Текст книги "Шерлок Холмс и болгарский кодекс (сборник)"

Глава восьмая,
в которой мы посещаем пещерные церкви

На следующий день, рано утром, мы покинули отель «Паначев» и прибыли во дворец. Принц спустился к нам навстречу по парадной Красной лестнице. В руках он держал замшевые перчатки с крагами, с шеи его свисали защитные очки. На голове красовалась белая меховая шапка с белым пером длиной больше фута. В петлицу принц воткнул цветок моей любимой мальмезонской гвоздики, бледно-розовой и очень ароматной. Огромный носовой платок из тончайшего шелка всех цветов радуги ниспадал каскадом из верхнего кармана. На крупных пальцах холеных рук сверкали перстни с дорогими камнями.

Белое перо на голове смотрелось так нелепо в сочетании с элегантными бриджами и аккуратными желтыми сапогами, что это даже тронуло меня. Мой товарищ окинул принца сардоническим взглядом. «И это называется ускользнуть из дворца незамеченным», – прокомментировал Холмс, намекая на страусиное перо.

Обменявшись приветствиями, мы отправились на конюшни, достаточно просторные для содержания целой сотни лошадей. Огромные двери распахнулись перед нами, и мы оказались в еще одном сказочном чертоге.

Это был самый настоящий гарем чистокровных автомобилей. Перед нами стояли шесть наисовременнейших машин, единственных во всей Софии. У каждой из этих красавиц был собственный водитель.

Сначала мы получили исчерпывающую информацию о «даймлере» с высокими амортизаторами, короткой рамой и пятилитровым двигателем. Затем обозрели «олдсмобиль» с движком мощностью в три лошадиные силы и изогнутой приборной панелью – именно он ожидал нас на берегу Дуная.

Потом нам рассказали о королевском «мерседесе», имеющем двигатель цеппелина и электрический привод. Салон этого автомобиля был спроектирован самим кайзером: шикарные дверцы красного дерева украшал цветочный орнамент – инкрустация из золота и слоновой кости. Дверная ручка со стороны водителя несла на себе профиль принца-регента, вырезанный из слоновой кости. На ручке с другой стороны было изображение его покойной жены.

Раз в неделю водители устраивали тренировочные заезды, как будто объезжали кобыл-трехлеток. Раскатывали по Стамбульской дороге до поместья принца во Вране или до его летней резиденции в Чамкории, которая находилась чуть дальше. Эта дорога, проложенная среди неприступных гор, была одной из двух или трех магистралей, более-менее подходящих для передвижения на машине.

Наш хозяин проговорил с ностальгической грустью:

– Как видите, даже здесь, на задворках Европы, автомобили оккупируют наши конюшни. Топливный бак заменил торбу с овсом. В прошлом месяце только я уволил четырех кучеров, двух конюхов и семерых помощников конюха. Глядишь, через двадцать лет Болгария останется без кавалерии. – Он пожал плечами. – Вымпелы, реющие на верхушках пик, лошади, которые храпят и вздергивают головы, сверкающие на солнце сабли… Скоро все эти лихие молодцы будут горбиться за баранкой машин, с жутким скрежетом срывающихся с места.

Против ожидания, для нашей поездки принц выбрал не самый шикарный в его коллекции автомобиль – рассчитанный на четырнадцать мест фургон марки «Лифу» с паровым котлом, расположенным между креслом водителя и пассажирскими сиденьями.

В задней части салона размещались сачки для ловли бабочек и морилки для насекомых. Сверху на багажнике слуга закрепил цветущие ветки яблони, которые ему передал садовник.

Затем на крышу фургона водрузили клеть с продуктами. Страсть принца к изысканным острым блюдам была очевидна. Среди прочих деликатесов мы обнаружили там рагу из дичи, соус шантильи, запеченную в горшочке свинину из Тура, вафельные шарики с миндалем. В дополнение к ним шел ящик кальвадоса урожая 1804 года.

– Мои дорогие гости, вашим водителем буду я, – радостно объявил принц, натягивая перчатки с крагами. – Цель нашего путешествия – знаменитая Красная церковь недалеко от города Перуштица. – Он понизил голос. – На самом деле я назову пункт нашего назначения, только когда мы покинем город.

