Электронная библиотека » Туве Янссон » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Муми-папа и море"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 23:05


Автор книги: Туве Янссон


Жанр: Сказки, Детские книги


Возрастные ограничения: +6

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Туве Янссон
Папа и море

Tove Jansson

PAPPAN OCH HAVET

Copyright © Tove Jansson 1954

Schildts Förlags Ab, Finland

All rights reserved


© Л. Брауде (наследники), перевод глав 1–4, 2016

© Н. Белякова, перевод глав 5–8, 2016

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус”», 2012

Издательство АЗБУКА ®

* * *

Первая глава
Семейство в стеклянном шаре


Как-то раз после полудня в конце августа некий папа бродил по саду, чувствуя себя совершенно ненужным. Он не знал, куда приложить руки. Ведь все, что нужно делать, было уже сделано или этим занимался кто-то другой.

Папа слонялся туда-сюда по своему саду, а за ним следом по твердой, высохшей земле, меланхолично шелестя, тянулся его хвост. Долина плавилась от жара, все было тихо, неподвижно и чуточку пыльно. То был месяц больших лесных пожаров и большой предосторожности.

Папа уже предупредил все свое семейство. Раз за разом он объяснял, какую осторожность надо соблюдать в августе. Он описывал горящую долину, грохот, пылающие стволы деревьев, огонь, заползающий под мхи. Светящиеся столбы огня, языки пламени, что бросаются прямо в ночное небо! Волны огня, что плещутся, пробиваясь со всех сторон долины через ее края и дальше вниз, к морю.

– И кидаются, шипя, в море, – с такой мрачной удовлетворенностью заканчивал папа описание этой картины. – Все черно, все сгорело. Огромная ответственность лежит на каждой малявке, на каждом кнютте и скрутте, у которых только есть доступ к спичкам.

Семейство прекращало все свои занятия и говорило:

– Да, да, конечно. Да!

А потом все снова возвращались к своим делам.

Они всегда чем-то занимались. Тихо, непрерывно и заинтересованно любили они возиться с маленькими-премаленькими вещицами, заполнявшими мир. Их мир был уже устоявшийся, их личный. И добавить туда было нечего. Подобно географической карте, где все открыто и заселено и больше никаких белых пятен нет. И они повторяли друг другу:

– В августе папа всегда говорит о лесных пожарах.

Папа вышел на веранду. Лапы, как обычно, прилипали к лаку, покрывавшему пол, мелкие щелкающие звуки по всей лестнице – и прямо к плетеному креслу. Хвост прилипал тоже, казалось, кто-то за него дергает.

Папа сел и заморгал. Этот пол нужно заново отлакировать. Конечно, стоит жара. Но хороший лак не расплавляется только потому, что жарко. Может, он ошибся и взял лак не того сорта, какой нужно?! Ужасно много времени прошло с тех пор, как он построил веранду, и ее абсолютно необходимо заново покрыть лаком. Но сначала надо ободрать пол наждачной бумагой; адова работа, работа, которая никого не приводит в восторг. Другое дело – новый белый пол, который красишь белой кисточкой и покрываешь блестящим лаком. Семейство при этом должно пользоваться черным ходом и держаться подальше. До тех пор, пока я не впущу всех и не скажу: «Пожалуйста! Вот вам новая веранда…» Да, слишком жарко. Надо бы выйти в море, поплыть под парусами. Все прямо и прямо, далеко-далеко…

Папа почувствовал, как сон крадется к нему в лапы, он встряхнулся и зажег трубку. Спичка все еще горела в пепельнице, и он с интересом наблюдал за ней. И как раз перед тем как ей погаснуть, папа оторвал несколько клочков газеты и положил их в огонь. Получилось красивое небольшое пламя, почти незаметное при свете солнца, но горело оно очень мило. Некоторое время папа добросовестно его караулил.

– Сейчас оно погаснет, – сказала малышка Мю. – Подложи побольше топлива.

Она сидела на перилах в тени столба веранды.

– Ты снова здесь? – спросил папа, тряся пепельницей, покуда огонек не погас. – Я изучаю технику пожара, это важно.

Мю рассмеялась, по-прежнему не спуская с него глаз. Тогда он, нахлобучив шляпу, укрылся от всех во сне.


