Текст книги "Проект «Дом с привидениями»"

Глава третья

На уроке естествознания меня прорвало. Все это время я делала вид, что мой интерес к призракам не возрос после маминой смерти, хотя самом деле без конца искала признаки потустороннего вмешательства. Мерцающий свет лампы, неожиданная находка давно пропавшего карандаша, мой любимый тропический аромат, ощущаемый в ванной…

Вот только ничего не происходило.

Пока мы с Исайей обсуждали наш научный проект, у меня возникало все больше вопросов. Что все это значит? Хорошо ли маме там, в потустороннем мире? Да и существует ли он вообще? Удастся ли мне добиться того, чтобы мама нас посетила? Хотя бы на секундочку.

Чем больше я об этом думала, тем сильнее у меня болела голова. После урока я поплелась на групповую терапию. Ладно, на самом деле это не так называется. Меня ожидает целый час веселья под названием «кружок». По сути, это дополнительные занятия на выбор, на которые вы записались: кулинарный класс, «ученики против наркотиков» или, как в моем случае, сеансы групповой психотерапии.

Стресс-менеджмент. Меня перевели из компьютерного класса через несколько недель после начала семестра, как раз когда мы дошли до искусства анимации в презентациях в «Power Point». Миссис Картер – школьный психолог, к которой я хожу еще с прошлой весны по несколько раз в неделю, – посчитала, что моим эмоциям нужен иной выход.

Вообще самый ворчливый человек в нашей семье – моя сестра. Она не способна увидеть луч света даже в ясном небе, не затянутом облаками. Но даже я терпеть не могу групповую терапию.

Я замерла перед дверью в класс. В одном сомневаться не приходится: на каждом занятии меня ждет что-то новенькое. Невозможно догадаться, что для нас подготовили на этот раз и в каком настроении будут находиться ученики. К тому же занятия в нашей группе постоянно все пропускают. Только четверо учеников его исправно посещают. И я, разумеется, одна из них. Да, я на дух не переношу эти занятия, да, я вовсе не хочу сюда приходить, но миссис Картер может позвонить отцу, если я не явлюсь, а он ничего не знает об этих «дополнительных занятиях».

Дилан Фрай тоже всегда присутствует. Он у нас в школе главный задира. По его светлым голубым глазам, широкой улыбке и торчащим во все стороны каштановым кудряшкам и не поймешь, какой он на самом деле гадкий, но в его голосе всегда слышится недовольство. Да-да, я все еще пытаюсь увидеть в нем хорошего парня, но сомневаюсь, что он все-таки скрывается под личиной этого хулигана, вымогающего у других учеников деньги, которые родители дали им на обед. На занятиях по групповой терапии Дилан ведет себя примерно так же, как обычно. Но не пропустил ее ни разу, а значит, любит поговорить о своих проблемах. Ну, или тоже боится, что миссис Картер позвонит его родителям. А я подозреваю, что его вредный характер имеет под собой серьезные основания; я никому об этом не говорила, но мне кажется, что отец Дилана время от времени путает его с грушей для битья.

Третья из нас – Аманда Уэкслер. Широкоплечая девочка с неизменным зеленым обручем на прямых светлых волосах. Она не умеет контролировать свой гнев. Ломает вещи, изредка калечит людей.

А последний, четвертый, Брайан Рид. Очень тощий заучка, посещающий уроки для самых одаренных. Его папа умер за полгода до моей мамы. Казалось бы, нас это должно было сблизить. Я сама так сначала подумала. На моем первом занятии мне не терпелось услышать, что Брайан про себя скажет. Я предполагала, что мы с ним вроде как похожи и вполне можем подружиться.

На втором занятии я поделилась с ребятами своей историей. Наверное, большинство учеников уже ее слышали. Меня довольно долго не было на уроках, и я знала, что учителя были в курсе произошедшего. Поэтому я решила, что они предупредили остальных ребят и ко мне отнесутся с пониманием. Первое время мне ни до чего не было дела, и я ходила как в тумане, но однажды все-таки заплакала в школе – как раз на том самом занятии. Когда я договорила, все затихли, даже Дилан не отпустил ни одной дурацкой шуточки. Вдруг меня пронзил взгляд Брайана. Я нахмурилась и уставилась на него в ответ.

