Книга: Травести - Том Стоппард

Дальше...

Розенкранц и Гильденстерн мертвы. Это пьеса... пьеса. Пьеса, с первых слов говорящая "да, я постмодернизм. - а нет, я еще и абсурдизм. - снесем четвертую стену. - снесем все стены, на кой они нам?" Пьеса - play - на английском это и пьеса в написанном виде, и спектакль, так вот автор вскрывает пьесы в обоих смыслах слова, вспарывает их как консервные банки и рассматривает изнутри. Розенкранц и Гильденстерн - два не самых глубокомысленных персонажа "Гамлета" - здесь предстают и как персонажи, осознающие свою искусственность, и как актеры, играющие персонажей, осознающих... и так далее, и как просто два крайне странных человека. Как персонажи они пытаются осмыслить, откуда они взялись, в чём их цель, куда они направляются и чем всё это кончатся. Как актёры они пытаются отыграть то, что им предназначено автором, понимая, что все, до чего додумались персонажи - не реальность, а пьеса. Как люди они просто размышляют о том, как устроена жизнь... и особенно смерть. Кроме них, здесь есть артисты, которые также существуют в нескольких плоскостях - это и персонажи "Гамлета", живущие за рамками того, что о них сказано автором, и артисты, играющие пьесу, напоминающую "Гамлета" - или это он и есть? Они умеют умирать по-настоящему и понарошку, а вот с умением жить у них сложнее. Также автор покопался и в самом "Гамлете", представив пьесу с изнанки, где швы и торчат нитки, за которые лучше не дергать, обнажив то, что автор только обозначил. И эта вся многомерность - в написанном тексте! А ведь постановка его на сцене добавит четвертое измерение - актёры, которые играют героев, которые играют актёров, которые играют героев... "Полная гибель всерьез" - о которой писал Пастернак - а потом встать и поклониться. А что Розенкранц и Гильденстерн? Мертвы.

Травести, или Комедия с переодеваниями. Это весьма странная пьеса, полная отсылками настолько, что они переваливаются через край. Если для чтения предыдущей было достаточно освежить в памяти "Гамлета", то увидев список произведений, цитируемых в "Травести", я поняла, что если начну читать их все, я не прочту эту пьесу никогда. Есть место действия - Цюрих февраля 1917, есть люди, жившие там - Ленин с Крупской, Джойс, Тристан Тцара, есть замысел автора - не столкнуть ли этих людей, раз уж они там жили? Есть главный герой - Генри Карр, которого автор откопал в архивах и решил "оживить", а потом узнал настоящую судьбу этого человека. Опять появляется многомерность - пьеса-театр-жизнь... Все происходящее есть воспоминания Генри Карра, который может менять их по собственному усмотрению, поэтому каждый из героев предстает в разных сценах разным, да и одна и та же сцена прогоняется несколько раз по-разному (как это бывает в сознании автора). Поскольку на самом деле все было не так, герои разговаривают цитатами из своих сочинений, ведь Карр на самом деле их и не знал. В этой пьесе ничего не происходил. Есть завязка и развязка, а между ними какое-то месиво разговоров и цитат, но событий так и нет. По-моему, она существует для того, чтобы взрывать мозг малоинтеллектуальным читателям вроде меня. День и ночь Надо сказать, что эта пьеса меня удивила своей привязкой к реальности после двух предыдущих) Здесь почти нет этой игры в многомерность и метаморфозы. Здесь много политики и немного любви. В Африке государственные перевороты. Журналисты гонятся за сенсациями. Женщина замужем за одним, спит с другим и любит третьего. Перестрелки. Телеграммы. Диктаторы. Страны первого мира смотрят на это пристально - издалека. Молодой журналист случайно добывает сенсацию. Другие из зависти ставят ему палки в колёса. Как будто сенсация - это только черные буквы на белом листе, а не смерть и кровь настоящих людей. Он едет в захваченный город, а я зато увижу президента. Кто из нас круче? Неважно, что кто-то мертв, сенсации должны жить. Пусть плачет раненый олень, А невредимый скачет, Пусть кто-то спит или не спит – На этом мир стоит... Ночь сменяет день, а день - ночь...

Отражения, или Истинное С театра военных действий - обратно в театр. Здесь люди пишут пьесы, играют в них, любят друг друга и изменяют друг другу на сцене и в жизни. Их жизнь отражается в творчестве, а творчество - в жизни. Генри написал пьесу про измену жены, Марк в ней сыграл, и его жена ушла к Генри. А потом этой же пьесой шарахнуло и по самому автору, и пришлось разыгрывать ее же в жизни. Кроме всех этих коллизий, здесь много рассуждений об искусстве, о литературе, о театре - к месту и не к месту. С одной стороны, литература и театр должны нести разумное-доброе-вечное, а с другой - в жизни от человека, который так много рассуждает, и впрямь охота уйти.

Многомерность, многовариантность этих пьес делает их действительно сложными и необычными. Поскольку это пьеса, здесь автор не выделяет никак то, что данная сцена, например, лишь фантазии героя, мы должны понять это по ходу дела, как в театре, так и при чтении. Это интересно. Но почему четыре балла? Знаете, бывает так, что ни уму, ни сердцу. А бывает так, что уму, но не сердцу - вот это случай Стоппарда.

Правильнее было бы писать не «зритель», а «читатель», но пьесы Стоппарда сложно представить в отрыве от сцены, на которой разыгрывается все это действие, да и сам автор не жалеет строчек и абзацев, для описания обстановки или внешнего вида героев. Множество деталей, множество мелочей: обязательно наличие телефона («День и ночь») или специальным образом расположенные двери («Травести») и все такое прочее. Такие ремарки, как нельзя лучше, позволяют почувствовать себя в зрительном зале.

Важно отметить, что пьесы, представленные в сборнике очень сильно интегрированы с самим театром – по крайней мере в двух пьесах из четырех («Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Отражения») разыгрывается театральная постановка, еще в одной («Травести»), Джеймс Джойс обсуждает с актером детали спектакля. Все это дает нам ключ к пониманию и четвертой пьесы – «День и ночь».

Из всего сборника эта пьеса мне понравилась больше всего. Главную роль сыграло описание работы журналистов, пусть и в вымышленной африканской стране Камбаве, а зная, как автор любит устраивать «театр в театре», мы легко сообразим, в какой серьезной политической игре оказались замешаны герои. К слову говоря, я сначала написала «главную роль сыграло», и только потом сообразила, что употребила театральный оборот. Весь мир театр – да:)

И вот мы снова и снова, оказываемся в зрительном зале, где перед нами снова и снова, актеры играют (или готовятся играть), в еще одной, внутренней пьесе-матрешке. Актеры, играющие роли актеров – от этого легко может закружится голова:) Тем более, если не сразу становится ясно, где «нормальное» действие, а где – еще одна постановка (как в «Отражениях»). Но если и ясно – только глядя с нашей стороны, из настоящего зрительного зала. А вот Розенкранц и Гильденстерн, увидев в спектакле самих себя, так и не сообразили, что перед ними, с поразительной точностью, предсказывается вся их дальнейшая жизнь. Они не знали, что весь мир – театр.

Они не знали, но вы-то знаете это. Оглянитесь вокруг – и может, вы увидите зрителей, внимательно наблюдающих за тем, что происходит с вами на сцене.

Сборник «Травести» объединяет четыре разноплановые пьесы – тут есть и экзистенциальные поиски в мире фатального стечения обстоятельств («Розенкранц и Гильденстерн мертвы»), и историческая фантастика («Травести»), и чистая политика («День и ночь»), и даже неожиданные ракурсы любви («Отражения или истинное»).