– Папа! – сказал Муми-тролль. – Проснись! Мы погасили лесной костер.

Теперь обе папины лапы накрепко приклеились к полу. Папа оторвал их с сильным чувством недовольства и несправедливости.

– Что ты говоришь! – воскликнул он.

– Да, настоящий маленький лесной пожар! – рассказывал Муми-тролль. – Как раз за табачной делянкой. Горел мох, и мама сказала, что это могла быть искра из дымовой трубы…

Папа курил, сидя в соломенном кресле, за одну секунду он стал папой необычайной силы действия. Его шляпа скатилась вниз по лестнице.

– Огонь погашен! – закричал ему вслед Муми-тролль. – Мы сразу же погасили его! Тебе нечего бояться!

Папа перестал курить, и у него начало гореть в горле.

– Вы погасили его без меня! Почему никто мне не сказал? Вы не разбудили меня и ничего не сказали!

– Милый! – крикнула из кухонного окна мама. – Мы решили, что не стоит будить тебя. Это был совсем маленький огонь, он только подымил немного. А я как раз проходила мимо с ведрами воды, так что оставалось только чуточку плеснуть мимоходом…

– Мимоходом! – воскликнул папа. – Только плеснуть! Плеснуть – какое слово! И оставить очаг пожара без охраны! Где он?! Где он?!

Мама бросила все, чем занималась, и едва слышными шагами быстро прошла к табачной делянке, а Муми-тролль остался на веранде и стал смотреть, что будет. В мшистом покрове чернело маленькое пятнышко.

– Некоторые, может, думают, что такое пятно не опасно. Далеко не так. Понимаешь, пожар может продолжаться и подо мхом. В земле. Он может длиться часами, даже днями, и вот внезапно – пых! Огонь вспыхивает в совершенно новом месте. Понимаешь?

– Да, милый! – ответила мама.

– Поэтому я остаюсь здесь, – продолжал папа и угрюмо порылся в земле. – Я буду стеречь мох. Если понадобится, я буду стеречь его целую ночь.

– Ты в самом деле думаешь… – начала было мама. А потом сказала: – Да, это очень мило с твоей стороны. Когда имеешь дело со мхом, никогда ничего нельзя знать заранее.

Папа сидел весь полдень, карауля черное пятно. Он вырвал вокруг него большие куски мха. Он не хотел идти обедать. Он хотел, чтобы все считали его оскорбленным и обиженным.

– Думаешь, папа останется там на всю ночь? – спросил Муми-тролль.

– Может статься, – ответила мама.

– Уж если зол, так зол, – констатировала малышка Мю, зубами очищая картошку в мундире. – Иногда надо быть злым, каждый кнютт, каждая малявка имеет право быть сердитым. Но папа злится неправильно, он не изливает злость на других, он копит ее в себе.

– Дорогое дитя, – сказала мама, – папа, верно, и сам знает.

– Не думаю, – откровенно ответила малышка Мю. – Он вообще ничего не знает. А вы знаете?

– Не совсем, – созналась мама.


Папа сунулся мордочкой в мох и почувствовал кислый запах дыма. Земля не была даже теплой. Он выбил трубку в образовавшуюся проплешину и подул на искры. Немного разгоревшись, они тут же погасли. Папа затоптал злосчастное место пожара и медленно побрел вниз по саду, чтобы заглянуть в стеклянный шар.

Сумерки выросли, как обычно, прямо из земли и сгустились в тени деревьев. Вокруг стеклянного шара было чуточку светлее. Он лежал там, такой красивый на пенковом постаменте, отражая, как в зеркале, весь сад. Шар был папин, абсолютно его собственный, его собственный заветный сверхъестественный волшебный шар из светящегося голубого стекла, он был центром всего сада и долины, а также – почему бы и нет – всего мира!



Папа не стал сразу заглядывать в него. Сначала он рассматривал свои закопченные лапы и пытался собрать воедино все свои смутные, парящие вокруг огорчения. Когда на сердце у него стало тяжело, как никогда, он быстро заглянул в шар, чтобы почерпнуть утешение. Шар всегда дарил ему утешение. Все это долгое теплое, неописуемо красивое и печальное лето папа каждый вечер спускался сюда, чтобы заглянуть в стеклянный шар.