Это не ускользнуло от внимания миссис Картер, и она спросила:

– Хочешь что-нибудь сказать, Брайан?

– По крайней мере, она не страдала, – отчеканил тот.

Меня поразила его интонация. Дело было не в самих словах. Их-то я и раньше слышала. Одна из пяти миллионов фраз, которые все твердят, полагая, что от них тебе станет лучше. Дело было в том, как он Брайан произнес. Никто мне не завидовал, говоря: «По крайней мере, она не страдала». А Брайан аж позеленел от зависти.

Конечно, ужасно, что его отец умер. И я прекрасно понимаю его горе. Папа Брайана преподавал у нас в школе физкультуру и три года подряд получал звание учителя года. Мы все его отлично знали и очень любили. У него обнаружили рак в последней стадии. Он его не перенес и умер через шесть месяцев.

Но тогда я вышла из себя:

– По крайней мере, ты смог с ним попрощаться!

– Энди, это не соревнование, – одернула меня миссис Картер и перевела взгляд на Брайана.

Мне стало жалко, что это не у меня проблемы с самоконтролем.

А позже я поняла: миссис Картер жестоко ошибается. Групповая терапия – это самое что ни на есть соревнование. Каждый изо всех сил старается доказать, что живет отстойнее других.

Кроме нас на занятия ходят и другие ученики. Они то появляются, то исчезают. У всех свои проблемы. Одна девочка считает себя жирной, другая почти ничего не говорит, но вид у нее всегда грустный, а еще одного мальчика как-то раз уволокла полиция из-за того, что нашлось у него в шкафчике.

Я до сих пор ненавижу Брайана Рида. Ненавижу его за то, что мы никогда не станем друзьями, несмотря на печальный опыт, который нас объединяет. Но стоит парню заговорить, как становится очевидно: Брайан мнит себя самым несчастным парнем на свете, считая, что ему тяжелее всех.

– Вам не понять, каково это, – заявил он однажды. – Папа был моим лучшим другом. Мне теперь даже с домашкой никто не помогает.

На этих словах я сжала кулаки. Мне приходится глубоко дышать, чтобы не наброситься на Брайана с криками в такие минуты. Обычно мы не обращаем на него внимания, но порой один из нас не выдерживает. Несколько недель назад Дилан цокнул языком и перебил его:

– Не пудри нам мозги, придурок. Тебе до этого жилось чересчур хорошо, и теперь ты никак не справишься с тонкой черной полоской в своей чертовой белой жизни. Да у тебя в ней до сих пор счастья больше, чем у меня вообще когда-нибудь было.

Да, порой я думаю, что Дилан не так прост, как кажется. И все-таки я стараюсь не встречаться с ним взглядом. Я его боюсь. Денег у меня нет, но он непривередлив: отнимает и блокноты, и карандаши, и плееры.

В тот раз Дилан высказал все, что думает, и остальные ученики затихли, ожидая реакции Брайана.

Брайан заплакал. Навзрыд.

Миссис Картер накричала на Дилана. Как по мне, то поступила она не совсем справедливо. В целом Дилан попал в точку. Я тоже задумывалась о «до» и «после». И «до» наша семья была далеко не идеальна, беды, конечно, случались, но обычно незначительные: низкая оценка за тест; замечания насмешницы девчонки о твоих неуемных кудряшках или слишком широком носе; дурацкие ссоры родителей по мелочам вроде счетов и оставленной в раковине грязной посуды. Я страшно из-за всего этого расстраивалась. А папа смеялся и щелкал меня по носу: «Да, тяжелая у тебя жизнь, Энди! Не пора ли тебе на пенсию?»

Я качала головой, скрещивала руки на груди и сердито пыхтела. «Ничего-то он не понимает!» – думала я. Так что мне отчасти близки чувства Брайана. Он искренне верит в то, что никто его не понимает. Будто хуже быть не может. А на самом деле это ему невдомек, что все не настолько плохо.

Сегодня миссис Картер опять пришлось призывать нашу группу к порядку. С самого начала было ясно, что Брайан взвинчен сильнее обычного.

– Как она могла вот так просто взять и пойти на свидание? Неужели мама его больше не любит?..

