Текст книги "Захватывающее время"

Глава 12

Еще один прекрасный день. Погода просто невероятная. Это, похоже, означает, что лето опять будет ужасным, но сейчас я не парюсь по этому поводу. Я никогда не рвался заглянуть в будущее. Я восхищаюсь теми, кому это интересно, но меня это никогда не привлекало.

Мы с Рикки сидим на капоте моей машины на парковке у реки в центре города. Я предлагаю ему хлебнуть из фляжки, но он отказывается и говорит, что еще слишком рано. Слишком рано? Да уже два часа дня. Пятница! Но я не из тех, кто давит на других, заставляя их делать то, что им не хочется. Я живу сам и даю жить другим.

Я быстро делаю глоток и говорю:

– Смотри, отсюда видно здание «Чейз». Вон там, на вершине…

– Да, знаю. Наверху офис твоего папы.

– Интересно, что он там наворотил сегодня.

– Знаешь, – говорит Рикки, – я бы поехал с тобой сегодня, если б я мог.

– Знаю, что поехал бы. Без проблем. Мне самому ужасно не хочется ехать к сестре одному. Меня начинает тошнить от ее муженька и его товарищей.

Слишком самовлюбленные, думают, будто все, кто не с ними – подонки. Я, между прочим, не вижу ничего криминального в том, чтобы быть подонком. Просто терпеть не могу тех, кто считает, что это плохо.

– Но я не могу пропустить свидание с Бетани. Она уже все распланировала.

– Ничего страшного.

– Кроме того, я думал, что ты позовешь с собой Уитни Стоув.

– Я позвал.

– Позвал!? А почему мне не сказал?

– Да потому что с ней ничего не вышло. Она сказала, что пустоголовые любители вечеринок ее не интересуют.

– Так и сказала?

– Ага.

– Ну и лажа!

– Не знаю.

– Ты не пустоголовый любитель вечеринок, чувак. Любой, кто такое говорит, ничего о тебе не знает. Просто они никогда не слышали наши полуночные беседы, это точно.

– Но ты же знаешь Уитни: она же артистка.

– Не понимаю, почему ты не пригласил Тару. Ей бы очень хотелось с тобой встречаться. Так Бетани говорит. Кроме того, я видел, как она смотрела на тебя, когда мы ехали из Бриктауна.

– Я не могу встречаться с Тарой.

– Конечно можешь. Сам подумай. Они с Бетани… в общем, близкие подруги. Мы могли бы ходить на двойные свидания. Устраивали бы пикники у озера: гамбургеры, выпивка, немного травки. Было бы опупительно.

– Не сомневаюсь, – говорю я, мысленно рисуя эту сцену. – Но этому не бывать. Я не смогу встречаться с Тарой. Никогда. Если я это сделаю, Кэссиди станет думать, что была права. Она скажет: «Взгляните на этого козла. Пытался меня убедить, что у них с Тарой ничего нет, а теперь они сидят под деревом и кормят друг друга жареной картошкой».

Мои слова вызывают у Рикки смех.

– Знаешь что? – говорит он. – Мне все еще не верится, что она всерьез запала на Маркуса Уэста. Я вообще не могу представить их вместе. Она всегда издевалась над спортсменами.

– Ха, зато я могу. – Я делаю еще один глоток из фляжки. – Ты хорошо знаешь Кэссиди и ее любовь к «Гринпису», и к «Среде обитания для человечества»[17]17
  Некоммерческая организация, занимающаяся строительством простого и доступного жилья для бедных и бездомных во всем мире. – Прим. пер.


[Закрыть], и к гей-парадам, и ко всему в таком роде. А теперь возьми Маркуса, который практически вся Армия спасения в одном лице. Он постоянно чем-то занят: раздает обеды бездомным на День благодарения, работает с детьми из «Специальной Олимпиады»[18]18
  Международная организация, занимающаяся проведением спортивных мероприятий для лиц с умственными отклонениями. – Прим. пер.


[Закрыть], возвращает на правильный путь малолетних преступников. Надо отдать ему должное. Он не из тех, над кем можно издеваться.

