Текст книги "Кари Мора"

Глава 9

Единственными родственниками Кари в Майами были ее старенькая тетя Шасмин и кузина Хульета со своим маленьким ребенком.

Пока Кари сидела без работы, она жила у них, в муниципальной многоэтажке неподалеку от Клод-Пеппер-уэй в Майами. Мужа Хульеты задержала иммиграционная служба, когда тот, как и положено, совершенно добровольно явился туда для регистрации. Сейчас он находился в изоляторе временного содержания «Кроум», ожидая депортации за выписку необеспеченного чека.

Как и многие жители Майами, которые прибыли в США практически на своих двоих, Кари о подробностях своей жизни особо не распространялась. Только Марко и Антонио было известно, что у нее есть кузина и где та проживает.

Поздно вечером она вошла в здание с черного хода, открыв дверь собственным ключом. Тетя, кузина и ее малышка уже спали. Первым делом Кари проверила, в порядке ли тетя Шасмин, давно прикованная к постели. Заглянула в иссохшее лицо, кажущееся еще более смуглым на фоне белой подушки и простыней. Глаза Шасмин были открыты, и на Кари уставились огромные бездонные зрачки. Они словно затягивали Кари куда-то вглубь. В лице тети она видела смутное сходство с лицом собственной матери, а иногда вдруг узнавала знакомые черты в проносящихся по небу облаках. Ей казалось, что Шасмин пытается поведать ей какой-то секрет, пытается вспомнить что-то важное, чтобы сообщить ей – что-то, что понятно только тем, кто уже достаточно долго успел пожить на этом свете, – хотя Кари прекрасно сознавала, что ни вспоминать, ни рассказывать здесь по сути некому.

Руки до сих пор пахли оружейной смазкой и металлом. Перед тем как подсесть к спящей малышке и прислушаться к ее тихому дыханию, Кари долго оттирала их лаймовым соком и отмывала с мылом. Она уже почти совсем забыла эти запахи и медный привкус войны – словно монетку засунули под язык…

* * *

Когда Кари исполнилось одиннадцать, ее под дулами автоматов забрали из родной деревни и призвали в РВСК – Революционные вооруженные силы Колумбии[39]39
  FARC (Fuerzas Armadas Revolucionarias de Colombia), она же «Армия народа» – леворадикальная повстанческая группировка, внесенная рядом стран в список террористических организаций.


[Закрыть].

Там ей дали военную подготовку, сфотографировали в полевой форме юного бойца Новой Колумбии. В обязательном порядке имплантировали под кожу гормональный контрацептив длительного действия и стали использовать там, где требовались ее лучшие качества – проворство, сообразительность и сила. При этом Кари оставалась обычным ребенком среди прочих детей на партизанской базе в глубине лесов, занимающих бóльшую часть колумбийского департамента Какета.

Для самых маленьких поначалу это было нечто вроде летнего лагеря. Офицеры уверяли детей, что те всегда могут вернуться домой, если им не понравится в армии. Но на деле никакой обратной дороги не было.

В свободные от военной подготовки часы они просто играли – дети есть дети. Среди них было много сирот, оставшихся без крыши над головой, которые были бесконечно благодарны за любое проявленное к ним внимание. Когда прекратились авианалеты, по ночам в лагере даже устраивали танцы. Секс между подростками не вызывал у старших особого неодобрения, а вот брак и беременность находились под строгим запретом. Офицеры говорили сопливым девчонкам, что они замужем за революцией.

Многим малолеткам, поступившим из глухих деревушек, музыка и мелькание разноцветных дискотечных огней представлялись настоящим волшебством.

А потом, где-то через месяц, во время одной из таких вот ночных лесных дискотек одна юная пара решилась бежать из лагеря. Обоим было по тринадцать лет – и это оказалось уже вторым серьезным нарушением воинской дисциплины, педантично зафиксированное командирами. Патрули перехватили влюбленную парочку прямо на отмели реки Какета, которую те пытались перейти вброд. Держа их в лучах ручных фонарей, дозорные отправили вестового в лагерь. Вскоре весь его личный состав собрался на берегу.

