Текст книги "Тонкая нить"

– Могли бы пораньше об этом сказать, – пробормотала Вайолет.

«Матери-то небось сообщили», – прибавила она про себя.

– Мы сами только недавно продумали все окончательно, – попыталась защититься Эвелин, но замолчала – наверное, ей стало понятно, что это звучит фальшиво.

«Ну да, строили планы, а со мной не посоветовались», – подумала Вайолет.

– Но вы все равно можете отправиться в Вентнор! – как-то уж слишком бодро воскликнул Том. – Вместе с мамой. Остановитесь там же, а когда приедете, все расскажете, кто приехал, кто нет в этом году, какие кто нашел новые останки, в каких чайных было самое вкусное печенье.

В семье Спидуэлл всегда спорили, где на острове Уайт вкуснее печенье.

– Я поеду к Пенелопе в Гастингс, – вдруг объявила миссис Спидуэлл, не открывая глаз.

У Вайолет словно гора с плеч свалилась, она не ожидала такого подарка. Слава богу, не придется никуда ехать вдвоем с матерью. Лучше уж совсем отказаться от отпуска, чем подвергаться столь жуткому испытанию. «Бедная тетя Пенелопа», – подумала Вайолет. Ее тихая, кроткая тетя, также вдова, привыкла во всем слушаться старшую сестру и во всем уступать ей. Вайолет должна быть благодарна тете Пенелопе за такую жертву.

Том, чувствуя свою вину перед сестрой за то, что так неожиданно изменил планы летнего отдыха, предложил Вайолет отвезти ее обратно в Уинчестер. Демонстрируя свое великодушие, Эвелин не возражала.

– Поезжайте, – сказала она, – отдохните немного от нашего общества. А за вашей матерью я присмотрю.

Они ехали молча, пока не оказались за пределами Саутгемптона, – словно, чтобы пообщаться наедине, надо было укатить как можно дальше от остальных родственников с их неожиданными заявлениями и требованиями. Но и тогда Вайолет не начинала разговора. Пусть первым заговорит брат, она не собирается помогать ему в этом.

– Послушай, сестричка, честное слово, мне очень жаль, что так получилось! – прокричал Том, стараясь перекрыть рокот двигателя, когда они выехали на трассу к Уинчестеру. – Остров Уайт и все такое… Я серьезно тебе говорю. Если бы все зависело лишь от меня, я был бы только рад снова туда поехать. Просто… в общем, я не должен пока никому сообщать, потому что еще рановато, но… понимаешь, Эви снова ждет ребенка. Ничего не говори! – прибавил он, потому что Вайолет, пытаясь перекричать шум мотора, стала поздравлять брата. – Лучше молчи пока… О черт!

Том съехал на обочину и заглушил двигатель. Наступила тишина, и Вайолет услышала овечье блеяние на примыкающем к дороге поле, хотя самих овец за живой изгородью видно не было.

– Так будет лучше, – сказал Том, прикурил две сигареты и одну передал сестре. – Послушай, мне самому жутко не по себе, оттого что я тебе ничего не сказал, но, честное слово, мы только вчера узнали, что нас точно будут ждать в Корнуолле. Понимаешь, у Эвелин… так вышло, что после Эдди мы потеряли нескольких…

Вайолет не сразу поняла, что́ он имеет в виду.

– Ах вот как… – отозвалась она.

– Эви всегда хотела троих, но вот третий… у нас никак не получался… Поэтому мы никому пока не говорили… ну ты понимаешь. Она очень хочет, чтобы этот… родился. И она подумала, что лучше всего для нее побыть рядом с сестрой, мало ли какие могут возникнуть проблемы. Ну, это… в общем, это будет проще.

– Хочешь сказать, она будет меньше нервничать, – подсказала Вайолет.

– Да.

– Из-за меня или из-за мамы?

Вайолет чувствовала, что вопрос по-детски глупый, но ей хотелось, чтобы брат ее успокоил. И Том с радостью ухватился за эту возможность.

– О, из-за мамы, конечно! С тобой все в порядке! Дети тебя обожают, Эви тоже тебя любит.

В последнем Вайолет сомневалась, но пропустила это мимо ушей.

– А когда вы сказали матери про Корнуолл?

– Вчера.

– Ну и как? Много было шума?

