Текст книги "Путешествие на Запад. Том 1"

Через несколько дней во дворец явился какой-то добродетельный человек по имени Лю Цюань из Цзюньчжоу, который заявил о своем желании доставить плоды в царство мрака. Человеком он был весьма состоятельным. Как оказалось, его жена Ли Цуй-лянь стояла однажды у ворот и, вытащив из прически золотую шпильку, подала ее проходившему монаху как подаяние. Лю побранил ее и сказал, что ее поведение недостойно замужней женщины и что она вообще не должна была выходить из женской половины дома. Жена его была оскорблена и, не в силах вынести такого позора, повесилась. Осталось двое маленьких детей, которые жалобно плакали дни и ночи. Лю Цюань не мог перенести всего этого и так же решил покончить с собой, покинув свою родню и детей. Увидев объявление, он выразил желание доставить дыни в царство смерти. Когда он прибыл ко двору, император приказал провести его во дворец. Там на голову ему положили две дыни, в рукав засунули бумажные жертвенные деньги, а в рот вложили пилюлю с ядом.

Проглотив яд, Лю Цюань сразу умер, а душа его, держа на голове дыни, тотчас же очутилась у ворот ада.

– Ты кто такой? И как осмелился явиться сюда?! – крикнул стоявший у ворот дух-привратник.

– Я посланец императора великих Танов – Тай-цзуна. Он велел мне доставить дыни судьям смерти, – отвечал Лю Цюань.

Услышав это, дух-привратник охотно впустил его и провел прямо во дворец владыки.

– По указу императора Танов я принес вам дыни, которые он посылает вам в знак благодарности за ваше милосердие и великодушие, – сказал Лю Цюань, преподнося дыни Янь-вану.

– О, император Тай-цзун очень добродетельный человек, он вполне заслуживает доверия, – обрадованно воскликнул Владыка ада, принимая дыни. Затем он спросил, кто он такой и откуда родом.

– Я родился в Цзюньчжоу, – отвечал тот, – а зовут меня Лю Цюань. Жена моя повесилась, оставив мне двоих детей, за которыми некому было присмотреть. Поэтому я тоже решил покинуть мир. Желая послужить моей родине, я выразил готовность принести вам дыни от Танского императора, великий князь, в благодарность за ваши милости.

Выслушав его, десять судей тотчас же послали за душой его жены Цуй-лянь. Дух-посланец быстро разыскал ее и доставил во дворец властителя ада. Супругам велели изложить свое дело. Оказалось, что по Книге судеб им суждено прожить до преклонного возраста и сделаться бессмертными. Тут же был дан приказ немедленно вернуть их к жизни. Однако дух, которому было поручено сделать это, доложил:

– Душа Ли Цуй-лянь уже долгое время находится в преисподней, и я думаю, что тело ее уже разложилось. Что же делать?

– Сегодня должна умереть сестра императора – Ли Юй-ин, – сказал тогда Владыка ада. – Возьми ее телесную оболочку и вложи в нее душу Цуй-лянь.

Дух-посланец взял с собой души Лю Цюаня и его жены, чтобы вывести их из царства мрака.

Однако о том, как душам супругов удалось вернуться к жизни, вы узнаете из следующей главы.

Глава двенадцатая,

повествующая о том, как император Танов устроил торжественные моления и как бодисатва Гуаньинь явилась в своем божественном величии

Когда Лю Цюань с женой в сопровождении духа вышли из царства тьмы, их подхватил черный вихрь и понес в столицу империи Чанъань. Душу Лю Цюаня примчало прямо в беседку императора, а душу его жены Цуй-лянь – во внутренний сад дворца. В этот самый момент принцесса Юй-ин как раз прогуливалась в тени деревьев по зеленой лужайке. Сопровождавший супругов дух толкнул принцессу в грудь, и она упала. Дух вынул у принцессы душу и вселил в тело Юй-ин душу Цуй-лянь. После этого он вернулся в царство смерти, однако об этом мы говорить здесь не будем.

Находившиеся в саду служанки видели, как принцесса Юй-ин замертво упала на землю, и бросились в зал сообщить императрице, что принцесса умерла. Перепуганная императрица поспешила с этой вестью к императору.

