Текст книги "Зубы тигра"

Мохаммед на секунду-другую задумался, а потом объяснил.

– Понятно. Чтобы делать такие вещи, ваши люди должны иметь очень высокий уровень мотивации, – заметил Эрнесто.

– Они его имеют. – «Неужели у этого человека могли быть какие-то сомнения на этот счёт?» – спросил себя Мохаммед.

– А при хорошем планировании и должном хладнокровии они могут даже уцелеть. Но вам ни в коем случае не следует недооценивать американские полицейские агентства. Мы со своим бизнесом можем предпринять некоторые финансовые шаги и достигнуть кое с кем определённого понимания, но в вашем случае это, пожалуй, исключено.

– Мы это понимаем. Конечно, нам хотелось бы, чтобы наши люди оставались живы, но, к нашему прискорбию, приходится мириться с тем, что кто-то из них погибнет. Они тоже сознают, что риск достаточно велик.

Насчёт рая он ничего не стал говорить. Эти люди не поняли бы его. Бог, которому они поклоняются, хранится у них в бумажниках.

Каким же фанатиком нужно быть, чтобы так легко разбрасываться своими людьми? – спросил себя Пабло. Его люди тоже шли на риск, и немалый, исходя из оценки денежных потерь, которые повлечёт за собой неудача, и принимали решения по собственной свободной воле. У этих все не так. Что ж, деловых партнёров не всегда удаётся выбирать, исходя из собственных симпатий.

– Очень хорошо. Мы располагаем большим количеством чистых американских паспортов. Ваше дело – убедиться в том, что люди, которых вы будете нам посылать, в достаточной мере владеют английским или испанским языком и имеют соответствующую внешность. Я думаю, никто из них не собирается брать уроки в авиашколе? – Последнюю фразу Эрнесто произнёс в качестве шутки.

Но Мохаммед ответил на неё совершенно серьёзно:

– Теперь уже не время этим заниматься. В моей сфере деятельности редко удаётся дважды достичь успеха одним и тем же путём.

– К счастью, наша сфера иная, – с усмешкой ответил Эрнесто. И это было верно. Он мог отправлять свой товар в коробках, загруженных в контейнеры, которые развозились торговыми судами и большегрузными трейлерами по всей Америке. Если какая-то партия груза обнаруживалась и властям удавалось выяснить её адресата... что ж, в Америке имелось множество путей для юридической защиты его работников нижнего звена. В тюрьму попадали только круглые дураки. За много лет они научились обманывать и натасканных на наркотики собак, и все другие средства, которыми пользовались полицейские. Самым важным было то, что они использовали людей, готовых рисковать. В большинстве своём эти люди выживали, уходили на покой, возвращались в Колумбию и вливались в верхний слой среднего класса. Никто и никогда не интересовался, в чём же основа их благополучия, результатом каких дел, совершенных в далёком прошлом да там и оставшихся, оно является.

– Итак, – сказал Мохаммед, – когда мы сможем начать работу?

Парень сильно нервничает, – отметил про себя Эрнесто. Но он поможет этому арабу. Неважно, удастся или не удастся ему то, что он задумал, но он оттянет на себя значительную часть сил, ведущих охоту за товаром картеля, и это хорошо. Те не слишком большие потери на международных границах, с которыми Эрнесто уже смирился как с неизбежным злом, станут ещё меньше.

Уличная цена кокаина понизится, но и спрос намного возрастёт, а следовательно, никаких чистых потерь в коммерческом доходе не будет. Зато будет достигнут тактический успех. А именно: Америка ослабит своё внимание к Колумбии и переместит центр разведывательной активности в другое место. Это и будет стратегическим выигрышем от новой деятельности...

...и ещё, у него всегда останется возможность передать информацию в ЦРУ. Он может сказать, что террористы неожиданно возникли на контролируемых им участках и что их планы показались чудовищными даже картелю. Конечно, это не обеспечит ему симпатий американских властей, но всё же принесёт некоторую пользу. А с теми из его собственных людей, которые будут обеспечивать конкретную помощь террористам, можно будет разобраться втихаря и своими силами, как это было всегда. Такое американцы не смогут не оценить.

Так что план давал реальные выгоды, а с его недостатками вполне можно было управиться. В целом, решил он, соглашение производило впечатление ценной и выгодной операции.

– Сеньор Мигель, я изложу ваши предложения моим коллегам, сопроводив их рекомендацией заключить с вами союз. Вы смело можете рассчитывать получить окончательное решение к концу этой недели. Вы останетесь в Картахене или продолжите путешествие?

– Я предпочитаю не оставаться в одном месте слишком долго. Вылетаю завтра. Пабло может сообщить мне о вашем решении через Интернет. А сейчас позвольте от души поблагодарить вас за сердечную и в то же время глубоко деловую встречу.

Эрнесто поднялся и пожал протянутую руку своего гостя. Он решил, что в данный момент Мигеля следует рассматривать как бизнесмена, занятого в близкой, но не представляющей конкурентной опасности сфере. Конечно, не друг, но союзник – пока союз с ним выгоден.

* * *

– Чёрт возьми, как вам все это удаётся? – спросил Джек.

– Когда-нибудь слышали о компании под названием «Инфосек»? – вопросом на вопрос ответил Рик Белл.

– Кодирование и все такое, да?

– Совершенно верно. Сокращение слов «информация и секретность». Сама компания расположена неподалёку от Сиэтла. Она разработала лучшую в мире программу информационной безопасности. А возглавляет компанию бывший начальник отделения "Z" в Форт-Миде. Он основал её вместе с тремя своими коллегами лет девять назад. Я не уверен, что их систему в состоянии расколоть даже АНБ, разве что с помощью грубой силы – то есть запустив все свои новые рабочие станции «Сан» для перебора вариантов. Эту систему использует большинство банков, особенно в Лихтенштейне и других местах Европы. Но в программе есть дыра.

– И никто её до сих пор не нашёл? – Покупатели компьютерных программ за многие годы сумели усвоить, что следует нанимать независимых экспертов и просматривать программный код таких продуктов строчка за строчкой, чтобы обезопасить себя от шуток программистов (безобидных или же, напротив, опасных), которых оказывается умопомрачительно много.

– Парни из АНБ делают по-настоящему хорошие коды, – ответил Белл. – Я не имею никакого представления, что у них там и где, зато хорошо знаю, что в их гардеробах до сих пор висят старые корпоративные галстуки Управления.

– Значит, Форт-Мид работает, а мы перехватываем то, что они раскапывают, во время пересылки в Лэнгли, – подхватил Джек. – А в ЦРУ есть хорошие специалисты по контролю за движением денег?

– Не такие хорошие, как наши.

– Получается, что мы поручаем вору ловить воров?

– Знать образ мыслей противника – чрезвычайно полезно, – ответил Белл. – Нам приходится иметь дело с не слишком-то обширным сообществом. Да что там, большинство из них нам хорошо знакомо: ведь мы же заняты в одном и том же бизнесе, верно?

– И это превращает меня в дополнительный ресурс? – спросил Джек. Согласно американским законам, он не являлся принцем, но очень многие европейцы воспринимали его именно в таком качестве. При встречах они непременно начали бы кланяться издалека, отталкивать друг друга, чтобы первыми пожать ему руку, говорить о том, что он очень многообещающий молодой человек, даже если бы он был всемирно известным тупицей, и искать его расположения, в первую очередь надеясь на то, что он когда-нибудь шепнёт о том или другом подхалиме доброе слово в ухо родителя. Вообще-то, это именовалось коррупцией или, по крайней мере, почвой для неё.

– Чему вы научились в Белом доме? – спросил Белл.