– Да, – соглашается Рикки. – А еще у него огромное «хозяйство».

– Что?

– Ну, говорят, что у черных парней член огромный, как у слона.

– Фигня. Я не верю в подобные расистские стереотипы.

– Я тоже, – говорит он. – Но трудно не думать об этом.

Я смотрю на него и качаю головой.

– Пока ты об этом не заговорил, мне было легко не думать.

– Прости, друг.

Я делаю большой глоток.

– Классная ситуация получается. Плохо, что я должен ехать к сестре, теперь меня весь вечер будет мучить нарисованная тобой картина.

– Вот, – говорит Рикки. Он вытаскивает из кармана куртки толстый косяк. – Возьми с собой. Эта штука довольно крепкая. Поможет скоротать вечерок.

Глава 13

Я работаю с трех до восьми, а сегодня мне впервые не хочется уходить. Я готов остаться даже после закрытия. Часов до десяти буду проводить инвентаризацию, займусь еще чем-нибудь, лишь бы не идти на суаре к моей сестре. К сожалению, около семи Боб отводит меня в сторону и говорит, что будет лучше, если я уйду пораньше.

Я отвечаю:

– Нет. Я могу понадобиться, вдруг придут покупатели, а ты тут один.

А он мне:

– Слушай, я знаю, что ты уже принял на грудь, а мы не можем допустить, чтобы какой-нибудь покупатель опять нажаловался в головной офис. Понимаешь?

Я начинаю уверять его, что не пил ни капли, только я не могу врать Бобу, поэтому я говорю, что прополощу рот и пожую жвачку. Но он не соглашается.

– За час до закрытия я справлюсь один, – говорит он. – Иди домой и ложись спать пораньше. Я не сержусь на тебя, Саттер, я знаю, что ты хороший парень. И я знаю, что у тебя была тяжелая неделя из-за неприятностей с Кэссиди.

– Ой, – говорю, – я уже и забыл о ней. Поверь мне, у меня нет проблем с девушками. Я свободный человек. Я только щелкну пальцем и у меня сразу будет новая девчонка.

– Конечно, – говорит он. – Только в магазине мужской одежды ты ее не найдешь. Так что иди домой. Я справлюсь. Обсудим все завтра.

Идти прямиком домой – не вариант. Мама тут же погонит меня к Холли. Мне ничего не остается, как купить по дороге большую бутылку «7Up», поболтаться по улицам какое-то время, а затем неторопясь выдвигаться в сторону дома сестры. Чтобы прийти к ней как можно позже и как можно меньше времени сидеть в обществе ее муженька, Кевина, пока она будет мастерить салат. Я, знаете ли, очень позитивный человек – и принимаю непонятное, – но с этой парочкой я поневоле становлюсь немножко циником, а сегодня я в таком настроении, когда цинизма становится чуть больше, чем немножко.

Холли и Кевин живут в престижном районе на севере Оклахома-Сити, на их улице много больших старинных особняков, и их обитатели – всякие руководители выше среднего. Для справки: Кевин произносит свое имя не так, как обычные люди. Он произносит его Кивин. Он какая-то крупная шишка в энергетической компании. Они отлично ладят, особенно, если учесть, что Холли всего двадцать пять, а Кевин лет на пятнадцать старше, и уже был женат. Холли говорит, что фото его бывшей следовало бы поместить на плакат о вреде пластической хирургии. Раньше Холли работала в компании Кевина, была помощником по общим вопросам при каком-то начальнике, так что вполне очевидно, она высоко взлетела по карьерной лестнице.

Я бы не удивился, если бы выяснилось, что моя мама любит Кевина даже больше, чем сама Холли. Кстати, ей пришлось выдумать какой-то нескладный предлог, что она не может пригласить маму на ужин потому, что его родителей там не будет. Уверен, что своим предкам он наплел то же самое про нашу маму. Зачем они решили пригласить меня – понятия не имею, но маму это точно задело.