Принц вручил нам элегантные соломенные шляпы, которые как нельзя лучше подходили для путешествия.

Машина сорвалась с места, и наше путешествие началось. Мимо нас за окном автомобиля мелькали витрины парикмахерских, мануфактурных и галантерейных лавок. Не привлекая особого внимания, мы промчались мимо текстильных фабрик, где вырабатывали парусину и грубое полотно.

Паровой двигатель работал тихо, и мы практически бесшумно продвигались навстречу стремящемуся к рынку потоку деревенских телег, тяжело нагруженных плодами крестьянского труда и запряженных длиннорогими быками либо черными буйволами, которые посверкивали зеленовато-синими глазами. Хозяин телеги обыкновенно шагал рядом, ведя животных в поводу и покрикивая на них.

Кавалеристы в серебристо-синих мундирах, отдыхавшие в тени старых городских стен, вскочили, гремя шпорами, чтобы отсалютовать нашему водителю винтовками с примкнутыми штыками.

Проезжая вдоль городской стены, принц неожиданно обернулся к нам:

– Джентльмены, мы направляемся на северо-восток, к монастырскому подворью в Иванове, в долине реки Русенски-Лом.

Через несколько минут мы оказались в очень странном, несколько мрачноватом месте, совсем не похожем на зеленый и плодородный Суссекс, где Холмс собирался разводить пчел.

Справа от нас, на крутой скале, среди безмолвных в своем одиночестве гор возвышались мощные стены монастыря, которые, как гласит история, не раз выдерживали ожесточенные атаки турок.

Спустя час или около того брусчатка перешла в неровную проселочную дорогу. Шипение двигателя стало более отчетливым. Вдоль проселка попадались одиночные деревянные двухэтажные домики, с амбарами на первом этаже. Теперь возле человеческого жилища стояли уже не дикие груши, вишни и яблони, а сосны. Ощущение заброшенности становилось все более гнетущим. Правда, оно несколько смягчалось зрелищем разнаряженных лошадей, украшенных синими бусами, бубенчиками и амулетами.

– Я вижу, эта дикая пустыня наводит на вас страх, – сказал принц, как будто прочитав мои мысли, – но болгары, подобно мне, предпочитают селиться среди голых скал, а не в плодородных долинах и питаться плодами дичков и черствым хлебом, лишь бы не пресмыкаться перед завоевателями. Вон там, – он показал на вздымающуюся вдали грозную вершину, – похоронен Василь Лечков, болгарский борислав, великий воин. Он сражался, держа в одной руке крест, а в другой – меч, и погиб от рук оттоманских турок, срубив перед тем пятнадцать голов. Согласно преданию, его люди играли ими в кегли. – Немного подумав, принц добавил: – Хотя, как я понимаю, для этого больше подошли бы черепа французов: они более округлые.

Проехав еще несколько миль, принц заговорил с нами снова:

– Горы способны возбуждать в людях не только страх, но и алчность. Здесь видимо-невидимо топазов, аметистов, горного хрусталя, яшмы.

И снова установилось молчание. Затем он сказал:

– Вы, наверное, знаете, что я вдовец. Моя жена умерла в прошлом году, через сутки после рождения нашего четвертого ребенка.

– Принцесса, наверное, была очень молода, – отозвался я сочувственно.

– Не так чтобы очень. Ей было двадцать девять. Я похоронил ее в католическом соборе Святого Людовика в Пловдиве.

В своей обычной, прямой манере Холмс спросил:

– Вы тоже будете там погребены, когда придет ваше время?

– Я рассчитываю упокоиться в церкви Сорока Великомучеников, в Велико-Тырнове. В такой же величественной гробнице, как и мой предок Людовик Четырнадцатый. К сожалению, среди Кобургов не было ни одного папы, а то бы я подготовил себе место на Ватиканском холме. Как и преподобный Иоанн Рыльский, я позабочусь о том, чтобы меня забальзамировали в настоях пижмы и других лекарственных трав. Люди будут совершать паломничество к моей гробнице, веря, что мои нетленные мощи обладают чудодейственной силой.