– Так и должно было случиться, – сокрушенно покачивая головой, вздохнув, сказал император. – Когда я спросил судей смерти о судьбе моей семьи, они ответили, что ни с кем из нас ничего не случится и только сестра моя вскоре умрет. Так оно и вышло.

К месту происшествия собрались все придворные, чтобы выразить свое горе. Тут они заметили, что принцесса еще слабо дышит.

– Не шумите! Не тревожьте ее! – промолвил император. Он подошел к сестре и приподнял ее голову. – Сестра! Очнись!

В тот же миг принцесса пошевелилась и закричала:

– Муж, не торопись! Обожди меня!

– Сестра, – стал успокаивать ее император, – мы все здесь с тобой.

Тогда принцесса приподнялась и, с удивлением глядя на императора, воскликнула:

– Кто вы такой? Как смеете прикасаться ко мне?

– Да ведь это я – твой царственный брат, и царица-золовка здесь, – отвечал император.

– У меня никакого царственного брата и царицы-золовки нет, – отвечала принцесса. – Я родилась в семье Ли, и зовут меня Ли Цуй-лянь, а моего мужа – Лю Цюань. Оба мы из Цзюньчжоу. Три месяца тому назад я отдала монаху, который просил подаяния, мою золотую шпильку. Муж выбранил меня за то, что я осмелилась выйти из дому, и сказал, что я веду себя не так, как подобает замужней женщине. Не вытерпев такого позора, я повесилась на собственном поясе. Остались двое детей, они плакали день и ночь. И вот теперь император великих Танов послал моего мужа отнести дыни в царство тьмы. Но владыка Янь пожалел нас и возвратил нам жизнь. Муж шел впереди, я задержалась и хотела его догнать, но споткнулась и упала. Не будьте столь бесцеремонны со мной. Ведь я даже не знаю, как вас зовут, – зачем же вы прикасаетесь ко мне?

– Очевидно, моя сестра при падении повредила себе голову и говорит все это в бреду, – промолвил император, обращаясь ко всем, кто здесь находился.

Он приказал придворному врачевателю приготовить лекарства, а Юй-ин велел перенести во дворец.

Когда император взошел на трон, появился чиновник.

– Разрешите доложить вашему величеству: человек, которого вы послали с дынями в царство тьмы, – по имени Лю Цюань – ожил, находится сейчас возле дворца и ждет ваших указаний.

Император был изумлен и приказал тотчас же ввести Лю Цюаня. Войдя, Лю Цюань склонился перед троном.

– Расскажи, как удалось тебе доставить дыни в царство тьмы?

– Когда я очутился в царстве тьмы, – начал свой рассказ Лю Цюань, – меня провели во дворец Владыки ада. Там я увидел самого Янь-вана и преподнес ему дыни, сказав, что дыни эти посланы вами в знак вашей признательности за его благодеяния. Янь-ван был очень доволен и с большим уважением отозвался о вас. «О, император Тай-цзун очень добродетельный человек, он вполне заслуживает доверия», – сказал он.

– Что же ты видел в царстве тьмы? – спросил император.

– Пробыл я там недолго и почти никуда не ходил, – отвечал Лю Цюань. – Когда же меня спросили, откуда я родом и как меня зовут, я рассказал всю свою историю: о том, как удавилась моя жена, как я решил расстаться с жизнью и покинул свою семью, а также о том, как сам выразил желание доставить дыни в царство мрака. После этого Янь-ван тотчас же приказал одному из духов привести душу моей жены к нему во дворец. Так мы и встретились с ней. Затем Янь-ван раскрыл Книгу судеб и сказал, что нам с женой суждено бессмертие. Потом он послал духа проводить нас в царство света. Я шел впереди, жена следовала за мной. К моему великому счастью, я снова вернулся к жизни, но где сейчас моя супруга – не знаю.

– Вспомни, не говорил ли Янь-ван еще что-нибудь о твоей жене? – спросил изумленный император.

– Нет, кажется, ничего больше, – отвечал Лю Цюань. – Правда, я слышал, как сопровождавший нас дух говорил о том, что душа моей жены Лю Цуй-лянь находилась в царстве мрака очень долго и в ее тело уже невозможно вселить ее душу. На это Янь-ван сказал, что сестре Танского императора Ли Юй-ин суждено сегодня умереть, и приказал духу вселить душу Цуй-лянь в тело Юй-ин. Но где находится ваша царственная сестра – мне неизвестно, поэтому я не успел еще разыскать ее.

