Электронная библиотека » Том Кокс » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 24 марта 2017, 14:00


Автор книги: Том Кокс


Жанр: Зарубежная прикладная и научно-популярная литература, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Том Кокс
Под лапой. Исповедь кошатника

Tom Cox: UNDER THE PAW

Перевод с английского М. Стрепетовой

Печатается с разрешения литературных агентств Johnson & Alcock Ltd. и Andrew Nurnberg.


© Tom Cox, 2008

© Школа перевода В. Баканова, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Посвящается моей любящей жене Ди и коту Флампу, с которым я познакомился в Интернете



С неизбежностью пребывая среди распущенной и безнравственной богемы, в этом коте ты обретешь пример достойного поведения, который, без сомнения, послужит противоядием от отравленной чаши соблазнов[1]1
  Перевод И. Гуровой.


[Закрыть]
.

П.Г. Вудхаус. История Уэбстера


Ну не рвет ли когти кот, когда его опасность ждет?

Айзек Хейз, музыкальная тема из фильма «Шафт»


Хроника моих кошек

Киса (1971–1975)

Феликс (1972–1989)

Табс (1986–1987)

Монти, он же Щеголь (1987–1998)

Дейзи, она же Слинк (1991–2007)

Медведь (с 1995)

Джанет (с 1997)

Брюер (2001–2002)

Ральф, в девичестве Пруденс (с 2001)

Шипли (с 2001)

Пабло (с 2005)

Бутси (с 2005)

Пролог

Для начала парочка фактов: меня зовут Том, я обожаю кошек, и примерно тридцать три года назад одна из них погибла по моей вине – в этом я практически не сомневаюсь.

Всем известен стереотипный образ сумасшедшей кошатницы. В «Симпсонах» этому второстепенному персонажу даже не требовалось имя – ее и так сразу запомнили. У сумасшедшей кошатницы нет детей, вся ее жизнь – это кошки, в доме грязь, да и за собой она не следит.

По правде говоря, несправедливо, что существует такой стереотип, когда противоположный образ – сумасшедший собачник – еще не прижился. Получается, что лучший друг человека помогает хозяину с достоинством провести пожилые годы, тогда как лучший друг старой, неприятно пахнущей кошатницы сопровождает ее в походах в супермаркет, где та покупает лишь солодовый хлеб, несколько сеток для волос, упаковку нарезанной ветчины и двадцать четыре баночки корма «Феликс». О сумасшедших кошатниках говорят гораздо реже, но я готов заявить, что такой тип существует – и помешан он на кошках не меньше, чем его единомышленницы женского пола.

Конечно, я не совсем уж сумасшедший. Да, в доме наверняка будет пахнуть, если пару дней не пылесосить и не заглядывать под диван, но здоровью это ничем не грозит. И еще я как-то повязал галстук одному из моих котов, пока тот спал, однако за исключением того случая – никакой кошачьей одежды, и «моими пушистыми детками» я их точно не называю. Правда, котов у меня целых шесть, и каждый из них, с точки зрения ухода, все равно что миниатюрная копия Мэрайи Кэри. Пока вы это прочитаете, в мой дом наверняка забредет еще один самодовольный комок шерсти, решит, что тут здорово, и уляжется на один из кошачьих гамаков, которые я специально повесил у батареи. Может, я даже сумею не обращать внимания на отвратительный чавкающий звук, с которым он вылизывает свой зад. С таким я уже сталкивался и столкнусь еще не раз.

Вот рассказываю вам об этом и будто нарушаю некий запрет. Почему многие мужчины с недоверием относятся к кошкам и почему многие люди с подозрением смотрят на мужчин, которым кошки нравятся? Неужели думают, что любители котиков изобретают коварный пушистый план по свержению человеческого рода?

Признаться другу традиционной ориентации в том, что ты, гетеросексуал, любишь кошек, – все равно что рассказать ему о своей коллекции плюшевых мишек или похвалить его «миленький» вязаный жилет. Однако статистика явно противоречит сложившемуся образу изгоя общества, который приписывают мужчинам-кошатникам: по данным на 2008 год, в Соединенном Королевстве Великобритании и Северной Ирландии проживает около 9 миллионов кошек, а во всем мире их, наверное, больше миллиарда; глупо считать, что только женщины балуют своих кошек и чешут их под подбородком.

