Текст книги "Кари Мора"

Глава 13

Перспектива заработать солидную сумму подвигла Кари слегка пошиковать – вместо того чтобы тащиться в Северный Майами-Бич на автобусе, она связалась с «Убер» и вызвала машину, что обошлось ей в девять долларов двадцать один цент.

Нужный дом располагался неподалеку от канала под названием Змеиный ручей – в районе маленьких аккуратных домиков, владельцы которых в поте лица зарабатывали себе на жизнь. Большинство из них даже могли позволить себе держать в садиках манго и папайю, а то и лимонные деревца.

Этот дом единственный был основательно запущен – номинальным его владельцем считался банк, забравший его за просрочку платежей. Пять лет назад владельца участка как-то прямо посреди ночи арестовала миграционная служба, чтобы незамедлительно депортировать на родину, и с тех пор дом так и пустовал. Обе стороны судебной тяжбы, связанной с участком, категорически запретили друг другу производить там любые ремонтные работы. Во дворе там тоже росло манговое дерево – уже основательно зачахшее и очень нуждающееся в подрезке и подкормке.

Кари обратила внимание на этот дом уже несколько месяцев назад и сразу же переписала себе информацию с выставленного в начале подъездной дорожки объявления о продаже. Договорилась насчет осмотра. Проводил его скучающий банковский клерк, у которого Кари явно не вызвала делового интереса. Впустив ее в дом, он остался сидеть в машине, прикладываясь к бутылочке с шоколадным молоком и барабаня дряблыми бледными пальцами по рулю. Клерк уже успел поделиться со своим начальством соображением, что Кари «в жизни не осилить ипотеку, хоть ты тресни». Нетерпеливо нажимал на сигнал, чтобы ее поторопить.

На сей раз Кари приехала сюда одна.

Прихватила с собой большой флакон с жидкой подкормкой для фруктовых деревьев, приобретенный в «Хоум депо»[47]47
  Сеть магазинов стройтоваров и товаров для дома и сада.


[Закрыть]. Обвисшая на петлях калитка, ведущая в боковой дворик, была не заперта, и она решительно толкнула ее от себя.

Усевшись на пластмассовый молочный ящик в заросшем заднем садике, Кари осмотрела манговое деревце. Потрогала его. Легкий ветерок слегка касался ее волос, тихо шуршал листвой. Кари полила корни подкормкой из флакона, стараясь не забрызгать ствол – манговые деревья этого не любят.

Женщина, живущая по соседству, как видно, услышала скрип калитки и теперь наблюдала за Кари сквозь дырочку в заборе. Когда она увидела, что та поливает манговое деревце, ее напряженное лицо разгладилось. Высунулась, предложила Кари свою стремянку – на случай, если той захочется заглянуть на чердак. Кари вошла в дом.

В спальне сквозь дыру в крыше ярко светило солнце. Вторая спальня была покрашена только наполовину: безвестный маляр успел покончить только с одной стенкой, но на противоположной у него, похоже, кончилась краска – от начатой полоски под потолком к полу сбегал размашистый зигзаг, под которым валялась окаменевшая малярная кисть. Рядом с ней на пыльном и закрутившемся по углам коврике лежала пустая пивная бутылка. А вот полы, выложенные плиткой, оказались в полном порядке.

Вандалы здесь тоже особо не похозяйничали – лишь на одной из внутренних стен обнаружилась надпись «огилви пацилуй меня в жопу» с накаляканной рядом картинкой, изображающей, судя по всему, этого самого Огилви с ослиными ушами. Судя по высоте, на которой располагалось это художество, просто какие-то детишки баловались. А вот флакончиков из-под крэка и даже пустых упаковок от всякой еды вроде чипсов, слава богу, вроде не видать. Из-под отсыревшей штукатурки ощутимо попахивало плесенью. Комод шатался на перекошенных ножках.

«Просто чудо, а не дом», – подумалось Кари.