По ее мнению, Кевин – многообещающий юноша. Что бы он ни делал – все правильно. В каком-то смысле она, вероятно, чувствует себя причастной к тому, что Холли нарыла себе такой алмаз в пятьдесят каратов, то есть Кевина. Как-никак, у мамы с Гичем получилось почти так же. Она начинала в должности его секретарши и, думаю, очень живо представила себя в его большом двухэтажном доме. Эта картина так сильно завладела ее сознанием, что глядь – Гич уже разводится, а мама раскатывает вместе с ним на его зеленом «Кадиллаке».

Но даже со всеми его деньгами, Гич просто горсть стразов по сравнению с состоятельным обитателем престижного севера и обладателем стрижки за шестьдесят баксов, каковым является Кевин. Вы бы видели, с каким видом мама сидит возле их бассейна в сияющих золотых босоножках. Такое впечатление, будто она особа королевских кровей. А окунать напедикюренный палец в тот маленький бассейнчик, который Гич соорудил у нас на заднем дворе, она категорически отказывается.

Из-за разницы в восемь лет мы с Холли никогда не были особенно близки. Она не раз говорила мне, что она стала поводом для того, чтобы родители поженились, а я – чтобы развелись. Она говорила, что, если бы у них был только один ребенок, у них бы не было тех денежных проблем, из-за которых они столько ссорились. Да и наплевать! Она просто мстила мне за то, что я всегда прикалывался над ее сиськами, крохотными как орех. Но это было до пластики по увеличению, естественно.

В общем, я вот о чем: подозреваю, что сегодня я ей для чего-то понадобился. Холли, она, как мама. Обе хотят, чтобы я поддерживал связи, видите ли. «Все дело в том, с кем ты знаком», – любит повторять Холли. Только она не объясняет, какое именно дело, а я не спрашиваю. Кто-то может решить, что она просто пытается помочь мне подняться выше, но моя теория заключается в том, что на самом деле она хочет превратить меня в своего рода аксессуар к своему жизненному стилю. В многообещающего младшего братика, которым можно хвастаться перед своими многообещающими друзьями.

Среди автомобилей, стоящих перед ее домом, я узнаю только маленькую красную спортивную машинку. Она принадлежит приятелю Кевина, Джеффу, который владеет «Бумер Импортс» с офисом в Нормане, в миле от Университета Оклахомы. Теперь все ясно. Они хотят, чтобы я поступил в «альма-матер» Кевина и одновременно продавал красные автомобили с откидывающимся верхом разведенным мужикам среднего возраста, одержимым несбыточной мечтой превратиться в плейбоев.

В доме сестрица одаривает меня поцелуем в воздух – кажется, она считает, что так принято приветствовать друг друга в высшем обществе, – и ведет в гостиную, где все уже удобно расположились на диванах и в креслах с напитками в руках. Мне она, естественно, выпить не предлагает, но именно поэтому я и прихватил с собой «7Up».

Кроме Джеффа и его жены, присутствует еще человек пять, которых я не знаю и имена которых забываю сразу же, как только сестра представляет нас друг другу. Всех, кроме имени девушки – дочки Джеффа, как оказывается. Она, похоже, моего возраста, и у нее потрясающие рыжие волосы, я таких в жизни не видел. Ее зовут Ханна, и одного взгляда на ее нежную, как сахарная глазурь, кожу достаточно, чтобы у меня закипела кровь.

Возможно ли, спрашиваю я себя, чтобы Холли подумывала не только об устройстве меня на работу?

Если бы не Ханна, я бы поддался искушению помахать всем ручкой и усесться где-нибудь в уголке, однако сейчас я прохожу мимо всех гостей, обмениваясь рукопожатиями, и наконец добираюсь до конца дивана. Я задерживаю ее руку в своей чуть дольше, чем положено.

– Где я был всю твою жизнь? – говорю я, открывая в сияющей улыбке милую щелочку между передними зубами.

Она ничего не говорит в ответ, смущается, а потом поднимает на меня глаза, и я тону в их бездонной зеленой глубине.

Глава 14

В таких ситуациях приходиться сохранять хладнокровие. Нельзя просто втиснуться рядом с девчонкой и тут же начать к ней клеиться. Поэтому я сначала беру с блюда кусочек какого-то навороченного сыра, на который потратилась Холли, и сажусь на табурет возле барной стойки. Изредка бросая взгляды на Ханну, я делаю вид, будто меня интересует беседа.

