Книга: Структура научных революций - Томас Кун

Форма изложения обычная монотонно-философская. Слова у Куна проще, чем у Канта, это хорошо, а то в "Критике чистого разума" я полностью запутался на странице 47. В этой книге понял не более трети, но это обычное дело, когда речь идёт обо мне и философии. Привык давно к этому.

Автор чрезмерно давит эрудицией:

Малюс, который открыл поляризацию, представил на конкурс Академии работу о двойной рефракции, то есть по вопросу, неудовлетворительное положение дел в котором было широко известно.

Может быть, и хорошо известно, спорить не буду. Тем не менее интересно было бы узнать, какая часть читателей Куна знает, о чём речь? Какая часть физиков слышала об этом Малюсе и его работе о двойной рефракции? Лично я не знаю об этом ровным счётом ничего.

Томас Кун предполагает, что я запоминаю всё с первого раза близко к тексту. Поэтому он, подобно любому другому философу, пишет фразы типа "как было с тремя известными предвидениями, рассмотренными в конце VII раздела [и т.д.]". Искренне завидую людям, которые в середине IX раздела без запинки могут повторить эти три предвидения. Мне не дано, к сожалению.

Книга, конечно, великая, что и говорить. Но как же всё-таки хорошо, что Томас Кун написал только "очерк"! Если бы он сподобился родить "полноценную книгу", я бы вряд ли смог дочитать её до конца.

Идеи эти, разумеется, должен знать каждый, но читать именно эту книгу не рекомендую. Автор сам пишет, что изучать науки по первоисточникам не следует. Для этого есть учебники, которые гораздо проще и эффективнее введут любого желающего в курс дела.

Сама тема интересная. И в начале я старалась вернуться на абзац выше, перечитать, понять, вникнуть. К середине книги это желание ушло. Дальше читала «по течению». Многие вещи чувствовала как будто боковым зрением.

Знаете, как умная собака — все понимаю, сказать не смогу)))

Опыт, конечно, интересный. Но повторить долго не захочется).

Но и "Структура научных революций" оказалась не менее трудной для чтения, поэтому и её я решил разбавить другой книгой, о которой напишу, когда дочитаю её. Так вот, "Структура научных революций" читается тяжело уже не потому, что написана сухим академическим языком, а потому что автор просто не умеет системно излагать мысли. Несмотря на то, что книга поделена на 13 глав, а каждая из глав посвящена какой-то определённой теме, в процессе чтения любой главы забываешь, с чего она началась и куда клонит автор. Создаётся ощущение, что автор гуляет по большому парку со множеством различных дорожек и тропинок, случайным образом сворачивая с одной дорожки на другую. При этом одна глава отличается от другой лишь тем, что автор входит в парк с другого входа. Всё-таки в большинстве книг принято обозначить обсуждаемый вопрос, обозначить будущие ракурсы, с которых этот вопрос будет обсуждён, а потом последовательно посмотреть на вопрос под разными ракурсами, попутно приводя примеры к месту. Читать же это словоблудие мне было очень тяжело, т.к. не заметно чтобы автор придерживался такого подхода. Мысль витиеватая, примеры приводятся к месту и не к месту, предложения очень длинные и изобилуют заумными конструкциями, характерными для наукообразных текстов.

В целом, вынес из этой книги я не так много. Все мысли можно уместить в нескольких абзацах.

