Текст книги "Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья"

Глава 8

Мухаммед II. – Притча об имаме Факр-эд-Дине. – Нур-эд-Дин. – Завоевание Египта. – Попытка покушения на жизнь Саладина

Гибель Хасана была сполна отомщена его сыном и преемником Мухаммедом II. Смерть настигла не только убийцу. Месть, в ее восточном проявлении, распространилась на все его потомство обоих полов, мужчины, женщины, дети – все пролили кровь от меча палача. Мухаммед, которого тщательно готовили, обучив философии и литературе, был, как и его отец, переполнен тщеславием и амбициями и совсем не отступился от притязаний своих предшественников на имамат, но смог прожить гораздо более длительный срок, чем Хасан. При этом ему удалось сохранить хорошую репутацию образованного и талантливого человека среди своих образованных и сведущих в литературе современников, которых было немало, так как его правление растянулось на сорок шесть лет, а персидская литература быстро приближалась к своему кульминационному периоду. Не упоминая имена, малоизвестные читателям, стоит отметить в качестве подтверждения сказанного, что это было время, когда Низами Генж мелодичной рифмой воспевал любовь Хосру и Ширин, а также Меджнуна и Лейлы. Последнее произведение – это «Ромео и Джульетта» Востока, венец и жемчужина романтической поэзии Персии. Также в расцвете творчества был панегирист Инвири и множество историков, юристов, богословов.

Одним из наиболее известных людей того времени был имам Факр-эд-Дин (Торжество Религии) Рази, который читал публичные лекции о законах в своем родном городе Рее. Он был оклеветан, что якобы тайно разделяет взгляды исмаилитов и даже является одним из их проповедников, поэтому принял за правило бранить и поносить эту секту. Каждый раз, поднимаясь на кафедру для чтения проповеди, он порицал и проклинал нечестивцев, не сдерживаясь в выражениях. Содержание его речей достаточно быстро долетело до орлиного гнезда шейха аль-Джебала, и фидави, получив приказ того, направился в Рей. Он появился там как студент, изучающий право, и стал прилежно посещать лекции просвещенного имама. В течение семи месяцев он тщетно выискивал возможность для осуществления своей миссии. Наконец однажды он обнаружил, что ученики оставили имама одного в комнате и ушли, чтобы принести еды для него. Фидави вошел, запер дверь, схватил имама, бросил на землю и приставил кинжал к груди.

– Что ты задумал? – вымолвил ошеломленный имам.

– Выпотрошить твое брюхо и грудь.

– За что?

– За что? За то, что ты с трибуны дурно говоришь об исмаилитах.

Имам стал умолять и упрашивать, обещая, что если ему сохранят жизнь, то никогда более он не скажет ничего, что могло бы обидеть исмаилитов.

– Я не могу тебе верить! – прокричал ассасин. – Вдруг, когда я уйду, ты снова начнешь вести себя как прежде и одним или другим хитроумным способом сумеешь освободить себя от уз своей клятвы.

Тогда имам самой священной клятвой присягнул не отказываться от своих слов и не искать возможности освободить себя от клятвы. Ассасин поднялся и отступил от него, сказав:

– Я не получал приказа убивать тебя, иначе я в любом случае прикончил бы тебя. Мухаммед, сын Хасана, передает тебе свое почтение и предлагает оказать ему честь, посетив его замок. Ты будешь обладать там неограниченной властью, и все мы будем повиноваться тебе как верные слуги. Мы презираем, так сказал шейх, площадные речи, которые отскакивают от наших ушей как горох от стены, но ты не должен оскорблять нас, потому что твои слова врезаются как удары гравера в камень.

Имам ответил, что не в его силах отправиться в Аламут, но впредь он будет крайне осторожен, чтобы никогда с его губ не слетело ни слова, порочащего горного властителя. После этого фидави вытащил из-за пояса 300 золотых монет и, выложив их перед имамом, сказал:

– Это тебе ежегодная плата, и по распоряжению дивана каждый год ты будешь получать такую же сумму от рейса Мозаффара. Я также оставляю для твоих учеников два кафтана из Йемена, которые шейх аль-Джебал послал тебе.