Однако прежде я должен подумать о вступлении в новый брак. Сэр Пендерел, как и многие другие, поведает вам о том, что охота на лисицу уже началась. Моя дорогая матушка, Клементина Орлеанская, никогда не забывает о том, что она дочь Луи-Филиппа, короля Франции. Вы должны обязательно встретиться с ней после ее возвращения из Кобурга вместе с моими детьми. С недостойной поспешностью она готовит мою грядущую свадьбу. Придумала даже диадему для моей невесты, украшенную геральдической лилией французских королей и, естественно, изображениями минаретов, башенок и колоколен. Что касается моего свадебного венца, то матушка освятила его в Лурде[21]21
  Французский город Лурд стал местом религиозного паломничества после того, как католическая церковь признала, что здесь четырнадцатилетней Бернадетте Субиру (позднее канонизированной под именем святой Бернадетты) в 1858 году являлась Божья Матерь.


[Закрыть]. Он изготовлен из чеканного золота, украшен драгоценными камнями и может соперничать с короной русского царя. – Принц оглянулся и бросил через плечо: – Дело за малым: осталось найти невесту.

– Неужели это составляет проблему для такой богатой и влиятельной персоны, как вы? – усомнился я. – Наверное, это всего лишь вопрос времени. Ведь вы должны соблюдать траур после смерти жены, не так ли?

Ответом мне был зловещий смех.

– Вопрос времени, вы говорите? Хотелось бы в это верить. Вот только женщин с положением такой брак не прельщает. Что он может дать? Вспомните, чт́о случилось с австрийской императрицей Елизаветой два года назад в Женеве. Какой-то анархист заколол ее заточкой.

Ночь быстро приближалась. Было уже почти совсем темно, когда мы увидели впереди огромное подворье. На небе показался большой полумесяц. Наш «Лифу» остановился у ворот Казанлыкского монастыря, окруженного горами. Именно здесь нас ожидал ночлег. Монахини принесли нам кофе, маленькие розетки с вареньем из лепестков роз и воду в стаканах. Самые молодые из них уступили нам свои кельи.

Принц долго гулял пешком и вернулся отдохнувшим с несколькими экземплярами редких растений, которые он выкопал в наступающей темноте для своего ботанического сада в Софии.

Мать-настоятельница, смуглая пожилая женщина из крестьянской семьи, предложила нам оставить подношения у чудотворной иконы Святой Троицы, прежде чем проводила нас через внутренний мощенный камнем дворик к месту ночлега. Принц велел нам выйти к завтраку в шесть часов утра, чтобы снова отправиться в дорогу. Нас ждал заключительный этап пути.

Я спал урывками. В голове моей мелькали какие-то диковинные образы, картины и искаженные лица. Судьба занесла нас в землю столь враждебную, безжизненную и мрачную, что мне вспомнился Афганистан, где я воевал когда-то. В ту пору кровь быстрее текла в моих жилах. На меня нахлынули воспоминания. Я отчетливо увидел скалы и блеск винтовок во время страшного боя.

Глава девятая,
в которой нас ожидает Каменная Свадьба

Когда наступило утро, нашему взору открылся изумительный, хотя и суровый пейзаж. Восходящее солнце постепенно окрашивало в свой цвет вершины величественных гор. Вскоре мы уже были в пути. Погода благоволила нам, и путешествие обещало оказаться незабываемым.

Принц сменил свою шапку с белым пером на новый головной убор – низкую папаху из белого каракуля с синим верхом.

Мы покидали обитель при ярком свете раннего утра, проезжая мимо старых серых храмов и монастырей. Долины, перегороженные ущельями, походили одна на другую. То здесь, то там виднелись низкие беленые домики с подслеповатыми окнами, охраняемые свирепыми лохматыми псами.

Прошло три часа. Повисшее в фургоне молчание становилось тягостным. Нежелание Холмса поддерживать светскую беседу вынуждало меня брать инициативу в свои руки. Я слегка наклонился вперед и спросил:

– Как я понимаю, в здешних местах нередки землетрясения?

Мне повезло: я выбрал подходящую тему.

– Именно так, – с готовностью откликнулся принц. – Скажу вам по секрету, доктор, я обожаю землетрясения!

– Что ж, сэр, тогда вы единственный, кто их любит, среди встречавшихся мне людей, – ответил я. – Несколько странный вкус, должен заметить.

– Уверяю вас, это истинная страсть. Только представьте: земля разверзается и обжигает все вокруг своим горячим дыханием. Целые горные долины, вроде той, которую мы сейчас проезжаем, рискуют исчезнуть. Однажды, когда я очутился вон там, – он показал на Восточные Родопы, – мы каждый день на протяжении недели ощущали подземные толчки. Вы не можете не чувствовать их приближение. Сначала слышится отдаленный свист и шипение. Затем поднимается шквалистый ветер. Огромные валуны с чудовищным грохотом скатываются вниз. Они мчатся все быстрее и быстрее, как будто их толкает какая-то гигантская рука. Все живое, даже деревья содрогались от ужаса – но только не я.

Еще один час или около того минул в молчании. Солнце разогрелось и поднялось высоко в ослепительно-голубом небе. После скромного завтрака в монастыре я все чаще и чаще вспоминал о добрых припасах, которые ехали на крыше нашего фургона.

– Нам туда! – неожиданно воскликнул принц, показывая вперед, и остановил машину. – Каменная Свадьба. Вот там мы и пообедаем.

Он снова нажал на сцепление, и фургон, отклонившись от прежнего курса, медленно двинулся вперед по неровной проселочной дороге, словно паром, пересекающий Ла-Манш во время шторма.

– Сорок миллионов лет тому назад эта местность была дном теплого неглубокого моря, – рассказывал наш хозяин. – Эти камни – порождение вулканов. Согласно легенде, одна молодая пара изъявила желание сыграть в этих краях свадьбу. По обычаю никто не должен был видеть лица невесты, но поднялся сильный ветер и сорвал свадебную фату. Все, кто был там, увидели ее лицо. Невеста оказалась столь красива, что даже отец жениха возжелал ее. За это гостей постигла жестокая кара: они обратились в белые камни.

Стоило принцу произнести последние слова, как раздался страшный грохот. Впереди, шагах в тридцати от машины, полыхнула сильная вспышка. Обломки камней вместе с обрывками дерна взметнулись вверх, а затем обрушились на крышу нашего фургона. Позади нас раздавались злобные крики, сопровождаемые залпами и красновато-желтыми всполохами револьверных выстрелов.

Крикнув Холмсу, чтобы следовал за мной, я выскочил из машины и стал медленно отползать назад, рассчитывая укрыться за фургоном и лихорадочно пытаясь вытащить револьвер. А наш хозяин, еще до того как на машину рухнули последние осколки, достал инкрустированный серебром пистолет, умещавшийся у него на ладони. Демонстрируя дерзкое безрассудство перед лицом смерти, он сделал несколько выстрелов, как будто не сознавал, какую удобную мишень представляет собой для нападавших.

Стрельба прекратилась. Двое мужчин выскочили из укрытия и, пригибаясь к земле, проворно помчались прочь между валунами. Фердинанд, выказав беглецам жестом глубочайшее презрение, обрушил на них целый поток брани.

– Ваше королевское высочество, – выкрикнул я, выбираясь из укрытия, – вы проявили такую храбрость…

Принц прервал меня небрежным движением руки:

– О, я уже привык к подобным вещам. – И, помахав разряженным пистолетом, он добавил: – Un des risques du ḿetier[22]22
  Издержки профессии (фр.).


[Закрыть]. – Затем Фердинанд указал на клеть с припасами: – Ну что же, раз эти трусы бежали с поля боя, мы можем заняться более серьезным делом.

– А что они выкрикивали? – спросил я.

Последовал лаконичный ответ:

– Tirani zai tooka ste luidi grabot ne Ferdinand!

Я недоуменно уставился на него.

– Это по-македонски. «Тиран, знай, что здесь приготовлена могила для Фердинанда!»

– А что вы им ответили?

– Я крикнул: «Подлые убийцы, прислужники русского царя, вы еще поплатитесь своими жизнями».

– Что же заставило их покинуть такую выгодную позицию? – продолжил я. – Ведь они могли легко перестрелять нас, одного за другим.

– Просто я добавил, что прибыл сюда не один, а вместе с мистером Шерлоком Холмсом и доктором Уотсоном, и пригрозил: «Если вы немедленно не уберетесь отсюда, то вас настигнет меткий выстрел доктора Уотсона. Его револьвер „Адамс марк три“ четыреста пятидесятого калибра показал себя наилучшим образом во время расследования, описанного в повести „Собака Баскервилей“». – Фердинанд протянул мне свое оружие и спросил: – Кстати, вам знакома эта штучка?

– Это пистолет небольшого калибра марки «Филадельфия Деринджер», – ответил я. – Правда, немного старомодный, но очень на него похожий.

– Это не просто какой-то «деринджер», – последовал ответ, – а тот самый, из которого Джон Уилкс Бут смертельно ранил президента Авраама Линкольна вечером четырнадцатого апреля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.

Принц взял пистолет за дуло и протянул мне:

– Буду очень признателен, если вы окажете мне честь, приняв его в качестве скромного подарка, в знак моего глубокого уважения и в память об опасности, с которой мы здесь столкнулись лицом к лицу.

Я оглянулся на Холмса. Он так и не покинул фургон и все то время, что длился переполох, преспокойно сидел на своем месте.

Прикончив паштет из мяса садовой овсянки, принц привалился спиной к камню, в который, если верить легенде, превратились жених с невестой. Он явно пребывал в прекрасном расположении духа.

– Мистер Холмс, доктор Уотсон, хочу напомнить, что именно от ваших усилий зависит благополучное возвращение Зографского евангелия. Или Балканы подпалят Европу с четырех углов, или наступят всеобщий мир и благоденствие. В последнем случае… – Тут он остановился, подбадривая нас взглядом, а затем повторил: – В последнем случае я приспособлю шпагу-трость маркиза Солсбери для рыхления почвы в саду, как предписывает Книга пророка Исайи, стих четвертый во второй главе[23]23
  Фердинанд ссылается на широко известные слова: «И перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы».


[Закрыть]. И будет пир на весь мир: oeufs à la turque, fillet de sole à la greque, faisan bulgare au blanc, pâtisserie Serbe, crême cardinal Mont́eńegre[24]24
  Яйца по-турецки, филе морского языка по-гречески, фазан под белым вином по-болгарски, сласти из Сербии, крем кардинальский по-черногорски (фр.).


[Закрыть], а в конце торжества, – принц лукаво улыбнулся, – подадут бисквитный английский торт «Холмс и Уотсон» со взбитыми сливками как свидетельство наступившего мира. Ради такого случая я снова приглашу вас в Софию. А пока, – добавил он, нервно усмехаясь, – молитесь за меня.

Глава десятая,
в которой евангелие обретается вновь

Мы приближались к месту преступления. В каждой самой крошечной деревушке, которую мы проезжали, за автомобилем обязательно увязывались дети и бросали нам вслед пригоршни душистых розовых лепестков. А при любой остановке, даже самой непродолжительной, откуда ни возьмись появлялся сельский староста с кувшинчиком розового масла или ароматным вареньем.

Когда же Розовая долина осталась позади, на смену этим подношениям пришли букеты редких местных цветов. В одном селении принцу даже предложили купить молодого петушка, у которого выросла пара рожек. Будучи страстным любителем разных диковин, он щедро заплатил за необычную птицу и велел погрузить клетку с ней на крышу автомобиля.

Дорога теперь бежала через долину, которая становилась все уже и уже. По ней протекала, как извещал путеводитель Бедекера, речка Рилска, весьма бурная из-за питающих ее бесчисленных ключей, которые бьют в прибрежных буковых и сосновых рощах. Вдали мы разглядели валивших лес дровосеков. Срубленные ими стволы шли на опоры для соляных шахт, а также на дрова или пережигались в уголь, необходимый для плавки и ковки железа. Именно лесорубов пришлось бы призвать на помощь, если бы в бездну Рейхенбахского водопада канул не коварный профессор Мориарти, а Холмс. Только майрингенские вальщики леса и смогли бы поднять его тело, спустившись по веревкам с отвесных скал.

Горную дорогу развезло после недавнего дождя. Пренебрегая осторожностью, принц продолжал вести тяжелую машину, хотя из-под колес взмывали стены грязной воды и руль предательски дрожал в его руках. Внезапно фургон съехал на обочину и увяз. Сколько наш водитель ни давил на педаль газа, выбраться из грязи нам не удавалось. Мы застряли так основательно, что двигателю «Лифу» оказалось не под силу преодолеть сопротивление вязкого грунта. Выбравшись из фургона, я стоял рядом с ним и с тревогой поглядывал вперед. Изломанные скалы и нависающие карнизы навевали тревожные воспоминания о том, как я неделю плутал в горах с горсткой британских пехотинцев.

Солнце достигло зенита, и тут бы пришлась весьма кстати элегантная соломенная шляпа, подарок любезного хозяина. Она отлично дополнила бы мой костюм. Но, выяснив, что принц отдает особое предпочтение этим головным уборам, я благоразумно спрятал панаму под сиденье, опасаясь стать мишенью меткого стрелка. Сейчас снайпер запросто достал бы нас из винтовки «Мартини-Генри».

В конце концов Фердинанд потерял всякую надежду вызволить автомобиль из грязи. Покинув фургон, он направился к стоявшему поодаль человеку в крестьянской одежде, который невозмутимо наблюдал за нами. Приказ, подкрепленный золотой монетой, заставил селянина поспешно удалиться.

Спустя минут двадцать неловкого молчания на дороге появилась повозка, которую тащила, хлюпая в грязи, упряжка из двух гнедых. Принц принялся нервно жестикулировать, указывая то на лошадей, то на заполненные грязью глубокие рытвины.

После пятнадцатиминутного вялого обмена репликами на дороге показались два белых вола с оранжевыми челками, выкрашенными для защиты от злых сил. Несколько могучих рывков – и наш фургон вновь оказался на твердой почве. Теперь мы могли продолжать свой путь.

Вскоре над нами стали возноситься известняковые скалы, встающие над лесной чащей. В подзорную трубу были хорошо видны каждая расщелина и каждый выступ. Если бы там затаились убийцы, мы стали бы для них легкой добычей. Я как будто перенесся на полжизни назад, в свое афганское прошлое, и был этим потрясен. Как и в прочих горных пустынях, ничто не нарушало безмолвия этих диких просторов. Холмс всматривался вдаль, приставив руку козырьком ко лбу.

Наконец дорога стала непроходимой для автомобиля. Наш водитель вылез из фургона и, сняв с багажника три яблоневые ветви, две из них вручил нам с Холмсом, а третью взял себе. Размахивая ею, как указкой, он повел нас вперед.

Сквозь небольшой, с трудом различимый просвет в скале мы проникли в поистине древний мир. Много веков назад православные монахи стали селиться в здешних пещерах, отыскав упоминания о них в чудом уцелевших старинных рукописях.

Пройдя через монашеские кельи, общие помещения обители и церковь Михаила Архангела, мы углубились в недра скалы. Со стен на нас молча взирали фрески. На одной из них в ужасных подробностях была представлена сцена самоубийства Иуды. Мы двинулись дальше через церковь Святого Феодора и часовню Господев Дол, где сохранились изображения святых Власия, Соридона и Модеста.

Наконец принц остановился возле небольшого каменного знака, вделанного в пол.

– Нам туда, – произнес он взволнованно. – Он указывает путь к Высокому Алтарю. Идемте, я вам сейчас все покажу. В этом месте испокон веков хранились ценные реликвии и мощи.

Подойдя к каменному алтарю, принц положил яблоневую ветвь на землю и с силой надавил на высеченный в камне крест. Стена напротив медленно отошла в сторону.

– Видите, джентльмены, – начал он, кивком указывая в ту сторону, – вот где рукопись…

Тут он вдруг резко переменился в лице, отшатнулся назад и в недоумении уставился на открытую, богато украшенную, круглую шкатулку. Глаза его широко распахнулись от удивления. Мы с Холмсом подались вперед, следуя за направлением его взгляда. Перед нами лежал толстый фолиант, искусно переплетенный в коленкор и шелк.

– Евангелие! – вскрикнул принц. – Они вернули Зографское евангелие! Мистер Холмс, несмотря на все мои усилия, слухи о вашем приезде распространились по стране, посеяв панику среди похитителей.

Некоторое время принц молча смотрел на тайник, как будто нахлынувшие чувства лишили его дара речи. Затем голосом исполненным глубокого чувства он проговорил:

– Благодаря вам темные тучи над моей головой начинают рассеиваться. Впору давать feu de joie[25]25
  Праздничный салют (фр.).


[Закрыть].