Так каков он, кошатник? Доктор Зло из «Остина Пауэрса»? Пенсионер в кальсонах, у которого в еде кошачья шерсть, а диван пропах мочой? Или владелец букинистического магазина, похожий на трансвестита? А может (р-р-р, ш-ш-ш!) – метросексуал? Допустим, так, но среди кошатников есть и великие американские писатели (Марк Твен), и борцы с демонами (Энтони Хэд, главная звезда сериала «Баффи – истребительница вампиров»), и математики (Исаак Ньютон), и мировые лидеры (Уинстон Черчилль). Повесьте на нас ярлык, и мы, с безразличием наших четвероногих союзников, стряхнем с себя стереотипы и продолжим жить по-своему. Кто-то скрывает от мира свою любовь к кошкам, кто-то воспринимает все с излишней серьезностью, но есть среди нас и обычные ребята, которые не думают, что их мужественность подрывает желание проводить время с самым популярным в мире домашним животным.

Кстати говоря, у многих есть своя, как это назвал бы психоаналитик, «кошачья история», и чтобы проследить мою, надо начать с начала – и я имею в виду с самого начала.

* * *

Когда я задаюсь вопросом: «Как так вышло, что мою жизнь всецело поглотили кошки?», то обычно вспоминаю два определяющих события. Одно из них произошло во мраке деревенского сада в 1998 году и на тот момент казалось по-своему важным, другое – в еще более мрачном месте в начале 1995 года, когда слово «определяющий», как и все остальные, вовсе не имело значения. Видеть сквозь околоплодную жидкость и слой кожи ребенку не дано, поэтому с Кисой, первой кошкой в моей жизни, лично я так и не познакомился. По словам родителей, она была эдакой помесью кругляша Пакмана и гремлина: Киса поднимала клубы пыли и сметала все на своем пути, после чего забиралась под карниз, где, тихо пофыркивая, планировала следующую атаку. «Она бы запросто оттяпала тебе руку», – громкоголосо объяснял отец. Долгие годы я и не думал сомневаться в правдивости этой истории и правильности решения родителей усыпить Кису, когда мама была на пятом месяце беременности.

В детстве «Легенда о Кисе» была неотъемлемой частью истории семьи Кокс – наряду с рассказами о том, как я чуть не умер от разрыва аппендикса и как отец за десять фунтов купил малышку «моррис-майнор».

Совсем недавно я увидел фотографии, на которых запечатлена маленькая, песочного цвета кошечка, не имеющая на вид ничего общего с постоянно звучавшими в нашем доме историями о разодранных до крови руках и запуганных почтальонах. И кстати, а как же Феликс, еще одна мурлыка с не самым оригинальным именем, которая жила у родителей в 1970-х? Согласно нашему кошачьему семейному древу, Феликс, нежное существо с добрым характером и мягчайшей шерсткой, родилась в 1972 году. Как же эта безобидная зверушка не просто продержалась два года при суровом господстве Кисы, но и родила котят? Разве та не сожрала бы их и не выплюнула бы переваренную массу под ноги молочнику?

Мама рассказывает, что Киса всегда отличалась невероятной подлостью, но, после того как ее сбила машина – родители нашли Кису с переломанными задними лапами недалеко от дома, – она превратилась в порождение ада. И хотя Киса вновь встала на лапы, до конца она не оправилась и от боли еще больше озлобилась. Правда, в конечном счете именно мое предстоящее рождение стало причиной того, что следующая поездка Кисы к ветеринару оказалась последней.

«Ты поступил бы так же, если бы ждал своего первенца», – повторяет мама. Трудно поверить, но вряд ли я узнаю точно – в ближайшее время беременеть не собираюсь.

Как знать, может, из-за смерти Кисы я всю жизнь и чувствую потребность окружать себя кошками; пусть пачкают диван, командуют мной – я буду их баловать. Вполне вероятно, что будь Киса жива после моего рождения, то сейчас бы у меня осталось на один глаз меньше, а эти строки я писал бы, поглаживая добермана-пинчера. В любом случае, когда все детство тебя тяготит мысль о том, что ты стал причиной смерти животного, это наверняка повлияет на твое будущее – хочешь ты того или нет.

Имя и инициалы у меня тоже подходящие: в первый же день учебы в школе одноклассник стал напевать песенку из мультика «Топ Кэт» («А друзья называют его Т.К.!»)[2]2
  Инициалы автора (Tom Cox – T.C.) совпадают с первыми буквами названия упомянутого мультфильма и одноименного персонажа (Top Cat). Кроме того, котов (самцов) называют «tom». – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. пер.


[Закрыть]
, так что моя судьба, считай, была определена.

Есть и другая теория, объясняющая мою любовь к кошкам, – я всегда любил трудности. А еще, когда живешь у черта на куличках и до дома ближайшего одноклассника километров пятнадцать, приходится довольствоваться любой компанией, пусть даже твои приятели способны лишь с негодованием мяукнуть в ответ, высокомерно задрав подбородок.

Мы жили в трехкомнатной половине дома на двух хозяев, в сельской местности на северо-востоке Центральных графств, и в 1978 году мой типичный летний день проходил примерно так: я, трехлетний мальчишка, жевал землю в саду, пытался подружиться с коровами Гордона Уитчелла или испытывал на Феликс гомеопатический массаж, хотя и не знал тогда, что это такое. Феликс, которая была для мамы как ребенок, наверняка вздохнула с облегчением, когда Киса внезапно отправилась «в дом пушистых престарелых», но передышка была недолгой. Не надо быть ученым-зоологом, чтобы понять, почему на многих фотографиях из моего раннего детства у Феликс такой встревоженный вид – как только вы заметите, что на снимках за ней везде тянется пара тоненьких ручонок, все станет ясно.

Вскоре после четвертого лета моей жизни на этой планете Феликс решила, что довольно с нее прятаться под диванами и играть роль мячика для снятия стресса, и ушла жить к нашей соседке, милой старушке Фло, которой, как утверждал отец, только что исполнилось 134 года. Феликс прожила у Фло три года, а потом бабуля умерла, и ее дом купил запойный врач на пенсии, который скорее бы стал вытирать черно-белой шерстью разлитое пиво, чем отдавать Феликс самые лакомые кусочки.

Когда она к нам вернулась, меня интересовали уже совсем другие вещи: логово в лесу у закрывшейся шахты, трюки на велике, драгоценная статуэтка из «Звездных войн», которую расплавил Иэн Со, жуткий девятилетний мальчишка, живший через три дома. Несмотря на это, Феликс обходила меня стороной, особенно когда я держал в руках что-нибудь острое.

В моменты самобичевания раннее детство представляется мне классическим примером уединенной загородной жизни единственного ребенка в семье. Когда же я пребываю в хорошем настроении, те годы кажутся типичной городской утопией эпохи постхиппи, когда все только и делали, что перекладывали друг на друга ответственность. Мне всегда нравилась местность, которую родители с легким презрением называли «пригородом», но для меня это был лишь отрезок на пути (где иногда ломался то мамин, то папин драндулет) от дома до школы в центре города, где мама преподавала, а я учился.

Начальная школа Клэрмонт вобрала в себя лучшее от эры хиппи, при этом здесь не хвалились прогрессивным подходом или принадлежностью к среднему классу. В этой школе я взбивал масло и играл в «Драконы и подземелья» с одноклассниками, которых звали Асиф, Эсме, Дэнни и Соррел[3]3
  Асиф – арабское имя, Эсме и Соррел – французские имена; такое разнообразие характерно для эры хиппи, выступавших против расизма.


[Закрыть]
, затем шел домой и в сотый раз перечитывал «Бесподобного мистера Фокса» Роальда Даля и «Охотника на мышей» Дика Кинга-Смита, а потом ловил жуков-плавунцов для моего самодельного прудика в саду.

На фотографиях из школы Клэрмонт мы с одноклассниками всех национальностей и слоев общества стоим в махровых толстовках, с всклокоченными волосами и радостно улыбаемся, что прекрасно описывает первые десять лет моей жизни, но более точную картину можно составить по снимкам из сада за нашим домом в Бринсли и фото, сделанным в те же годы на каникулах. «О да-а!» – кричу я, когда мама достает старые альбомы. «Это я с Билли, псом боксерской породы, мы подружились с ним тогда в Дорсете – помню, хозяева палаточного лагеря еще возили меня на ярмарку в Уэймут… А вот индоутки, которые пробрались на кухню, когда мы жили в Бате… Эти черно-белые котята прибились к нам в Италии, мы назвали их Ивел и Книвел в честь трюкача-мотоциклиста… А с тем мальчишкой из Германии – он ударился головой о дно бассейна, и его увезли в больницу – я лишь раз успел поиграть в настольный теннис».

* * *

Учитывая мою пугающую способность помнить имена чужих питомцев спустя двадцать лет, я со стыдом признаюсь, что очень мало помню про Табс, мою вторую кошку. Уверен, причиной тому вовсе не отсутствие любви и заботы с моей стороны, ведь я никогда прежде не испытывал ничего похожего на раздирающую изнутри пустоту, когда Табс, которой тогда только исполнился год, сбила машина. В тот момент она, как и каждый вечер, с радостью бежала к дому встречать нас.

Умерла она, слава богу, мгновенно, будто спокойно уснула, а на обочине осталась лишь крошечная капля крови. Мне было двенадцать, однако я до сих пор четко помню, как дрожащим голосом рассказывал миссис Дет, учительнице по математике, про печальное событие, из-за которого я не сделал домашнюю работу (миссис Дет была строгой, но при этом очень понимающей, так что зря Уэйн Смит и Бо О’Дауд с задней парты прозвали ее миссис Смерть[4]4
  В английском созвучны слова Deeth (фамилия учительницы) и death (смерть).


[Закрыть]
).

Родители решили меня утешить и отвезли в кошачий приют в Бертон-Джойс, где я сразу подружился с Монти, крепким рыже-белым малышом – именно так, «малышом» – с озорным взглядом.

По дороге домой запах испражнений Монти смешался с ароматом купленного на вынос карри, и я почувствовал себя предателем. Со слезами на глазах я спросил у мамы, не поспешил ли я «заменить» Табс. Эти мысли мучили меня, но уже к вечеру, когда Монти, издавая булькающие звуки, стал прыгать на шторы в гостиной, мои сомнения немного рассеялись.

Монти лишь время от времени уделял нам внимание, отчего казался чуть более аристократичным по сравнению со своими сородичами. Такой зверь не мог не понравиться даже заядлому котоненавистнику. Дикие животные размером поменьше фазана боялись его, другие коты брали с него пример, женщины из книжного клуба, разведенные и с выкрашенными хной волосами, желали быть рядом с ним. В глазах Монти я видел сумасбродство… но он знал меру.

Если бы понадобилось подобрать для Монти песню, я бы взял «У тебя есть друг» Кэрол Кинг или музыкальную тему из фильма «Шафт» Айзека Хейза. Однажды, как раз когда Монти бродил по крыше над моей комнатой, я слушал музыку из «Шафта» – фанковый ритм и слова «ну не рвет ли когти кот, когда его опасность ждет» о «непростом парне» как нельзя лучше подходили Монти. Вряд ли он, конечно, как у Хейза, «рисковал своей шкурой ради ближнего», ведь Монти был всего лишь котом и не собирался выходить за рамки эгоистичности своего вида. Но будь такое возможно, он наверняка пошел бы на любое рискованное дело – лишь бы это не было связано с водой.

После на удивление несдержанного выступления за задернутым (или, скорее, сдернутым) занавесом в первый вечер Монти немедля приступил к делу и кратко изложил свои требования к жизни в нашем доме. Вот что они в себя включали:

1. Ни в коем случае не пытаться сделать из него домашнего котика, который только и знает, что сидеть у хозяина на коленях.

2. Никаких фенов в пределах пятнадцати метров.

3. Куриная грудка (сырая) как минимум три раза в неделю.

4. Возможность неограниченно упиваться жизнью, а также водой из туалета на втором этаже – и никаких ехидных замечаний по поводу антисанитарии.

5. Никакой ревности или собственнических настроений, если Монти вдруг случится проявить нежность к другому существу. Можно сколько угодно тереться о молочников/моих одноклассников/медработников, – я всегда останусь его Важнейшим Человеком.

6. Подзывать Монти только по правилу «раз-два», изображая то высокий, то низкий звук сирены.

В обмен на это я получал:

1. Персональную пушистую побудку по утрам, включая легкое похлопывание лапой по щеке в промежутке между половиной седьмого и семью утра.

2. Неиссякаемый запас мышей, чьи внутренности есть я не обязан.

3. Гордо восседающего на окне питомца, который ждет моего возвращения домой.

4. Уникальный опыт «кошачьего вертикального взлета» – впечатляющее зрелище, какого прежде я не видел.

5. Проявление по-настоящему выдающихся способностей в игре «Газонные полевки» (она же «Подбрось грызуна»).

6. Гарантию того, что он всегда будет рядом, особенно в трудные моменты.

Быть хозяином Монти было все равно что завести необычайно разумную и при этом абсолютно нельстивую собаку, которая сама за собой убирает. И Монти, прямо как пес, больше всего любил гулять вместе с хозяином. Впервые это случилось в 1990 году, когда однажды утром на середине пути к остановке школьного автобуса (а это около полутора километров) я обернулся и увидел, что Монти с довольным видом спешит за мной. Не очень-то хотелось знакомить его с Уэйном Смитом, Бо О’Даудом и остальными ребятами, с которыми я ходил на биологию, так что я проводил Монти назад домой, принес ему с кухни батончик «Кранчи» и сделал вид, будто устраиваюсь на диване, а сам, пока он не видит, выбежал через заднюю дверь.

К тому времени родители перебрались поближе к городу, и дальнейшее исследование совместного времяпрепровождения человека и его мурлыки, которому уделяется так мало внимания, стало невозможным; в частности, этому препятствовали уборочные машины, выезд на автомагистраль и соседний поселок, постоянно упоминаемый в новостях в связи с пироманией его жителей. Тем не менее про себя я отметил, что не мешает вернуться к этому делу, когда мы опять переедем в сельскую местность. Опыт подсказывал, что рядом с городом мы долго не задержимся.

Когда я был маленьким, мы часто переезжали, и для меня это был привычный ритм жизни. Новый дом, новые друзья, а потом, примерно через год, мама с мрачным видом заходит ко мне в комнату и говорит, что пора снова упаковывать мой домашний компьютер ZX81 и коллекцию комиксов «Бино». Когда мы обосновались в седьмом за мои почти восемнадцать лет доме, перемены уже поднадоели, и мне вовсе не хотелось жить в каком-нибудь арендованном домике на северной окраине Ноттингема, откуда до ближайшего клуба ехать с час. Сам дом стоял в паре километров от проселочной дороги – настолько узкой, что две машины не могли разъехаться на ней, не задев живую изгородь.

Зато это было отличное место для прогулок с котом.

Никаких поводков или ошейников, ведь Монти быстро усвоил правила: видишь автомобиль или бордер-колли – бегом в ближайшие кусты, и тогда противник лишь удивленно покачает головой, решив, что промелькнувший белый комок – всего лишь обман зрения. Затем идешь вдоль изгороди со стороны поля, параллельно шагам хозяина, пока угроза не исчезнет. Правда, большую часть времени нам с Монти по пути никто не попадался. Перед выходом из дома папа кричал мне: «Остерегайся придурков!»; куда бы я ни шел, он всегда предупреждал меня о придурках, но в этой части Ноттингема его волнения были вполне оправданны – и мы отправлялись на холм и делали круг, не теряя из виду дом. Всего получалось километров пять, а по времени прогулка занимала примерно столько же, сколько Монти по возвращении домой лакал живительную влагу из унитаза.