Сказав это, фидави исчез. Имам взял деньги и одежду. И действительно, в течение нескольких лет ему регулярно выплачивалось пособие. Изменения в его речах сразу стали ощутимыми, – так, если раньше, говоря о каком-либо спорном вопросе, он имел обыкновение упоминать исмаилитов, выражаясь буквально так: «Что бы исмаилиты, прокляни и покарай их, Господи, ни говорили…», то теперь он ограничивался лишь фразой: «Независимо от того, что говорят исмаилиты…» Когда один из учеников спросил его о причинах подобной перемены, он ответил:

– Мы не можем бранить исмаилитов, у них имеются очень острые и убедительные аргументы.

Эта притча рассказывается различными персидскими историками и наглядно демонстрирует, как и случай с султаном Санжаром, приведенный выше, что исмаилиты не были столь безжалостными и кровожадными, чтобы не предпочесть путем мягких мер сделать врага безопасным для себя, а не лишать его жизни.

Историки не зафиксировали других событий, связанных с восточным подразделением исмаилитского общества в длительный период правления Мухаммеда II. Поэтому теперь стоит обратить взор на Сирию, где блистательные имена, мелькающие в истории Востока и с которыми у правителя Массьята складывались враждебные или дружеские отношения, привлекают внимание к себе. Имена Нур-эд-Дин (Светоч Религии) и Салах-эд-Дин (Чистота Религии), или Норадин и Саладин – у западных писателей, а также английский король Львиное Сердце сразу же пробудят интерес читателя.

Прославленный Имуд-эд-Дин (Столп Религии) Зенги, который нанес первый удар христианскому владычеству на Востоке, захватив Эдессу, вскоре погиб от руки раба. Его власть и титул атабека перешли к его сыну Нур-эд-Дину, который продолжил войну против христиан столь же активно, как и его отец, но с большей мягкостью и учтивостью, которые придавали блеск рвению и мужеству. Нур-эд-Дин представлял собой одного из наиболее совершенных персонажей, появлявшихся на Востоке. Он был щедр и справедлив, строг в соблюдении всех норм ислама. Он не был окружен роскошью и великолепием, не носил ни шелка, ни золота. Одной пятой от всех захваченных трофеев, что составляло его долю как владыки, он покрывал все свои расходы. Истинный мусульманин, он все больше и больше вовлекался в битвы священной войны – либо в великие, в которых шло противостояние со всем миром и его соблазнами путем поста и молитв, через обучение и ежедневное проявление добродетелей, которые требовались от него как от государственного мужа; либо в малые, которые велись силою оружия против врагов ислама. От этого соединения набожности и мужества он получил звания гази (победитель) и шахид (мученик). Притом что он не погиб, защищая веру, считалось, что он достоин всех наград, причитающихся настоящим мученикам. Несмотря на то что он был одним из наиболее опасных врагов, с которыми христиане когда-либо сталкивались, их историки отдают должное выдающемуся Нур-эд-Дину, а высокообразованный архиепископ Тире Уильям писал о нем: «Он был мудрым, умеренным человеком, который почитал Бога, в соответствии с верой его народа, удачливым и преумножающим наследие своего отца».

Владение Мосулом и Алеппо сделало Нур-эд-Дина хозяином Северной Сирии. Южная часть этой страны находилась под властью дамасского принца. Атабек дважды безрезультатно осаждал Дамаск. В конце концов жители, опасаясь крестоносцев, сами предложили ему овладеть городом, и беспомощный правитель был вынужден покинуть его, получив Эмессу в обмен на «Королеву Сирии». Власть Нур-эд-Дина простиралась теперь от Евфрата до Святой земли, и его мысли были направлены на достижение главной цели – изгнание франков с Востока, тогда ему представилась бы возможность вернуть Египет под духовное покровительство династии Аббасидов.

Разложение – неотъемлемая составляющая безграничной власти. Фатимидские предводители правоверных превратились всего лишь в кукол в руках своих министров, а за пост визиря, как это часто случалось с троном, стали сражаться с оружием в руках. В это время в Египте разгорелась гражданская война между Шавером и Даргамом, соперниками за визириат. Первый лично явился в Дамаск и предложил атабеку Нур-эд-Дину треть от доходов Египта, если тот поможет ему одолеть соперника. Без колебаний Нур-эд-Дин приказал Асад-эд-Дину (Лев Религии) Ширкуху (Горный лев)[45]45
  Первое из этих имен арабское, второе – персидское.


[Закрыть], курдскому правителю, который командовал его войсками при Эмессе, собрать войско и отправиться в поход на Египет. Ширкух подчинился с трудом, против своей воли и исключительно по настоятельному приказу Нур-эд-Дина, то же самое сделал и его племянник, тогда еще малоизвестный, но столь же заслуженно знаменитый впоследствии Саладин. Он оставил пиры и развлечения Дамаска и других сирийских городов, чтобы сопровождать своего дядю в трудностях и опасностях войны. На первых порах Даргам одерживал верх, но в скором времени был убит своим рабом, и Шавер заполучил власть, к которой стремился. Новый визирь попытался избавиться от своих союзников, что не входило в планы Нур-эд-Дина, и Ширкух со своими войсками занял позиции в северо-восточной части королевства, где он овладел приграничным городом Белбейс в самой восточной части Нила под предлогом получения обещанной Нур-эд-Дину одной трети доходов. Шавер, стремясь выпроводить столь опасных гостей, заключил тайное соглашение с Амальриком, иерусалимским королем, и обещал заплатить тому 60 тысяч дукатов за помощь в этом. Ширкух, получив подкрепление, двинулся в Верхний Египет, а Саладин принял под свое командование Александрию, которую он отважно защищал в течение трех месяцев против объединенных сил христиан и египтян. После нескольких сражений был заключен мир на условиях получения Нур-эд-Дином 50 тысяч дукатов и вдвое большей суммы в ежегодную уплату королю Иерусалима.

Вскоре после этого беспринципная попытка захватить Египет была предпринята Амальриком по предложению магистра ордена госпитальеров, и Шавер в отчаянии вновь обратился к Нур-эд-Дину. К мольбе присоединился и халиф-призрак, выславший самый главный знак нужды на Востоке – локон своей женщины, что означало следующее: «Помоги! Помоги! Враг за волосы утаскивает женщину!» Белбейс был уже захвачен, и Каир находился под осадой христиан. Шавер сжег старый город и защищал себя самого и халифа в новом городе – современном Каире. Ширкух снова появился в Египте с еще большей армией, чем до этого[46]46
  Его сопровождал Саладин, который дает следующее описание того, насколько нерасположен он был к этому походу: «Когда Нур-эд-Дин приказал мне отправиться в Египет вместе с дядей, на слова Ширкуха, сказанные в его присутствии: «Давай, Юсуф, приготовься к путешествию!» – я ответил:
  – Ради бога, даже если бы вы отдали мне все египетское королевство, я не отправился бы туда, поскольку то, что я пережил в Египте, я не забуду всю свою жизнь.
  Но Ширкух заявил Нур-эд-Дину:
  – Не может быть и речи, чтобы он не сопровождал меня.
  После этого Нур-эд-Дин повторил свой приказ, но я настаивал на своем нежелании. Поскольку Нур-эд-Дин также продолжал твердо отстаивать свое решение, я сослался на тяжелое финансовое положение. Нур-эд-Дин тогда предоставил все, что требовалось для моего снаряжения, но я чувствовал себя так, как будто меня отправляют на смерть» (Абулфеда).


[Закрыть]. Однако прежде чем он достиг осажденного города, Шавер и Амальрик пришли к компромиссу, и последний отвел войска, получив 50 тысяч дукатов. Ширкух тем не менее продолжил поход и разбил лагерь под стенами Каира. Халиф Адхад со своей высшей знатью решил принять полководца, и этот несчастный владыка начал жаловаться на тиранию и эгоистичность Шавера, который навлек столько несчастий на халифа и его королевство. Завершил же он пожеланием видеть голову визиря в руках генерала Нур-эд-Дина. Шавер, осознавая нависшую над ним угрозу, пригласил Ширкуха, его племянника и других военачальников на пир с целью расправиться с ними, но ловушка была раскрыта, и его голова покатилась к ногам халифа. Ширкух незамедлительно был назначен на освободившееся место с почетным титулом мелик-иль-мансур (Король-победитель), но лишь короткое время успел насладиться им, чему помешала его смерть, последовавшая спустя чуть более двух месяцев с момента его назначения. Его титул и командование армией перешли к племяннику Саладину, который фактически стал властителем Египта. Нур-эд-Дин, полагая, что пришло время установить и духовную власть династии Аббасидов, дал указание Саладину все должности, на которых находились шииты, заменить правоверными, а во всех публичных молитвах прославлять имя багдадского халифа. Но этот мудрый правитель, зная, что основное большинство населения Египта являлось убежденными приверженцами учения о том, что именно Фатимиды являются истинными преемниками пророка, не спешил выполнять данный приказ. Смерть фатимидского халифа была как нельзя кстати, выводя его из затруднительного положения. Адхад-ладин-Аллах, последний из потомков Моез-ладин-Аллаха – основателя династии, умер внезапно. По причине болезни – как утверждают восточные историки, от руки Саладина – согласно слухам, ходившим среди христиан[47]47
  Уильям Тирский.


[Закрыть]. Теперь, после устранения препятствий, молебны во всех мечетях Египта славили аббасидского халифа, и после 200-летнего господства власть западных исмаилитов здесь была окончательно сведена на нет.

Нур-эд-Дин, который понимал, что власть его наместника становилась слишком сильной, чтобы быть подконтрольной, прибегнул к мудрому плану, задабривая его титулами и знаками доверия. Багдадский халиф выслал ему праздничный наряд и грамоту с благодарностью за возвращение под его духовное владычество территории, которая столь длительное время была враждебной его династии. Однако наиболее важным последствием своевременной кончины халифа для Саладина было приобретение накопленных Фатимидами богатств, которые перешли к нему в руки и которые он использовал для того, чтобы обеспечить преданность своих солдат и военачальников. Как пример восточной склонности к преувеличениям можно привести список этих сокровищ, как они перечисляются восточными летописцами. Так, по их заверениям, они состояли из 700 жемчужин, каждая из которых была такой величины, что не поддавалась оценке, изумруда длиною в целую пядь[48]48
  22,8 см. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и толщиною с палец, библиотеки, включавшей 2,6 млн книг, а также золота в монетах и просто в слитках, сабура (экстракта алоэ), янтаря и бессчетного количества военного снаряжения и оружия. Значительная часть этих несметных богатств была распределена Саладином среди своих солдат, остальное было направлено в течение десяти последующих лет на покрытие его военных расходов и строительство. Поскольку Саладина звали Юсуф (Иосиф), точно так же как и сына Якоба, министра короля Фараоха, можно предположить, что по египетской традиции два Юсуфа были слиты воедино, и деяния последнего были приписаны первому, поскольку для народных традиций весьма характерно перескакивать через века и даже тысячелетия и делать из нескольких героев одного, который совершает подвиги за всех.

Пока Нур-эд-Дин был жив, Саладин продолжал признавать его верховенство, и когда, после смерти халифа, его владения перешли к сыну Малек-ис-Салеху, на монетах Египта было вычеканено имя молодого правителя. Поскольку Малек-ис-Салех был несовершеннолетним и находился в полном повиновении евнуху Камештегину, среди эмиров разрасталось недовольство. Тогда Сейф-эд-Дин (Меч Религии), кузен молодого принца, который возглавлял месопотамскую армию, решил вырвать владения у юного Малек-ис-Салеха. Все взоры были обращены на Саладина как единственного человека, способного сохранить страну. Он покинул Египет, взяв с собой всего лишь 700 всадников. Губернатор и жители Дамаска радушно открыли ворота перед ним. Хемс и Хама последовали примеру Дамаска. Саладин принял на себя управление под скромным титулом помощника юного атабека, чьи права он объявил себя готовым защищать при любых обстоятельствах. Он направился к Алеппо, где находилась резиденция Малек-ис-Салеха. Но защитники этого города под воздействием слезной мольбы молодого правителя, на которого, в свою очередь, вероятно, надавил евнух Камештегин, боявшийся потерять власть, выступили и обратили в бегство те небольшие силы, с которыми Саладин подошел к городу. Собрав более крупную армию, Саладин уже основательно осадил Алеппо, и Камештегин, отчаявшись, решил прибегнуть к вероломству. Он обратился к Синану, шейху ассасинов, который находился в Массьяте, разъясняя ему, насколько опасным врагом исмаилитов является отважный курд, который столь пылок в своем ревностном служении Аббасидам и положил конец династии Фатимидов, которая невероятно долго блистала среди сторонников прав Исмаила, имея значительную власть и почет. Евнух также напомнил, что, если Саладин преуспеет в своих амбициозных планах в Сирии, со всей вероятностью он обратит свою мощь против ассасинов и лишит их власти в этой стране. Эти доводы были подкреплены золотом, и шейх, не заставив себя долго уговаривать, незамедлительно отправил трех фидави, которые напали на Саладина в лагере у Алеппо. Покушение тем не менее провалилось, убийцы были схвачены и казнены. Саладин был приведен в ярость покушением на него и, прекрасно понимая, откуда дул ветер, с еще большим рвением продолжил осаду.

Обнаружив преимущества, которые могут быть извлечены кинжалами фидави, Камештегин решил задействовать их против своих личных врагов. Визирь юного принца и два верховных эмира подготовили заговор по его устранению. Узнав об этом, евнух настроился опередить их и, улучив момент, когда Малек-ис-Салех готовился оседлать свою лошадь, приблизился к нему с просьбой подписать чистый лист бумаги под предлогом необходимости уладить дело огромной срочности и важности. Молодой правитель поставил свою подпись без каких-либо подозрений, и Камештегин тут же написал на этом листе письмо к шейху ассасинов, в котором Малек-ис-Салех якобы просил выслать людей, чтобы убрать с дороги этих трех эмиров. Предводитель исмаилитов с готовностью откликнулся на просьбу, поскольку полагал, что она исходит от его юного друга и соседа, и несколько фидави были направлены на исполнение его воли. Двое из них напали на визиря, когда тот выходил из восточных ворот мечети рядом со своим собственным домом. Но их на месте порубили на куски. Вскоре трое напали на эмира Муджахида, ехавшего верхом. Один из них схватился за край его плаща, чтобы лучше захватить его, но эмир пришпорил своего коня и вырвался, оставив в руках нападавших свой плащ. Толпа схватила ассасинов, двое из которых были опознаны как знакомые старшего конюха эмира. Один из них был распят, вместе с ним и конюх как соучастник. На груди последнего была размещена табличка со словами: «Таково вознаграждение покрывающего неверных». Других притащили во дворец и били по ступням, чтобы они сознались, почему решили совершить это преступление. В разгар пыток один из них прокричал: «Ты высказал пожелание нашему владыке Синану убить твоих рабов, а теперь караешь нас за исполнение твоей воли». Переполненный яростью, Малек-ис-Салех написал письмо шейху Синану с множеством гневных слов. Шейх не ответил ничего, лишь выслал назад подписанное халифом письмо. Историки умалчивают, чем закончилась эта история, также крайне трудно сказать, в какое именно время это произошло.

Ассасины не прекратили свои покушения на Саладина, чья власть стала более опасной для них после того, как он лишил род Нур-эд-Дина его положения и владений. Он вновь подвергся нападению с их стороны в своем лагере у крепости Изаг. Один из них атаковал его и ранил в голову, но султан (он принял на себя теперь этот титул) схватил его за руку и прикончил. Подоспел второй – его зарезала стража, третьего и четвертого постигла та же участь. Запуганный такой упорной настойчивостью, султан на несколько дней укрылся в своем шатре и приказал всем незнакомым и подозрительным лицам покинуть лагерь.

В следующем году (1176) султан, находясь в мире с прочими своими врагами, решил показательно отомстить тем, кто столь беспричинно покушался на его жизнь. Собрав армию, он вошел в горные районы, огнем и мечом опустошил территории исмаилитов и осадил Массьят. Власть сирийских исмаилитов была бы теперь уничтожена, если бы не вмешательство правителя Хамы, дяди султана, который, после мольбы Синана, уговорил племянника заключить мир на условии, что никогда больше никто не будет покушаться на его жизнь. Синан охотно пошел на эти условия и достойно выполнял свои обязательства, поскольку великий Саладин правил после этого пятнадцать лет, вел постоянные войны, захватил Иерусалим и Святую землю, подвергался опасностям на поле битвы и в лагере, но ни один ассасин никогда больше не приближался к нему с враждебными намерениями.

Глава 9

Синан – дай-аль-кебир Сирии. – Предложения принять христианство. – Его посол убит тамплиерами. – Рассказ кардинала де Витри об ассасинах. – Убийство маркиза Монферрата. – Охрана короля Ричарда

Человека, управлявшего всеми делами общества в Сирии во времена Саладина и являвшегося одной из наиболее примечательных личностей, которые встречались в истории ассасинов, звали Рашид-эд-Дин (правоверный в религии) Синан, сын Сулеймана из Басры. Как множеству других самозванцев, которые время от времени появлялись на Востоке, ему хватило дерзости выдавать себя за воплощение Божества. Никто никогда не видел его за едой, питьем, спящим и просто сплевывающим. Его одежда была из грубой волосяной ткани. С восхода солнца до заката он стоял на высокой горе, произнося молебны перед людьми, которые внимали его словам как исходящим от самого совершенства. К несчастью для его репутации, со временем его слушатели обнаружили, что он прихрамывает при ходьбе из-за раны, полученной им от камня при сильном землетрясении 1157 года. Это не увязывалось с общераспространенной идеей безупречности, которая должна быть присуща телесному воплощению Божества. Образ Синана тут же развеялся, и те, кто только что превозносил Бога, теперь грозили смертью мошеннику. Синан не потерял самообладания, он попросил их оставаться спокойными, спустился со скалы, приказал принести еды, пригласил их на трапезу и убедительной силой своего красноречия заставил их признать себя единственным правителем, все единодушно поклялись в послушании и верности ему.

Пренебрежение к хронологии у восточных историков либо у их европейских переводчиков и последователей зачастую настолько велико, что крайне сложно установить точное время определенного события, соответственно невозможно выяснить причины и основания, их вызвавшие. Упоминание землетрясения 1157 года тем не менее позволяет предположить, что примерно в это время Синан предъявил свои притязания на Божественность. А поскольку в то же самое время Хасан, сын Кеаха Мухаммеда, выдавал себя за обещанного имама, можно допустить, что именно это послужило примером, подтолкнувшим Синана на дерзкую попытку самостоятельно завладеть властью над сирийским подразделением исмаилитов.

Синан, как и Хасан, был очень хорошо образованным человеком. Его труды до сих пор высоко ценятся остатками секты исмаилитов, все еще разбросанных по горам Сирии. Эти работы, как утверждается, состоят из хаотической смеси исковерканных отрывков из Евангелия и Корана, противоречивых догматов веры, гимнов, молитв, поучений и наставлений, которые непонятны даже для тех, кто принимает их и благоговейно к ним относится.

Священные книги христиан, как видно, также были изучены шейхом Массьяты; благодаря почерпнутым знаниям из них, как он полагал, он сможет получить определенные преимущества. Военно-религиозный орден тамплиеров, история которого будет описана ниже, владел землями по соседству с ассасинами, и, обладая большей мощью, он, неизвестно в какое точно время, обложил последних данью. Дань составляла 2 тысячи дукатов, уплачиваемые ежегодно. Синан, для которого, похоже, все религии были одинаковыми и который обладал неограниченной властью над своими людьми, пришел к идее принять ту же религию, что и его соседи. Соответственно в 1172 году он отправил одного из своих самых мудрых и красноречивых министров с секретной миссией к королю Иерусалима Амальрику, предлагая от своего имени и от имени своего народа принять христианство, пройти обряд крещения при условии, если король заставит тамплиеров отказаться от требований дани в 2 тысячи дукатов и согласится впредь жить как добрые соседи, друзья и собратья по вере.

Переполненный радостью от перспективы столь значительного обращения в свою веру, король охотно согласился удовлетворить пожелания правителя исмаилитов и одновременно заверил тамплиеров, что их орден ничего не потеряет, поскольку он будет уплачивать им 2 тысячи дукатов в год из собственной казны. Братство тамплиеров не стало возражать против этого соглашения. После нескольких дней пребывания у короля, где его принимали с почетом, исмаилитский посол отправился в обратный путь в сопровождении проводника и охраны, предоставленных королем, чтобы сопроводить его до самой границы владений исмаилитов. Они благополучно проследовали через земли Триполи и приближались к первым замкам исмаилитов, когда внезапно несколько тамплиеров выскочили из засады и убили посла. Тамплиерами командовал рыцарь по имени Уолтер дю Меснил, одноглазый, дерзкий, злобный человек, который в данном случае, как выяснилось, действовал по приказу вышестоящих братьев, которые не считали, что королевское обещание является гарантией уплаты 2 тысяч дукатов. Когда Амальрик в негодовании от этого низкого, предательского поступка собрал своих приближенных в Сидоне, чтобы определиться относительно дальнейших действий, и по их совету послал двоих из их числа к Адо де Сент-Аманду, магистру тамплиеров, для получения разъяснений по поводу этого чудовищного злодеяния, магистр стал защищаться, заявив, что наложил епитимью на брата дю Меснила и более того, безотлагательно отправил его в Рим, узнать, каково будет распоряжение святейшего отца относительно его судьбы, и на этом основании во имя папы король должен запретить применять насилие к вышеупомянутому брату. Король тем не менее не был безразличен к справедливости и к собственному достоинству. Вскоре после этого, когда магистр и несколько других тамплиеров были в Сидоне, он вновь собрал свой совет и с его согласия, послав своих людей, выкрал дю Меснила из обители тамплиеров и бросил его в темницу, где, вероятно, он и искупил бы свою вину за преступление, если бы не внезапная смерть короля. Все надежды на обращение исмаилитов в христианство рухнули.

Именно по этому поводу архиепископ Тирский описывает, что ему удалось узнать об ассасинах. Поскольку все, что рассказывалось о них прежде, базировалось на восточных источниках, будет небезынтересно привести здесь сведения, предоставленные кардиналом де Витри, который продолжил и расширил записки архиепископа.

«В провинции Фоениция, вблизи границ Антарадензийского города, который ныне называется Тортоса, проживают люди, окруженные со всех сторон горами и скалами, у них есть 10 замков, мощных и неприступных из-за узких проходов и отвесных скал[49]49
  Gesta Dei per Francos.


[Закрыть]. Окрестности и равнины – самые плодородные со всеми возможными видами фруктов и злаков и восхитительные своим удобством. Количество этих людей, которые называются ассасины, как утверждается, превышает 40 тысяч[50]50
  Уильям Тирский приводит число 60 тысяч. Он также отметил, что не может установить происхождение названия «ассасины».


[Закрыть]. Управлять собой они ставят человека не по праву наследования, а исключительно по заслугам, и называют его старец (Veterem seu Senem) не столько из-за его преклонного возраста, сколько за его превосходство в мудрости и достоинстве. Первый и верховный аббат этой безрадостной религии (выделено автором. – Пер.), исповедуемой ими, и место, откуда они ведут свои истоки и пришли в Сирию, находится очень далеко на Востоке около города Багдада и частично в провинциях Персии. Эти люди, которые не соблюдают правило раздвоенного копыта и не отличают святого от нечестивого, веруют, что смиренно проявляемое ими повиновение своему повелителю является достаточным для вознаграждения вечной жизнью. Таким образом, они привязаны к своему хозяину, которого называют Старец, такими узами покорности и повиновения, что нет ничего настолько страшного и опасного, чтобы они испугались предпринять или чтобы они не осуществили с радостным желанием и пылким стремлением по приказу своего владыки. Старец, их повелитель, приказывает переносить мальчиков этого народа в тайные и прекрасные места, и, прилежно обучив их самым разным языкам, посылает в различные провинции с кинжалами, приказав убить знатных христиан, равно как и сарацин, либо потому, что они по той или иной причине находятся во вражде с ним, либо по просьбе его друзей, либо же ради получения крупной суммы денег. За исполнение своих приказов он обещает им не имеющие предела радости в раю после смерти. Если им выпадает удача умереть, подчиняясь такому приказу, они своими товарищами почитаются как мученики, становятся святыми у своего народа и пользуются всеобщим уважением. Их родители одариваются множеством подарков от владыки, именуемого Старцем, и если они были рабами, то им дается полная свобода. Поэтому эти несчастные обманутые юноши, которые высылаются из стен монастыря (conventu) упомянутого братства в разные уголки мира, выполняют свои смертельные миссии с такой радостью и восторгом, проявляют при этом такие старание и рвение, перевоплощаясь самыми различными образами и перенимая повадки и одежду других народов, иногда прячась под внешностью купцов либо в других случаях под личиною проповедников и монахов, а также бесчисленно многих других образов, что вряд ли во всем мире найдется настолько осторожный человек, чтобы обезопасить себя от их уловок. Они презирают убийство мелких людишек. Знатные персоны, к которым они проявляют враждебность, либо откупаются большой суммой денег, либо ходят вооруженными в сопровождении отряда стражников, проводя свою жизнь в подозрениях и боязни гибели. Они следовали законам Мухаммеда и подчинялись его системе более прилежно и строго, чем другие сарацины, до того времени, когда один из их повелителей, который был одарен природным гением и занимался изучением различных летописей, начал со всем прилежанием читать и изучать учение христиан и Евангелие, восхищаясь силою чудес и святостью веры. Сопоставляя со всем этим собственную религию, он начал питать отвращение к несерьезному и абсурдному учению Мухаммеда и со временем, когда он познал истину, то стал постепенно отучать свой народ от богомерзких законов. По этой причине он убедил и повелел пить вино в умеренных количествах и есть мясо свиньи. В конце концов, после многих дискуссий и серьезных увещеваний своего наставника, они все в едином порыве согласились отказаться от обмана Магомета и, приняв благодать крещения, стать христианами».

Из этого рассказа следует, что крестоносцы имели вполне ясное представление о природе и устройстве общества ассасинов. Кардинал де Витри прямо пишет о них как о религиозной общине, то есть об ордене с аббатом во главе. И возможно, схожесть, которую Хаммер прослеживает между ними и тамплиерами, что будет видно позже при описании общества последних, выглядит не столь уж странной, как может показаться на первый взгляд. Любопытно также видеть и христиан верящими в то, что шейх аль-Джебал тем или иным способом воодушевлял своих фидави на пренебрежение к собственной жизни и страстное влечение к райским удовольствиям.