Текст книги "Германия: самоликвидация"

Знаменитые «золотые века» характеризуются тем, что их фундамент составлен из правильной пропорции стабильности и гибкости, ибо без стабильности нет длительности, а без гибкости нет приспособляемости{5}5
  «Золотыми веками» прослыли следующие продолжительные периоды:
  ● расцвет Древнего Египетского царства с 2640 по 2504 г. до н. э.;
  ● античная Греция – от персидских войн до господства македонцев, то есть с 550 по 350 г. до н. э.;
  ● Римская империя – приблизительно от Рождества Христа до 250 г. н. э.;
  ● немецкое Средневековье под властью Гогенштауфенов – с 1000 по 1250 г.;
  ● абсолютистская Франция XVIII в. под властью Людовика XIV и Людовика XV;
  ● расцвет Британской империи с 1815 (окончательная победа над Наполеоном при Ватерлоо) до 1914 г. (Первая мировая война);
  ● Германская империя – с 1817 по 1914 г.;
  ● экономический подъём США с 1865 г. по 1965 и их в это же время восхождение к мировой власти в это же время;
  ● развитие ФРГ от валютной реформы 1948 г. до падения Стены в 1989 г.


[Закрыть]. Но ведь ничто не остаётся прежним. Под самым красивым деревом всегда уже сидит червяк, который гложет его корни, а позднее и крону, приводит к увяданию. Вилли Брандт[2]2
  Вилли Брандт – четвёртый федеральный канцлер ФРГ с 1969 по 1974 г., лауреат Нобелевской премии мира.


[Закрыть] однажды очень хорошо сказал: «Ничто не приходит само, и это всегда – ненадолго». В длительной перспективе вся человеческая деятельность напрасна, но и мы отнюдь не брошены беспомощными на произвол истории.

Как и многое в жизни, содержание этой книги амбивалентно: описанные здесь тренды подтачивают корни материального благополучия и общественной стабильности, однако всегда есть зацепки для того, чтобы кое-что повернуть во благо. Надо лишь взяться за них!

Глава 1
Государство и общество

Исторический очерк

То, что ты от предков унаследовал,

Ещё заработай, прежде чем им обладать.

Иоганн Вольфганг Гёте. «Фауст»

Загадочен механизм, приводящий в движение экономику и общество: с одной стороны, он не подлежит никаким жёстким правилам, с другой стороны, для него характерны закономерности, которые частично связаны с определённым обществом – исторически и территориально, – частично же вытекают из характерных особенностей склада человека.

Когда мы говорим об обществе или пытаемся типизировать общественные формы поведения, то делаем это по большей части из неявно установленного свода норм, о характере которого – нормативном и историческом – мы лишь изредка отдаём себе отчёт. Эти социологические, религиозные и экономические общие условия находятся в постоянном взаимодействии с долгосрочно действующими нормами и формами поведения в обществе.

Многосторонний провал ставки на политику стимулирования развивающихся стран показал, что ни общество, ни народное хозяйство просто так не «сотворишь» из одного лишь желания. Экономическое и культурное развитие приобретает в Центральной Африке и в исламских странах Ближнего Востока совсем другой оборот, чем в Восточной Азии. Управляемая коммунистами часть Европы сворачивает на иной путь, в отличие от западных рыночных экономик. Также и среди последних были и есть большие различия, причём не только между странами, но и внутри отдельно взятой страны. Северная Италия функционирует иначе, чем Южная. В Швабии[3]3
  Швабия – местность на юго-западе Германии, где живут швабы – немцы, говорящие на особом швабском диалекте.


[Закрыть] усиливается доля машиностроения и предпринимательства в целом по сравнению с Уккермарком[4]4
  Уккермарк – район в Германии, входящий в землю Бранденбург.


[Закрыть] и тем самым отчётливо выше благосостояние. Это благосостояние стало спусковым крючком миграционного движения и привело к тому, что люди, живущие в Швабии, в среднем имеют более высокий показатель интеллекта, чем в Уккермарке, – если верить тестам, которые бундесвер применяет к своим новобранцам{6}6
  Ср.: Ebenrett H. J., Hansen D., Puzicha K. J. «Brain drain» in deutschen Regionen. Effekte von Arbeitslosigkeit und innendeutscher Migration, hrsg. vom Bundesministerium für Verteidigung – PSZ PIII. 6. Nr 1. 2002.


[Закрыть].

Хоть и не существует научно-приемлемых методов сравнения обществ с различными путями развития и различными культурами по единой шкале Ранкина{7}7
  Это была бы надындивидуальная, применимая к обществам, гибкая система оценки, чего, согласно логике, просто не может быть (парадокс Эрроу).


[Закрыть], однако можно, пожалуй, легко прийти к единодушию на тот счёт, что обстановка в Германии в основном предпочтительнее, чем в Румынии, и что жизнь в Румынии по сравнению с жизнью в Судане в большей степени заслуживает предпочтения. Далее, мы знаем, что условия жизни в Судане не настолько плохи, чтобы не превзойти условия в Сомали{8}8
  Правда, за исключением коренного населения в Дарфуре, живущего под угрозой геноцида.


[Закрыть].

Если, положим, люди, несмотря на генетически обусловленные различия в интеллекте и темпераменте, рождаются в принципе со схожей установкой по отношению к жизни, тогда возможности формирования системы и институции не безграничны. По Эдварду О. Уилсону можно исходить из того, что биологическая эволюция придала человеку врождённую диспозицию и диапазон поведения, которые изменяются очень медленно на пути дальнейшей биологической эволюции, однако внутри этих рамок, поставленных человеческой природе биологией, произошла весьма вариативная культурная эволюция и продолжает происходить дальше{9}9
  Ср.: Wilson E. O. On Human Nature. Cambridge (Mass.), 2004. S. 70ff.


[Закрыть]. Объяснение человеческого поведения и его развития возможно только, если рассматривать оба элемента, ибо человеческие общества и человек как вид воздействуют на свою судьбу в первую очередь через регулирование культурной эволюции.

Если искать общие закономерности всех форм человеческого общества с начала исторических времён, то наталкиваешься на следующие константы истории человечества:

● всегда существовали социальные организационные формы, выходящие за рамки сугубо семейного объединения;

● в этих организационных формах всегда была иерархия;

● иерархия организационных форм всегда опиралась по существу на возможность применения силы. Она была стабильнее, если была материально или религиозно легитимирована, а лучше всего, если совпадало и то и другое.

Стабильные общественные формы связывали воедино политику, культуру и экономику и делали это следующим образом.

1. Политика: выяснение внешней безопасности через военное насилие, равно как и выяснение вопроса внутренней власти через то же насилие, либо традицию, либо институциональные правила; по большей части речь шла о комбинации этих элементов.

2. Культура: легитимация господства и иерархии через религиозную надстройку или общепризнанный канон ценностей.

3. Экономика: легитимация через гарантию безопасности и возможности материального дохода.

Чем лучше эти области могли быть организованы и сцеплены между собой, тем стабильнее были общество и его государственная организационная форма и тем скорее они преодолевали фазы внутреннего раздора и внешних потрясений.

Вот некоторые примеры.

Процветание этой высокой культуры, длившееся 3000 лет, произрастало из искусственного орошения долины Нила, постепенное строительство систем которого вызвало к жизни сложную государственную организацию. Внешнюю безопасность можно было легко обеспечить, поскольку страну окружали пустыни. Вопрос внутренней власти был решён через иерархически организованную диктатуру фараона. Легитимация была обеспечена тем, что светская и религиозная власти совпадали. Фараон был одновременно божеством и, таким образом, высшим посредником небесной власти. Сельское хозяйство, развитое на основе искусственного орошения, обеспечивало по сравнению с окружающим миром кочевых народов беспримерное благосостояние и создавало условия для тысячелетиями длящейся стабильности, которая выстояла и в нападениях чужеземцев, и в военных поражениях, и во внутренних переворотах.

Базис для возникновения и долгой стабильности Римской империи образовало структурное превосходство римского военного дела. Благодаря этому превосходству империя могла расти в течение 700 лет и затем 400 лет оставаться стабильной в своей наибольшей территориальной протяжённости.

Римское военное дело стояло за сильные институции. Римская республика, возникшая из одного города-государства, снова и снова находила пути создания баланса власти среди аристократических семейств, которые держали государство, и раздачи исполнительной власти лишь на время. Вместе с тем оформление прав и обязанностей в социальных отношениях создавало безопасность и высвобождало силы развития, которые весьма напоминали наше сегодняшнее высокоразвитое рыночное хозяйство. Внутренняя монополия на власть, однако, проводилась в жизнь брутально, правда, римляне оставляли покорённым народам их культуру, давали им римское право, равно как и хорошо развитую инфраструктуру, и позволяли иметь долю в экономическом развитии всеобщего, гарантированного Римским Миром единого экономического пространства.

Однако чем больше империя расширялась, тем сильнее падала функциональность институций исходного города-государства. Когда необозримость, как следствие расширения, стала нарастать, а влияние римской аристократии стало исчезать, переход к божественно-императорской власти создал на 400 лет целесообразную организационную форму, которая объединила римско-демократическую и восточную формы власти. Римлянам при Цезаре и Августе удался гибкий переход к империи, которая благодаря щедрому предоставлению римского гражданства имела ещё и поддержку. Чем больше теряла своё действие легитимация республики, тем больше развивалась божественная императорская власть как новая основа легитимации. Входившее в моду христианство было вовлечено в эту основу благодаря изданному в 313 г. эдикту веротерпимости Константина Великого и позднее стало государственной религией.

Итак, система была достаточно гибкой даже для того, чтобы осуществить смену государственной религии. Она и на протяжении веков оставалась гибкой, чтобы не только держать под военным контролем народы, угрожавшие её внешним границам, но и интегрировать их в цивилизаторском и культурном отношении. Римляне, например, воспользовались военными умениями германцев, выделяя им с III в. всё большую долю солдатских и офицерских мест в римских легионах.

Крушение империи совершилось не изнутри, а было вызвано внешними толчками – правда, при поддержке внутренних тенденций, прежде всего декадансом и сокращением рождаемости в среде некогда ведущих слоёв. Западно-Римская империя пала в войнах и буре Великого переселения народов (в 476 г. низложение последнего западноримского императора Ромула Августула). Восточно-Римская империя, напротив, стала жертвой растянувшегося на века процесса исламизации Востока и лишь на 1000 лет позже – с захватом Константинополя турками в 1453 г. – пришла к своему формальному концу.

Крушение Западно-Римской империи вызвало цивилизационный возврат к старому, который был преодолён лишь через 700 лет – в Средневековье. Такое развитие поспособствовало молодому христианству, ибо последнее усилило свою связующую силу. Новые господа, в основном региональные германские родовые князья, спешили своим переходом в христианство совершить трансферт легитимации, ведь до конца средних веков мирские кормились от церковной власти. Для большинства людей эти власти были неотделимы друг от друга.

Всеобщий цивилизационный откат назад, в столетия после Великого переселения народов, изменил характер государственности. На место государственных институций вступил германский принцип долга дружины по отношению к военному вождю, этот принцип нашёл выражение в системе ленных поместий – феодов. Мирскую власть феодалы отдавали на откуп своим дружинникам и могли снова её отозвать. В принципе феода была заложена германская верность дружины, которая смешивалась с идеей римской государственности и легитимацией на основе христианской веры. Христианский трансферт легитимации нашёл символическое выражение в венчании на царство Карла Великого Папой Львом III в 800 г. в Риме. В принципе в Средневековье все легитимации власти исходили от Бога либо от Его наместника на земле – Папы, и земное господство было тесно переплетено с господством божественным. В инвеститурном споре[5]5
  Инвеститурный спор – спор за право назначать епископов.


[Закрыть] Папа и император боролись за властно-политическое первенство в этой структуре. Поход кайзера Генриха IV в Каноссу в 1077 г. покончил со спором в духе Григория VII, то есть Папы: мирская власть оставалась подчинённой духовной власти, но она получала свою легитимацию из христианской религии.

Комбинированная система из христианской и мирской власти при пониженной государственности открывала большой простор для регионального и цивилизаторского развития. На это время приходятся решающие шаги прогресса и многие изобретения:

● появление из Китая железного плуга и хомута (около 1000 г.);

● введение трёхпольного хозяйства (около 1100 г.);

● изобретение компаса в XII в.;

● изобретение механических часов в XIII в.;

● введение чёрного пороха и изобретение огнестрельного оружия в XIV в.;

● изобретение книгопечатания в XV в.;

● открытие Коперником в 1543 г. вращения планет вокруг Солнца. (С этим открытием распрощались с геоцентрической картиной мира.)

Развитие между 1000 и 1500 гг. свидетельствует о духовной позиции, совершенно необоснованно повёрнутой лицом к действительному, источники этой позиции до сих пор остаются загадкой. В Средневековье, которое в течение долгого времени даже близко не подошло к экономическому уровню Римской империи, были в итоге заложены технические и научные основы для взрывного развития в Новое время{10}10
  Бросается в глаза, что многие из этих инноваций происходят из Китая. Железный плуг, хомут, компас, бумага, чёрный порох, книгопечатание, фарфор и многое другое было изобретено и использовалось в Срединной империи с опережением до полутора тысячелетий. До середины XVIII в. можно было говорить, что Китай имеет уровень технического развития, сравнимый с европейским.


[Закрыть].

Открытие Нового Света, кругосветные путешествия испанских и португальских мореходов и последствия Реформации ускорили перемену условий. Торговые пути сместились, золото и серебро из Нового Света придали потоку товаров и производству мощный финансовый импульс. Но прежде всего Реформация поспособствовала эмансипации мысли от религиозной и государственной опеки. Отношение к Богу стало личным и потому абстрактным, основательно лишив государство и церковь их компетенций.

Реформация создала духовные предпосылки для философии Просвещения и тем самым секуляризировала мир. Но Просвещение лишило наследную политическую власть основ легитимации. В то время как монархии в XVII и XVIII вв. находили своё высшее и чистейшее выражение в наследной власти абсолютизма, их религиозное и философское обоснование всё больше ставилось под вопрос: если каждый человек может иметь непосредственное отношение к Богу, зачем ему принудительное членство в государственной церкви, и почему он должен покоряться власти, которую над ним поставил якобы порядок наследования?

Философия божьей милости, непосредственная легитимация абсолютной власти из божественно-христианского мирового порядка выдержала под этим давлением всего 150 лет. Она философски подтачивалась начиная с XVII в. Гоббсом, Юмом, Вольтером, Руссо и другими, и, наконец, Кантом. Тем самым унаследованные монархические правительства стояли перед проблемой легитимации, которая в 1649 г. в Англии – после гражданской войны между королём и парламентом под руководством Оливера Кромвеля – стоила Карлу I головы. Американская Декларация независимости 1776 г. постулировала впервые со всей радикальностью, что все люди рождаются равными и имеют равные права в стремлении к счастью. С этой точки зрения демократическая форма правления была единственно легитимной. Конфессии и религиозные убеждения служили конечным обоснованием индивидуальных действий, но не легитимацией государства. Французская революция инсценировала несколько лет спустя то же самое с большей кровью, большей помпой и более кружным путём.

Легитимация государства в Западной Европе была тем самым окончательно лишена своей религиозной основы, на её место выступила легитимация через ценностный канон прав человека, всеми признанный обязательным, первым политическим примером которого является «Билль о правах» из американской конституции 1791 г. С разбожествлением государственной легитимации была создана как политическая, так и фактическая основа для политических и общественных проектов по ту сторону христианской картины мира, индивидуальных прав человека и западной демократии. На это вдоволь насмотрелся XX в. Национал-социализм и сталинская диктатура были самыми извращёнными примерами. Своей притягательности они добились ещё и потому, что на эмоциональном, равно как и на эпическом уровне подняли на щит тысячелетние картины национальных и религиозных традиций, так что диктаторы заполнили место отсутствующих светлых образов с почти религиозным обещанием спасения (типы господства по Максу Веберу). Этот пример по-прежнему имеет в мире конъюнктуру, будь то Ким Ир Сен в Корее, Назарбаев в Казахстане, в 1980-е гг. – Бокасса в Центрально-Африканской Республике или меняющиеся персонажи каудильо[6]6
  Caudillo (исп.) – предводитель.


[Закрыть] в Южной Америке{11}11
  Однако развиваются и такие типы рациональной власти, которые не отвечают западной демократической модели, не следуют модели диктатуры и не являются клептократиями. В этом смысле Китай являет собой выдающийся пример. Наряду с ними существуют повсюду недееспособные государства, в которых коррумпированные верхние слои обкрадывают народ, ничего не предпринимая для развития (Гаити, Бирма), или в которых государственный порядок совершенно разрушен (Сомали, Заир).


[Закрыть].

На этом завершим исторические экскурсы.

Если рассматривать условия стабильности и основы легитимации государства и общества, то можно вычленить у всех успешных моделей государства три существенных признака:

● они гарантируют известную меру внутренней и внешней безопасности;

● они базируются на основе легитимации, не связанной с индивидуумом, – будь то религия или идея власти народа, или идеология, которая служит заменой религии;

● их экономический и материальный успех зависит от способности открывать безопасный простор стремлению индивидуума иметь доход.

Всё это не объясняет, почему периодичность взлётов и падений цивилизаций и культур при постепенном техническом прогрессе или стационарном экономическом развитии была прервана именно в средневековой Европе и в Европе Нового времени, а затем перешла к ускорению технического и экономического развития. Китай же, который до конца европейского Средневековья ощутимо опережал Европу в техническом и цивилизационном отношении, напротив, стагнировал на высоком уровне.

Исходящий от Европы сдвиг в науку и технику имел следствием мощный взрывной рост народонаселения в последние столетия: в 1000 г. в мире проживало ровно 300 млн человек – не больше, чем во времена рождения Христа. В 1500 г. население составляло 500 млн, в 1800 г. – уже 1 млрд, затем в 1930 г. – 2 млрд, а в настоящее время – 7 млрд, и если так пойдёт и дальше, то население мира, по оценке ООН, достигнет в 2050 г. своего максимума, превышающего 9 млрд человек. Это ставит перед нами два вопроса.

1. Сможет ли Земля чисто физически кормить и одевать такое количество людей долгое время?

2. Сможет ли такое количество людей жить на уровне благосостояния западных индустриальных стран, не подрывая природные ресурсы?

На оба вопроса ответа в этой книге не будет. Уже одни только мнения о том, нельзя ли воспрепятствовать устойчивым изменениям мирового климата, и о том, не пройдена ли давно точка невозврата, далеко расходятся и не могут дискутироваться здесь{12}12
  Британский исследователь климата Джеймс Лавлок считает существенное повышение температур на Земле уже твёрдо запрограммированным и полагает, что наша планета через 100 лет сможет обеспечить жизнь лишь самое большее 1 млрд человек. Ср. разговор в FAS от 7 июня 2009 г., а также последнюю вышедшую книгу автора: The Vanishing Face of Gaia – A Final Warning. Два ведущих немецких исследователя климата Штефан Рамсторф и Ганс Йоахим Шельнхубер видят картину в не столь мрачном свете, однако и не считают позицию Лавлока несерьёзной. Иначе их предостережения против политики слишком быстрых и длительных действий (ср.: интервью в Die Zeit от 26 марта 2009 г. и в Westdeutsche Allgemeine Zeitung от 22 апреля 2009 г.) не имели бы смысла.


[Закрыть]. Напротив, несущественный в отношении климатической катастрофы и последствий всемирного взрывного роста народонаселения, но для условий в Германии решающий, вопрос должен обсуждаться: удастся ли нам в Германии мобилизовать на продолжительное время достаточное количество разума, усердия и трудоспособности (на немецком новоязе – человеческого ресурса), чтобы удержаться на достигнутом уровне, устоять в мировом состязании и развиваться дальше?

Следует проверить, не смогут ли те общие социальные условия, которые мы создали на основе достигнутого благосостояния, повредить этому самому благосостоянию, потому что специфические менталитеты и способности, которые обусловили скачок в развитии Европы (включая и Северную Америку), в свою очередь теперь подпадают под влияние особых общих условий, возникших из-за благосостояния и социального государства.

Хотя генетическое оснащение людей всех стран и народов во многом сходно, имеющиеся и подтверждённые различия{13}13
  Хотя есть стабильные различия в сравнительных возможностях интеллекта народов и обществ, причина этого заключается ещё и в том, что интеллектуальные возможности – при доказанной наследуемости от 50 до 80 % – зависят также от питания и образования.


[Закрыть] в любом случае существенно меньше, чем различия в состоянии развития государств, обществ и народных хозяйств. Однако есть большие различия в менталитете народов и обществ. Это касается не только традиционных религиозных и прочих связей. Это касается и нормативных внутренних и внешних механизмов управления человека, это касается структур лояльности, масштабов социальных рангов, равно как и стимулов для усердия, собственной инициативы и материальных ориентиров{14}14
  Следует назвать использование огня, развитие пахотного земледелия, изобретение колеса и письменности, обработку железа, начало машиностроения с разработкой первого часового механизма и, наконец, изобретение паровой машины, что означает переход в век промышленности.


[Закрыть].

Такие менталитеты и традиции – в широких рамках, которые допускают генетическое программирование людей, – сами являются продуктом истории. Они были созданы общими условиями и изменяются, если меняются эти условия, – пусть очень медленно, веками{15}15
  Это не исключает, что своеобразие и культурные особенности отдельных групп населения продолжают существовать тысячелетиями, идёт ли при этом речь об особенных формах жизни цыган или культурной и религиозной идентичности евреев.


[Закрыть]. Управлять такими изменениями вряд ли возможно. Их и планируют редко. Тем более действенными они могут быть, если элементарно вторгаются со всей силой и влекут за собой множество перемен.

В истории человечества такие взаимные влияния общих условий и менталитетов осуществлялись главным образом лишь постепенно и без однозначно явствующего направления. Но с изобретениями, которые прочно закрепились в культуроведении соответствующих обществ, сказалось новое состояние развития, которое продолжительно изменяло общество. В ходе тысячелетий это развитие набирало динамику. В Европе в конце концов совпадают освобождение духа из религиозного принуждения, любознательный объективный взгляд на природу и космос, развитие гражданских свобод, систематическое расширение свободных рынков и взрывной рост технических изобретений.

Эта динамика и её причины не должны здесь восстанавливаться по отдельности{16}16
  Ср.: WeberM. Die protestantische Ethik und der «Geist» des Kapitalismus // Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 20 (1904). S. 1 – 54 и 21 (1905), S. 1 – 110; Clark G. A Farewell to Alms. A Brief Economic History of the World. Принстон – Оксфорд, 2007.
  Вебер выводит дух предпринимательства, продвинувший вперёд Западную Европу, преимущественно из кальвинистской этики, которая в материальном жизненном успехе усматривает доказательство Божьего благоволения. Кларк пытается показать, что выдвигались вперёд в экономическом отношении те страны, в которых экономически успешные граждане размножались с превышением среднеарифметического уровня и в течение продолжительных периодов времени.


[Закрыть]. Однако последствия следует рассмотреть. Изменения общих условий выстраивались постепенно от Средневековья до середины XVIII в. и обусловили в Европе и Северной Америке невиданный взрывной рост населения, который начиная с середины XVIII в. охватил все регионы, колонизированные европейскими властями или насильственно ими открытые. Некоторые регионы и государства быстро восприняли возможности, заключённые в западных технологиях и рыночной организации, и соответственно быстро развились в равновеликих конкурентов (Япония). Другим требовалось больше времени, пока традиционные структуры приспособятся настолько, что станет возможна обширная индустриализация (Индия). Третьи закоснели в относительной недоразвитости, вплоть до состояния недееспособности (failed states).

Исходящая из Европы техническая революция поначалу принесла континенту, а с ним и Северной Америке огромное преимущество в развитии с соответствующим опережением в реальных доходах. Между тем их нагоняет большая часть мира с Китаем во главе. Это ставит размеры заработной платы повсюду в индустриальных странах под давление, когда никакой новый технический прогресс не будет порождён и тем самым не будет достигнуто никакое опережение в новом состязании, что, возможно, ставит под вопрос весь образ жизни государств с ранней индустриализацией{17}17
  Ср.: Miegel М. Epochenwende. Gewinnt der Westen die Zukunft? Berlin, 2005.


[Закрыть]. Всё более быстрое распространение знания, прогресс в информационных технологиях и падающая стоимость перевозки приводят к тому, что всё больше продуктов высокой технологии реже производятся в традиционных промышленных странах и переводятся в места с низкой оплатой труда.

Распространение знания, техники и промышленных форм производства по всему миру соответствует логике рыночного хозяйства и способствует развитию человечества в целом. Но выясняется, что государства и общества не способны в одинаковой степени использовать шансы развития, которые даёт индустриализация. Тем самым мы вновь наталкиваемся на комплексное взаимодействие институциональных и общественных общих условий, которые, с одной стороны, сказываются на менталитетах, а с другой – являются следствием и выражением этих менталитетов. На этом основании мир, пожалуй, и через 50 или 100 лет всё ещё будет демонстрировать большие региональные различия в развитии. С другой стороны, постепенно исчезают сравнительные преимущества, которые традиционные индустриальные государства имели раньше вследствие их лучшего обеспечения капиталом, лучшего образования и более высокого градуса технизации.

Общество само является объектом и может изменить свой образ через общие условия, которые само же себе и устанавливает. Не будь это так, все человеческие общества, подобно разным родам шимпанзе в джунглях, были бы всё ещё на том же уровне развития, а именно на уровне африканского девственного леса. Все исследования показывают, что народные хозяйства, общества и государства тем успешнее, чем усерднее, образованнее, предприимчивее и интеллектуальнее их население. Германия всегда стояла на очень высокой ступени лестницы успеха. Многочисленные признаки, однако же, наводят на подозрение, что она опускается вниз. Так ли это, в чём это выражается, можно ли – и если можно, то как – противодействовать этому и надо ли противодействовать, обо всём этом и написана книга.