Император остался очень доволен и, обращаясь к присутствующим, сказал:

– Прощаясь с Владыкой ада Янь-ваном, я спросил его, какая судьба ждет мою семью. Он ответил, что все обстоит благополучно, только моей сестре осталось жить недолго. И вот, гуляя по саду, Юй-ин вдруг упала замертво; я поспешил к ней на помощь, но очень скоро она очнулась и стала звать мужа, кричала, чтобы он подождал ее. Сначала я думал, что сестра повредила себе голову при падении и заговаривается, а потом когда подробно расспросил ее, то оказалось, что ее рассказ полностью совпадает с тем, что сказал Лю Цюань.

– Ваша сестра стала говорить все это, как только очнулась, – сказал Вэй-чжэн. – А это как раз и значит, что душа жены Лю Цюаня вселилась в тело вашей сестры. Это вполне возможно. Давайте пригласим вашу сестру сюда и послушаем, что она скажет.

– Я только что приказал придворному врачу подать ей лекарство и вот не знаю, что теперь с ней, – промолвил император и приказал придворным дамам пойти пригласить принцессу.

Когда посланные пришли во дворец, они услышали, как принцесса кричит:

– Что еще за лекарство вы мне даете? Разве это мой дом?! Я живу в скромном доме, крытом черепицей, а не в этих противных огромных желтых палатах, разукрашенных и блестящих! Отпустите меня! Отпустите!

Она продолжала кричать и тогда, когда несколько придворных дам и евнухов, поддерживая ее, привели в зал.

– А ты узнаешь своего мужа? – спросил император.

– Да что спрашивать об этом! – воскликнула Юй-ин. – Как же я могу не узнать его, если мы были помолвлены с детства и я имею от него детей?!

Тогда император приказал свести ее с трона.

Как только принцесса увидела Лю Цюаня, она сразу же бросилась к нему и закричала:

– Дорогой мой муж! Почему же ты не подождал меня? Я споткнулась и упала, а когда очнулась, то увидела, что возле меня столпились эти бесцеремонные люди. Что же это такое происходит?

Лю Цюань стоял в нерешительности, не зная, что делать. По голосу говорившая, несомненно, была его женой, но наружность ее ничего общего с наружностью его жены не имела.

– Это поразительное событие! – воскликнул император Танов. – Где это видно, чтобы живого человека подменяли умершим?

И добродетельный император велел передать Лю Цюаню все принадлежавшие принцессе сундуки с туалетами, платья, головные украшения, словно выдавал за него замуж свою сестру. Кроме того, он приказал заготовить указ о пожизненном освобождении Лю Цюаня от всякого рода повинностей и работ, а затем отпустил супругов домой. Муж и жена, отблагодарив императора за оказанное им благодеяние, радостные вернулись к себе на родину.

Это необыкновенное событие воспето даже в стихах:

 
И рожденье и смерть
Начертаньям судьбы подвластны,
 

 
Жизни вымерен срок —
Он не может быть больше иль меньше,
 

 
Лишь один Лю Цюань
Путь нашел из подземного царства —
 

 
И вселилась душа Цуй-лянь
В тело Юй-ин умершей…[47]47
   Стихи в обработке В. Гордеева.


[Закрыть]
 

Итак, простившись с императором, супруги направились прямо в город Цзюньчжоу. Там они нашли свой дом в полном порядке, а детей в добром здравии и отныне стали прославлять свое имя добрыми делами. Но об этом мы рассказывать здесь не будем.

Вернемся теперь к сановнику Юй Чи-гуну, который, захватив с собой золото и серебро, отправился в провинцию Хэнань, город Кайфын, чтобы найти Сян Ляна и вернуть ему долг. Сян Лян работал водоносом и, кроме того, вместе со своей женой по имени Чжан-ши торговал у ворот дома гончарными изделиями. Они тратили из своего заработка лишь на самое необходимое, а все остальное расходовали на богослужение или же накупали жертвенные деньги и, сжигая их, совершали жертвоприношения. За все их добрые дела небо ниспослало им благополучие. Поэтому и получилось так, что в этом мире они были людьми весьма добродетельными, но очень бедными, зато в царстве мрака у них скопились большие деньги.