– Да было, что и говорить, но меньше, чем можно было ждать от нее. Жаловалась, что мы предаем память отца и Джорджа, что семья разрушается, и все такое. Потом мама оставила эту тему и переключилась на идею поехать в Гастингс к своей сестре Пенелопе, она настолько зациклилась на этой мысли, что пошла звонить ей с нашего телефона, чтобы сразу договориться.

Они докурили и загасили окурки.

– Ну что, поедешь одна в Вентнор? – спросил Том. – От помещения мы еще не отказались, так что для тебя там пока есть местечко, если вдруг захочешь. Если поедешь одна, то обойдется дороже, но мы за это заплатим, конечно, – торопливо добавил он.

– Я подумаю, – ответила Вайолет.

Какое-то время оба молчали. Вайолет, сдерживая слезы, смотрела на пышные облака, клубящиеся на горизонте. Наконец глубоко вздохнула через нос – запах кожаных сидений ее успокаивал.

– А почему бы тебе не отправиться на какую-нибудь пешую экскурсию для незамужних девушек, – предложил Том. – Останавливаться по пути будете в пансионах. Такие экскурсии пользуются успехом.

– Ну да, таким успехом, что уже сейчас все билеты раскуплены.

Вайолет уже доводилось видеть рекламные плакаты: улыбающиеся краснощекие женщины в шортах и беретах весело куда-то шагают – видимо, участвуют в одной из таких экскурсий. Но она ни за какие коврижки не вырядилась бы в подобный костюм, хотя сама идея заинтересовала. И предложение брата подсказало ей одну мысль.

– А ты помнишь деревню Уоллоп? Где мы были с отцом? Там был Верхний Уоллоп, Средний и Нижний?[9]9
  Имеются в виду Овер-, Мидл– и Нетер-Уоллоп.


[Закрыть]

– Ну конечно. Мы с Джорджем поняли это название буквально и весь день мутузили друг друга кулаками[10]10
  Wallop – здесь: крепкий кулак (англ.). Другие значения: шум, грохот.


[Закрыть]. А еще папа тогда разрешил Джорджу выпить пива в пабе. Я ему так завидовал.

– Да тебе же было всего семь лет!

– Знаю. Но мы с ним всегда соперничали, хоть он и был на шесть лет старше. А еще я помню, как мы с Джорджем пытались залезть на один из камней Стонхенджа, а потом нас за это ругал смотритель. Да, хорошие были каникулы.

– А как назывался этот паб в Нетер-Уоллопе?

– «Пять колоколов». А что?

– Да нет, ничего, просто вспомнила.

Но Вайолет явно воспряла духом и, вернувшись домой, попросила у хозяйки карту государственной картографической службы Великобритании и весь вечер просидела над ней.

На следующий день Вайолет позвонила в Христианский союз женщин и девушек и спросила, остались ли места на экскурсии по Уэльсу и Озерному краю. Ей ответили, как она и ожидала, что все места давно уже заказаны.

Вайолет отчасти стало легче на душе: не надо будет общаться с незнакомыми людьми, заводить с ними вежливые разговоры, делая вид, что тебе весело в их компании. Но теперь, если не захочется киснуть в Уинчестере – долго спать, читать книжки, гулять в одиночестве без всякой цели и ждать, когда отпуск подойдет к концу, – у нее оставалось два варианта. Можно напроситься и поехать с матерью в Гастингс, а там стать объектом ее жалостливых причитаний и раздражительных замечаний. Тетя Пенелопа, конечно, будет обеих успокаивать, но… Или же отправиться куда-нибудь самостоятельно. Такая идея была ей больше по душе, и, пока она не отговорила себя, Вайолет позвонила Тому и попросила дать ей денег на пеший поход.

– Ну конечно, сестренка, – усмехнувшись, ответил он. – Не могу же я допустить, чтобы ты голодала. Как бы к этому отнесся наш папа? – Он помолчал, а потом спросил: – А тебе что, еще не прибавили жалованье?

Вайолет не стала изворачиваться и ответила просто:

– Прибавили. И теперь я могу почти каждый день позволить себе горячий обед.

– Да-да, понятно…

Том торопливо сменил тему, возможно, он был обескуражен тем, что его шутку насчет еды сестра приняла всерьез.