Миссис Картер кивнула и выжидающе посмотрела на других учеников.

Однако Брайан еще не закончил:

– Наверняка папа не хотел бы, чтобы она так легко его забыла. Разве можно быть такой эгоисткой? А бабушка все твердит, что идея отличная, и всячески ее поддерживает. Почему? Хочет доказать, что папа не имел для мамы никакого значения?

У меня в душе словно закипал огромный чан с водой. Пузырьки поднимались к горлу. Еще немного, и я сорвусь.

– Порой я жалею, что это папа заболел, а не мама…

Тут я вскипела, не в силах больше сдерживаться. Все мое возмущение, бурля, полилось наружу, и я вскочила на ноги:

– Заткнись! Заткнись ты наконец!

Все на меня уставились.

У миссис Картер отвисла челюсть. Пока она не успела сделать мне замечание, я продолжила, кипя от гнева:

– Ты сам-то себя слышал? А слышал, что рассказывали про себя другие? Может, перестанешь ныть? Да, твой папа умер. Это ужасно. Я понимаю. Уж поверь мне, я понимаю. Вот только ты не один такой. Далеко не один! Пускай тебе не нравится, что твоя мама с надеждой смотрит в будущее, радуйся хотя бы тому, что она еще не в загробном мире! Бьюсь об заклад, она все так же покупает домой продукты и не тратит деньги направо и налево. Говорит, что любит тебя, обнимает и убеждает, что все образуется!

На большее мне не хватило дыхания.

Я плюхнулась на стул и стала ждать, когда миссис Картер выставит меня из класса. Сложила руки на груди и уставилась в пол. Ничего не происходило, и я снова подняла взгляд. Аманда улыбнулась, а Дилан захлопал в ладоши.

Брайан, само собой, разрыдался.

На лице миссис Картер отразился искренний ужас. Пейдж меня предупреждала, что школьным психологам доверять нельзя. Они надеются изменить мир и уверены в своих силах, но первые же серьезные проблемы выбивают их из колеи. Казалось, я чувствую, как отчаянно бьется сердце миссис Картер и каждый удар отдается у нее в глазах. Наконец она посмотрела на часы и слабо улыбнулась:

– Ну, похоже, урок почти закончился.

Мы все повернулись и взглянули на циферблат. До звонка оставалось еще пять минут, но мы с радостью простили миссис Картер эту неточность.

Еще несколько минут миссис Картер напоминала нам о правилах в нашей группе поддержки и мотивировала начать строить планы к лету.

– Возможно, некоторым из вас придется тяжело без этих привычных бесед, – вздохнула она.

Дилан закатил глаза, а Аманда хмыкнула. Я ожидала, что миссис Картер заплачет, но этого не произошло.

Мне совершенно не хотелось с ней заговаривать, и я заранее убрала все в сумку, чтобы моментально со звонком выбежать из класса. Я была настолько уверена в том, что миссис Картер меня подзовет, что выбрала наиболее длинный путь до двери, подальше от нее. Меня напугало то, что я вспылила, а вот миссис Картер, похоже, не очень – я так и не услышала, чтобы она меня звала.

Я подошла к выходу и оглянулась – чисто из любопытства. Миссис Картер успокаивала Брайана.

Я, нахмурившись, покачала головой. Мне вовсе не хотелось, чтобы миссис Картер пыталась меня догнать, но я все-таки рассердилась на нее за то, что нытик Брайан заботит ее больше моего признания. А может, и не рассердилась, а обиделась. Или и то и то.

Еще сильнее я удивилась, когда Дилан подошел ко мне в коридоре и похлопал по плечу:

– Эй, мелкая! Сочувствую.

Я кивнула:

– Спасибо.

Но не успела я договорить, как Дилан оттащил проходящего мимо шестиклассника и со смехом затолкнул его в шкафчик.

Глава четвертая

Днем не случилось ничего хорошего – только то, что он перешел в вечер. Последнее время я возвращаюсь домой пешком, потому что смена Пейдж в забегаловке начинается сразу после уроков. И живем мы – вот это везение! – почти в миле от школы. Будь это целая миля, я смогла бы ездить на автобусе, но нет – до мили не хватает чуть ли не 0,99999 фута. На улице моросило, так что я подтянула капюшон толстовки к ушам, опустила голову и поспешила домой.

