Текст книги "Дети крови и костей"

Глава четырнадцатая. Инан

Я ДОЛЖЕН УБИТЬ ЕЕ.

Уничтожить магию.

Этот план – все, что у меня осталось. Без него мой мир рассыплется. Магическое проклятье вот-вот прорвет кожу и вырвется наружу.

«Предлагаю тебе сделку, – шепчет девчонка в моей голове, ее губы кривятся, когда она говорит. – Никто не узнает, что ты – грязная, маленькая…»

– Проклятье.

Закрываю глаза, но не могу забыть продолжение этой гадкой речи. При воспоминании о ее голосе моя магия вскипает с новой силой, пылая под кожей. Жар усиливается, голоса становятся громче. Резче.

Подавить магию в себе так же трудно, как проглотить кирпич.

Раз… Два…

Я считаю про себя и борюсь. Мне приходится приложить большие усилия, так что на лбу выступает пот. Наконец воздух вокруг начинает остывать. Загнав магию внутрь, я начинаю задыхаться. Радует одно: угрозы больше нет, сейчас я в безопасности. Один…

– Инан.

Я вздрагиваю и проверяю шлем. Уже в который раз за день большой палец касается застежки, и, готов поклясться, я чувствую, как под ней появляется очередная белая прядь. Прямо на виду у Каэи.

Она едет впереди и подзывает меня к себе. Наверное, еще не поняла, что я весь день тащусь у нее за спиной, чтобы не попадаться на глаза. Несколько часов назад она едва не увидела белизну в моей шевелюре, застав меня врасплох, пока я отдыхал у ручья. Если бы она пришла чуть раньше… Если бы я остался там чуть дольше…

Возьми себя в руки, Инан! К чем все эти «если»? Убить девчонку и уничтожить магию – вот и все, что нужно.

Я сжимаю ногами бока моего снежного леопанэра Лулы и направляю ее к адмиралу, не касаясь рогов, возвышающихся над спиной. Если я слишком сильно дерну за них, она меня скинет.

– Вперед! – Я натягиваю поводья Лулы, и она начинает рычать. – Не ленись, мерзавка.

Лула обнажает кривые клыки, но прибавляет шаг. Она скользит мимо стволов марулы, в чьих ветвях, гнущихся под тяжестью фруктов, то и дело мелькают павианемы. Я почесываю ее пятнистый мех, когда мы приближаемся к Каэе. Лула вновь рычит, но трется мордой о мою руку.

– Повтори, – говорит Каэя, когда я оказываюсь рядом, – что сказал тебе тот поселянин?

Снова она об этом. О небо, ее не остановить.

– Что-то не сходится. Я хочу услышать все еще раз. – Каэя поворачивается в седле пантенэры, чтобы выпустить своего красногрудого огнеястреба из клетки. Птица садится на Лулу, и Каэя прикрепляет к ее лапе записку – должно быть, сообщение для отца, наверняка что-то вроде: «Следуем за свитком на юг. Подозреваю, что Инан – маг».

– Он сказал, что рисует карты, – лгу я. – Воровка и Амари посетили его после побега из Лагоса.

Каэя поднимает руку, и огнеястреб распахивает огромные крылья, а затем поднимается в небо.

– Откуда он узнал, что они отправились на юг?

– Сказал, они отмечали маршрут.

Каэя отводит взгляд, но я вижу промелькнувшее в нем сомнение.

– Не следовало допрашивать кого бы то ни было без меня.

– Так же, как и не следовало сжигать деревню! – огрызаюсь я. – Какой смысл теперь обсуждать, что нужно было делать, а что нет?

Успокойся, Инан. Ты злишься вовсе не на Каэю.

Она поджимает губы. Я ее задел.

– Прости, – вздыхаю я. – Я не хотел тебя обидеть.

– Инан, если ты не можешь справиться с этим…

– Я в порядке.

– Правда? – Она внимательно смотрит на меня. – Если думаешь, что я забыла о том маленьком приступе, ты ошибаешься.

Проклятье. Каэя была рядом, когда я впервые ощутил прилив магии на пляже Илорин. В ночь, когда мою голову первый раз наполнили звуки.