Шар всегда был прохладным. Голубые его краски были глубже и яснее, чем море, и весь мир так преобразовывался в нем, что становился прохладным, и отдаленным, и чуждым. В центре мира папа видел самого себя, свою собственную большую мордочку, а вокруг нее отражался, как в зеркале, измененный, похожий на грезу сказочный ландшафт. Голубая земля была далеко-далеко внизу, и там, в глубине, в недостижимом, папа начинал искать свою семью. Она всегда появлялась, если только он ждал. Она всегда отражалась в стеклянном шаре.

Естественно, в сумерках у них всегда было столько дел! Они всегда что-то делали. Мама Муми-тролля то и дело бегала из кухни в погреб – принести масло или колбасу к чаю. Или шла на картофельное поле. Или за дровами. Всякий раз у нее был такой вид, словно она шла совершенно другой, новой дорогой, и это казалось ей страшно интересным. Но ведь никогда точно не узнаешь! Она ведь могла мысленно участвовать в какой-то таинственной забаве, она играла для самой себя или тоже лишь ходила вокруг, чувствуя, что живет на свете. Она появлялась, катясь, словно белый хлопотливый шарик, где-то очень далеко среди самых голубых теней. Там проходил Муми-тролль, далекий и очень сам по себе, там по склонам моталась малышка Мю, как само движение: ее почти не было видно – это было просто мелькание чего-то решительного и самостоятельного, чего-то такого независимого, что не было даже необходимости хвастаться или представляться. Но внутри стеклянного шара в зеркальном изображении они становились необычайно маленькими, а их движения – беспорядочными и путаными.

Папе Муми-тролля это нравилось, это была его вечерняя игра. Она вселяла в него уверенность в том, что они нуждаются в защите, что они где-то в глубине моря и об этом известно лишь ему одному.

Теперь было уже почти темно. И вдруг внутри стеклянного шара возникло что-то новое: там зажегся свет. Мама Муми-тролля зажгла свет на веранде, она не делала этого все лето. Горела керосиновая лампа. В один миг вся надежность и уверенность сконцентрировались в одной-единственной точке на веранде, а не где-то в другом месте. На веранде сидела мама и ждала свою семью, чтобы напоить ее чаем.

Стеклянный шар угас, и голубизна перешла в сплошную темноту. Ничего, кроме лампы, не было видно.

Папа постоял немного, сам не зная, о чем размышляет, потом повернулся и пошел домой.


– Ага! – сказал папа. – Думаю, теперь можно спать спокойно. На этот раз опасность миновала. Но безопасности ради я пробегусь на рассвете вниз и проверю…

– Ха! – воскликнула малышка Мю.

– Папа! – закричал Муми-тролль. – Ты ничего особенного не заметил? У нас лампа!

– Да, я подумала, что теперь, когда вечера становятся длинными, самое время зажечь лампу. Вечером так этого хочется… – сказала мама.

Папа сказал:

– Но ведь так вы покончите с летом. Лампу зажигают только тогда, когда кончается лето.

– Но ведь потом наступит осень, – сказала мама.

Лампа грела и тихонько жужжала. При свете все делалось таким близким и надежным – и тесный круг, составлявший семью, и то, что они чувствовали и на что надеялись. А вне этого круга все было чуждое и ненадежное, темнота громоздилась все выше и выше и уходила все дальше и дальше.

– Некоторые папы всегда решают сами, настало ли время зажигать лампу, – пробормотал папа в свою чашку с чаем.

Муми-тролль разложил свои бутерброды в обычном порядке – сперва с сыром, затем два с колбасой, потом с холодным картофелем и сардинами и, наконец, с джемом. Он был совершенно счастлив. Мю ела только сардины, потому что чувствовала: этот вечер был совершенно необычный. Почерневшими глазами она задумчиво смотрела в темноту сада.

* * *

Свет от лампы падал на траву и на куст сирени. Он слабо проникал в мир теней, где наедине с собой сидела Морра.

Она так долго сидела на одном месте, что земля под ней успела замерзнуть. Трава треснула, как стекло, когда Морра поднялась и придвинулась поближе к свету. Шепот ужаса пронесся сквозь листву, когда задрожавший лист клена, свернувшись, упал, на плечи чудовища. Астры отодвинулись от нее как можно дальше. Кузнечики перестали стрекотать.