Будучи обладателем роскошных «штанишек», на прогулках Монти с величественным видом вышагивал впереди. Время от времени я, образно говоря, щелкал его по носу – выбегал вперед и прятался в кустах, что было подло с моей стороны, ведь Монти приходилось делать то, чего он так стеснялся: мяукать. Голосок у Монти был на удивление писклявый и тоненький, так что мяукал он только в самом крайнем случае. Каждый раз розыгрыш удавался: я прятался среди листвы, и через пару минут Монти начинал пищать с неподдельным ужасом кота, навсегда потерявшего хозяина. Или он просто потакал моим причудам? Еще бы, парень, который прячется от своего кота… С таким дурачком надо быть добродушным и терпеливым.

Мы с Монти провели вместе одиннадцать лет, и за это время наши отношения стали настолько идеальными, насколько они могут быть у человека с котом: тесная связь, в которой сохранялась по-мужски разумная дистанция. Грустил я или болел, Монти всегда был рядом, готовый предложить пусть не крепкие объятия, но молчаливую поддержку – прямо хвостатый Гэри Купер. Когда Монти хотел пройти мимо своего любимого дерева с дуплом, он мог на меня рассчитывать. Монти не приносил мне газету и не лаял в ответ на мой зов, зато понимал, какой из многочисленных издаваемых мной звуков означал «Я готовлю курицу и, если ты перестанешь драть ковер, дам кусочек», а какой – «Я шлепну тебе в тарелку еще немного этой отвратительной бурды, давай-ка доедай побыстрее». Так же и я среди его редких отчетливых писков различал «Я поймал горностая и неспеша разделался с ним в Шервудском лесу» и «Я пошел попить из унитаза в туалете внизу, а дверь, как назло, захлопнулась».

Летом 1998 года я съехал от родителей, и мне предстоял мучительный выбор – брать ли Монти с собой? За двухкомнатным домиком неподалеку от Ноттингема, который я снял вместе с моей девушкой, был лишь крошечный садик, граничивший с парковкой у супермаркета, – не лучшее место для кота, привыкшего с властным видом совершать обход своих бесконечных зеленых угодий. Или я ошибался? «Может, со временем станет просторнее», – убеждал я себя, и в этом была доля правды – проблемой оказалось именно время, а не территория.

Всего через месяц после моего отъезда отец нашел Монти лежащим в мокрой от росы траве: вид у него был, как всегда, безупречный. От чего он умер? От сердечного приступа, крысиного яда, эмболии? Никто так и не понял, а мама не догадалась отвезти Монти к ветеринару, чтобы выяснить причину; на тот момент это казалось ей неважным, и лишь позже они с отцом выдумали другие версии: может, мстительный молочник или мелкие паршивцы из Окволда, поселка поблизости. Мой дедушка по маминой линии – в честь которого меня и назвали – совершенно здоровый человек, внезапно умер от кровоизлияния в мозг в сорок шесть лет, но я не предполагал, что подобное может случиться с котом, и уж тем более с этим котом. Монти славился крепким телосложением: царапины на носу заживали за пару часов, а ветеринары с опаской подходили к нему, когда надо было сделать прививку.

В тот день я поехал по работе в Лондон, и когда родители сумели связаться со мной, Монти уже был похоронен в саду под терносливой (он любил, усевшись под деревом, мерить равнодушным взглядом соседских куропаток). Когда тем же вечером я приехал домой, о его существовании напоминала только миска недоеденных галет.

Утерев слезы и забравшись назад в машину, я вдруг услышал, как свистом подзываю Монти – странно, учитывая, что я не разжимал губ. Ошеломленный, я осмотрелся вокруг с чувством легкой паранойи и тут вспомнил, что на телефонном проводе за окном моей спальни часто сидела птичка, которая любила подражать то звонку нашего радиотелефона, то традиционному звуку сирены, которым я звал Монти обедать. Я прислушался и уже думал осыпать проклятиями эту гадкую, бессердечную небесную тварь, но пришлось признать, что в этом был смысл: по дороге в лишенный кошек съемный дом в моем внутреннем музыкальном автомате все крутился этот звук: «Уи-у-у, уи-у-у, уи-у-у…», пока не превращался в совершенно другую песню на тот же мотив: «Вино-ва-ат, вино-ва-ат, вино-ва-ат…»

В тот вечер я поклялся себе: больше никаких кошек. Помнится, тогда я был настроен решительно, и теперь понимаю – то был поворотный момент в моей жизни. Только я еще не знал какой.