И вот, когда сановник Юй Чи-гун в сопровождении большого количества экипажей прибыл к хижине с грузом денег, супруги были до того перепуганы, что не знали, что и делать. Онемев от ужаса, они упали перед сановником на колени и без конца отбивали поклоны.

– Встаньте, почтенные люди, – промолвил сановник. – Я прибыл сюда по поручению нашего императора лишь для того, чтобы вернуть вам деньги, которые вы одолжили ему.

– Мы никогда никому не одалживали денег, – дрожа от страха, отвечали супруги, – как же мы можем принять богатство, которое не принадлежит нам?

– Мне известно, что вы люди бедные, – продолжал Юй Чи-гун, – однако благодаря тому, что вы помогаете монахам и постоянно сжигаете жертвенные деньги в честь духов, у вас в царстве мрака скопились большие деньги. На днях наш император провел три дня в царстве мрака. Когда он возвращался в царство света, ему понадобились деньги, чтобы откупиться от преследовавших его духов. Пришлось позаимствовать из ваших накоплений. И вот сейчас я прибыл сюда для того, чтобы вернуть вам долг. Вы можете проверить это, тогда я вернусь и доложу императору о том, что его указ выполнен.

Однако супруги Сян Лян только кланялись и никак не решались взять деньги.

– Если мы примем все это богатство, – говорили они, – нам скоро придет конец. Мы, как люди верующие, действительно совершали жертвоприношения, но никому об этом не говорили. Да, кроме того, где доказательство, что император занял именно наши деньги? Нет, мы не можем на это согласиться.

– Да ведь в качестве поручителя за его величество выступил сам судья Цуй Цзюе, так что вы уж лучше примите эти деньги, – уговаривал Юй Чи-гун.

– Нет, мы скорее умрем, чем согласимся на это, – стояли на своем супруги.

После столь упорного отказа сановнику Юй Чи-гуну не оставалось ничего другого, как послать гонца к императору. Прочитав донесение о том, что супруги Сян Лян отказываются от денег, император промолвил:

– Это поистине очень высокая добродетель.

Затем он приказал сановнику Ху Цзин-дэ выстроить на эти деньги храм в честь супругов, возле храма поставить статуи мужа и жены и совершить богослужение, считая, что этим самым он возместил свой долг.

Ху Цзин-дэ поклонился в сторону дворца, выражая благодарность за великую милость, и объявил волю императора. Затем был куплен свободный участок земли в пятьдесят му, на который не могли бы претендовать ни военные чины, ни гражданские, и на нем воздвигнут храм. По обеим сторонам у входа были поставлены статуи супругов Сян. Кроме того, на большой плите выгравировали надпись, гласящую о том, что постройка храма производилась под наблюдением сановника Юй Чи-гуна.

Этот храм, называемый Дасянго, стоит до сих пор.

Когда императору доложили о том, что храм выстроен, он остался очень доволен. Затем он призвал к себе сановников и приказал им объявить о том, что из разных мест приглашаются монахи для совершения заупокойной службы о спасении душ умерших. Извещения об этом были разосланы по всей стране. Чиновники выбирали монахов, отличающихся ученостью и благочестием, и примерно через месяц все они собрались в Чанъане. Тогда император приказал главному астроному Фу И выбрать из собравшихся монахов наиболее достойного и поручить ему провести богослужение. В ответ на этот указ Фу И представил письменный доклад с просьбой не приступать к сооружению буддийской пагоды, утверждая, что никакого Будды не существует. Учение Запада не признает отношений между господином и подданным, отцом и сыном. По этому учению существует три стадии наказания и шесть стадий перевоплощения, которыми и одурманивают простой народ.