– Почему ты не ешь? – спросила мама.

– Не знаю, – ответил Муми-тролль. – Есть у нас какие-нибудь поднимающиеся шторы?

– Да, на чердаке. Они не понадобятся нам, пока мы не погрузимся в зимнюю спячку. – Повернувшись к папе, мама спросила: – Теперь, когда у нас есть лампа, не займешься ли ты моделью своего маяка?

– Чепуха! – фыркнул папа. – Это просто ребячество! Это несерьезно.


Морра еще немного придвинулась к дому. Не спуская глаз с лампы, она тихо покачивала огромной тяжелой головой. Белая дымка холода то и дело прокатывалась у ее ног. И вот она медленно заскользила вперед, к лампе, громадная серая тень воплощенного одиночества. Оконные стекла слабо позвякивали, как при отдаленных ударах грома, а сад затаил дыхание. И вот Морра уже у веранды, она остановилась перед четырехугольником света на ночной земле.

А потом быстро бросилась к окну, и свет лампы ударил ей прямо в глаза. И тогда покой веранды нарушили крики, беготня и движения, похожие на взмахи крыльев; стулья упали, лампу унесли, и веранда погрузилась в темноту. Все помчались в дом, в самую глубину, в его сердце, в цитадель надежности, где и спрятались со своей лампой.



Морра постояла немного, дыша морозом на неосвещенное оконное стекло, и ускользнула прочь, снова став частью мрака. Трава звенела и трескалась там, где она проходила, проходила все тише и тише, все дальше и дальше. Сад, содрогаясь, ронял листья, а потом снова задышал. Морра прошла мимо, теперь ее нет.


– Совершенно незачем баррикадироваться и не спать всю ночь, – сказала мама. – Морра, наверное, снова что-нибудь уничтожила в саду. Но она не опасна. Ты ведь знаешь: она не опасна, хотя и ужасна.

– Конечно опасна! – воскликнул папа. – Даже ты боишься ее. Ты страшно испугалась… Но тебе нечего бояться, пока я в доме…

– Дорогой! – сказала мама. – Морры боятся потому, что она совершенно холодная. И никого на свете не любит. Но она никогда ничего плохого не сделала. А теперь, я думаю, нам пора спать.

– Прекрасно! – согласился папа и поставил кочергу обратно в угол, где она обычно стояла. – Прекрасно! Если она ни капельки не опасна, нам не надо защищаться. Замечательно! – Он выскочил на веранду, схватив мимоходом сыр и колбасу, и ринулся во мрак одиночества.

– Ого! – восхитилась малышка Мю. – Он разозлился! Он потушит пожар! Он собирается караулить мох до самого утра!

Мама не произнесла ни слова. Едва слышными шагами ходила она взад-вперед, устраиваясь, по своему обыкновению, на ночь. Она рылась в своей сумке, она подкручивала лампу, а тишина была совершенно обманчива. В конце концов мама с отсутствующим видом начала стирать пыль с папиной модели маяка, стоявшей в углу на комоде.

– Мама! – позвал Муми-тролль.

Но мама не слушала. Она подошла к висевшей на стене большой карте, на которой были изображены и Долина муми-троллей, и побережье, и острова в море. Забравшись на стул так, чтобы лучше видеть море, она прижалась мордочкой прямо к маленькой точке посреди белой пустоты.

– Вот он, – пробормотала мама Муми-тролля. – Вот там мы будем жить, жить прекрасно и переносить невзгоды…

– Что ты говоришь! – воскликнул Муми-тролль.

– Да, там мы будем жить! – повторила мама. – Это папин остров. Папа позаботится о нас. Мы переедем туда и будем жить там всю жизнь и начнем все сначала.

– А я-то всегда думала, что это просто мушиное дерьмо, а никакой не остров, – сказала малышка Мю.

Мама слезла на пол.

– Иногда нужно время… – заметила она. – Нужно жутко много времени, прежде чем многое станет ясно.

И вышла в сад.

– Ничего не стану говорить о папах и мамах, – растягивая слова, сказала малышка Мю. – Потому что тогда ты сейчас же скажешь, что, по-твоему, папы и мамы никогда не могут быть дурашливыми. Они во что-то играют, но я готова съесть целое каппе[1]1
  Мера сыпучих тел в Финляндии (устар.) – 4,58 л.


[Закрыть]
дерьма, если пойму во что.

– А тебе и незачем понимать! – вспылил Муми-тролль. – Они, верно, сами знают, почему они такие странные. Некоторые смотрят на других сверху вниз только потому, что их удочерили!

– Ты абсолютно прав! – отозвалась малышка Мю. – Я всегда смотрю на всех сверху вниз!

Он поглядел на одинокую точку в далеком море и подумал: «Там будет жить папа. Он туда стремится. Папа и мама думают об этом всерьез. Эта игра – серьезная». И внезапно Муми-тролль подумал, что в пустынном море бывают вокруг острова буруны и они начинают бурлить. А остров становится зеленым, горы – красными, и еще остров становится одиноким, таинственным островом из всех известных ему книжек с картинками, островом для кораблекрушений и Тихого океана. У Муми-тролля перехватило горло, и он прошептал:

– Мю! Это же фантастика!

– Пожалуйста! Все – фантастика! – заметила малышка Мю. – Более или менее. Самое фантастическое было бы, если бы мы приплыли туда с невероятным шумом и скандалом и со всеми нашими причиндалами, а остров в самом деле оказался бы мушиным дерьмом.


Было едва ли больше половины шестого утра, когда Муми-тролль прошел по следам Морры в саду. Земля уже оттаяла, но все же видно было, где она сидела и ждала – трава была там совершенно бурая. Он знал, что, если Морра сидит на одном и том же месте больше часа, там никогда ничего больше не вырастает, а земля умирает от ужаса. В саду было много таких мест, самое досадное, что одно из них было посреди клумбы с тюльпанами.

Широкая дорожка сухой листвы вела прямо к веранде. Здесь Морра стояла. Она стояла как раз перед кругом света и смотрела на лампу. Потом, не в силах удержаться, подошла поближе к веранде, и все погасло. Так бывало всегда. Все, к чему она прикасалась, угасало.

Муми-тролль представил себе, что он – Морра. Медленно, скорчившись, двигался он по куче мертвой листвы, потом молча стоял в ожидании, пока вокруг распространится туман. Он вздыхал, тоскливо и неотрывно глядя в окно. Он был самым одиноким существом на всей земле.

Но без лампы все казалось не слишком убедительным. И в голове у него начали мелькать кое-какие веселые мыслишки: мыслишки об островах в море и предстоящих великих изменениях. Он забыл про Морру и начал балансировать среди длинных утренних теней. Нужно было только ступать по солнечным лучам, а все остальное было глубоким бездонным морем. А если не умеешь плавать!

В сарае что-то засвистело. Муми-тролль заглянул туда. Раннее солнце золотистым светом освещало стружки у окна, пахло льняным маслом и смолой.

Папа занимался тем, что прилаживал маленькую дубовую дверь в стену маяка, вернее, его модели.



– Посмотри на эти железные скобы, – сказал он. – Они вбиты в скалу, по ним поднимаются наверх, на маяк. Если плохая погода, надо быть осторожным. Видишь ли, лодка скользит к горе по гребню волны, перепрыгивает через нее, крепко цепляется, отталкивается… а когда нахлынет следующая волна, ты уже в безопасности. Потом борешься с ветром, здесь, смотри, вдоль перил… открываешь дверь, она тяжелая. Вот, теперь она снова захлопывается. И ты в маяке. И как бы издалека сквозь толстые стены слышишь шум моря. За стенами вокруг грохочет море, а лодка уже далеко отсюда.

– А мы тоже там, внутри маяка? – спросил Муми-тролль.

– Естественно, – ответил папа. – Вы здесь наверху, в башне. Посмотри, в каждом окне – настоящее стекло. На самом же верху – сам маяк. Он горит и красным, и зеленым, и белым и мигает через равные промежутки времени всю ночь напролет, так что лодки и суда знают, куда им плыть.

– А ты сделаешь так, чтобы маяк светил по-настоящему? Можно принести батарейки и придумать что-нибудь, чтобы свет мигал.