Мужчины ведут беседы типа:

– Ну, ты ездил на Тахо[19]19
  Озеро в районе горного хребта Сьерра-Невада. – Прим. пер.


[Закрыть]? Как поиграли в гольф?

– О, это была фантастика! У женщин тема другая:

– Ты заглядывала в тот маленький антикварный, что недавно открылся на углу Кущерайской и Райскокущской?

– Нет, а что там?

– О, это просто фантастика!

Я даю себе слово, что никогда не буду устраивать вечеринку вроде этой, сколько бы лет мне не стукнуло. И что, после окончания колледжа – именно это называется дружбой? Едва ли этих людей можно назвать друзьями, во всяком случае, в том смысле, который вкладывался в это слово во времена моего детства.

Наверное, все меняется, когда человек выходит в большой мир, и каждый день, в отличие от однообразной рутины школьных лет, приносит ему новый опыт. Но у этих людей нет понятных только им шуток и интересных только им давних историй и теорий о том, как работает вселенная, и многого другого. Между ними нет глубоких связей. Они почти не знают друг друга.

Какое-то время я тренирую свои экстрасенсорные способности, подзывая Ханну к столику с навороченным сыром, чтобы, наконец, заговорить с ней. Но совсем скоро выясняется, что талантов в этой области у меня совершенно нет: она продолжает сидеть на своем месте, прямая как палка, с руками, сложенными на коленях, и губами, застывшими в вежливой улыбке. Обычно мне редко бывает скучно – так уж у меня устроены мозги, – но сейчас, на этой вечеринке, меня начинает охватывать паника. Мне кажется, что если в ближайшее время ничего интересного не произойдет, я рухну с табурета и растекусь по полу. И тут я вспоминаю о косяке, который дал мне Рикки. Он мог бы придать вечеру некоторую остроту.

Ванная на втором этаже – та, что примыкает к спальне Холли и Кевина, – выглядит идеальным местом для того, чтобы там пыхнуть, но что я вижу, когда поднимаюсь туда? Прямо на огромном комоде стоит высокая бутылка скотча «Макаллан» тридцатилетней выдержки. Тридцатилетней! Вот вам весь Кевин. Он обожает пускать пыль в глаза, выставляя напоказ брендовые штучки, однако у него нет желания распивать эту трехсотдолларовую бутылку на столь малозначительной вечеринке. Конечно, ведь его босса-то здесь нет.

Я сам никогда не был любителем скотча, но мой «7Up» уже начинает казаться мне малость жидковатым. Ну и вообще, какова вероятность, что мне когда-нибудь доведется попробовать нечто подобное? Я как-то читал в одной статье в интернете, что шестидесятилетняя бутылка «Макаллана» продается за тридцать восемь тысяч долларов! И что из того, что эта еще не открыта? Я же не вылакаю полбутылки сразу.

Хотелось бы открыть ее так, чтобы Кевин ничего не заметил. И вот с этим проблема. Даже если я со всей осторожностью сниму печать, мне надо будет очень постараться вернуть ее на место. Я изучаю бутылку под разными углами, верчу ее туда-сюда, даже скребу печать ногтем, но безрезультатно.

В конце концов я решаю покурить, надеясь, что травка наведет меня на мысль. После пары глубоких затяжек голова начинает работать, и меня осеняет гениальная идея: можно отбить горлышко бутылки о раковину, выпить всю бутылку, не забывая при этом глотать стекло. А потом, когда меня начнет рвать, я выблюю целую батарею идеальных миниатюрных бутылочек скотча!

Вот поэтому я не курю столько, сколько Рикки – у меня слишком бурная фантазия, для нее достаточно одной-двух затяжек.

Нарисованная воображением картина веселит меня, и я едва сдерживаю смех. И тут у меня в голове появляется новая: Кевин входит в ванную, я размахиваю перед ним «розочкой», как ковбой во время драки в салуне в каком-нибудь старом вестерне. На этот раз я не могу удержаться и ржу во все горло.

Ступенька на лестнице скрипит. Кто-то приближается. Наверное, Кевин – испугался, что я доберусь до его трехсотдолларовой бутылки. Вот же параноик. Не доверяет родному брату своей жены.

– Саттер? – Это и в самом деле Кевин. – Эй, ты здесь? Может, спустишься вниз и немного поболтаешь с Ханной?

Он идет в мою сторону. Я понимаю, что сейчас, когда я под кайфом, самое естественное – это юркнуть в гардеробную. Любой на моем месте поступил бы так же, говорю я себе. Стоя между костюмами и спортивными куртками, я наблюдаю за ним в щелочку между стенкой и раздвижной дверью. Он ищет меня, будто я отошедший от дел вор-форточник, который вновь принялся за старое.

Он смотрит на комод. Черт, думаю, я не поставил бутылку на место, прежде чем спрятаться.

– Саттер? – зовет он, оглядываясь. Я говорил, что его волосы похожи на парик? Это не парик, но они действительно выглядят как парик. Он направляется к ванной. – Ты не видел мою бутылку «Макаллана»?

Я качаю головой. Неужели он действительно думает, что я поднялся сюда, чтобы спереть его скотч? Мне хочется незаметно спуститься вниз, выскользнуть через заднюю дверь и больше никогда не появляться в их чертовом доме.

Одна проблема: у меня в пальцах все еще тлеет косячок Рикки. И знаете, что происходит дальше? Огонек оказывается слишком близко к полиэтиленовому чехлу, в котором тысячедолларовый костюм Кевина прибыл из химчистки, и вся эта штука моментально вспыхивает. Превращается в огненный шар из «Войны миров». Мне ничего не остается, как выскочить из гардеробной и покатиться по ковру, чтобы сбить огонь, на случай, если я тоже горю. Ведь именно так советуют поступать на пожарных учениях в начальной школе.

Если вы думаете, что Кевин обеспокоился, загорелся я или нет, значит, вы не представляете, каков он, Кевин. Нет, он думает только о том, чтобы погасить огонь на своем драгоценном костюме, и принимается колотить по нему подушкой. Вот черт. В этом весь Кевин: куча сшитых кусков ткани заботит его больше, чем человеческая жизнь.

В результате гибнет только один костюм. Остальные, скорее всего, лишь пропитались запахом горящего полиэтилена, но в химчистке с этой проблемой справятся без труда. Но Кевин все равно в ярости набрасывается на меня. И понятно, что прибывшая Холли тоже становится на его сторону. Я в жизни не видел ничего хуже: сначала взбесился он, а потом она стала вопить как резаная, – прям-таки сериал на женском кабельном канале. Все это даже хуже, чем тот скандал, который мне устроили мама и Гич, когда я без спросу взял их машину и въехал в мусоровоз.

– Саттер, почему ты так себя ведешь? – орет Холли. – Почему нельзя вести себя, как нормальные люди? Когда же ты очнешься?

Конец их благопристойному ужину, приправленному великосветским этикетом.

– Послушайте, – говорю я. – Кому-нибудь из вас приходило в голову, что я чуть не сгорел? Чуть не превратился в груду пепла вместе с этим костюмом?

– А кто в этом виноват? – говорит Холли, по ее щекам текут слезы, смешанные с тушью.

– А что у тебя в руке? Моя бутылка «Макаллана»? – спрашивает Кевин.

– Ага, – отвечаю я, протягивая ему бутылку. – Не беспокойся, я ее не открывал. Просто рассматривал.

Они с Холли снова набрасываются на меня, но я прерываю их:

– Я извиняюсь. Это все, что я могу сказать. Это вышло случайно. Давайте я просто уйду, и вы не будете тратить остаток вечера и свои глотки на то, чтобы орать на меня?

С этими словами я выхожу из комнаты, оставляя их наедине с их воплями. Гости внизу едва не сворачивают шеи, разглядывая меня, когда я прохожу мимо. На мгновение я останавливаюсь и смотрю на Ханну, пытаясь телепатически уговорить ее уйти со мной, но она отвечает мне полным ужаса взглядом, как будто я Человек-волк или Кожаное лицо.