Тошнота вновь подступает к горлу, когда я пытаюсь подавить пламя, бушующее внутри.

– Я не хочу, чтобы принц погиб у меня на руках. Если это повторится, ты вернешься во дворец.

Сердце замирает в груди. Она не может отправить меня домой. Я не могу уехать, пока девчонка жива.

Предлагаю тебе сделку, ее голос вновь отдается в моей голове, такой отчетливый, будто она шепчет мне на ухо. Оставь меня в покое, и я сохраню твой секрет. Никто не узнает, что ты – грязная, маленькая…

– Нет! – выкрикиваю я. – Это был не приступ, там, на пляже… – Я делаю глубокий вдох, заставляя себя расслабиться.

– Я думал, что увидел труп Амари. – Кажется, выходит складно. – Мне стыдно, что это так меня потрясло.

– О, Инан… – Каэя смягчается. Она наклоняется ко мне и берет за руку. – Прости. Представить не могу, каково тебе.

Киваю и сжимаю ее ладонь, пожалуй, даже слишком сильно. Отпусти ее. Сердце стучит все быстрее. Бирюзовое облако вырывается у меня из груди, вьется, как дымок из трубки. Запах розмарина и пепла возвращается. В ушах вновь звучат крики сгоревшей девочки… Жар пламени лижет мне лицо, а дым заполняет легкие. С каждой секундой огонь подползает все ближе, отрезая все пути отступления.

– Помогите!

Падаю на землю, задыхаясь от горького воздуха. Мои ноги охватывает пламя…

– ПОМОГИТЕ!

Прихожу в себя и дергаю за поводья. Лула разъяренно рычит, когда мы резко останавливаемся.

– В чем дело? – оборачивается ко мне Каэя.

Я зарываюсь пальцами в мех Лулы, чтобы скрыть дрожь. У меня мало времени. Магия становится сильнее, словно клещ, питающийся моей кровью.

– Амари, – хриплю я. В горле першит, как будто я и правда наглотался дыма. – Я беспокоюсь. Прежде она никогда не покидала дворца. Ее могут ранить.

– Знаю, – утешает меня Каэя. Интересно, использует ли она этот тон во время отцовских приступов гнева? – Но она не совсем беззащитна. Недаром король так много лет учил вас владеть мечом.

С трудом киваю и притворяюсь, что слушаю. Каэя продолжает говорить, а я пытаюсь удержать магию внутри, хотя чувствую, как воздух вокруг тяжелеет. И даже подавив колдовскую сущность, я не могу унять бешеный стук сердца. Магия разгорается все сильнее, насмехаясь и терзая меня.

Убей ее, – повторяю я про себя.

Избавившись от девчонки, я сниму проклятие. Если нет…

Я глубоко вздыхаю.

Если нет, я уже мертв.

Глава пятнадцатая. Амари

Я всегда мечтала пересечь горы.

Ночью, когда дворец засыпал, мы с Бинтой бежали по разрисованным залам в свете факелов, скользя по каменным плитам, – спешили в военный зал отца. Держась за руки, склонялись над плетеной картой Ориши – такой же огромной, каким должно было быть наше будущее. Я думала, нам удастся повидать мир.

Думала, если мы сбежим из дворца, то будем счастливы.

Теперь, взбираясь на третью гору за сегодня, я спрашиваю себя, с чего я решила, что смогу подняться еще куда-то, кроме дворцовой башни. Пот обжигает кожу, впитываясь в грубую ткань черной дашики. Рой комаров жужжит и жалит спину, а я даже не могу отогнать их.

Прошел еще один день нашего путешествия и еще одна ночь спокойного, к счастью, сна. Когда мы углубились в джунгли, стало гораздо теплее, но Тзайн все равно накрыл меня плащом, едва я закрыла глаза. С нашими покупками стало проще добывать еду. А лисье мясо и кокосовое молоко на вкус становятся не хуже цыпленка с приправами и чая с королевской кухни.