– Это я, верно, сумею, – сказал папа, вырезая маленькую ступеньку перед дверью маяка. – Но сейчас мне не успеть. Понимаешь, вообще-то это только игра, своего рода упражнение.

Папа смущенно засмеялся и начал рыться в ящике с инструментами.

– Замечательно! – одобрил Муми-тролль. – Привет, пока!

– Привет, привет! – отозвался папа.

Тени стали короче. Надвигался новый день, такой же теплый, такой же красивый. Мама сидела на крыльце и ничего не делала. Это было странно.

– Как рано все сегодня встали, – сказал Муми-тролль.

Сев рядом с мамой, он зажмурился, глядя на солнце.

– А ты знаешь, что на папином острове есть маяк? – спросил он.

– Конечно знаю, – ответила мама. – Он говорил об этом все лето. Там мы будем жить.

Можно так много болтать и ничего при этом не сказать. Крыльцо было теплым. Все казалось правильным и настоящим. Папа засвистел «Вальс морского орла», а свистел он прекрасно.

– Пойду-ка сварю кофе, – сказала мама. – А то я только и знаю, что сидеть и пробовать на вкус каждую минутку.

Вторая глава
Маяк


Длинным, чреватым важными событиями вечером ветер медленно летел к востоку. Он начал дуть сразу же после двенадцати, а отплытие намечалось перед заходом солнца. Море было теплое, глубокого голубого цвета, такого же, как в стеклянном шаре. Вся пристань была завалена багажом до самой купальни, где подпрыгивала на волнах лодка. Паруса были подняты, а на верхушке мачты горел штормовой фонарь. Муми-тролль тащил через линию прибоя садки для рыб и тралы. На берегу было уже сумеречно.

– Конечно, мы рискуем, дожидаясь ночи, – сказал папа. – Можно было отплыть сразу же после завтрака. Но понимаешь, в этом случае нам пришлось бы ждать захода солнца, ведь великое отплытие так же важно, как и первые строки в книге. Они определяют все.

Он уселся на песке рядом с мамой.

– Посмотри на лодку, посмотри на наше «Приключение», – сказал он. – Лодка ночью – это нечто удивительное. Вот так и надо начинать новую жизнь – с горящего на верхушке мачты штормового фонаря. Береговая линия исчезает у тебя за спиною, весь мир спит. Путешествовать ночью – самое лучшее на свете.

– Верно, ты прав, – сказала мама. – Днем лишь прогуливаются, но путешествуют ночью.

Она очень устала, упаковывая все эти вещи и постоянно беспокоясь: а вдруг что-то важное забыто. Когда багаж лежал на мостках купальни, казалось, его много. Но мама знала, как мало его будет, когда все распакуют. Семье нужно страшно много всего, чтобы хоть один день прожить по-настоящему.

Но теперь, разумеется, все было иначе. Теперь настоящим было как раз то, что они начинали все совершенно с самого начала. И то, что папа добывал все, что им нужно, заботился о них и опекал. Им, вероятно, было слишком хорошо. «Как странно, – огорченно думала мама, – как странно, что становишься грустным и злым оттого, что тебе хорошо. Но как есть, так и есть. И в таком случае, пожалуй, лучше начать с другого конца».

– Тебе не кажется, что уже достаточно темно? – спросила она. – Твой фонарь выглядит по-настоящему красиво на глади неба. Может, нам пора отчаливать?

– Подожди немного. Я сосредоточусь, – сказал папа.

Он развернул на песке карту и осмотрел одинокий остров, обозначенный в самой середине моря. Папа был очень серьезен. Он долго нюхал ветер, пытаясь сосредоточиться и пораскинуть своим личным чутьем, которым так долго пренебрегал. Предкам его никогда не приходилось заботиться о том, чтобы сразу же все угадать. Все шло само собой. Но инстинкт, к сожалению, со временем притупляется.

Через некоторое время папа почувствовал, что точно определился. Направление известно, можно плыть. Поправив шляпу, он сказал:

– Теперь мы поплывем. Но ты ничего не поднимай. Все самое трудное сделаем мы. Ты только поднимешься на борт, понятно?!

Мама кивнула и поднялась. Теперь море стало фиолетовым, а опушка леса – одной сплошной мягкой тьмой. Маме очень хотелось спать, и она вдруг подумала: все, что сейчас происходит, нереально. Как замедленная, фантастически окрашенная греза – как будто идешь по тяжелому песку и никуда не приходишь.