– А куда ты думаешь ехать? Надеюсь, не в Гастингс?

– Нет, собираюсь пойти пешком. Сначала из Уинчестера до Солсбери, потом через Нью-Форест в Лимингтон. Там я сяду на паром до острова Уайт и несколько дней поживу в Вентноре.

– Черт возьми, как жаль, что я не могу отправиться с тобой! – сказал он и понизил голос: – Корнуолл, конечно, здорово, но жить с родственниками Эви, да еще столько детей… Упаси боже! А вот пеший поход – это как в старые добрые времена.

– Ну, по крайней мере, нам с тобой не придется терпеть выходки нашей мамы.

* * *

Для подготовки у Вайолет оставался еще месяц: продумать маршрут, послать письма в гостиницы и забронировать комнату, отдать в починку туристические ботинки, купить новую соломенную шляпу, взять напрокат у Хиллов рюкзак, а у Тома компас и перочинный нож, уложить вещи, и если рюкзак получится слишком тяжелым, отказаться от всего лишнего и снова уложить его. Вайолет еще никогда не приходилось планировать поход, этим всегда занимались отец или Том, они подбирали все, что могло пригодиться в таком путешествии. Но Вайолет очень понравилось изучать карту миссис Харви: прикидывать, сколько она сможет пройти за один дневной переход, отыскивать достопримечательности, которые стоило бы посетить, и места, где можно срезать дорогу, гадать, в каких деревнях можно рассчитывать на ночлег.

Перед отпуском Вайолет виделась с братом и его семьей только один раз, но к встрече с Марджори подготовилась: принесла с собой полотно, шерстяные нитки четырех цветов, иголку и образцы стежков, она сделала их сама – точно такие же, как и у мисс Песел, которые та изготовила для вышивальщиц собора. Марджори была в восторге и оказалась прилежной ученицей: сидела за столом в саду, прижавшись к Вайолет, и внимательно наблюдала, как надо вдевать нитку в иголку, как рассчитывать квадратики, как сделать стежок и заправить конец нитки. Когда настало время и Марджори сама приступила к шитью, девочка трудилась не торопясь, старалась делать все правильно и ровненько, и потихоньку, шаг за шагом, работала все быстрей и уверенней. И Вайолет корила себя за то, что прежде недооценивала способностей племянницы.

Поглощенные работой, не замечая ничего вокруг, они продолжали свои занятия, а остальные занимались, кто чем: кто пропалывал грядки, кто пил чай и читал газету, кто играл в мяч. Время от времени то один, то другой бросали взгляд на тетку с племянницей. Подходила и миссис Спидуэлл, и ей, по всему, очень не понравилась такая их увлеченность работой.

– Не представляю, как это вы возитесь с шерстью на такой жаре, – заявила она, хотя на ней самой было шерстяное платье. – Для ребенка в этом нет ничего хорошего. Вы посмотрите, как она раскраснелась.

– С Марджори все в порядке, миссис Спидуэлл, – отозвалась Эвелин, на секунду оторвав глаза от газеты.

Поскольку Вайолет со смирением приняла новость, что ее не берут с собой в Корнуолл, Эвелин всячески старалась проявлять к ней благосклонность.

– По мне, так это все очень странно. Какой-то нездоровый интерес, – продолжала мать. – Не вижу, какой толк в этом рукоделии.

Марджори оторвала глаза от флорентийского зигзага и обезоруживающе ясным взором посмотрела на бабушку.

– Можно сделать что-нибудь красивое, – сказала она.

– Фу ты, дитятко… ты разве не знаешь, что пререкаться со взрослыми нехорошо?

Глаза Марджори удивленно расширились:

– Но ты же задала вопрос, бабушка. А я на него ответила.

– Ну-ну, Марджори, – вмешалась Эвелин. – Я знаю, ты не хотела нагрубить бабушке. А потом вышьешь ей в подарок какую-нибудь красивую вещицу.

Марджори вопросительно посмотрела на Вайолет.

– Конечно, – согласилась та. – Вот когда научишься, вышьешь бабушке кошелек для монет, или домашние тапочки… или красивый пояс. Что скажешь?

– Не вижу никакого проку от этих ваших тапочек и кошельков, – объявила миссис Спидуэлл.

– Ну хорошо, тогда вышьешь что-нибудь для мамы. Думаю, ей очень понравится твой кошелек для мелочи. Главное, продолжай практиковаться все лето, а когда как следует освоишь стежки, я помогу тебе с кошельком.

Вайолет пока сама понятия не имела, как делаются кошельки, но у нее есть мисс Песел, она наверняка поможет.

– Ну да, конечно, сделать что-нибудь для матери куда важней, чем для бабушки, – проворчала миссис Спидуэлл.

Вайолет и Эвелин переглянулись. Потом Эвелин закатила глаза к небу, а Вайолет засмеялась.

– Что это ты смеешься? – грозно спросила миссис Спидуэлл. – Не вижу ничего смешного!

Тогда и Эвелин не удержалась от смеха.

Глава 9

Планировать одиночный поход – это одно, но выйти из дома и сделать первый шаг – совсем другое. Ранним августовским утром, раньше, чем успела подняться с постели квартирная хозяйка, Вайолет стояла в прихожей, пытаясь успокоить нервы и собраться с духом. Казалось бы, что тут такого: она готова отправиться в путь, все необходимое лежит в рюкзаке, на ней старенькое льняное платье коричневого цвета, сверху жакет, на ногах крепкие ботиночки.

Еще несколько дней назад и подруги, и родственники вполне оптимистично смотрели на то, что Вайолет решила отправиться одна в пеший поход. Но чем ближе подходило время, тем больше менялось их отношение. Сначала позвонил брат и спросил, так ли она уверена в том, что хочет идти.

– Может, лучше подыщешь себе какую-нибудь комнатку в Корнуолле, поближе к нам? – ни с того ни с сего предложил Том, хотя конечно же понимал, что уже поздно и подыскать жилье будет невозможно, все наверняка занято. Просто ему хотелось смягчить свое чувство вины перед сестрой.

– А с тобой ничего не случится? Все-таки будешь там совершенно одна, – высказалась более прямо Джильда, когда они встретились за чашкой кофе. – Еще есть время передумать.

– Все будет отлично, – уверенно ответила Вайолет.

Джильда сменила тему. Сама она собиралась на две недели отправиться с родственниками в Суонидж, кстати, в компании со своей новой невесткой.

– Небось станет выставлять напоказ свой живот, будто у них все было так запланировано, – проворчала она, – и будет требовать от всех внимания. Была бы жива мама, она бы быстро поставила ее на место. Но папа и Джо все с ней миндальничают.

– Ну, тогда тебе придется роль матери взять на себя, – заметила Вайолет и только потом сообразила, что могла пригласить с собой в поход и Джильду.

Миссис Харви начала беспокоиться накануне вечером.

– Не нравится мне все это… как подумаешь, что одна из моих девочек где-то скитается одна-одинешенька… а если с вами что-то случится? – проворчала она, глядя, как Вайолет выставила в холл свой собранный на утро рюкзак. – А вдруг подвернете ногу или закончится вода, а то еще, не дай бог, укусит змея? Что будете делать?

Хозяйка произнесла вслух все то, о чем думала и сама Вайолет. Поэтому накануне вечером она пораньше отправилась к себе, чтобы не слышать ее причитаний.

Вайолет почувствовала голод, но задерживаться очень не хотелось. «Если я начну готовить себе тосты, – думала она, – встанет миссис Харви и снова наделает шуму». Она закинула рюкзак на плечи, подтянула лямки и отправилась в путь на пустой желудок и без всяких прощальных церемоний.

По дороге, ведущей вниз, к мосту через речку Итчен, Вайолет спустилась быстро. Впереди на массивном постаменте спиной к ней высилась статуя короля Альфреда, лицом обращенная к Хай-стрит, король держал в руке меч, причем держал его за лезвие, рукоятью вверх, словно благословлял крестом лежащий перед ним город. Вайолет прошла мимо статуи, огляделась вокруг, быстро присела перед Альфредом в реверансе и двинулась через Уинчестер дальше.