В науке существуют три этапа развития: допарадигменный период, период нормальной науки и период ненормальной науки. Два последних периода последовательно сменяют друг друга. В допарадигменный период в определённой научной области нет общей теории, а имеется несколько конкурирующих или не замечающих друг друга школ, каждая из которых объясняет явления с какой-то своей точки зрения. Когда разные научные школы приходят к общему пониманию предмета изучения, формируется единая парадигма, а область исследования оформляется в самостоятельную научную дисциплину - наступает период нормальной науки. В период нормальной науки учёные руководствуются единой парадигмой, которая позволяет объяснять результаты экспериментов и подсказывает новые области для дальнейших исследований. Со временем, когда область исследований становится всё шире, копятся всё новые и новые факты, которые нельзя объяснить в рамках текущей парадигмы. Саму парадигму при этом не удаётся уточнить и доработать так, чтобы новые факты можно было объяснить в рамках доработанной парадигмы. Наступает кризис, во время которого учёные больше не могут руководствоваться в своих исследованиях старой парадигмой. Этот период называется периодом ненормальной науки. Старая парадигма больше не годится, но новой парадигмы ещё нет. Разные учёные и научные школы пытаются предложить новые парадигмы, которые потенциально могут объяснить факты, не объяснимые в рамках имеющейся парадигмы. Из новых парадигм со временем остаётся только одна, которая и становится новой парадигмой - происходит научная революция.

Среди конкурирующих парадигм не обязательно будет выбрана наиболее достоверная. Часто из разных вариантов выбирается вариант наиболее простой и удобный для дальнейшего использования, но в ходе наступившего периода нормальной науки могут появиться факты, не укладывающиеся в выбранную парадигму. В таком случае может произойти возврат к ранее отклонённым парадигмам на новом уровне. В большинстве случаев учёным, работавшим в период нормальной науки, бывает трудно принять новую парадигму, поэтому новая парадигма вступает в полную власть через довольно долгий промежуток времени, когда из науки выбывает старое поколение учёных и их заменяет новое поколение. Новому поколению проще научиться мыслить в новой парадигме. Даже тем немногим учёным из прежнего поколения, которым удаётся принять новую парадигму и научиться использовать её, часто оказывается довольно трудно полностью переключиться на новую парадигму и использовать её как источник новых, ещё не изученных проблем.

Парадигма позволяет учёным сосредоточиться на исследованиях, а не заниматься просветительской деятельностью, как это происходит в допарадигменный период. Когда есть единая, принятая всеми учёными парадигма, мнения неспециалистов становятся не столь важными, поэтому учёный имеет возможность проводить исследования и делиться результатами с узким кругом специалистов. Для неспециалистов единая парадигма доносится уже в виде научно-популярной литературы, в которой излагаются факты, по которым у специалистов уже сложилось общее мнение. При написании учебников вся история исследований в данной научной области излагается с позиций текущей парадигмы, несмотря на то что часть предыдущих исследований делалось в рамках прошлой парадигмы. При каждой смене парадигмы меняются и учебники, так что каждое новое поколение учёных воспринимает историю развития науки линейно и оказывается не готовым к очередной смене парадигмы.

По поводу большинства открытий нельзя назвать их точную дату и открывателей. Часто бывает так, что несколько учёных проделывают похожие эксперименты, получают схожий результат, но только одному из них удаётся объяснить результат эксперимента таким образом, который в дальнейшем и станет излагаться в учебниках. В книге приводится пример - открытие кислорода. Первым относительно чистую пробу кислорода получил шведский аптекарь К. В. Шееле. Вторым по времени получил кислород английский учёный богослов Джозеф Пристли. Третьим кислород получил Лавуазье. Но из всех троих только Лавуазье понял, что получил новый газ, который выступает окислителем в реакциях горения. Пристли объяснял полученный им газ с точки зрения флогистонной теории и посчитал полученный газ сначала закисью азота, а затем - воздухом как таковым, но с меньшим содержанием флогистона. Но и Лавуазье считал, что кислород содержит в себе теплород, который и выделяет тепло в реакциях горения. Кислород как самостоятельный газ начал употребляться в научной литературе задолго до того, как наука полностью избавилась от понятия теплорода. В итоге, нельзя сказать, что именно Лавуазье стал открывателем кислорода, но из всех получивших этот газ экспериментаторов, Лавуазье оказался ближе всех в попытках объяснить природу полученного им газа.

Из недостатков издания книги можно отметить несовпадение нумерации страниц в содержании и в самой книге. Чтобы получить реальный номер страницы, нужно вычесть из номера, указанного в содержании, три страницы. Когда я это заметил, я тут же вспомнил книгу "Вскрытые вены латинской Америки", у которой тоже были несовпадения в нумерации страниц в примечаниях к тексту книги. Тем более обе книги схожи в том, что их авторы не умеют излагать свои мысли системно. И там и тут авторы пишут то ли для себя, то ли для узкого клуба читателей, хорошо знакомых с излагаемой темой.

Итак, что же за мысль была конкретно у Куна? Он писал о парадигмах, их значении и смене друг друга, о необходимости революции и аналогии с революцией политической. Имеется много наглядных примеров, описывающих работу разных учёных. Всё это более-менее описано с юмором. Читать можно, но из серии "литература не для всех". Непросто.

3. Центральный вопрос книжки: как одна, старая парадигма, сменяется новой? Как? Почему? Когда? Можно ли спрогнозировать смену? Вопрос-то не отвлеченный, поскольку один из критериев истинности теории – возможность прогноза. В реальности всё сложнее: старая «П» никогда не уходит насовсем. Никогда. А новая не меняет её на боевом посту. Живут они не то, чтобы вместе, не то, чтобы рядом, - ни один из вариантов не является корректным; они живут и вместе, и рядом, и одна в другой. Как и положено жить всему в точке сингулярности, чуток подправленной временем. Что там с небесной механикой Ньютона? Да ничего, нормально всё. Знает свое место – это ключевое положение. Знает, а потому и продолжает шагать по планете и космосу – ближнему и не очень. Не сходится перигелий Меркурия? Ну, на то и Эйнштейн подоспел. В свой час. Когда потребовалось. Проблема в другом: кому потребовалось? Советско-американскому космо-соревнованию? Да, нет – не было его ещё. Тогда – кому? Для кого вообще оно потребно – «чистое» научное знание? Наверное, «чистому разуму».

4. Дальше, как водится не только в лесу, но и науке тоже – больше. Коперник. Ну Коперник, как и А. Македонский, конечно, гении, но стулья-то зачем ломать? Ну, то есть что с того, что не Земля, а Солнце оказалось в центре всего. Ну, как бы центре. И? 70 или 90 лет это вообще никого в мире не интересовало, кроме пары-тройки, ну хорошо – десятка человек. И? Где смена парадигмы? Ну, смена и что? А то, что эта смена собой становится ой как не сразу. 70 лет по тем времена – три поколения. А кислород?

5. Когда там его открыли? Это – ещё один трик-трак науки. Казалось бы, что проще: когда открыли кислород? Четко и жестко – ответьте! Оказалось, что не четко и не жестко, вообще ответ на четкий и жесткий вопрос требует хренову кучу вопросов уточняющих: какую дату считать за открытие? Когда шведский аптекарь его получил де-факто, или когда он сообщил миру об этом? Когда то ли шотландец, то ли англичанин заявил об открытии, так оказалось, что то, что он открыл, конечно. Можно назвать кислородом, но не совсем. А что там с французом? Так тот вроде как наиболее точно всё описал, вот уж точно – кислород. А то, что каждый искал не совсем кислород? А что при поиске вся троица исходила вообще говоря из фиг поймешь сегодня какой парадигмы, которая не могла, не предусматривала вообще наличие этого самого кислорода? И? Что там насчет целенаправленного действа? Что там с научной индукцией как метода? И?

6. А как насчет того, что искали одно получили другое? Колумб, например? С этим – что? В обыденной жизни – да пофиг! Открыл и открыл! А в науке? Что там с пенициллином? А с рентгеновскими лучами? А что искали нобелевские лауреаты в радиодиапазоне в 1965? Неужто реликтовое излучение? Не, точно – нет. А вот посидели, покумекали и … Нобель! Так что получается, важно не открыть, а интерпретировать результат? Способность это сделать? Так? Оказывается, с рентгеновскими лучами – да кто их только не видел! Сколько экспериментов проводилось! А увидел и объяснил, войдя попутно навеки в историю, господин Рентген.

7. А с Дарвином как быть? В смысле скандала вокруг этой эволюцией видов? Так кто там что открыл? И что со скандалом? Кстати, сэр Исаак Ньютон замечен был в оказании давления на первого королевского астронома в том, чтобы тот подправлял некоторые данные в своих экспериментах, не вписывавшихся в теорию Ньютона.

8. Ладно, яйцеголовые – тоже люди со всеми вытекающими. Когда происходит признание открытия как прорыва, как новой «истины» в истину, признаваемую всеми? Но тут же миллиард вопросов: всеми? Или большинством? А каким большинством – квалифицированным или как? Или достаточно простого большинства? Эксперимент – как критерий истинности? Ну, слов нет. Только вот что-то нужно делать с Майкельсоном и Моли, что замутили эксперимент по проблеме «эфирного ветра» …. Что делать – потому как у них самих мнения относительно результатов менялось… достаточно часто. И повторялся он фиг знает сколько раз. И повторения эти лет 40 всё повторялись. И? Да то, что Нобеля им (или только Майкельсону?) дали вовсе не за это. И Эйнштейну не за ОТО или, прости Господи, СТО.

9. Почти из той же самой песни, но не совсем. Черная материя и такая же энергия. Которых оказалось до такого неприличия много, что наши «познания» об «огромной» Вселенной, ну, просто теряются. В сотнях триллионов чего-то там такого. Но суть не в этом: открыли фиг знает что, ни свойств, ни природы, - ничего не знаем. Но продолжаем жить дальше, как ни в чем не бывало. Что является обычным для «человеков»: оказалось, что квантовая физика существовала … всегда. А открыли её ну вот скоро стольник исполнится (не забыли весь геморр с открытием кислорода? Вот и здесь тоже самое). Жили – не тужили, и ничего. Вопрос о науке так таковой и её онтологии, так сказать.

10. Что она? Зачем она? Сколько она стоит? Стоит ли она тех денег, что на неё тратят? «Много»/ «мало» денег на науку: после какой цифры будем считать «много» или будем считать «мало»? Эффективность, как оказалось, вещь значимая. По нашим-то временам растущей неопределенности. Что там с Российской Академией Наук? Или там ФАНО рулит? Куда рулит? Это ж у нас не впервой: 90-е, Большой Босс сказал – нах. столько НИИ? Чё они там делают? С вытекающими последствиями. Для НИИ. Ну, так думали, что только для НИИ. Оказалось, что наука – в жопе, потому как людей науки засунули туда другие люди науки, оказавшиеся во власти. Недаром, ой недаром любимейший Антон Палыч говорил о презрении и ненависти к русской т.н. интеллигенции! Так что вот все эти вопросы о Пензиасе ипрочих Ландау, мля, никакие не отвлеченные. Так что вот эти все НИИ и прочие хрени по факту оказались во сколько – миллион? Сотни тысяч яйцеголовых, уехавших от унижения, созданного, повторюсь, другими яйцеголовыми в «дальнее зарубежье». И это унижение

11. Называется «новой парадигмой» в организации науки в богословенном Отечестве. Так что никакая это не абстракция – «П», парадигма. Это – жисть. Какая она есть.

12. А что там со структурой этих самых научных революций? Да нормально всё. Структуры – структуралистам и прочим историкам и методологам науки. А нам? А нам – рассуждения по поводу и книжки, и предложенной Томасом Куном идеи. Просто идея книжки вызвала кучу сопутствующих мыслей. Но всё же было бы неправильно не сказать и о книге-то, точнее – о содержании. Как оно было понято, нашедшим книжку на помойке.

13. Когда время беременно переменами? Легко ли понять это? Да, не сложно: хаос, знаете ли, увеличивается. В соответствующих сферах по-разному: в общественном устройстве – волнения, в международных отношениях – конфликты всякие нарастают, в науке – хренова куча теорий разных, ничего не объясняющих, кроме претензий быть замеченными, отметиться, где нужно. Для индекса цитирования, так сказать. Куча всяких головоломок (так это называет Кун) необъяснимых, требующих объяснения. Аномалии, так сказать. И что со всем этим делать – мало кто понимает. Нет, все знают, что что-то нужно менять. А что, где и когда … на это нужны Боры, Эйнштейны и Королевы. И куча-куча неизвестных бойцов невидимого фронта науки. Сколько их, положивших, оставивших свои умы и жизни на этой светлой дороге благих пожеланий и светлых помыслов? Не перечесть.

14. Как же всё-таки происходит революция в науке, и что там в каркасе её, как адаптируется старое и новое, знаете, это более интересно описал Юрий Михайлович Лотман в «Кругу мыслящих миров». Здесь я скромно отсылаю вас, мой читатель, к собственному отзыву на эту замечательную книжку.

15. Так о чём там, в книжке? Что там центрально-основное? Да то же самое, что и в книжке «Черный лебедь»: неопределенность и как с ней бороться. Законными и незаконными методами и средствами. Гнетет она всё прогрессивное и не совсем прогрессивное человечество, гнетет! Найти и подчинить – это справедливо было в период Кайназойского взрыва, справедливо это и сегодня. Хотя никакого гомо тогда не было и в помине. А всё туда же – в доминантность.

16. Самое любимое – гимн, я должен исполнить гимн! Кому? Заморышу. Пиз…шу. Гному. Карлику. 17. Человеческому мозгу! Ни одно наблюдаемое, подразумеваемое явление или предмет, - ничто не стоит тени, которую отбрасывает гений из гениев на всё это окружающее. Одна тысяча двести грамм – с одной стороны, всё остальное – с другой.

Что ещё может вызвать подобное восхищение невообразимой мощью?

Систематические исследования истории науки и пути ее формирования начались только в XIX века. Ставились вопросы того как нужно подходить к изучению истории и развития науки. В итоге в настоящее время получили распространение три основные модели исторических реконструкций науки: 1) как кумулятивного, поступательного, прогрессивного процесса; 2) как процесса развития посредством научных революций; 3) как совокупности индивидуальных, частных ситуаций (так называемых «кейс стадис»). Возникнув в разное время, эти три модели сосуществуют в современном анализе истории науки. В этой книге Томасом Куном рассматривается именно 2 пункт. Кумулятивная модель развития науки считала развитие науки непрерывной. Знания накопляются и новые знания всегда опираются на предыдущие достижения, при этом новые знания всегда точнее, объективнее отражают реальность В середине XX в. исторический анализ науки стал опираться на идеи прерывности, уникальности, революционности. Одним из первых, кто начал рассматривать развитие науки именно с этой точки зрения был Алексаандр Койре французский философ российского происхождения. Койре показал, что научная революция - это переход от одной научной теории к другой, в ходе которой изменяется не только скорость, но и направление развития науки. Дальше эстафету подхватил и развил Томас Кун. Центральным понятием модели Т. Куна стало понятие «парадигма», т.е. признанные всеми научные достижения, которые в течение какого-то времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений. Парадигма сужает круг происков ученых, но тем самым ученые могут изучать явления внутри этой парадигмы более детально и глубже. Если бы не было парадигмы, не было бы границ, общих правил и "базы данных". Но рано или поздно парадигма сталкивается с аномалиями, которые нельзя описать инструментами парадигмы. После некоторого момента парадигма перестает удовлетворять научное сообщество, и тогда ее сменяет другая — происходит научная революция. По представлениям Куна, выбор новой парадигмы является случайным событием, так как есть несколько возможных направлений развития науки, и какое из них будет выбрано - дело случая. Более того, переход от одной научной парадигмы к другой он сравнивал с обращением людей в новую веру: и в том, и в другом случае мир привычных объектов предстает в совершенно ином свете в результате пересмотра исходных объяснительных принципов.

Ученый должен, например, стремиться понять мир, расширять пределы области познания и повышать точность, с которой она должна быть упорядочена.