И вот они уложили в лодку груз, лежавший на мостках.

Раскачивался штормовой фонарь, силуэты мостков и купальни походили на длинного иглистого дракона в вечернем небе. Она слышала хохот малышки Мю, а за спиной – голоса ночных птиц, проснувшихся в лесной чаще.

– Красиво! – самой себе сказала мама. – Красиво и удивительно. Теперь, когда у меня есть время чувствовать и ощущать, я вижу, что все – просто потрясающе. Интересно, оскорбится папа или нет, если я немного посплю в лодке.


Морра прокралась в сад после захода солнца, но в этот вечер лампа на веранде не горела. Гардины были опущены, а бочка с водой перевернута вверх дном. Ключ висел на своем месте, на гвозде рядом с дверью.

Морра привыкла к заброшенным домам, она тотчас поняла, что здесь очень долго никто не зажжет свет.

Медленно и тяжело побрела она обратно по склону вверх, в гору. Стеклянный шар на минуту отразил ее, как в зеркале, а потом снова наполнился своей голубой призрачностью. Вздох ужаса всколыхнул лес, когда проходила Морра, кто-то спасался бегством во мхах, трепетали от ужаса ветки, повсюду угасали маленькие светящиеся глаза. Морра привыкла и к этому. Не останавливаясь, поднималась она на южный гребень горы и смотрела оттуда на море, темневшее к ночи.

Штормовой фонарь на мачте парусной лодки «Приключение» виднелся очень явственно, одинокая звезда скользила мимо крайних островов и все двигалась и двигалась вперед. Морра долго разглядывала ее – она никогда не торопилась. Ее время было бесконечно, оно было медленно, смутно и определялось лишь светом лампы, которую зажигали к осени, – светом редким и случайным.

И вот она уже скользит через ущелье к берегу. Ее следы на песке широки и не имеют очертаний – словно огромный тюлень ползет вперед, к воде. Волны опускаются обратно в море и в нерешительности останавливаются, вода блестит и успокаивается вокруг темных с каймой юбок Морры и постепенно замерзает.

Морра долго ждет, пока ее окутает снежный туман. Иногда она медленно поднимает ноги, лед трескается, разбивается на мелкие осколки, становится все толще и толще. Морра строит себе собственный маленький островок изо льда, чтобы пробиться вперед, к горящему свету. Он исчез там, за островами, но она знает, что он есть. И если даже угаснет, прежде чем она успеет пробраться туда, это ничего не значит. Она может подождать. Они зажгут новый огонь, в другой вечер. Они всегда делали это прежде, раньше или позже.


Папа Муми-тролля вел лодку. Он постоянно держал руль в лапе, сжимал его с чувством тайного взаимопонимания и был абсолютно в мире с самим собой.

Его семейство казалось таким же маленьким и беспомощным, как в стеклянном шаре, и он уверенно вел его по безбрежному морю сквозь голубую тихую ночь. Штормовой фонарь обозначал их путь, словно папа решительно провел светящуюся линию через карту и сказал: «Отсюда – и сюда. Вот здесь мы будем жить. Здесь земля вращается вокруг моего маяка, гордого и прямого, окруженного всеми опасностями, какие только таит в себе море».

– Ну как, вы не мерзнете?! – весело воскликнул он. – Ты закуталась в одеяло?! Видите, мы прошли последний остров. Скоро наступит ночь, самое глухое время. Плыть ночью очень трудно, нужно каждую секунду быть начеку.

– Конечно, милый, – сказала мама. Она лежала, свернувшись калачиком. – Это очень большое переживание.

Одеяло чуточку промокло, и она осторожно подвинулась к наветренному борту. Шпангоуты все время мешали ее ушам.

Малышка Мю сидела на носу лодки и вполголоса монотонно мурлыкала что-то себе под нос.

– Мама, – прошептал Муми-тролль, – что с ней случилось, почему она такая злая?

– Кто?

– Морра. Наверное, кто-то причинил ей зло, раз она стала такой?

