Текст книги "Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник)"

Эти развалины частенько принимали причудливые формы, и пятеро восхищенных всадников не один раз останавливались, чтобы обменяться мнениями на этот счет. Был уже полдень, а они преодолели лишь половину пути.

Внезапно путники заметили вдали огромный дом. Казалось, что это вилла, выстроенная в итальянском стиле и утопающая в благоухающем саду, окруженном высокой стеной. Пораженные, они снова остановились.

– Жилой дом здесь, на Йеллоустоуне! Да быть не может! – воскликнул Джемми.

– Почему же не может? – удивился Фрэнк. – Если на Санкт-Бернхардте есть хостис, то, возможно, и здесь его могли построить. Человеческие возможности безграничны!

– Хоспис[65]65
  Специальная клиника для безнадежно больных людей.


[Закрыть], вы хотели сказать, – не преминул заметить Джемми.

– Опять вы за свое! Если прежде вы не хотели получить пользу от моих минеральных знаний, то и сейчас вам незачем вытаскивать на свет божий вашу сомнительную мудрость! Вы хоть раз бывали на Санкт-Бернхардте?

– Нет.

– Тогда и умолкните тишайшим образом! Только тот, кто живет там, может говорить об этом. Но все внимание на дом! Не человек ли стоит там, у ворот?

– Как пить дать человек! По крайней мере, мне так кажется. А теперь он исчез. Пожалуй, это всего лишь тень.

– Что? Тут вы снова вконец осрамились с вашими оптическими опытами. Где есть человеческая тень, там, безусловно, имеется и сам человек, который эту тень отбросил. Это же известная теорема Пифагора о гипотенузе на двух кафедрах. И если тень пропала, то исчезло либо солнце, либо тот, кто ее отбрасывал! Солнце еще там, следовательно, испарился сам этот малый, отбрасывающий тень. А куда – это нам предстоит выяснить!

Они подошли поближе к «дому» и увидели, что всё, представшее их глазам, – вовсе не человеческое творение, а очередное чудо природы. То, что издали казалось стенами дома, на самом деле было стенами из полевого шпата ослепительной белизны. Множество отверстий в этих стенах издалека казались окнами. Нашелся и широкий, высокий дверной проем. А заглянув внутрь, можно было увидеть некое подобие широкого двора, разделенного естественными скальными кулисами на лабиринт из коридоров различной ширины и длины. В центре этого «двора» из самой земли вверх бил ключом источник, чистая холодная вода которого стекала ко входу.

– Удивительно! – не скрывал своего восхищения Джемми. – Это место великолепно подходит для обеденного привала. Заглянем внутрь?

– Пожалуй, – ответил Фрэнк. – Но пока мы не знаем, хорош ли тот человек, что живет внутри.

– Хуг! Нам показалось – людей здесь нет и никогда не было! Но лучше, конечно, на всякий случай произвести небольшую разведку.

Толстяк, держа ружье наготове, медленно проехал вход в скальную постройку и осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, он повернулся и махнул рукой:

– Сюда! Здесь ни души.

– Надеюсь, – пробормотал Фрэнк, погоняя лошадь. – Я вовсе не хотел бы иметь дело с душами усопших.

Дэви, Мартин и Фрэнк последовали приглашению Толстяка. Но Вокаде остался ждать настороже снаружи.

– Почему мой брат не едет с нами? – спросил сын Охотника на Медведей.

Индеец задумчиво втянул в себя воздух и ответил:

– Разве мои братья не заметили, что здесь пахнет лошадьми?

– Естественно. Разве наши лошади должны пахнуть как-то по-другому?

– Запах шел изнутри, когда мы только что подъехали.

– Но здесь не видно ни человека, ни зверя, ни их следов.

– Только потому, что земля здесь из твердого камня. Пусть мои братья будут осторожны!

– Нет никаких причин для каких-либо опасений, – уверил Джемми. – Идемте, надо осмотреть, что там сзади.

Вместо того чтобы дать войти внутрь и осмотреть весь «двор» сначала одному, оставив себе на всякий случай путь к отступлению, они все вместе последовали за Толстяком к самому дальнему скальному отделению.

Вдруг раздался такой вой, что, казалось, затряслась земля. Множество индейских воинов выскочило откуда-то из глубины «двора», и вмиг четверо неосторожных смельчаков оказались в окружении.

Краснокожие были пешими, но очень хорошо вооружены. Один из них – длинный, сухопарый малый, судя по роскошному головному убору вождь, крикнул белым на ломаном английском:

– Сдавайтесь, иначе мы заберем ваши скальпы!

Индейцев было по меньшей мере человек пятьдесят. Любое сопротивление было бесполезно.

– Тысяча чертей! – выругался Джемми на родном языке. – Попали прямо в лапы к сиу, тем самым, за которыми сами хотели следить. Ладно, еще посмотрим, кто кого. Может, хитростью чего-нибудь добьемся.

И, обратившись к вождю, он продолжил, но уже на английском:

– Сдаться? Но мы ничего не сделали нашим краснокожим братьям. Мы друзья красных людей.

– Сиу-огаллала направили свой топор против бледнолицых, – ответил вождь. – Слезайте с коней и складывайте оружие! Поторапливайтесь! Мы не станем ждать!

Пятьдесят пар глаз сурово уставились на белых, и столько же рук цвета ржавчины схватились за торчавшие из-за пояса рукояти ножей. Разящая Рука и Виннету, пожалуй, не сдались бы, но в лапах краснокожих оказались не они. Длинный Дэви был первым, кто спустился со своего мула.

– Сделаем, как он хочет, – обратился он к своим спутникам. – Нам нужно выиграть время. Наши обязательно освободят нас.

Остальные также спешились и молча отдали свое оружие. При этом Хромой Фрэнк воспользовался моментом и ткнул Толстяка в бок, грозно пробормотав:

– Так всегда случается с теми, кто не научился в гимназии правильно писать слово «хостис»! Зачем вы забрались сюда, если у вас глаза не на месте! Теперь эти канальи устроят нам параболу!

Тут он сам получил гораздо более грубый тычок в ребра от одного из индейцев. Краснокожий приставил к его горлу нож и приказал на английском:

– Молчи! А то!..

Он сделал движение, будто хотел уколоть белого коротышку. Фрэнк тотчас приложил руку ко рту в знак того, что не имеет ни малейшего желания нарушать этот запрет.

Вокаде, как вы помните, не поехал вместе со всеми. Находясь перед «домом», он видел, как были окружены его товарищи, и сразу же вместе с конем отскочил в сторону. Его не заметили, и он спрыгнул на землю, лег за камни и высунул голову из укрытия ровно настолько, чтобы можно было осмотреть «двор».

То, что он увидел, ошеломило юношу. Вождя он узнал сразу. Это был Хонг-пе-те-ке, Тяжелый Мокасин – предводитель огаллала. Узнал Вокаде и остальных. Это были те самые пятьдесят шесть сиу, к которым он принадлежал и от которых недавно сбежал. Белый, попавший им в руки здесь, вблизи могилы вождя, несомненно, мог прощаться с жизнью, теперь только чудо могло спасти ему жизнь.

«Что теперь делать?» – задал себе вопрос отважный Вокаде. Быстро скакать назад, к озеру, за Разящей Рукой и его людьми? И тут ему в голову пришла гораздо более интересная мысль, хотя и достаточно безрассудная. Главное, что она давала маленькую надежду на спасение его друзей. Вокаде решил въехать во «двор» – он должен был обмануть бывших своих соплеменников. Если бы белые без слов смогли понять его намерения и если бы они в соответствии с этим давали свои показания, можно было бы попробовать спасти положение.

Он раздумывал недолго. То, что он собирался сделать, было самым настоящим подвигом, а какой же храбрец откажется от подвига. Интересно, что сказали бы Виннету и Разящая Рука, его кумиры, если бы видели это? Наверное, похвалили бы…

И он вскочил на коня и въехал во двор, придав своему лицу настолько невинное выражение, на какое только был способен. Как раз в этот момент пленников должны были связать. Пара шагов его жеребца, и он остановился перед ними.

– Уфф! – прокричал Вокаде. – С каких это пор воины сиу-огаллала вяжут веревками своих лучших друзей? Эти бледнолицые – братья Вокаде!

Его внезапное появление вызвало всеобщее удивление, которое выразилось в нескольких коротких, не очень громких выкриках. Тяжелый Мокасин сурово сдвинул брови, смерил юного воина с головы до ног недоверчивым взглядом и ответил:

– С каких это пор белые собаки стали братьями огаллала?

– С того момента, когда спасли жизнь Вокаде!

Вождь испытующе сверлил юношу взглядом своих раскосых глаз. Затем спросил:

– Где Вокаде был до сих пор? Почему он не вернулся в назначенный срок, после того как был послан следить за воинами шошонов?

– Потому что попал в плен к собакам-шошонам! Эти четверо бледнолицых сражались за него и спасли ему жизнь. Они показали ему путь, который легко и быстро ведет к Йеллоустоуну, и теперь пришли вместе с ним выкурить трубку мира с Тяжелым Мокасином.

Губы вождя дрогнули в насмешке.

– Слезай с коня и иди к своим белым братьям! – приказал он. – Ты наш пленник, как и они.

Но храбрый индейский юноша изобразил, что безмерно удивлен:

– Вокаде – пленник собственного племени? Кто дает право Тяжелому Мокасину лишать свободы его воина?

– Он берет это право сам. Он предводитель боевого отряда и может делать что хочет.

Тут Вокаде резко рванул на себя поводья коня, ткнул его в бока пятками и заставил животное развернуться на задних ногах. Конь вскинул передние копыта, вынудив тех сиу-огаллала, что слишком близко подошли к нему, отпрянуть назад. Образовалось пустое пространство. В ту же секунду он бросил поводья на шею коня, свободной левой рукой подхватил свое ружье и сказал:

– С каких это пор вожди сиу-огаллала имеют право делать все, что им хочется? Зачем тогда существует Совет старейшин? Кто дает вождям их власть? Кто рискнет вынудить храброго воина огаллала подчиниться вождю, который обращается с сыновьями его племени, как с собаками? Вокаде молод, а в его племени есть храбрые, мудрые и знаменитые воины, но он убил белого бизона и носит орлиные перья. Он не раб! Он не позволит пленить себя, а кто оскорбит его – будет бороться с ним!

Это были слова храбреца, и они пали на благодатную почву. Вожди индейцев обладают отнюдь не безграничной властью. Они не могут издавать никаких законов и распоряжений, влияющих на обычаи и уклад племени. Они избираются из воинов как лучшие из лучших, но никого нельзя заставить подчиниться им, если они теряют уважение. И даже если вождь считает нужным начать военный поход, воины его племени следуют за ним не по приказу, а исключительно по собственной воле. Каждый, кому захочется, может остаться дома, чем, впрочем, вызовет недовольство остальных, но в принципе может. И во время военного похода любой воин тоже всегда вправе вернуться в свой вигвам. Влияние и сила вождя держатся целиком на впечатлении, которое он производит, только на его личном авторитете.

Тяжелый Мокасин, прозванный так из-за своих огромных ступней, оставляющих на земле большие следы, был известен как человек крутой и своенравный. Хотя он и имел большие заслуги перед племенем, его упрямство и заносчивость частенько вредили ему. Он был резок, жесток и кровожаден, и даже в своем племени у него было столько же противников, сколько и друзей.

Все это и дало себя знать. Многие сиу издали возгласы одобрения и согласия в поддержку юного воина. Вождь бросил на них свирепый взгляд, подал нескольким своим сторонникам знак, чтобы они тотчас поспешили ко входу, завладели им и не дали Вокаде улизнуть, после чего ответил:

– Любой сиу-огаллала – свободный человек. Он может делать все, что ему нравится. Тут Вокаде прав. Но, как только воин становится предателем своих братьев, он теряет право на свободу.

– Ты считаешь меня предателем?

– Да.

– Докажи это!

– Я докажу это перед собранием воинов.

– Но я стану перед ним как свободный человек с оружием в руках и буду защищаться! И если я докажу, что Тяжелый Мокасин оскорбил меня без причины, то ему придется бороться со мной.

– Предатель не пойдет на совет с оружием. Вокаде отдаст его. Если он невиновен, то он получит его назад.

– Уфф! Кто отберет его у Вокаде?

Юный воин бросил вокруг дерзкий, полный вызова взгляд. На лицах некоторых воинов он прочитал сочувствие. Но большинство сиу не выражали вообще никаких эмоций.

– Никто не будет отбирать его у тебя, – ответил вождь. – Ты сам сложишь его. А если не сделаешь этого, получишь пулю.

– В моем ружье две пули!

При этом юноша стукнул рукой по прикладу.

– Вокаде, когда ушел от нас, не владел ружьем. Откуда оно у него? Его подарили ему бледнолицые, а они делают подарки только тогда, когда имеют от этого пользу. Значит, службу им сослужил Вокаде, а не они ему. Вокаде – мандан. Его родила не скво сиу. Кто из присутствующих храбрых воинов скажет за него свое слово, прежде чем он ответит на мое обвинение?

Никто не двинулся. Тяжелый Мокасин бросил на юношу торжествующий взгляд и приказал ему:

– Слезай с коня и отдай свое оружие! Тебе придется защищаться на совете, а потом мы вынесем тебе приговор. Своим упорством ты только усугубляешь свою вину.

Вокаде понял, что должен подчиниться. До сих пор он сопротивлялся, пытаясь перетянуть на свою сторону тех, кто не симпатизировал вождю, но напрасно.

– Если ты думаешь именно так, то я подчинюсь, – сказал он. – Я не лжец. Я могу спокойно ожидать приговора и отдаю себя в ваши руки до решения совета.

Он спешился и сложил свое оружие к ногам вождя. Тот что-то тихо сказал стоящим рядом и тотчас достал ремни, чтобы связать ими Вокаде.

– Уфф! – воскликнул юноша. – Разве я сказал, что позволю сделать и это?

– Так решил я сам, – произнес вождь. – Свяжите его и положите одного, чтобы он не смог говорить с этими бледнолицыми.

Сопротивляться было бесполезно, это только ухудшило бы положение Вокаде, и потому он покорился своей судьбе. Его связали по рукам и ногам, так что он не мог двигаться, после чего положили в угол «двора». Чтобы ему даже не приходила в голову мысль о бегстве, рядом посадили двух сиу.

Между тем один из старых воинов подошел к вождю и обратился к нему:

– Над моей головой пролетело больше зим, чем над твоей, поэтому ты не можешь сердиться, если я спрошу тебя, есть ли у тебя причины считать Вокаде предателем?

– Я отвечу, поскольку ты самый старший из наших воинов, которые сейчас со мной. У меня нет причин, кроме одной: один из этих пленных бледнолицых – тот, что самый юный, – очень похож на Охотника на Медведей, который лежит там, у лошадей.

– И это правда?

– Да. Я докажу это.

Он подошел к пленным, которые, то впадая в отчаяние, то загораясь надеждой, наблюдали, как Вокаде безуспешно пытается им помочь.

Хитрый вождь тем временем принял менее суровый вид и произнес:

– Вокаде, прежде чем уйти от нас, совершил поступок, который нам еще следует обсудить. Именно поэтому его на некоторое время пришлось связать. Если окажется, что бледнолицые раньше не знали его, они снова получат свободу. Какие имена носят белые люди?

– Думаешь, сказать? – спросил Дэви у своего толстого друга.

– Да, – ответил Джемми. – Может, они станут относиться к нам хоть немного уважительнее. – И повернувшись к вождю, продолжил: – Меня зовут Джемми-петаче, а этот длинный парень – Дэви-хонске. Ты наверняка уже слышал эти имена.

– Уфф! – прозвучало в кругу сиу.

Вождь с укоризной взглянул на своих воинов. Он тоже был удивлен, что такие известные охотники оказались у него в руках, но и глазом не моргнул.

– Тяжелый Мокасин не знает ваших имен, – ответил он. – А кто эти двое?

С этим вопросом, имея в виду Фрэнка и Мартина, он снова обратился к Джемми, а Дэви за несколько секунд до этого прошептал тому:

– Ради Бога, не называй никаких имен!

– Что сказал этот бледнолицый другому бледнолицему? – насупив грозно брови, спросил вождь. – Пусть ответит тот, кого я спросил!

У Джемми не было времени на раздумья, и он назвал первые пришедшие ему на ум имена, выдав Фрэнка и Мартина за отца и сына.

Взгляд вождя подозрительно метнулся от одного из названных к другому, и улыбка презрения исказила его лисье лицо. Но ответил он достаточно дружелюбно:

– Пусть бледнолицые следуют за мной.

И он направился в конец «двора».

Последний из отсеков на самом дальнем конце «постройки» был самым большим. Там свободно разместились все лошади огаллала. В одном из углов лежали шестеро белых, также связанные по рукам и ногам. Их состояние оказалось весьма плачевным. Остатки одежды висели клочьями, запястья рук были стерты веревками в кровь, лица покрыты грязью, а волосы и бороды находились просто в неописуемом состоянии. Щеки этих людей ввалились, глаза глубоко запали – голод, жажда и другие лишения, переживания и нервное напряжение делали свое дело даже с самыми мужественными людьми.

Туда и повел вождь новых пленников. Мартин тихо спросил Толстяка:

– Куда он нас ведет? Может, к моему отцу?

– Вероятно. Но ради Бога не показывайте, что вы его знаете, иначе все пропало!

– Вот лежат пленные бледнолицые, – сказал коварный вождь. – Тяжелый Мокасин не очень хорошо понимает их язык, а потому он не знает, кто они. Пусть белые люди подойдут к ним, спросят их об этом, а потом скажут мне.

Он отвел четверых в угол помещения. Джемми, который знал, что Бауман был немцем, а сиу, естественно, не мог понять ни слова по-немецки, быстро вышел вперед и заговорил:

– Надеюсь, среди вас есть Охотник на Медведей Бауман. Ради Бога, не показывайте, что вы узнали сына. Он здесь, у меня за спиной. Мы пришли, чтобы спасти вас, но сами очутились в руках у краснокожих. Однако могу вас заверить – очень скоро все мы будем на свободе. Вы назвали этим красным негодяям свое имя?

Бауман не ответил. От неожиданности он просто лишился дара речи. Прошла минута, прежде чем он мог сказать:

– О, мой Бог! Какое блаженство и какое горе! Сиу знают меня, а также имена моих спутников.

– Прекрасно! Надеюсь, нас оставят вместе с вами.

Хотя вождь не понимал ни слова, он весь обратился в слух. Казалось, он по звукам, интонации хотел отгадать смысл сказанного. Острым взглядом смотрел он то на Баумана, то на его сына. Но наблюдения его не возымели успеха. Мартин так владел собой, что лицо его казалось каменным, хотя боль, которую он ощутил, поймав взгляд своего изможденного отца, пронзила все его существо. Но слезы он все же сдержал.

Хромой Фрэнк чуть не совершил оплошность. Ему стало так плохо, что он почувствовал боль в сердце. Саксонец непроизвольно сделал одно движение, словно хотел броситься к Бауману, но Длинный Дэви схватил его за руку и удержал, сопроводив гневным взглядом.

К сожалению, от внимания вождя это не ускользнуло. Он спросил у Джемми:

– Ну, они назвали тебе свои имена?

– Да. Но ты их уже знаешь.

– Я думал, они солгали мне. Ты вместе со своими людьми тоже останешься здесь!

Наигранное дружелюбие наконец слетело с его лица. Он подал знак вошедшим с ним огаллала, и те в один миг опустошили карманы новых пленников и связали их.

– Замечательно! – пробормотал Джемми, унылым взглядом сопровождая исчезновение содержимого своих карманов. – Остается только удивляться, что они порты с нас не стянули.

Новых пленных положили на землю рядом со старыми. Вождь удалился, оставив нескольких сторожей.

Беглецы перешли на шепот. Мартин лежал рядом с отцом, и они, естественно, не могли не воспользоваться моментом, чтобы обменяться своими чувствами.

Через некоторое время подошел часовой, ко всеобщему удивлению, освободил одному из спутников Баумана ноги от пут и приказал следовать за ним. Но человек идти не мог. Шатаясь, с огромным трудом он кое-как заковылял рядом с краснокожим.

– Что им от него надо? – спросил Бауман так, чтобы его мог слышать Джемми.

– Его сейчас заставят предать нас, – с уверенностью пояснил тот. – Наше счастье, что я и мои друзья еще ничего не сказали о помощи, которую мы ждем.

– Но вы все же упомянули о чем-то таком.

– Это не опасно. Впрочем, подождем делать выводы, пока не вернется этот человек. Сначала мы должны убедиться в том, что можем ему доверять.

Джемми не ошибся. Пленника привели к вождю, который встретил его мрачным взглядом. Бедняга не смог стоять на ногах и опустился на землю.

– Знаешь ты, какая судьба тебя ждет? – высокомерно спросил его вождь.

– Да, – ответил пленник слабым голосом. – Вы говорили нам об этом достаточно часто.

– Ну так повтори!

– Нас убьют.

– Да, вас ждет смерть, полная мучений смерть! Могила, на которой вам суждено умереть, – священное для нас место, и поэтому вы испытаете муки, которых еще никогда не терпел ни один бледнолицый! А скажи мне, что ты дал бы, чтобы избавить себя от мучений?

Белый не ответил.

– А если ты сам сможешь спасти свою жизнь? – хитро прищурился вождь.

– Разве ее можно спасти? – несчастный оживился.

– Да.

– Что я должен сделать для этого? Что ты потребуешь от меня?

Надежда на спасение оживила его ослабевший жизненный дух. Глаза пленника заблестели, а сгорбленная фигура несколько распрямилась.

– От тебя требуется совсем немного, – сказал вождь. – Ты должен ответить мне на несколько вопросов.

– Охотно! – не скрывая своей радости, воскликнул пленник.

– Предупреждаю: ты должен говорить только правду, иначе умрешь в еще более страшных мучениях! Ты знаешь хижину Охотника на Медведей, в которой он жил?

– Да.

– Ты бывал там?

– Да. Мы все пятеро несколько дней жили у него, прежде чем отправились в горы.

– Тогда ты должен знать, кто жил с ним!

– Конечно.

– Скажи.

– У него был сын и… – пленник запнулся. До него вдруг дошло, что сведения, которые требовал вождь, вероятно, имели величайшую важность для судеб тех, о ком шла речь.

– Почему ты замолчал? – сурово спросил Тяжелый Мокасин.

– А зачем ты спрашиваешь меня?

– Пес! – вскричал вождь. – Знаешь, кто ты? Червь, которого я раздавлю! Если ты задашь еще один такой вопрос, я отдам тебя моим воинам, чтобы они сделали из тебя мишень для своих ножей! Я хочу знать то, о чем спрашиваю. Если не скажешь ты, я узнаю это от другого!

В этот момент белый действительно вздрогнул, как собака, которой хозяин показывает кнут. Физически полумертвый и душевно истерзанный, он больше не имел сил для сопротивления. Поэтому отважился лишь на один вопрос:

– А ты подаришь мне жизнь и свободу, если я тебе это скажу?

– Да. Я обещал и сдержу свое слово. Итак, ты готов говорить мне только правду?

– Да! – выдавил из себя ослепленный коварством вождя сломленный человек.

– Так отвечай! У Охотника на Медведей есть сын?

– Да. Его зовут Мартин.

– Это тот молодой бледнолицый, который теперь тоже лежит с вами?

– Да, это он.

– Уфф! Глаза Тяжелого Мокасина остры. Ты знаешь и других белых?

– Только одного, который хромает. Он жил у Охотника на Медведей, и зовут его Хромой Фрэнк.

Вождь некоторое время задумчиво смотрел перед собой. Потом спросил:

– Все, что ты говоришь, – правда?

– Да, готов поклясться.

– Ну хорошо. Закончим на этом.

Огаллала, который привел белого, получил сигнал. Он взял пленника за руку, чтобы поднять и увести прочь, но тут белый спросил:

– Ты обещал мне жизнь и свободу. Когда я получу их?

Вождь осклабился, как дикий зверь, а его узкие глаза совсем превратились в щели.

– Обещания, которые даются белому псу, сдерживать не нужно…

Он осекся, ибо внезапно ему в голову пришла какая-то мысль, что тотчас отразилось на его лице, принявшем совершенно иное, гораздо более дружелюбное выражение. Он заговорил снова:

– Ты сказал мне слишком мало.

– Но я больше ничего не знаю.

– Это ложь!

– Я не могу сказать больше, чем знаю.

– Разговаривали ли бледнолицые, которых привели недавно, с Охотником на Медведей?

– Да.

– О чем?

– Я не знаю.

– Ты должен знать, о чем был разговор.

– Нет, они разговаривали на том языке, который я не понимаю, и очень тихо.

– Ты не знаешь, как они встретились с Вокаде?

– Я даже не знаю, кто это.

– Одни ли они в этой местности или поблизости находятся другие бледнолицые?

– Этого я тоже не знаю.

– Так вот, все это хочу знать я, а значит, должен узнать и ты! Расспроси их. Если сможешь все разузнать, я дам тебе свободу. Ты будешь сопровождать нас на обратном пути, и если мы встретим бледнолицых, то передадим тебя им. Теперь можешь идти. Сегодня вечером, когда мы сделаем привал и все бледнолицые уснут, ты расскажешь мне все, что ты узнал.

Несчастного снова привели к остальным его товарищам, положили и связали. На душе у него было очень скверно, потому что по натуре он был честным. Задумавшись над поведением вождя, он пришел к выводу, что тот едва ли сдержит слово, и начал осознавать, что позволил обвести себя вокруг пальца. Чем дольше он размышлял, тем больше понимал, что доверять Тяжелому Мокасину нельзя и что его долг рассказать Бауману, о чем он разговаривал с вождем.

Охотник на Медведей опередил его:

– Ну, мастер, что это вы словно воды в рот набрали? Мы очень хотели бы знать, чего от вас потребовали. У кого вы были?

– У вождя.

– Так я и думал. Что ему было нужно?

– Признаюсь откровенно, он хотел знать, кто такие Мартин и Фрэнк, а я, по глупости, сказал ему это, поскольку он обещал мне свободу.

– Увы! Это в самом деле была глупость, больше которой вы вряд ли могли совершить! Ну хорошо, вы сказали, а как обстоит дело со свободой?

– Я получу ее только в том случае, если узнаю, как другие господа встретились с Вокаде и сколько еще белых находится здесь, в этих местах.

– Так! И вы думаете, этот негодяй сдержит обещание?

– Нет. После того как я пораскинул мозгами, я уверен, что он обманет меня.

– Хоть тут вы не оплошали. Так и быть, за вашу искренность мы простим вам вашу глупость. Впрочем, вам в любом случае не удалось бы подслушать нас. Мы тоже догадались, о чем могла идти речь у вождя, а потому решили помалкивать в вашем присутствии.

– Что мне ответить, если он снова спросит?

– Вы расскажете ему, – вмешался Толстяк Джемми, – что мы спасли Вокаде, когда его взяли в плен шошоны, а потом прискакали с ним сюда, чтобы для надежности проводить к своим. Кроме нас, других белых здесь нет. Впрочем, не только белых, но и краснокожих. Вот и весь ответ, который вы должны ему дать. А если он все же задумает оставить вас в дураках, то постарайтесь не клевать на эту удочку. Скорее мы вас спасем, нежели он.

– Каким образом?

– Об этом пока рано говорить. Если я буду иметь основание доверять вам побольше, скоро вы узнаете хорошие новости.

И он замолчал, давая понять, что разговор окончен.

Связанные пленники могли лишь перекатываться из стороны в сторону, чем и не преминул воспользоваться Джемми, чтобы подобраться к Бауману поближе. Толстяк теперь лежал справа, а Мартин – слева от Охотника на Медведей, и они могли тихо все рассказать последнему.

Между тем вождь позвал лучших своих воинов к себе и велел привести Вокаде. Когда тот появился в отсеке, где находились сиу, те уже сидели полукругом, в центре которого расположился сам вождь. Пленника поставили напротив него. По обе стороны от Вокаде с ножами в руках застыли два стража.

Положение Вокаде было незавидным. И все же он ожидал допроса совершенно спокойно.

После того как присутствующие оглядели юношу мрачными взорами, вождь начал:

– Пусть Вокаде расскажет, что случилось с ним с того момента, когда он покинул нас.

Юноша подчинился. И рассказал, что был замечен шошонами и взят ими в плен, а потом освобожден белыми, которых теперь, в свою очередь, схватили сиу. Он постарался наполнить свою историю правдивыми подробностями, но очень скоро понял, что его соплеменников так просто не проведешь. Когда он закончил, никто не произнес ни слова. Только вождь спросил:

– Кто эти четверо бледнолицых?

Вокаде прежде всего назвал имена Джемми и Дэви и подчеркнул: для сиу большая честь, что такие знаменитые охотники появились среди них.

– А двое других?

И этот вопрос не смутил Вокаде. Он был готов к нему и назвал имя Фрэнка, а Мартина выдал за его сына. Ни один мускул не дрогнул на лице вождя, когда он спросил:

– Может, Вокаде слышал когда-нибудь, что у Охотника на Медведей есть сын, которого зовут Мартин?

– Нет.

– А что у него жил человек, которого называют Хромым Фрэнком?

– Нет.

Вокаде понял, что проиграл. А вождь просто вышел из себя:

– Вокаде – собака, предатель, смердящий койот! Почему он продолжает лгать? Или он думает, мы не знаем, что Хромой Фрэнк и сын Охотника на Медведей у нас в плену? Вокаде привел этих двух и других, чтобы спасти пленных! Теперь ему самому придется разделить их судьбу. Сегодня у лагерного костра собрание обсудит, какой смертью он умрет. А теперь пусть его свяжут так, чтобы ремни вонзились в его плоть.

Юношу увели и в самом деле так крепко связали, что он едва не кричал от боли. Потом же его привязали к коню, пора было отправляться в путь. То же самое проделали и с остальными пленниками, но Вокаде держали в отдалении от них под охраной двух воинов.

Весьма плачевное это было зрелище: слабый, изможденный Бауман и пять его товарищей по несчастью, как мешки, болтающиеся на лошадях. Если бы их ноги не были связаны, они просто вывалились бы из седел от изнеможения.

Дэви шепнул Джемми несколько сочувствующих слов. Толстяк отозвался:

– Немного терпения, старина! Я не ошибусь, если скажу, что Разящая Рука уже где-то рядом. То, что мы безмозглые идиоты, мы сами поняли только что, а он знал это еще до рассвета. Он обязательно пойдет по нашим следам вместе с краснокожими, а уж я позабочусь о том, чтобы он не пропустил ни одного из них.

– Каким образом?

– Смотри сюда! У меня за щекой оторванный от шубы клок, я вырвал его зубами и растрепал на мелкие клочки. Там, в скальном отсеке, где мы лежали, я уже оставил один такой клочок, а пока мы будем ехать, я выплюну постепенно их все. Они останутся нашими вехами, если, конечно, не поднимется сильный ветер. Так вот, когда Разящая Рука войдет в эту проклятую «постройку», он обнаружит клок шубы, и, насколько я его знаю, сообразит, что в летний зной только Толстяк Джемми мог облачиться в меха. Он пойдет дальше, найдет другие клочки и узнает, в каком направлении мы движемся. Для него это более чем достаточно.

Отряд сиу не стал следовать вдоль реки. Для огаллала это было бы большим крюком. Сначала они скакали к вершинам, которые называли Слоновый Хребет, а потом свернули к длинной горной цепи, образующей водораздел между Атлантическим и Тихим океанами.

Толстяк Джемми не слишком ошибся, когда предположил, что Разящая Рука неподалеку. Едва минула четверть часа с тех пор, когда сиу исчезли за холмами, как он вместе с шошонами и апсарока, следуя шаг в шаг по пути пятерых незадачливых беглецов, появился с северной стороны.

Он ехал впереди вместе с сыном вождя шошонов и шаманом апсарока. От него не ускользнуло ни мельчайшей детали, говорящей о том, что здесь проехали люди. И в самом деле, он с раннего утра ни на миг не сомневался, что идет точно по следу.

Вид скальной «постройки» сразу заставил его насторожиться, а на вопрос шамана, что это, он ответил:

– Припоминаю, что это не дом, а скала. Я уже был внутри и весьма удивлюсь, если те, кого мы ищем, также не заглянули туда, чтобы хотя бы осмотреть место. Это… Дьявольщина!

Белый охотник соскочил с коня и стал обследовать твердые базальтовые скалы. Очень скоро он наткнулся на след сиу.