Через один квартал меня остановил машинный гудок. Я подняла взгляд.

– Подвезти?

Исайя с улыбкой высунулся из окна.

Дама на водительском сиденье помахала мне рукой, приглашая садиться, и я проскользнула в заднюю дверь.

– Видимо, это та самая девочка, с который вы готовите общий проект и о которой ты нам так много рассказывал.

Исайя посмотрел на даму, широко распахнув глаза и разинув рот.

– Ма-а-а-а-ам! – прошептал он. Я почти уверена, что покраснела.

– Куда едем? – спросила мама Исайи.

Я объяснила, где мой дом, и несколько раз ее поблагодарила. Ехали мы в тишине.

Исайя развернулся настолько, насколько позволял ему ремень безопасности.

– Ты какая-то молчаливая, – сказал парень.

– Разве? – удивилась я.

– Да. На уроке болтала без умолку, а теперь тебе как будто дали под дых.

– Видимо, не лучший день выдался.

– Исайя, ты не думал, что Энди не хочется с тобой это обсуждать?

Его мама поймала мой взгляд в зеркале заднего вида и улыбнулась.

– Я сегодня же начну собирать данные для исследования, – сказал Исайя, чуть ли не подпрыгивая на сиденье. В жизни не видела настолько увлеченного школьным проектом человека.

Я вяло улыбнулась:

– Здорово.

Исайя все говорил и говорил, а его мама качала головой. Наконец она, положив ладонь сыну на колено, строго на него посмотрела. Порой меня выбивают из колеи и такие мелочи, как этот ее взгляд. В горле пересохло, и я закрыла глаза. Скорей бы этот день закончился. Само собой, удачные дни у меня тоже бывают. Просто этот не задался. Совершенно!

Наконец машина затормозила у моего дома, и мама Исайи присмотрелась к окнам.

– Дома кто-нибудь есть? – спросила она.

– Не знаю. – Я вздохнула.

– Тебе не надо позвонить родным?

– Нет, все в порядке. Спасибо вам большое. Я захлопнула за собой дверь, и мама Исайи опустила окно:

– Энди?

– Да?

– У тебя точно все в порядке?

Я сделала глубокий вдох и кивнула:

– Ничего страшного, просто день выдался неудачный. Честное слово.

Кажется, женщину это успокоило.

– Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся, не стесняйся, – улыбнулась она.

О, знакомая фраза!

– Хорошо, спасибо.

Здравствуйте, а не могли бы вы оплатить счет за электричество? Или заправить машину моей сестры? А, вы не это имели в виду? Извините. Ну ладно, все равно спасибо.

Я набрала код от гаражной двери. Она поползла вверх, и за ней показались колеса папиного грузовика. У меня перехватило дыхание, и я притянула к себе рюкзак. Последнее время мы с папой почти не видимся, особенно после школы и когда Пейдж нет дома. Обычно это она с ним беседует/ругается/кричит на него. Я медленно зашла в гараж, и тут меня осенило: вдруг что-то произошло?

После несчастного случая я каждую ночь заглядывала в папину спальню. Стояла возле его кровати и ждала, пока он повернется на другой бок или захрапит. Сделает хоть что-нибудь, благодаря чему станет ясно – он живой. Я не могу потерять их обоих. Целыми неделями я ходила за папой по пятам, словно маленький щенок. Увязывалась за ним в продуктовый магазин. Посещала спортзал. Запрыгивала на велотренажер и крутила педали, хоть и умирала в это время от скуки, лишь бы не выпустить папу из виду. Прошло какое-то время, и начались оправдания: «Прости, Энди, я решил заходить в зал по пути домой, чтобы сэкономить время» и «Я сегодня останусь на работе допоздна, придется пропустить тренировку».

Это уже не тот папа, который постоянно меня смешил, но я все равно за него переживаю и боюсь, как бы с ним чего не случилось.

Я еще немного потопталась в гараже, набираясь решимости, и зашла в дом. Бросила рюкзак на пол и заперла за собой дверь. Потом замерла и прислушалась. Шагнула вперед по коридору. Вдруг мне в нос ударил лучший запах на свете.