 
Распространенное на Западе учение
Не требует от сыновей почтения.
Покорности властям не признает,
Три наказания, шесть перевоплощений —
Дурман, которым опоен простой народ;
Познав всю мерзость заблуждений прежних,
Ты обеспечишь счастье впереди,
Чтоб уберечь себя от мыслей грешных,
Священное писание тверди.
Жить долго будешь ты на свете или мало, —
Природы тайна – кто в нее проник?
Но горе, счастье, милость и опала
Зависят только от земных владык:
Твердят теперь невежды повсеместно,
Что это все приносит людям Будда, —
Разоблачить нетрудно эту ложь:
Пять императоров, три князя в Поднебесной
Совсем недавно правили – и все ж
При них о Будде не было известно,
Никто не знал ни кто он, ни откуда,
Но были преданны тогда чины и войско,
Сановники умны и прозорливы,
И до глубокой старости в довольстве
И счастье жил народ трудолюбивый.
Но Мин-ди Ханьский Будде поклоненье
Ввел, – и с тех пор учение пустое
Идет из поколенья в поколенье,
Нарушив все исконные устои[48]48
   Стихи в обработке В. Гордеева.


[Закрыть].
 

Ознакомившись с этим докладом, Тай-цзун передал его на обсуждение своим сановникам. И вот вперед выступил первый министр Сяо Юй; склонившись перед императором, он промолвил:

– Учение Будды процветает уже в течение многих веков, оно сеет добро и борется со злом, тем самым способствуя укреплению государства. Поэтому отказываться от этого учения было бы неразумным. Будда – святой человек, и тот, кто осмеливается порочить его учение, нарушает закон. Поэтому я прошу сурово наказать выступающих против учения Будды.

Между Фу И и Сяо Юем разгорелся спор. Один говорил, что добродетель заключается в служении своему государю и своим родственникам, а учение Будды проповедует отказ от родных и отрешение от мира. Тем самым оно призывает народ к сопротивлению императору и восстанавливает детей против родителей. А Сяо Юй хотя и не буддист, но сторонник учения, отрицающего повиновение родителям. Тот же, кто отрицает учение о почитании старших, не признает родителей. Тут Сяо Юй, почтительно сложив руки и кланяясь императору, сказал:

– Ад создан именно для таких людей, как Фу И.

Тогда Тай-цзун велел подойти сановникам Чжан Дао-юаню и Чхан Ши-хэну и спросил их: можно ли, почитая буддизм, достигнуть счастья и как вообще следует относиться к этому учению.

На это сановники отвечали следующее:

– Учение Будды проповедует очищение от грехов, гуманность и всепрощение и ведет к добру, но Будда – это лишь имя, так как конечная цель буддизма – нирвана. Со времен императора У-ди, династии Чжоу, конфуцианство, даосизм и буддизм существовали одновременно, и на протяжении веков народ почитал их. Еще в древности говорили, что нет ничего выше, чем три религии. Эти религии нельзя ни уничтожить, ни забыть. Все это мы и осмелились представить на высочайшее рассмотрение вашему величеству.

Император остался очень доволен и сказал:

– Ваши слова, несомненно, справедливы, и тот, кто выступит против них, будет сурово наказан.

После этого император приказал Вэй-чжэну, Сяо Юю и Чжан Дао-юаню созвать всех собравшихся буддийских монахов и выбрать из них наиболее добродетельного и достойного священнослужителя, который руководил бы церемонией богослужения. Выслушав императора, присутствующие почтительно склонились перед ним в знак благодарности и разошлись.

С этого времени учение Будды укрепилось в стране, а у того, кто поносил или порицал это учение, отсекали руку.

На следующий день три сановника созвали монахов и в храме гор и рек произвели тщательную проверку, выбрав из среды монахов наиболее достойного.

 
Он принял имя Золотой цикады —
Земного воплощенья божества,
И небом удостоен был награды —
Услышать Будды мудрые слова.
Его душа с рождения казалась
Запутанной в сетях молвы мирской,
У злых людей кипела в сердце зависть,
Но не терял он мудрость и покой.
На жизненном пути его немало
Должно случиться было разных бед.
В великой императорской столице
Придворным был его известный дед,
Отец его – хайчжоуский начальник.
Прославленный познаний глубиной, —
Но сына ожидал удел печальный —
Младенцем он тонул в воде речной.
Течение несчастного помчало
Вниз по реке с огромной быстротой
И выбросило на берег песчаный
На остров пред Горою Золотой.
И местный настоятель монастырский
Решил его вскормить и воспитать,
Но юноша с монахом распростился,
Чтоб отыскать свою родную мать.
Потом в столицу он стопы направил,
Почтить визитом деда-старика,
Но полководец-дед тогда возглавил
Громившие разбойников войска.
С отцом он снова очутился вместе,
Когда покинул тот загробный мир,
Он удостоен был владыкой чести
И всех в стране заслугами затмил.
Но гордо он отверг мирскую почесть
И вновь монахом сделался простым.
Чтоб знания расширить и упрочить,
Пошел в Хунфу – известный монастырь.
И вот – с буддийским, истинным ученьем
Все мысли навсегда свои связал,
Был в мире прозван «Быстрое теченье»,
Монашеское имя – Сюань-цзан[49]49
   Стихи в обработке В. Гордеева.