– Думаю, кое-чему научился, – без ложной скромности ответил Джек. Больше всего он узнавал от Майка Бреннана, который всей душой ненавидел всякие дипломатические хитросплетения, не говоря уже о политической паутине, которая плелась там непрерывно. Бреннан частенько обсуждал эти дела со своими иностранными коллегами, видевшими то же самое в столицах своих государств и думавших примерно так же, как он, стоя с непроницаемыми лицами на страже за спинами своих патронов. «Вероятно, это был гораздо лучший способ изучать атмосферу и деятельность власти, нежели тот, каким довелось воспользоваться отцу», – думал Джек. Ему ведь не пришлось учиться плавать на глубине, где неудача означала бы гибель. Эта тема входила в число тех, какие отец никогда не затрагивал, разве что вскользь, когда окружающая бестолочь приводила его в форменное бешенство.

– Будьте осторожны, когда придётся говорить на эту тему с Джерри, – предупредил Белл. – Он любит распространяться о том, насколько торговый бизнес чист и откровенен по сравнению с политикой.

– Папа по-настоящему любит этого парня. Мне кажется, дело в том, что они немного похожи.

– Нет, – поправил Белл, – они очень похожи.

– Хенли оставил политику после автокатастрофы, да?

Белл кивнул:

– Именно так. Подождите осуждать его, пока сами не заимеете жену и детей. Это был едва ли не самый страшный удар, какой только может постичь человека. Гораздо страшнее, чем можно подумать. Ему пришлось опознавать тела в морге. Это было чрезвычайно неприятно – мягко выражаясь. Кое-кто после этого засунул бы в рот дуло пистолета и прострелил бы себе мозги. Он этого не сделал. Он действительно подумывал о том, чтобы побороться за Белый дом, вероятно, думал и о том, что из Венди получится хорошая Первая леди. Наверно, так оно все и было бы, но стремление к дальнейшему продвижению умерло вместе с его женой и детьми. – Белл не стал продолжать. Ведущие сотрудники Кампуса защищали своего босса, по крайней мере в части репутации. Они считали его человеком, заслуживающим лояльности. В Кампусе не существовало никакой продуманной линии преемственности руководства. Никто не загадывал настолько далеко вперёд; этот вопрос никогда не поднимался на собраниях правления. Руководство было в основном, озабочено проблемами, далёкими от бизнеса. И сейчас Белл спросил себя: обратит ли Джон Патрик Райан-младший внимание на этот пробел в маскировке Кампуса? – Ну, – продолжил Белл после небольшой паузы, – каковы ваши первые впечатления?

– Я читал расшифровки стенограмм разговоров начальства Центрального банка друг с другом. Просто удивительно, насколько корыстный народ! – Джек немного помолчал. – Хотя мне, наверно, не следует удивляться, да?

– Когда даёшь кому-то возможность контролировать большие деньги или же большую власть, коррупция возникнет обязательно. Лично меня больше всего удивляет, каким образом их дружба распространяется за границы государств. Многие из этих парней выигрывают – я имею в виду: лично, даже когда валюта их стран переживает серьёзные трудности, приводящие к заметным неприятностям для рядовых граждан. В старину аристократы часто предпочитали иметь дело со знатью других стран, они чувствовали себя ближе к благородным иностранцам, чем к народу в своих собственных владениях, присягавшему тому же королю, что и они сами. Это явление живо до сих пор – во всяком случае, среди тех, кого часто называют финансовой или промышленной аристократией. У нас они могут образовывать временные союзы, чтобы лоббировать какие-то свои интересы в Конгрессе, но они не слишком часто подкупают политиков халявой и не торгуют секретами. Нельзя сказать, чтобы на таком уровне невозможно составить заговор, но скрывать его существование на протяжении долгого времени было бы довольно трудно. Слишком много людей, и у каждого имеется рот. В Европе все происходит точно так же. Нет ничего, что СМИ любили бы больше, чем скандалы, где бы они ни происходили, но, если у них есть выбор, они постараются ударить сначала по кому-нибудь из богатых парней и лишь потом по члену кабинета министров. Помимо всего прочего, последний часто бывает хорошим источником информации. А первый – только денежный мешок.

– И как же вам удаётся добиться того, чтобы ваши сотрудники оставались честными?

«Отличный вопрос», – подумал Белл. На самом деле они постоянно тревожились по этому поводу, хотя старались не говорить о своих тревогах во всеуслышание.

– Мы платим нашим людям вполне прилично. Все до одного предусмотрены в нашем инвестиционном плане, что не может не прибавлять уверенности в себе. Последние несколько лет начисления составляли около девятнадцати процентов годовых.

– Совсем неплохо. – Молодой человек постарался произнести это небрежно, чтобы не выдать своего восхищения. – Все в рамках закона?

– Это зависит от того, с каким юристом обсуждать вопрос, но вообще-то ни один американский прокурор не станет раздувать из этой деятельности грандиозного процесса, а сами мы ведём работы крайне осторожно. Мы здесь не любим жадности. Мы могли превратить это место в самое доходное заведение со времён незабвенного Понци[28]28
  Понци, Карло (1882 – 1949) – американский аферист, создавший финансовую систему, напоминавшую известные в России в 90-е гг. «пирамиды». От деятельности Понци пострадало около 40 млн. вкладчиков.


[Закрыть], но тогда на нас обратили бы внимание. И потому мы сидим тише воды ниже травы. Наших доходов вполне хватает для обеспечения и маскировки операций и содержания армии в полной боевой готовности. – Белл не стал специально пояснять, что они также держали под контролем состояние финансовых средств своих работников и сделки, которые те совершали, если такое случалось. Большинство этим не занималось, но некоторые вкладывали свои деньги в те или иные предприятия и получали доход помимо Кампуса. Впрочем, и эти старались соблюдать скромность. – Вам придётся сообщить нам номера счётов и коды – все, что относится к вашим личным финансам, и компьютеры будут держать их под наблюдением.

– Папа открыл мне трастовый счёт, но им управляет бухгалтерская фирма в Нью-Йорке. Того, что я получаю, вполне хватает на мороженое, но доступа к основному капиталу у меня нет. С тем, что я зарабатываю сам, я могу поступать по своему усмотрению. Могу, например, отправить бухгалтерам. Они вложат эти деньги, куда следует, и будут ежеквартально посылать мне извещения о положении дел. А когда мне стукнет тридцать, можно будет играть с деньгами без присмотра. – Эта граница оставалась ещё настолько далеко, что Джек-младший мог интересоваться тем, что лежит за нею, из одного лишь бескорыстного любопытства.

– Нам все это известно, – заверил его Белл. – И дело здесь вовсе не в отсутствии доверия. Мы всего лишь хотим удостовериться, что наши сотрудники не обладают привычками к азартным играм.

«Вероятно, правила азартных игр создавали наилучшие математики всех времён и народов», – подумал он. Благодаря их усилиям у рядового обывателя возникало иллюзорное ощущение наличия у него шанса обмануть фортуну. В человеческом разуме всегда пребывал самый опасный из всех наркотиков. Его ещё назвали «эго».

– Значит, мне придётся начать с «белой» стороны дома? Отслеживать колебания валютных курсов и все такое? – спросил Джек.

Белл кивнул.

– Совершенно верно. Сначала вам необходимо овладеть языком.

– Что ж, справедливо. – Его отец начинал куда скромнее – младшим клерком в «Меррилл Линч»[29]29
  «Меррилл Линч энд К°» – финансовая и брокерская компания, одна из крупнейших в мире.


[Закрыть], занимавшимся «холодным прозваниванием» клиентов. Такая работа, вероятно, не слишком благотворно сказывалась на состоянии эго, зато была хороша для души. Отец частенько читал ему самые настоящие лекции о добродетели терпения. Он говорил: обрести её стоит изрядной боли в заднице, даже после того, как ты вроде бы научился всему, что нужно. Но игра имела свои правила – даже в этом месте. Особенно в этом месте, поправил себя Джек. И спросил себя, что могло случиться с теми людьми из Кампуса, которые заходили за грань. Вероятно, ничего хорошего.

* * *

– Отличное вино, – заметил Доминик. – Для правительственного учреждения винный погреб здесь очень даже неплох. – На этикетке было напечатано «1962» – задолго до их с братом рождения... Да что там, в тот год их мама даже и не думала о том, что будет в старших классах ходить в школу Господа Милосердного, расположенную через несколько кварталов от дедушкиного дома на бульваре Лох-Рейвен в Балтиморе... это было так же давно, как ледниковый период. Но Балтимор находится чертовски далеко от Сиэтла, где они выросли. – Сколько лет этому поместью? – спросил он у Александера.

– Поместью? Оно появилось задолго до Гражданской войны. Дом построили аж в семнадцатом веке. В 1882 году он сгорел дотла и был отстроен заново. А правительство приобрело его перед самым избранием Никсона. Хозяин, Дж. Дональд Гамильтон, был ветераном БСС[30]30
  БСС – Бюро стратегических служб, орган внешней разведки правительства США во время Второй мировой войны. В последний период существования БСС возглавлял У. Донован, носивший прозвище Дикий Билл – в память об авантюристе XIX века. В 1947-м на базе БСС было создано ЦРУ.


[Закрыть], работал вместе с Донованом и его бандой. Ему заплатили хорошую цену, он переехал в Нью-Мексико и умер там в 1986 году, если не ошибаюсь, девяноста четырех лет от роду. Говорят, что в своё время он был на первых ролях, много чего сделал во время Первой мировой войны, а потом здорово помогал Дикому Биллу бороться против нацистов. В общем, он из тех парней, которым лучше не переходить дорогу без крайней необходимости. В его библиотеке немало хороших картин. И он действительно знал толк в винах. Это, например, из Тосканы.

– Отлично идёт с телятиной, – заметил Брайан. Еду готовил он.

– С такой телятиной пойдёт все, что угодно, – ответил Александер. – Неужели этому тоже учат в морской пехоте?

– Нет, мы научились у папы. Он готовит гораздо лучше мамы, – объяснил Доминик. – Знаете, старинные сельские блюда. А дедуля – вот, старый сукин сын! – он до сих пор ого-го как может. Сколько ему, Альдо, восемьдесят два?

– Исполнилось в прошлом месяце, – подтвердил Брайан. – Действительно, смешной старикан: объездил весь мир, прежде чем добрался до Сиэтла, а потом шестьдесят лет носу не высовывал из города.

– Из них последние сорок прожил в одном и том же доме, – добавил Доминик, – за квартал от ресторана.

– Вы готовили телятину по его рецепту?

– Готовы пари держать на что угодно, да? Не советую, проиграете. Наша семья происходит из Флоренции. Я побывал там пару лет назад, на плавучем госпитале, который заходил в Неаполь с визитом доброй воли. Двоюродный брат деда держит ресторан на берегу реки, неподалёку от Понте-Веккио. Когда они узнали, кто я такой, они прямо озверели и принялись меня закармливать. Знаете, как любят итальянцы морских пехотинцев?!

– Носил бы полевую форму, Альдо, тебя любили бы ещё больше, – сказал Доминик.

– А может быть, Энцо, все дело как раз было в том, что парадка подчёркивала красоту моей мужественной фигуры? Об этом ты не подумал? – отозвался капитан Карузо.

– О, уж это точно, – согласился специальный агент Карузо и положил в рот очередной кусочек телятины по-французски. – С нами за столом сидит очередной Рокки.

– Вы, парни, всегда так общаетесь между собой? – спросил Александер.

– Только когда бываем пьяными, – улыбнулся Доминик. Его брат весело рассмеялся.

– Энцо вообще-то не находит в спиртном никакого вкуса. Зато мы, морские пехотинцы, отлично разбираемся в винах.

– И я должен терпеть подобные оскорбления от человека, считающего «Миллер лайт» настоящим пивом! – возмущённо заявил Карузо из ФБР, оглянувшись вокруг с таким видом, будто обращался к многолюдной аудитории.

– Знаете, – сказал Александер, – принято считать, что близнецы должны быть неотличимы один от другого.

– Только однояйцевые. А мама в тот месяц завела себе две яйцеклетки. Хотя до года мама с папой нас действительно путали. Но на самом деле, Пит, мы нисколько не похожи. – Доминик сопроводил свои слова широкой улыбкой, которая, как в зеркале, отразилась на лице его брата.

Но Александер лучше знал, что к чему. Они лишь были одеты по-разному – но это должно было вскоре измениться.

Глава 5
Союзы

Сначала Мохаммед прилетел рейсом «Авианцы» в Мехико. Там ему пришлось некоторое время ждать отправления 242-го рейса «Бритиш эруэйз» до Лондона. В аэропортах с их старательно культивируемой анонимностью он ощущал себя в безопасности. Ему приходилось соблюдать осторожность в еде, поскольку Мексика была страной неверных, но стены зала первого класса ограждали его от любых проявлений их варварства, а присутствие множества вооружённых полицейских гарантировало, что такие люди, как он сам (вернее, почти такие же), не нарушат покой отлетающих. Поэтому он выбрал для себя место в углу, подальше от окон, читал книгу, купленную в одном из попавшихся магазинчиков, и старался не поддаться смертельной скуке. Он никогда не читал Коран в многолюдных местах – нельзя было позволить себе ничего такого, что могло бы навести на мысль о Ближнем Востоке и вызвать вопросы. Нет, ему следовало придерживаться разработанной легенды со скрупулёзностью профессионального разведчика, чтобы не прийти к тому финалу, какой постиг еврея Грингольда в Риме. Посещая уборную, Мохаммед ни на долю секунды не позволял себе утратить бдительность, чтобы кто-нибудь не сыграл с ним такую же шутку.

Он даже не пользовался своим ноутбуком, хотя для этого были все возможности. Лучше, решил он, сидеть спокойно и не дёргаться. Через двадцать четыре часа ему предстояло вернуться на европейский континент. Иногда он сам изумлялся тому, что проводит в воздухе больше времени, чем на твёрдой земле. У него не было своего дома, лишь какое-то количество конспиративных точек, убежищ, в которых он мог до некоторой степени расслабиться. Саудовская Аравия была для него закрыта на протяжении почти пяти лет. В Афганистане ему тоже нельзя было показываться. Как ни странно, он мог считать себя в относительной безопасности лишь в тех самых христианских странах Европы, с которыми мусульмане непрерывно сражались, но смогли одержать лишь одну победу. Эти нации с самоубийственной готовностью раскрывались перед чужаками, и на их территориях можно было без труда скрыться, имея хоть маломальские навыки конспирации. Впрочем, те, у кого водились деньги, вполне могли обойтись и без навыков. Эти люди напрочь забывали о том, что нужно опасаться за свои жизни, и притом до крайности боялись оскорбить тех, для кого величайшей радостью было бы увидеть разрушенными все их культуры, а их самих и их детей – мёртвыми. «До чего же приятное было бы зрелище», – подумал Мохаммед. Впрочем, он жил в реальном мире, а не в мечтах. Зато он работал ради того, чтобы они могли сбыться. Борьба должна продлиться гораздо дольше, чем он проживёт на свете. Может быть, это и печально, но тут ничего нельзя поделать. Все равно, лучше служить идее и делу, чем собственным корыстным интересам. Борцов за свою корысть в мире хватало и без него.

Он то и дело возвращался в раздумьях к словам и мыслям своих предполагаемых союзников, с которыми встречался вчера. Конечно, они вовсе не были истинными союзниками. О да, у них общие враги, но это положение не могло послужить основой союза. Речь шла всего лишь о возможном – если не помешают обстоятельства! – содействии. А уж в реальных делах его людям никак нельзя рассчитывать на помощь с той стороны. Никогда за всю историю человечества наёмники не были по-настоящему хорошими солдатами. Для того чтобы хорошо воевать, необходимо верить. Только правоверный может рисковать своей жизнью, потому что только правоверному нечего бояться. А чего бояться, когда на твоей стороне Аллах? Только одного, – поправил он себя. Неудачи. Неудача недопустима. Препятствия, преграждавшие путь к успеху, подлежали уничтожению любым имеющимся в его распоряжении способом. Ведь речь шла именно о препятствиях, а не о людях. Не о душах. Мохаммед, не вынимая пачки, вытащил из кармана сигарету и закурил. По крайней мере, в этом отношении Мексика была цивилизованной страной, хотя он не рискнул бы думать над тем, что пророк мог бы сказать по поводу табака.

* * *

– Ну что, в машине полегче будет, а, Энцо? – Брайан не упустил случая поддеть брата, когда они приблизились к финишной черте. Трехмильный пробег был совершенным пустяком для морского пехотинца, но для Доминика, которому не приходилось регулярно тренироваться после сдачи норматива по физической подготовке, пробег оказался серьёзным испытанием.

– Слушай, ты, чувак, – огрызнулся в ответ Доминик, – от меня требуется только одно: бегать чуть-чуть быстрее, чем мои преступники.

– В Афганистане тебе пришлось бы порастрясти свою жирную задницу. Хотя бы только для того, чтобы выжить. – Брайан лёгкой трусцой бежал задом наперёд, чтобы не выпускать из виду запыхавшегося брата.

– Возможно, но афганцы не грабят банки в Алабаме и Нью-Джерси. – Доминик никогда не думал о том, чтобы мериться с братом, кто из них круче, и точно знал, что морским пехотинцам приходится уделять куда большее внимание физподготовке, чем сотрудникам ФБР. А вот так ли он хорош с пистолетом? В конце концов дистанция закончилась, и он не спеша направился к особняку.

– Ну что, мы уложились в ваш норматив? – спросил Брайан у Александера.

– Конечно. Это же не Школа рейнджеров, парни. Мы не рассчитываем, что вы пробьётесь в олимпийскую сборную, но при полевой работе умение бегать может пригодиться.

– Ганни Хони в Квантико любил повторять эти слова, – заметил Брайан.

– Кто? – поинтересовался Доминик.

– Николас Хони, мастер-ганнери-сержант морской пехоты Соединённых Штатов. Ему, вероятно, пришлось услышать немало насмешек над своей фамилией, вот только вряд ли кто-нибудь осмеливался пошутить на эту тему второй раз. Он был одним из наших инструкторов в учебке. Его ещё называли Ник-прик[31]31
  Фамилия сержанта Хони (Honey), происходящая от слова «мёд», совпадает по написанию и звучанию с женским именем Хони и чрезвычайно распространённым ласкательным обращением: дорогой, голубчик, милая и т.п.
  Прик (prik) – здесь: грубое слово, обозначающее мужской половой член.


[Закрыть], – сказал Брайан, взяв полотенца и бросив одно брату. – Он из тех морпехов, которых хлебом не корми, а дай подраться – хоть с врагами, хоть с кем. Но все равно, он то и дело повторял, что для пехотинца главное – вовремя смыться.

– Ну, и как ты, следуешь этому правилу? – спросил Доминик.

– Не успел. Мне ведь довелось побывать на войне только один раз. Всего несколько месяцев, да и то приходилось по большей части смотреть сверху вниз на горных баранов. Там такие горы, что у всех тамошних козлов, наверно, тоже бывают сердечные приступы от беготни.

– Неужели настолько тяжело?

– Ещё хуже, – присоединился к разговору Александер. – Но сражаться на войне – это развлечение для детей, а не для разумных взрослых людей. Представьте себе, агент Карузо, что вы лезете сквозь непроходимую чащу, а на спине у вас груз в шестьдесят пять фунтов.

– Наверно, это здорово забавно, – не без уважения сказал Доминик брату.

– Веселее некуда. Ладно, Пит, какие вы ещё предусмотрели для нас развлечения на сегодня?

– Прежде всего вымойтесь, – посоветовал Александер. Теперь, когда он удостоверился в том, что оба находятся в приличной физической форме – хотя он с самого начала нисколько в этом не сомневался, – можно было допустить их до изучения серьёзных вещей. Важных вещей.

* * *

– Готовится удар по доллару, – сказал Джек своему новому боссу.

– Насколько сильный?

– Пустяки. Немцы хотят притормозить доллар относительно евро и кидают на это около пятисот миллионов.

– И всё же, насколько это серьёзно? – спросил Сэм Грейнджер.

– Вы меня спрашиваете? – удивился Джек.

– Конечно. Вы должны иметь собственное мнение. Оно может быть ошибочным, но должно опираться на какое-то обоснование.

Джек Райан-младший подал текст распечатки.

– Это разговор Дитера с его французским коллегой. Вроде бы похоже на обычную деловую беседу, но переводчик говорит, что голос немца звучал необычно раздражённо. Я немного говорю по-немецки, но недостаточно хорошо, чтобы уловить такие тонкости, – сознался молодой Райан. – И не могу сказать, чтобы мне было понятно, с какой стати немцы и французы решили бы затевать какие-то заговоры против нас.

– Это в духе их нынешней политики заискивания перед французами. Во всяком случае, я не вижу здесь перспектив для долгосрочного двустороннего союза с какими бы то ни было целями. Что важно, французы боятся немцев, а немцы смотрят на французов свысока. Но французы питают имперские амбиции – впрочем, они всегда у них были. Посмотрите хотя бы на их отношения с Америкой. Примерно словно у брата с сестрой, когда обоим лет по двенадцать, не больше. Они любят друг друга, но не могут общаться без ссор, а то и драк. Между Германией и Францией отношения похожие, но гораздо более сложные. Французы много раз пинали немцев по заднице, пока немцы не организовались и не напинали их сами. У обеих стран очень длинный список взаимных претензий. Это проклятие Европы. Там чрезвычайно запутанная и противоречивая история, и как только они забывают об этом, случаются очередные неприятности.

– А какое отношение история имеет к денежной атаке? – спросил молодой Райан.

– Впрямую – никакого, но можно в качестве варианта рассмотреть возможность того, что немецкий банкир решил сойтись поближе с этим парнем в расчёте на будущую игру. Возможно, француз специально создаёт иллюзию сближения чтобы помочь французскому центральному банку заработать очки в глазах Берлина. Это довольно интересная и весёлая игра. Нельзя ударить соперника слишком сильно, потому что после этого он не захочет больше играть с вами, и вообще, здесь никто не заинтересован в том, чтобы обзаводиться новыми врагами. Все равно что играть в покер с соседями. Если постоянно выигрывать, к вам начнут относиться враждебно, а жить в таком окружении вовсе не весело, потому что никто больше не станет ходить к вам в гости и играть. А если вы окажетесь самым тупым за столом, партнёры навалятся и облапошат вас – не настолько, чтобы вы от этого обеднели, но вполне достаточно, чтобы они смогли увериться в собственном непревзойдённом уме и запрезирали вас. Вот и получается, что лучше всего, если каждый играет немного слабее своих возможностей. В таком случае все остаются друзьями. Любому из них, чтобы погрузиться в крупномасштабный кризис ликвидности, хватит одного хорошего толчка, а при таких обстоятельств без помощи друзей не обойтись. Я забыл сказать, что ведущие банкиры относятся ко всем остальным обитателям континента как к крестьянам из своего поместья. И это отношение вполне может распространяться и на глав различных правительств.

– И на нас тоже?

– На американцев? О, да. Мы для них тоже крестьяне – низкого происхождения, плохо образованные, но чрезвычайно удачливые.

– И с большими ружьями, да, – добавил Маленький Джек.

– Да, крестьяне с оружием всегда раздражали аристократию, – согласился Грейнджер, довольно успешно сдержав смех. – Европейцы все ещё носятся со своими дурацкими классовыми предрассудками. Никак не могут сообразить, насколько сильно это дерьмо вредит их рынку – ведь важные шишки редко бывают способны родить по-настоящему ценные идеи. Но это, к счастью, не наша проблема.

«Oderint dum metuant», – сказал про себя Джек. Одна из немногих фраз на латыни, которые он до сих пор помнил. Кажется, этот афоризм принадлежал императору Гаю Калигуле: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Неужели за два истёкших тысячелетия цивилизация ни на шаг не продвинулась дальше этой точки?

– А в чём же наша проблема? – спросил он.