Спагетти.

Я не шучу. Само собой, мне, как и всем, нравятся печенье с шоколадной крошкой и брауни, но звук кипящей воды, в которой варятся спагетти, и запах шипящего на плите соуса всегда поднимают мне настроение. Даже в такой паршивый день, как этот.

Приятный аромат шел из кухни, и я поспешила туда. Папа у стоял у плиты и помешивал лапшу в кастрюле большой зеленой ложкой.

Он заметил меня и улыбнулся. Во мне тут же проснулась надежда, и я поднялась на цыпочки. Несмотря на желание подбежать к отцу и броситься к нему в объятия, я не двинулась с места. Мне казалось, что это наваждение. А миражам доверять нельзя.

– Привет, Энди.

– Привет. Как дела? – спросила я, не шелохнувшись.

– Ничего нового. Заметил сегодня, что еды дома нет, и сбегал в магазин.

– Ты сказал Пейдж? Она так обрадуется, что…

Я осеклась.

Чуть не сказала, что сестра наконец сможет дать мне денег на школьный обед.

Папа помрачнел и потер правый висок. Я уже боюсь, что потеряю его, не успев вернуть. Он пожал плечами:

– Да ведь ничего особенного. Я потом ей напишу, хорошо?

– Еще рано, – заметила я.

– Для чего?

– Для спагетти.

Я подошла к шкафчику, достала из него дуршлаг и положила на раковину прежде, чем папа успел ответить:

– А, ну… Мне скоро уходить. И я подумал, что ты, наверное, голодная.

Меня смутила интонация отца. Вообще все это казалось очень странным. Я повернулась к отцу, сощурившись:

– Что случилось?

Папа проигнорировал мой вопрос и мотнул головой, чтобы я отошла от раковины, потому что он нес к ней горячую кастрюлю со спагетти. Я наблюдала за тем, как вода сливается в раковину и от нее поднимается пар, а затем взяла с полки две миски и протянула одну из них папе.

Он задумчиво посмотрел на миску и сказал: – Я не особенно голоден.

Видимо, у меня на лице отразилось разочарование, а может, я слегка сгорбилась.

В любом случае, папа быстро передумал:

– Ладно, разве что чуточку.

Я наполнила свою миску до краев.

– Тебе не хватит места на тефтели, – заметил папа.

– Тефтели? Ты пожарил тефтели?

Я так счастлива, словно Рождество и день рождения пришли одновременно. Может, даже вместе с подаренным щенком и летними каникулами.

– Еще бы! Даже потратился на марку подороже.

Я хихикнула. Это наша любимая домашняя шутка. Правда, я уже успела о ней забыть. Мама всегда брала продукты самой обычной марки, если папа не ходил с ней в магазин.

Первая тефтелька обожгла мне язык, но я уже набила рот, так что мне оставалось только широко его разинуть и замахать рукой.

Папа рассмеялся и налил мне стакан молока. Молоко он тоже купил.

– Вижу, ты страшно проголодалась, – сказал папа, и его смех тут же затих. Даже глаза перестали улыбаться.

– Серьезно, что случилось? – снова спросила я.

Он пробежался пальцами по своей темно-каштановой шевелюре. Его волосы заметно отросли. Помню, как мама его дразнила и называла Полом Маккартни, когда он их запускал. Челка отчасти закрывает лицо, но я все равно замечаю отпечатки страданий прошедшего года – складки около глубоко посаженных глаз и морщины на лбу. Раньше их там не было. Папа облокотился о стол и подался вперед:

– Мне позвонила одна дама из твоей школы. Она заметила, что ты недоедаешь.

Пока папа говорил, я намотала на вилку шесть длинных макаронин и запихнула их в рот, чтобы не отвечать.

– Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ты распространялась об этом в школе. Можно ведь было и со мной проблемой поделиться.

У меня словно появился комок в горле, и еда не желала проходить внутрь. Жалко, что Пейдж нет рядом. Она бы сказала что-нибудь обидное, но справедливое, вроде: «Хорошо, я попробую с тобой об этом заговорить в следующий раз, когда ты отрубишься после пьянки». Мне было бы неприятно это слышать, но я не перестаю мечтать о том, чтобы отбросить свои страхи и тоже быть честной с отцом.