Она прошла мимо витрин средневекового магазина, мимо мясной лавки и аптеки, мимо кафе Одри, где задержалась на секунду с мыслью о чашечке кофе, но передумала и двинулась дальше, миновала Баттеркросс, восьмиугольное каменное строение, где в средние века женщины продавали масло, потом канцелярский магазин Уоррена, где она покупала все необходимое для работы в офисе. Магазины еще не открылись, поэтому народу на улице было мало: случайные велосипедисты, мальчишка-газетчик, мойщик окон, занимающийся витриной магазина одежды. Все они кивали ей, но ни один не остановился, чтобы перекинуться словом, спросить, зачем ей рюкзак и куда она направляется. Никто не сказал ей: «Молодец, Вайолет! Смелая женщина!» Или: «А ты точно хочешь в одиночку отправиться в свой поход?» Или: «Брось ты свою затею, поехали лучше с нами на море!» Вайолет прожила в Уинчестере всего девять месяцев и не считалась еще здесь своей, ни один человек не был готов тратить на нее время. Раньше ее это не беспокоило, но теперь Вайолет захотелось, чтобы хоть кто-нибудь помахал рукой ей вслед и пожелал удачи в смелом предприятии.

Добравшись до верхней части города, Вайолет прошла через каменную арку средневековых Уэст-Гейт – Западных ворот, значит центр города она миновала и теперь осталось перейти через мост над железной дорогой. К железнодорожной станции справа, пуская клубы пара, подошел утренний поезд, следовавший в Лондон. Вайолет увернулась от хлопьев сажи, летящих из паровоза, постояла, глядя, как пассажиры садятся в вагоны, хлопают дверьми, переговариваются между собой, грузят свои вещи. Паровоз раздраженно запыхтел, состав тронулся, и Вайолет подумала, а не отправиться ли ей лучше в Лондон. Чтобы провести там ночь, денег ей, конечно, не хватит, но можно было бы выжать еще денежек из брата, пользуясь его чувством вины перед ней. В Лондоне можно сходить на дневной сеанс в кино или на какое-нибудь представление, концерт, танцевальный вечер с чаем. Прогуляться по набережной Темзы, зайти в книжные магазины на Чаринг-Кросс-роуд, порыться в книгах, медленно пройтись по залам Британского музея. Она и раньше бывала там, но всегда плелась позади родителей. И даже в ее тридцативосьмилетнем возрасте делать все это в одиночку будет непросто, а если честно, то просто страшно.

Впрочем, как и этот поход тоже. Вайолет и раньше совершала пешие прогулки одна – в Саутгемптон-Коммон, например, по приморскому бульвару в Портсмуте, или на острове Уайт, или вверх по склону холма Святой Екатерины в окрестностях Уинчестера. Но все это были просто прогулки, где рядом шагали другие люди и кто-то ждал ее возвращения. А вот прогулок по загородным полям, да еще в одиночку, Вайолет ни разу в жизни не совершала. Когда она проделывала это в своем воображении, ей казалось, что тут нет ничего особенного. Но теперь, когда все происходило по-настоящему, ей вдруг стало боязно и сердце сжалось от страха.

Но ведь имелись же у нее и другие варианты – можно было провести две недели с матерью и теткой в Гастингсе или остаться в Уинчестере, сидеть в душной комнате за чашкой жиденького чая, вышивать, слушая радио и беспокойный щебет волнистых попугайчиков. Правда, именно такая перспектива и заставила Вайолет стиснуть зубы и уйти из города.

Она направилась на запад, по дороге, ведущей вверх по пологому склону между двумя мощными зданиями викторианской эпохи: первое – здание тюрьмы с пятью корпусами, отходящими от центра, как лучи звезды, и с большим световым куполом, потом здание окружной больницы с весьма изысканной кирпичной кладкой. Проходить мимо этих двух учреждений было все равно что прощаться с последними аванпостами цивилизации, так, по крайней мере, ей показалось, и окунуться в места неведомые, где, не исключено, кончается нормальная жизнь и где можно бесследно пропасть, если что-то пойдет не так. Скоро оба здания исчезли из виду, и узенькая дорога резко вильнула вправо. как было написано на карте военно-геодезического управления Великобритании, которую Вайолет взяла у хозяйки, дорога эта была построена еще римлянами. По обеим сторонам потянулись бескрайние поля. Вайолет зашагала вперед, и последние дома скоро остались далеко позади.