Команданте, сверкая очками, в которых отражался свет фонарей, произнес речь – о том, что в последнее время было уже несколько случаев дезертирства и что пора положить этому конец. Двое подростков ежились в перекрестье направленных на них слепящих лучей – мокрые до нитки, на дрожащих ногах, руки стянуты за спиной белыми пластиковыми стяжками. Под промокшей и прилипшей к телу одеждой девчонки явственно торчал выступающий животик – она была на первых месяцах беременности. На земле рядом с ними валялся вещмешок, набитый едой. Со связанными руками они не могли даже просто прикоснуться друг к другу. Просто стояли вплотную, прижавшись головами.

Команданте объявил, что дезертирство – наихудший из проступков. Заслуживают ли они наказания? «Судите их сами! – выкрикнул он. – Заслуживают ли они наказания? Они бросили вас и украли вашу еду! Поднимите руки, если вы считаете, что они должны быть наказаны!»

Судя по лесу рук, и взрослые, и большинство юных бойцов считали, что да, нарушители должны быть наказаны. Кари тоже потянула вверх свою маленькую ручку вместе с остальными. Да, они заслуживают наказания! Выпороть их? Оставить без завтрака? Отправить в наряд по кухне вне очереди, в помощь Кари? Команданте повелительно взмахнул рукой. Бойцы столкнули парнишку с девчонкой на отмель и расстреляли. Поначалу стрелки вроде замешкались – никому не хотелось стрелять первым. Команданте прикрикнул на них. Один выстрел, второй… А дальше автоматы загремели практически беспрерывно. Дети повалились лицом вниз, потом перевернулись в воде лицом наверх, потом опять лицом вниз, в окружении расплывающегося вокруг них густо-красного пятна, и медленно поплыли вниз по течению. Один из солдат сапогом отпихнул мертвую девчонку, которая зацепилась за корягу. Над их тоненькими запястьями высоко торчали свободные концы белых пластиковых стяжек. Они плыли лицом вниз, бок о бок, и за ними по воде, словно распустившаяся красная шаль, тянулся длинный кровавый след. Кари разрыдалась. Большинство детей тоже визжали и плакали. Из лагеря неподалеку по-прежнему доносилась жизнерадостная танцевальная музыка.

До чего же они тонкие, эти детские руки! До чего же высоко торчали над этими тоненькими запястьями упругие концы стяжек! Когда Кари слышала слово «ужас», перед глазами у нее каждый раз вставала именно эта картина.

Эти одноразовые пластиковые хомуты – вставил хвостик в замок-трещотку, затянул, и уже не снимешь – были тут повсюду, одинаково в ходу и у партизан, и у их основных противников, «парамилитарес» – военизированных ультраправых группировок. Едва ли не у каждого на поясном ремне висели целые связки таких стяжек, чтобы можно было в любой момент связать пленного. Пластик не гниет, и на валяющихся в джунглях скелетах они сразу выделялись своей яркой белизной даже на фоне побелевших костей. Когда Кари вдруг натыкалась в лесу на труп, ее начинало выворачивать наизнанку, и даже не при виде его изъеденного разложением лица или тяжко взлетающих с него грифов, набивших желудки падалью, – ее начинало мутить от одного только взгляда на яркие пластиковые хомуты, охватывающие запястья. Партизан специально учили, как ими пользоваться – как связать пленного, продевая хвостик стяжки в замок одной рукой, как ослабить замочек, чтобы освободиться, вставив в него простенькую отмычку, обычный ключ или просто ноготь, как перепилить пластиковую ленту ботиночными шнурками… Белые стяжки на запястьях часто виделись Кари в кошмарных снах.

Но только не сегодня, только не в эту ночь в Майами, в кресле рядом с младенцем в доме сестры. Ей было видно из окна, как пластиковые стяжки на запястьях Бенито перерезали и старик остался в живых.

Она могла думать только об одном. Всё прислушивалась к размеренному посапыванию малышки и потихоньку задремала сама.

Глава 10

Клиника «Анхелес де ла Мизерикордия», в которой лежал Хесус Вильярреал, – больница для бедных, что расположена на оживленной торговой улице. В полдень ко входу в больницу подкатил черный «Рейнджровер». Шумная уличная толпа тут же охватила его со всех сторон; торговцы с тележками, ругаясь и отпихивая друг друга, бросились к шикарной машине.

Исидро Гомес, крупный и краснолицый, выбрался с переднего пассажирского сиденья. Всего лишь повелительно мотнув подбородком, расчистил место на тротуаре. Распахнул заднюю дверь, из которой вылез его босс, – дон Эрнесто Ибарра, сорока четырех лет, известный желтой прессе как «Дон Тефлон» – мужчина среднего роста в тщательно отутюженном льняном френче.

Когда дон Эрнесто в сопровождении Гомеса проходил переполненным больничным отделением первого этажа – убогим, с потертыми линолеумными полами и длинными рядами коек, кое-где отделенных друг от друга матерчатыми занавесками, – многие пациенты узнавали его и окликали по имени.

Хесус Вильярреал лежал в одной из двух маленьких отдельных палат на дальнем конце отделения. Гомес завалился туда без стука. Через минуту появился обратно, вытирая руки антибактериальной салфеткой. Кивнул дону Эрнесто, который зашел внутрь.

Хесус Вильярреал вытянулся на больничной койке – изможденный старик, живьем угодивший в капкан из окружающих его поручней и переплетения пластиковых трубок. Он стянул с лица кислородную маску.

– Все осторожничаешь, дон Эрнесто, – произнес Хесус. – Уже и умирающих обыскиваешь? Этот здоровенный кабан тебе нужен, чтобы шмонать больных в койках?

Дон Эрнесто улыбнулся ему:

– Ты ведь стрелял в меня тогда в Кали.

– Это был чисто бизнес, и, кстати, ты тоже в меня стрелял, – ответил Хесус.

– Я до сих пор рассматриваю тебя как опасного человека, Хесус. Считай, что это комплимент. Но ничто не мешает нам стать друзьями.

– Ты – преподаватель, дон Эрнесто, ученый человек. Ты можешь отлично научить, как лучше всего воровать. Но в школах вроде «Десяти колокольчиков» не учат таким вещам, как дружба.

Дон Эрнесто задумчиво изучал Хесуса, распростертого на больничной койке. Глядя на старика, вертел головой, наклонял ее так и эдак – словно ворона, примеривающаяся к лежащей на земле ягодке.

– Осталось тебе недолго, Хесус. Ты позвонил мне, и я пришел, потому что уважаю тебя. Ты был капитаном у Пабло, и ты никогда его не продавал, но он все равно ничего тебе не оставил. Давай воспользуемся временем, которое у тебя пока есть, и поговорим, как мужчина с мужчиной.

Старик несколько раз вдохнул кислорода из маски – в дополнение к тому, что подавался через трубку, подведенную к носу.

– В восемьдесят девятом я привез золото Пабло в Майами – спрятал подо льдом на своем траулере. Полтонны золота, а сверху рыба – в основном морской окунь. Тридцать золотых слитков того типа, который называют «Гуд деливери»[40]40
  «London Good Delivery» – один из самых известных и распространенных размерно-весовых стандартов золотых слитков.


[Закрыть] – по четыреста тройских унций каждый, все с серийными номерами. Еще те, что по двадцать пять кило, плоские такие, но они не из чистого золота, а из сплава Доре[41]41
  Золото-серебряный сплав, получаемый на золоторудных месторождениях и отправляемый на аффинажные заводы для последующей очистки.


[Закрыть], в Инириде на шахтах такие льют. Плюс целый мешок десятитоловых[42]42
  Тола – традиционная индийская мера веса золота (0,375 тройской унции, или 11,6638 г).


[Закрыть], по сто семнадцать граммов – не знаю, сколько их там было. – Хесус на минуту примолк, с трудом втягивая воздух. – Тысяча фунтов золота. Я могу сказать, где оно. Ты в курсе, сколько может стоит тысяча фунтов золота?

– Около двадцати пяти миллионов американских долларов.

– Что ты мне за это дашь?

– А чего ты хочешь?

– Денег, и еще неприкосновенности для Адрианы и мальчишки.

Дон Эрнесто кивнул:

– Claro[43]43
  Конечно.


[Закрыть]. Ты знаешь, что за свои слова я отвечаю.

– Без обид, дон Эрнесто, но мой принцип – денежки вперед.

– Позволь мне столь же учтиво поинтересоваться, кому еще ты продал эту информацию, помимо Ганса-Петера Шнайдера.

– Сейчас уже нет времени подлавливать друг друга. – Хесус поморщился. – Он уже нашел тайник, в котором спрятано золото. Но он не сможет открыть его и при этом остаться в живых, пока я не скажу ему, как это сделать. Однако он вполне может попытаться перевезти его в другое тайное место.

– И при этом останется в живых?

– Скорее всего, нет.

– Там что, ртутный замыкатель? Датчик наклона? Перекосишь – взорвется?

Хесус Вильярреал лишь поджал губы. Они у него все растрескались, и поджимать их было больно.

– Короче, ты можешь объяснить, как он открывается, – резюмировал дон Эрнесто.

– Да. Сейчас я расскажу тебе, какие могут быть сложности, а когда ты вернешься с dinero efectivo[44]44
  Наличные деньги.


[Закрыть] на руках, мы обсудим, как их можно решить.

Глава 11

Принесенная ветром африканская пыль окрасила восход в Майами в розовые тона. Когда над морем поднялось солнце, окна на противоположном берегу залива Бискейн оранжево засияли.

В прибрежном дворике дома Эскобара, возле дыры в газоне стояли Ганс-Петер Шнайдер с Феликсом.

Умберто уже успел расширить дыру, поработав ломом и лопатой. Из темноты снизу до них доносились размеренные чавкающие звуки – с каждой волной в подземную пещеру через размытую стенку плюхала очередная масса воды, и дыра выдыхала нечистый воздух. Воняло так, что приходилось отворачиваться.

Бобби-Джо и Матео принесли из павильона у бассейна мешок со снаряжением.

Над головами у них эшелоном прошла плотная стая пеликанов, готовая штурмовать рыбные места.

– Мне, блин, абсолютно по барабану, что там Хесус успел рассказать дону Эрнесто! – выговаривал Шнайдер. – А спереди там или сзади к этому ящику подходить, меня еще меньше волнует. Что там тот малый из Лодердейла?

– Клайд Хоппер, инженер, – уточнил Феликс. – У него есть все необходимое оборудование. Он сам решит, как действовать, когда мы всё расскажем. Хочет пообщаться с глазу на глаз.

– А вот в этом телефоне его номер есть? – поинтересовался Ганс-Петер, похлопывая по ладони голубым одноразовым мобильником из багажника машины Феликса.

– Что это? – опешил Феликс. Облизал губы. – Не знаю.

– Это мобила из багажника твоей тачки. Давай по-быстрому пин-код, иначе Бобби-Джо вышибет тебе мозги.

– Звездочка, шесть-девять, шесть-девять. Это просто телке звонить, чтобы жена не прознала… Сами понимаете.

Поджав губы, Ганс-Петер сосредоточенно потыкал в кнопки. Нажал на «Подтвердить». Ладно, по телефонной книжке можно потом полазать.

– Оки-доки, – задумчиво проговорил он. – Оки-доки. Может, и вообще не надо его оттуда вытаскивать, этот долбаный ящик… Может, его с обратной стороны вскрыть можно. Надо слазать в дыру и посмотреть.

– А кто полезет? – спросил Феликс.

Рядом с Феликсом вдруг выросли Бобби-Джо и Матео. К ним присоединился Умберто со страховочной сбруей в руках – вроде тех, что используют монтажники-верхолазы.

От сбруи тянулся прочный трос, который был пропущен через блок на крепком суку кокколобы прямо над дырой и уходил оттуда на небольшую двуручную лебедку.

Бобби-Джо подхватил сбрую.

– Надевай, – приказал Ганс-Петер Феликсу.

– Э, я на такое не подписывался! – всполошился тот. – Если со мной что-нибудь случится, у вас будут проблемы с моей конторой!

– Ты, блин, давно уже подписался на все, что я тебе прикажу, – бросил Шнайдер. – Думаешь, у тебя одного в этой вашей сраной конторе руки загребущие?

Бобби-Джо помог Феликсу влезть в сбрую, пристегнул трос. Феликс украдкой поцеловал медальон, висящий у него на шее.

Ганс-Петер встал прямо перед Феликсом, дабы как следует насладиться исходящим от того страхом, пока на незадачливого риелтора не нахлобучили противогазную маску. По бокам у нее торчали два массивных угольных фильтра, на макушке – видеокамера и шахтерская лампа. К сбруе прицепили большой фонарик и здоровенную кобуру. Включили переговорное устройство.

Дышать было тяжело – противогазные фильтры с трудом пропускали воздух.

По небу пронеслись птицы – вороны гонялись за ястребом. «Какое красивое небо!» – подумал Феликс, с тоской поднимая взгляд на них. До сих пор ему в жизни не приходили в голову подобные мысли. Ноги подламывались.

– Дайте пистолет, – пробубнил он через маску.

Бобби-Джо засунул в прицепленную к сбруе кобуру большой револьвер и надежно застегнул клапан. Буркнул:

– Не вздумай лапать, пока под землю не спустишься!

Совместными усилиями Феликса опустили в дыру. Ноги сразу обдало теплом. Повиснув на тросе, он медленно крутился в воздухе.

Когда голова опустилась под землю, поначалу Феликс будто ослеп. Солнечного света в дыру попадало мало, а грубые бетонные стенки его только рассеивали. Чуть дальше от нее полумрак и вовсе превращался в кромешную тьму. Расстояние от потолка до поверхности воды составляло от шести до всего лишь четырех футов, когда снаружи поддавала очередная волна. Погрузившись примерно по пояс, Феликс наконец-то нащупал ногами дно. Гуляющая вверх-вниз вода то опускалась до бедер, то вздымалась до самой груди. С потолка змеями свисали крепкие корни кокколобы, к суку которой наверху был прицеплен блок троса. Продраться сквозь них прямиком было практически нереально. Луч фонаря на голове у Феликса беспорядочно метался по сторонам, отражаясь от воды, отчего корни отбрасывали на бетон причудливые страшноватые тени. Не без труда удалось разглядеть только обратную сторону плит, образующих бетонную площадку дворика, и бесформенные комья земли уцелевшего газона над головой.

Картинку с камеры Ганс-Петер наблюдал на экране лэптопа, а жестяной голос Феликса доносился из встроенных динамиков.

– Дно вроде плоское, идти можно. Воды где-то по грудь… Блин! Тут половина собаки валяется!

– Молодец, Феликс. Двигай к этому долбаному ящику, – отозвался Шнайдер. – Давай живей.

Феликс опасливо двинулся в глубь пещеры. Сваи, поддерживающие дворик изнутри, возвышались вокруг него, словно колонны какого-то затопленного храма. Наконец луч шахтерского фонарика достал до чего-то вроде пологого пляжика и отразился от металла. Включив большой ручной фонарь, Феликс осветил кучу костей и одинокий человеческий череп. Ящик был действительно здоровенный.

– Тут что-то вроде сейфа, в высоту больше, чем в ширину. Рифленая сталь, типа как для нескользящего пола. По стыкам заварен.

– Какого размера? – спросил Шнайдер.

– Где-то с холодильник, а то и побольше. Скорее с магазинный холодильник, для напитков.

– Есть рымы, проушины? Ручки?

– Не видать.

– Подойди поближе и рассмотри как следует.

Вдруг за спиной – какое-то шипение. Феликс быстро обернулся на звук. Увидел лишь расходящиеся по поверхности воды ряды пузырьков, похожие очертаниями на гроб.

Не чуя ног, Феликс выполз на «пляжик».

– Ручек нет, проушин нет, ни двери, ни крышки. Целиком не рассмотреть, тут всё в грязи.

Опять шипение, и Феликс быстро повел фонарем по сторонам. В темной воде вспыхнули красным две яркие точки – чьи-то глаза. Он суматошно выпалил из пистолета в ту сторону, и глаза исчезли.

– Я вылезаю, я вылезаю! – завопил Феликс, прорываясь сквозь вязкую воду к светящейся в потолке дыре. – Вытаскивайте меня, тяните!!!

Лебедка уже вращалась, трос перед ним задергался. Вот он уже вышел из воды, роняя крупные капли… Вот выбрал слабину… Феликс уже начал было подниматься, когда страшный рывок пошатнул его, и он окунулся с головой – фонарь вылетел из руки, револьвер впустую выпалил в потолок.

Наверху, в садике, лебедка вдруг резко крутнулась в обратную сторону, рукоятка вырвалась из рук Бобби-Джо, основательно треснув ему по пальцам. Под вой разматывающейся лебедки трос стал стремительно убегать обратно в дыру.

Внутри пещеры увлекаемый неизвестно чем трос нырнул под размытый волнолом и до звона вытянулся в струнку, роняя капли воды. А потом вдруг обмяк и бессильно свалился обратно в воду.

– Да вытаскивайте же его! – гаркнул Шнайдер.

Не сводя глаз с экрана лэптопа, с головной камеры Феликса он видел, как под ним стремительно проносится морское дно, подсвеченное мечущимся туда-сюда лучом шахтерского фонаря. Матео с Умберто отчаянно крутили лебедку, поднимая сбрую.

Из дыры она показалась только с нижней половиной Феликса – в ремнях остались лишь туловище ниже пояса и ноги, опутанные розовато-серыми петлями кишок.

А неподалеку, со стороны залива, поверхность воды вдруг взрезала рука Феликса, оставляя за собой пенистый след, словно перископ подводной лодки. Казалось, будто она машет им на прощание. Вскоре рука исчезла из виду.

С минуту все собравшиеся молчали.

– Пропала моя волына, – наконец горько произнес Бобби-Джо.

Умберто задумчиво потрогал панаму Феликса с уложенными на нее солнечными очками.

– И как теперь быть с домом? – вопросил он.

Ганс-Петер отобрал у него очки.

– Один человечек в конторе Феликса просто влюбился в эти очки, – сказал он. – А панамку можешь оставить себе.

Глава 12

Рано поутру Кари уже натирала морковку для salsa picante, которой Хульета обычно торговала на фермерском рынке.

Большой белый какаду что-то сердито бормотал со своей жердочки, явно недовольный криками петухов по соседству.

– Chupa huevos![45]45
  Соси яйца!


[Закрыть] – буркнула птица.

Как и Кари, Хульета в свое время получила лицензию сиделки по уходу за лежачими больными, и полученные на курсах знания теперь ей очень пригодились – мать навсегда прикована к постели, а ни медицинской страховки, ни денег на оплату врачей не предвидится.

Крошечную квартирку Хульеты они обставили разномастной тяжеловесной мебелью, подаренной им родственниками престарелых пациентов, которых они сопровождали до самого конца. Родственники больных вообще очень любили этих двух молодых женщин – всегда приветливых и жизнерадостных, достаточно сильных, чтобы перевернуть или усадить пациента, лишенного возможности самостоятельно двигаться, и способных смотреть на что угодно, не выдавая своих эмоций на лицах. Мебель была удобная, но слишком громоздкая, отчего кое-где в маленькой квартирке приходилось буквально протискиваться.

На стене в гостиной висел красивый постер какого-то концерта в Тель-Авиве, прошедшего в 1958 году, а в прихожей – фотография Хульеты в бикини, примеряющей корону «Мисс Гавайские тропики».

– Кари, можешь подогреть бутылочку? – крикнула Хульета из спальни сквозь вопли младенца.

В этот момент у Кари зазвонил мобильник. Ей пришлось вытереть руки о фартук, чтобы выудить его из сумочки. Звонил Антонио, из-за руля своего пикапа.

– Кари, слушай меня внимательно. Как ты смотришь на то, чтобы заработать сегодня четыре сотни баксов?

На секунду ему даже пришлось оторвать телефон от уха.

– Простите? Прошу прощения, сеньорита, никаких «этих штучек» не будет. Negocio legítimo, totalmente. Tu sabes que soy un hombre de mi palabra.[46]46
  Все абсолютно законно. Ты знаешь, я человек слова.


[Закрыть] Мне вправду нужна твоя помощь, Кари. Хочу кое-куда заглянуть… Не, не, только посмотреть! Подсоби немножко, а?