– Я ничего не говорила.

Это правда. Я никому не рассказывала ни про деньги, ни про еду. По крайней мере, намеренно я на эту тему разговора не заводила.

– Она сказала, что вы с ней иногда беседуете.

Я проглотила пережеванные спагетти, опасаясь, что вот-вот перестану наслаждаться вкусом горячего ужина. Меня терзало плохое предчувствие.

– Да, – пробормотала я тихо.

– О чем? – поинтересовался папа.

«Лишь бы не сказать что-нибудь не то», – подумала я про себя. От меня не ускользнуло, с каким трудом папа контролировал свою интонацию. Не знаю, что он пытался скрыть, но мне чудился страх. И быть может, недовольство.

– Знаешь, о том о сем.

– Нет, не знаю. Что ты ей рассказываешь?

– Да ничего особенного. Она спрашивает, как мое самочувствие.

– И что ты отвечаешь?

– По-разному. Сегодня день выдался неудачный.

Папа вздохнул, и черты его лица немного смягчились. На нем слой за слоем таяли страх, злоба и горе. Он потянулся и взял меня за руку:

– У меня таких много.

– Знаю, – прошептала я.

Папино лицо ожесточилось так же быстро, как оттаяло.

– Ты говоришь с ней обо мне?

С этими словами он стиснул мою ладонь. Скорее всего, с его точки зрения, он меня так успокаивает, но я ощутила только давление. Сокрушающее давление.

– Нет.

Да.

– Это… замечательно. Не то чтобы я запрещал тебе выражать свои чувства… Просто сам понимаю, что в последнее время у нас дома не лучшая обстановка. А другие не всегда способны понять, каково нам, правда?

Я покачала головой.

– Так вот, если ты будешь рассказывать про дни вроде, например, сегодняшнего или про продукты, это только все усложнит.

– Но я не… – возразила я, но папа похлопал меня по руке и добавил:

– Оставим свои проблемы при себе, ладно? У меня задрожали коленки. В голове раздался голос Пейдж: «Да, я заметила, что у тебя это отлично получается». Сама же я промолчала и послушно кивнула.

– Я всегда знал, что ты у меня умница. Ну что ж, холодильник у нас заполнен надолго, и еще я купил тебе новую компьютерную игру, – сказал папа, что странно: я ведь в них почти не играю.

Потом он встал из-за стола и собрался уходить.

– Ты куда?

– Мне… Э-э… Надо кое-куда сходить. Я скоро вернусь.

Ложь.

– Может, останешься? Поиграем вместе в новую игру.

Папа сделал вид, что размышляет над моим предложением.

– Чуть позже, ладно? – предложил он.

– Хорошо, – согласилась я.

Никогда.

Он помахал мне рукой и вышел. Я слышала, как открывается дверь гаража и заводится мотор. Вилка выпала у меня из рук.

В миске еще остались спагетти, но у меня пропал аппетит. Я была рассержена. И расстроена. Это несправедливо. У меня такое ощущение, будто я прыгнула бомбочкой в ледяной бассейн и вода в нем настолько холодная, что обжигает кожу. Я никак к этому не привыкну. Неужели моя жизнь никогда не наладится? Наверное, пора перестать на отца надеяться. Слишком велико сейчас разочарование от понимания того, что мои надежды никогда не сбудутся.

Я задвинула стул. С громким стуком. Отбросила дурацкий диск с игрой в дальний угол комнаты. Заорала изо всех сил, а когда и это не помогло, принялась колотить диванные подушки. Захлопнула дверь в постирочную – только потому, что она была открыта. Это вконец меня измотало. В этот дрянной день все мои чувства вышли наружу. Не знаю, отчего мне больнее всего – от того, что папу больше беспокоит он сам, чем его голодная дочка, или от того, что в нем еще осталась частица его прежнего. Я его видела. Когда он коснулся моей руки. Мой папа закрылся в себе, спрятался глубоко внутри, а я даже не подозревала, как отчаянно мечтаю о его возвращении. Все это время я боялась его потерять, не подозревая, что он уже для меня потерян.

Я рухнула на диван и тут же уснула.