Мне казалось, что все начинает налаживаться, но теперь едва могу дышать. Мы уже поднялись на несколько тысяч метров. Отсюда открывается фантастический вид на джунгли. Разноцветная листва ковром лежит на земле. По тропическому лесу петляет быстрая река – такая длинная, что невозможно найти ее истоки. С каждым нашим шагом она становится все меньше, пока наконец не превращается в тонкую голубую линию.

– Кто может жить на такой высоте? – спрашиваю я, задыхаясь. Делаю глубокий вдох и проверяю, устойчив ли камень над моей головой. Сначала я этого не делала, но теперь царапины на коленях помогают не повторять ошибок. Камень держится крепко, и я карабкаюсь выше, упираясь босой ногой в трещину в скале. Я едва сдерживаю крик от боли. Пару раз я уже глотала слезы. Было бы унизительно разреветься при всех.

– Правильный вопрос, – отвечает Тзайн снизу. Он ищет тропинку пошире, чтобы провести Найлу. Львица напугана после того, как едва не сорвалась со скалы. Теперь она идет, только если Тзайн показывает ей дорогу.

– Просто поднимайтесь, – кричит сверху Зели. – Храм должен быть здесь.

– Ты сама-то его видела? – спрашивает Тзайн.

Я вспоминаю те мгновения в хижине Мамы Агбы, когда будущее открылось нашему взору. Мир снова был наполнен волшебством. Тогда похищение свитка впервые показалось мне чудесной идеей.

– Мы же поднимались в горы… – начинаю я.

– То, что Мама Агба показала, как мы лезем наверх, не значит, что Шандомбль реален. Видели ли вы воочию этот легендарный храм? – допытывается Тзайн.

– Хватит болтать, поднимайтесь! – кричит Зели. – Поверьте мне. Я знаю, что он существует.

Она повторяет это весь день, и это упорство заставляет нас карабкаться со скалы на скалу. Логика и рациональность для нее – пустые звуки. Ей так хочется, чтобы там, наверху, оказался храм, что она даже не допускает мысли о неудачном исходе нашего путешествия.

Я оглядываюсь, чтобы ответить Тзайну, но случайно смотрю вниз и замираю при виде деревьев внизу. Прижавшись к скале, я изо всех сил цепляюсь за камни.

– Эй, – кричит Тзайн, – не смотри вниз. Ты отлично справляешься.

Кровь стучит в висках, когда я поднимаю голову. Впереди виднеется еще один хребет. Ноги трясутся, но я снова подтягиваюсь. Святые небеса, если бы только Бинта меня видела…

В памяти всплывает ее милое лицо. Впервые после ее смерти я представляю ее живой, улыбающейся рядом со мной.

Однажды ночью в военном зале она сняла свой чепец. Волосы цвета слоновой кости заструились по плечам шелковистыми волнами. «В чем ты будешь, когда мы пойдем по хребту Оласимбо?» – спросила она, когда я поделилась с ней планом побега к морю Адетунджи. «Даже если ты удерешь, королева скорее умрет, чем позволит тебе надеть штаны». Она театрально поднесла ладонь ко лбу и закричала, изображая мою мать. Той ночью я смеялась так, что едва не обмочилась.

Ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Бинта умела передразнить любого во дворце. Улыбка сходит с лица, когда я думаю о наших потерянных мечтах и разрушенных планах. Мне казалось, что когда-нибудь мы сбежим из дворца ходами, проложенными под землей, и, выбравшись оттуда, больше никогда не вернемся. Я верила в это всем сердцем, но Бинта… Знала ли она, что наш план – лишь несбыточная мечта?

Этот вопрос мучит меня, когда я взбираюсь на следующий склон. Здесь гора образует небольшой карниз, достаточно широкий, чтобы сделать привал и растянуться среди диких трав.

Опускаюсь на колени, Зели падает на куст диких бромелий, сминая алые и пурпурные лепестки. Наклоняюсь и вдыхаю их сладкий запах. Бинте бы они понравились.

– Может, отдохнем здесь? – спрашиваю я, опьяненная гвоздичным ароматом. Трудно представить, что придется лезть еще выше. Только надежда попасть в Шандомбль смогла завести нас так далеко.