– Этого никто не знает, – ответила мама, вытаскивая хвост из воды. – Вероятнее всего, никто ей ничего не сделал. Мне кажется, никому до нее дела нет. И едва ли она помнит или размышляет об этом. Она все равно что дождь, или тьма, или камень, который надо обойти, чтобы двигаться дальше. Хочешь немного кофе? Он в термосе, в белой корзинке.

– Сейчас не хочу, – сказал Муми-тролль. – У нее маленькие желтые глазки, такие же стеклянные, как у рыбы. Она умеет говорить?

Вздохнув, мама сказала, что говорить с Моррой не следует. Ни говорить с ней, ни говорить о ней. Иначе она начнет расти и явится за тем, кто болтает. И не нужно жалеть Морру.

– Ты думаешь, она тоскует по горящему свету? Вовсе нет, ей просто хочется сесть на него, чтобы он погас и никогда больше не горел. А теперь я почти уверена, что немного посплю, – добавила мама.

На небе появились блеклые осенние звезды. Муми-тролль, лежа на спине, смотрел на штормовой фонарь, но думал он о Морре. Если на свете есть такое существо, с которым никогда не говорят и о ком никогда не говорят, то его надо мало-помалу уничтожить и не надо даже думать, что Морра существует. Муми-троллю было любопытно, может ли здесь помочь зеркало. Ведь благодаря множеству зеркал тебя может стать сколько угодно, а быть может, эти многочисленные «ты» даже заговорят друг с другом. Быть может…

Стояла мертвая тишина, лишь слегка поскрипывал руль. Все спали, а папа был совершенно наедине со своим семейством. Он совсем не хотел спать, не хотел спать больше, чем когда-либо прежде…


А далеко отсюда ближе к утру Морра решила уйти из долины. Остров под ней был черный и прозрачный, завершавшийся тонким бушпритом льда, указывавшим прямо на юг. Песчаное дно прибрежья, скользя, уходило вдаль. Она собрала свои темные юбки, висевшие на ней, как листья на стебле увядшей розы, – они распахивались и шуршали, они поднимались, как крылья… Так началось странствие Морры по волнам.



Юбки взлетали вверх, взметались и опускались, словно движения гребца в стылом воздухе, вода отступала, поднимая испуганные волны… Вот так и плыла Морра вперед и все дальше и дальше на рассвете, сопровождаемая хвостом снежного дыма в кильватере. На фоне горизонта она казалась огромной, качающейся на волнах летучей мышью. Медленно и трудно, но она странствовала. У Морры было время. У нее не было ничего, кроме времени.


Семейство плыло до самого утра и весь следующий день, и снова настала ночь, а папа по-прежнему сидел у руля и ждал, что вот-вот увидит свой маяк. Однако ночь была все такой же голубоватой, а свет маяка не мигал на горизонте.

– Курс верный, – сказал папа. – Я знаю, он выбран правильно. С таким ветром, как сейчас, мы должны приплыть на остров ближе к полуночи и уже в сумерки увидеть свет маяка.

– А может, какой-нибудь мошенник погасил его, – предположила малышка Мю.

– Ты думаешь, маяк можно погасить? – возразил папа. – Если есть на свете что-либо надежное, так это свет маяка. В мире есть абсолютные вещи: морские течения и времена года. И то, что по утрам восходит солнце. И то, что маяки светят.

– Вероятно, все так и будет, – сказала мама.

Множеству мелких раздумий просто не хватало места у нее в голове. «Хоть бы маяк горел. Папа так рад. Хоть бы там был маяк, а не мушиное дерьмо… совершенно невозможно снова плыть домой… после такого торжественного отплытия… Ракушки бывают и розового цвета, но белые очень красивы на черной земле. Интересно, приживется там роза или нет…»

– Эй! Я что-то слышу, – крикнула сидевшая на носу малышка Мю. – Заткнитесь на минутку, ой, что будет!

Подняв мордочки, они уставились в ночь. Тихо-тихо доносились звуки ударов весел. К ним очень медленно приближалась какая-то лодка, и вот она уже выскользнула из темноты, маленькая и серая. Гребец перестал грести и смотрел на них без всякого удивления. Он показался им очень спокойным и неухоженным. Его большие голубые глаза светились, прозрачные, как вода. На штевне лодки лежала удочка.


Страницы книги >> 1 2 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации