Текст книги "Остальгия. Опыт восточных немцев после объединения Германии"

Томас Абэ
Остальгия. Опыт восточных немцев после объединения Германии

Thomas Ahbe

OSTALGIE

Zu ostdeutschen Erfahrungen und Reaktionen nach dem Umbruch

© Мысль, 2017

Пролог. Идентичность, найденная на свалке

На исходе лета 2003 года немецкий телеэфир заполонили ностальгические шоу, посвященные Восточной Германии. В течение нескольких недель прайм-тайм крупных телеканалов был отдан товарам, символам и историям времен ГДР. Однако «коллекция», выставленная на всеобщее обозрение, уже однажды предъявлялась общественности. Фанера гэдээровских шкафов, освещенная ярким светом софитов в 2003-м, за тринадцать лет до этого лежала размокшая в лужах под тусклым светом уличных фонарей. Это случилось через несколько месяцев после 1 июля 1990 года, когда в ГДР была введена немецкая марка (D-Mark). В том году восточные немцы произвели 1,2 тонны отходов на душу населения – в три раза больше, чем их западные соотечественники. Предметы гэдээровского быта горами громоздились на помойках. И вот та самая бытовая техника – от звуковоспроизводящей до кухонной (от RTF до AKAelectrik), что в 1990-м ржавела в сточных канавах и на свалках, – восторженно демонстрировалась перед камерами как «якорь идентичности». «Наш магнитофон “Штерн”!» – умилялись участники телешоу. «Трабанты» из 1990-го, чьи остовы стояли на улицах, подобно скелетам выпотрошенных зверей, в 2003-м, скрипя и лязгая, катились по сцене, как будто всегда были самыми любимыми автомобилями новых граждан объединенной Германии.

Что же случилось?

Федеральный архив B 145 Bild-F086568-0046, Харальд Киршнер

Лейпциг, ноябрь 1990 г.: разобранный и разрисованный граффити автомобиль Трабант

Остальгия. Вместо предисловия

Революция 1989–1990 годов и присоединение ГДР к ФРГ дали восточным немцам новые права и свободы. Конечно, им пришлось пережить глубокие потрясения и потери. Почти для всех жителей Восточной Германии крах диктатуры СЕПГ стал освобождением, но итоги объединения они восприняли по-разному – в зависимости от возраста, квалификации и политической ориентации.

В публичной памяти этот отрезок прошлого – двадцать пять лет с момента объединения – существует прежде всего как история успеха. Однако на востоке страны в ходу и альтернативные версии. Здешние мемориальные сообщества вспоминают ГДР и объединение Германии куда менее однозначно, чем принято в немецком обществе. Такие неофициальные и не слишком публичные воспоминания зачастую именуют остальгией (Ostalgie – тоска по Восточной Германии). Это понятие широко известно. С ним связано множество ассоциаций. В виде заимствования оно даже успело войти в английский язык.

Неологизм «остальгия» появился благодаря двум артистам дрезденского кабаре, назвавшим так одну из своих программ. Премьера эстрадного шоу Тома Паульса и Уве Штаймле, в котором два новоиспеченных гражданина объединенной Германии комментировали актуальные события, состоялась 27 ноября 1992 года. Их последнее «остальгическое шоу» прошло 7 октября 1996 года в праздничном шатре саксонской Государственной канцелярии в День Саксонии. В ГДР этот день традиционно отмечался как День республики.

Однако известность меткое новообразование получило лишь потому, что несло в себе противоположные смыслы. Одни понимали под остальгией реакцию на внезапное исчезновение привычной культуры повседневности, на тяготы и утраты переходного периода и, в особенности, на публичное изображение самой ГДР и жизни ее бывших граждан. В этом смысле остальгия вызывала понимание и даже симпатию. Другие использовали это слово как синоним идеализации ГДР, неприятия воссоединения и неблагодарности восточных немцев. Так или иначе, слово «остальгия» вошло в оборот, и у каждого сложилось о нем свое представление.

Остальгия оказалась довольно живучей. О том, что она сохранится до наших дней, в начале 1990-х никто и помыслить не мог. И сейчас, на двадцать пятом году существования единой Германии, возникает вопрос: можно ли считать остальгию лишь феноменом переходного периода? Сегодня она, скорее, свидетельствует о том, что в объединенной Германии восточные немцы и их потомки, приспосабливаясь, но вместе с тем и обособляясь, образуют отдельную восточногерманскую культуру.

Далее будут рассмотрены различные явления, связанные с этим понятием. Описание политических, экономических и социальных условий, в которых восточные немцы стали новыми гражданами Германии, позволит выделить ключевые элементы, составляющие основу восточногерманского опыта переходного периода.

Демонтаж символики ГДР

Федеральный архив Bild 183-1990-0607-020, Хартмут Райхе

Уже 7 июня 1990 года с Дома министерств была удалена эмблема ГДР

Стихийный демонтаж

На раннем этапе революции, осенью 1989 года, символы ГДР использовались для протеста против диктатуры СЕПГ. Дело не ограничилось одним только пением «Интернационала». Когда 2 октября 1989 года в стране общенародной собственности, Народной палаты и Национальной народной армии лейпцигские полицейские преградили путь демонстрантам, крича в мегафоны: «Говорит народная полиция…» – они услышали в ответ рев толпы: «Мы – народ!» После смены власти, когда насильственного разгона демонстраций можно было уже не опасаться, начался демонтаж государственных символов ГДР. Новое «иконоборчество» выразилось прежде всего в высмеивании самих символов и способов их пропаганды. На берлинской демонстрации 4 ноября 1989 года царили веселье и воодушевление победителей, не оплативших свою победу кровью и потому миролюбиво глядящих на настоящее и уверенно – в будущее.

Фото Фолькера Дёринга

Плакат на демонстрации 4 ноября 1989 года. Берлин, улица Карла Либкнехта, 10

Смеясь, они демонстрировали плакат, на котором партийная эмблема рукопожатия была переосмыслена как прощальный жест и снабжена подписью «Пока!».

Кто-то из демонстрантов установил гэдээровскую «почетную трибуну»: с этого возвышения люди, изображавшие руководство ГДР, благосклонно махали идущим на место митинга, пародируя старческую дрожь в руках. И «народ», берлинцы времен мирной революции 1989 года, шествуя мимо лишенной былого величия трибуны, с облегчением кивали в ответ.

После 9 ноября 1989 года, когда была открыта граница между ГДР и ФРГ, социалистические символы подверглись куда более мощным атакам.

Участник демонстрации в Лейпциге снабдил портрет Эриха Хонеккера, висевший в правительственных кабинетах по всей стране, надписью: «Разыскивается». Еще одна демонстрантка держала над головой другой его портрет (в ГДР такие было принято нести во время официальных шествий), на котором Хонеккер был изображен в полосатой тюремной одежде с надписью «Заключенный 0001». Пропагандистские штампы времен ГДР активно использовались во время протестных акций и в феврале 1990 года. Например, на «досках почета» или в заводских стенгазетах под рубрикой «Наши передовики» было принято прославлять трудовые достижения граждан. На плакате одного из демонстрантов под надписью «Наши передовики» красовались Эрих Хонеккер, Вилли Штоф и Хорст Зиндерман, размалеванные под чертей.

«Народ», с которым на протяжении десятилетий говорили на языке пропаганды, отвечал бывшим лидерам государства их же перетолкованными штампами и клише. Одновременно с переосмыслением символов ГДР начался процесс их удаления из общественного пространства. Поначалу это происходило неформально: демонстранты несли флаги ГДР с вырезанным гербом, устраивали публичное сожжение гэдээровской символики. Реформированная ГДР казалась восточным немцам все менее привлекательной. На демонстрации в Лейпциге 11 декабря 1989 года «воссоединение» пропагандировалось в качестве альтернативы «социалистической нищете».

18 марта 1990 года, на выборах в Народную палату ГДР, 48 % избирателей отдали голоса партийному блоку «Альянс за Германию», который выступал за ликвидацию ГДР и зарекомендовал себя лозунгом «Свобода и процветание – впредь никакого социализма!». В социологических опросах жителей ГДР, проводившихся в марте 1990 года, на вопрос, кем они себя ощущают, люди отвечали вполне однозначно: 61 % опрошенных чувствовали себя «скорее немцами», а 32 % «скорее восточными немцами» или «гражданами ГДР». Остальные затруднились ответить.

Кем себя ощущали восточные немцы в марте 1990 г. (в процентах от числа опрошенных):

Источник: Ежегодник опросов общественного мнения Allensbach

Легитимный демонтаж

23 августа 1990 года Народная палата ГДР приняла решение о «присоединении Германской Демократической Республики к Федеративной Республике Германии на основе статьи 23 конституции ФРГ, вступающее в силу 3 октября 1990 года». Тем самым Народная палата обозначила момент, когда с лица земли должны были исчезнуть последние следы репрезентационной среды ГДР. После стихийного демонтажа гэдээровских символов осенью и зимой 1989-го, после 1990-го, когда из публичных пространств удалялись наглядная агитация и флаги ГДР, а учреждения и предприятия отказывались от своих социалистических наименований, в ночь на 3 октября с фасадов и табличек государственных учреждений и ведомств должны были быть окончательно изъяты последние упоминания о ГДР.

Городской архив Эрфурта

Замена табличек с названиями улиц. 1990

Названия улиц, площадей и мостов, памятники и мемориальные таблички предъявляют традиции того или иного общества. В определенном смысле они отображают его коллективную память. Историческая наука в этом случае говорит о «каноне культурной памяти»[1]1
  Noelle-Neumann, Elisabeth; Köcher, Renate (Hrsg.): Allensbacher Jahrbuch der Demoskopie. 1984–1992 (Bd. 9). München / Allensbach: K.G. Saur / Verlag für Demoskopie, 1993, S. 486.


[Закрыть]. В демократических обществах этот канон является предметом постоянного обсуждения. В ГДР он существовал в русле социалистической, радикально-демократической и «гражданско-гуманистической» традиции. Но поскольку канон насаждался сверху, население отождествляло его содержание с диктатурой СЕПГ. Именно поэтому местные законодательные органы довольно быстро начали пересматривать и ликвидировать публичные указания на корпус традиций ГДР. Обновление репрезентационной среды «новых» федеральных земель обеспечивалось политической поддержкой большинства и регулировалось нормами правового государства. С содержательной точки зрения оно базировалось на ценностных представлениях новых политических элит Восточной Германии. Наиболее ярко этот процесс проявился в переименовании улиц или возвращении им старых названий. В первую очередь из публичного пространства были изъяты имена деятелей социалистических диктатур и западных коммунистических партий – за исключением тех, кто сам пал жертвой в борьбе с диктаторскими режимами. Так, из оборота были выведены Хо Ши Мин, Клемент Готвальд, Луис Корвалан, Морис Торез, Вальтер Ульбрихт. Однако и в 2015 году на территории некоторых общин Восточной Германии можно встретить улицы Ленина и Вильгельма Пика.

Процесс переименования улиц хорошо виден на примере Лейпцига, второго по величине города «новых» федеральных земель. С 1945 по 1989 год около 400 улиц и площадей Лейпцига были переименованы или получили новые названия в честь различных деятелей. После 1990 года эти 400 имен, в некотором смысле символизировавших ГДР, были подвергнуты ревизии, которая повлекла за собой две волны переименований – 1992 и 1999 года. Заметим, что из улиц и площадей, получивших названия при советской военной администрации и во времена ГДР, переименовано было 12 %[2]2
  См.: Assmann, Aleida: Der lange Schatten der Vergangenheit. Erinnerungskultur und Geschichtspolitik. München 2006. (Алейда Ассман. Длинная тень прошлого: мемориальная культура и историческая политика. М.: Новое литературное обозрение, 2014.)


[Закрыть]. Еще до первой волны переименований, на внеочередном заседании городского совета Лейпцига было принято решение об изменении названия площади Карла Маркса. Эта площадь, где 9 октября 1989 года прошла массовая демонстрация, знаменовавшая начало мирной революции, через год, в день воссоединения Германии (3 октября 1990 года) обрела свое старое имя – Аугсбургская площадь.

Легитимный демонтаж гэдээровских символов в Лейпциге выявил две основные тенденции. Во-первых, в особо важных с символической точки зрения местах – в пределах Ринга, опоясывающего исторический центр города, и вокруг Федерального административного суда – были ликвидированы все указания на социалистическое прошлое. То же, за двумя исключениями, произошло и с одиннадцатью главными городскими магистралями.

Во-вторых, в других частях города была предпринята попытка соединить разные традиции. Однако, при всем стремлении соблюсти баланс, новое внедрялось за счет принятого в ГДР. Поясним это на следующем примере. Еще при ГДР, в 1986 году, одна из новых улиц на окраине города была названа в честь Йоргена Шмидтхена, унтер-офицера пограничных войск, застреленного на границе в 1962 году (убит двумя дезертирами из Национальной народной армии, учившимися в школе зенитной артиллерии в Штансдорфе. – Прим. пер.). В 1999 году было решено, что эта улица сохранит свое название при условии, что «улица, расположенная рядом, будет поименована в честь одной из жертв побега»[3]3
  Stadtverordnetenversammlung Leipzig, Drucksache Nr. 289, S. 19 und Beschluss der Leipziger Ratsversammlung vom 12. 07. 2000.


[Закрыть]. С этой целью улица Йозефа Цеттлера, участника Гражданской войны в Испании, впоследствии полковника Национальной народной армии ГДР, была переименована в улицу Цилля – в память о Вольфганге Цилле, застреленном при попытке пересечения границы в 1969 году. Так что теперь улицу Йоргена Шмидтхена пересекает улица Цилля.

В обращении с символической средой ГДР существовало четкое различие между провинцией и большими городами. Мэрии крупных городов избавлялись от социалистической символики быстрее и решительнее, чем органы местного самоуправления сёл и небольших городов. Так, на протяжении первых двух десятилетий после объединения за пределами столиц можно было встретить множество памятников и произведений декоративно-прикладного искусства времен ГДР. Аналогичная ситуация наблюдалась и с переименованием улиц. Даже в наши дни, путешествуя на машине по «новым» федеральным землям, можно увидеть весь спектр социалистических названий: от улиц Единства, Товарищества, Земельной реформы, просто Дружбы и Дружбы народов до Жертв фашизма, Строителей новой жизни, Юных пионеров. А мужчины и женщины, являющиеся носителями социалистической традиции, продолжают служить в местных топонимических комиссиях. Однако количество их постепенно сокращается.

По поводу социалистических памятников возникли серьезные разногласия. Например, решение о сносе 26-метрового памятника Ленину, принятое магистратом Берлина 10 сентября 1991 года, вызвало протесты защитников культурного наследия, политиков и гражданских активистов. Деятели искусства предложили другой способ борьбы с социалистической монументальной пропагандой: вместо обычной практики бесследного исчезновения из публичного пространства примет «проблемного» прошлого – постепенное преодоление и прощание с ним с помощью художественных методов. У художника Манфреда Бутцманна возникла идея увить берлинский памятник Ленину на площади Ленина диким виноградом и плющом, чтобы он исчез в их зарослях. Бюст Эрнста Тельмана на Гайфсвальдерштрассе предлагалось окружить тополями и водяным рвом, уподобив это место «острову Руссо» в Эрменонвиле. 4 октября 1991 года на памятнике Ленину все еще красовалась лента с надписью «Нет насилию», которую два года назад, во время мирной революции, несли участники демонстрации. Однако 8 ноября – под охраной полиции – его все же начали демонтировать. За несколько дней памятник распилили на 125 частей и закопали в одном из песчаных карьеров на окраине города.

Федеральный архив B 145 Bild-F089664-0025

Берлин, 4 октября 1991 г. Памятник Ленину с кушаком «Нет насилию»

Благодаря фильму «Гуд бай, Ленин» демонтаж памятника стал для восточных немцев иконическим образом. На экране, привязанный к вертолету, парит торс вождя, а его рука бодро указывает путь в коммунистическое будущее. Главная героиня фильма, учительница из ГДР, впавшая в кому и пропустившая момент объединения Германии, глядя на улетающего Ленина, наконец начинает понимать, что настали другие времена.

Памятник Ленину в берлинском Фридрихсхайне уже был разобран, а бюст Тельмана по-прежнему стоял на Грайфсвальдерштрассе. С него только сняли бронзовую табличку с традиционным гэдээровским текстом, предоставив событиям идти своим чередом. А вот Кемниц сохранил монументальную 13-метровую голову Маркса в качестве городского символа, туристической достопримечательности и образца для местной сувенирной продукции. К тому же именно она вдохновила горожан на официальный девиз «Кемниц – город с головой», который просуществовал вплоть до 2007 года.

Кадры из фильма «Гуд бай, Ленин!» Режиссер Вольфганг Бекер © X Filme creative pool GmbH, 2003

В Дрездене на центральной площади города, перед главным железнодорожным вокзалом, также стоял большой памятник Ленину. 3 сентября 1991 года депутаты городского собрания приняли решение о его сносе. Было публично объявлено о демонтаже и вывозе семиметровой гранитной скульптуры весом 120 тонн. Но 20 ноября мюнхенский художник Рудольф Херц предложил обер-бургомистру Дрездена установить на том же месте «скульптурное произведение» из частей распиленного памятника. Херц писал: «Расположение частей памятника будет напоминать музейный запасник или археологические руины – некое агрегатное состояние между сносом и реконструкцией. Проект “Хранилище Ленина” – это диссидентская критика официальных политических ритуалов осмысления прошлого после краха ГДР, непристойный памятный подарок с шершавыми политическими и эстетическими гранями, который должен быть помещен на прежнем месте – перед вокзалом». 5 марта 1992 года депутаты городского совета должны были выбрать один из вариантов – бесплатную реализацию проекта «Хранилище Ленина» и бесплатный же демонтаж и вывоз памятника. Они выбрали последнее. «Мы считаем, что, простившись с Лениным, мы устраним главный камень преткновения, и поэтому сегодня должны дать ему разрешение на выезд», – не без иронии заметил обер-бургомистр. Ленин перешел в собственность каменотеса Йозефа Курца из баварского города Гундельфинген, который собирает и выставляет на своем участке памятники времен социализма.

Памятник Ленину из городка Эйслебен, связанный с советско-германским героическим мифом, был передан Немецкому историческому музею в Берлине.

(В 1926 году памятник был установлен перед зданием санатория ВЦСПС в городе Пушкин. В 1943 году скульптура была вывезена оккупантами из Пушкина в Германию для переплавки, но была спасена местными антифашистами и 1 мая 1948 года установлена на площади Эйслебена. – Прим. пер.)

В других городах памятники и памятные доски, посвященные Ленину, были либо демонтированы и перемещены на окраины или советские воинские кладбища (с соответствующими пояснительными надписями), либо остались на своих местах. Чем выше были социалистические памятники и чем ближе они находились к центру города, тем меньше была для них вероятность сохраниться.

Федеральный архив B 145-00049384, Клаус Ленарц

Кемниц, июнь 1990 г. Памятник Карлу Марксу

Денежная реформа 1990 года: внезапное исчезновение товаров ГДР

7 февраля 1990 года Федеральное правительство создало фонд «Немецкое единство» и постановило «незамедлительно начать переговоры с ГДР о валютном союзе и экономической реформе». Для того чтобы «обеспечить максимально быстрое присоединение к реальному доходу ФРГ», экономики обеих стран должны были объединиться «на основе проведения незамедлительных глубоких рыночных реформ в ГДР». До этого момента еще шли дискуссии по поводу сценариев переходного периода, инициированные западногерманскими экономистами, а также кабинетом Модрова (Ханс Модров – с ноября 1989-го по апрель 1990-го председатель Совета министров ГДР. – Прим. пер.) и «круглым столом» оппозиции и правительства ГДР. Предполагалось, что кульминационным пунктом[4]4
  Stadt Leipzig, Amt für Statistik und Wahlen, Arbeitsgruppe „Straßen-Um– und Neubenennungen“ Protokoll zur Beratung der Arbeitsgruppe vom 01.12.1998.