* * *

УСКОЛЬЗНУВШИЕ: СПИСОК КОШЕК, КОТОРЫХ Я БЫЛ БЫ НЕ ПРОЧЬ ВЗЯТЬ СЕБЕ, НО В СИЛУ НЕПРЕОДОЛИМЫХ ПРЕПЯТСТВИЙ НЕ СМОГ


Тряпичный котик[5]5
  Герой британской детской телепередачи 1974 г.


[Закрыть]
(1976–1979)

Окрас: кислотно-розовый в белую полоску.

Откуда: магазинчик Эмили (откуда у семилетней девочки магазин?).

Хозяйка: Эмили.

Отличительные черты и особенности: ленивые манеры, обвислое со всех сторон тело, склонность к накоплению хлама и выдумыванию невероятных историй о русалках.

Любимая фраза: «Сейчас зевну-у-у-у!»

Почему у нас не сложилось бы: а кто бы мне его отдал? Если любимая тряпичная зверушка Эмили терялась, собственнические чувства хозяйки могли превратиться в убийственную ярость. Да и лишнее тряпье мне в доме ни к чему.


Креветка (1988–1993)

Окрас: черепаховый.

Откуда: гольф-клуб «Крипсли-Эдж» в Ноттингеме.

Хозяин: управляющий гольф-клубом «Крипсли-Эдж».

Отличительные черты и особенности: толстяк, слегка неприветлив, внезапно начинает шипеть, любит появляться у восемнадцатой лунки в неподходящий момент.

Любимая фраза: «Я тут ни при чем, это все ты».

Почему у нас бы не сложилось: все большая неприязнь к гольфу (с моей стороны), все большая неприязнь к неуемным ласкам женщин из команды по бриджу (со стороны Креветки), от которых он становился еще ворчливее и гневно шипел: «Я вам не игрушка».


Гранди (1994–1998)

Окрас: бело-рыжий.

Откуда: Джедлинг, Ноттингем.

Хозяева: вечно отсутствующие соседи моей подружки.

Отличительные черты и особенности: мяв, как у прокуренного Рода Стюарта; жалобный взгляд.

Любимая фраза: «Жизнь безрадостна».

Почему у нас не сложилось бы: непрерывное мяукание, низкое и скрипучее, слушать каждый день – с ума сойти можно, не говоря уже о том, что выкрасть кричащую кошку было бы трудно.


Арчи (1995)

Окрас: темно-полосатый.

Откуда: Йорк.

Хозяин: неизвестно.

Отличительные черты и особенности: походка вразвалочку, огромный живот, подозрительная тяга к метлам в кладовке.

Любимая фраза: «Да, у меня мальчишеское имя, и что? Джейми Ли Кертис это не помешало. Думаешь, у меня тут бананы, что ли?»

Почему у нас не сложилось бы: в Йорке я пробыл недолго – бросил университет через три месяца.


Геркулес (1996)

Окрас: песочно-полосатый.

Откуда: Ньюкасл.

Хозяин: естественно-научный факультет Университета Ньюкасла (не подтверждено).

Отличительные черты и особенности: идеальное сочетание внушительного вида и чарующей доброты. Любитель устроить борьбу со студентами.

Любимая фраза: «Люби того, кто рядом!»

Почему у нас не сложилось бы: ограниченное право на встречи. Неуверенность в себе из-за отсутствия академического статуса. Риск быть задавленным в толпе. Вероятные ссоры на тему: «И как понять, что ты правда меня любишь, если и всех остальных ты тоже любишь?»


Безымянная и на удивление молчаливая кошка из лагеря в Италии, где бродячие собаки не давали мне спать всю ночь (1998)

Окрас: черный.

Откуда: Доноратико, Тоскана.

Хозяин: неизвестно.

Отличительные черты и особенности: необъяснимое желание забираться под машину, пугающая немногословность.

Любимая фраза: «…».

Почему у нас не сложилось бы: языковой барьер; преграда в виде расстояния: проблему можно было бы решить, переехав в Средиземноморье, но и тогда я жил бы в постоянной тревоге из-за диких тосканских собак.


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации