Текст книги "На полях «A Shropshire lad»"

-10-
Пейзажная лирика

 
Что же, ну что же вы, ивы,
Клены мои, тополя?
Что ж вы такие красивые?
Как же вы тут без меня?
 
 
Что же, мое ты сердечко,
Бьешься бессмысленно так?
Рифмами «сучка» и «течка»
Не обойдешься никак!
 
 
Что же ты, старче? Чего ты?
Надобно, может, чего?
Полностью выбраны квоты,
Нету у нас больше квот…
 
 
Что же ты, иволга-лгунья?
Я разобрать не могу…
И передать не могу я…
Сколько ж, кукушечка? – «Ку!»…
 
 
Ку?! Ах ты сука такая!
Ну-ка, скотина, еще!..
Что ж ты, Психея, порхаешь,
Словно полвека не в счет?
 

-XI-

 
On your midnight pallet lying,
Listen, and undo the door:
Lads that waste the light in sighing
In the dark should sigh no more;
Night should ease a lover’s sorrow;
Therefore, since I go to-morrow,
Pity me before.
 
 
In the land to which I travel,
The far dwelling, let me say –
Once, if here the couch is gravel,
In a kinder bed I lay,
And the breast the darnel smothers
Rested once upon another’s
When it was not clay.
 

-11-
Мегаломания

 
По своей и Божьей воле
Вещей лирою звеня,
Стану я великим вскоре,
Может, не пройдет и дня!
Не найти тебе аналог!
Но пока еще я жалок —
Пожалей меня!
 
 
Чтоб, покоясь в Пантеоне,
Памятью людской храним,
Я б дразнил Анакреона,
Нагло хвастал перед ним
Тем, что в жизни сей однажды
– Лучше трижды! ладно, дважды —
Был тобой любим.
 

-XII-

 
When I watch the living meet,
And the moving pageant file
Warm and breathing through the street
Where I lodge a little while,
 
 
If the heats of hate and lust
In the house of flesh are strong,
Let me mind the house of dust
Where my sojourn shall be long.
 
 
In the nation that is not
Nothing stands that stood before;
There revenges are forgot,
And the hater hates no more;
 
 
Lovers lying two and two
Ask not whom they sleep beside,
And the bridegroom all night through
Never turns him to the bride.
 

-12-

 
Роскоши, прохлад и нег
Зря взыскует человек!
Пот и трусость, пот и гнев…
Еду я в метро, взопрев.
 
 
Пот и похоть, злость и зной —
Вот он, мир привычный твой!
Вожделенья липкий жир —
Вот он, вот он этот мир!
 
 
Хоть бы слабый ветерок
Ниспослал гневливый Бог!
Хоть какой-нибудь сквозняк
Освежил бы сей бардак!
 
 
О, как душно, Боже мой!
Неужели пред грозой?..
Дом родимый, мир мирской
Пощади, Создатель мой!
 

-XIII-

 
WhenI was one-and-twenty
I heard a wise man say,
‘Give crowns and pounds and guineas
But not your heart away;
Give pearls away and rubies
But keep your fancy free.’
But I was one-and-twenty,
No use to talk to me.
 
 
When I was one-and-twenty
I heard him say again,
‘The heart out of the bosom
Was never given in vain;
’Tis paid with sighs a plenty
And sold for endless rue.’
And I am two-and-twenty
And oh, ‘tis true, ‘tis true.
 

-13-

 
– Sir, I am one-and-fifty,
I’m wise enough and then
For all my ill experience,
For all twoscore and ten —
 
 
I must say to the youth:
’Tis true, but not the Truth!
 

-XIV-

 
There pass the careless people
That call their souls their own:
Here by the road I loiter,
How idle and alone.
 
 
Ah, past the plunge of plummet,
In seas I cannot sound,
My heart and soul and senses,
World without end, are drowned.
 
 
His folly has not fellow
Beneath the blue of day
That gives to man or woman
His heart and soul away.
 
 
There flowers no balm to sain him
From east of earth to west
That’s lost for everlasting
The heart out of his breast.
 
 
Here by the labouring highway
With empty hands I stroll:
Sea-deep, till doomsday morning,
Lie lost my heart and soul.
 

-14-

 
Ну да – ощущенье такое,
Как будто на самом дне.
Точнее, в мутной водице,
И рядом рыбы одне.
 
 
Немые плавают рыбы.
Но сам-то я тоже нем.
А что наверху творится —
Бог весть. Но я-то не вем.
 
 
Но сам-то я что за птица?
Ведь точно же не велика.
Зачем же зову крылами
Четыре своих плавника?
 
 
А вдруг наверху хитрющий,
Веселый сидит рыбак?
Легко на живца он ловит
Таких неразумных птах.
 
 
А вдруг это все ошибка,
Вся эта жажда высот?
И так ли уж нужно рыбке
Стремиться на берег тот…
 

-XV-

 
Look not in my eyes, for fear
They mirror true the sight I see,
And there you find your face too clear
And love it and be lost like me.
One the long nights through must lie
Spent in star-defeated sighs,
But why should you as well as I
Perish? gaze not in my eyes.
 
 
A Grecian lad, as I hear tell,
One that many loved in vain,
Looked into a forest well
And never looked away again.
There, when the turf in springtime flowers,
With downward eye and gazes sad,
Stands amid the glancing showers
A jonquil, not a Grecian lad.
 

-15-

 
Ох, не гляди в глаза мне, чтобы
Не разглядеть в очках моих
Двух отражений одной зазнобы, —
Это ведь ты отразилась в них!
С первого взгляда влюбишься ты,
Это лицо не любить нельзя,
Ну а полюбишь его – кранты!
Мне ли не знать. Отведи глаза!
 
 
Помнишь, у Куна парнишка тот
Был так жесток, но красив зато.
Он заглянул в водоем – и вот
Больше уже не глядел ни на что.
С первого взгляда влюбившись навеки
В то, что ему показала вода,
Юным цветком, а не древним греком
Там он теперь и торчит всегда!
 

-XVI-

 
It nods and curtseys and recovers
When the wind blows above,
The nettle on the graves of lovers
That hanged themselves for love.
 
 
The nettle nods, the wind blows over,
The man, he does not move,
The lover of the grave, the lover
That hanged himself for love.
 

-16-

 
Там гнется под ветром крапива
Над бедной могилкой моей.
Чтоб стало совсем уж тоскливо,
В крапиве запел соловей!
 
 
Никто не придет, не заплачет!
А придет – обстрекается весь…
Я не знаю, что все это значит
И уместна ль ирония здесь…
 

-XVII-

 
Twice a week the winter thorough
Here stood I to keep the goal:
Football then was fighting sorrow
For the young man’s soul.
 
 
Now in Maytime to the wicket
Out I march with bat and pad:
See the son of grief at cricket
Trying to be glad.
 
 
Try I will; no harm in trying:
Wonder ‘tis how little mirth
Keeps the bones of man from lying
On the bed of earth.
 

-17-

 
– А для тех сынов печали,
Коим больше сорока,
Боги праведные дали
Подкидного дурака,
 
 
И стоклеточные шашки,
И грамм сто – сто пятьдесят,
Чтоб, как куклы-неваляшки,
Мы сумели устоять!
 
 
Ну и, на правах рекламы:
Я б, конечно, предложил
Чтенье книги «Парафразис»
И «Аmour, exile…»
 

-XVIII-

 
Oh, when I was in love with you
Then I was clean and brave,
And miles around the wonder grew
How well did I behave.
 
 
And now the fancy passes by
And nothing will remain,
And miles around they’ll say that I
Am quite myself again.
 

-18-
Идентификация

 
В те дни, когда я был любим
(Тобой, дружок, тобой!),
Я был веселым и смешным,
Короче – был собой!
 
 
Теперь уже совсем не то,
Не то, дружок, совсем,
И я уже незнамо кто,
А стану черт-те чем.
 

-XIX-
To an athlete dying young

 
The time you won your town the race
We chaired you through the market-place;
Man and boy stood cheering by,
And home we brought you shoulder-high.
 
 
To-day, the road all runners come,
Shoulder-high we bring you home,
And set you at your threshold down,
Townsman of a stiller town.
 
 
Smart lad, to slip betimes away
From fields where glory does not stay,
And early though the laurel grows
It withers quicker than the rose.
 
 
Eyes the shady night has shut
Cannot see the record cut,
And silence sounds no worse than cheers
After earth has stopped the ears:
 
 
Now you will not swell the rout
Of lads that wore their honors out,
Runners whom renown outran
And the name died before the man.
 
 
So set, before the echoes fade,
The fleet foot on the sill of shade,
And hold to the low lintel up
The still-defended challenge-cup.
 
 
And round that early-laurelled head
Will flock to gaze the strengthless dead,
And find unwithered on its curls
The garland briefer than a girl’s.
 

-19-
Моей бабушке, Залеевой Р. В.

 
В очередной решая раз
Лететь ли во Владикавказ,
Прикидывая тяжело,
Откуда выкроить бабло,
 
 
Озлясь, воскликнул я: «К чертям!
Ведь я ее увижу там!»
И я припомнить смог едва,
Что бабушка давно мертва…
 
 
Смерть вообще противна мне,
Но тут она мерзка вдвойне —
Но тут ей оправданья нет,
И я готов вернуть билет!
 
 
И вновь лирический герой
Заверещит: «Ужо постой!
Врешь, не возьмешь!». Но как и встарь —
Визжит коса, грядет Косарь!
 
 
И автор вновь зайдется весь:
«Смерть, жало где твое?!» – Да здесь!
Да вот оно, ну вот же, вот
Безносый скалится урод!
 
 
Какой соблазн ответить: «Но
Мне тоже жало вручено
Шестикрылатым!..» Но вранье
Навряд ли воскресит ее.
 
 
Прости меня, ма хори хай[3]3
  Осетинское ласковое обращение; приблизительный перевод: «Доля моего сердца».


[Закрыть],
Роза Васильевна, прощай!
Прощай, и если навсегда,
Все остальное – ерунда.
 

-XX-

 
Oh fair enough are sky and plain,
But I know fairer far:
Those are as beautiful again
That in the water are;
 
 
The pools and rivers wash so clean
The trees and clouds and air,
The like on earth has never seen,
And oh that I were there.
 
 
These are the thoughts I often think
As I stand gazing down
In act upon the cressy brink
To strip and dive and drown;
 
 
But in the golden-sanded brooks
And azure meres I spy
A silly lad that longs and looks
And wishes he were I.
 

-20-

 
Красивы небо и земля,
Однако не совсем.
Видал и покрасивей я,
И чище между тем!
 
 
Как эти кроны зелены,
Как ясен небосвод,
Когда они отражены
В зерцале тихих вод!
 
 
Как бы платоновских идей
Загробный чистый мир,
В прохладной смоются воде
И пыль, и вонь, и жир!
 
 
Нырнуть бы в эти облака
И кануть без следа…
Но там я вижу дурака,
Он просится – сюда!
 

-XXI-
Bredon[4]4
  Prononce Bridon


[Закрыть] Hill

 
In summertime on Bredon
The bells they sound so clear;
Round both the shires the ring them
In steeples far and near,
 
 
A happy noise to hear.
Here of a Sunday morning
My love and I would lie,
And see the coloured counties,
 
 
And hear the larks so high
About us in the sky.
The bells would ring to call her
In valleys miles away:
 
 
‘Come all to church, good people;
Good people, come and pray.’
But here my love would stay.
And I would turn and answer
 
 
Among the springing thyme,
‘Oh, peal upon our wedding,
And we will hear the chime,
And come to church in time.’
 
 
But when the snows at Christmas
On Bredon top were strown,
My love rose up so early
And stole out unbeknown
And went to church alone.
 
 
They tolled the one bell only,
Groom there was none to see,
The mourners followed after,
And so to church went she,
And would not wait for me.
 
 
The bells they sound on Bredon
And still the steeples hum.
‘Come all to church, good people,’ —
Oh, noisy bells, be dumb;
I hear you, I will come.
 

-21-
Бридон-Хилл

 
С вершины Бридон-Хилла
Слышны колокола.
Со всех церквей окрестных,
Из каждого села —
 
 
Тебе, Господь, хвала!
Но я с подругой милой
Взошел не для того
На этот холм, заросший
 
 
Медвяною травой,
Чтоб глас услышать Твой!
Колокола взывали
К безумным юным нам:
 
 
«Приидите, миряне,
Приидите во храм!»
Но мы остались там.
И я смеясь ответил:
 
 
«Что нам во храме том?
Звоните к нашей свадьбе —
За свадебку мирком.
Мы раньше не придем!»
 
 
Но раньше, много раньше
Она во храм пришла.
Над Бридон-Хиллом стыла
Рождественская мгла.
И выла, и мела.
 
 
И колокол ударил,
И был обряд свершен,
Но был моей невесте
Не слышен тяжкий звон —
Усопших крепок сон.
 
 
И вновь над Бридон-Хиллом
Сияет синева,
И снова зеленеет
Медвяная трава.
И благовест взывает:
«Прийди! Она жива!»
 

-XXII-

 
The street sounds to the soldiers’ tread,
And out we troop to see:
A single redcoat turns his head,
He turns and looks at me.
 
 
My man, from sky to sky’s so far,
We never crossed before;
Such leagues apart the world’s ends are,
We’re like to meet no more;
 
 
What thoughts at heart have you and I
We cannot stop to tell;
But dead or living, drunk or dry,
Soldier, I wish you well.
 

-22-

 
Ну почему не Честертон,
Не Донн, не Вальтер Скотт?!
С какого перепугу он
К себе меня влечет?
 
 
На кой мне этот пессимизм,
И плоский стоицизм,
И извращенный эротизм,
И жалкий атеизм?
 
 
Зачем же про себя и вслух
Я эти песни пел?..
О, где б ты ни был, бедный дух,
Professor, I wish you well.
 

-XXIII-

 
The lads in their hundreds to Ludlow come
in for the fair,
There’s men from the barn and the forge
and the mill and the fold,
The lads for the girls and the lads for the liquor
are there,
And there with the rest are the lads that will
never be old.
 
 
There’s chaps from the town and the field and
the till and the cart,
And many to count are the stalwart, and many
the brave,
And many the handsome of face and the handsome
of heart,
And few that will carry their looks or their
truth to the grave.
 
 
I wish one could know them, I wish there were
tokens to tell
The fortunate fellows that now you can
never discern;
And then one could talk with them friendly and
wish them farewell
And watch them depart on the way that they
will not return.
 
 
But now you may stare as you like and there’s
nothing to scan;
And brushing your elbow unguessed-at and
not to be told
They carry back bright to the coiner the mintage
of man,
The lads that will die in their glory and never
be old.
 

-23-

 
Когда я подросшую Сашку не мог
убедить
Гулять в лесопарке, я вынужден
был проводить
На детской площадке часы, про себя
матерясь.
Жужжали мамаши… Но я не об
этом сейчас.
 
 
Как в песне поется: «Вдруг сердце
забилось в груди!
Мальчишки, мальчишки, что будет
у вас впереди?»
Я с тихой тоской ясно видел, что выйдет
из них,
Мальчишек драчливых, девчонок
плаксивых таких.
 
 
Из той воображалы, конечно же, вырастет
блядь,
А этот жиртрест – пиар-менеджер,
сразу видать,
А рева-корова какой-нибудь
станет главой,
Один из близняшек – ментом,
журналистом – другой.
 
 
А жадина эта, говядина, будет
как раз
Нормальной мамашей. Но я не
об этом сейчас.
Сейчас я об ужасе тихом, что был
наречен
Ахматовой Анной Андреевной —
бегом времен.
 

-XXIV-

 
Say, lad, have you things to do?
Quick then, while your day’s at prime.
Quick, and if ‘tis work for two,
Here am I, man: now’s your time.
 
 
Send me now, and I shall go;
Call me, I shall hear you call;
Use me ere they lay me low
Where a man’s no use at all;
 
 
Ere the wholesome flesh decay
And the willing nerve be numb,
And the lips lack breath to say,
‘No, my lad, I cannot come.’
 

-24-

 
Только свистни – видит Бог —
Я примчусь тебе помочь!
Я бы так тебе помог!
Но тебе свистеть невмочь.
 
 
Сам «На помощь!» я кричу
Про себя и про тебя
И беспомощно молчу,
Лишь губами шевеля.
 
 
Там, в сиянии миров,
Наш помощник, где-то там…
Ну а «тайный жар стихов»
Не поможет больше нам.
 

-XXV-

 
This time of year a twelvemonth past,
When Fred and I would meet,
We needs must jangle, till at last
We fought and I was beat.
 
 
So then the summer fields about,
Till rainy days began,
Rose Harland on her Sundays out
Walked with the better man.
 
 
The better man she walks with still,
Though now ‘tis not with Fred:
A lad that lives and has his will
Is worth a dozen dead.
 
 
Fred keeps the house all kinds of weather,
And clay’s the house he keeps;
When Rose and I walk out together
Stock-still lies Fred and sleeps.
 

-25-

 
«Как больно и как верно!» – так
Гандлевский бы сказал,
Когда б о Розе Харланд он
Однажды прочитал.
 
 
Но есть больнее и верней
Пословица одна,
Здесь с осетинского она
Мной переведена:
 
 
«Всегда у тех, кто нелюбим,
– Всегда и навсегда! —
Противно шаркает нога
И чавкают уста!»
 
 
Ах, как же нелюбовь слепа!
А я, забыв о том,
В прихожей шаркал у тебя
И чавкал за столом.
 

-XXVI-

 
Along the field as we came by
A year ago, my love and I,
The aspen over stile and stone
Was talking to itself alone.
‘Oh who are these that hiss and pass?
A country lover and his lass;
Two lovers looking to be wed;
And time shall put them both to bed,
But she shall lie with earth above,
And he beside another love.’
 
 
And sure enough beneath the tree
There walks another love with me,
And overhead the aspen heaves
Its rainy-sounding silver leaves;
And I spell nothing in their stir,
But now perhaps they speak to her,
And plain for her to understand
They talk about a time at hand
When I shall sleep with clover clad,
And she beside another lad.
 

-26-

 
Мерцали звезды меж ветвей,
Рыдал над нами соловей,
Когда, обняв любовь мою,
Я думал, что уже в раю.
Но вдруг стал внятен для меня
Печальный месседж соловья:
«Кто там сопит во тьме ночной —
Старик над девою младой?
Старпер злосчастный, не проси!
Она и вправду sans merci.
 
 
И даже если не предаст,
Уж точно ни за что не даст!
Она другому отдана,
Другая и тебе нужна».
И правда – я теперь с другой
В обнимку стыну под луной,
И снова свищет соловей
Меж соответственных ветвей.
Но нынче мне не разобрать,
Что он пытается сказать.
 
 
Внимать прогнозам соловья
Сегодня очередь ея.
 

-XXVII-

 
‘Is my team ploughing,
That I was used to drive
And hear the harness jingle
When I was man alive?’
 
 
Ay, the horses trample,
The harness jingles now;
No change though you lie under
The land you used to plough.
 
 
‘Is football playing
Along the river shore,
With lads to chase the leather,
Now I stand up no more?’
 
 
Ay, the ball is flying,
The lads play heart and soul;
The goal stands up, the keeper
Stands up to keep the goal.
 
 
‘Is my girl happy,
That I thought hard to leave,
And has she tired of weeping
As she lies down at eve?’
 
 
Ay, she lies down lightly,
She lies not down to weep,
Your girl is well contented.
Be still, my lad, and sleep.
 
 
‘Is my friend hearty,
Now I am thin and pine,
And has he found to sleep in
A better bed than mine?’
 
 
Yes, lad, I lie easy,
I lie as lads would choose;
I cheer a dead man’s sweetheart,
Never ask me whose.
 

-27-

 
«Как там мои лошадки,
Которых я так любил,
Которыми так гордился,
Когда я на свете жил?»
 
 
В порядке твои лошадки,
Им вволю дают овса.
Покойся с миром, приятель,
В порядке упряжка вся.
 
 
«А как там наши ребята?
Играют еще в футбол?
И кто стоит на воротах,
Когда я от вас ушел?»
 
 
Команда наша в порядке,
Вратарь у нас – просто класс!
Спи же спокойно, товарищ,
Мы победим в этот раз.
 
 
«А как там моя девчонка,
Единственная моя?
Небось все плачет, глупышка,
Когда вспоминает меня?»
 
 
И с ней все в полном порядке,
Она живет хорошо.
Да будет земля тебе пухом.
Ведь больше года прошло.
 
 
«А как мой друг закадычный,
Братишка названный мой?
Ну кто же его утешит,
Когда я здесь, под землей?»
 
 
Ну, с этим-то все в порядке —
Уж год я живу в любви
С подружкой мертвого парня.
Ну, хватит вопросов. Спи.
 

-XXVIII-
The Welsh Marches

 
High the vanes of Shrewsbury gleam
Islanded in Severn stream;
The bridges from the steepled crest
Cross the water east and west.
 
 
The flag of morn in conqueror’s state
Enters at the English gate:
The vanquished eve, as night prevails,
Bleeds upon the road to Wales.
 
 
Ages since the vanquished bled
Round my mother’s marriage-bed;
There the ravens feasted far
About the open house of war:
 
 
When Severn down to Buildwas ran
Coloured with the death of man,
Couched upon her brother’s grave
That Saxon got me on the slave.
 
 
The sound of fight is silent long
That began the ancient wrong;
Long the voice of tears is still
That wept of old the endless ill.
 
 
In my heart it has not died,
The war that sleeps on Severn side;
They cease not fighting, east and west,
On the marches of my breat.
 
 
Here the truceless armies yet
Trample, rolled in blood and sweat;
They kill and kill and never die;
And I think that each is I.
 
 
None will part us, none undo
The knot that makes one flesh of two,
Sick with hatred, sick with pain,
Strangling– When shall we be slain?
 
 
When shall I be dead and rid
Of the wrong my father did?
How long, how long, till spade and hearse
Puts to sleep my mother’s curse?
 

-28-
Off top

 
Был ли АСП стоиком?
Хотелось бы верить, что нет.
Хоть аргументы действительно веские.
Но уж звуки-то, музыка-то
Больно веселая…
 
 
Но кем творец «Гавриилиады»
В итоге уж точно не был,
Так это вольтерьянцем!
 
 
Я-то вообще подозреваю
(Хотя был уж за это осмеян
С высот историко-литературной учености),
Что Швабрин —
Во многом —
Злая сатира
На себя молодого:
«Невысокого роста,
С лицом смуглым и отменно некрасивым,
Но чрезвычайно живым».
 
 
Это, по-моему, сведение счетов,
Чтение с отвращением печальных строк,
Не смываемых слезами,
Лаконическое указание на то,
Что кичливый галльский цинизм
Также бессмыслен и беспощаден.
 
 
Впрочем, вполне достаточно
Упоительной истории
С щекотливым дворянином
Дюлисом!
 
 
См. черновики «1999» —
 
 
Как часто он дерзил Творцу,
Но все ж, товарищ, верь!
Ведь он фернейскому лжецу
Послал-таки картель!
 

-XXIX-
The Lent Lily

 
‘Tis spring; come out to ramble
The hilly brakes around,
For under thorn and bramble
About the hollow ground
The primroses are found.
 
 
And there’s the windflower chilly
With all the winds at play,
And there’s the Lenten lily
That has not long to stay
And dies on Easter day.
 
 
And since till girls go maying
You find the primrose still,
And find the windflower playing
With every wind at will,
But not the daffodil,
 
 
Bring baskets now, and sally
Upon the spring’s array,
And bear from hill and valley
The daffodil away
That dies on Easter day.
 

-29-
Незабудка

 
В двадцатых числах мая,
Плюс-минус десять дней,
Бесстыдно загорая
На даче на своей,
Узришь ты цветик сей.
 
 
Малюсенький цветочек,
Голубенький такой!
Сорви его, дружочек,
Он представитель мой,
Ходатай пред тобой!
 
 
Ведь я такой же нежный,
Хотя не голубой,
И так же безнадежно
Цвету перед тобой,
Багровый и седой!
 
 
Сорви ж цветочек странный,
Вложи его в блокнот,
И пусть он, безуханный,
Меня переживет.
И – Аh! Forget me not!
 

-XXX-

 
Others, I am not the first,
Have willed more mischief than they durst:
If in the breathless night I too
Shiver now, ‘tis nothing new.
 
 
More than I, if truth were told,
Have stood and sweated hot and cold,
And through their reins in ice and fire
Fear contended with desire.
 
 
Agued once like me were they,
But I like them shall win my way
Lastly to the bed of mould
Where there’s neither heat nor cold.
 
 
But from my grave across my brow
Plays no wind of healing now,
And fire and ice within me fight
Beneath the suffocating night.