[Закрыть] трансформации экономики ГДР в социально-ориентированную рыночную экономику станет замена марки ГДР на немецкую марку (D-Mark), но это произойдет в 1993 году. Однако канцлер Гельмут Коль нанес сокрушительный удар по этим планам. Историк Андреас Ред-дер считает, что политическое решение Коля задало стратегическое направление и сделало необратимым процесс, с которым восточногерманская сторона уже ничего не могла поделать – во всех смыслах. «Сделав этот шаг, федеральное правительство приняло решение о прямом плавном переходе от плановой экономики к рыночной и получило непосредственный доступ к ГДР, от которой это предложение потребовало утраты суверенитета в вопросах денежно-кредитной и валютной политики. Боннская концепция единства была нацелена на воссоединение через полноценную интеграцию ГДР в западногерманскую модель, чтобы использовать весь ее потенциал для развития территории ГДР в объединенной Германии. (…) ФРГ взяла командование на себя»[5]5
  Diskussion der Konzepte in Roesler, Jörg: Ostdeutsche Wirtschaft im Umbruch. 1970–2000. Bonn: Bundeszentrale für politische Bildung 2003, S. 58–63, sowie bei Rödder, Andreas: Deutschland einig Vaterland. Die Geschichte der Wiedervereinigung. München 2009, S. 212–215.


[Закрыть]. Большинство населения Восточной Германии предпочитало, чтобы немецкая марка была введена сразу. Она и в предшествующие годы играла в ГДР роль второй валюты. На базовые продукты и другие товары первой необходимости, такие, как одежда или жилье, в ГДР предоставлялась дотация, в то время как другие группы товаров – для баланса – стоили значительно дороже. Так, цена телевизора была в три раза выше, чем в Западной Германии, зато хлеб – в шесть раз дешевле. Плата за квартиры, сопоставимые по качеству с западногерманскими, в ГДР составляла четверть западного уровня[6]6
  Rödder 2009, Deutschland einig Vaterland (Anm. 5), S. 209.


[Закрыть]. В этих условиях та небольшая часть жителей ГДР, которая обладала немецкими марками, могла покупать на них в «интершопах» или выписывать по специальному каталогу «GENEX» западные товары и, кроме того, оплачивать ими труднодоступные услуги. Прочие были лишены этих возможностей. С введением единой валюты все жители ГДР получали доступ к немецкой марке без необходимости покидать свои родные места. Соответственно, предложение Гельмута Коля пробудило в них большие ожидания. А лозунг «Если придет немецкая марка, мы останемся, если нет – пойдем к ней!» – придавал этим ожиданиям почти ультимативную форму.

Городской архив Эрфурта, 1990

Конец июня 1990 г. Магазин в Эрфурте

Надпись: Если придет немецкая марка, мы останемся. Если нет – пойдем к ней!

7 апреля 1990 года федеральный канцлер публично заявил, что немецкая марка на территории ГДР будет введена к 1 июля. Зарплаты, пенсии и стипендии должны были пересчитываться в соотношении 1:1. По этому же курсу вкладчики могли обменять до 4 тысяч марок ГДР (дети до 14 лет – до 2 тысяч марок, граждане старше 60 лет – до 6 тысяч марок). Все накопления, превышавшие эти суммы, обменивались в соотношении 2:1. Ставки обмена для вкладчиков вызвали протесты и забастовки.

Федеральный архив B 145 Bild-00001634, Клаус Ленарц

Берлин, 5 апреля 1990 г.: демонстрация в Лустгартене против обменного курса марки для вкладчиков

Городской архив Эрфурта

Конец июня 1990 г. в универмаге Эрфурта

18 мая 1990 года страны заключили «Договор о создании валютного, экономического и социального союза между ФРГ и ГДР». В нем говорилось: «С 1 июля в Германской Демократической Республике в качестве валюты вводится немецкая марка»[7]7
  Sinn, Gerlinde; Sinn, Hans-Werner: Kaltstart. Volkswirtschaftliche Aspekte der deutschen Vereinigung. München: C. H. Beck/dtv 1993, S. 67.


[Закрыть].

Накануне денежной реформы торговые предприятия освободили свои прилавки и склады от гэдээровской продукции, которая, по их мнению, больше не должна была пользоваться спросом. В пятницу, 29 июня, и в субботу, 30 июня 1990 года, полки магазинов опустели. Витрины также были пусты или задрапированы.

Во многих местах день валютной реформы был похож на всенародный праздник. Люди отмечали вступление в клуб «совершеннолетних» потребителей, намеренных отныне ориентироваться на собственные финансовые средства, а не на политически детерминированные критерии субсидирования и распределения. В понедельник, 1 июля 1990 года, во всех магазинах разом появился новый ассортимент. Накопившиеся потребительские желания вкупе с потребностью попробовать что-то новое привели к невероятному росту торговых оборотов в первые недели и месяцы после реформы. Так, в июле и августе 1990 года было поставлено на учет, в общей сложности, 330 тысяч новых автомобилей – около десятой части прежнего парка[8]8
  Vertrag über die Schaffung einer Währungs-Wirtschaftsund Sozialunion zwischen der Bundesrepublik Deutschland und der Deutschen Demokratischen Republik vom 18. Mai 1990. Zit. nach: Dokumente der Wiedervereinigung Deutschlands. Stuttgart: Alfred Kröner-Verlag 1991, hrsg v. Ingo von Münch, S. 213-276, hier S. 237.


[Закрыть]. Однако восточные немцы отдавали предпочтение не только западногерманским автомобилям и другим предметам роскоши, но и товарам повседневного спроса. В некоторых ассортиментных группах доля проданной продукции производства ГДР составляла менее 10 %. Не только неходовые товары, но и предметы быта, которыми до этого момента люди пользовались долгие годы, оказывались на свалке, в мусорных баках или на обочине. Сенсацией стала находка на мусорной свалке под Лейпцигом нескольких тысяч свеженапечатанных книг со складов одной из крупных книжных оптовых баз.

Федеральный архив B 145 Bild-00046771, Клаус Ленарц

Берлин. 1 июля 1990 г. Витрина универмага «Центрум» на Александерплац в Берлине в день валютной реформы

Источник: Sinn/Sinn 1993, Kaltstart (Endnote 7), S. 97

Диаграмма 1. Соотношение продукции из ФРГ и ГДР на восточногерманском рынке. Сентябрь 1990 г. Данные в процентах

Репортер газеты Leipziger Tageblatt писал: «Среди мусора громоздились непрочитанные детские книги, немецкие классики, зарубежная беллетристика»[9]9
  Rödder 2009, Deutschland einig Vaterland (Anm. 5), S. 308.


[Закрыть]. Прежде эти книги хранились в Лейпцигской комиссионной и оптовой книготорговле (LKG). Книжные издательства ГДР лишились принадлежавшей им недвижимости, передав ее Тройханду – Ведомству по управлению государственной собственностью (Treuhandanstalt, от нем. Treuhand – опека. Создано еще в ГДР, в марте 1990 года, для проведения приватизации народных предприятий. – Прим. пер.). Отныне они должны были обходиться небольшой ее частью и потому сбывали за бесценок свои обширные библиотеки и архивы. До середины 1990-х около половины издательств расторгли договоры с LKG, а хранившиеся там книги так и не забрали.

Расчеты торговцев и покупательское поведение потребителей привели к тому, что произведенные в ГДР товары почти сразу перестали попадать на прилавки магазинов. Часто восточногерманские производители пытались продавать свою продукцию – колбасы, хлеб, текстиль, обувь – напрямую, используя для этого общественные места.

Городской архив Эрфурта

Тюрингская «колбасная традиция» против «давления Запада». Объявление для покупателей в бывшей мясной лавке Эрфурта

После ввода немецкой марки и отпуска цен зарплаты и пенсии восточных немцев постоянно росли. С 1991 по 1994 год в Восточной Германии средний чистый доход на душу населения в сравнении с сопоставимым доходом в Западной Германии вырос с 56 до 78 %. Что касается пенсионеров, то в конце первого десятилетия после объединения (к 1999 году) средний доход пожилых пар на Востоке составлял 1783 евро по сравнению с 1997 евро на Западе[10]10
  Leipziger Tageblatt, 23. April 1991.


[Закрыть].