Текст книги "Авель, брат мой (сборник)"

Врачи медицинской бригады с трудом отцепили пальцы Бестужева, пережавшие разорванную артерию японца. Кожа сползала с мёртвого лица Ивана клочьями.

Он надел свою защитную маску с кислородным клапаном на потерявшего сознание Такеши.

* * *

Как-то Иван сказал мне:

– Знаешь, самурай, чего мне не хватает уже много лет? И так же не будет хватать, когда мы закончим с Куполом? Питерской мороси. Этой штуки, когда капельки воды висят в воздухе и целуют в лицо. Они не воняют хлором, а пахнут морем. Ещё тем морем – настоящим.

Может, поэтому он и взял меня, чужака, в экипаж, упрямый технарь-рационалист. У самураев тоже когда-то наравне с умением владеть мечом ценилось искусство стихосложения и живописи.

Мы продолжаем работать по двадцать часов без смены. Здесь, на Луне, мы строим боевые корабли и готовим экипажи. Когда придут Гости – у нас будет, чем организовать торжественную встречу.

Завтра у моих кадетов – посвящение в офицеры Боевого Флота. Мы отправимся шаттлом на Землю. Планету, где миллионы спасённых живут под сотнями Куполов Бестужева. Мы полетим в Санкт-Петербург, и кортики моим свежеиспечённым лейтенантам будут вручать на площади имени Ивана Бестужева.

Под единственным в мире куполом, где специальные аэраторы насыщают воздух особой питерской моросью с запахом ветра с залива.

Январь 2015 г.

Генератор совести

– Где зажигалка моя? Потерял. Блин, ну кругом засада. Повеситься, что ли?

– Серёга, да плюнь ты. Всё пройдёт, пройдёт и это. Ну, лишили квартальной, с кем не бывает. Просто день неудачный. Давай, спиртику накати.

Да нет. Чёрная полоса не сегодня началась. И даже не месяц назад, когда жена к теще в Иркутск уехала. Уехала, и будто кусок души с мясом вырвала и увезла. Лапочка моя, половинка. Ведь люблю тебя. Пятнадцать лет, а всё – будто в первый раз…

А как начиналось! В Бауманке одним из лучших был, диплом зачли как кандидатскую. Сразу попал в закрытый НИИ. Приличный оклад, квартиру дали через год. Занимались «генераторами эмоций» – психотронным оружием. Тема перспективная, с семидесятых годов ещё. «Излучатели страха», подвешенные под крыльями штурмовиков, в Афгане себя нормально проявили: «духи» лезли из пещер, бросали оружие и разбегались, как тараканы.

Но это – для противника. А для своих войск придумали «генератор долга» сделать. Генерал, курировавший «шарашку», Стругацких любил. Вычитал в «Обитаемом острове» про такую штуку и пробил финансирование. Сказку сделать былью поручили Серёге. Мысль простая: включаем установочку, а замполиты словами обрабатывают, лапшу вешают про почетную обязанность. Ну, после этого личный состав, выпучив зеньки, кидается на амбразуры и на танки с сапёрными лопатками.

Но Серёга что-то с частотой напутал. Люди начинали плакать, вспоминать, кого в детстве обидели, долги отдавать. Словом, не матросовы, а князья мышкины получаются, блаженные какие-то. А тут перестройка. Институт закрыли, материалы уничтожили, чтобы «демпресса» не добралась. Вот только широкополосный волновой блок на память и остался, в котором дежурные электрики «бомж-пакеты» на обед разогревают. Частоту подрегулировал – и работает не хуже микроволновки.

Смех, конечно. Кандидат наук работает электриком на Останкинской башне. А что делать, если наука рухнула давно?

Наверное, поэтому жена и ушла. Выходила-то за перспективного молодого ученого, а жить пришлось с работягой. Да и на двенадцать тысяч зарплаты не разгуляешься. Тоска…

Серёга глотнул разведенного водопроводной водой казенного спирта, воняющего резиной, и закашлялся. Прислонил горячий лоб к крохотному, в ладонь, окошку и поглядел на сверкающую ночными огнями Москву, такую красивую с трёхсотметровой высоты. Достал сигарету.

– Блин, ну где зажигалка-то? Памятная, мне жена на десять лет свадьбы дарила.

– Потерял, наверное. Сиди, я сейчас спички из бытовки принесу.

Напарник встал и полез по металлической лестнице на верхний пролет. Хлопок взрыва и вспышка отбросили его от двери. Повалил вонючий дым, из бытовки, матерясь, выскакивали электрики. Сергей рванул вверх по лестнице.

– Млять, опять пожар, что ли?!

– Да это Петька, придурок, в твою микроволновку самодельную яйца поставил вариться. Идиот. Взорвались к едреней фене, ему крышкой по лбу заехало.

Из развороченного блока нещадно воняло сероводородом. По корпусу пробегали какие-то искры. Сергей, прикрывая рот рукавом, выдернул вилку из розетки и плеснул в полыхающее нутро воды из чайника. Очередная вспышка опрокинула его на пол.

– Серёга, вставай, всё нормально. И это… Прости меня, это я твою зажигалку зажилил. Приглянулась мне она. И ещё. Ты мне в девяносто девятом году пятьсот рублей одолжил, а не спрашивал. Забыл, наверное. На, забирай.

Смущенный напарник протягивал зажигалку и смятую купюру. Сергей растерянно почесывал закопченный лоб, когда зазвонил телефон. Голос директора был непривычно приветливым.

– Сергей…э-э…Васильевич! Извините, что беспокою. Я никак заснуть не могу. Понял, что с лишением вас премии за первый квартал я ошибся. Я уже бухгалтера разбудил, она сейчас к вам едет, чтобы деньги выдать. Вы уж простите, пожалуйста. Спокойного дежурства!

Серёга ошарашено посмотрел на остатки волнового блока. Он, что ли, сработал? Взрыв, энергетическая накачка. И Останкинская башня, выступившая в качестве гигантской антенны-резонатора. Так сигнал мог и всю Москву накрыть. А то и всю Московскую область.

Получив дома телеграмму из Иркутска «Прости. Люблю. Встречай», он уже не удивился.

* * *

Президент устало потёр лоб. День выдался совершенно сумасшедший. В пять утра его разбудил помощник: из Америки по специальной «красной линии» позвонил Буш. Это могло означать что угодно – от объявления войны до извинения за несанкционированный запуск ядерных ракет.

Буш долго всхлипывал в трубку и нёс какую-ту туфту про вину США за принесенное России зло, а затем заявил, что в знак особого доверия и признания заслуг русских перед человечеством немедленно демонтирует и высылает все американские атомные боеголовки пароходом в Россию.

– И вообще! Самолет придумал ваш Можайский, а не эти братики-придурки Райт, радио – Попов, а не Маркони, а лампочку – Яблочков, а не Эдисон! Голливуду срочно присвоим имя Эльдара Рязанова! Ы-ы-ы! И на Луне мы не были, это разводка! Гады мы пендосские, нет нам прощения! Ы-ы-ы!

– Джоджи, погоди, не расстраивайся ты так. И на фига мне твои боеголовки?

– Что же мне, Ирану их дарить?

Буш зарыдал в голос и отключился.

Пока президентский кортеж ехал в Кремль, отзвонился обалдевший Патрушев и сообщил, что два миллиона монгол со всеми своими баранами и верблюдами пересекли границу в Читинской области и прут на Москву.

– Откопали могилу Чингисхана и тащат нам шестьсот тонн золота в качестве компенсации за иго. А скот, жён и детей отдают за проценты – всё-таки больше пятисот лет прошло. Извиняются. Говорят, больше нечем отдавать, только если Пекин спалить, если мы попросим. Что делать-то?

– Так, золото забрать по описи, их пока поселить в палатки и записать в буряты. Или в тувинцы, Шойгу позвони. Про Пекин подумаем.

В Кремле шквал информации накрыл с головой.

Олигархи захватили «Матросскую тишину» и умоляли о пожизненном заключении. Наиболее рьяные припёрлись со своим оружием на Лубянку и требовали провести их в расстрельные подвалы.

Эстонцы выбивали разрешение отлить тысячу Бронзовых солдат и расставить их на всех перекрестках, а их самих – переименовать из «эстонцев» в «чухонцев».

Президентша Латвии просила записать её на курсы русского языка, но чтобы «не очень дорого».

Японцы вкрадчиво предложили включить в состав Сахалинской области острова Цусима, Хонсю и Сикоку, за что посулили триллион долларов, а в обмен попросили согласия песню «Врагу не сдается наш гордый «Варяг» сделать государственным гимном Японии.

– Так, всё, голова уже кругом. С ума все посходили, что ли? Не соединяй пока ни с кем.

– Владимир Владимирович, там Березовский рвётся.

– Пусть подождёт. Я дольше ждал.

Президент подошел к окну и поглядел на непривычно пустую Красную площадь.

– А где народ-то весь?

– Владимир Владимирович, москвичи вспомнили о своих корнях и все уехали: кто картошку копать, кто могилку мамину поправить, кто мандарины окучивать. На Арбате только остались две напуганных старушки.

– То-то я чувствую, меня в Питер с утра со страшной силой тянет. Корюшка там сейчас пошла… А это кто?

В дальнем конце площади нарисовалась какая-то странная группа: два мужика и женщина дрались вокруг лежащего на земле красного цилиндра. Наконец мужики сцепились и упали, лупя друг друга почем зря, а женщина вырвалась и покатила гремящий цилиндр, оказавшийся газовым баллоном, в сторону Спасской башни. Над раскрасневшимся симпатичным личиком сияли золотые волосы, опоясанные какой-то плетёнкой, делавшей голову похожей на хлебобулочное изделие.

– А-а, это хохлы, видно. Газ ворованный возвращают.

– Маловато, что-то – всего один баллон.

– Ну, надо им с чего-то начинать, Владимир Владимирович.

– Ладно, давай, что у нас там дальше.

– Саакашвили на коленях приполз к границе и просит сопровождения ГАИ до Москвы. Боится, что пока будет ползти, его грузовиком задавят.

– Вот самомнение у человека! Какой грузовик, хватит и мотороллера.

Президент отвернулся от окна и пошел к столу.

Он уже не видел, как из дверей Мавзолея, пошатываясь, вышел невысокий человечек в старомодном, изъеденном молью костюмчике и галстуке в крупный горошек. Аккуратно отряхнув с лысины плесень, человечек повернулся к крестам Василия Блаженного, рухнул на колени и загнусавил:

– Пвости меня, Господи! За дурь мою и архипакость! Не тем мы пошли путём, не тем!

И заколотил восковым лбом по брусчатке. Опорожненная ещё в 1924 году специалистами Института мозга черепная коробка гулко гудела.

Апрель 2007 г.

Молочные отцы

– Кормилец, ответь Акушеру.

– Я Кормилец, приём.

– Праздник намечается, созрело яйцо. Готовь пищу.

– Это прекрасно. Когда?

– К утру.

– Понял тебя, Акушер. Обеспечу детское питание. Конец связи.

* * *

Когда загружали снаряды в башню, Флейтист ноготь оторвал с мясом. Прислонился к танковому катку, покалеченный палец баюкает.

Он и вправду музыкант. Сейчас косяком такие волонтёры идут – интеллигенты городские. Романтики-неумехи, дуло им в хлебало. Правда, если в первом бою выживают – потом ничего. Учатся. И воевать, и материться, и лопухом подтираться.

Захар сказал грубо:

– Ну ты, дудочник хренов, сопли подбери. Хватит маникюр разглядывать, иди механику помоги.

Флейтист подскочил, кивнул. А Захар пошёл к Бате на совещание.

Батю все любят. Строгий, конечно. Сам пристрелит, если что не так. Зато воевать с ним весело, фартовый он. И курево, и жратву, и боеприпасы выбивать умеет. Его по обе стороны фронта боятся.

Батя на Деда Мороза похож. Румяный, седобородый, улыбается ласково. Хотя слова суровые говорит:

– Сыночки, наш день настал. Высоту эту долбанную брать будем утром. Если надо – все под ней ляжем, но приказ выполним. Первая рота по лощине пойдёт, следом – танк Захара. Вторая в готовности. Вопросы?

Комроты поскрёб щетину, мрачно спросил:

– Артиллерия будет?

– Нет. В целях обеспечения внезапности.

Это плохо. Без артподготовки огневые точки у противника целёхонькие останутся, ждёт нас ад.

Батя под конец сказал:

– Помните, с той стороны – батальон Патера. Нелюди злобные, хоть внешне человеки и кресты носят. Никакой пощады, пленных не брать. Если что – они нас тоже не пожалеют.

* * *

Рассвет мутный, серый. В такой гнусный день даже солнышко не спешит на небо забираться и смотреть, как мы умирать будем.

Пехота, сбивая холодную росу, в лощину втянулась. Флейтист на башню залез. Замер, улыбаясь. Тишину слушает. Захар рявкнул:

– Чего завис? Люк закрывай, пора. А то подохнуть опоздаем.

Флейтист опустился на место наводчика, тонкими пальцами пульт управления оружием погладил. Механик дизель запустил – загрохотало, утренний туман чёрным выхлопом окрасило.

Батя дал красную ракету в зенит, спустился в блиндаж. Отдёрнул плащ-палатку на бревенчатой стене, в скрытую дверцу портала вошёл. Исчез.

* * *

Возник в низком жарком помещении. Посмотрел на Акушера, склонившегося над капсулой. Спросил:

– Ну, как там?

– Всё отлично, Кормилец. Вовремя ты начинаешь. Погляди, какой красавчик.

Батя-Кормилец подошёл. В капсуле набухало огромное яйцо с полупрозрачной кожистой оболочкой, будто распираемое жёлтым гноем изнутри. К разъёмам ползут чёрными змеями провода, передающие сигналы с поля боя – визуальные, звуковые, ментальные.

А в лощине – мрак. Ротный на противопехотку наступил. Лежит, пялится на белоснежный обломок кости, вместо ноги торчащий. Орёт:

– Откуда мины, тля?! Вчера разведка ходила, чисто было всё.

Завыли миномёты, накрыли. Грохочущие чёрные гейзеры окровавленную лощину украсили. В небо земля летит пополам с кишками, пулемёты по пехоте лупят, по телам – уже мёртвым и ещё нет.

Танк Захара в борт ракету поймал, пылает. Воющий Флейтист из башни вывалился, на землю сполз, горящим шлемофоном в грязь уткнулся и затих.

Будто ждал Патер нашу атаку.

Яйцо крики предсмертные впитало, вспухло – и разорвалось, забрызгав гноем потолок. Акушер, умиляясь, достал из яичных ошмётков краснокожего младенца с крошечными рожками, нежно-розовым хвостом и забавными копытцами.

– Ах, какой хорошенький! Молодец ты, Батя. Твоя заслуга. Вскормил.

* * *

– Патер, ответь Акушеру.

– Я Патер, приём.

– Тут праздник намечается, яйцо созрело. Твоя очередь кормить.

Ноябрь 2014 г.

Изменить полярность

Вторые сутки сумасшедшей скачки. Меня мотает в седле, как хлипкую шлюпку – на океанской волне. Вверх – вниз, влево – вправо. Сквозь дремоту я вспоминаю: надо быть аккуратным, чтобы не сбить коню спину. Трясу головой, прогоняя туман усталости.

Почва гудит, будто в её глубинах набухает корень вулкана. Клокочет магма, готовясь разорвать поверхность, выплеснуться наружу жидким пламенем – и сжечь геоид до самого неба, до звёзд и Солнца, которые ужаснутся от картины гибели мира.

Но это не тектонические плиты грохочут в чёрной глубине – это тысячи копыт нашей коней, бьющих в такт землю, порождают напуганный гул. Нас – тьмы. Грязных от чужой засохшей крови, провонявших дымом пожарищ и равнодушных к крикам умирающих.

Мы пришли смыть мутную накипь цивилизации с чистого лика планеты.

Медный шлем вождя сияет, как маленькое солнце. На его шее болтается страшное ожерелье из отрубленных человеческих пальцев – уже подгнивших и совсем свежих. Вождь скалит жёлтые, как у хищника, зубы; утирает пот с чумазого лба и кричит:

– За этой грядой – город! Уводи свою тысячу на правое крыло.

Я киваю. Вождь хлещет плёткой по бокам каурого жеребца и уносится дальше.

Выхватываю лук, из колчана достаю сигнальную стрелу. Откидываюсь назад, почти ложась на круп своей соловой кобылы, и запускаю снаряд в зенит.

Стрела пронзительно свистит и трепещет алыми шёлковыми лентами – и её видят все мои бойцы, вся тысяча. И вместе со мной принимают вправо, перестраиваясь из походной колонны в атакующую лаву.

А небо уже таранят десятки других стрел – синих, жёлтых, сиреневых…

И знамя из семи белых лошадиных хвостов – впереди.

Сейчас, ещё совсем немного – мы взлетим на гребень, яркий свет полудня ударится в тёмную массу орды. И замрёт, растерявшись.

Перед нами раскинется очередной город. Сонный, ленивый и глупый город.

Беззащитный.

Обречённый.

* * *

Роман резко сел в постели. Ветхое одеяло соскользнуло на пыльный пол.

Во рту ещё ощущался горький привкус дыма, в ушах гремел топот копыт бесчисленного войска. Странный сон не отпускал вот уже несколько месяцев, заставлял вскакивать посреди ночи и лихорадочно нащупывать рукоятку несуществующего боевого топора.

Бывшая жена правильно говорила:

– Ты свихнёшься со своими грунами, Ромка. Ты живёшь далёким прошлым. Кому нужны эти твои древние кочевники, существовавшие без смысла и исчезнувшие без следа? Займись, наконец, делом. В доме ни копейки, мы месяц не меняли обои! Я третью неделю хожу в одном и том же пальто, это просто неприлично!

Роман встал, пошлёпал босыми ногами на кухню.

Дешевая автоматика давно просроченной модели зажгла свет, среагировав на движение. Женский голос, когда-то звучавший загадочно и интимно, с годами надоел хуже горькой редьки:

– Местное время шесть часов утра. Желаете сводку новостей?

Роман отрицательно покачал головой и схватил пластмассовый чайник. Поискал глазами чистую кружку, не нашёл и начал пить прямо из неудобного носика, выливая половину на подбородок и голый живот.

Старая автоматика не реагирует на кивки или покачивания головой – только на голос. Поэтому робот с энтузиазмом затянул:

– Специальный комиссар ООН по делам потребителей выступил с докладом об обязательном вживлении гаджетов новорожденным младенцам…

Роман замотал головой и возмущённо рявкнул:

– Заткнись!

Автоматика озадаченно помолчала и продолжила:

– Вас поняла. Местное время шесть часов четыре минуты. Желаете услышать прогноз погоды?

– Нет!

– Вас поняла. Завтрак?

– Нет, твою мать. Просто заткнись, и всё.

– Вас поняла. Напоминаю, что просрочка платежа за квартиру составляет…

Роман взвыл и шарахнул по корпусу динамика чайником. Дешёвая одноразовая пластмасса разлетелась, брызнув осколками и оцарапав ладонь до крови.

Автоматика, конечно, выдержала. Но, кажется, испытала стресс – даже тембр голоса изменился, появились какие-то истерические нотки:

– Спортивные новости! Новый правый полувратарь футбольной команды «Зенит», выращенный в инкубаторе республики Каталония…

– А-а-а, да чтоб ты сдохла!

Рома швырял в динамик всем, что попадалось под руку. Потом сдался, заткнул пальцами уши и пошёл досыпать.

В очередной раз подумал, что устал от безумия и бессмысленности города. Что смертельно хочется уехать на старую дедушкину дачу, спрятавшуюся в лесу недалеко от северной трассы из города. Там – настоящие, бумажные книги, которые не изменят, если вдруг сядет аккумулятор. Печка, банки с маринованными огурцами в подполе и древнее ружьё, из которого стреляют забытыми пороховыми патронами. Охота, грибы…

Сел на кровать. Раскрыл ладонь, разглядывая царапину.

Свет галогенного уличного фонаря окрасил руку в синее. Роман вспомнил ожерелье из отрубленных пальцев на шее вождя из сна, вздрогнул и чертыхнулся.

И понял, что заснуть не получится. Поднялся, побрёл к рабочему столу, включил компьютер. Открыл файл «Груны – предшественники Аттилы. Загадочное исчезновение степной армады» и застучал клавиатурой.

* * *

На остановке турбокапсул народу было немного. Какой-то пенсионер восторженно внимал голограмме рекламного агента, рассказывающего о новых плавучих островах в Тихом океане «всего за два миллиона кредитов». Пенсионер цокал языком и переспрашивал о количестве спален и площадок для космояхт. Роскошная блондинка нарочито не замечала соседей и тарахтела по комму с подружкой. Роман скромно притёрся в уголке и стал разглядывать плакат о скором открытии «грандиозного проекта Pipe Down».

Блондинка вдруг перестала радостно щебетать и растерянно вытянула ботексные губки:

– Как ты сказала, Ларочка? Примадонна была в ЗЕЛЁНОМ?!

– Конечно, Миммочка – ответила далёкая подружка. – А в каком же ещё? С понедельника все носят только зелёный. Розовый уже сутки как не комильфо. Ты разве не знаешь?

Блондинка искусственно засмеялась и торопливо ответила:

– Что ты, Ларочка, конечно же, знаю! Всё, до связи, бай-бай!

Захлопнула крышечку комма с такой силой, что отколовшиеся стразы брызнули, как шрапнель. Бормоча проклятия, начала сдирать с себя розовые плащ, сапоги, брючки – всё, вплоть до нижнего белья. Открыла люк уличного утилизатора, с трудом пропихнула туда ворох. Подскочила к шкафу доставки, сверкая обнажёнными прелестями. Долго возилась с кодами заказа, чертыхаясь. Потом путалась с кредиткой. Наконец дверца открылась, и прямо на асфальт посыпались пакеты с бирюзовыми, салатными и изумрудными шмотками. Острыми ноготками начала распарывать тонкий пластик, расправлять и натягивать новую одежду, довольно урча.

Роман деликатно отвернулся, зато пенсионер полностью насладился картиной, открыв слюнявый рот.

Слава Богу, наконец-то подошла турбокапсула.

* * *

Секретарша подняла глаза. Сжала губы в куриную гузку – Романа она не любила. Он совершенно не походил на щедрых мачо – миллиардеров из стереосериалов, которые внезапно влюблялись в таких серых мышек, как секретарша ректора. И увозили их на белом единороге в собственный замок на плавучем острове.

– Вам срочное послание от ректора, его сегодня не будет.

Брезгливо, как чужую козявку, протянула мерцающий шарик. Выдвинулся усик анализатора, тихо прозвучало:

– Индивидуальное послание Роману Николаеву, соответствие ДНК адресата подтверждено.

Голографический ректор покашливал, кутаясь в плед:

– Кхе-кхе. Роман, вам придётся участвовать в качестве официального представителя университета на презентации проекта «Пайп Даун». Я, увы, заболел. Как вы знаете, проект напрямую связан с историческими исследованиями, так что вам и карты в руки. Удачи!

Шарик мигнул в последний раз и рассыпался пылью. Секретарша завистливо протянула:

– Везёт вам, Николаев! Там будет весь бомонд. Надо же – увидите самого господина Полянского! И Примадонна, наверное, осчастливит присутствием.

– В зелёном? – не удержался Роман.

– А в каком же ещё? – удивилась секретарша. И торопливо заметила: – Вам надо непременно хорошо одеться, вот сейчас мужчины носят на подобные мероприятия малиновые камзолы и кеды из серебристого туанчи.

Роман кивал и благодарил за полезные советы, а сам бочком отступал к лифту.

Хрен его знает, как вообще этот туанчи выглядит. Да ещё и серебристый.

* * *

Стены турбокапсулы были наспех разрисованы синей краской из баллончика. «Нет – разрушению планеты», «Прекратите насилие над электронами», «Освободите свет от тьмы» и тому подобное. Особенно досталось навязшему уже плакату с рекламой начала проекта «Пайп Даун». Он практически целиком был замалёван символами «синих» – грустными «смайликами» без глаз и носа.

Маленькая девочка удивлённо спросила у пожилой женщины с фиолетовыми линзами:

– Бабушка, а зачем вагончик испортили?

– Это «синие», внученька. Раньше они были «зелёные», спасали зверюшек всяких, растения. Когда последнюю панду в Китае доели и все деревья в Сибири вырубили, они стали защищать другие природные явления. Солнечный свет, например, и электрический ток.

– А почему тогда эти «синие» не защищают нашего крылатого котопса, например? – удивилась девочка.

– Они не признают искусственно выращенных домашних животных за настоящих, солнышко, – терпеливо объясняла женщина, – считают их примером насилия над природой.

– А что это за расстроенный кружок? – допытывалась девочка. – И почему у него только рот?

– Это электрончик, маленькая. Их символ. У электрончиков нет ни глаз, ни носика.

«Можно подумать, у электронов есть рты» – усмехнулся про себя Роман. «Синие» – в целом, безобидные ребята. Хотя иногда дело доходит и до терактов: то электростанцию взорвут, то провода линии электропередач перерубят. Чтобы освободить порабощенные человечеством электроны. Или побьют панели солнечных батарей – дабы прекратить эксплуатацию солнечного света.

Чудаки, словом. Хотя среди серьёзных учёных есть немало таких, кто им симпатизирует. Обычная профессорская фронда.

Николаев подмигнул девочке и пошёл к выходу из капсулы.

* * *

Огромное трёхсотэтажное здание «Полянский-хаус» нависало над городом, сверкая пошлой позолотой. Как роскошная супер-елда, вонзённая в презренную планету, населённую нищебродами.

Три кордона «секьюрити», скользкие полы из драгоценного селениата, добытого на Луне. Огромный холл на первом этаже небоскрёба был кричаще, навязчиво богато украшен.

Рома с трудом сдерживал ядовитую усмешку, глядя на мужчин с рубиновыми запонками размером с кулак и стоимостью в годовой бюджет университета; блондинок, переживающих четвёртую молодость, в обтягивающих платьях с изумрудным напылением. Многие девицы держали на руках писк сезона – морских свинок в шиншилловых шубках. Наиболее продвинутые кавалеры щеголяли муаровыми боевыми зайцами в строгих ошейниках.

Николаева в его обычной скромной одёжке дважды приняли за официанта и один раз – за сантехника, высказав претензии по поводу сбоя в работе автоматического биде в туалете. Роману, в конце концов, это надоело, и он посоветовал обеспокоенной блондинке:

– А вы попробуйте провести радикальное секвестирование ягодичных полушарий. Глядишь, и восстанавливать унитазы после вас не придётся.

Блондинка растерянно захлопала ресницами из вживлённой платиновой проволоки. В этом мире явно появилась новая дорогая услуга, о которой она не имела понятия.

Наконец, открылись огромные двери, и толпа ломанулась в конференц-зал. Первой шествовала в окружении многочисленных прихлебателей и родственников Примадонна в ослепительно-зелёном. Следом бежала армия репортёров, пряча в карманы недоеденные бутерброды с бесценной икрой птицы Шарах.

* * *

Господин Полянский, суперолигарх и триллионер, появился, как всегда, с помпой – под Лондонский симфонический оркестр и в бриллиантовом свете софитов.

Первым делом он поздравил всех присутствующих с долгожданным началом мегапроекта «Пайп Даун» и предложил вспомнить начало этой истории. Погас свет, бесшумные шторы закрыли гигантский витраж остекления, зал погрузился во мрак. Началась стереотрансляция.

Европейские учёные ещё восемь лет назад, при работе на адронном коллайдере, обнаружили побочный эффект, названный «Эффектом беглых гаек». При определенных параметрах электромагнитного поля происходило исчезновение небольших элементов оборудования (обычно гаек и болтов, а так же шариковых ручек и прочей мелочи) с последующим его возвращением через несколько часов на прежнее место. Кто-то догадался положить в точку исчезновения миниатюрную автоматическую стереокамеру. А после возвращения физики смогли наблюдать грандиозную картину, которую историки впоследствии однозначно определили как точную документальную съёмку римского пожара при императоре Нероне.

Продолжение сенсационных исследований было невозможным без резкого увеличения финансирования – требовалось уникальное оборудование и просто ненормальный расход энергии. Только в этом случае можно было точно спланировать время и место перемещения и отправить в прошлое не гайку весом в несколько граммов, а более-менее серьёзное оборудование.

После долгих дебатов удалось выбить финансирование, опыты продолжились и однозначно подтвердили: да, путешествие в прошлое возможно. Автоматическая исследовательская станция весом в шесть килограммов и напичканная современнейшим оборудованием, отправленная на место битвы под Ватерлоо, вернулась изрубленной палашами французских драгунов. Зато – с уникальными кадрами боя.

На этом праздник кончился: Европейский научный совет объявил, что ещё один такой эксперимент приведёт его к банкротству, а об отправке человека в прошлое и речи не идёт.

И тут на сцене, весь в белом, появился господин Полянский. Он объявил о создании проекта «Пайп Даун», эмблемой которого стало стилизованное изображение расширяющейся книзу трубы. Это должно было символизировать главную цель: создание прохода вниз, из светлого настоящего в темные подвалы прошлого. Этакой кроличьей норы, через которую современные Алисы смогут попадать в сказочную страну нашей истории. Все результаты исследований и оборудование Полянский выкупил и объявил об открытии немыслимого финансирования проекта с конечной целью: отправить в прошлое человека. Да не одного, а десятков, сотен желающих!

Мир взорвался от восхищения. Поэты сочиняли оды о щедром богаче, готовом открыть человечеству тайны и загадки прошедших веков, нобелевский комитет выразил желание наградить Полянского всеми премиями по списку за текущий год. Тысячи историков писали триллионеру письма с объяснениями, почему именно их надо отправить в путешествие, чтобы раскрыть какую-то загадку. Кто и зачем строил египетские пирамиды? Существовала ли Атлантида? И отчего, в конце концов, умер Александр Македонский?

Рома Николаев с энтузиазмом включился в процесс и отправил в офис Полянского собственный доклад с просьбой помочь в раскрытии великой тайны исчезновения огромной орды, за двадцать лет до Аттилы отправившейся из азиатских степей покорять Европу – и пропавшей бесследно. Некоторые исследователи считали, что в её составе было около миллиона человек, если считать женщин, стариков и детей. Безвестный монах, миссионерствующий на Балканах, описал это грандиозное событие в нехарактерных для строгой латыни красках. С трепетом рассказал о горящих в ночи бесчисленных кострах, о жутком скрипе колёс тысяч повозок, о топоте коней, вызывающем землетрясения. О сотнях городов, сожженных не знающими пощады захватчиками… Римская империя замерла от ужаса, ожидая немедленной расправы – и вдруг степная армада исчезла, не оставив после себя ничего: ни косточки, ни поломанной стрелы.

Учёные обозвали исчезнувшее воинство «гуннами грандиозными», или «грунами». И поместили их историю в список загадок, которые не суждено раскрыть.

И вот, наконец, вместе с проектом «Пайп Даун» у Романа появилась надежда, что удастся расшифровать древнюю тайну. И тем самым избавиться, наконец, от мучительных видений и ночных кошмаров, в которых он вёл своих степных бойцов на штурм зажравшихся городов. Однако Николаеву предстояло остаться с исторической головоломкой один на один.

Увы, господин Полянский выступил по мировому стереовидению и пояснил, что данный проект является сугубо коммерческим предприятием. И в прошлое, в первую очередь, будут отправлены не нищие учёные с их дурацкими стетоскопами и альпенштоками – или что там у вас в качестве приборов? – а люди солидные. Способные оплатить немалую стоимость такого уникального путешествия, чтобы потом задирать нос перед конкурентами и устало рассказывать восхищённым корреспондентам глянцевых изданий о трудностях охоты на саблезубого тигра.

Роман тогда испытал горькое разочарование. Впервые в жизни ушёл в неумелый запой и окончательно рассорился с женой.

Чёрный от похмелья и злобы, выплёвывал жёсткие слова:

– Ты! И такие, как ты, виноваты, что мир сошёл с ума и стал безмозглым кадавром, пожирающим энергию и ресурсы. Для вас в тысячу раз важнее купить новые туфли, чем овладеть новым знанием. Ненавижу тебя, ненавижу вас всех! Когда же вы сдохнете от своей жадности и глупости?!

Жена, естественно, ушла. К какому-то хлыщу, не способному прочесть и усвоить текст, превышающий объёмом рекламную листовку. Зато соперник еженедельно менял свой айфон на аппарат свежей модели.