Отличительную особенность творчества Стоппарда, я бы определила как «иллюзорность», и то, что представляется вам, это совсем не то, что происходит на самом деле. Когда перед вами скандал между супругами, то где гарантия, что это не спектакль? А если жена олигарха кидается на шею юному репортеру, то это лишь ее воображение, внутренняя богиня, иначе говоря:) Вообще, театр в театре – любимый прием Стоппарда. Мы смотрим пьесу, в которой актеры играют пьесу, которая на самом деле оказывается лишь генеральной репетицией (см. «РиГ мертвы» и «Отражения»).

Стоппард – настоящий педант. Каждая пьеса начинается с подробных инструкций по внешнему виду актеров, реквизиту и декорациям, помогая читателю увидеть все собственными глазами. Считается, что драматические произведения не так популярны, как раз из-за отсутствия описаний, а также – раскрытию персонажей только через диалоги, но читая Стоппарда трудно согласиться с этим. Скорее нужно говорить о новом синтетическом жанре – пьесе-романе или романе-пьесе, кому как нравится.

Прочитав сборник до конца, я задумалась над логикой составителей. «День и ночь» и «Отражения» написаны в реалистическом ключе, «РиГ мертвы» основаны на классической трагедии Шекспира, а в «Травести» есть даже русский след. Эти пьесы можно объединить темой маленького человека перед лицом Истории. И не важно, разыгрываются ли события в замке Эльсинор или в вымышленной африканской стране – человек все равно мал. Это осознание ведет к рефлексии, а она приводит к восхитительным монологам героев – Карра, Гильденстерна и Милна. Так маленький человек возвеличивается и увековечивается в искусстве.

Все трое "великих" - герои пьесы. Четвертый - Генри Карр. У него явная мания "маленького человечка", желающего отхватить свой кусок бессмертия за счет уже умерших великих (помните у Кундеры Гете и Беттину?). Он пишет воспоминания - не ради них, а ради себя, и потому все трое знакомы друг с другом вопреки истине, ведь так удобнее "воспоминающему".

Мемуары выходят такими же непоследовательными и парадоксальными, как фантазия самого г-на Карра, похожая на паровоз, что постоянно сходит с рельсов. А потому Джойс у него одновременно "глашатай истины", "ярый полемист" и драчливый лжец; Тцара - косноязычный румын и в то же время - красноречивый проповедник дада; ну а Ленин зачитывает собственные письма, опубликованные в собрании сочинений, будучи викингом с гривой соломенных волос.

В пьесе много "тцар", много "джойсов", много "лениных" и даже "карров", много вариантов одного и того же события с откатами назад и провалами в памяти, много всего, что может ужиться на одной сцене лишь благодаря приемам кинематографа.

...Если речь Карра-старика - образчик "антипрозы", полной разнообразных ходульностей и общих фраз, то прочие изъясняются уальдовскими парадоксами и лимериками:

Гвендолин: По субботам всегда Он читает дада В клубе, там, где был раньше стриптиз. Джойс: Мистер Карр не поклонник дады И подобной даде ерунды... Тцара: говорить надо "дАда"! Джойс: Но признаюсь, мне надо... Карр: Право, если вам деньги нужны...

Стоппард - замечательный стилист, который знает, как накормить зрителя горьким лекарством так, чтобы тот еще и благодарил. Он действует исподтишка, пытаясь огорошить и оглушить одновременно. Чередуя уморительные эпизоды с серьезными, он совершенно незаметно подсовывает историю дада-движения, создания "Улисса" (по мнению Карра, первоначальный вариант названия романа - "Блумки на блямках") и переписку Ленина с революционными деятелями. Кроме вышеуказанного - масса явных и не очень цитат, пастиш, пародия (джойсовская игра в "вопрос-ответ"), и собственно травестия. С "переодеваниями" (вот вам и Жене: Карра принимают за Тцару, а Беннет - вовсе не слуга, а консул) и переменами мест (кочующие из рук в руки папки, шляпа с нарезанным сонетом Шекспира и т.д.).

Благодаря этим трюкам в конце пьесы оказывается, что Джойс имеет явное сходство с Лениным, идеи Ленина - вполне dada, dada - вполне Джойс, а все в целом, перепутанное и поставленное с ног на голову - настроение эпохи.