Текст книги "Дети крови и костей"

Глава двадцать четвертая. Инан

Вдалеке разносятся голоса рабов и стук молотков. Им вторят гневные крики Каэи. Она с недовольным видом наблюдает за строительством. Прошло три дня, и мост почти завершен.

Путь на другую сторону скоро будет готов, но я не могу найти никаких подсказок. Неважно, как далеко я зайду, храм останется загадкой, тайной, которая мне не по зубам. Даже не сдерживая свою силу, я не могу выследить девчонку, а времени почти не осталось.

Чтобы успеть, нужно высвободить всю магию. Осознание этого пугает меня – стирает в прах все, во что я верил. Но другого пути нет. Долг превыше всего. Надо защитить Оришу.

Сделав глубокий вдох, я расслабляюсь. Боль в груди отступает, и магия овладевает моим телом. Надеюсь уловить аромат моря, но, как и прежде, чувствую в узких коридорах запах горелого дерева и пепла. Поворачиваю за угол, и видение оглушает меня. В воздухе появляется бирюзовое облачко. Я касаюсь его, позволяя воспоминаниям Лекана наполнить разум.

– Лекан, постой!

Смех отражается от стен, когда я вновь заворачиваю за угол и прислоняюсь к холодному камню. Воспоминания сентаро охватывают меня. Тени детей проносятся мимо, они визжат от восторга, покрытые загадочными символами и обнаженные. Их ликование звенит среди каменных стен.

Они ненастоящие, говорю себе я. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Цепляюсь за ложь, но вижу правду в сиянии детских глаз.

Сжимая факел, бегу по узким коридорам храма. На миг запах морской соли разливается в воздухе, проступая сквозь пепел. Я поворачиваю снова и вижу бирюзовое облачко. Подбегаю к нему, и меня охватывает новое воспоминание Лекана. Запах тлеющих углей становится нестерпимым. Воздух дрожит. Раздается нежный голос:

– У вас есть имя?

Я замираю. Тень Амари встает у меня перед глазами. Сестра выжидающе на меня смотрит, в ее янтарных глазах – страх. Запах дыма щекочет ноздри, заставив меня поморщиться. Я в теле Лекана.

– У каждого есть имя, дитя.

– О, я имела в виду…

– Лекан, – его голос звучит в моей голове, – Оламилекан.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, когда вижу Амари. В одежде простолюдинки она выглядит забавно, и все же это та самая девочка, которую я знал: семь чувств за стеной молчания.

В сознании всплывает мое собственное воспоминание о взгляде, которым мы обменялись над сломанным мостом. Я думал, что спасу ее, но только причинил боль.

– Мое богатство… растет?

Вместо Амари передо мной появляется образ предсказательницы из памяти Лекана. Ее тень мерцает в свете факела.

– Ты помнишь наш язык?

– Только обрывки, – кивает она. – Мама учила меня, когда я была маленькой.

Наконец-то. После всех этих дней неведения запах соли накрывает меня волной. И впервые с тех пор, как наши пути пересеклись, я не хочу вонзить в нее меч. В глазах Лекана она кажется хрупкой и одновременно сильной. Темная кожа девушки блестит в свете факела, призраки прошлого встают со дна серебряных глаз.

Она – избранная, проносится мысль Лекана у меня в голове. Что бы ни случилось, Зели должна остаться в живых.

– Избранная? – говорю я вслух, но вокруг только тишина.

Образы Амари и девчонки тают, я всматриваюсь в поглотившую их тьму. Ее запах исчезает. Я пытаюсь вновь вызвать видение, но тщетно. Приходится идти дальше.

Пока эхо моих шагов блуждает по углам и трещинам храма, я чувствую легкость в теле. Постоянная борьба с проклятием измучила меня. Я не мог даже дышать. Хотя от гула в голове внутри все еще сжимается, тело обретает удивительную свободу. Как будто до этого я долгие годы провел под водой.

Делаю глубокий вдох. Дыша полной грудью, иду по храму, с новыми силами исследуя коридоры. Преследую призраков Лекана, ищу ответы и хочу вновь увидеть девчонку. За следующим углом меня вновь поджидает запах души мага. Я вхожу под купол. Воспоминания Лекана здесь ярче тех, что являлись мне прежде. Бирюзовая дымка расползается по залу. Прежде чем я успеваю подготовиться, зал наполняется ослепительным светом.

Хотя я нахожусь в тени, сознание Лекана озаряет неровные стены. Застыв в удивлении, вглядываюсь в восхитительные фрески, изображающие богов, каждая из которых играет яркими красками.

– Что это? – выдыхаю я, замирая перед прекрасным зрелищем. Кажется, будто рисунки вот-вот оживут. Поднимаю факел, чтобы лучше видеть богов и магов на фресках. Невероятные и захватывающие воображение, эти картины разрушают все, к чему я привык.

В детстве отец внушил мне, что вера в богов – слабость. Что люди просили помощи у теней, отдавали жизни за тех, кого даже не видели.

Я верил во власть. В отца. В Оришу. Но сейчас, видя богов, не могу выдавить ни слова.

Потрясенный, гляжу, как океаны и леса появляются по мановению их рук, как они создают Оришу. Рисунки дышат счастьем, все вокруг наполняется светом, который был мне неведом прежде.

Смотрю на фрески и постигаю правду. Отец не лгал мне в тронном зале: боги существуют. Они живы и связаны с магами. Но если все это так, зачем, во имя небес, одному из них играть со мной?

Я вновь изучаю рисунки, разглядываю свет, который исходит от рук божеств. Увидев одного из них в богатой кобальтовой мантии, я замираю. Колдовство внутри вспыхивает с новой силой.

Бог – высокий мужчина, внушительный и мускулистый. Темно-синее ипеле небрежно падает на грудь, словно шаль, выделяясь на темно-коричневой коже. В его ладонях вьется бирюзовое облачко, подобно дымке моего проклятия. Когда я подношу факел ближе, под кожей головы что-то пульсирует. Появляется новое облачко, и внутри раздается голос Лекана:

– Ори взял покой из головы Небесной Матери и стал богом мыслей, духа и снов. На земле он поделился им со своими последователями, даровав власть над всем, что имеет душу.

– Бог мыслей, духов и снов… – шепчу я про себя, будто собираю мозаику. Голоса, всплески чужих эмоций, странный сон, из которого я не мог выбраться, – это все он. Мой покровитель.

Вместе с осознанием во мне вспыхивает гнев. Как смеешь ты делать это со мной? Несколько дней назад я не имел ни малейшего представления о том, что у меня есть бог-покровитель, а теперь он решил отравить меня.

– Почему? – кричу я, и эхо отражается от стен купола. Жду, что он ответит мне, но вокруг – тишина.

– Ты пожалеешь, – бормочу я еле слышно, не зная, схожу ли с ума или он действительно слышит мой голос среди шума этого мира. Ублюдок заплатит за все. Проклятие, наложенное им на меня, уничтожит все волшебство на свете.

Все внутри горит, тошнота подступает к горлу, когда моя магия освобождается. Нет смысла бороться. Найти ответ можно единственным способом.

Я опускаюсь на пол и закрываю глаза, позволяю миру исчезнуть, пока сила растекается по венам. Если я хочу уничтожить проклятие, она нужна мне вся – без остатка.

А теперь нужно уснуть.

Глава двадцать пятая. Зели

Амари выглядывает в каменный коридор, идущий от арены. Над нашими головами встают полуразрушенные арки, у ног лежат обломки камней. Когда вдали шаги затихают, она кивает, и мы срываемся с места. Петляем меж древних колонн, спешим, чтобы нас не заметили.

С тех пор как умер последний участник битвы, прошло несколько часов. Зрители разбрелись кто куда, стражники осушили красное море арены. Я думала, что ужасные игры закончатся, но с опустевших трибун доносятся удары палок. Стражники приказывают новой группе рабов смыть пятна крови, оставшиеся на полу. Я не могу представить глубину их страданий. Чистить арену сегодня только затем, чтобы завтра на ней умереть.

Я вернусь и спасу их. Проведу ритуал и верну магию. Когда папа выздоровеет, я призову владык земли, и они сравняют эту мерзость с землей. Распорядитель заплатит за каждого убитого предсказателя. Аристократы ответят за свои преступления.

Мысли о мести утешают меня, пока мы прячемся в проеме стены. Закрываю глаза и стараюсь сконцентрироваться. Солнечный камень пробуждает мою аше, я чувствую его сияние, слабое, как лучи солнца на закате. Оно растет, пока энергия камня не касается моих ступней.

– Он под нами, – шепчу я. Мы бежим сквозь пустые залы и спускаемся по лестнице. Чем ближе к проржавевшему полу арены, тем чаще приходится прятаться от других. Достигнув нижнего этажа, мы оказываемся под самым носом у изможденных рабов и мерзких стражников. Палки стучат у нас за спиной. Мы проскальзываем в каменный коридор.

– Он здесь, – тихо говорю я, указывая на огромную железную дверь. Яркий свет сочится сквозь щели, наполняя дверной проем сиянием. Я касаюсь ржавого колеса с огромным висячим замком, запирающего дверь.

Достаю кинжал Тзайна и засовываю острие в замочную скважину. Пытаюсь открыть, но останавливаюсь, не в силах справиться с большим количеством зубцов.

– Ты можешь его взломать? – шепчет брат.

– Я пытаюсь! – этот замок сложнее, чем другие. Чтобы открыть его, мне нужно что-нибудь острое, с крюком на конце.

Поднимаю с пола тонкий ржавый гвоздь и сгибаю его об стену. Закрываю глаза, чтобы почувствовать вращение зубчиков. Не торопись. Давние слова Мамы Агбы звучат в моей голове. Доверься своим чувствам.

Сердце стучит, как молот. В любую секунду готовая услышать шаги за спиной, я вставляю отмычку в замочную скважину и снова пытаюсь, стиснув зубы. Еще один сдвиг влево и… Раздается чуть слышный лязг. Замок открывается. Я едва не плачу от облегчения, но когда пытаюсь прокрутить колесо влево, ничего не выходит.

– Его заело!

Амари следит за коридором, а Тзайн помогает сдвинуть ржавое колесо. Стон металла настолько громкий, что вполне может заглушить голоса стражников, но дверь не поддается.

– Тише, – шепчу я.

– Я стараюсь!

– Старайся лучше…

Колесо с глухим лязгом ломается надвое. Мы смотрим на кусок металла в руке Тзайна. Что, во имя богов, нам теперь делать?

Тзайн пытается выбить дверь. От ударов она дрожит, но не поддается.

– Стражники услышат! – шепчет Амари.

– Нам нужен камень! – тихо отвечает Тзайн. – Как еще мы достанем его?

Я вздрагиваю от каждого удара, но понимаю: брат прав. Камень близко, и я ощущаю его жар, как будто сижу у костра.

Ругательства проносятся у меня в голове. Боги, если бы с нами был хотя бы один маг. Сварщик мог бы вскрыть металлическую дверь, поджигатель расплавил бы ручку.

Полмесяца, говорю я себе. У нас всего полмесяца, чтобы справиться. Если камень нужен к солнцестоянию, мы должны забрать его сегодня.

Дверь сдвигается на миллиметр. Я замираю. Мы так близко, что я чувствую силу камня. Еще несколько ударов, и дверь распахнется. Пара толчков, и он будет у нас в руках…

– Эй!

Голос стражника заставляет нас остановиться. Шаги быстро приближаются к нам, гремя по каменному полу.

– Сюда! – Амари манит нас в комнату, расположенную чуть дальше от нужной нам двери. Вдоль ее стен стоят бочки с порохом и пушечные ядра. Едва мы успеваем спрятаться, как на склад вбегает маленький предсказатель с белыми волосами. Через несколько секунд его настигают распорядитель и стражник. Они останавливаются, увидев приоткрытую дверь зала с солнечным камнем.

– Мерзкая муха! – Губы распорядителя кривит усмешка. – Кто твои сообщники? Кто это сделал?

Прежде чем мальчик успевает ответить, удар трости сбивает его с ног. Он с криком растягивается на каменном полу, и в дело вступает стражник.

Я сжимаюсь, сидя за бочонком, слезы обжигают глаза. Спина мальчишки кровоточит от побоев, но ни один из этих монстров не думает прекращать. Он погибнет от их рук. Умрет из-за меня.

– Зели, нет!

На секунду я замираю, но шепот Тзайна не может меня остановить. Я выхожу из-за бочки, борясь с тошнотой при виде избитого мальчишки. Его кожа разорвана в клочья, спина кровоточит, а жизнь висит на ниточке, которая вот-вот порвется у меня на глазах.

– А ты еще кто, мерзавка? – орет распорядитель, вытаскивая кинжал. Кожа горит, когда он подступает ко мне с черным магацитовым лезвием. К нему спешат еще три стражника.

– Слава богам! – заставляю себя рассмеяться и пытаюсь подобрать нужные слова. – Я вас искала.

Распорядитель недоверчиво щурится и сжимает трость.

– Искала меня? – повторяет он. – В этом подземелье? Рядом с камнем?

Мальчик стонет, и я вздрагиваю, когда стражник бьет его в голову. Истерзанное тело замирает в луже крови. Похоже, этот удар был последним. Почему я не чувствую его душу? Где его последнее воспоминание, последняя вспышка боли? Если он отправился в алафию, я могла бы не почувствовать, но разве можно обрести покой, умирая в таких муках?

Поднимаю глаза на ухмыляющегося распорядителя. Выхода нет. Мальчик мертв. И если я сейчас ничего не придумаю, то присоединюсь к нему.

– Я знала, что вы будете здесь. – Я делаю глубокий вдох. Подойдет только одно объяснение. – Мне хотелось бы участвовать в состязании. Позвольте играть завтра ночью.

* * *

– Ты шутишь! – кричит Амари, когда мы наконец оказываемся в безопасности среди дюн. – Ты видела эту резню. Чувствовала ее. А теперь хочешь принять в ней участие?

– Я хочу достать камень, – кричу я в ответ. – Хочу остаться в живых!

Образ избитого мальчика снова встает у меня перед глазами. Может, так лучше? Лучше умереть под кнутом, чем взорваться на корабле, говорю себе я, но знаю, что это не правда. В такой смерти нет достоинства: ребенка замучили за то, чего он не делал, а я даже не смогла направить его дух в лучший мир. Не помогла ему как жница.

– Арена кишит стражниками, – бормочу я. – Если мы не похитим камень этой ночью, завтра будет поздно.

– Но должен же быть какой-то выход, – вмешивается Тзайн. Песчинки липнут к его перепачканным кровью ногам. – После того, что случилось, они не станут держать камень на прежнем месте. Если мы узнаем, куда его спрячут…

– До солнцестояния остается тринадцать дней. Меньше двух недель, чтобы пересечь Оришу и доплыть до священного острова. У нас нет времени на поиски. Нужно забрать камень и уходить!

– От него не будет толку, когда наши трупы окажутся на арене, – вздыхает Амари. – Как мы выживем? Эти игры всегда заканчиваются смертью!

– Мы не станем играть по их правилам.

Я лезу в сумку и достаю один из черных свитков Лекана. Буквы белеют, образуя слова «Воскрешение мертвых». Работа с заклинаниями – обычное дело для жнецов, первое, чему они учатся. С помощью магии заклинатель призывает души, оказавшиеся в апади, и те помогают ему, а взамен получают возможность попасть в страну покоя.

Из всех заклинаний на свитках Лекана я знала лишь это. Каждый месяц мама уводила группу жнецов на безлюдные вершины Ибадана и проводила обряд, чтобы очистить нашу деревню от заблудших душ.

– Я знаю это заклятие, – объясняю я. – Мама часто им пользовалась. Если я справлюсь, то смогу превратить души всех умерших на арене в настоящих солдат.

– Ты сошла с ума? – кричит Амари. – На трибуне, окруженная духами, ты едва могла дышать. Понадобилось несколько часов, чтобы ты собралась с силами и могла идти без поддержки. Если ты не сумела справиться с ними наверху, почему думаешь, что получится использовать колдовство на арене?

– Души мертвых ошеломили меня, и я не знала, что делать, не была готова. Но если выучу это заклинание и призову их, у нас будет тайная армия. Тысячи разгневанных духов!

Амари поворачивается к Тзайну:

– Скажи ей, что это безумие. Пожалуйста.

Он стоит в нерешительности и скрещивает руки на груди. Взвешивает риск, переводя взгляд с принцессы на меня.

– Попробуй. А там решим.

* * *

Ночь ясна, но пустыня приносит ветер, по своей жестокости сравнимый с палящим солнцем. Хотя он настолько сильный, что вздымает пески вокруг Ибеджи, у меня по спине течет пот. Уже несколько часов подряд я пытаюсь совершить ритуал, но каждая новая попытка хуже прошлой. Наконец я решаю отправить Тзайна и Амари в снятую нами хижину. По крайней мере, так они не увидят моего поражения.

Держу свиток Лекана так, чтобы на него падал лунный свет, пытаясь прочесть слова йоруба под знаками сенбарии. С момента пробуждения магии я прекрасно помню наш прежний язык, так же как в детстве. Но сколько бы я ни повторяла слова, аше не бежит по моим венам. Я не чувствую силы, и чем сильнее становится мое разочарование, тем чаще я думаю, что не должна была этого делать.

– Давай, – сжимаю я зубы. – Ойя, ба ми соро!

Если я рискую жизнью, исполняя волю богов, почему их нет рядом, когда они так нужны?

Я раздраженно вздыхаю и опускаюсь на колени. Провожу рукой по своим белым локонам. Если бы я пробудилась до Рейда, наставница нашего клана научила бы меня заклинаниям еще в детстве. Она бы знала, как выманить мою аше.

– Ойя, пожалуйста! – Я опускаю глаза на свиток, пытаясь понять, что упустила. Это заклинание оживляет мертвых, благодаря ему духи воссоздают свою прежнюю форму из того, что есть под рукой. Если все получится, они восстанут из дюн. Но прошли часы, а я не сдвинула ни песчинки.

Провожу пальцами по строчкам и останавливаюсь, вспомнив о новом шраме на ладони. Поднимаю ее к свету, изучая рану от костяного кинжала. Вспоминаю кровь, которую охватил белый свет там, в храме. Тогда аше бурлила во мне потоком, который способна вызвать лишь одна магия. Если я воспользуюсь ей…

От этой мысли сердце бьется быстрее. Я легко сотворю заклятие и подниму войско мертвецов.

Но, прежде чем поддаться искушению, слышу хриплый голос мамы. Ее неровное дыхание. Вижу ее бледное лицо и трех целителей, днем и ночью сидевших у ее изголовья.

Обещай мне, шептала она, сжимая мою руку, после того как воскресила Тзайна. Поклянись, что ты никогда не используешь магию крови. Если сделаешь это, умрешь. Я обещала ей, поклявшись магией аше, что однажды потечет по моим венам. И не могу нарушить обет, ибо слишком слаба, чтобы совершить колдовство.

Но разве у нас есть выбор? Не может быть, чтобы это было так трудно. Всего несколько часов назад магическая сила пульсировала в моей крови, а сейчас я ничего не чувствую.

Постойте-ка. Смотрю на ладони, вспоминая маленького предсказателя, истекшего кровью у меня на глазах. Я не только не смогла почувствовать его душу, но и не ощущала мертвых уже несколько часов.

Снова изучаю свиток, пытаясь разгадать скрытую в нем тайну. Кажется, что моя магия иссякла на арене. Я не чувствовала ничего с тех пор, как…

Миноли. Девочка в белом с большими, пустыми глазами. Так много всего случилось сразу, что я не поняла, когда ее дух мне ответил. Другие души на арене тонули в агонии и ненависти. Их воспоминания были полны ударов кнутов. Я чувствовала на языке соль их слез, но Миноли привела меня на грязные поля Мины, где она и ее остроносые сестры сажали кукурузу. Солнце палило нещадно, работа была тяжелой, но они пели и улыбались.

Иво ни игбоканле ми ориша, иво ни мо гбойю ле.

Я пою вслух, и мои слова уносит ветер. Я повторяю их, и ее нежный голос звучит в моей голове. Там Миноли провела свои последние секунды. Оставив зверство арены, она вспомнила свою тихую ферму. Вот где она хотела жить. И где умерла.

Миноли, шепчу я про себя заклинание. Эми авон ти о ти сунн, мо ке пе ин ни они. Э пада жаде нину эйя мимо ин. Суре фун ми пелу эбун ийебийе рэ.

Внезапно песок вокруг меня поднимается вверх. Я отшатываюсь, когда пыльный смерч вздымается и опадает к моим ногам.

– Миноли? – тихо спрашиваю я, хотя в глубине души знаю ответ. Закрываю глаза и чувствую запах земли. Гладкие зерна скользят между пальцев. Ее воспоминание такое живое, отчетливое, яркое. Если я вижу его так хорошо, значит, и она где-то рядом.

Простираю руки над песком и повторяю заклятие, вложив в него всю свою веру.

– Миноли, я взываю к тебе. Явись и благослови меня своим драгоценным све…

Белые символы сенбарии перетекают с пергамента на мою кожу. Знаки бегут по рукам, наполняя тело новой силой. Она наполняет легкие, как первый глоток воздуха после долгого погружения под воду. В пыльном смерче, окружившем меня, проступает фигура, грубое подобие девушки.

– О боги, – вскрикиваю я, когда дух Миноли протягивает ко мне руку из песка. Она гладит меня по щеке, и мир погружается во тьму.

Глава двадцать шестая. Инан

Холодный воздух наполняет мои легкие. Я вернулся. Мой сон кажется явью. Еще секунду назад я сидел под изображением Ори, а теперь стою среди танцующих тростников.

– Сработало, – недоверчиво выдыхаю я и провожу рукой по серо-зеленым стеблям. Горизонт все еще теряется во мгле, по небу плывут облака, но кое-что изменилось. В прошлый раз поля казались бескрайними. Теперь поникшие тростники окружают меня кольцом.

Я трогаю еще один стебель, дивясь тому, насколько реалистично выглядят бороздки на их поверхности. Пути отступления и варианты атаки проносятся у меня в уме, хотя мое тело странно расслаблено. Чувствую себя как дома. Это не просто облегчение от того, что не нужно сдерживать магию. Такое чувство, будто я снова дышу. Во сне разлит покой, как будто из всех краев Ориши этот мне всех роднее…

Соберись, Инан. Я тянусь за пешкой, но не могу ее найти, и трясу головой, чтобы избавиться от предательских мыслей. Это не мой дом. Здесь нет покоя. Это – сердце моего проклятия. Если я достигну цели, все это исчезнет.

Убей ее. Уничтожь магию. Долг взывает ко мне. Не хочу подчиняться, но у меня нет выбора. Нужно следовать плану.

Лицо девчонки встает у меня перед глазами. Тростники расступаются от порыва ветра. Она материализуется подобно этим облакам в небе. Ее тело обретает устойчивые очертания, по коже струится синий дымок.

Я задерживаю дыхание, отсчитывая секунды. Когда туман рассеивается, я готов встретиться с девушкой. Ее обсидиановая фигура оживает. Она стоит спиной ко мне. Ее волосы теперь не такие, как раньше. Они не прямые, а вьются и белыми волнами падают ей на спину.

Она оборачивается, такая изящная и грациозная. Но когда ее серебряные глаза встречаются с моими, я вижу в них знакомый мятежный огонь.

– Вижу, ты покрасил волосы. – Она указывает на мою прядь и усмехается. – Нужно добавить цвета. Муху все еще видно.

Проклятье. Прошло только три часа с тех пор, как я нанес краску. Я неосознанно касаюсь пряди. Девчонка расплывается в улыбке.

– Вообще-то, я рада, что ты позвал меня, маленький принц. Сгораю от любопытства: тебя вырастил тот же ублюдок, что и Амари, но она и червяка не убьет. Расскажи, как ты превратился в чудовище?

Покой оставляет мой сон.

– Дура, – шепчу я сквозь зубы, – как смеешь ты оскорблять короля?

– Вижу, тебе понравился храм, маленький принц. Что ты почувствовал, увидев бойню, которую учинил твой отец? Гордишься им? Вдохновлен? Может, тебе не терпится сделать то же самое?

Воспоминания Лекана о других сентаро наполняют мой разум. Озорство в глазах бегущего мальчишки, затем руины и осколки камней, которыми оборвалась его жизнь.

Где-то в глубине души я молился, чтобы это не было делом рук отца.

Чувство вины поражает меня, как меч, вонзившийся в грудь Лекана.

Нельзя забывать, что стоит на кону. Долг превыше всего.

– Эти люди умерли, чтобы Ориша могла жить.

– Неужели? – Зели делает шаг вперед и с издевкой произносит: – Я вижу тень сожаления? Неужто у маленького принца нежное сердце?

– Ты ничего не знаешь! – Я трясу головой. – Ты ослеплена яростью. Мой отец раньше защищал вас, поддерживал магов!

Девчонка фыркает. От ее насмешки я вскипаю.

– Твои люди убили его семью! – кричу я. – Вы сами спровоцировали Рейд!

Она отшатывается, словно от удара.

– Так это я виновата, что солдаты твоего отца ворвались к нам домой и забрали мою мать?

Воспоминание о темнокожей женщине встает перед ней так ясно, что передается мне. Как и у девчонки, у женщины полные губы, высокие скулы и дерзость в глазах. Впрочем, глаза у нее другие – не серебряные, а черные, как ночь.

Это воспоминание пробуждает в Зели темные силы. Ненависть.

– Жду не дождусь, – еле слышно выдыхает она, – когда он узнает, кем ты стал. Посмотрим на твою храбрость, когда отец повернется против тебя.

Я вздрагиваю. Она ошибается. Отец был готов простить измену Амари. Когда с магией будет покончено, он помилует и меня.

– Этого не случится. – Я пытаюсь казаться уверенным. – Я – его сын, и ничто этого не изменит.

– Ты прав, – с ухмылкой говорит она. – Конечно, он позволит тебе жить.

Она поворачивается и скрывается в тростниках, а моя уверенность тает от ее насмешек. Вспоминаю сталь во взгляде отца и начинаю задыхаться. «Долг превыше всего», – слышу я его ровный, бесчувственный голос. Ориша для него – на первом месте.

Даже если это означает мою смерть…

Девчонка вздыхает. Я напрягаюсь и оборачиваюсь, всматриваясь в волнующиеся тростники.

– В чем дело? – спрашиваю я. Неужели я призвал дух отца?

Но ничего не происходит. Не появляется никакой новой тени, по крайней мере, человеческой. Девчонка идет к белому горизонту, и тростники у ее ног расцветают. Они поднимаются, тянутся к солнцу. Она делает еще один осторожный шаг, и зеленое море расступается.

– Во имя неба, что это? – как волна, набегающая на песок, тростники прорастают сквозь горизонт, отодвигая белую границу сна. Во мне пульсирует жар. Моя магия… Она как-то ей управляет.

– Не двигайся! – приказываю я.

Но девчонка срывается с места и бежит навстречу туману. Пейзаж сна подчиняется ее капризу, разрастается и оживает по ее воле. Она уносится вдаль, а тростники у ее ног превращаются в белые папоротники, высокие деревья. Они тянутся к небу, скрывая солнце зубчатыми листьями.

– Прекрати! – кричу я и бегу по новому, рожденному ею миру. От магии, текущей в моей груди, кружится голова.

Несмотря на мои крики, девчонка только прибавляет шагу. Мягкая грязь под ее ногами превращается в камень. Она останавливается, лишь оказавшись на краю высокого утеса.

– О боги, – выдыхает она, глядя на огромный водопад, созданный ее прикосновением. Бурля и пенясь, он ниспадает огромной белой стеной в синее мерцающее озеро, похожее на сапфиры моей матери.

Я изумленно смотрю на нее. Голова все еще гудит от колдовской силы, будто я выпил целую бутылку рома. На краю утеса из трещины в камне выглядывает изумрудная трава. На берегу озера сквозь туман проступает маленькая роща.

– Как, во имя небес, ты это сделала? – спрашиваю я. Новый мир прекрасен, не могу этого отрицать.

Девчонка не отвечает. Вместо этого она снимает одежду, с криком прыгает с утеса и ныряет, подняв тучу брызг. Я смотрю вниз. Она выныривает, вода струится по коже. Впервые с тех пор как мы встретились, она улыбается. В ее глазах – восторг.

Но прежде чем я успеваю что-то понять, передо мной всплывает другая картина, так что я успеваю ее отогнать. В ушах звенит смех Амари, следом несутся окрики матери…

– Амари! – кричит она, хватаясь за стену, чтобы не упасть.

Сестра хихикает и несется прочь, расплескивая по плитам воду из ванны. За ней бежит армия нянек и служанок, но им не под силу остановить целеустремленную кроху. Раз уж юная принцесса решила удрать, этому никто не сможет помешать.

Она не остановится, пока не получит желаемое.

Перепрыгиваю через упавшую няньку и срываюсь с места, задыхаясь от смеха. Рубашка, которую я пытаюсь снять, соскальзывает с головы. Штаны улетают в сторону. Слуги смеются, когда мы проносимся мимо, и затихают, встретившись с матерью взглядом.

Мы подбегаем к королевскому бассейну, как два голых дикаря, и ныряем, осыпая брызгами лучшее мамино платье…

Не помню другого случая, когда Амари смеялась так сильно, что пускала носом воду. После того как я ее ранил, она не доверяла мне – приберегала смех для Бинты.

Воспоминание всплывает, когда я вижу, как купается предсказательница, но чем дольше я смотрю, тем меньше думаю о сестре. Девчонка сбрасывает рубашку. Дыхание замирает у меня в груди. Вода блестит на ее темной коже.

Отвернись. Я отвлекаюсь на трещины в камне. Женщины отвлекают, сказал бы отец. Ты должен думать о троне.

Просто быть рядом с ней, нагой – уже искушение, угроза нерушимому закону, запрещающему союзы магов и косидан. Я это знаю и все же поднимаю глаза, не в силах на нее не смотреть.

Это уловка, думаю я. Очередной трюк, чтобы забраться ко мне в голову. Но когда она вновь выныривает, я не могу найти слов.

Если это уловка, она сработала.

– Ты серьезно? – выдавливаю я. Пытаюсь не замечать прекрасных изгибов тела под водной пеленой.

Она смотрит вверх, прищурившись, будто только что вспомнила, что я существую.

– Прости, маленький принц. Я не видела столько воды с тех пор, как ты сжег мой дом.

Это заставляет меня вновь вспомнить крики жителей Илорин. Пытаюсь раздавить свое чувство вины, как жука. Ложь. Это ее вина. Она помогла Амари украсть свиток.

– Ты безумна. – Я скрещиваю руки на груди. «Отвернись!» – говорю я себе, но продолжаю смотреть.

– Если бы чашка воды стоила золотой, ты сделал бы то же самое.

Золотой за чашку? Я размышляю, когда она скрывается под водой. Даже для короны это слишком дорого. Нигде не стали бы мириться с такими ценами. Даже в…

Ибеджи.

Мои глаза округляются. Я слышал о нечистых на руку стражниках, что управляют городком посреди пустыни. Они достаточно наглы, чтобы взвинтить цены, особенно когда воды мало. Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не улыбнуться. Она попалась и даже не знает об этом.

Закрываю глаза, чтобы покинуть сон, но воспоминание об улыбке Амари останавливает меня.

– Моя сестра, – перекрикиваю я рев водопада. – Она в порядке?

Девчонка награждает меня долгим взглядом. Я не жду ответа, но что-то вспыхивает в ее глазах.

– Она боится, – наконец говорит она. – И страшно должно быть не только ей. Ты теперь муха, маленький принц.

Ее глаза темнеют:

– Ты тоже должен бояться.

* * *

Спертый воздух наполняет легкие. Тяжелый, густой и жаркий.

Открываю глаза и вижу над головой изображение Ори. Я вернулся.

– Наконец-то. – Я улыбаюсь. Скоро все кончится. Когда поймаю ее со свитком, магия навсегда умрет.

Пот струится по спине, пока я продумываю план действий. Скоро ли построят мост? Как быстро мы доберемся до Ибеджи?

Я вскакиваю на ноги и беру факел. Надо найти Каэю. Только обернувшись, я понимаю, что она уже здесь. Стоит с обнаженным мечом, направленным мне в сердце.

– Каэя?

Ее ореховые глаза распахнуты от потрясения. Она колеблется, острие меча чуть заметно дрожит в ее руках, но затем адмирал устремляет его прямо мне в грудь.

– Что это было?

– Что именно?

– Не начинай, – шипит она. – Ты бредил. Твоя голова… сияла!

Слова девчонки эхом звучат в моей голове. Ты теперь муха, маленький принц. Ты тоже должен бояться.

– Каэя, опусти меч.

Она сомневается. Смотрит на мои волосы. Прядь… Должно быть, она снова видна.

– Это не то, что ты думаешь.

– Я знаю, что видела! – Пот бежит по ее лицу, собираясь над верхней губой. Держа меч, она решительно подступает ко мне. Я вжимаюсь в стену.

– Каэя, это же я, Инан. Я бы никогда не навредил тебе.

– Как давно? – выдыхает она. – Как давно ты стал… магом?

Она выплевывает это слово, как проклятие. Так, словно я – мерзкое подобие Лекана, а не юноша, которого она знала с рождения, солдат, которого годами тренировала.