлогу нам вверх дном перевернули.

Он зачерпнул лапой горсть птичьих перьев, подбросил их и стал смотреть, как они медленно опускаются, кружась в воздухе.

– А это ведь весело, – воскликнул он. Потом наклонился, поднял разноцветное пёрышко и воткнул своей крошечной жене Бертруде за ухо, подмигнув ей.

– Слушай, а почему им нельзя всё это трогать? Может быть, пусть себе играют?

Тётя Бертруда задумалась. Какое-то время она молчала и смотрела на разбросанные вещи. Но потом всё-таки ответила:

– Что ж, пусть играют.

Тогда дядя Адальбер растопырил свои мощные лапищи и прижал к своей груди Ольгу, медвежонка и тётю Бертруду.

История Густава подошла к концу.

– Ну что, Бим? – спросил он. – Теперь ты лучше представляешь себе тётю Бертруду?

Бим кивнул.

– Очень хорошо представляю. И отлично её сыграю, вот посмотрите! А ещё, – хихикнул Бим, – я теперь тоже начну собирать всякую всячину!

Тогда Чилли и Мокки тоже захотели собирать всякую всячину. А Густав пообещал смастерить им для этого специальный ящик, в точности как у дяди Адальбера и тёти Бертруды.

История про деревянную ложку

Медведь Густав подбросил в камин дров. Вскоре огонь разгорелся и стал уютно потрескивать, а Густав начал новую историю:

– «Однажды медвежонок наблюдал, как отец вырезает деревянную миску. Медвежонку это очень понравилось, и он тоже захотел попробовать что-нибудь вырезать. Отец дал ему нож и липовый брусок. Он показал, как нужно держать дерево и обращаться с ножом.

– Смотри не порежь себе лапу! – сказал он.

– Батюшки! – воскликнула тётя Лилли. – Разве можно давать Густавчику нож?

– Почему бы и нет? – ответил отец. – Ему ведь надо учиться вырезать из дерева. Вот пусть и учится под моим присмотром.

Медвежонок тут же склонился над бруском и приступил к делу.

– Я буду вырезать ложку, – заявил он.

Поначалу он просто тихонько скрёб ножом по липе. Потом сделал надрез чуть глубже. Выходило так хорошо, что он стал орудовать ножом всё быстрее и быстрее.

– Ольга! – громко позвал он. – Смотри, как здорово у меня получается!

Но в этот самый момент он отвлёкся, неосторожно чиркнул ножом и порезал лапу. Сначала медвежонок лишь удивлённо смотрел, как из ранки капает кровь, но потом разревелся.

Тётя Лилли сразу прибежала и запричитала:

– Ой-ой-ой, Густавчик порезался! А я ведь говорила – медвежатам нельзя давать ничего острого.

Отец поднял глаза.

– Покажи-ка мне лапу!

Он рассмотрел лапу и сказал:

– Ничего страшного, просто небольшой порез. Иди к маме, она наложит тебе повязку.

Мама медведица положила на тряпочку растёртые дубовые листья и обмотала ей лапу медвежонка.

– Всё быстро заживёт, – утешила она его.

Но медвежонок всё равно ещё немного всхлипывал, так что она посадила его к себе на колени и стала качать, тихонько напевая:

 
Уходи, тоска-печаль,
Кошка села на рояль,
В красной шапочке енот,
Лапка скоро заживёт,
Уходи, тоска-печаль.
 

Медвежонок прижался к тёплому маминому животу. Он лежал тихо-тихо и слушал песенку. Но вдруг весь встрепенулся. Что-то пошевелилось! Что-то его толкнуло!

– Мамочка, твой живот! – закричал он. – Твой живот дерётся.

– Но, медвежонок, – сказала мама, – разве живот может драться?

– Конечно может, я же это почувствовал, – сказал медвежонок. – Очень ясно!

Мама засмеялась.

– Хочешь знать, что это было? Что ты на самом деле почувствовал? У меня в животе крошка медведь. И иногда он толкается.

– Крошка медведь? У тебя в животе, прямо внутри? – медвежонок никак не мог понять, как такое возможно. – И что же он там делает?

– Лежит и ждёт, пока немного вырастет, – сказала мама. – А потом он появится на свет.

Медвежонок надолго задумался, а потом сказал:

– А зачем нам ещё один ребёнок? У нас ведь уже есть я и Ольга.

– Мне кажется, здорово иметь большую семью, в которой много детей, – сказала мама.

– Но раз он дерётся, – возразил медвежонок, – раз он дерётся, значит, не очень-то он хороший, этот крошка медведь. Нам такой не нужен.

– На самом деле он вовсе не дерётся, – объяснила мама. – Он просто двигается и толкается. Так и должно быть. Когда он толкается, я знаю, что он жив и здоров, что он растёт. Ты тоже толкался, когда был у меня в животе.

– И я там был? Правда, мамочка? – медвежонок счастливо улыбнулся.

Теперь он был доволен. Он снова крепко прижался к маме и сказал:

– Пожалуйста, спой мне ещё раз “Уходи, тоска-печаль”! Хочу, чтобы моя лапа зажила поскорее. Мне ведь завтра нужно доделать ложку. Для крошки медведя!»