[Закрыть].
 

В тот же день весь народ оповестили об избрании Сюань-цзана распорядителем церемоний. Этот человек с детства был посвящен в монахи и еще в раннем возрасте принял обет воздержания и поста. Его дед, Инь Кай-шань, был главнокомандующим при царствовавшей в то время династии. Отец – Чэнь Гуан-жуй – получил первую ученую степень на экзаменах и был назначен академиком императора. Все стремления Сюань-цзана были направлены на то, чтобы постичь великое учение Будды. Его не интересовали ни почести, ни слава. Он всем сердцем стремился к тишине и покою. Это был человек добродетельный, благородного происхождения. Не было такой книги из священного писания, которую бы он не знал: каждое божественное слово Будды находило понимание в его сердце.

И вот три сановника, ликуя, привели Сюань-цзана к трону императора. Когда были закончены церемонии приветствия, сановники сказали:

– Во исполнение вашей монаршей воли мы выбрали распорядителем церемонии этого достойного монаха, его зовут Чэнь Сюань-цзан.

Император глубоко задумался и затем сказал:

– Уж не приходитесь ли вы сыном ученому Чэнь Гуан-жую?

– Совершенно верно, – отвечал Сюань-цзан, низко кланяясь императору.

– О! Тогда выбор сделан вполне правильно, – с удовлетворением промолвил император. – Я слышал, что человек этот святой и весьма добродетельный. Жалую вас званием главы всех монахов и всей религии в стране.

Сюань-цзан снова склонился перед императором и принял это почетное звание. Затем ему были пожалованы парчовая, шитая золотом ряса и шапочка буддийского монаха. Император приказал ему с должным усердием относиться к своим обязанностям и как подобает провести богослужение. После этого был написан указ, в котором император повелевал Сюань-цзану отправиться в храм Воплощения и выбрать счастливый день для проведения церемонии.

Получив приказ, Сюань-цзан поклонился императору и, покинув дворец, проследовал прямо в храм Воплощения, где призвал к себе монахов. Они привели в порядок места для самосозерцания, развесили изображения Будды, приготовили музыкальные инструменты. Он выбрал тысячу двести наиболее достойных монахов и велел им совершить богослужение в трех храмах – верхнем, среднем и нижнем. Все ритуальные предметы были в полном порядке расставлены перед изображением Будды.

Счастливый день, в который предстояло совершить богослужение, приходился на третий день девятого месяца. Заупокойная служба должна была продолжаться семь седмиц, то есть сорок девять дней. Обо всем этом Сюань-цзан доложил императору. Сам Тай-цзун, его семья, императорский двор и все гражданские и военные чиновники пожаловали на богослужение в точно установленное время. Они возжигали благовония и слушали проповеди.

В тринадцатый год Чжэнь-гуаня, в третий день девятого месяца Чэнь Сюань-цзан – распорядитель церемонии богослужения – собрал тысячу двести высших священнослужителей, и вот в храме Хуашэнсы в городе Чанъань началось богослужение, чтение священных книг и пение псалмов.

Император по окончании утренней аудиенции в сопровождении множества сановников – гражданских и военных – сошел с трона, сел в императорскую карету, украшенную изображениями фениксов и драконов, и направился прямо в храм Хуашэнсы для возжигания благовоний. Императорский выезд был поистине великолепен:

 
В бескрайнем небе разлилось благоуханье
Над миром, ярким солнцем озаренным,
Чиновники в парадных одеяньях
Стоят двумя рядами перед троном;
По сторонам взметнулись к небу стяги,
И добрый ветер шелестит шелками,
И полководцы, полные отваги,
Сжимают древки алебард руками.
Фонариков сверкают вереницы,
Струится из курильниц дым и тает,
За рыбою ныряют в воду птицы,
И смелый коршун в облаках летает.
Стремится в небеса дракон огромный,
И феникс в танце закружился плавном,
У трона – справедливый люд чиновный —
Владыка мудрый святостью прославлен!
Так прежде Шунь и Юй в свое правленье
Держали мир в довольстве непрестанном,
Так всем на десять тысяч поколений
Покой дарован Яо был и Таном.
Чиновники богато разодеты,
На каждом драгоценностей немало,
Из пестрой яшмы сделаны браслеты,
Из фениксовых перьев – опахала,
Их медленные плавные движенья
Рождают легкий ветерок прохладный,
Дракона на груди изображенье
Украсило парадные халаты.
Была и величава и пышна
Торжественно шагающая свита!
Сверкали золотые ордена,
Чтоб солнце было легкой тенью скрыто.
Идет в рядах могучая охрана,
И двигается тихо колесница,
Владыка Будду почитает рьяно
И неустанно к истине стремится[50]50
   Стихи в обработке В. Гордеева.


[Закрыть].
 

* * *

Когда пышный выезд Танского императора остановился у храма, последовал приказ прекратить музыку. Император сошел с колесницы, в сопровождении сановников вошел в храм, поклонился статуе Будды и возжег благовония. Когда эта церемония была закончена, император поднял голову, и перед ним открылась прекрасная картина:

 
Шелка знамен слегка затрепетали,
Когда прохладный ветер пробежал,
И отраженный пестрыми зонтами
Огонь зари был необычно ал.
Стояло в центре Будды изваянье
И статуи Лоханей по бокам.
Сандала дым, дразнящий обонянье,
Из храма уносился к облакам.
В великолепных вазах из фарфора
Букетов красота еще видней,
И на подносах – фруктов красных горы,
Совсем недавно сорванных с ветвей.
И на столах изысканные яства,
И, выстроившись в ряд, жрецы поют,
Несчастному вымаливая счастье,
А бесприютным – ласку и приют[51]51
   Стихи в обработке В. Гордеева.


[Закрыть].
 

Тай-цзун и сопровождавшие его сановники, неся благовонные свечи в руках, совершили поклонение перед золотым изваянием Будды, а затем поклонились также статуям Лоханей. Затем распорядитель церемоний Чэнь Сюань-цзан собрал всех монахов для воздания почестей императору. Когда и эта церемония была закончена, монахи разделились на группы и начали богослужение. Распорядитель церемоний поднес текст молитвы за спасение усопших императору. Текст молитвы гласил:

Тай-цзун и сопровождавшие его сановники, неся благовонные свечи в руках, совершили поклонение перед золотым изваянием Будды, а затем поклонились также статуям Лоханей.

 
Добродетели
Конца и края нет,
 

 
Воцарилась
В храме тишина.
 

 
Проникает
В душу чистый свет,
 

 
К Трем мирам
Уносит вдаль волна,
 

 
Перевоплощений
Длинный ряд
 

 
И проникновенье
В Инь и Ян
 

 
Тело укрепят
И закалят.
 

 
Тот бессмертен,
Кто познал «чжэнь-чан»!
 

 
…Но к душе
Умершего в изгнанье
 

 
Да не потеряет
Состраданье!..
 

 
А святой наказ
Гласит о том,
 

 
Что монахов
Следует собрать,
 

 
В суть ученья вникнуть —
И потом
 

 
Смысл канонов всех
Пересказать.
 

 
Пусть ученью
Двери распахнут,
 

 
Милосердию
Дадут простор,
 

 
В море зла
Еще живых спасут.
 

 
Шесть путей пройдут:
Увидит взор
 

 
Самые большие
Устремленья —
 

 
И от бед
Наступит избавленье!
 

 
На дорогу Истины
Ступить,
 

 
В хаосе
Найти благой удел,
 

 
Прекратить движенья —
И застыть,
 

 
Чтобы мутный хаос
Просветлел![52]52
   Перевод стихов И. Голубева.


[Закрыть]
 

Далее шли следующие строки:

 
Поверх курильниц медленно струится
Дым фимиама сладкий в храме душном,
Секрет таят священных книг страницы —
Как дать свободу бесприютным душам.
И вот уж неба к ним спустилась милость,
Они выходят навсегда из ада.
Молиться будем, чтоб установились
В стране навек спокойствие, отрада[53]53
   Стихи в обработке В. Гордеева.


[Закрыть].
 

Прочитав это, Тай-цзун остался очень доволен и, обращаясь к монахам, сказал:

– Вы с чистым сердцем относитесь к своему делу и к делу служения Будде. Я щедро награжу вас, и вы с миром вернетесь домой, зная, что не напрасно потратили время.

Монахи почтительно склонились перед императором. После богослужения император сел на колесницу и вернулся во дворец. А по истечении семи дней богослужение возобновилось, и императора снова пригласили для возжигания благовоний. К вечеру все сановники стали расходиться по домам. Перед ними открылся вечерний пейзаж:

 
Солнце поблекло —
близок его заход,
 

 
А пустота ниспростерта
на тысячи ли.
 

 
Черные вороны
свой прекратили полет.
 

 
И, опустившись на землю,
покой обрели…
 

 
Трубы дымятся,
покой безмятежен, глубок,
 

 
Вот уже город
в ночных переливных огнях,
 

 
Это и есть
установленный ранее срок —
 

 
Час твоего появленья,
буддийский монах[54]54
   Перевод стихов И. Голубева.


[Закрыть].
 

На следующее утро священнослужители снова пришли в храм и продолжали богослужение, однако говорить об этом мы пока не будем.

Вернемся теперь к бодисатве Гуаньинь; она, как мы знаем, в поисках добродетельного человека, который должен был отправиться за священными книгами и доставить их в Китай, по повелению Будды прибыла в Чанъань с горы Путошань из-за Южного моря. Прошло много времени, а она все не встречала человека, который обладал бы необходимыми добродетелями. Но вот она услышала о том, что император Тай-цзун устраивает богослужение и главным распорядителем церемонии назначил наиболее достойного священнослужителя. Узнав, что этот священнослужитель не кто иной, как Монах, прибитый течением реки, сын Будды, сошедший из рая, тот, рождению которого она способствовала, ниспослав Духа Вечерней звезды, бодисатва осталась очень довольна и, захватив данные ей Буддой драгоценности, отправилась с Мокшей на рынок продавать их.

Может быть, читатель спросит: «Что это за драгоценности?» А это как раз и были драгоценная парчовая ряса и монашеский посох с девятью кольцами. Кроме того, у нее были три золотых обруча для обуздания непокорных, но их она оставила у себя, так как они могли ей пригодиться.

В это время по улицам бродил один невежественный монах, который не попал в число избранных для богослужения. Увидев бодисатву Гуаньинь, переодетую жалким монахом, в лохмотьях, босую, с непокрытой головой и сверкающей на солнце рясой в руках, монах вспомнил, что у него еще остались кой-какие деньжата, и, подойдя к бодисатве, крикнул:

– Эй ты, паршивый монах! Сколько хочешь за свою рясу?

– За рясу – пять тысяч лян, а за посох – две тысячи, – ответила Гуаньинь.

– Ах вы, проклятые монахи, с ума вы, что ли, спятили? – воскликнул монах. – Запрашивать семь тысяч лян за такие грубые, скверные вещи! Даже средство, дающее бессмертие или же возможность стать Буддой, не стоило таких денег. Забирайте-ка свое барахло и живо убирайтесь отсюда! Все равно вам его не продать!

Гуаньинь не стала спорить с монахом и отправилась с Мокшей дальше. Шли они довольно долго и наконец достигли ворот Дунхуа. Здесь они повстречались с самим Сяо Юем, первым сановником, который возвращался домой с аудиенции императора. Его свита расчищала ему путь. Но Гуаньинь даже не подумала отойти в сторону, она стояла посреди дороги, держа в руках рясу и ожидая приближения сановника. Подъехав, Сяо Юй остановил коня и, увидев ослепительно сверкающую рясу, приказал слуге спросить, сколько она стоит.

– Пять тысяч лян – за рясу и две тысячи лян – за посох, – отвечала бодисатва.