Текст книги "Зубы тигра"

– Конечно, необходимо их дополнительно проверить, – согласился Дэвис, – но они и на самом деле обладают теми талантами, которые нам нужны. На первый взгляд оба кажутся серьёзными, уравновешенными и достаточно умными, чтобы понять, чем мы тут занимаемся. Поэтому я думаю, что они заслуживают серьёзного внимания.

– Что у них предстоит в ближайшем будущем?

– Доминика переведут в Вашингтон. Гас Вернер хочет, чтобы он поработал в контртеррористическом отделе. Вероятно, начнёт с кабинетной работы. Для группы освобождения заложников он ещё слишком молод и не имел возможности продемонстрировать свои аналитические способности. Я полагаю, что Вернер намерен прежде всего посмотреть, насколько он сообразителен. Брайан отправится обратно в Кемп-Лежён и продолжит работу со своей ротой. Я очень удивлён тем, что Корпус не переводит его в аппарат разведки. Он очевидный кандидат туда, но они отдают предпочтение своим стрелкам, а он очень хорошо проявил себя в этом качестве в верблюжьих пустынях. Если мои источники верны, он очень скоро станет майором. Для начала, я думаю, нужно будет полететь туда и побеседовать с ним, скажем, за ленчем, а оттуда вернуться в округ Колумбия. И сделать то же самое с Домиником. Вернеру он понравился.

– Гас хорошо разбирается в людях, – заметил бывший сенатор.

– Ты прав, Джерри, – согласился Дэвис. – А у тебя тоже есть что-нибудь потрясающее?

– Форт-Мид, как обычно, захлёбывается от собственного изобилия. – Самая большая проблема Агентства национальной безопасности состояла в том, что оно добывало так много сырого материала, что для обработки требовалась целая армия. Конечно, немало пользы приносили компьютерные программы, способные проводить поиск по ключевым словам, и прочие современные штучки, но почти все полученное оказывалось невинной болтовнёй. Программисты из кожи вон лезли, пытаясь улучшить аналитические программы, но, как выяснилось, наделить компьютеры человеческими инстинктами было, пожалуй, невозможно (хотя попытки продолжались непрерывно). К сожалению, по-настоящему талантливые программисты работали на компании, производившие компьютерные игры. Серьёзные деньги крутятся именно там, а таланты обычно идут туда, откуда пахнет деньгами. Хенли не считал возможным сетовать на это. В конце концов, от двадцати до тридцати пяти лет он сам занимался именно добычей денег. Поэтому время от времени начинал поиски богатых и очень успешных программистов, для которых погоня за деньгами стала уже скучным и не слишком актуальным занятием. Обычно это оборачивалось пустой тратой времени. Слишком уж часто они оказывались жадными ублюдками. Почти такими же, как адвокаты, разве что не настолько циничными. – Хотя я заметил сегодня с полдюжины интересных пунктов...

– Например? – поинтересовался Дэвис. Главный вербовщик был также и высококлассным аналитиком.

– Вот. – Теперь уже Хенли в свою очередь протянул своему другу и подчинённому папку. Дэвис открыл её и мгновенно пробежал глазами листок с распечаткой.

– Хм-м-м... – Вот и все, что он сказал.

– Если этим дело не закончится, могут получиться большие неприятности, – задумчиво произнёс Хенли.

– Верно. Но этого нам мало. С тем, что есть, землетрясения не устроишь. Им всегда нужно больше.

– Кто у нас там сейчас? – Хенли положено было самому это знать, но, увы, он страдал от обычной для бюрократов болезни: ему было трудно удерживать в голове весь информационный поток.

– Сейчас? Эд Кастильяно в Боготе, присматривает за картелем, но он находится под глубоким прикрытием. По-настоящему глубоким, – напомнил Дэвис своему боссу.

– Знаешь, Том, от всего этого шпионского бизнеса мне иногда блевать хочется.

– Выше голову, Джерри. Зарплата здесь чертовски хорошая, по крайней мере для нас, мелкой сошки, – добавил он, чуть заметно улыбнувшись. На фоне темно-бронзовой кожи его зубы цвета слоновой кости казались ещё белее.

– Да, быть крестьянином, наверно, просто ужасно.

– Мой добрый масса разрешить мне много учить себя, выучить буквы и все такое. Не быть бы так хорошо, быть бы совсем плохо. Мой больше не ходить полоть хлопок, спасибо, масса Джерри. – Хенли в притворном удивлении закатил глаза. Дэвис имел учёную степень Дартмута, где ему приходилось терпеть насмешки не столько по поводу цвета кожи, сколько насчёт его родного штата. Его отец выращивал зерно в Небраске и голосовал за республиканцев.

– Сколько теперь стоит комбайн? – полюбопытствовал босс.

– Ты шутишь? Как же можно такого не знать? Без малого двести тысяч. Папаша купил новый в прошлом году и до сих пор страдает по этому поводу. Дескать, пока эта телега будет окупаться, его внуки успеют не только разбогатеть, но и умереть. Говорит, комбайн топчет поля, как батальон рейнджеров, разыскивающих какого-то очень плохого парня. – Дэвис сделал прекрасную карьеру в ЦРУ в качестве полевого агента. Он специализировался по выслеживанию незаконного перевода денег из страны в страну. Когда он пришёл в «Хенли Ассошиэйтс», оказалось, что его таланты очень полезны для успешного ведения бизнеса и что своего оперативного чутья он нисколько не утратил. – Знаешь, этот парень из ФБР, Доминик, уже успел на своём первом месте службы, в Ньюарке, сделать кое-что интересное по части расследования финансовых преступлений. Одно из его дел переросло в серьёзное расследование поведения международного банкирского дома. Для новичка он обладает вполне приличным нюхом.

– И, кроме того, он способен на собственный страх и риск убить человека, – добавил Хенли.

– Именно поэтому, Джерри, он мне и приглянулся. Он способен принимать решения на ходу, не хуже любого парня с десятилетним опытом.

– Два брата ведут операцию... Любопытно... – Хенли снова, прищурившись, посмотрел на папки.

– Возможно, тут ещё и голос крови. Их дед как-никак был полицейским и расследовал убийства.

– А перед этим служил в 101-м авиаполку. Я понимаю, куда ты ведёшь, Том. Ладно. Прощупай их поскорее. По-видимому, у нас скоро появятся дела.

– Ты так думаешь?

– Там лучше не становится. – Хенли ткнул пальцем в сторону окна.

* * *

Они сидели в одном из венских уличных кафе. Вечера стали немного теплее, и завсегдатаи заведений решили, что ради удовольствия поесть и выпить кофе на свежем воздухе можно и помёрзнуть.

– Итак, чем же мы вас интересуем? – спросил Пабло.

– У нас с вами кое в чём совпадают интересы, – ответил Мохаммед и тут же пояснил: – Мы боремся против одних и тех же врагов.

Он, как бы в задумчивости, посмотрел по сторонам. Проходившие мимо женщины были одеты строго, почти мрачно. Шум от транспорта, особенно трамваев, не позволял никому подслушать их беседу. Для случайного или даже профессионального наблюдателя они были просто двумя иностранцами – а таких вокруг было много, – негромко и спокойно обсуждавшими между собой деловые вопросы.

Они говорили по-английски, что тоже было самым обычным делом.

– Да, это верно, – вынужден был согласиться Пабло. – По крайней мере отчасти. А в чём же общность интересов?

– У вас есть возможности, которые могли бы пригодиться нам, – терпеливо пояснил мусульманин. – А у нас есть возможности, полезные для вас.

– Понимаю... – Пабло подлил сливки в кофе и размешал. К его удивлению, кофе здесь был ничуть не хуже, чем в его родной стране.

Мохаммед был готов к тому, что соглашения не удастся достичь с первого раза. Его собеседник занимал вовсе не столь высокое положение, как хотелось бы. Но их общий враг больше преуспел в борьбе против организации Пабло, чем против его собственной. И это постоянно удивляло его. У предполагаемых партнёров имелись более чем достаточные причины прибегать к самым эффективным мерам безопасности, но, как это всегда бывает с людьми, стремящимися к исключительно материальной выгоде, им мешало отсутствие чистоты помыслов, свойственное его сподвижникам. И это делало их намного уязвимее. Но Мохаммед не был настолько глуп, чтобы предположить, будто эта причина позволит ему подчинить их себе. В конце концов, убийство одного израильского шпиона не превратило его в сверхчеловека. Конечно, они обладали более чем весомым опытом. Просто у них были пределы. Как и у его собственных людей. Все, кроме Аллаха всемогущего, имели пределы. Понимание этого, переводило упования в более реалистическую плоскость и позволяло не чувствовать слишком уж горького разочарования, когда дела шли не так, как надо. Нельзя позволять эмоциям препятствовать «бизнесу», как его собеседник в своём заблуждении называет его святое дело. Но, раз уж необходимо сотрудничать с неверными, следует делать на это скидки.

– Что вы можете предложить нам? – спросил Пабло, выказывая своё нетерпение, в полном соответствии с ожиданиями Мохаммеда.

– Если я не ошибаюсь, вы работаете над созданием надёжной сети в Европе.

– Да, вы правы. В последнее время у нас возникли некоторые, довольно ощутимые, осложнения. Европейские полицейские агентства не столь ограничены в своих действиях, как их американские коллеги.

– У нас такая сеть существует. – И распространённое мнение, будто мусульмане не принимают активного участия в наркотрафике – в Саудовской Аравии, например, торговец наркотиками вполне мог лишиться головы, – очень помогало работе.

– И что взамен?

– Вы имеете очень хорошо работающую сеть в Америке, и у вас есть множество причин не любить Америку, верно?

– Так оно и есть, – согласился Пабло. Колумбийскому картелю наркоторговцев удалось достичь заметных успехов в налаживании отношений со своими неспокойными идеологическими союзниками, действовавшими в горах родной страны Пабло. Рано или поздно Революционные Вооружённые Силы Колумбии должны были уступить давлению, после чего, вне всякого сомнения, им предстояло бы превратиться в «друзей» – «партнёры» слишком уж неопределённое слово, – а за это им в качестве входной платы пообещали бы допуск к демократическому процессу. Но тогда безопасность картеля могла бы оказаться под серьёзной угрозой. Лучшим другом наркобаронов была политическая нестабильность в Южной Америке, но такое положение не могло длиться вечно. Точно в таком же положении, как понимал Пабло, находится его собеседник, и это действительно делало их временными союзниками. – Какую именно помощь вы хотите от нас получить?

Мохаммед достаточно откровенно ответил. Он не стал добавлять, что за свою помощь картель не получит никакой оплаты деньгами. Куда должна пойти первая партия, которую возьмутся переправлять люди Мохаммеда? В Грецию? Да, это, вероятно, будет самым простым вариантом – и этого должно хватить, чтобы закрепить договорённость, не так ли?

– Это все?

– Мой друг, мы по большей части работаем с идеями, а не реальными предметами. Те немногочисленные материальные ценности, в которых мы нуждаемся, чрезвычайно компактны и в случае необходимости могут быть получены едва ли не в любой точке мира. И я не сомневаюсь, что вы сможете помочь нам с паспортами и прочими необходимыми документами.

Пабло чуть не поперхнулся кофе.

– Да, это очень просто.

– В таком случае есть ли ещё какие-нибудь причины, которые могли бы препятствовать нашему союзу?

– Я должен обсудить это с моими боссами, – признался Пабло, – но пока что не вижу никаких оснований для конфликта интересов.

– Превосходно. Как мы сможем общаться дальше?

– Мой босс предпочитает лично встречаться с теми, с кем ведёт дела.

Мохаммед ненадолго задумался. Путешествия изрядно раздражали и его самого, и его партнёров, но избежать их было решительно невозможно. К тому же у него имелось столько паспортов, что он мог воспользоваться любым аэропортом мира. А вдобавок к документам имелись и необходимые языковые навыки. Он не впустую проводил время в Кембридже. И мог поблагодарить за это своих родителей. Он благословлял свою мать-англичанку, от которой унаследовал тип и цвет лица и голубые глаза. Благодаря своей внешности он мог сойти за уроженца любой страны, за исключением разве что Китая и Африки. И сохранившийся кембриджский акцент тоже отнюдь не портил дела.

– Вам будет достаточно сообщить мне время и место, – ответил Мохаммед, протягивая собеседнику визитную карточку. На ней был приведён только адрес электронной почты – самого полезного инструмента для тайных коммуникаций из всех, какие когда-либо изобретало человечество. И при помощи такого чуда, как современная авиация, он мог за сорок восемь часов добраться до любой точки земного шара.

Глава 2
Поступление на службу

Он вошёл в кабинет без четверти пять. Ни один встречный на улице не обратил бы на него особого внимания, за исключением, разве что, той или иной одинокой женщины. Рост шесть футов один дюйм и вес приблизительно сто восемьдесят фунтов, тёмные, почти чёрные волосы и голубые глаза – вряд ли он попадал под стандарт внешности, который требуется для кинозвёзд, но всё же был, конечно же, не тем мужчиной, какого хорошенькая молодая профессионалка постарается поскорее выкинуть из своей кровати.

И одет он был хорошо, Джерри Хенли сразу заметил это. Синий костюм с красной полоской – похоже, что английского покроя, – жилет, красно-жёлтый полосатый галстук с явно недешёвой золотой булавкой. Дорогая сорочка. Приличная стрижка. Уверенный взгляд, обретённый благодаря наличию денег, хорошего образования и твёрдого сознания того, что юность не будет растрачена впустую. Свой автомобиль он оставил на гостевой стоянке перед зданием. Жёлтый внедорожник «Хаммер-2» из тех, какие предпочитают люди, успешно разводящие скот в Вайоминге или загребающие большой лопатой деньги в Нью-Йорке. И, вероятно, именно потому...

– Так что же привело тебя сюда? – спросил Джерри, указав гостю на удобное кресло по другую сторону стола.

– Я пока что не решил, чем хочу заниматься, и смотрю все подряд в поисках подходящей ниши.

Хенли улыбнулся.

– Да, я ещё не настолько стар, чтобы не помнить, насколько запутанным все кажется после того, как закончишь школу. А где ты учился?

– В Джорджтауне. Семейная традиция. – Юноша безмятежно улыбнулся. Ещё одним достоинством, которое заметил и оценил Хенли, было то, что он не пытался произвести на собеседника впечатление своей фамилией и происхождением. Он, похоже, даже немного стеснялся этого и стремился пойти собственным путём и заслужить своё собственное имя, как это бывает у многих молодых людей. Естественно, умных. Настоящая жалость, что в Кампусе для него не было места.

– Твой отец питает глубокое почтение к иезуитским школам.

– Даже маму убедил. А Салли не стала учиться в Беннингтоне и прошла подготовительные курсы в Фордхэмской школе, в Нью-Йорке. А теперь, конечно, пойдёт на медицинский в университет Хопкинса. Хочет стать доктором, как мама. А что, чёрт возьми, это очень благородная профессия.

– В отличие от юриспруденции? – подковырнул Джерри.

– Вы же знаете, как папа к этому относится, – с усмешкой отозвался молодой человек. – А какая была у вас преддипломная специализация? – в свою очередь спросил он Хенли, конечно, заранее зная ответ.

– Экономика и математика. Я взял сразу две специализации. – Это и впрямь оказалось очень полезным для моделирования политики торговли на рынках предметов потребления. – Так как же поживают твои родители?

– О, прекрасно. Папа снова занялся писательством – составляет мемуары. Хотя всё время ворчит, что он ещё недостаточно стар для этого занятия, но старается делать все так, как положено. Он не слишком доволен новым президентом.

– Да, Килти обладает потрясающей жизнестойкостью. Когда этого парня в конце концов похоронят, придётся поставить грузовик поверх надгробного камня, чтобы он не вылез. – Эту шутку сочинила и опубликовала «Вашингтон пост».

– Я тоже слышал подобные разговоры. Папа говорит, что одного идиота хватит с лихвой, чтобы загубить работу десяти гениев. – Эта пословица не публиковалась в «Вашингтон пост». Но именно по этой причине отец юноши основал Кампус, хотя сам молодой человек не мог знать об этом.

– Ну, это преувеличение. Он новичок и допускает случайные промахи.

– Может быть, и так. Но, скажите, вы готовы держать пари, что, когда придёт время казнить того сумасшедшего куклуксклановца из Миссисипи, он не отменит приговор?

– Борьба против смертной казни для него принципиальный вопрос, – заметил Хенли. – Во всяком случае, он так говорит. Немало народу с ним согласно, и это мнение пользуется известным уважением.

– Принципиальный вопрос? Такой подход годится разве что для какой-нибудь старушки, преподающей в средних классах.

– Если хочешь поспорить насчёт политики, то советую посетить гриль-бар – всего миля отсюда по 29-му шоссе, – предложил Джерри.

– Нет-нет, я просто немного увлёкся. Прошу прощения, сэр.

«Малыш держит карты вплотную к жилетке», – отметил про себя Хенли.

– Ладно, тема действительно увлекательная. Так чем я могу быть тебе полезен?

– Мне любопытно.

– Что же? – спросил бывший сенатор.

– Что вы здесь делаете, – сказал посетитель.

– Главным образом продаём и покупаем валюту. – Хенли потянулся, всем своим видом демонстрируя усталость в конце рабочего дня.

– Ага, – не без ехидства кивнул щенок.

– Таким образом можно сделать неплохие деньги, если, конечно, располагаешь приличной информацией и имеешь достаточно крепкие нервы.

– Вы знаете, папа вас очень любит. Он говорит, это совершенно нелепо, что вы так давно не встречались.

Хенли кивнул:

– Да, и в этом виноват только я.

– Он также сказал мне, что вы слишком умны и не могли случайно провалиться с таким треском.

Вероятно, эти слова нужно было расценить как прямо-таки сейсмическую бестактность, но что-то в глазах мальчишки говорило, что он совершенно не намеревался оскорбить хозяина кабинета. Скорее это был вопрос... или все же оскорбление? – внезапно спросил себя Хенли.

– Это время было очень тяжёлым для меня, – напомнил гостю Джерри. – Да и никто не застрахован от ошибок. Даже твой папа и тот, случалось, ошибался.

– Это правда. Но папе повезло, что у него был Арни, всегда готовый прикрыть его задницу.

Это замечание предоставило хозяину брешь, в которую он и устремился.

– А как поживает Арни? – спросил Хенли, желая прежде всего выиграть время. Он продолжал гадать, зачем к нему пожаловал этот мальчишка, и вынужден был признаться себе, что этот визит начинает его немного тревожить, хотя и не мог сообразить, в чём же тут причина.

– Лучше некуда. Он скоро станет новым канцлером Университета штата Огайо. Папа считает, что у него всё должно получиться, тем более что ему давно нужно было найти себе какую-нибудь спокойную работу. Я думаю, что папа прав. Для нас с мамой настоящая загадка, как он умудрился сохранить здоровое сердце. Вероятно, некоторые люди действительно созданы специально для бурной деятельности. – За всё время разговора глаза мальчишки ни разу не оторвались от лица Хенли. – Беседы с Арни многому меня научили.

– А с твоим отцом?

– О, конечно, было кое-что. Но вообще-то почти все интересное я узнавал от других.

– От кого же именно?

– Прежде всего от Майка Бреннана. Он был, можно сказать, моим главным агентом, – пояснил Джек-младший. – Диплом колледжа Святого Креста, а потом карьера в Секретной службе. Чертовски здорово стреляет из пистолета. Он и меня научил стрелять.

– Неужели?

– У Службы есть тир в здании старого почтамта, в нескольких кварталах от Белого дома. Я до сих пор иногда захаживаю туда. Майк теперь перебрался в Белтсвилл, преподаёт в Академии Секретной службы. Отличный парень – умный и очень спокойный. Знаете, он был для меня самой настоящей нянькой, и я расспрашивал его обо всём на свете: что делают сотрудники Секретной службы, как их учат, как эти ребята думают, на что они обращают внимание, когда охраняют маму и папу. Я очень много узнал от него. И от всех остальных.

– Что же это за остальные?

– Парни из ФБР. Дэн Мюррей и Пат О'Дей – инспектор по особо важным делам у Мюррея. Он уже совсем собрался в отставку. Вы не поверите: собирается поселиться в Мэне и разводить скот на мясо. Самое лучшее место для скотоводства. Он тоже стрелок каких поискать, вроде «Дикого Билла» Хикока[14]14
  «Дикий Билл» Хикок (1837 – 1876) – преступник, тем не менее неоднократно занимавший должности в тогдашней системе охраны правопорядка. Убил несколько десятков человек. Заслужил своё прозвище за то, что при самых разных обстоятельствах, не задумываясь, пускал в ход оружие.


[Закрыть], и держится так, что никому в голову не придёт, что он выпускник Принстона. Тоже довольно умный парень, этот Пат. Он много рассказывал мне о том, как Бюро ведёт расследования. И его жена Андреа. Она телепатка. Судя по всему, черт знает сколько времени разрабатывала всякие мелочи для папы. Имеет степень магистра психологии Университета Виргинии. От неё я узнал пропасть всякой всячины. И ещё люди из ЦРУ, конечно, Эд и Мэри Пат Фоли – боже всемогущий, какая потрясающая пара! Но знаете, кто был самым интересным из всех?

Он знал.

– Джон Кларк?

– О, да. Сложнее всего было заставить его говорить. Клянусь, по сравнению с ним Фоли – все равно что Дейзи и Люси[15]15
  Дейзи и Люси – герои комедийного телесериала «Я люблю Люси». Демонстрировался в 1951 – 1961 гг. и был одной из самых популярных телепередач в США.


[Закрыть]. Но если уж он кому доверяет, то может порассказать много интересного. Я загнал его в угол, когда он получил Почётную медаль – об этом мельком сообщали по телевидению: отставной флотский чиф-петти-офицер получает свою награду за Вьетнам. Шестидесятисекундный сюжет в обзоре новостей за день. И, знаете, ни один репортёр не спросил его, что же он делал после того, как покинул флот. Ни один. Господи, как же они тупы! Думаю, кое-что было известно Бобу Холцману. Он там был, стоял в противоположном от меня углу. Кстати, довольно умён для журналиста. Папе он нравится, только он не доверяет ему – слишком уж сильно парень старается держать нос по ветру. В общем, Большой Джон – я имею в виду Кларка – очень серьёзный парень. Всюду побывал, много чего сделал и с полным правом носит форменную майку. Как же получилось, что его здесь нет?

– Джек, мой мальчик, когда ты доходишь до сути, это видно сразу, – сказал Хенли, придав голосу слегка восхищённый тон.

– Когда вы назвали его имя, я понял, что поймал вас, сэр. – Глаза молодого человека на мгновение торжествующе вспыхнули. – Я ведь несколько недель выяснял о вас все, что возможно.

– О? – Хенли почувствовал, что у него внезапно похолодело в животе.

– Это было совсем нетрудно – все на виду, нужно только верно сложить кусочки. Вроде тех картинок, которые продают для маленьких детей. Знаете, меня давно удивляло, что об этом месте никогда не сообщалось в СМИ...

– Молодой человек, если это угроза...

– Что? – Джек-младший был немало удивлён тем, что его перебили. – Вы думаете, что я хочу вас шантажировать? Нет, сенатор, я хотел всего лишь сказать, что под ногами лежит так много сырой информации, что невольно задаёшься вопросом: как репортёры умудрились не заметить все это? Помните, есть такая поговорка: даже слепая белка может случайно найти жёлудь? – Он секунду помолчал, и его глаза снова загорелись. – О, до меня дошло. Вы показали им то, что они рассчитывали увидеть, и они этим удовольствовались.

– Это не так уж трудно, но всё же их опасно недооценивать, – предупредил Хенли.

– Нужно всего лишь не разговаривать с ними. Папа давно уже сказал мне: держи язык за зубами, и не придётся сбивать ноги. Он всегда поручал Арни устраивать утечки. Без указания Арни никто и слова не сказал прессе. Могу поклясться, что СМИ его здорово боялись. Это ведь он отобрал у того парня из «Таймс» пропуск в Белый дом и поставил газету на место.

– Я хорошо помню этот случай, – ответил Хенли. Тогда в СМИ поднялась страшная вонь, зато довольно скоро даже «Нью-Йорк таймс» поняла, что отсутствие репортёра в пресс-центре Белого дома влечёт за собой появление болей в самых деликатных местах. Это был наглядный урок хороших манер, длившийся без малого шесть месяцев. Арни ван Дамм обладал более долгой и въедливой памятью, нежели СМИ. Нужно было хорошо подумать, прежде чем садиться играть в покер с прикупом против Арнольда ван Дамма.

– Все же к чему ты ведёшь, Джек? Зачем ты сюда приехал?

– Сенатор, я хочу играть в большую игру. А здесь, я думаю, именно такую и ведут.

– Объясни подробнее, – потребовал Хенли. Необходимо было понять, насколько большую часть картины удалось сложить мальчишке.

Джон Патрик Райан-младший открыл кейс.

– Прежде всего, это единственное здание, выше частного дома на прямой линии между Агентством национальной безопасности в Форт-Миде и Лэнгли, где находится ЦРУ. Из Интернета можно получить спутниковые фотографии. Я напечатал их все. Вот. – Он подал Хенли небольшой альбом. – Я навёл справки в муниципальных конторах и узнал, что в этом районе планировали построить ещё три офисных здания, но никому не дали разрешения. Причины отказов в документах не указывались, но шума не поднимал никто. Медицинский центр, находящийся поблизости, получил от «Ситибанка» кредиты на очень хороших условиях на строительство по пересмотренным планам. Большинство ваших сотрудников в прошлом работали в разведках. Служба безопасности – отставные военные полицейские от Е-7 и выше. Электронная система безопасности у вас лучше, чем в Форт-Миде. Между прочим, чёрт возьми, как вам вообще это удалось?

– У частных лиц намного больше возможностей договориться с подрядчиками. Впрочем, продолжай, – отозвался бывший сенатор.

– Вы никогда в жизни не совершили ни одного незаконного поступка. То обвинение в злоупотреблении служебным положением, которое погубило вашу сенатскую карьеру, было полнейшим дерьмом. Любой приличный адвокат, по всей вероятности, добился бы полного его судебного опровержения, но вы не стали защищаться и напрочь вышли из игры. Я помню, что папа всегда ценил ваш ум, и ещё он часто отмечал, что вы очень прямодушный человек. Таких вещей он не говорил, пожалуй, ни о каком другом обитателе Холма. С вами любили работать руководители ЦРУ, вы помогали им добиваться финансирования проектов, когда кое-кто из ваших коллег-сенаторов устраивал истерики. Я не знаю причин, но почему-то многие тамошние обитатели ненавидят разведывательные службы. Папу просто с ума сводила необходимость постоянно заседать с сенаторами и конгрессменами на обсуждениях всякой чуши, при помощи которой удавалось их усмирять. Его бесило множество их любимых никчёмных затей для избирательных округов. Папа просто ненавидел эти посиделки. Всякий раз, когда ему приходилось туда идти, он начинал ворчать за неделю, а потом ещё неделю злился. Но вы много помогали ему, проводя подготовительную работу в самом Капитолии. Однако, когда начались ваши политические проблемы, вы сразу сдались. Лично мне всегда было трудно поверить во всю эту историю. И ещё, я с трудом сносил то, что папа никогда не говорил об этом. Ни единого слова. Когда я задавал вопросы, он переходил на другую тему. Даже Арни молчал об этом, а ведь Арни отвечал на все вопросы, какие только могли прийти мне в голову. Так что, понимаете ли, все заткнулись в тряпочку. – Джек откинулся на спинку кресла, все так же не отрывая взгляда от лица хозяина кабинета. – Ну, и я тоже никому ничего не говорил, но весь выпускной год в Джорджтауне очень старательно вынюхивал, что где происходит. И общался с людьми, которые научили меня, как можно втихаря узнать то, что тебе нужно. Повторяю, это вовсе не трудно.

– И к какому же выводу ты пришёл?

– Вы стали бы хорошим президентом, сенатор, но гибель жены и детей оказалась для вас невыносимым ударом. Мы все глубоко скорбели по этому поводу. Мама искренне любила вашу жену. Прошу извинить меня сэр за то, что заговорил об этом. Ведь именно поэтому вы оставили политику, но я полагаю, что вы слишком преданный патриот своей страны и не можете не думать о ней, и ещё я полагаю, что «Хенли Ассошиэйтс» – это ваш способ служения стране, но, так сказать, негласного служения. Я помню, как папа и мистер Кларк однажды вечером сидели наверху за коктейлями и что-то обсуждали. Это было в тот год, когда я заканчивал школу. Я не слишком много понял из их разговора. Они не хотели, чтобы я их слушал, и пришлось отправиться смотреть «Исторический канал». Любопытное совпадение, но именно в тот вечер там показывали фильм о британской Службе специальных операций во время Второй мировой войны. В её руководство входили по большей части банкиры. Когда «Дикий Билл» Донован организовывал Бюро стратегических служб, он набирал туда юристов, а британцы решили, что для этих целей больше подходят банкиры. Я, конечно, спросил, почему так, и папа ответил, что банкиры умнее. Они знают, как делать деньги в реальном мире, тогда как адвокатам особый ум вовсе не требуется. Во всяком случае, именно так папа мне сказал. Я думаю, что он не ляпнул наобум, а сказал именно то, что думает. Я имею в виду – с его-то опытом торговли. Но вы, сенатор, пират другого сорта. Я думаю, что вы шпион, а «Хенли Ассошиэйтс» – тайно финансируемая шпионская организация, не имеющая никакого отношения к федеральному бюджету. При таком положении вещей вам не приходится тревожиться из-за сенаторов и всякой сволочи из Конгресса, которые всюду суют свои носы и сознательно и бессознательно допускают утечку информации, потому что, видите ли, считают, будто вы делаете что-то дурное. Чёрт возьми, я долго копался в «Google» и нашёл всего шесть упоминаний о вашей компании в Интернете. Знаете, о причёске моей мамы там говорится гораздо больше. «Женская одежда» постоянно шпыняет её по всем поводам. Папу это просто бесит.

– Я помню эту историю. – Джек Райан-старший как-то раз не на шутку накричал на репортёров из-за этого, сделавшись на некоторое время объектом насмешек всех сплетников страны. – Он тогда сказал мне, что Генрих VIII придумал для репортёров своего времени специальные причёски, которыми тех награждали за особые подвиги.

– Да, при помощи топора в лондонском Тауэре. Салли много смеялась на этот счёт. Она, кстати, тоже всё время подшучивала над мамиными волосами. Я думаю, что это ещё одно доказательство того, что мужчиной быть лучше, правда?

– И ещё обувь. Моя жена не любила «Маноло Бланикс». Ей нравилась удобная обувь, от которой не болели ноги, – сказал Хенли. Как всегда, когда он вспоминал погибших, у него возникало ощущение, будто он с разбегу ткнулся лбом в бетонную стену. Ему до сих пор было больно говорить о жене. Это ощущение, вероятно, должно было остаться с ним до конца дней, но боль по крайней мере подтверждала его любовь к ней, и это кое-что значило. Но, как ни дороги были ему воспоминания о ней, он не мог заставить себя улыбаться им на людях. Если бы он оставался в политике, то был бы вынужден делать это, притворяться, что смог перебороть потерю, что его любовь бессмертна, но притом безболезненна. Да, смог бы, несомненно. За участие в политической жизни приходилось платить большую цену, в частности, отказываться от человечности и мужественности. Эта цена была чрезмерной. На неё нельзя было согласиться даже ради того, чтобы стать президентом Соединённых Штатов. И с Джеком Райаном-старшим они всегда хорошо ладили, не в последнюю очередь благодаря тому, что были во многом схожи друг с другом.