– Всем спокойной ночи, – говорю я, весело салютуя Ханне. – Непредвиденные обстоятельства вынуждают меня покинуть ваше общество и нажраться в сиську.

Глава 15

– Почему никто не любит меня? – кричу я, проносясь по улицам в тачке. – У меня красивая машина. У меня большой член. Почему никто не любит меня?

Если вам кажется, что все это ужасно трогательно, уточняю: это сарказм. На самом деле это слова одного чувака, с которым мы однажды летом работали на погрузке оборудования для сантехнической фирмы Гича. Его звали Даррел. Мы сидели на пандусе, обливаясь по́том под жаркими лучами солнца. Дело было сразу после того, как женушка Даррела дала ему от ворот поворот, и он недоумевал: «Почему никто не любит меня? У меня красивая машина. У меня большой член. Почему никто не любит меня?»

Он говорил это абсолютно серьезно. Мне было и жалко его, и хотелось смеяться одновременно. Мне кажется, каждый должен время от времени попробовать это выкрикнуть. Здорово бодрит.

Через пару кварталов я вдруг понимаю, что справа надо мной возвышается здание «Чейз». Через две минуты я могу быть у входа, а толку-то? Поэтому я заезжаю на наземную парковку и сижу в машине, глядя на черные окна на самом верху. Глотнув виски, я говорю:

– Как оно, пап? Хочешь сорвать большой куш? Заработать миллион? Хочешь показать маме, как сильно она ошибалась? Заставить ее умолять тебя вернуться после всех этих лет?

Я делаю еще один глоток.

– Спускайся, пап! – кричу я в лобовое стекло. – Спускайся на землю, черт побери!

Но нет смысла здесь задерживаться. Глупо бродить вокруг здания, мокнуть и мерзнуть. Сегодня пятница. Я свободен, полон сил, и это прекрасно. Впереди у меня целая ночь. Забудем о погибшем в огне костюме Кевина и о зеленых глазах Ханны. Забудем о Кэссиди и о магазине мистера Леона, об алгебре и вообще о завтрашнем дне. Я возьму эту ночь и вскрою, вгрызусь в самую сердцевину, съем мякоть и выброшу объеденную кожуру.

В Бриктауне я паркуюсь около бейсбольного стадиона, слоняюсь по улицам, догоняясь тем, что осталось во фляжке, и пялюсь на всех красивых девчонок. Я останавливаюсь на углу поболтать с чуваком, который всегда играет здесь на причудливой китайской гитаре. Чтобы помочь его бизнесу, я призываю прохожих бросить ему пару лишних монет. Из меня получается отличный зазывала, такой же, как те, что работают на главной ярмарке штата, но чувак отказывается оценить мои усилия по достоинству, поэтому я двигаю дальше.

Я захожу в бары, но меня выставляют оттуда. К счастью, я наконец, я нахожу один, где у входа нет вышибалы. В зале многолюдно, посетители – сплошь перспективная и многообещающая молодежь. Я проскальзываю внутрь, чтобы обдумать свой следующий шаг. Здесь классно. Жду, не дождусь, когда мне исполнится двадцать один. Я все вечера стану просиживать в барах.

За столиком у стены сидит группка девчонок, вероятно, студентки, две блондинки и три брюнетки, все красивые, но по-разному, как пирожные-ассорти. Да, говорю я себе, господь заботится обо мне. Господь не позволит мне утонуть.

Сначала девушки смотрят на меня подозрительно, но я улыбаюсь им и принимаюсь рассказывать о том, как свалился с крыши Кэссиди. Они смеются и приглашают подсесть к ним. Мы знакомимся, и оказывается, что они действительно учатся в Университете Оклахомы. Я мог бы соврать и сказать, что я тоже студент, но я слишком раскрепощен, чтобы врать. Тем более, они приходят в восторг от того, что я, школьник, в одиночку отправился по барам, чтобы залить разрыв с подружкой.

Они угощают меня своим пивом и хохочут над моими историями. Их глаза горят, их волосы красиво переливаются. Я влюблен в каждую из них одновременно. Две целуют меня в щеки, одна гладит по голове. На мгновение меня захватывает мысль о том, как я вместе с ними пойду в общагу, и мы, голые и веселые, будем вместе кувыркаться на круглой кровати с красной шелковой простыней. Все будет, как в «Разбушевавшихся красотках», только с моим участием.

Конечно мы никуда не идем. Они планируют отправиться по барам, но меня с собой не приглашают. По очереди прощаясь со мной, они треплют меня по щекам и даже щиплют за задницу, но все это как-то по-сестрински. Вот так, догадываюсь я, чувствовал себя Рикки в обществе девчонок до того, как я свел его с Бетани.

Однако моя ночь не заканчивается. Я бреду вдоль канала, потом иду к синеплексу в надежде встретить каких-нибудь знакомых. Там ничего интересного, поэтому я возвращаюсь на парковку, но не могу вспомнить, на каком этаже оставил свою машину. Я не переживаю из-за этого, потому что поиски машины дают мне шанс встретить новых людей. К тому же я знаю, что рано или поздно господь приведет меня к моей тачке, потому что я пьянь господня. Единственная проблема в том, что моя фляжка сильно полегчала.

Естественно, господь не оставляет меня. Откуда-то, будто по волшебству, появляется моя машина, а в пяти минутах езды, на федеральной трассе, полно супермаркетов и парковок для дальнобойщиков, где полно пива крепостью три и два. Моя задача – найти такую точку, где не спрашивают документы, или уговорить кого-нибудь купить мне пива.

По одной из парковок для дальнобойщиков слоняется девица в микроскопической юбке. Она видит меня и призывно улыбается. На вид ей двадцать пять или около того, и она довольно симпатичная, только зубы плохие. До меня доходит, что она – метамфетаминовая шлюха.

Меня это устраивает. Я ни к кому не отношусь с презрением, разве что к тем, кто много о себе думает, а таких самих можно только пожалеть. Мы весело болтаем, у нее отличное чувство юмора, за словом в карман она не лезет. Зовут ее Аква – во всяком случае, она себя так называет – и, хотя она и хочет «повеселиться» со мной, у нее еще хватает мозгов сообразить, что можно заработать десятку, купив мне упаковку из двенадцати банок.

– Заезжай как-нибудь, Саттер, – говорит она, протягивая мне пиво. – Я сделаю тебе специальную скидку.

Я целую кончики пальцев и касаюсь ее щеки: «Дай знать, если захочешь пойти на настоящее свидание, я сразу приеду».

Возможно, уже поздно начинать с большой упаковки, но я никуда не спешу, тем более домой. Холли по-любому уже позвонила маме и рассказала, какое я полнейшее дерьмо. Но переживать из-за этого я буду завтра. А сейчас меня ждет куча мест, где я хотел бы побывать, и громкая музыка.

Не знаю, как долго я колесил по окрестностям, но в какой-то момент я обнаруживаю, что еду по незнакомому району, боковые стекла опущены и холодный ветер хлопает полами моей куртки. Сначала дома выглядят неплохо, но чем дальше, тем обшарпаннее они становятся. И вот я оказываюсь в окружении кривобоких домишек, построенных как будто из фанеры. Заваленные крыши, террасы из голого бетона, чахлые деревья, лысые лужайки. Тут и там на заросших сорняками клумбах валяются трехколесные велосипеды или выцветшие пластмассовые педальные лошадки. В этих непрочных коробках ютятся семьи – когда-то и моя семья жила в такой же.

Вот этих людей я понимаю. Этих людей я люблю.

– Вы прекрасны! – кричу я, и мой голос улетает вместе с ветром. – Вы праведники!

Неожиданно что-то заставляет меня резко свернуть на обочину и понестись по пустым лужайкам.

– Долой короля! – ору я. – Долой чертова короля!

И это последнее, что я помню, прежде чем просыпаюсь под мертвым деревом и взглядом склонившейся надо мной светловолосой голубоглазой девушки.