Поднимаю голову. Найла взбирается на склон, за ней следует Тзайн, весь мокрый от пота. Ему пришлось снять свою безрукавку-дашики, и я опускаю глаза. Последний раз я видела раздетого мужчину, когда няньки купали нас с Инаном.

Краснею, поймав себя на мысли, что ушла слишком далеко от дворца. Хотя нет ничего незаконного в связи между знатью и косиданами, мать упрятала бы Тзайна в тюрьму за один его нынешний вид. Я отодвигаюсь, увеличивая расстояние между моим пылающим лицом и голым торсом Тзайна, но внезапно нащупываю что-то гладкое и полое. Разбитый череп.

– О небо! – Я отшатываюсь, волосы на затылке встают дыбом от увиденного. Зели вскакивает на ноги и вытаскивает посох, готовая к драке.

– В чем дело? – спрашивает она.

Указываю на череп, лежащий на горстке сломанных костей. Дыра над глазницей свидетельствует о том, что его убили.

– Может, это еще один скалолаз, сорвавшийся с вершины? – предполагаю я.

– Нет, – со странной уверенностью отвечает Зели и наклоняется, чтобы рассмотреть череп поближе. В воздухе становится холоднее. Зели тянется к костям, ее пальцы почти касаются находки, и вдруг…

Я начинаю задыхаться от ледяного холода, который внезапно сменяет влажную жару джунглей. Мороз обжигает кожу, пронизывая до костей. Впрочем, это длится всего секунду – ощущение исчезает так же быстро, как и появляется, оставляя нас в смятении.

Зели со стоном приходит в себя. Она так крепко вцепилась в бромелии, что сломала их.

– Ради богов, что это было? – спрашивает Тзайн.

Зели трясет головой, она стоит, широко раскрыв глаза от внезапной догадки:

– Я почувствовала его. Это был дух… Энергетическая оболочка погибшего!

– Магия, – понимаю я. Каждый раз, когда я ее вижу, она наполняет меня противоречивыми чувствами. Даже в детстве, когда отец предупреждал о том, что она опасна, в моем сердце было только благоговение.

– Скорее. – Зели рвется вперед, взбираясь на следующий склон. – Магия была сильнее, чем я когда-либо ощущала. Храм уже близко!

Ползу за ней, отбросив страх, заразившись желанием наконец достичь нашей цели. Преодолевая хребет, не могу поверить своим глазам. Это Шандомбль.

Он действительно здесь.

Разбитые, покрытые мхом кирпичи усеивают каждый дюйм каменистого плато. От храмов и святилищ, некогда украшавших эту землю, остались одни руины. В отличие от джунглей внизу здесь не слышно треска сверчков, пения птиц, жужжания комаров. Лишь черепа у наших ног доказывают, что это место некогда было обитаемо.

Зели останавливается над черепом, нахмурившись, хотя ничего не происходит.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Это дух. – Она наклоняется. – Он восстает.

– Где? – Я отступаю назад, споткнувшись о булыжник. Порыв ледяного ветра наполняет меня ужасом, хотя я не могу сказать, правда это или игра воображения.

– Не знаю, – Зели трет шею, – что-то в храме усиливает мою аше. Я действительно чувствую свою магию.

Прежде чем успеваю задать новый вопрос, Зели наклоняется и дотрагивается до другого черепа.

Я прижимаю руку к сердцу. Ледяной ветер утихает и вокруг нее ширится золотое видение. Повсюду стоят восхитительные храмы и башни, со стен которых каскадами стекает вода. По улицам снуют темнокожие жители в замшевых одеждах, их лица украшают прекрасные белые узоры и символы в виде спиралей.

Хотя это длится всего секунду, я понимаю, что вместо груды булыжников здесь когда-то находился богатый город. Шандомбль был великолепен.

А теперь тут только ветер.

– Что здесь случилось? – спрашиваю я Зели, хотя, боюсь, ответ мне уже известен. Отец пытался уничтожить любовь к магии в моем сердце. Почему бы ему не разбить сердце магического мира?

Я жду ответа Зели, но она молчит. Ее лицо каменеет с каждой секундой. Она видит что-то еще, что не можем увидеть мы. Нежный сиреневый свет, свидетельствующий о появлении магии, струится по ее пальцам. Я наблюдаю за ней с растущим любопытством. Что она видит? Сердце бьется, как испуганная птица, но часть меня все равно хочет испытать ее силу хотя бы раз. Я вспоминаю радугу, вспыхнувшую на ладони Бинты, но крик Тзайна прерывает мои мысли:

– Смотрите!

Мы идем на его голос, пока не останавливаемся рядом с единственным уцелевшим зданием. Храм возвышается на последнем горном хребте. На стенах из черного металла видны розовые и желтые прожилки – вероятно, когда-то он сиял золотом. Виноградная лоза и мох оплетают его, скрывая бесконечные ряды древних рун, высеченных на фризе.

Зели делает шаг к проему между колонн, но леонэра тихо рычит.

– Хорошо, Найла. – Зели целует ее в нос. – Жди нас тут, ладно?

Найла фыркает и растягивается на груде битого камня. Оставив ее, мы заходим внутрь. Воздух вокруг нас проникнут магией настолько сильно, что даже я это чувствую. Тзайн бежит к Зели, а я смотрю на свои руки, ощущая, как пульсирующая здесь энергия, будто песок, течет сквозь пальцы. Луч, упавший через разбитое стекло в куполе, освещает выведенные на нем узоры и резные колонны, украшенные витражами и мерцающими кристаллами.

Почему они не уничтожили это? – гадаю я, ведя по резьбе рукой. Храм выглядит совсем нетронутым, словно уцелевшее дерево в выжженном лесу.

– Вы нашли двери? – кричит Тзайн из дальнего угла зала.

– Нет, – отвечает Зели.

В храме пусто – только у задней стены возвышается большая статуя, пыльная и заросшая виноградом. Мы подходим ближе, и Тзайн проводит рукой по древнему камню. Статуя изображает пожилую женщину в пышных одеждах. На ее белых локонах – единственное, что не потускнело от времени – лежит золотая корона.

– Это богиня? – спрашиваю я, рассматривая ее. За всю свою жизнь я не видела ни одной картины с изображением божества. Никто бы не посмел хранить такое во дворце. Мне казалось, что, если я когда-нибудь увижу их, они будут похожи на тех, кто изображен на королевских портретах в главном зале. Даже потускневшая, эта статуя выглядит царственнее любого, даже самого выдающегося героя королевской картины.

– Что это? – Тзайн указывает на предмет в руке женщины.

– Похоже на трубу. – Зели встает на цыпочки, чтобы получше ее разглядеть. – Странно…

Она проводит рукой по ржавому металлу:

– Я почти слышу ее в своей голове.

– И что она говорит? – спрашиваю я.

– Это труба, Амари, трубы не разговаривают.

Мои щеки пылают:

– Если ты о статуе, она тоже не должна издавать звуков!

– Тише, – шикает на меня Зели и обхватывает металл руками. – Думаю, она пытается что-то сказать.

Я задерживаю дыхание. Она хмурит брови, и через несколько мучительно долгих мгновений от ладоней Зели исходит серебряный свет. Труба, похоже, усиливает ее аше – свет становится тем ярче, чем больше она концентрируется.

– Будь осторожна, – предупреждает Тзайн.

– Да, – кивает Зели, дрожа от напряжения, – еще немного. Надо только подтолкнуть…

Протяжный треск раздается у нас под ногами. Я вскрикиваю от неожиданности. Потрясенные, мы оборачиваемся на звук – огромная плита на полу сдвигается, открывая нашим взглядам лестницу, тонущую во мраке.

– Это безопасно? – шепчу я. Кромешная тьма внизу заставляет сердце сжиматься. Я наклоняюсь, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, но внизу не видно ни огонька.

– Другой двери нет, – пожимает плечами Зели. – Разве у нас есть выбор?

Тзайн выбегает из храма и возвращается с обгоревшей бедренной костью, обернутой лоскутом, оторванным от его рубашки. Мы с Зели отшатываемся, но он проносится мимо и поджигает ткань огнивом, делая факел.

– Следуйте за мной, – зовет он, и мой страх уменьшается от уверенности, звучащей в его голосе.

Мы спускаемся. Тзайн идет впереди. Хотя факел освещает наш путь, вокруг ничего не видно. Я держусь рукой за неровную стену, стараясь восстановить дыхание, пока наконец мы не оказываемся в подземелье. Когда я спускаюсь с последней ступеньки, плита наверху закрывается с оглушительным треском.

– Небо!

Мой крик звенит в темноте. Я бросаюсь к Зели:

– Что нам делать? – дрожу я. – Как мы отсюда выберемся?

Тзайн разворачивается, готовый бежать вверх по лестнице, но замирает, услышав в воздухе тихое шипение. Через секунду факел гаснет, оставив нас в кромешной тьме.

– Тзайн! – кричит Зели.

Шипение становится громче. Ветер, горячий и влажный, пронизывает меня с головы до ног. Вдыхая, я чувствую, как мышцы расслабляются и все вокруг плывет.

– Это яд, – хрипит Тзайн, а затем я слышу глухой удар, с которым его тело валится на пол. Не успев понять, что произошло, я тоже тону во тьме.

Глава шестнадцатая. Инан

Когда мой легион входит в Сокото, я слышу перешептывание. Вскоре я понимаю, почему. Мы здесь – единственные стражники.

– Где патрули? – шепчу я Каэе. Все вокруг разом замолкают, как будто эти люди раньше никогда не видели королевской печати Ориши. Одному небу известно, что сделал бы отец, столкнувшись с таким неуважением.

Мы спешиваемся у озера, настолько чистого, что деревья отражаются в нем как в зеркале. Лула скалится на группу детей, и они убегают, когда она подходит к воде и принимается пить.

– В передвижных поселениях нет стражи. Это трата денег и времени – жители постоянно переезжают с места на место.

Каэя расстегивает шлем, ветер играет ее волосами. Мне хочется снять свой, но нужно скрывать белую прядь.

Найди ее. Вдыхаю свежий воздух, пытаясь забыть о белизне в волосах хотя бы на минуту. В отличие от жаркого, дымного Лагоса эта деревушка кажется чистой. Ветерок придает сил, а прохладное дыхание озера успокаивает пламя в моей груди. Сердце бьется быстрее при виде местных предсказателей. Я думаю только об убийстве девчонки.

Ни на секунду не забывал, что она тоже может меня убить.

Стискиваю эфес меча, скользя глазами по предсказателям. Сложно представить всю силу ее магии. Как я смогу защититься? А что если ей достаточно будет слов, чтобы убить меня? От страха все внутри замирает. Ей всего лишь нужно будет указать на мой шлем, назвав спрятанное под ним проклятие, и Каэя увидит белую прядь, а моя тайна откроется миру…

Соберись, Инан. Я закрываю глаза, крепко сжимая теплую пешку, и считаю про себя. Нужно исполнить долг, Орише все еще угрожает опасность. Это приводит меня в чувство. Я провожу по кривой рукояти метательного ножа. Будь она тысячу раз магом, меткий удар остановит ее. Острое лезвие вонзится в грудь…

Но сколько бы ни обдумывал план мести, я понимаю: девчонка не здесь. Вокруг полно любопытных предсказателей, но ее серебряного взгляда среди них нет.

Убираю руку с ножа, чувствуя странную пустоту в груди, похожую на разочарование.

Или это облегчение?

– Возьмите эти объявления, – говорит Каэя солдатам, раздавая им свитки пергамента. На каждом – самодовольное лицо девчонки. – Узнайте, если кто-нибудь видел ее или рогатую леонэру – скорее всего, они будут вдали от побережья.

Каэя поворачивается ко мне, решительно сжав губы:

– Расспросим торговцев. Если они действительно отправились на юг, то должны были набрать припасов.

Я киваю и пытаюсь расслабиться, но рядом с Каэей это невозможно. От нее не ускользает ни малейшего движения. Кажется, ее уши ловят любой шорох.

Иду за ней, и напряжение внутри растет с каждым шагом. Железо доспехов будто превращается в свинец. Мы идем медленно, но мои ноги дрожат. Еще немного, и я начну оступаться или вовсе упаду. Сгибаюсь, упираясь руками в колени. Мне просто нужно перевести дыха…

– Что ты делаешь?

Я вскакиваю, не обращая внимания на пламя, вспыхнувшее внутри от раздражения в голосе Каэи.

– Па… Палатки… – Я указываю на самодельные укрытия перед нами. – Я изучаю их.

Здесь есть на что посмотреть: для строительства мы используем металлические шесты и шкуры гиппопотана, а эти сделаны из ветвей и покрыты мхом. Они кажутся гораздо более удобными. Солдатам стоит перенять этот способ.

– Не время изучать примитивную архитектуру. – Глаза Каэи сужаются. – Сконцентрируйся на задании.

Она поворачивается на каблуках и быстро уходит, раздраженная тем, что я трачу ее время. Спешу за ней, но, когда мы идем мимо фургонов и телег, я замечаю полную женщину. Она не смотрит на нас. Все ее внимание приковано к прижатому к груди одеялу.

Мое проклятие вырывается наружу, как долго сдерживаемые эмоции. Чувства матери захлестывают меня: искры ярости, смешанные со страхом. Но есть кое-что еще, что я ощущаю сильнее всего – желание защититься. Незнакомка напоминает мне рогатую леонэру, закрывающую собой единственного детеныша. Я ничего не понимаю, пока сверток, прижатый к груди женщины, не заходится плачем.

Ребенок…

Мой взгляд скользит по каштановой коже женщины и останавливается на остром камне в ее руке. Материнский ужас отдается в моих костях, но ее решимость бороться – куда сильнее.

– Инан!

Я прихожу в себя, как всегда, когда слышу Каэю. На пути к фургонам я оборачиваюсь и гляжу на женщину, изо всех сил удерживая проклятие внутри, хотя мой желудок горит огнем. Чего она боится? Какое мне дело до ее ребенка?

– Подожди. – Я останавливаю Каэю у вагона, запряженного однорогими гепанэрами. Пятнистые звери смотрят на меня немигающими оранжевыми глазами. Острые клыки пугающе выступают из-под черных губ.

– Что?

Бирюзовое облачко зависает у двери фургона. Оно больше, чем предыдущие.

– У этого торговца большой выбор. – Я пытаюсь говорить спокойно.

Соленый морской запах ее души. Несмотря на борьбу с магией, идущую во мне, я чувствую запах девчонки – он буквально обволакивает, когда я прохожу сквозь облачко. Предсказательница возникает у меня перед глазами, ее темная кожа едва не светится под солнцем Сокото.

Видение длится всего секунду, но меня будто выворачивают изнутри. Магия, как паразит, пьет мою кровь. Я крепче застегиваю шлем, когда мы заходим в фургон.

– Добро пожа…

Широкая улыбка стекает с лица пожилого торговца, как свежая краска. Чтобы устоять, он опирается рукой о стену.

Каэя сует свиток ему в лицо:

– Ты ее видел?

Торговец щурится и медленно протирает очки краем рубашки – тянет время. Он берет объявление из рук адмирала:

– Кажется, нет.

Пот выступает у него на лбу. Я смотрю на Каэю – она тоже это видит. Не нужно магии, чтобы понять: этот глупец лжет.

Я осматриваю фургончик и принимаюсь сбрасывать вещи на пол, чтобы разозлить его. Замечаю флакон черных чернил в форме слезы и кладу себе в карман.

Некоторое время торговец молчит – слишком подозрительно для человека, которому нечего скрывать. Он напрягается, когда я подхожу к ящику и ударяю по нему. Щепки разлетаются во все стороны. За ним – железный сейф.

– Не надо…

Каэя толкает торговца к стене и, обыскав его, швыряет мне связку ключей. Я пробую открыть сейф каждым из них. Как смеет он лгать мне? Наконец нахожу нужный ключ и распахиваю сейф в надежде найти важную улику. Так и есть: я вижу блеск венца Амари, и дыхание спирает.

Я возвращаюсь в те времена, когда мы были детьми. Когда она впервые надела его. Когда я ее ранил…

Я прячусь в шторах королевской больницы, пытаясь сдержать слезы, наблюдаю за тем, как наш врач осматривает Амари, обнажив ее спину. Желудок сводит, когда я вижу рану от меча. Кровоточащий сырой рубец змеится по спине сестры. С каждой секундой крови все больше.

Я хнычу, уткнувшись в штору, вздрагивая всякий раз, как она рыдает от уколов врача.

Прости, хочется закричать мне. Обещаю, я никогда больше не сделаю тебе больно!

Но слова застревают внутри.

Она лежит на кровати, крича и умоляя прекратить эти муки.

Через несколько часов она замолкает, истерзанная настолько, что не может говорить. Амари стонет, а ее служанка, Бинта, забирается к ней в кровать и говорит что-то, отчего сестра слабо улыбается.

Я слушаю и внимательно наблюдаю. Бинта утешает Амари, как не смог бы ни один из нас. Мелодичным голосом она поет ей колыбельную, и когда сестра засыпает, служанка берет старую корону матери и надевает ее на Амари…

Амари всегда носила ее – единственная схватка с матерью, которую она выиграла. Только гориллион мог бы сорвать эту корону у нее с головы. Если она здесь, значит, моя сестра мертва.

Я отталкиваю Каэю и приставляю клинок к горлу торговца.

– Инан… – начинает адмирал, но я отмахиваюсь от нее. Сейчас не время для званий и осторожности.

– Откуда она у тебя?

– Девушка продала мне ее, – хрипит торговец. – Вчера!

Я хватаю пергамент:

– Она?

– Нет, – мужчина трясет головой. – Она была здесь, а с ней другая девушка. Меднокожая, с ясными глазами, такими как у вас.

Амари.

Значит, она все еще жива.

– Что они купили? – вмешивается Каэя.

– Меч… Пару фляжек. Похоже, они собирались в путь, обычно это берут, когда отправляются в джунгли.

Глаза Каэи расширяются. Она вырывает у меня пергамент:

– Должно быть, они идут в храм. В Шандомбль.

– Сколько до него?

– День езды, но…

– Выдвигаемся. – Я хватаю корону и иду к двери. – Если ехать быстро, мы нагоним их.

– Подожди, – останавливает меня Каэя. – Как быть с ним?

– Пожалуйста, – дрожит торговец, – я не знал, что ее украли! Я вовремя плачу налоги. Я верен королю!

Я медлю, глядя на это ничтожество.

Я знаю, что должен сказать.

Знаю, что сделал бы отец.

– Инан, – повторяет Каэя. Она кладет руку на меч в ожидании моего приказа. Нельзя показывать слабость. Долг превыше всего.

– Пожалуйста! – умоляет торговец, видя мои колебания. – Заберите мой фургон. Возьмите все, что у меня есть…

– Он слишком много знает, – говорит Каэя.

– Просто держись, – шепчу я себе. Кровь стучит в висках. Перед глазами мелькают обгорелые трупы на улицах Илорин, обугленная плоть, плачущие дети…

Сделай это, уговариваю я себя. Королевство важнее одной жизни.

Но слишком много крови уже пролито по моей вине… Прежде чем я успеваю что-то сказать, торговец бежит к выходу. Одной рукой он хватается за дверь…

Алые брызги разлетаются в воздухе. Кровь хлещет на мой нагрудник. Торговец падает на пол с ножом Каэи, торчащим у него из затылка. Судорожно вздохнув, он замирает. Каэя смотрит на меня, а затем наклоняется и вытаскивает нож из раны, так легко, словно срывает в саду розу.

– Не надо жалеть тех, кто стоит у тебя на пути, Инан. – Адмирал перешагивает через труп, вытирая лезвие. – Особенно тех, кто слишком много знает.