С левой стороны дороги раскинулся фруктовый сад с ровными рядами деревьев, ветки которых гнулись под тяжестью еще не созревших яблок. Ну вот, ничего такого страшного здесь нет. С правой стороны дороги – поле для гольфа. Было еще около восьми утра, не больше, а там уже, ударяя клюшками по мячу, бродили мужчины в шляпах с низкими тульями, рубашках и широких спортивных брюках для гольфа, – благодаря их присутствию окружающая местность казалась совсем мирной.

После плавного поворота древнеримская дорога, как, видимо, и задумали ее строители, пошла прямо, с одной стороны ее расстилались поля, а с другой стеной стоял лес. Мимо промчался автомобиль, прогудев ей дружелюбное приветствие, скорей всего, он направлялся в сторону Фарли-Маунт, поскольку больше в том направлении было мало чего интересного. Оставаясь на дороге, Вайолет чувствовала себя в большей безопасности. Здесь, на виду у людей, можно было расслабиться, снять напряжение и спокойно наслаждаться солнышком, лучи которого ласкали ей руки, любоваться стрижами, стремительно проносившимися в небе над ее головой, слушать мирный рокот трактора вдалеке. Стояла тишина, хотя воздух был полон множества всяких звуков. Вайолет замурлыкала какую-то песенку и тут вспомнила, что еще не завтракала. Легкий завтрак она прихватила с собой, он лежал в рюкзаке, так что в любое время можно будет перекусить.

Так прошел час, потом от дороги влево ответвилась покрытая гравием дорожка поуже, ведущая к памятнику. Вайолет пошла по ней, там, у холма, уже стоял обогнавший ее автомобиль. За ним вверх по склону шла тропинка, и холм венчало причудливое сооружение, которое и называлось Фарли-Маунт. Странное это было сооружение. Оно выглядело как четырехугольная пирамида высотой двадцать пять футов, с гладкими белыми стенами, и в каждой стене был небольшой придел с арочной дверью, в общем, что-то похожее на маленькую уэслианскую часовенку[11]11
  Джон Уэсли (1703–1791) – английский протестантский проповедник и основатель методизма.


[Закрыть]. Рядом с этим строением стояла семейная пара, двое их детишек с веселыми криками и хохотом пытались вскарабкаться вверх по наклонным стенкам. Сначала Вайолет решила пройти мимо этого сооружения, присутствие посторонних людей могло разрушить очарование, охватившее ее здесь. Но пирамида, казалось, с некой таинственной силой притягивала к себе, и Вайолет не в силах была ей противиться. Неожиданно для себя самой Вайолет двинулась вверх по тропинке.

Большой диск на монументе напомнил ей о разговоре, который был у нее с Джильдой и Артуром возле собора, – кто-то из них сказал, что сооружение Фарли-Маунт было построено в память о лошади. Дело в том, что построивший его в восемнадцатом веке человек во время охоты на лис вместе с лошадью упал в меловой карьер. И хозяин, и лошадь остались живы, а лошади дали новое имя: Берегись Мелового Карьера. На следующий год эта лошадка победила на скачках, и вот тогда гордый ее победой хозяин построил в ее честь эту пирамиду. Вайолет улыбнулась. Отцу и братьям очень понравилась бы это нелепая история. Интересно, бывали ли они когда-нибудь здесь, подумала она.

Вайолет взошла на вершину холма и подошла к паре.

– Чудный сегодня денек, – сказал мужчина.

– Да, – ответила Вайолет.

Она огляделась. Вокруг расстилалась холмистая местность, окрашенная в несметное множество самых разных оттенков зеленого, желтого и коричневого цвета, омытая яркими солнечными лучами. Сельская местность Англии поистине изумительна. Но в августе уже ощущался конец лета. Переливающиеся волны жаркого воздуха над са́мой землей, знойное солнце, безветрие, желтеющие сенокосные или засеянные пшеницей и ячменем поля, группы деревьев, зеленые листья которых уже начинали бледнеть, – растительность все еще пышная, но уже остро чувствовалось, что скоро осень. Август – месяц, когда лето уходит, совсем не то что в июле, когда оно в самом разгаре и мир природы полон жизни и радости. Август уже окрашен некой меланхолией, которая в сентябре становится еще глубже. Впрочем, Вайолет предпочитала октябрь, когда с деревьев падают листья, воздух становится по-настоящему холодным и свежим, как говорится, бодрит и природа смиренно покоряется судьбе и не пытается больше оглядываться назад, в теплые дни бабьего лета.

Женщина искоса бросила на нее взгляд.

– Самостоятельно путешествуете, что ли? – спросила она и взяла мужа за руку.

– Да… у меня тут должна быть одна встреча…

Вайолет поморщилась от неспособности признаться, что она одна. Ну почему сделать это так стыдно?

Мужчина повертел головой.

– Встреча прямо здесь? – лукаво улыбнулся он, видимо решив, что у нее встреча с мужчиной.

– Нет, в Нетер-Уоллопе.

Несмотря на то что Нетер-Уоллоп был в двух милях в стороне от дороги между Уинчестером и Солсбери, Вайолет отправила письмо в гостиницу «Пять колоколов» и забронировала там комнату.

– И вы идете туда пешком? Ничего себе! – удивилась женщина, – судя по тону, затею Вайолет она не одобряла.

Их детишки уже забрались внутрь пирамиды и забавлялись эхом. Неподалеку стояла уютная скамейка, на ней можно было бы посидеть, позавтракать и одновременно полюбоваться видом. Но Вайолет пожелала мужу с женой приятного дня и ушла. Кусок в горло не полезет, если будешь ощущать на себе подозрительные и жалостливые взгляды.

Она спустилась по тропинке вниз, добралась до дорожки и тут не выдержала и оглянулась. Парочка все еще смотрела ей вслед. И хотя Вайолет уже почти умирала с голоду, она решила поискать укромное местечко где-нибудь подальше. Она пошла по тропинке вниз по склону небольшого холма и у подножия его снова вышла на древнеримскую дорогу, по которой недавно шагала. Здесь тоже была дорожка, с двух сторон огороженная густым кустарником, слишком ухабистая и узкая для автомобилей, она шла через луг, где Вайолет наконец сбросила рюкзак и села. Слава богу, здесь можно отдохнуть, здесь ее никто не увидит. Кроме разве что овец, пасущихся неподалеку, но те не обращали на нее никакого внимания.

Перед едой Вайолет глотнула водички из фляги, которую Том принес домой с войны. Когда он предложил ее сестре, Вайолет было странно держать эту вещь в руках. Но теперь она поняла, что фляга пригодится ей в дороге. О войне они с братом много не разговаривали. Сначала Вайолет казалось, что для него это слишком болезненно, а потом уже время прошло. Том хотел жить дальше собственной жизнью, жить так, как для Вайолет было практически невозможно: найти хорошую работу, сделать карьеру, жениться, нарожать детей. Вайолет не обижалась на него за это, но, конечно, завидовала. В ее собственной жизни все было смутно и неопределенно, ясного пути она перед собой не видела.

Она достала из рюкзака термос с кофе – единственное излишество, которое решила себе позволить, несмотря на то что рюкзак ее сразу потяжелел. Напиток был крепок и ароматен – именно то, что надо было после пяти миль пешего перехода. Впрочем, сейчас Вайолет казались необыкновенно вкусными даже булочки с маргарином и джемом. Но лучшее из всего, что она решилась взять с собой, была праздничная помадка, которую она сама приготовила к путешествию. Семья Спидуэлл всегда брала с собой на прогулку такую помадку, и Вайолет сейчас чувствовала, что заслужила это лакомство. Оно таяло у нее на языке, оставляя сладкую лужицу, – это напоминало о детстве.

Перекусив, она сложила обратно в рюкзак остатки завтрака и достала карту, которую ей одолжила миссис Харви. На красно-коричневой обложке была фотография человека в походном одеянии, он сидел на вершине холма с этой картой в руках, а перед ним раскинулась идиллическая картина типичного английского пейзажа с лесами и полями, что подчеркивалось акведуком на заднем плане и церковным шпилем в отдалении. Вайолет стала изучать дальнейший маршрут: теперь надо было идти через поля, главным образом тропинками, вдоль римской дороги. С того места, где она сидела, видно было первое поле – небольшое, огороженное, засаженное кукурузой.

Среди таких полей Вайолет всегда нервничала. Если встречаешься с кем-нибудь в поле, в голову вечно приходят нехорошие мысли: мол, что он тут делает один – она всегда представляла, что видит не женщину, а мужчину. Конечно, мужчина, как и она, тоже может, скажем, отправиться в пеший поход или просто идет из одного пункта в другой: с фермы в магазин, например, или проведать заболевшего друга, или ищет заблудившуюся корову. Мало ли какие бывают причины, заставившие мужчину идти через поля.

Но женщина – это совсем другое дело. Вайолет – незамужняя женщина, и, казалось бы, у нее никого нет, но ведь на самом-то деле она никогда не бывает одна. В доме, где она живет, рядом с ней – квартирная хозяйка и другие жильцы, она чувствует их присутствие, даже сидя за закрытой дверью у себя комнате. У нее есть коллеги по работе. Даже когда Вайолет одна приходит в собор, там всегда есть люди. А теперь вот у нее есть вышивальщицы, она знакома с некоторыми церковными служителями, которые кивают ей при встрече.

От кукурузного поля ее отделяла ограда, через нее перекинуты ступеньки. Вайолет поднялась по ним и села на верхнюю, поглядев на тропинку, – она шла через поле, а с обеих сторон стояла стена кукурузы выше человеческого роста.

«Ну, давай, милая, – подумала она, – соберись, возьми себя в руки. Что бы сделал на твоем месте Лоренс?»

Вайолет частенько вспоминала о своем погибшем женихе, когда требовалась хотя бы крупица мужества, которого она не могла получить ни от кофе, ни от сладкой помадки. Лоренс вовсе не был отчаянным смельчаком, но он пошел на войну, и она ни разу не слышала от него жалоб на ужасы окопной жизни, а повидал он там, наверное, всякого, но ведь именно так и проявляется типичный дух английского солдата.

Вайолет спрыгнула со ступеньки и, осторожно ступая по узкой тропинке между двумя стенами кукурузы, пошла вперед. Кукурузные стволы шуршали, задевая ее плечи, жесткие, изумрудного цвета листья чиркали по рукавам жакетки, отбрасывая на тропинку пятна теней. Несколько раз Вайолет оглядывалась: хотелось убедиться, что она здесь одна. Шелест листьев, их мягкое касание, мерцающий свет и мелькающие тени – все это пугало ее и сбивало с толку. Полю, казалось, не было конца. Вайолет потеряла ощущение времени и уже не понимала, давно ли она здесь, несколько минут или часов.

Вдруг впереди на тропинку выскочил кролик и помчался по ней наутек. Вайолет шла за ним, не отрывая глаз от его мелькающего белого хвостика. Но вот кролик пропал из виду, и она вышла на край поля, разгоряченная и запыхавшаяся, прямо к освещенной солнцем шпалере, увитой колючей ежевикой с еще неспелыми ягодами. Перед ней была узкая калитка-вертушка, с обеих сторон стиснутая кустами, и Вайолет пришлось продираться сквозь острые шипы, которые, проникая через рукава жакетки, до крови исцарапали ей руки.

Следующее поле было покрыто травой, за ним шло ячменное, тяжелые метелки злака висели низко, самая пора косить. Здесь, в открытом пространстве, дышалось гораздо легче, и впереди виднелись фермерские строения. Вайолет прошла ячменное поле и по тропинке, огибающей скотный двор справа, вышла к ферме. Здесь никого не было, но на солнце сушилось постиранное белье, а из амбара доносились какие-то дребезжащие звуки. На площадке рядом с тропинкой стояла лошадь. Она мирно щипала травку и, когда Вайолет проходила мимо, подняла голову и посмотрела на нее.

Миновав ферму, Вайолет прошла через засаженную низкорослыми деревцами рощицу, где лежал на боку полуразвалившийся трактор, нижняя рама его совсем заржавела, впрочем, как и другие его металлические части, названий которых она не знала. Вайолет терпеть не могла бесхозяйственности, особенно когда мужчины столь небрежно относятся к имуществу, и заторопилась поскорей уйти отсюда в поля – на одном из них паслись коровы, на другом овцы. Она перешла через дорогу, потом еще через поле ячменя и снова через дорогу и уперлась в большое поле кукурузы. Вайолет остановилась, оглядела его, но совсем ненадолго: ведь она подкрепилась кофе и пастилкой и теперь готова была преодолеть еще полмили сквозь кукурузное поле. Это займет минут десять, не больше, а дальше дорога и грунтовка, ведущая через небольшое поле прямиком к трактиру. Там она остановится и отдохнет.