Текст книги "Безмолвие"

Тим Леббон
Безмолвие

Tim Lebbon

THE SILENCE

© С. Саксин, перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Посвящается Элли Роуз, моей малышке, которой в этом году предстоит сдать важные экзамены,

и

Грэму Джойсу, видевшему красоту во всем.

Часть первая. Шум

Глава 1

…исторического события, впервые столь важное научное открытие транслируется в прямом эфире. Здесь, наверху, возбуждение буквально осязаемо; нам остается только гадать, каково там, внизу, у входа. Ученые и спелеологи находятся на безопасном расстоянии, а специально разработанные автоматические системы готовы сорвать покров с древней пещеры. Никто не знает наперед, что мы там найдем, хотя недавние сейсмографические исследования позволяют предположить, что потайная система пещер, отрезанная, возможно, уже миллионы лет назад, очень обширна. По слухам, в нее могут входить пещеры, превышающие размерами недавно обнаруженную во Вьетнаме пещеру Шондонг[1]1
  Шондонг – пещера во Вьетнаме, самая большая в мире. Обнаружена в 2009 году, местами имеет больше 200 метров в высоту и 150 метров в ширину. (Здесь и далее прим. переводчика.)


[Закрыть], а сама она имеет протяженность больше, чем легендарная Мамонтова пещера в Кентукки. Лично я еще никогда не испытывала такого возбуждения. Этот день навсегда запомнят те, кто участвует в данной экспедиции. И, надеюсь, вы, наши зрители, также его запомните.

«Потаенные глубины – в прямом эфире!», канал «Дискавери»

вторник, 17 ноября 2016 года

Затаив дыхание, я смотрела, как три фигуры в черном, обвешанные альпинистским снаряжением, спускаются в пещеру. Джуд бросил мне в голову огрызком яблока и промахнулся. Огрызок ударил в стену позади меня и разлетелся, обдав меня брызгами мякоти и семечками.

– Убирайся к черту! – крикнула я.

Тень Джуда отпрянула от дверного проема – очевидно, он испугался возмездия, – однако левая рука задержалась на косяке, и затем высунулась голова.

– Я скажу маме, что ты ругаешься! – показал знаками Джуд.

– Ну и говори! – сказала я.

Мои слова были лишь вибрацией, порожденной воспоминаниями. Я прочувствовала размеренное шлепанье шагов младшего брата, возвращающегося к себе в комнату, а затем глухой удар в стену, говорящий о том, что Джуд запрыгнул на кровать. Он еще вернется. Маленький гаденыш пребывал в соответствующем настроении.

Стряхнув с плеча яблочные ошметки, я снова повернулась к телевизору. Я только что его включила. До этого я с час бренчала на гитаре, пока не уступила соблазну растянуться на кровати и посмотреть какую-нибудь непритязательную ерунду по телику. Однако первые же кадры, которые я увидела, тотчас привлекли мое внимание.

Это были, в общем-то, не джунгли. Скорее просто густые заросли, холмы, покрытые деревьями и кустарником, чуть дальше голые горные пики, окутанные туманной дымкой. С веток свисали лианы, уходящие высоко вверх, пробираясь сквозь полумрак подобно дремлющим щупальцам, а по дну оврага медленно струился извивающийся ручеек. Там стояли несколько больших палаток; ближе к камере – палатки поменьше, и склад с составленными в штабеля пластиковыми ящиками и мешками защитного цвета. В овраге двигались люди, и именно выражение их лиц заставило меня прильнуть к экрану.

Они были в восторге. Не просто захвачены происходящим, а по-настоящему возбуждены тем, чем занимались, тем, что нашли. Еще больше выразительности придавала картинке надпись «Прямой эфир» в углу. На заднем плане в лагере толпились люди, но камера сфокусировалась на небольшой группе – три человека в альпинистской страховке, лебедка на стальной треноге и черный зев входа в пещеру у подножия холма. Две женщины вращали лебедку, опуская исследователей одного за другим с дневного света в кромешный мрак.

Я удивилась было тому, что нет никаких комментариев, но затем нажала кнопку на пульте дистанционного управления, и появились субтитры. Похоже, Джуд опять смотрел мой телевизор и переключил установки. Как же мне надоел этот маленький мерзавец!

– …чуть больше мили, так что, хотя это далеко не самая обширная или глубокая система пещер в Европе, эта уникальная черта выделяет ее как самую захватывающую, открывая огромный потенциал для дальнейших исследований. Как уже говорил доктор Краснов, вы в прямом эфире смотрите на канале «Дискавери», как творится история. Так что пока трое спелеологов спускаются в вертикальную шахту, в глубине пещеры автоматические системы уже…

«Какая еще уникальная черта?» – подумала я. Вход в пещеру выглядел непримечательно – обычный провал футов пятнадцать в поперечнике, края заросли кустами. Проникающий с одной стороны солнечный свет позволял видеть покрытую растительностью стенку, по всей видимости, ведущую прямиком вниз. Наверное, смотрелось это немного жутковато, и я, наблюдая за тем, как последний спелеолог скрылся в темноте, подумала, не наткнулась ли случайно на какой-нибудь новый ужастик. Но, проверив, я убедилась, что это действительно «Дискавери», и тут в кадре впервые появилась ведущая. Я видела ее уже не раз, она вела репортажи из самых разных точек земного шара. «Вот потрясающая работа», – подумала я. В свои четырнадцать я только начинала получать представление о том, чем хочу заниматься, и сейчас, глядя на ведущую, я ощутила восхищение. Пусть я глухая; это не помешает мне стать тем, кем я хочу.

– Как мы уже говорили, группа из пятнадцати человек уже работала у самого дальнего входа в пещеру, – продолжала ведущая. – В их числе опытные спелеологи, ботаник, биолог, геолог и палеонтолог, и они провели под землей почти шесть суток, собирая образцы и систематизируя новые виды растений и насекомых, обнаруженные там. Но сейчас, после того как был обнаружен новый вход в подземную систему и исследователи готовятся разобрать завал, похоже, перекрывающий дорогу к более глубокой, более обширной системе, происходящее, возможно, станет одним из величайших научных открытий…

Схватив постоянно включенный планшет, я открыла приложение для работы с альбомами. Я настроила это приложение под себя и использовала его каждый раз, когда какая-то новость привлекала мое внимание, добавляя официальные документы, видеофайлы и информацию из социальных сетей. Иногда я показывала свою работу родителям. Я знала, что они радуются тому, что я решила стать журналистом, но как-то раз отец заметил, что эта работа очень трудная. Он имел в виду произошедший со мной несчастный случай, хотя и не произнес этого. Поэтому едва ли стоило удивляться тому, что общение имело для меня такое большое значение. Сомнения отца несколько удивили меня, особенно если учесть, что он частенько слушал, как я исполняю музыку. Джуд хотел организовать вместе со мной группу, в которой он был бы вокалистом – любимцем публики, а я была бы композитором, автором текстов, музыкантом и всем остальным, что не имеет отношения к славе и признанию. Я тогда ответила отцу: «Скажи это Бетховену». После этого он больше не сомневался. По крайней мере, ничего не высказывал мне в лицо.

Создав новый файл, я озаглавила его «Новые миры?» и уже собралась набрать краткую аннотацию, когда мой взгляд привлекло какое-то движение.

Джуд снова появился в дверях, крадущийся ползком, словно снайпер, с резинкой, натянутой между большим и указательным пальцами, и вложенной в нее скомканной бумажкой. Увидев брата, я пригнулась, но Джуд оказался проворнее. Бумажка попала мне в лицо в дюйме над глазом. На моей стороне были долгие годы занятия балетом и спортом, и я пересекла комнату до того, как Джуд успел вскочить на ноги.

Я обхватила его за щиколотки. Он оглянулся. Я постаралась скорчить самую злобную гримасу, какую только смогла. Джуд жутко меня раздражает, и порой я готова на все, лишь бы прогнать с его лица эту мерзкую, самодовольную ухмылку.

– И вот теперь, когда отмщение близко… – начала я.

– Не надо, Элли, извини!

Что-то влажное ткнулось мне в спину, там, где задралась футболка.

– Отис! – подскочив от неожиданности, воскликнула я.

Воспользовавшись заминкой, Джуд выскользнул из моих рук и уполз прочь, застыв на корточках на пороге своей комнаты, готовый защищать свои владения.

Сев на задние лапы, собака снова ткнула меня носом.

– Уже иду! – крикнула я, понимая, что это мама прислала за мной Отиса.

Вообще-то, эта веймарская легавая не была подготовлена для помощи глухим – по крайней мере, профессионально ее никто не дрессировал; однако я долгие часы обучала Отиса предупреждать меня о том, что кто-то меня зовет, что звонит городской телефон, что стучат в дверь. Нас с Отисом связывала глубокая дружба, и я до сих пор поражалась, как он умеет переключаться между различными настроениями: он становился серьезным, когда нужно было помогать мне, оставаясь игривым и веселым все остальное время.

– Хорошая собака! – сказала я, потрепав его по шее и почесав ему грудь. Отис отрывисто гавкнул – я буквально прочувствовала этот звук грудью – и затопал вниз по лестнице.

Мы с Джудом съехали по ступенькам на пятой точке, со смехом, рядышком. Я уже успела забыть о далеком овраге, отверстии в земле и людях, исчезающих в темных глубинах.

* * *

Это был еще один гостиничный номер, в еще одной безликой гостинице, который Хью предстояло забыть, как только он отсюда уедет, и в нем пахло мочой.

Вообще-то, гостиница была довольно неплохая. Все номера были разные – тот, в котором поселился Хью, без всяких фантазий назывался «Красным люксом»; красные занавески и покрывала, и несколько картин с пустынными пейзажами и кровоточащими рассветами. Супружеская пара, которой принадлежала гостиница, показалась ему дружелюбной и работящей. Жена, чуть старше Хью, улыбалась слишком много, когда он заметил расстегнутую пуговицу у нее на блузке. Ничего особенного, можно было разглядеть лишь кусочек кружевного лифчика. Хью не мог не замечать подобные вещи, однако этим все и ограничивалось. Он предварительно заказал ужин, поскольку гостиница славилась также своей кухней. Так что все хорошо. Все в порядке. И все же в номере пахло мочой.

Хью медленно обошел номер, принюхиваясь, заглянул в туалет и присел на корточки, проверяя наиболее очевидное место, но так ничего и не обнаружил. Это был лишь слабый привкус, ничего резкого и настораживающего, недостаточно для того, чтобы просить переселить в другой номер. Определенно, недостаточно для того, чтобы жаловаться. Хью просто был не таким. Он терпеть не мог неприятности и избегал конфронтации любой ценой. Вот если бы на полу посреди комнаты была навалена большая куча, он, наверное, пожаловался бы. Наверное.

Вздохнув, Хью сел на кровать и погрузился в четыре подушки, уложенные у изголовья. Рядом лежала нераскрытая книга. На ночном столике в чашке остывал чай: в свое время мысль о чае казалась привлекательной, однако у напитка был вкус… в общем, мочи, приправленной заменителем молока из маленькой пластиковой коробочки.

Вот еще одно, что он сделал бы, если бы был хозяином подобного заведения. Маленький холодильник в каждом номере с банкой настоящего молока. Хью частенько повторял это Келли, и пару раз они даже всерьез обсуждали, не купить ли им небольшую гостиницу здесь, на побережье Корнуолла. Келли смогла бы всерьез заниматься живописью, а не довольствоваться теми урывками, которые ей удавалось выкроить сейчас. Джуд бродил бы по каменным заводям, образующимся во время отлива, а Элли нашла бы себе новые увлечения – собирать ракушки, кататься на лодке, лазать по прибрежным скалам. Возможно, она перепробовала бы все это и еще многое другое.

Бросив взгляд на книгу, Хью вздохнул, включил телевизор и, вырубив звук, принялся прыгать по каналам.

Эти два дня выдались долгими: он работал над новым домом. Точнее, особняком. Заказчиком был владелец скаковой лошади, шестидесяти лет от роду, богатый, собирающийся удалиться на покой. Приятный человек, он неизменно задерживал Хью на час дольше, чем требовалось. Впрочем, тот на самом деле ничего не имел против. Иногда Макс доставал из портфеля бутылку вина, и тогда они засиживались за выпивкой допоздна на строительной площадке, где вскоре должен был появиться роскошный особняк.

Макс платил компании Хью почти миллион фунтов стерлингов за возведение этого дома и поэтому, наверное, считал, что тем самым получил в собственность также и частицу его души.

Вздохнув, Хью потянулся за чашкой. Казалось, его движение всколыхнуло воздух и принесло новое дуновение аммиака. Часы показывали уже почти шесть вечера, ужин был заказан только на семь, а по всем каналам «ящика» показывали сплошную муть. Может быть, нужно было выйти на улицу, чтобы пробежаться. Хью уже давным-давно даже не надевал кроссовки. Всегда находилась причина не бегать, и сегодня это была усталость. У него ныли все члены. Если мотивация и была, то пряталась она где-то очень глубоко и никак не желала показываться.

Хью подумал о женщине, которая заселяла его в гостиницу, гадая, случайно ли оказалась расстегнута пуговица блузки.

Келли иногда донимала его по поводу частых отлучек из семейного дома неподалеку от Аска, маленького городка в валлийском графстве Монмутшир. Хью никогда не отсутствовал больше трех ночей подряд; тем не менее Келли зудела и пилила, вроде бы и не на полном серьезе, но, если хорошенько задуматься, и не в шутку. Она спрашивала, заказывает ли он шлюху на одну ночь, или же у него в каждом городе, где он останавливается, есть подружка, готовая с ним потрахаться. Хью подыгрывал жене, никогда не заходя чересчур далеко, затем заключал ее в крепкие объятия и говорил, что она у него единственная. И, сказать по правде, тут он ничуть не кривил душой. После двадцати лет семейной жизни они с Келли по-прежнему любили друг друга, не так, как вначале, но так же горячо. У Хью были знакомые, также частенько бывавшие в разъездах, кто гулял на стороне – постоянная любовница, редкие встречи или даже одна жаркая ночь в гостиничном номере с женщиной, с которой познакомился только что и чья фамилия останется неизвестной. Но все это было не для него. Хью был мужчина семейный и всегда с нетерпением ждал, когда вернется домой.

Хью отпил глоток чая и тотчас же пожалел об этом.

Наверное, лучше будет принять ванну и отдохнуть с книгой. Приняв решение, Хью взял пульт, но прежде чем выключить телевизор, напоследок еще раз пощелкал каналами – эту привычку он перенял у Келли.

Его внимание привлек один кадр.

Несколько человек столпились вокруг какого-то устройства, двое с усилием крутили ворот, а третий, судя по всему, возился с управлением. Должно быть, оператор держал камеру в руках, потому что изображение дергалось и плясало. На заднем плане стояли палатки, между которыми сновали силуэты людей. Местность была дикая – деревья, звездное небо, неровный ландшафт.

Внимание Хью привлекло выражение лиц всех этих людей.

Это был панический ужас.

– Рекламный ролик нового фильма, – пробормотал Хью.

Он частенько говорил сам с собой и обыкновенно не замечал этого. Однако сейчас заметил, потому что у него не было полной уверенности. Если это кино, то оно было невероятно реалистичным. И слишком уж наглядным.

Люди продолжали крутить ворот, и только когда Хью увидел что-то красное и блестящее, поднимающееся из земли, он сообразил, что звук по-прежнему отключен.

Ткнув кнопку включения звука, Хью вздрогнул, услышав раздирающий душу крик, разорвавший комнату:

– Проклятие!

Стараясь унять бешено колотящееся сердце, Хью усмехнулся, дивясь тому, как легко поддался испугу. Потянувшись через кровать, он схватил сотовый телефон и взглянул на экран, чтобы узнать, который час. Почти четверть седьмого.

Подобные вещи ни в коем случае нельзя показывать до десяти вечера, пока еще не спят маленькие дети.

* * *

Я люблю спагетти по-болонски. Мама готовит их из того, что под рукой, и каждый раз получается по-разному. Ей нравится экспериментировать. Она не перестает повторять, что рецепт лишь задает общее направление.

Но вот сыр пармезан – он обязан присутствовать всегда.

Джуд сидел напротив, мама слева от меня. Она привлекательная женщина, встретившая средний возраст с достоинством, не пытаясь прогнать его прочь дорогой косметикой и крашеными волосами. Я иногда говорю ей, что седина на висках – расползающаяся отдельными волосками и целыми прядями – придает ей героический вид. Мама смеется, а Джуд повадился звать ее «Суперповаром».

– Значит, я для тебя лишь суперповар? – как-то спросила мама.

– Ну да, – ответил брат. – Где пудинг?

Ладно, ему еще только десять лет.

Отис сидел рядом, положив голову мне на ногу, и грустно смотрел на меня, всем своим видом показывая, что хочет есть. Если бы папа был дома, он отослал бы Отиса на его подстилку, пока мы едим. Ему не нравится, когда собака попрошайничает, но я ничего не имею против. А Отис всегда знает, когда главы семьи нет дома.

– Где бабуля? – спросила я.

Бабушка приехала погостить на пару недель, и она всегда ужинала вместе с нами.

– Прилегла, – сказала мама. – Тебе задали уроки?

Она единственная, у кого я могу читать по губам без труда. Когда я общаюсь с отцом, мне приходится полностью сосредотачиваться, а у подруг я обычно понимаю только одно слово из трех. Странно.

– Ну да, географию. Но это только на следующую неделю.

– Все равно начать лучше прямо сегодня.

– Да, пожалуй.

Джуд толкнул меня ногой под столом – этим знаком он обычно показывал, что хочет сказать какую-нибудь гадость. Я сверкнула на него глазами.

– От тебя воняет, – беззвучно изобразил губами он.

Я поняла его достаточно легко.

– Джуд! – с мягким укором произнесла мать.

Мы погрузились в трапезу. Джуд схватил лежавшую посредине стола буханку чесночного хлеба, но я успела отломить от нее кусок. Хлеб был очень вкусный. Моя подруга Люси терпеть не может, когда я наемся чеснока, поэтому я взяла за правило на следующий день сидеть рядом с ней в школьном автобусе и краем рта дышать на нее. Детская глупость, но мне смешно. Меня смешат самые разные вещи. Я счастлива, и кое-кто – в основном те, кто меня не знает, по большей части придурки, – никак не могут это понять.

Как-то раз один мальчишка решил поиздеваться надо мной в школе: он дразнил меня разными обидными прозвищами, которые я не могла видеть, – «дурная», «кретинка», – и корчил у меня за спиной рожи, о чем подруги рассказали мне уже потом. Он был известный придурок, но тут он вел себя так по отношению ко мне. Я подошла к нему и выложила по полной, позаботившись о том, чтобы все те грубые слова, которые я редко использую, прозвучали отчетливо, резко, обидно. После чего я отвернулась, прежде чем он успел ответить, и он остался стоять, крича мне в спину, а я показала ему через плечо непристойный жест. Улыбки вокруг меня зеркально отразили мою собственную улыбку.

Иногда глухота имеет свои преимущества.

Джуд уронил на пол что-то съестное, и Отис тотчас же нырнул под стол, чтобы слизнуть это. Джуд закричал, устроив целое представление из того, что его якобы чуть не свалили со стула. Нахмурившись, мама что-то сказала ему, но я не разобрала, что именно. Я просто продолжала есть, уставившись в тарелку.

Когда мы закончили и положили приборы на стол, мама достала нам по вазочке мороженого. Оглянувшись на Джуда, я увидела, что он выжидающе смотрит на меня. Убедившись, что он полностью завладел моим вниманием, Джуд начал показывать знаки, как я считала, нашего семейного диалекта Эндрюсов, разновидности языка знаков, который мы расширили и усовершенствовали из того, что все выучили после несчастного случая. Моим родителям язык знаков дался непросто, но Джуд – ему тогда только-только исполнилось шесть лет – овладел им поразительно быстро, и мы с ним вдвоем начали придумывать свои собственные варианты. Родителям пришлось учиться у нас.

– Не хочешь сыграть в «двадцать вопросов»? – предложил Джуд.

Я пожала плечами, однако брат почувствовал, что я заинтересовалась.

– Так, вы двое, – сказала мама. – Сейчас я уберу со стола. И чтобы он оставался чистым!

Я рассмеялась, а Отис, задрав морду вверх, принялся подвывать нам. Я помнила, как это звучало – не слишком громко, протяжная мелодия, наполненная озорством и весельем, – и, если не брать голоса родных, именно этих звуков мне больше всего не хватало. Я почесала Отису шею, и Джуд задал первый вопрос.

Я вела в счете три два, но когда Джуд предложил: «Играем до семи», согласилась. И, конечно же, дала ему выиграть.

Брат это почувствовал, и, вероятно, именно поэтому его торжество было таким бурным. Мы кончили тем, что принялись растирать друг другу макушки костяшками пальцев, а Отис прыгал вокруг нас, тычась носом и громко лая. Пришла мама, чтобы угомонить нас, но я отвела взгляд. Мне хорошенько надрали ухо, и только тогда я встретилась со строгим маминым взглядом. Заморгав, я улыбнулась и пожала плечами.

Пожалуй, тогда мы с Джудом в последний раз дрались в шутку. Подобно многим значительным вехам, эта также осталась не замеченной нами. Впоследствии я вспоминала этот ужин как последнее счастливое событие в жизни.

Я бегом поднялась по лестнице к себе в комнату, навстречу страшному шумному будущему.

* * *

Я любила фильмы ужасов. Папа давно уже показывал мне свои любимые: «Нечто», «Чужой», «Вторжение похитителей тел», «Сияние». Они мне нравились, но еще больше мне нравилось смотреть их вместе с отцом; он получал наслаждение, делясь ими со мной. Но когда папа сказал, что некоторые фильмы мне смотреть еще рано, я, разумеется, разыскала их. «Хостел», «Пила: игра на выживание» и прочие фильмы «связать и выпотрошить», я смотрела их с нездоровым интересом, но и только. Они нисколько меня не пугали. Иногда они вызывали у меня отвращение. Я находила, что это скорее шокирующие фильмы, а не фильмы ужасов, и пришла к выводу, что значительно проще шокировать, чем вывести из душевного равновесия или напугать.

Вернувшись к себе в комнату, я сперва подумала, что оставила включенным один из таких фильмов на видеодиске. Однако через считаные мгновения я поняла, что это не так.

Все это происходило в действительности.

Как бы реалистично ни были сняты фильмы, которые я смотрела, я все равно знала, что это постановка. И это образовывало у меня в сознании непреодолимую преграду, о существовании которой я поняла только тогда, когда увидела настоящую боль. На меня производили впечатление некоторые сюжеты из вечерних выпусков новостей, и я не смотрела разные экстремальные ужасы, найденные в интернете моими друзьями: обезглавливания, автомобильные катастрофы, реальные убийства, смерть, – я понимала, что для меня это будет уже слишком.

К тому же глубоко погребенные воспоминания об аварии всплывали в самые неожиданные моменты.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы полностью осознать, что же я вижу. На веревке висело что-то красное и мясистое, плавно покачиваясь, словно от легкого прикосновения. Позади на земле валялись упавшие палатки, а на одной из них судорожно бился какой-то силуэт, быстро дергая конечностями, похожий на заводную игрушку, которой перетянули пружину.

Заморгав, я уселась на кровати. Это было то самое место, которое я уже видела. Теперь пещеры в кадре не было, а изображение оставалось ровным и неподвижным – похоже, камеру установили на штатив. Развешенные между палатками фонари возбужденно раскачивались, отбрасывая неистово мечущиеся тени.

Я закрыла глаза, словно собираясь выполнить перезагрузку. Подержала их закрытыми дольше обыкновенного, размышляя: «Что же я вижу?»

Когда я снова открыла глаза, я увидела, как кто-то выскочил из зарослей и попытался проникнуть в большую палатку. Что-то – неясный силуэт в воздухе, пятно на экране, может быть, даже призрачное изображение – метнулось следом через поляну. Оно настигло беглеца, прикоснулось к нему, и оба упали.

У меня бешено заколотилось сердце, больно ударяясь в грудную клетку. Я прильнула к экрану, однако человек находился далеко, скрытый в мельтешащих тенях, и вблизи изображение лишь расплылось, разделившись на отдельные точки. Похоже, он дрался. И его лицо было уже не белым.

Оно стало красным.

Если бы это был фильм ужасов, я бы посмеялась над спецэффектами. Я не могла рассмотреть, что происходит. Все смешалось. Судорожно метавшиеся силуэты теперь только вздрагивали, словно кончился завод пружины. Кусок мяса продолжал раскачиваться.

Что-то отделилось от массы, висящей на веревке, – теперь я вынуждена была признать, что это останки одного из спелеологов. Какое-то мгновение оно просто цеплялось за них, неясный образ, словно проросший из жуткого куска мяса. Затем оно расправило кожистые крылья и быстро выпорхнуло из кадра.

– Мама… – тихо пробормотала я. Мне это совсем не нравилось. Это было чересчур реалистично.

Субтитры по-прежнему оставались включены, но говорить уже было некому.

* * *

– Твою мать, твою мать! – пробормотал Хью.

Ему было холодно. Мороз щипал ему кожу, устраивался на его влажной спине, под мышками, в промежности. Что бы это ни было, это было чертовски действенно. Ткнув кнопку на пульте дистанционного управления, Хью нахмурился. Канал «Дискавери». Определенно, там ни за что не согласились бы на подобное, ведь так? Это же научный канал. Серьезный канал. На дворе ноябрь, и до Дня Всех Святых еще две недели.

– Твою мать!

Какие-то тени взметнулись вверх из нижней части картинки, кружась среди деревьев подобно большим перепуганным птицам. Хью прибавлял громкость так, пока цифры на экране не показали сотню, и комната наполнилась громким гулом. Что-то зашелестело, но звук быстро оборвался. Что-то побежало, вдалеке раздались гулкие шаги, затихшие так же быстро, как и возникшие.

Новые существа – Хью предположил, птицы, хотя в этом описании было нечто странное, – мелькали по экрану, одна из них ударила в стоящую палатку и словно исчезла внутри.

В том, что это происходит в действительности, Хью убедили паузы. Были периоды лихорадочного движения, по большей части за кадром, но слышные, и время от времени мелькающая на экране жизнь. Однако между этими событиями были промежутки тишины – довольно длительные, когда оставался только нежный шелест легкого ветерка в листве, электрическое гудение телевизора, включенного на полную громкость, жужжание мух и прочих насекомых, кружащихся перед объективом камеры, образуя случайный узор на этой неведомой поляне посреди леса, – и именно они создавали ощущение реальности.

Они, а также то, что висело на веревке. Это было похоже на приманку, окровавленный кусок мяса, подвешенный на веревке, чтобы привлечь хищного зверя. Вот только на этом куске сохранились обрывки одежды.

– Это все-таки должно быть кино. – Хью произнес это вслух, чтобы нарушить гнетущую тишину, а также чтобы немного успокоиться.

Кто-то всхлипнул. Этот звук оказался настолько неожиданным, что Хью вздрогнул, озираясь в поисках того, кто незаметно прокрался в эту воняющую мочой комнату.

– Я думаю… они появились вон оттуда, – произнес голос. Тихий, проникнутый ужасом, но определенно женский. – Я думаю…

Внезапно на экране началось лихорадочное движение. Казалось, все эти тени висели, сидели или парили совершенно неподвижно, невидимые на общем фоне, поскольку они были такие же застывшие, как и все остальное. Но когда они пришли в движение, а женщина вскрикнула, Хью на какое-то мгновение по-настоящему их увидел.

Похожие на птиц, но только бледные. Кожистые крылья. Зубы.

Картинка внезапно изменилась, закружилась, расплылась, и тотчас же комната наполнилась новыми криками, громкими и пронзительными, настолько громкими, что Хью захотелось выключить телевизор. Но он не мог не смотреть.

Камера упала набок, и изображение в кадре практически целиком заполнилось высокой травой. Затем что-то упало на камеру, дрожащее, трепещущее, и крики стали еще более пронзительными, еще более громкими.

Моргнув, изображение погасло. Резко наступила полная тишина.

Тяжело дыша, Хью схватил пульт, убавил звук и переключился на новостной канал.

– …стремясь сохранить консервативное большинство в правительстве на следующий срок, и он повторил свое обещание сделать Великобританию страной возможностей. Лидер оппозиции обрушился с яростными нападками на премьер-министра, обвиняя его в том, что…

Убавив громкость, Хью смотрел, как диктор сообщает знакомые, уютные новости. Никаких кошмаров, никаких криков и крови. Политики критиковали друг друга, бизнесмены предостерегали о новых экономических проблемах, знаменитости лечились от алкоголизма и наркомании. Хью фыркнул:

– Твою мать!

А ведь он здорово напугался. Глупо.

Хью снова подумал о том, чтобы принять ванну, однако эта мысль уже потеряла свою привлекательность.

* * *

– Мама! – Я сбежала вниз по лестнице, с желудком, полным непереваренным ужином, испытывая тошноту при мысли о том, что я сейчас видела. Я оставила телевизор включенным, жуткие кадры продолжались, но я больше не хотела их смотреть. Только не в одиночестве. – Мама!

Из гостиной на нижнюю лестничную площадку вальяжно вышел Отис. Проходя мимо него, я почесала его по голове. Мама и Линна – бабушка настояла на том, чтобы все мы звали ее по имени, и это уже давно перестало казаться странным, – находились в гостиной, обе при моем появлении посмотрели на дверь. Они улыбались, но получалось это у них как-то натянуто. Я не могла сказать, почему. Телевизор был выключен, и они, казалось, просто разговаривали за чаем.

– Привет, Линна, – улыбнулась я.

Линна ответила мне улыбкой. Это была высокая худая женщина – папа называет таких «чопорными», – и, глядя на нее, становилось понятно, откуда у мамы прирожденное изящество. Однако сейчас она выглядела просто слабой и усталой.

– В чем дело? – показала знаками мама.

– По телевизору. Канал «Дискавери». Это было ужасно, людей убивали и… Не знаю, там была кровь. В пещере. – Я пожала плечами, не зная, что еще сказать. Не удержавшись, я бросила взгляд на большой плоский телевизор в гостиной, словно его черный экран в действительности показывал внутренность пещеры. «Быть может, я прямо сейчас смотрю на них», – подумала я и тотчас же испугалась этой мысли.

– Опять смотрела фильм ужасов? – спросила Линна.

Наморщив лоб, я попросила ее повторить, и она постаралась передать свой вопрос знаками.

– Нет, нет, это было в прямом эфире, по каналу «Дискавери». Там не показывают фильмы ужасов. Это было… – Взяв пульт дистанционного управления, я включила телевизор и принялась щелкать каналами. Ничего. – Я правда это видела!

– По-моему, ты собиралась делать домашнее задание по географии, – сказала мама.

Линна помахала рукой, привлекая мое внимание, затем спросила:

– Назови столицу Норвегии.

– Осло, – сказала я. – Но география, бабуля, это гораздо больше.

Линна нахмурилась с деланой строгостью, услышав от меня такое обращение, а я снова повернулась к телевизору. По «Дискавери» показывали статическую картинку горного пейзажа, с подписью внизу: «Приносим извинения за отсутствие сигнала. Трансляция вскоре будет продолжена в нормальном режиме».