А вот на чердаке – беда. Обрешетка стропил основательно прогнила. В углу, над кухней, она нашла какое-то гнездо, сплетенное из травы и обрывков ворсистой теплоизоляции. Присела на корточки, внимательно осмотрела чью-то заброшенную обитель. Крысы? Нет, скорее всего, опоссум – ну да, точно опоссум. Вон запасной выход видно – в дополнение к основному «парадному». В свое время Кари приходилось из опоссумов и супчик варить – когда в доме было совсем уж шаром покати. В джунглях ее обучили готовить похлебку из лесных крыс – уверяли, будто бы она помогает от коклюша, – но потом она выяснила, что супчик из опоссумов по тому же рецепту ничем не хуже на вкус и столь же бесполезен в качестве лекарства. Кари вообще много чего умела. Никакого опыта в настилке крыш у нее не было, но она была уверена, что научиться можно чему угодно.

Несмотря на солнце, на дом вдруг обрушился сильный ливень, барабаня и тарахтя по крыше у нее над головой. Сверкающей на солнце водяной колонной повалился в дом сквозь дыру в крыше. Она подставила руку под струи, словно так его можно было остановить. Через несколько минут ливень столь же неожиданно прекратился. Кари выбежала из дома в садик, над которым курился сырой парок – в надежде посмотреть на радугу. И точно – вон она.

Соседку, миниатюрную и морщинистую, звали Тереза. В Америке она оказалась уже в пожилом возрасте – приехала с острова Ла-Гомера, что на Испанских Канарах. Знание тамошнего языка свиста – «сильбо гомеро» – позволяло ей экономить минуты на мобильнике, когда надо было связаться с сестрами, живущими в двух кварталах. Тереза предложила Кари два спелых плода манго со своего собственного дерева. Заботливо уложила их в ярко-оранжевый пакет универмага «Сейбор тропикал».

Соседи, как охотно объяснила бойкая старушенция, не дожидаясь вопросов Кари, выращивают разные сорта по своему вкусу. Вот кубинцы – Варгасы, к примеру, чей сын учится на дантиста, – предпочитают «прието». «Мадам Фрэнсис» – тот больше любят гаитяне, вроде семейства Тусса вон там, неподалеку, у них дочка тоже учится, только на юриста. Сорт «нилам» в ходу у Видиапати – они из Индии, бухгалтерами в какой-то букмекерской конторе трудятся, а сынок у них недавно медицинский окончил, продолжала она. Семейка с Ямайки совсем упёртая, от всего этого нос воротит, им только «джюли» подавай. «Упёртой семейкой» оказались Хиггинсы, чья дочь работала фармацевтом. Китайцы так и не определились, что им больше нравится, в свой салат из личи любые манго добавляют, у них свое кафе «Кантон», на Сто шестьдесят третьей улице. Старики всегда держали своего сыночка Велдона за полного балбеса, потому что у него одни песенки на уме. На всяких танцульках выступал, под именем рэпера Лав-Джонса. Но Велдон, он же Лав-Джонс, быстро поднялся в их глазах, когда купил собственную закусочную – всемирно известной сети «Папайз», каковое название соседка произнесла на майамский манер – «Папайяз».

Вдруг откуда-то издалека послышался свист – чистый и пронзительный. Он продолжался несколько секунд, постоянно меняя тональность.

– Простите, – извинилась соседка. – Нет ли у меня мешков для пылесоса, говоришь?

Засунув два пальца в рот, она просвистела какую-то музыкальную фразу – так громко, что Кари отпрянула.

– По-моему, я ей уже не раз говорила, – объяснила старушка. – У меня тут не склад. Как нужен мешок для пылесоса – так сразу ко мне! Один и тот же вопрос. Предложила ей прогуляться в «Уолмарт», там этих мешков, что грязи… Хотите купить этот дом? Дай-то Бог! А ваше манго я пока поливать буду, прямо отсюда – шланг аккурат вон в ту дырку в заборе пролезает.

Глава 14

За полчаса до заката пикап Антонио, украшенный логотипом фирмы по обслуживанию бассейнов, подъехал к воротам в полутора кварталах от особняка Эскобара. За рулем сидела Кари Мора.

– Я обслуживаю бассейн в этом доме ровно раз в неделю, – объяснил Антонио. – Хозяева в отъезде, до конца сентября не объявятся.

Вылез, пощелкал по клавишам кодового замка у ворот.

Что-то больно уж медленно открываются, подумала Кари. Надо бы спросить у Антонио код – на случай, если понадобится открыть ворота без него. Но спрашивать не хотелось.

Он понял это по ее лицу.

– Изнутри они открываются сами, как только подъедешь поближе.

Махнул ей, чтобы проезжала внутрь. Заехав во двор, она сразу развернула пикап в сторону ворот.

– Жди, пока я не вернусь. В случае чего позвоню.

Выбравшись из кабины, Кари подошла к нему.

– А что, если возникнут проблемы? Могу тебе помочь, – сказала она. – Могу сплавать вместе с тобой. Пистолет можно убрать в непромокаемый пакет. В случае чего прикрою тебя из гавани. Подержу их подальше от причала, если тебя засекут.

– Не, – помотал головой Антонио. – Спасибо, Кари, но это моя затея – и пусть все будет по-моему, хорошо?

– Антонио, будет лучше, если я тебя прикрою.

– Либо поступаем так, как я задумал, либо ты возвращаешься домой. Сама решай. Просто думай о своих делах, а я буду думать о своих. Оставайся возле машины. Будь наготове: если выйду из воды дальше по улице, я тебе позвоню. – Он сунул мобильник в непромокаемый мешок. – Если увидишь, что по улице за мной гонятся, чуть притормози, чтобы кузов оказался рядом со мной. Я запрыгну на ходу. Потом газ в пол и сматываем. Не волнуйся. Я вернусь самое большее через тридцать минут.

Из кузова пикапа Антонио вытащил акваланг и прочее водолазное снаряжение.

Взглянув на Кари, он заметил у нее на щеках слабый румянец. Полез в бардачок пикапа, достал оттуда конверт.

– Вот билеты на Хуана. Если не хочешь идти со старым злюкой Антонио, возьми свою кузину.

Он подмигнул ей, двинулся вдоль дома и, не оборачиваясь, скрылся из виду.

Укрывшись за живой изгородью, Антонио надел баллоны и маску. Чуть в отдалении, в канале Гавэмент-кат[48]48
  Основной судоходный фарватер, ведущий из залива Бискейн в открытый океан.


[Закрыть], дымили круизные лайнеры, битком набитые новобрачными. Присутствие Кари изрядно подогрело Антонио, и он подумал: наверное, у этих лайнеров сейчас даже и машины не работают – дым поднимается прямо из спальных кают.

Небо на западе было ярко-оранжевым, на фоне светящейся под ним воды вырисовывались темные силуэты виноградных деревьев размером с его ладонь.

Спустившись по лесенке на причальной стенке у пустующего дома, Антонио погрузился в воду. Плюнул на стекло маски, протер изнутри. Камера была прицеплена ремешком к запястью.

Он проплыл сто пятьдесят ярдов вдоль стенки, прямо под протянувшимися в море причальными бонами, держась футах в шести от поверхности воды. Осторожно вынырнул под настилом причала на краю участка, расположенного у самого дома Эскобара. Поверхность воды здесь переливалась светом заходящего солнца. Не зацепиться бы за гвозди, торчащие из досок! В волосах запуталась паутина, которую он случайно задел макушкой. На всякий случай погрузился с головой – вдруг там и паук сидел. У берега колыхался густой ковер водорослей, нанесенных приливом, из которого там и сям выглядывали пластиковые стаканчики, бутылки, пакеты и подскакивающая на волнах пальмовая ветка, здоровенная, как аллигатор. Мимо проплыла прямоугольная крышка от сумки-холодильника, прикрывая суетящуюся в воде мелкую рыбешку от солнечного света.

* * *

А тем временем из дома Эскобара продолжали доноситься грохот и стук. Матео со своими подручными отбивали штукатурку и бетон с выходящей на море стены подвала. Дело шло туго. Орудовали пневматическим отбойным молотком, зубилами, ломами и небольшим перфоратором фирмы «Созал». В воздухе густо висела пыль.

Ганс-Петер Шнайдер наблюдал за ними с самого верха ведущей в подвал лестницы, то и дело вытирая свой бледный череп расшитым платочком.

Начали у самого потолка и за полдня продолбили достаточно, чтобы за разломанной стеной открылся вначале нимб, а затем и очертания какой-то святой, нарисованной на задней стенке ящика. Сквозь трещины в бетоне безмолвная фигура смотрела прямо на них. Матео сразу ее узнал. Перекрестился. Завороженно прошептал: «Nuestra Señora de Caridad del Cobre!»[49]49
  Пречистая Милосердная Дева Кобрийская. По преданию, явилась терпящим бедствие рыбакам неподалеку от кубинского городка Эль-Кобре. Полное имя Кари – Caridad – как раз и означает «милосердие».


[Закрыть]

Бобби-Джо, который торчал в выходящем на запад садике дома Эскобара, наблюдая за морем, теперь пришлось нацепить темные очки и прикрывать ладонью глаза от солнца. Над головой у него одна за другой пролетали стаи ибисов, направляющихся на ночевку в свое гнездовье на Птичьем острове[50]50
  Bird Key – пара крошечных диких островков в лагуне, в полукилометре от Майами и двух километрах от песчаной косы, на которой расположен Майами-Бич.


[Закрыть] в заливе. Бобби-Джо несколько раз палил в них из пневматической винтовки – в надежде ранить одну из птиц в крыло и позабавиться с ней, – но так ни разу и не попал. Умберто сидел на стуле на террасе второго этажа, опершись локтями в перила, и тоже наблюдал за обстановкой. Рядом с ним к балюстраде была прислонена заряженная «АР-15».

В лучах закатного солнца дом оранжево засветился, стали понемногу разгораться и нависающие над горизонтом облака.

Заметив в воде у стенки крупную рыбу, Бобби-Джо попытался подстрелить ее из арбалета, но та шустро юркнула под толстый матрас нанесенных ветром водорослей. Бобби-Джо разразился ругательствами, проклиная слепящее солнце.

* * *

А тем временем Антонио, прикрытый сверху толстым слоем морской травы, медленно приближался к дому Эскобара, стараясь держаться в тени, которая неуклонно смещалась к причальной стенке, открывая затянутые густым илом россыпи камней на морском дне под ней. Плыл он на глубине футов в шесть. Рядом промелькнула стайка кефали – темно-серые в тени рыбки ярко сверкнули серебром, опять выскочив на солнце. Два баклана, пролетающие мимо, тут же спикировали за добычей.

Всего метрах в пятидесяти от дома на заливе появился большой катер, который гнал вдоль берега на высокой скорости, несмотря на установленное в зоне обитания ламантинов ограничение скорости. Вдобавок шикарная посудина разводила высоченную кильватерную волну. На носовой палубе толпились какие-то девицы, еще одна сидела на кормовой купальной платформе. Девицы на носовой палубе были без лифчиков, в одних только трусиках от бикини.

Умберто, расположившийся на террасе второго этажа, сразу оживился. Одной рукой нацелив бинокль на девиц, другой принялся потирать в паху.

Свистнул Бобби-Джо, скучающему внизу.

Антонио, услышавший под водой гул работающих на полных оборотах моторов, быстро нырнул к полого поднимающемуся дну, прижался к нему животом, раскинул руки, вцепился пальцами в склизкие камни. Но когда подошла разведенная катером кильватерная волна, его сразу же безнадежно замесило в водяной круговерти у стенки. Слой водорослей на поверхности резко заколыхался вверх-вниз – словно какой-то великан выбивал гигантский ковер, – и одна из ласт Антонио на миг показалась над водой.

Заметив кончик ласты, промелькнувший над переплетением замусоренной морской травы, Умберто опять в два пальца свистнул Бобби-Джо, ткнул пальцем вниз. Бросил несколько слов в рацию. Схватив автомат, бросился вниз по ступенькам.

Бобби-Джо тем временем отчаянно пытался привлечь внимание девиц на катере. Скакал у самой воды, ухватившись рукой за ширинку.

А почти прямо под ним Антонио уже приближался к размыву в стенке. Вот он, проем. Под напором набегающих волн ил и песок мотались у подводного входа в пещеру туда-сюда, в такт им колыхались плети водорослей. Да, здоровенная дыра. В ширину значительно больше, чем в высоту, внутри темно. Прямо перед ней – заросли оранжевых губок. Антонио пару раз нажал на спуск камеры.

А потом увидел в толще воды пузырящиеся длинные следы пуль, совсем близко.

Умберто и Бобби-Джо стояли у самого края стенки, посылая в колышущийся внизу ковер из водорослей пулю за пулей, которые с шипением пронзали воду. Затворы клацали громче, чем притушенные глушителями хлопки выстрелов. Бобби-Джо метнулся за арбалетом.

Одна из пуль попала Антонио в ногу, от которой расплылось облачко крови – вначале красной, потом серой. Дыра по-прежнему маячила перед ним. Опять белые хвосты вонзающихся в воду пуль. Он беспомощно закружился возле стенки, стараясь держаться как можно глубже.

Бобби-Джо заметил пробивающиеся сквозь покрывало водорослей пузыри акваланга. Радостно оскалясь, прицелился из арбалета и нажал на спуск. Привязанный к стреле шнур натянулся, с него закапала вода.

Ласты Антонио замерли. Покрывало из водорослей тяжко вздымалось и опадало у него над головой – тяжко, как его грудь.

* * *

Кари, которая терпеливо ждала в кабине пикапа в полутора кварталах, не сводила взгляд с циферблата часов.

Когда прошло ровно сорок минут, позвонила Антонио на мобильник. Он не ответил. Нажала на «вызов» еще раз.

Телефон в окровавленной пластиковой сумке лежал на столе в павильоне у бассейна, рядом с липким от крови перфоратором фирмы «Созал». Телефон загудел, заелозил внутри сумки.

К ней потянулась окровавленная рука Бобби-Джо. Выудила из сумки двумя пальцами, поднесла к уху.

– Аллё, – сказал Бобби-Джо.

– Антонио? Алло? – произнесла Кари.

– Ку-куу! – дурашливо отозвался Бобби-Джо. – К сожалению, Антонио в данный момент вышел. Был, да весь вышел. Ему что-нибудь передать?

Заржав во все горло, Бобби-Джо отключился. Остальные вокруг него тоже загоготали. С довольным видом Бобби-Джо вытер окровавленные руки мокрой футболкой с логотипом фирмы по обслуживанию бассейнов.

С неба опять пролился короткий, сверкающий на солнце дождь, пробарабанил по крыше пикапа. Появившаяся было радуга быстро потускнела и исчезла.

За руль, Кари! Часики тикают!

На самом деле секундная стрелка просто ритмично продвигалась по циферблату без всякого тиканья. Тикало у нее в голове. Стеклоподъемники в пикапе были самые простые, не электрические; покрутив ручки, она опустила оба окна до отказа. Кабину продул прохладный ветерок.

Глаза щипало, но слез не было. У стены дома, возле которого она поджидала Антонио, цвели оранжевые жасмины, и Кари отчетливо чувствовала их запах, особенно сильный после дождя.

До нее дошло только тогда, когда она увидела все собственными глазами – когда на дороге увидела своего мертвого жениха с его шаферами, все были в автомобиле, а автомобиль полыхал, подожженный теми, кто его только что расстрелял. Соседи пришли в церковь, где она дожидалась его с букетом жасмина в руках. Они пришли, чтобы рассказать ей об этом, и она побежала туда, побежала к своему жениху – навалившемуся на руль рыжеволосому парню в белой кружевной рубашке-гуайавере. В стеклах машины зияли звездообразные дырки от пуль, и она, доломав растрескавшееся боковое стекло камнем с дороги, попробовала вытащить его. Просунула руку в разбитое окно, попыталась вытащить его из машины. Те в собравшейся толпе, что похрабрее, пытались оттащить ее, но она все цеплялась за него, они тянули, и на руках у нее оставались порезы от разбитого стекла, а потом взорвался бензобак, и ее подбросило над землей. На ее свадебном платье застывала коричневая кровь.

В сумочке на поясе у Кари лежали две балеады[51]51
  Гондурасская лепешка с начинкой; блюдо, аналогичное мексиканским тако или буррито.


[Закрыть] с мясом и сыром – на случай, если они с Антонио проголодаются. Она посмотрела на балеады. До сих пор теплые; полиэтиленовый пакет, в который они уложены, запотел изнутри. Она вытряхнула его из сумочки прямо на пол кабины. Пошарила рукой под сиденьем, вытащила оттуда «ЗИГ-Зауэр» сорокового калибра, сунула в сумочку на поясе. Вылезла из кабины. Пару раз глубоко втянула воздух, словно набираясь у жасминов силы. В голове прояснилось.

Полтора квартала до ворот дома Эскобара Кари прошла пешком. Вынула из почтового ящика всякий рекламный хлам. Можно будет сказать, что пришла за расчетом.

Набрала код на пульте калитки сбоку от ворот. Между высокой живой изгородью и каменной стеной, разделявшей участки, оставалось небольшое свободное пространство – где тянулись электрический кабель с распределительными коробками наружного освещения и системы полива. Можно будет пройти там, оставаясь незамеченной.

Когда Кари, пригнувшись и почти прижавшись к стене, пробиралась узким проходом, под остатками закатного солнца на паучьей паутине у нее над головой яркими красными огоньками вспыхивали дождевые капли.

Матео, сложив третий ряд сидений «Кадиллака Эскалейд» Ганса-Петера, укладывал на освободившееся пространство большие пластиковые мешки. Кари он не заметил.

Она оставалась под прикрытием живой изгороди, пока не добралась до выходящего на море садика.

Порог павильона напротив бассейна был перемазан кровью – недавно через него кого-то тащили. Оставив свое укрытие, Кари быстро пересекла открытое пространство. Толкнула дверь в павильон. Увидела ноги, потом ласты. Тело лежало на банкетном столе возле бассейна. Ластами к ней. Она много раз видела ноги Антонио, когда он обслуживал бассейн, и сразу все поняла. Это были ноги Антонио. И туловище тоже его. А вот голова отсутствовала.

Кари оглядела пол в поисках головы, но не увидела ничего, кроме лужи крови, темной и начинающей уже сворачиваться по краям.

Лицо ее словно занемело, застыло, как маска. Но рук это онемение не коснулось. Она положила ладонь на спину Антонио. Еще теплый.

В этот момент в павильон у бассейна вошел Бобби-Джо.

Руки у него были заняты – он тащил большой рулон полиэтиленовой пленки, моток веревки и садовый секатор с длинными ручками, чтобы отрезать Антонио пальцы. Зацепившись своей ношей за дверь с москитной сеткой, Кари он поначалу не заметил.

Спереди рубашка и штаны у него были все в крови. Увидев Кари, он сбросил рулон на пол и ухмыльнулся. Желтые глаза буквально поедали ее, захватывали целиком. Если не дать ей завизжать, можно будет трахнуть ее пару раз, пока остальные не прочухали и пока Ганс-Петер не приказал ее прикончить. Ну да, вырубить и натянуть по-быстрому, пока она еще тепленькая, а коли остальным тоже захочется, то пускай уже с дохлой развлекаются, как-нибудь справятся.

Охваченный приятным предвкушением – аж мурашки по хребту, он замахнулся было тяжелым секатором и сделал первый шаг, но в этот момент Кари дважды выстрелила ему в грудь. Вид у Бобби-Джо был скорее удивленный – пока она не влепила ему еще одну пулю прямо в физиономию.

Его ноги еще продолжали дрыгаться, когда она перешагнула через него, засовывая пистолет обратно в сумочку на поясе. Услышав доносящиеся из дома вопли, метнулась в садик и, сильно оттолкнувшись ногами, ласточкой прыгнула с причальной стенки. В глаза метнулся ковер из перепутанных водорослей, накрытый разводьями грязно-белой пены, – пистолет в сумочке крепко ударил в живот, а в волосах застряли зеленые пряди, когда она с плеском врезалась в воду.

Уловив сквозь покрывало морской травы какое-то движение наверху, Кари резко толкнулась ногами и поплыла под водой, задержав дыхание. Вынырнула только под настилом причала на соседнем участке. Два судорожных вдоха – и опять под воду. Вдруг в подводном полумраке – какое-то движение прямо под ней, чуть слева. Что-то темное, длинное, вытянутое. Она напрягла остатки сил, попробовала прибавить ходу, отчаянно работая руками и ногами. Жутко мешала болтающаяся на поясе сумочка с пистолетом – тормозила, тянула вниз. Кари вынырнула было на поверхность, чтобы хватить воздуху, но едва успела – что-то цапнуло ее за лодыжку, опять потянуло под воду. Голову облепили перепутанные плети водорослей; она слепо потянулась к лицу рукой, чтобы сбросить их. В этот момент ее ухватили и за вторую лодыжку, с силой дернули вниз.

Кое-как удалось вынырнуть еще раз, глотнуть воздуха, но что-то продолжало неуклонно затягивать ее под воду. Кари опять смахнула с глаз водоросли, грудь судорожно сжалась – сейчас не выдержит и вдохнет воду вместо воздуха! Вдруг проблеск света из прорехи в покрывале из водорослей над головой, и она поняла, что это Умберто – в акваланге, широкой маске, из загубника к поверхности поднимается струйка пузырей. Хочет ее утопить. Не подплывая вплотную, держится внизу, ухватив ее за ноги, не дает поднять голову над водой всякий раз, когда ей хочется глотнуть воздуха. Рука сама собой полезла в сумочку на поясе. Воспользовавшись тем, что Умберто крепко вцепился ей в лодыжки, Кари резко согнулась пополам, оказавшись практически вплотную к нему. Крепко прижала к нему сумочку с пистолетом и дважды спустила курок. Полыхнувшие вспышки на миг ослепили ее, словно кто-то зажег подводный осветительный факел. Оттолкнувшись от него ногой, она опять всплыла. Горящими огнем легкими жадно втянула перемешанный с водяной пылью воздух, поперхнулась. Изо всех сил вцепилась в перекладины купального трапа у пирса, судорожно срывая с лица плети водорослей, безостановочно откашливаясь и отплевываясь.

До участка, где она оставила пикап, оставалась еще добрая сотня ярдов.

Дрожа всем телом, Кари рухнула на водительское сиденье, вцепившись в мягкую обивку. На миг показалось, что под рукой опять кружевная гуайавера, на которой жесткими коричневыми пятнами застыла кровь.

Глубоко вдохнула воздуха, густо пропитанного ароматом жасмина. Слез не было.